Да-дах!
Гулкий выстрел эхом прокатился над полем и, отразившись от невысоких деревьев рощицы, вернулся обратно.
Да-дах!
Второе орудие подалось назад, выпуская очередной снаряд в сторону цели.
А около других орудий уже суетился расчет, перезаряжая пушки.
Шла работа.
Обычная, повседневная, столь привычная для многих.
Хорошо отлаженный механизм артиллерийской батареи работал как часы. Добротные, качественно и с умом сделанные, старой доброй немецкой сборки. Никто никуда не бежал, торопясь выполнить что-то важное. Подносчики боеприпасов своевременно подтаскивали к орудиям очередные снаряды. Телефонист, держа у уха трубку, выслушивал пояснения корректировщика и передавал их сидящему рядом командиру взвода.
А командир батареи — чисто выбритый и подтянутый, как и положено образцовому офицеру, стоял чуть поодаль, похлопывая свежесрезанным прутиком себя по сапогу.
Он не вмешивался в действия своих подчиненных — в этом не было никакой необходимости. Не первый раз — и не первый год, выполняли они хорошо знакомую работу — вели огонь. Кто в данный момент находился там — в точке падения снаряда, его не интересовало абсолютно. Красные, зеленые, русские или готтентоты — всё равно. Главное — они были целью. Теми, кого надо уничтожить, дабы не мешали они своими глупыми попытками к сопротивлению неумолимому продвижению победоносных германских войск. Это — было главным, всё прочее не стоило и мимолетного внимания.
Капитан смотрел вперед, но как бы сквозь своих солдат. Тем не менее, он ухитрялся замечать даже самые незначительные (на первый взгляд) мелочи.
"Гофман опять запоздал с выдачей целеуказания! А ведь телефонист сообщил ему всё ещё минуту назад! Колеблется… это не к лицу офицеру! Обер-лейтенант должен выказывать уверенность и спокойствие, а он грызёт карандаш! Волнуется? В чём-то неуверен? И всё это — перед лицом солдат… плохо… После окончания стрельбы надо будет мягко ему на это указать…"
Но капитан не сдвинулся с места. Поправлять или, тем более, отстранять от командования молодого офицера он не собирался — это стало бы болезненным ударом по самолюбию обер-лейтенанта. Ладно… будет ещё время для отеческого внушения. Все когда-то начинали так, ошибались, волновались… даже и промахивались! Ничего. В первый раз руководить огнем батареи — действительно непросто. Пусть привыкает…
И поэтому командир батареи остался на своем месте. Он даже и не подумал обернуться назад и окинуть взглядом обстановку за спиной — зачем? Там стоят, положенные по уставу, часовые. Случись что — они выполнят свой долг.
Возможно, так оно и произошло бы.
Во всяком случае, именно так всегда и случалось на учениях и в боях на территории Польши и Франции — там они проявляли должную осторожность и внимание. Да и кто им мог помешать? Отдельные, бродящие вдоль дорог, пока ещё не пленные, беглецы из разбитых частей?
Это немецкому-то солдату? Ха!
Но здесь — здесь не Франция.
И не Польша.
Да и не разъезжали по дорогам Европы немецкие танки, захваченные противником. Особенно — в немецком же тылу.
В непосредственной близости от позиций дивизионной артиллерии.
И когда на поле появились танки, неторопливо идущие сзади на батарею, часовой не стал стрелять. Он вышел на дорогу и поднял в предостерегающем жесте руку. Мол, камрады, вы свернули не в ту сторону!
Эта дорога ведет не туда!
И головной танк остановился. Затормозили и все остальные.
Лязгнула крышка люка. И над башней поднялся недовольный командир танка.
Офицер — на плечах куртки были заметны погоны.
Он не стал подзывать к себе часового — тот на посту! Не стал показывать свою власть и превосходство — спустился на землю сам.
— В чем дело? — сухо осведомился танкист, подходя ближе. — Почему мы не можем двигаться дальше?
— Прошу прощения, герр обер-лейтенант, но дальше проезда нет! Вы движетесь прямо на позиции наших пушек!
— Но нас направили заткнуть прорыв красных!
— Каких красных, герр обер-лейтенант? До линии фронта два километра!
— Но нам сообщили об их контратаке! Да и орудия ваши — они-то по кому ведут огонь?
— Впереди нас наступал пехотный батальон… возможно, наша батарея обстреливает деревню, которою они должны были взять…
— Где это?
— Вон там, герр обер-р-р-р…х-р-р…
Осторожно опустив на землю тело часового, офицер вытер об его мундир нож.
Обернувшись, махнул призывно рукой.
От остановившихся танков подбежало несколько человек.
— Значит так, товарищи, до линии фронта — два километра. Там сейчас немецкий батальон штурмует деревеньку, а эти пушки, — кивнул Алексей в сторону, откуда раздавались орудийные выстрелы, — прикрывают атаку. Раз есть потребность в артиллерийской поддержке — значит, там оборона крепкая! Пройти мимо нельзя — пушкари нас в спину разделают в пять минут. Как только поймут, что здесь не свои. Так что — ставлю задачу…
Услышав рев танкового мотора, командир батареи всё-таки обернулся назад — слишком уж близко взревели моторы. Это ещё что? Танки? Здесь? Зачем?
Не сказать, что он сильно удивился — у командования могли быть и свои резоны, капитану неизвестные. Но в любом случае — танки шли прямо на позиции артиллеристов и могли помешать работе батареи. Тем более что двигались они не походной колонной, а строем фронта, занимая достаточно большое пространство. Возможно, что развертывать технику в боевой порядок за два километра до линии боевого соприкосновения — есть чья-то "гениальная" задумка, но вот именно сейчас командир батареи менее всего был склонен к теоретическим рассуждениям. Они мешают работе его солдат — вот, что сейчас главное!
Обернувшись к ближайшему танку, капитан решительно поднял руку, приказывая тому немедленно остановится.
На башне Т-2 запульсировал огненный цветок — немец не успел даже удивиться…
Пулеметная очередь смахнула офицера, и танк, вырвавшись на пригорок, притормозил. Батарея лежала перед атакующими — как на блюдечке!
Атаковать в лоб стопятимиллиметровые орудия, даже и на танке, затея не самая удачная. Так то — в лоб!
А вот так… зайдя со спины…
Брызнул осколками телефонный аппарат — и захрипел, пуская кровавые пузыри из простреленной груди, телефонист. Ткнулся лицом в карту обер-лейтенант. Осел на бегу, выронив под ноги снаряд, подносчик боеприпасов.
Словно свинцовая метла прошлась по орудийным дворикам!
Танки и бронемашина, выстроившись в линию, беспощадно молотили по артиллеристам из всех пулеметов. Повыскакивавшие из машин бойцы, быстро развернувшись в цепь, внесли и свой вклад в этот огненный шторм.
Немецкая батарея четырехорудийного состава насчитывает в своих рядах менее ста человек.
Насчитывала…
Почти все они так и остались лежать около своих орудий. Увлеченные стрельбой, солдаты составили свои карабины неподалеку от пушек, не рассчитывая на то, что им вдруг придется их использовать. Тыл ведь… пусть и ближний! Пока ещё сюда дойдут эти русские… Увы, суровая действительность, в очередной раз, оказалась несколько непохожей на бравые речи штатных пропагандистов.
Русские пришли. И как всегда — неожиданно! В который уже раз…
Повинуясь указующим жестам командира, танки расползались в стороны, охватывая батарею полукольцом. Мало ли…
Спрыгнув на песок, Ракутин подозвал старшину.
— Хромлюк! Пушки к взрыву подготовить! Зарядить — и толовую шашку изнутри в ствол банником затолкать!
— Товарищ капитан!
Алексей обернулся.
— В чем дело?
Тракторист — тот самый, из артиллеристов.
— Слушаю вас, товарищ сержант!
— Может, пока не станем орудия подрывать? Можно ведь и немцам из них гостинчика послать!
— И кто пошлёт? Зарядить-то мы сможем… да, только для того, чтобы на километр стрельнуть — одного этого недостаточно!
— А я и пошлю.
— Управишься? Один-то?
— Отчего ж один, товарищ капитан? Десяток-то бойцов, нешто, не дадите в помощь?
— А… — мысль-то верная! — А огонь корректировать кто будет?
— Покумекаем…
— Так… Старшина!
— Я, товарищ капитан, — пробасил Хромлюк.
— Десять бойцов — сержанту в помощь! Осмотреть батарею, оружие, боеприпасы, документы — собрать! Установить пулеметы, обеспечить круговую оборону! Танки замаскировать — вон вокруг сколько кустов, да ям! Закатить в яму (вспомнился вкопанный у дота Т-26), чтоб только башня торчала! Да ветками сверху прикрыть!
Радиопереговоры.
— У аппарата Николаев.
— Здесь Ракутин — задание выполнено. Всех нашли и вышли к своим.
— Где вы находитесь?
— Квадрат 24–11. В деревне. Группа полкового комиссара выходит уже через десять минут. Жду указаний.
— Сопроводить группу до отметки четырнадцать по вашей карте. Там вас встретят. Передать трофейную технику и вооружение. Дальнейшие указания получите на месте. Об исполнении — доложить!
— Понял вас. Выполняю.
— Вот так, товарищ майор, — развел руками Алексей. — Увы, но ничем вам помочь не могу — приказ! Разве что пулеметов могу оставить парочку — этого добра много! Снарядов к сорокапятке тоже хватает, могу поделиться.
— И то хлеб… — вздохнул майор. — Может… и пушку трофейную тоже оставите?
— Не могу, товарищ майор — обязан сдать, согласно приказу.
Сгрузив с захваченного тягача четыре трофейных пулемета и несколько ящиков со снарядами и патронами, капитан отдал команду на выдвижение.
А на душе скребли кошки — неслабо так, всеми лапами зараз. Ведь не удержат же деревню! Подтянут немцы ещё пушки, авиация долбанет — и всё, крандец обороне. Даже окопов толком вырыть не успели ещё, так, больше по воронкам да ямкам все сидят. В домах огневые точки устроили — так против снаряда это не самое хорошее укрытие.
И снова пыль… жарко, солнце светит, словно стараясь выжечь своими лучами все живое. Танки и броневик идут на максимально возможной сейчас скорости, стараясь побыстрее достичь указанной точки. Длинный пыльный хвост повисает над колонной и сносимый ветром в сторону, делает её видимой издалека. Головная тридцатьчетверка резво вскакивает на бугор, и высунувшийся из люка танкист осматривается по сторонам. Нормально… можно ехать.
Взмах флажками над головой — следуй за мной!
И опять ныряют машины в пылевое облако…
Покачиваясь на сиденье, Ракутин разглядывал карту. Ещё километров десять… или чуть больше. Вот и отметка, около которой их должны ожидать.
Блямс!
Танк резко затормозил, и капитан неслабо приложился головою о броню.
М-м-мать!
— Лихачёв! Аккуратнее! Не дрова везешь!
— Обстрел, товарищ капитан! Назад надо!
Бум!
Ослабленный толщиной брони бабахнул близкий взрыв.
Ох, ты… Вот тебе и здрасьте…
Т-2 отползал назад, поводя башней в поисках противника.
Бум!
Ещё один снаряд рванул справа.
Сорок пять миллиметров — автоматически отметило подсознание. Не трехдюймовка — у неё разрыв сильнее.
Распахнув люк, Алексей выглянул наружу.
Так, вот и комиссарский броневик — цел.
Т-3… и второй тоже здесь.
Тягач с пушкой.
А тридцатьчетверка?
Бум!
Так это по ней бьют?
Бум!
Похоже…
Спрыгивая из кузова единственного оставшегося грузовика, разбегались в стороны бойцы. Лязгнул металл — от тягача отцепляли пушку.
— Лихачев! Ту ямку видишь?
— Ну!
— В неё и заползай! А я к вершине холма пробегусь — кто там такой шустрый выискался?
Не успел, однако, капитан пробежать и сотни метров, как навстречу ему попалось трое бойцов — экипаж тридцатьчетверки. На руках они тащили четвертого — бойца, назначенного командиром экипажа.
— Что с ним?
— Контузило, видать. Первый же снаряд в башню попал…
— А стрелял кто?
— Да черт их разберет, товарищ капитан… Мы толком и разглядеть-то не успели…
— С танком что?
— Гусеницу перебило. Ехать теперь не можем… и башню заклинило.
— Ладно! Тащите его к броневику — там военврач глянет!
Час от часу не легче! Неужто, немцы прорвались?
Так… вот и верхушка бугорка, здесь и приляжем.
Вытащив из чехла бинокль, Ракутин протер линзы. Хорошая штучка — умеют же немцы делать такие вещи!
Приближенные оптикой, прыгнули вперед редкие деревца — там ещё клубилась пыль, поднятая выстрелами. Там, значит, стоит пушка… или две?
Наверное, всё-таки две — уж больно часто рвались снаряды.
А танкисты этого не увидели… впрочем, ничего удивительного тут нет. Из-под брони, обзор совсем другой, да и бинокля у них не имелось.
Шорох — сзади подползают двое бойцов с пулеметом. Правильно, мало ли кто там любопытный отыщется… да не ровен час — с какой-нибудь бякой…
Опа! Точно — отыскался! И даже не один…
От деревьев, забирая влево, торопливо двигались маленькие фигурки — три человека. Так и есть — разведку выслали.
Пыль они там, наверняка, видели. Танк подбитый — вот он, на выезде из ложбины стоит. Но ведь кто-то ещё и следом ехал? Не один же танк такую пылюку поднял — вон, до сих пор ещё вся не улеглась!
Ну-ну, ребятки, давайте… здесь вам ваша пушка не очень-то поможет… от пулемета на относительно ровном месте не уйти. Нам, чтобы бегущих уконтрапупить, и пары очередей хватит, да пока ещё ваш наводчик сообразит…
А разведка спешила. Троица самозабвенно перла вперёд с такой скоростью, что Алексей на мгновение опешил — у них все дома? Мало ли кто тут, в ложбине, ещё сидит? Надо же и думать иногда!
Но нет — чешут в открытую! Ага, можно подумать, от нескольких выстрелов (удачных, что ни говори) тут все разбегутся по степи с невозможной скоростью. И никого поймать уже не успеют… вот и бежали разведчики. Торопились, помогая друг другу преодолевать какие-то промоины, ямки… поддерживали, подавая руку. И поблескивали на солнце острия примкнутых штыков…
Стоп…
Что поблескивало?
Штыки.
Ещё раз — стоп!
Немецкий штык — он ножевой. Как раз на поясе такой и висит. Но он — плоский и отблеск дает всей боковой поверхностью клинка.
А здесь — блестит только острие.
Как у нашего родного штыка от трехлинейки.
Но у немцев — таких штыков нет…
И как прикажете это понимать? По нам что — свои стреляли?! Ох, сейчас у меня кто-то огребёт…
Дождавшись подхода разведки, Ракутин окликнул.
— Стой! Кто идёт?! Пароль!
Услышав такой вопрос, бойцы растерянно завертели головами — помнят-таки устав! И знакомая команда как-то враз поставила их на место.
А капитан продолжал.
— Старший группы ко мне — остальные на месте!
Всё, сломались…
— Красноармеец Федюнин, товарищ капитан! — вытянулся перед Алексеем невысокий боец.
— Капитан Ракутин — особый отдел штаба армии.
Боец сник — вот это попал…
— Кто приказал открыть огонь по колонне? — капитан ткнул рукой в сторону тридцатьчетверки.
— Лейтенант Горяев… наш командир.
— Да? Ну что ж, товарищ Федюнин, берите своих сопровождающих, пошли…
Благоразумно обогнув холм с внешней стороны (не хватало ещё, чтобы пришедшие увидели н е м е ц к и е танки), Ракутин подвел разведку к подбитой машине.
— Ну что? Это вражеский танк?
Бойцы смущенно потупились.
— Командира — ко мне! Немедленно!
Вытянувшийся перед Алексеем лейтенант покраснел аж до кончиков ушей. Особенно — когда прочел его грозную бумагу. А увидев полкового комиссара — того, как раз вынесли на улицу продышаться, и вовсе пал духом.
— И что прикажете с вами делать, товарищ лейтенант? У вас какое приказание было?
— Да… мы в колонне шли… а тут немцы! Самолеты! Разнесли всё — вдребезги и пополам! Даже за одиночными машинами гонялись! Мы стреляли… но так никто и не попал. Комбата убило, других командиров тоже… бойцы разбежались во все стороны. Потом уже собираться начали, вот и к нам несколько человек из других частей пришло.
— И что дальше?
— Машин у нас уже не было… да и лошадей побило всех. Вперед пошли, пушки на руках катили. А тут опять — самолеты! Мы и спрятались в кустах. Они мимо и прошли, не увидели нас. Только вылезти хотели — снова летят! Опять мы пережидать стали… А потом смотрим — пыль! И танки! Ну, я и дал команду стрелять…
Ракутин покосился на подбитую машину — там вовсю уже хлопотали механики Лужина, лязгал металл.
— Это — немецкий танк, товарищ лейтенант?
— Нет…
— Не понял?!
— Не немецкий, товарищ капитан! Наш танк!
— Уже лучше. И как я теперь должен с вами поступить? За такие вещи, да в военное время…
Лужин поднял глаза на подошедшего лейтенанта.
— Этот?
— Да, товарищ полковой комиссар. Командир взвода лейтенант Горяев.
— Хорошо стреляют ваши наводчики, товарищ лейтенант… Эти бы таланты — да на благое дело…
— Виноват, товарищ полковой комиссар!
— Да кто б спорил-то… Что с вами делать будем, товарищ лейтенант? С танком что, товарищ Ракутин?
— Гусеницу починят. С башней… не знаю пока. Командир танка в себя ещё не пришел — контузия.
— Сколько у вас людей, товарищ Горяев?
— Сорок два человека, товарищ полковой комиссар! Два орудия и один пулемёт!
Лужин вопросительно посмотрел на Алексея. Тот только плечами пожал.
— Можем и с собой забрать, товарищ полковой комиссар. Такие полномочия у меня имеются, — похлопал по нагрудному карману капитан.
— Все ясно, товарищ лейтенант? Поступаете в распоряжение капитана Ракутина! — Лужин устало опустил веки.
— Пошли уж, стрелок! — хлопнул лейтенанта по спине Алексей.
Через час все сборы закончились. Танк отремонтировали, натянув заново гусеницу и заменив разбитый трак. Кое-как смогли восстановить подвижность башни — по крайней мере, её теперь можно было поворачивать, хотя, временами там что-то по-прежнему подклинивало.
Притащенные из рощицы пушки прицепили к грузовику и к трофейному тягачу — его мощность такие штуки вполне позволяла.
Сложнее было с бойцами — разместить их всех на машине и тягаче не представлялось возможным. Махнув рукой, капитан разрешил им залезть на танки — авось не сверзится никто во время движения.
— Только на жалюзи не залезать! — погрозил красноармейцам кулаком один из лужинских механиков. — Враз задницу поджарите — на чём сидеть потом?
— Да ну? — усомнился Алексей. — И вправду поджарят?
— Нет, конечно! А вот движок от этого сильно напрягаться будет — воздуха недостаточно! Но собственный зад каждый беречь станет сильнее, чем какой-то там двигатель…
Час хода — и впереди замаячили домики. Место встречи…
Стоявший у обочины автомобиль Ракутин увидел не сразу — мешали густые кусты. А вот красноармейцев, спешно копавших что-то у околицы — этих не заметить было невозможно — лопаты так и мелькали в воздухе.
Вышедший на дорогу человек в фуражке поднял руку, останавливая колонну.
Ехавшая по-прежнему впереди тридцатьчетверка, густо облепленная пехотинцами, остановилась, и они обрадовано попрыгали на землю.
— Лихачев! Тормози! Похоже, за нами… — Алексей подтянулся на руках, выбираясь из башни. — Бойцы! Десять минут — перекур!
Спрыгнув на землю, он поправил гимнастерку и фуражку, направляясь к остановившему колонну командиру.
Им оказался сухощавый старший политрук с воспаленными от долгого недосыпания глазами.
— Капитан Ракутин?
— Да, товарищ старший политрук.
— Будем знакомы — старший политрук Жданович, особый отдел штаба армии. Почему задержались? Мы вас тут уже два часа ждём!
— Танк ремонтировали — авария ходовой части, — на ходу изобрел объяснение Алексей. — Объехать его возможности не было — дорога не позволяла. Да и бросить исправную, в остальном, машину…
— Где полковой комиссар? — перебил его речь Жданович. — Он в порядке?
— Да, с ним всё нормально. Рядом с товарищем Лужиным постоянно присутствует военврач, которая следит за его состоянием.
— Так он, что — ранен?! Как же вы…
— Ещё до нашей встречи — немецкие самолеты постарались…
— Самолёты! — скрипнул зубами старший политрук. — Опять они! Ладно, проводите меня к нему!
Лужин полусидел на пороге броневика. Аглая смочив водою из фляги бинт, протирала его лицо и шею.
— Товарищ полковой комиссар… — начал было особист.
— Потом… — Лужин сделал отстраняющий жест. — Капитан… подойди ко мне.
— Здесь я, товарищ полковой комиссар, — выдвинулся вперед Ракутин.
— Солнце заходящее слепит… вижу плохо. Ты это… словом, спасибо, капитан. Вытащил ты нас всех… я уж, грешным делом, сомневаться стал…
Рука его скользнула куда-то под одежду.
— На. Держи — подарок на память.
В ладонь капитана лег теплый ещё от рук Лужина пистолет. "Вальтер" калибра 7, 65 — знакомая машинка.
— При себе держал всё время, на случай… ну, ты меня понимаешь… Заберешь в броневике коробку с патронами, я с собой её не брал — незачем.
— Спасибо, товарищ полковой комиссар!
— Тебе спасибо, капитан! Прощевай, авось, когда и свидимся!
Лужина на руках отнесли в машину — ехать в ней было куда комфортнее, чем в броневике. Сопровождавшие его механики перебрались в один из трофейных Т-3. Чем уж он отличался от всех прочих — бог весть! Но, видимо, какие-то отличия всё же у него присутствовали. Но вот бойцы охраны — остались, их с собой никто забирать не собирался. Вот только милую девушку-военврача усадили в один автомобиль с полковым комиссаром. А жалко…
Под занавес прощания особист отозвал Ракутина в сторону.
— Относительно ваших дальнейших действий, товарищ капитан. Все бойцы и командиры, вышедшие вместе с вами из окружения… что вы можете о них сказать?
— Вы имеете в виду тех, кто присоединился к нам по дороге?
— Совершенно верно.
— Хорошие бойцы! В бою вели себя достойно, никто трусости или малодушия не выказывал.
— Все?
— Все!
— Ну что ж… вам с ними воевать! Значит, так! — особист расстегнул планшет. — Вас ищут. Командование интересуется вашим местонахождением. При первом же удобном случае, вас предписано направить в распоряжение…
Палец старшего политрука указал куда-то за спину.
— Но пока… подчеркиваю — пока! Такой возможности у нас нет. Противник прорвал фронт, и его передовые части скоро уже могут выйти сюда. Где ваши полномочия?
— Вот, — вытащил из нагрудного кармана бумагу Алексей.
— Этот документ я изымаю. Распишитесь и укажите дату и время, — старший политрук чиркнул на обороте бумаги несколько строк.
Ракутин, пожав плечами, расписался.
— Отлично! Держите — это новое. Подписи, печати — всё на месте. Только задача у вас теперь другая. В принципе — ничего нового, похожая уже была.
Алексей развернул бумагу.
"Так… Капитану Ракутину Алексею Александровичу… задерживать всех отставших от своих частей бойцов и командиров… отдельные подразделения, утратившие связь с командованием…" — это всё уже было.
А чего не было?
Вот этого — "В исключительных, не терпящих отлагательства, случаях, производить дознание на месте, с привлечением виновных к ответственности по законам военного времени, для чего передавать их по команде. С составлением соответствующего рапорта, в каждом конкретном случае… включая командиров отдельных частей, самовольно оставивших свои позиции или утративших управление вверенными им частями и подразделениями в боевой обстановке…"
Ничего себе…
— Это, что же, я и комполка могу такой бумагой к стенке припереть?
— Можете. Комдива — уже нет, а вот до него… до подполковника включительно — все обязаны исполнять ваши указания в этой части. Любой командир, не предъявивший вам письменного приказа об отходе с занимаемых позиций — подлежит временному отстранению от должности и обязан быть направлен в штаб армии. Но, товарищ капитан, это все — лирика. Когда писалась эта бумага, обстановка была совсем другой. Нет, приказ, разумеется, в силе…
Старший политрук снял фуражку и вытер платком вспотевшую лысину.
— То, что добыла группа полкового комиссара, мы должны вывезти в тыл. И его самого, само собой. Вместе со специалистами. Только вся загвоздка в том, что своим ходом это сделать невозможно. А можно — со станции.
Он вытащил из планшета карту.
— Вот отсюда — это в двадцати километрах от этой деревни. Станция в наших руках и туда в самое ближайшее время будет подан эшелон. Она обороняется — двумя стрелковыми взводами и зенитной батареей. Загвоздка в том, что танки противника могут быть там уже утром. А эшелон — к полудню или позже. Те подразделения, что окапываются здесь, могут их ненадолго задержать. На час-другой. И всё…
Оборонять станцию? Особист молча кивнул, отвечая на невысказанный вопрос.
— Именно так, товарищ Ракутин. Других сил здесь нет…
Вот и закончились путешествия по вражеским тылам. Откровенно говоря, Алексей не очень себя представлял в роли строевого командира. Ещё слишком памятны были те ошибки, которые он уже успел допустить при организации обороны моста. А ведь за них кровью платить пришлось! Не было никакой уверенности в том, что и на новом месте он сможет сделать всё правильно. Но — приказ никаких вольностей не предусматривал… Хотя…
— Товарищ старший политрук, а какие-то указания, относительно организации обороны будут?
— Так какие я вам указания дать могу? Я же не специалист в этом деле? Вам на месте виднее.
Ага, ну, хоть с этой стороны всё спокойно. По рукам-ногам не вяжут.
— Разрешите идти?
— Да, товарищ капитан, собирайте своих бойцов…
И через полчаса, оставив за своей спиной деревню, уменьшившаяся колонна выдвинулась к станции. Впереди пустили наш грузовик и мотоцикл — там сидели бойцы в форме. Хватит уже… только артогня со стороны очередного "бдительного" командира нам недостаточно для полного счастья.
Покачиваясь в люке, капитан оглядывал окрестности. Да уж… тут и зацепиться-то не за что. Если и у станции такой же коленкор выйдет…
А ведь, скорее всего, именно так и выйдет.
Положа руку на сердце — что можно противопоставить немцам?
Зенитки… это, конечно, хорошо (вспомнился торчащий из-за бруствера финский "Бофорс") — тот же немецкий легкий танк они разберут, не особо напрягаясь. При их-то скорострельности… А если ещё и калибр побольше будет — хотя бы, трехдюймовки, так и вообще хорошо. Два стрелковых взвода, да плюс мои бойцы… тоже, в общем-то, неплохо, хотя, против танков и недостаточно.
Горяев со своими сорокапятками, да ещё и трофейная немецкая пушка…
А не так уж и плохо выходит!
Ну да, это как посмотреть…
Вот выкатят фашисты пару десятков танков — и финиш! А если ещё и авиация — вообще капец полный получается. Это если ещё их пехоту не учитывать, а там тоже вояки неслабые…
Не доезжая до станции, Ракутин приподнялся в люке. Хм… а вот это, пожалуй… Ладно, надо будет и это учесть.
— Этого документа вам достаточно, товарищ старший лейтенант? — Алексей протянул свою новую бумагу зенитчику.
Немолодой командир внимательно прочитал содержимое грозного документа.
— Так это, товарищ капитан, не про нас, — спокойно заметил он. — Мы никуда не отходим, занимаем свои позиции. Приказ командования исполняем… Только час назад огонь по самолетам вели, отогнали их от станции. Помощь вам, разумеется, окажем. Но вот передислоцировать свои пушки — не станем. Прошу правильно меня понять — но у нас и своё начальство имеется. И полученный приказ никто не отменял.
Вот тебе и фрукт!
Ракутин уже привык, что грозная бумага от Особого отдела заставляет всех проявлять должное почтение к её обладателю — и вдруг!
Но в словах зенитчика свой резон имелся…
— Ну хоть отодвинуть их так, чтобы со стороны поля не просматривались — вы можете?
— И уменьшить угол обзора и обстрела? Нет, не можем.
— Мы ожидаем подхода вражеских танков!
— А я — налета авиации противника.
И что теперь делать? Снова Лужина искать — и так уже полуживого от ран? Или Ждановича? Так тот — уже укатил куда-то.
— Товарищ старший лейтенант! Мне поручена оборона станции!
— И письменный приказ у вас имеется?
Уел…
— Такого приказа у меня нет. Распоряжение было отдано устно.
— А вот у меня такой приказ — есть. И подписан он начальником ПВО армии. Извините, товарищ капитан, но я обязан его исполнять. Без указания свыше — никакой передислокации пушек я производить не имею права. Если по причине такой передислокации авиация противника разбомбит станцию — вот тут уже будет работа и для вашего Особого отдела.
— Ладно… я свяжусь с вашим командованием!
— Не смею вам в этом мешать, товарищ капитан. А сейчас — прошу разрешить мне вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.
— Возвращайтесь…
Ракутин повернулся и вышел на улицу. Пристанционный поселок был совсем невелик — полтора десятка жилых домиков, переезд со шлагбаумом, какие-то хозяйственные постройки. И — ровное поле со всех сторон. Откуда ни глянь — тонкие стволы 37-мм зенитных автоматов четко проецировались на фоне неба. Не заметить их мог, разве что, совсем полуслепой на оба глаза наблюдатель. Разумеется, это увидят и немцы.
Одна надежда — что не подойдут они сегодня, темнеет уже.
А вот нам поспать сегодня не светит… бойцы Ракутина вгрызались в землю. Благо что лейтенант, командовавший пехотой, кочевряжиться не стал и своих бойцов под общую команду предоставил немедленно. Чем, кстати говоря, они тут вообще занимались столько времени? Да, пулеметную точку построили капитально и правильно — но только одну. Со стороны дороги. А со стороны поля выкопали всего несколько одиночных ячеек. И вся эта оборона — на пять минут штурма. А против танков — вообще смешно. Они её пройдут, даже и не притормаживая. Разве что зенитчики задержат… Ага, если их раньше не расстреляют с дальней дистанции.
Незадачливого лейтенанта-артиллериста, обстрелявшего их колонну на марше, Ракутин одарил трофейной пушкой и приказал строить оборону станции с учетом одновременного нападения противника по всему фронту. Под его же командование попала и тридцатьчетверка — в качестве подвижной огневой точки. Так от неё будет гораздо больше толка. Сидевший в ней механик-водитель — вчерашний тракторист, никаких особых чудес в вождении танка не проявлял. Сможет заехать-выехать из капонира — и на том спасибо. По дороге вести танк может — и то хлеб. А капониров для тридцатьчетверки сейчас рыли сразу три. Снарядов в танке навалом — полтора боекомплекта, так что стрелять он может долго. А если ещё и попадёт…
Минометчиков, вместе со всем запасом мин, капитан отправил со станции еще час назад.
— Смотрите, товарищ ефрейтор, — пояснил он командиру расчета свою мысль. — Вон ту ложбинку видите?
Со станционной водокачки обзор открывался очень даже неплохой.
— Вижу, товарищ капитан.
— Если мы отшибем фашистов от станции, то пехота для атаки станет накапливаться именно там. Больше здесь укрытий нет, чтобы много народа попрятать от огня.
— Понятно.
— Поэтому, берете свой миномет, пяток бойцов в прикрытие и ныкаетесь вон в тех кустах. Они в тылу у противника и никому, в принципе, не интересны. Место там ровное, укрытий никаких, да и от станции далековато. За ночь отроете там окопы, поставите миномет. Весь боезапас — с собой! И — сидеть тихо!
— Сделаем, товарищ капитан.
— Огонь открываете только по моей команде — дам красную ракету в направлении цели. Зеленая — огонь прекратить. Все прочие — не про вашу честь. Задача ясна?
— Ясно всё, товарищ капитан.
— Старшина Хромлюк выдаст вам продукты и дополнительный боезапас. До кустов вас на машине подбросим — иначе замаетесь мины туда-сюда таскать. Вопросы?
— Нет вопросов, товарищ капитан.
А ефрейтора Межуева Ракутин озадачил командовать всеми пулеметами сводного отряда. Благо что только станкачей набралось семь штук, не считая трофеев и ручных пулеметов. И грамотно распределить имеющееся вооружение по позициям — лучше опытного пулеметчика не смог бы сделать никто.
— Взвод берешь — и ройте укрытия для пулеметов! Где, как — не мне тебе объяснять. На водокачку один пулемет затащить надо, да и в домах чего-нибудь попрятать — они тут и каменные есть.
— Сделаем, товарищ капитан. Не в первый раз…
Лейтенанта Морозова, который командовал тут до прибытия отряда, Алексей (после некоторых сомнений) назначил своим заместителем. А что делать? Других командиров не имелось. А этот, пусть пока и необстрелянный, всё-таки училище кончал… должен соображать.
— Выставить на подходе к станции посты. Всех, я подчеркиваю — всех, кто будет идти мимо — задерживать и на станцию! Одиночек — с теми вообще не рассусоливать, сразу вливайте в состав отряда. К старшине их направляйте — тот найдёт, кого и куда определить. Если кто-то из командиров станет возражать — вызывайте меня, разберёмся совместными усилиями.
— Сделаем, товарищ капитан, — спокойно кивнул в ответ лейтенант. — Не сомневайтесь.
А вот теперь — поспать!
Хотя бы пару часов…