Поросшая высокой, некошеной травой заброшенная сельская дорога уходила куда-то вдаль, к лесу, чуть в стороне, левее был столб от дорожного указателя, но самого дорожного указателя не было. Только в Европе даже на сельских дорогах есть дорожные указатели, в России не дождешься и на основных.
Небольшой травяной холмик по левую сторону дороги начал шевелиться…
— Пошли!
Поручик Комаровский и сотник Велехов остались одни. Только так можно было быть уверенным, что, по крайней мере, либо в одной группе, либо в другой — предателя нет. Та группа, в которой предатель будет принесена в жертву, хотя и необязательно. Скоро, совсем скоро начнется общее наступление, и тогда кто предатель, а кто нет — значения иметь не будет. Когда говорят пушки — предательство девальвируется…
Высохшая от жаркого лета трава неприятно хрустела под ногами…
Перебежками они добежали до какого-то сарайчика — в таких обычно хранят крестьянский инструмент. Залегли слева.
— Впереди! Трое и собака! Триста метров! Справишься? — зашептал сотник
— Да — Граф Ежи поднял автомат
— Не сейчас. Жди, я подберусь поближе. Сделаем вместе.
— Когда?
— Делай, как я начну. Начинай с последнего. Я — с первого.
— Понял…
Сотник змеей скользнул вперед…
У казаков не было бесшумного оружия, ни единого ствола — и это тоже было проблемой, ножами много не навоюешь, это тебе не тридцатые. Граф Ежи отдал сотнику бесшумный пистолет-пулемет, который у него был, сам остался со снайперской винтовкой, к которой тоже был глушитель. На двоих бесшумного оружия было вполне достаточно — хотя граф еще раз вспомнил о брошенном Скорпионе — вот бы сейчас пригодился…
Похоже, что это был патруль — он первый раз видел патрулирование местности повстанцами, видимо здесь было что-то важное для них, если они применяли патрулирование местности. Три человека, одетые в форму с какими-то странными, похоже, самодельными знаками различия и красно-белым повязками спокойно шли по дороге, на поводке у одного из них трусила, высунув от жары язык немецкая овчарка. Граф Ежи где-то слышал, что в жару собаки частично теряют чутье…
Началось неожиданно — собака вдруг оживилась, рванула поводок. Перекрестье прицела было на последнем из патрульных — каком-то деревенском увальне, он даже не смотрел по сторонам, а автомат нес так, как люди носят охотничью двухстволку. Убивать его было преступлением, но еще большим преступлением было бы не выстрелить, предать того, кто с тобой в одном строю. Поэтому граф Ежи выстрелил, пуля достигла здоровяка меньше чем через секунду и опрокинула его, так и не понявшего, что происходит, в сухую пыль сельской дороги. Изображение в прицеле на мгновение смазалось, а когда восстановилось — лежали уже все. Противно, громко взвизгнула собака — и замолкла…
Все.
Какое-то время оба они — и сотник и поручик находились на своих местах, ожидая тревоги, граф Ежи попытался "прощупать" через прицел деревню, ожидая что там может быть или снайпер или пулеметчик, или просто наблюдатель, способный поднять тревогу. Но ничего этого не было — только безоружные гражданские… а, нет. Похоже, в костел, на колокольне кто-то все же есть. И не просто так там сидит…
Решившись, граф Ежи пополз вперед, подтягивая винтовку за собой за ремень. Ему было противно от того, что он сделал — но иного выхода не было.
Сотник уже успел стащить всех троих и собаку с дороги и даже припорошить пылью кровь. Оружия у него не было — у казаков, которых он встретил вообще не хватало оружие, и свой автомат Велехов уходя, отдал в ту группу, будто предчувствуя. Сейчас же, они разжились гранатами и отличным австро-венгерским пулеметом фирмы Штайр, полупластиковым, уродливо выглядящим — но довольно легким и с длинным, с тяжелым стволом и оптическим прицелом, позволяющим использовать его как снайперскую винтовку. Гранат было много — а в их ситуации гранаты были даже нужнее оружия. Пулемет сотник забросил за спину, и они продолжили путь к деревне…
Залегли у самых огородов. Граф Ежи, как менее опытный остался на месте, сотник пополз вперед. Таки непонятно было — какое количество сил противника находится в деревне, они не смогли увидеть ни техники, ни людей, кроме того непонятного наблюдателя на звоннице костела, которого увидел граф Ежи.
Сотник вернулся нескоро…
— В доме четверо… Похоже не местные…
— Откуда знаешь?
— Гутарят странно. Я по-польски немного розуметь стал.
Граф пододвинул винтовку
— Берем?
— Даже не думай об этом — отрезал сотник — надо зараз к костелу…
— В костеле наблюдатель. На звоннице — сказал граф Ежи и тотчас получил тычок в бок
— Что раньше не сказал?
— Забыл…
Сотник прикинул
— Пустое. Сделаем тихо…
Впереди, у дома, к которому ходил сотник, раздались голоса, оба они замерли, стараясь не шуметь. Поручик прислушался — и в самом деле, говорили не на польском.
К дому видимо кто-то пришел, вызвал хозяев, которые квартировали здесь, о чем-то поговорили. Потом взревел мотор автомашины, потом машина поехала, звук мотора стал стихать, голосов не было слышно.
— На, держи… — сотник протянул графу повязку на руку, бело-красную.
— Откуда?
— Оттуда… Тоже… забыл. Пошли!
К костелу они подошли через кладбище, небольшое, чуть заброшенное — за многими могилами давно не ухаживали, и там разрослась трава. По-видимому, здесь не хоронили уже давно, потому как места не хватало. Из костела на кладбище вела большая, запертая дверь.
— Сделаем так. Я сейчас гляну, есть ли кто в костеле. Если нет — маякну. Тогда делай наблюдателя. Понял?
Граф Ежи кивнул, сотник хлопнул его по плечу и нырнул в траву. Он умел передвигаться совершенно бесшумно и незаметно для противника, как змея. К сожалению, графу Комаровскому было до него далеко, и только сейчас он понял, какую глупость он сделал, согласившись идти одному в тыл.
Велехов внезапно появился у самой двери костела, он поднялся в полный рост, прижимаясь к стене, прислушался, потом глянул через окно и мгновенно отпрянул. Потом разрешающе махнул рукой.
Граф положил цевье винтовки на ограду кладбища, осмотрелся по сторонам — костел был расположен так, что за ним с одной из сторон только поле и дальше лес — его никто не видел. Стрелять нужно было под очень острым углом, но расстояние скрадывало любые помехи в прицеливании.
Наблюдатель не сидел на месте, он ходил по кругу. Опять-таки повязка, странные знаки различия, на поляка он не был похож совершенно. Белобрысый и курносый.
Винтовка отдала в плечо, и наблюдатель исчез из поля зрения.
Сотник подождал, пока он пройдет кладбище, потом они попытались войти через дверь. Но дверь была заперта, даже не заперта, а задвинула на засов. Это был сельский, примитивный костел, и вместо цветных наборных витражей здесь были простые, обычные окна, закрывались они по-деревенски, изнутри на крючок. Сотник пропихнул в щель нож, сбросил крючок, после чего они залезли в костел через окно…
Интересно, где капеллан?
Капеллана не было, а в остальном это был простой деревенский костел. Длинные, некрашеные, только обработанные рубанком скамьи для прихожан, простенький алтарь с иконами. Костел необычно вместительный, но это и понятно — по субботам сюда собирается вся деревня. Поляки говорят — только собака не ходит в костел, а отлучение от церкви с запрещением посещать костел было страшным наказанием…
А как должно наказывать тех, кто превратил дом божий в военный склад?
Перед алтарем все было заставлено одинаковыми ящиками, даже не ящиками, в каких обычно бывают снаряды — а кейсами с замками, большими. В таких хранят ценное, требующее специальных условий оборудование.
Граф Ежи подобрался по стене к окну, открывающему вид на поселок, выглянул на мгновение — и отпрянул. Сердце забилось как сумасшедшее.
У самого костела стояла машина, у машины были трое. У одного из них был пулемет…
И их от этого пулемета отделяла дверь, даже не запертая.
Граф Ежи обернулся, начал бешено жестикулировать, привлекая внимание сотника. Сотник обернулся, граф показал ему на пальцах — три, а потом изобразил, как будто он стреляет от бедра из пулемета и показал один палец. Сотник кивнул — трое, один пулемет. В свою очередь жестом подозвал его…
Вместе они открыли замки, осторожно откинули крышку. В сером поролоне лежала длинная труба с рукоятками и какими-то антеннами. Тут же сбоку, запечатанные в пластиковый конверт для документов лежали бумаги…
Граф Ежи открыл, достал книжку — руководство по эксплуатации, отпечатанное на польском языке — заранее.
Стингер!
Североамериканский зенитно-ракетный комплекс. И их здесь не меньше двадцати, а ведь в алтарь они и не заходили. Возможно — там есть еще.
Сотник начал прилаживать гранату, граф Ежи вспомнил, что у него есть полтора килограмма пластита и взрыватели. Нельзя, чтобы это здесь оставалось, если повстанцы применят это — будет кровавая бойня.
И надо уходить — и так уже изрядно испытали судьбу, в любой момент могут найти тела патруля, в любой момент могут заметить отсутствие наблюдателя на звоннице.
Со звонницы что-то тяжело и размеренно капало на пол. Кап-кап-кап… Это было хорошо слышно.
Граф Ежи уже прилаживал комок пластита с воткнутым в него активированным часовым детонатором, когда сотник сильно толкнул его в бок, сделал страшное лицо и показал на дверь в костел. Граф недоуменно пожал плечами — сотник показал ему на угол, где надо занять позицию и одним губами прошептал ругательство…
Вертолет…
Сотник первый уловил приближение низколетящего вертолета — даже не гул, а какую-то низкочастотную вибрацию. Как не вовремя! Сейчас те, кто на улице услышат, что летит вертолет и бросятся искать укрытие. Где? Да конечно же в костеле, где же еще — ближе всего стоящее здание. Не факт, что их удастся угомонить тихо — скорее всего, хоть один, но успеет поднять тревогу. Одного выстрела хватит, чтобы сюда сбежалось все село.
Гул турбин вертолета превратился в грозный рокот, они замерли, справа и слева от штабеля со Стингерами, направив оружие на дверь.
Но в дверь никто не вошел.
Вертолет прошел над самым костелом, даже стекла начали тонко позвякивать, потом стал удаляться. Никто в костел не зашел, никто не стрелял по вертолету.
Оба они подумали об одном и том же. Если на вертолет никто не отреагировал, никто не стал его обстреливать и не бросился наутек — значит, это польский вертолет. Большой, судя по звуку турбин, и летает он здесь не первый раз.
Сотник подошел к штабелю, проверил, как установлен заряд с пластитом. Потом махнул рукой — уходим…
Когда они отдалились больше чем на километр от костела и деревни — за их спиной в старом деревенском костеле глухо громыхнул взрыв. Они не обернулись, только ускорили шаг. Через несколько минут лес принял их…
О наличии у повстанцев Стингеров и об их уничтожении они сообщили сразу же, выйдя по рации на КП группировки. Получили благодарность.
Примерно через час они поняли, что началось прочесывание местности. Кто-то из тех, кто остался в большой группе — донес.
Первым пролетел вертолет — но они в этот момент были в перелеске, и вертолетчики не имели никаких шансов их заметить, для этого нужен был тепловизор, а на гражданских вертолетах его не было. Вертолет сделал пару кругов, потом начал смещаться восточнее, прощупывая другие сектора поиска.
Потом, они пересекали безлесную местность, там была дорога, небольшая, на одну полосу в каждом направлении, было поле, засаженное зерновыми, левее примерно в километре было село. Они несколько минут ждали, выйдя к опушке леса, осматривались, и только потом решили перейти открытое пространство, до другой лесополосы было километра два. Шли не таясь — глаз много, перебежки заметят и сделают вывод — а если они идут не таясь, значит, имеют на это право. Они вышли уже к самой дороге, как сотник вдруг изо всей силы пихнул его в бок
— Ложись!
Они едва успели упасть, как на дороге показались грузовики, шли они со стороны Ченстохова, города, к которому они и шли. Судя по звуку моторов, грузовики большие, дизельные. Армейские…
Можно было бы ждать, что грузовики проедут по дороге, и можно будет идти дальше — но грузовики начали тормозить…
То, что их не обнаружили в самый первый момент, было просто чудом. Головной грузовик остановился меньше чем в сотне метров от них, не глуша мотора. Откинули борта, загрохотали каблуками об асфальт солдаты…
В этот момент сотник — он лежал рядом, пихнул графа Ежи в бок и пополз к машинам…
Именно так. Делай то, что не ожидает от тебя противник. Если противник ждет, что ты будешь отступать — наступай. Если противник ждет, что ты будешь наступать — отступай. Никогда не беги — трус погибает первым…
Солдаты разбегались от машин, образуя периметр, один из них пробежал в паре метров от них — но не увидел. Спасла пшеница, здесь сажали европейскую, с длинной остью пшеницу, она уже выросла и укрыла их. Замерев, они дождались, пока солдат пробежит — и снова поползли.
Граф Ежи так и не помнил, как он оказался под брюхом одного из армейских АМО, это надо было быть воистину кретином, с совершенно безумной головой, чтобы такое сделать. Но они это сделали — и граф пришел в себя только оказавшись под грязной, пахнущей солярой и выхлопными газами машиной.
Это была вторая с головы колонны машина, граф Ежи лежал так, что рядом была кабина, и он мог слышать все, что происходит…
Со стороны Ченстохова подошли еще две машины, такой же тяжелый АМО и внедорожник Егерь, тоже зеленый, армейский. Из АМО начали выскакивать солдаты, они неспешно шли вдоль колонны, образовывая второй периметр. Если бы они не были под машинами — их бы точно обнаружили…
Со стороны внешнего периметра оцепления бежал, придерживая хлопающий по боку автомат, офицер.
Ноги, обутые в офицерские "хромовые" сапоги старого образца остановились прямо рядом с графом Ежи, около кабины второй машины. Потоптались на месте. Попирая ботинками пыль, к сапогам подбежали ботинки, тот, кто подбежал, притопнул, будто становясь по стойке смирно.
— Пан генерал!
— В посадочной зоне все чисто?
— Так точно, площадка зачищена!
Голос генерала! Он знал, кто это!
— Вертолет будет в течение десяти минут. Потрудитесь выслать патрули, проверить опушку леса по обе стороны сектора. В районе террористы, у них может быть ракетный комплекс. Они уже совершили одно нападение.
— Слушаюсь пан генерал! Разрешите исполнять!?
— Исполняйте.
Ботинки побежали в поле, отдавать приказания, генеральские сапоги остались на месте. Потоптались, потом граф Ежи услышал голос. Говорили, видимо в рацию.
— Вызываю Бегуна — пятнадцать… Это Змиевский, пся крев!.. Хорошо. Можете приземляться, посадочная площадка готова! Конец связи!
— Господин полковник, Змиевский и Збаражский — одно лицо?
— Великолепно! Как догадались?!
— Да уж догадался… Когда вы выскочили.
— Великолепно. С вашим умом…
— Да каким умом… Этот… меня вокруг пальца водил, бастард!
— Ну, ну… Не стоит. Он и в самом деле полковник разведки, это его работа, водить людей за нос. Он и нас обманул — меня, Дро Аташесовича, всех нас. Понимаете?
Змиевский!!!
— Кто?
— Жолнеж Змиевский. Этот пан судя по всему промышляет наркоторговлей, и по крупному. Профессор работает на него. И более того — по мнению пана Ковальчека пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.
— Он сам вам об этом сказал?
— Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?
— Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно — вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.
— Простите…
— Нет свидетелей, говорю. Возможно, вы считаете, что беспека может хватать людей, как ей вздумается — но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский — что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов — не примет не один суд.
Тот, кто стоял в метре от него и был Жолнеж Змиевский. Он же — полковник Збаражский, новой властью произведенный в генералы.
Вместо здания штаба округа, того самого, где он работал, массивного, пятиэтажного, угловатого, старинной постройки здания, гордо и с непоколебимым достоинством взирающего на реку и на город остался лишь обгорелый скелет. Часть фасада была вывалена… — господи, это какой же силы должен был быть взрыв, там же стены армированные, не в один кирпич… все стекла выбиты. Над зданием — лениво реет бело-красный польский стяг как символ победителей.
И точно такой же стяг — на здании штаба Варшавского военного округа, целехонького, ни единое окно не выбито. Эти — переметнулись. Господи… там же русский командующий… неужели и он?! Или просто — убили?!
Это был убийца его отца. Человек, который поднял мятеж. Человек, который припарковал возле здания штаба заминированную машину, и его некому было остановить.
Жолнеж Змиевский. Змиевский… подходящая фамилия для предателя.
Особо не понимая, что он делает, граф Ежи Комаровский улучив момент, схватил обеими руками эти сапоги, когда они были рядом с его лицом — и рванул их со всей силы на себя. Навалился на трепыхающегося "генерала", он был килограммов на двадцать тяжелее его, ткнул в затылок пистолетом…
— Помнишь меня, пся крев? Кричи, чтобы не стреляли, курва, иначе я тебя пристрелю. Сейчас же. Или выстрелю в бензобак, и ты сгоришь.
— Ты тоже… — прохрипел "генерал"
— Только вместе с тобой, пан генерал Змиевский. Только вместе с тобой…
Еще не зная, куда едут машины, которые он услышал — а бензина в "неподлеглой" было немного, и машины просто так по дорогам не ездили — он понял, за ними. Успел только толкнуть пацана, которого какой-то ублюдок отправил в тыл, да рухнуть в рожь самому. Не исключено, что с вертолета их все же заметили…
Автомобили остановились прямо на дороге, загрохотали по асфальту сапоги солдат. Сотник замер, готовый стрелять — автомат снят с предохранителя, хоть трех-четырех он заберет с собой. Не такой уж и плохой счет…
Солдаты начали разбегаться по сторонам, и он понял, что те — не знают об их присутствии. Но если начнется прочесывание — их ничего не спасет…
Если не знаешь что делать — делай шаг вперед, поэтому сотник и пополз вперед, держа наготове пистолет. Был ветерок, пшеница была еще незрелой, не пожелтела, по полю гуляли поднятые ветром волны, и он искренне надеялся, что продвижение его никто не заметит. Вот только бы пацан не подвел…ведь сам Велехов был пластуном, а этот…
Ни рыба, ни мясо — не пойми что.
Не подвел. Сотник, улучив момент, выглянул — никто не смотрел в его сторону. На четвереньках — быть бы живу, и не так извернешься! — он пересек канаву, плюхнулся между первой и второй машиной, пополз в спасительную, воняющую солярой темноту. Что будет дальше — он не знал, но последнее место, где что-то ищут — у себя под носом. Место под машинами было самое безопасное…
За спиной кто-то плюхнулся на землю, пополз за ним. Шумно, шумно! Но хоть так — сотник был удивлен, что их вообще до сих пор не обнаружили, что никто не закричал, не схватился за автомат, не дал очередь. Один только крик — и шансов у них нет. Совсем никаких.
Все что ли?
Сотник замер, прислушался. Трудно было поверить — но их и в самом деле никто не заметил.
Теперь надо было решить, что делать дальше. Во время службы в армии как то раз он — дураком совсем был — на спор проехал километр, находясь под машиной и держась за ее бампер — потом кто-то все же настучал командованию и дело закончилось тремя месяцами исправительного батальона. АМО — тяжелая, высоко стоящая на дороге машина, в принципе находясь под ней можно зацепиться так, чтобы проехать несколько километров, если не будет трясти. Но это может он, поляк не сможет — а крепость цепи равна крепости самого слабого ее звена, даже если этих звеньев — всего два…
Размышления сотника — невеселые — прервал звук моторов, к остановившейся колонне подъезжали еще две машины. Обнаружили?! Нет, кажется, просто встают… солдаты, солдаты окружают машины. Хорошо, что нет собак — собаки бы их учуяли сразу да что там учуяли — просто увидели бы и все…
Топот солдатских ног по асфальту, команды. Да сколько же их здесь…
Сотник осторожно повернулся на бок — под машиной было тесно, но разместиться можно было, да и стрелять в таком положении было куда удобнее. Как раз увидел неспешно прошагавшие рядом с тем местом, где он лежал ноги, обутые в шикарные сапоги. Это явно был офицер, причем офицер старший по званию здесь, в армии только у офицеров может быть такая вальяжная, с ленцой походка, солдаты в армии передвигаются бегом.
Самое плохое, что он не видел поляка. Не то чтобы он не доверял ему — просто сотник уже понял, что такое поляки, и чего от них можно ожидать. Совершенно безумный и безответственный народ. Если поляк начнет стрелять…
Он попытался изогнуться так, чтобы увидеть своего напарника, и не смог.
Потом, он только успокоился — случилось то, чего он и опасался — поляк начал действовать. Раздался удар, как будто на пол упал тяжеленный, на несколько пудов мешок с мукой, какой-то шум, кто-то закричал по-польски. Их обнаружили…
Дождавшись, пока сбежится побольше — сбежалось четверо — Велехов, не дожидаясь, пока кто-то догадается упасть за землю полоснул из бесшумного автомата по ногам. Жолнеры с криками, с воем повалились на землю, стоять на разбитых пулями ногах они уже не могли.
— Повротем! Ни стрелячь! Повротем!
Дурак, что же он делает то…
Завозившись как медведь в берлоге, сотник каким-то чудом перехватил висящий на ремне за спиной пулемет. Две короткие очереди, одна за другой — по ржи, не целясь, разорвали тишину. До этого никто не слышал стрельбы.
— Ни стрелячь!
Град пуль почти в упор свалил подбежавших к машине жолнеров, они повалились на грязный асфальт, крича и воя…
— Кричи — не стрелять!
— Все едно помрешь — сказал генерал
— После тебя! Кричи, ну!
Граф Ежи ткнул пленника стволом пистолета
— Кричи, курва блядна!
— Повротем! Ни стрелячь! Повротем!
— Еще! Кричи еще, ты их командир, ну!
Гулко, во весь голос саданул пулемет…
— Ни стрелячь!
— Сотник, прикрывай справа! — заорал граф Ежи во весь голос
Тот, кто подкрался бы к машине с правой стороны и догадался бы упасть на землю — имел бы возможность расстрелять обоих в спину. Правда, и он бы выстрелить — наверняка успел бы…
— Прикрываю!
— Кричи, я генерал Змиевский, не стрелять! Если они не поверят, подохнешь первым
— Ни стрелячь! И огольне Зимиевски, ни стрелячь!
Граф Ежи увидел, как колыхнулась рожь, кто-то попытался рискнуть — только попытался — и он, прикрываясь телом генерала, послал туда пулю.
— Я его убью! Убью! Не подходить!
Поляки сгруппировались у кромки поля — но сделать рывок и перебраться к машинах не осмеливались. Из тех, кто был у самих машин, четверо были убиты, кто-то побежал в поле, кто-то — запрыгнул в кузов машины…
Снова ударил пулемет, прочесывая рожь.
— Отпусти. Отпусти и уходи, клянусь честью — пропустим — сказал Змиевский
— Не клянись. Нет у тебя чести. Ты убил отца!
— Кто тебе это сказал? Ты откуда? Тебя послали сюда за мной?
— Замолчи! Молчать!
— Кто это был? Рихтер? Кордава? Замойский? Бережков? Ты не знаешь, что ты делаешь. Они просто сводят счеты, понимаешь? Просто сводят счеты. Тебя послали сюда на смерть.
— Молчать! Молчать, застрелю!
Поручик понял, что надо что-то делать. Нельзя просто так лежать до скончания века, рано или поздно поляки что-то придумают — или просто решатся на отчаянный, чисто польский шаг и попытаются освободить Змиевского
Граф нащупал в кармане веревку — ее. просто удобно свернутую он положило в карман по совету Аслана. Достал, пропустил конец за пояс генеральской формы. Змиевский даже не пытался высвободиться — понимал, что не успеет.
— Зачем тебе это… Ты же поляк… против народа идешь…
— Молчи… Молчи, тварь не тебе говорить про Польшу! У меня граната. Если меня и замордуют — она все равно взорвется, убежать не успеешь. Пошел! Встаешь и остаешься на месте! Ну, пошел тварь!
Сотник тоже решил, что должен что-то делать. Он лежал очень неудобно — так, что не мог видеть происходящее, и что бы видеть, ему надо было повернуться. Но повернуться, не вылезая из-под машины было невозможно, и поэтому он просто решил ползти назад, лежа на спине. Он не мог видеть, куда он ползет — но он хотя бы мог выползти и встать в промежутке между машинами, он хоть небольшой, но был, и встать там можно было.
Так он и пополз, еле протискиваясь под массивными мостами машины. В ногах, там где был этот польский придурок, решивший поиграть в героя, кто-то шевелился, довольно шумно — может быть этот поручик решился выползти из-под машины, может еще что. Но он полз, полз… и увидел, случайно увидел — массивная рама АМО все же позволила увидеть стрелка-снайпера, спрятавшегося там, где должны быть два запасных колеса, между кабиной и грузовой платформой машины… Сотник уже перезарядил пистолет-пулемет, в нем был свежий магазин… а стрелок настолько сосредоточился на возможности подстрелить того, кто захватил в заложники их генерала — собрался стрелять либо поверх кабины либо даже через ее стекла — что не услышал шума у себя под ногами, не увидел высунувшуюся руку со стволом…
— Стой!
Граф Ежи, держа генерала на поводке, осторожно выбирался из-под машины, в каждую минуту ожидая выстрела
— Не поворачиваться! Смотреть в поле!
— Это не я штаб взорвал! Не я, поверь!
— Ты, ты. Ты и Ковальчека убил. Эти — знают?
— Тебе глупость сказали. Они там в штабе зажирели, ничего не делают. Им козел отпущения нужен, вот они тебе и наговорили…
Граф Ежи наконец-то сумел встать. Винтовка — длинная, пусть и со сложенным прикладом — очень мешалась.
— Сейчас вертолет приземлится. Садись и улетай.
Вертолет действительно приближался, было слышно.
— Ты так ничего и не понял, Збаражский. Ты хоть и шляхтич — а все равно мразь. Мне без тебя жизни теперь нет. Знаешь поговорку японскую — бесчестье подобно шраму на дереве, с каждым годом все толще.
— Кретин!
— Нет… Это ты дурак. Но я тебе в одном клянусь… пошел! вот так… стой…пусть тебя судят, я тебя сдам в штаб и пусть тебя судят. Пусть все узнают, какая ты…
Что-то с шумом упало, граф дернул генерала, прикрываясь им — стрелок с автоматом вывалился откуда-то из-за соседней машины, как мешок упал на дорогу и замер.
— Видишь? Убьют дурака…
Под ногами шумно завозились…
— Сотник?
— Не стреляй!
— Здесь вертолет!
— Слышу… Не стреляй…
Сотнику, наконец, удалось вылезти из-под этих проклятых машин. Не все было плохо — у него был пулемет, в котором он сразу сменил магазин, и у них был заложник. Его, правда, пристрелят сразу — заложник был один на двоих.
Поляки сделали то, что пришло им в голову — выстроившись полукругом вокруг машин, они взяли их на прицел. Публика было разношерстная, кто-то в гражданском и с ружьями и карабинами кто-то с автоматами. Но все искупалось численностью — сорок человек, только с этой стороны, значит и с той столько же…
Велехов шагнул в сторону, чтобы прикрыть ноги мощными колесами. Теперь если кто сверху подберется… но он услышит.
— Геликоптер!
В голосе поляка слышалась паника, пусть и скрываемая
— Ты вызвал?
— Нет, это чужой.
Сотник перебежал к третьей в колонне машине, открыл дверь со стороны пассажира. Водитель, с глазами, круглыми от страха целился в него из пистолета.
— Пошел, пан! Беги, стрелять не буду.
Они с паном посмотрели друг другу в глаза, потом пан, не сводя с него ствола, вслепую нащупал ручку двери, открыл ее и вывалился из машины
Вот в этом — и разница между нами и поляками…
Ключ — на месте, ключ поляк оставил, не догадался выдернуть. Захлопнув дверь, сотник повернул ключ, выжал сцепление — и мотор отозвался ровным, глухим гулом…
Сотник подал машину вперед, уперся бампером во впереди стоящую машину, аккуратно нажал на газ — и впереди стоящая машина поползла вперед…
Вот похоже и все… Ловите конский топот…
Ревел мотор, машина ползла вперед, толкая перед собой еще две. Вертолет уже сел метрах в трехстах от колонны…
— Садись! Садись, говорю!
— Вертолет!
Сотник пригибался к рулю, делал все, что возможно, чтобы не стать легкой добычей для снайпера
— Давай в машину!
— Там казаки…
Велехов глянул — и захолонуло сердце. Там и в самом деле были казаки — их выводили из вертолета…
— Садись, пся крев!
Польское ругательство, произнесенное русским казаком, подействовало на молодого графа — он дернулся, схватился рукой за кронштейн зеркала и задом. не поворачиваясь, начал подниматься в машину. И в этот момент громыхнул выстрел! Кто-то все же решился — заскочил в кузов, пока машина двигалась, подкрался и выстрелил по кабине, прорезав брезент тента и целясь наугад по водителю. Но видимо Бог был на стороне казаков в этот день…
Сотник как раз выворачивал руль, когда осыпалось заднее стекло, по плечу словно хватило кувалдой, потемнело от боли в глазах. Взревев, он рванул здоровой рукой руль, со всей дури нажал на газ — и АМО попер, как стронутый с места загонщиками кабан, таранным бампером он, своротив впереди стоящую машину, в мгновение ока пересек неширокую дорогу и рухнул передним мостом в кювет, распугивая поляков. Стрелок в кузове успел выстрелить еще раз — но промахнулся и промахнулся сильно. Пуля прошла по центру кабины, никого не задев, разбила лобовое стекло и вылетела.
Канава не остановила тяжелый армейский вездеход — своротив бампером эскарп, машина вырвалась на свободу. Дверь со стороны пассажира была открыла, держа изо всех сил веревку, граф Комаровский не давал вывалиться из машины Змиевскому. Тот вяло трепыхался…
Кто-то их обстрелял — но пули лишь щелкнули по кузову вездехода. Армейская машина, даже небронированная конструировалась так, что автоматной очередью ее было не остановить…
У Велехова в глазах темнело от боли но он, удерживая рвущуюся из рук баранку правил прямо на вертолет. Разбегались, беспорядочно стреляли, в основном вслед уходящей машине польские жолнеры.
Ловите конский топот…
Улучив момент граф Ежи — он видел, что произошло в машине — повернулся и четырежды выстрелил из пистолета в заднюю стенку кабины, чтобы если и не поразить, то напугать стрелка в кузове и не дать ему прицельно стрелять.
В вертолете началась свалка…
Вертолет — гражданский С3, спешно переоборудованный в военный — поставили два обычных ПК — грузно плыл над перелесками. От грохота винтов — в примитивном салоне не было никакой шумоизоляции, это был вертолет лесничества — было совершенно невозможно разговаривать, если только кричать…
В салоне было девять казаков — всех, кого удалось взять живыми. Двоим удалось уйти, а остальные были мертвы — и семеро жолнеров, из них автоматы были только у пятерых. Вот такими силами казаков отрезали от перелеска и загнали как волков — на засаду с пулеметами.
Можно было бы конечно умереть красиво. Гранаты были: Ф1, русское харакири, в двадцатые русские офицеры быстро отучили местных брать пленных. Раньше брали — не пленных, а рабов или заложников, на выкуп и на обмен. А теперь поняли… чревато… впрочем, и русские в те времена в плен не брали. Но здесь не было пацанов… здесь были взрослые, тертые и битые мужики, понимавшие, что к чему. Арабам бы они не сдались… тут было все понятно, разница лишь в том как умереть, сразу или помучавшись… а с поляками еще будем посмотреть. Короче — командир приказал и все подняли руки.
Сдались.
Какое-то время их просто держали у дороги и держали надо сказать достаточно грамотно. Посадили в кружок, с одной стороны их контролировал стоящий в тракторном прицепе пулеметчик, с другой стороны — несколько жолнеров. Ни один из них за все время, прока они сидели и чего-то ждали — а это было не меньше двух часов — ни разу не сделал попытку ударить безоружных казаков. Дело тут не в благородстве — просто от плененного противника надо держаться подальше, не подходить и не бить его — и слишком часто нога решившего покуражиться подлеца попадала в захват, а следом к пленным перекочевывало и оружие.
Потом вертолет, до этого улетавший — снова прилетел, под дулами автоматов их стали отгонять в сторону по одному, повторно обыскивать и гнать в вертолет. Вот тут жолнеры — несколько против одного — дали себе волю. Офицер — с самодельными погонами, безучастно смотрел на это.
Самое страшное — что они так и не поняли, что произошло, как польский вертолет так точно вышел на них, как он засек их в этом изрезанном речушками и перелесками крае. Он определенно не искал их — а поджидал, подкарауливал в засаде, выжидая удобного момента, чтобы появиться над деревьями, упасть им на хвост, очертить путь бегства пулеметными очередями и погнать на засаду как волков…
Летели недалеко, недолго — по тому, как вертолет стал снижать скорость, как изменился тон работы двигателя, казаки поняли, что вертолет готовится идти на посадку. В конце концов — они сами слишком часто готовились к высадке, в таком же вот дребезжащем вертолете, часто слышали это… но никогда не сидели на полу под дулами автоматов.
Певцов, сидевший ближе всего к одному из жолнеров и ближе всего к пилотской кабине, скосил взгляд на Петрова. Тот закашлялся…
— Силенсе! Песьи сыны!
Жолнер не упустил на сей раз возможности поддеть казака тяжелым ботинком
Вариантов было два… либо сейчас, либо когда будут выводить. Сейчас… начнут стрелять в вертолете или не рискнут, побоятся? А если когда будут выводить… надо упасть… да, надо упасть… Соболь сделает. Получится или нет… все равно уже.
Вертолет приземлялся… уже приземлился, когда жолнеры вдруг забеспокоились, один обернулся, посмотрел в иллюминаторы…
— Ко то ест?
— Цо трапелось? — нервно спросил командир
— Проблем, пан коммандер!
Командир резко встал со своего места, сунулся к иллюминатору, наступая на ноги казакам — сбить его с ног проблемы не было… резко кашлянул Соболь… Певец обернулся… вертолет уже сел, несущий винт крутился по инерции замедляя ход… Соболь отрицательно покачал головой, но никто из жолнеров на это не обратил внимания, все их внимание было поглощено тем, что происходило за бортом вертолета.
Тишину распороли две очереди, одна за другой. На звук — не привычные Калашниковы, что-то другое
— Стржелац!
Замысловато выругавшись по-польски, командир группы отодвинул в сторону люк десантного отсека — в этот момент раздались новые выстрелы.
— Там козаки! — крикнул кто-то
— Замкни!
Боитесь…
Командир группы достал рацию, начал что-то панически запрашивать, не соблюдая даже видимости дисциплины связи. Потом обернулся.
— Сигнач тржи! Шибко!
Приказ начали выполнять те, кто находился в глубине салона вертолета, потому то и взяли они тех, кто ближе к ним. Троих казаков одного за другим вытолкали из салона вертолета, в нем остались всего три жолнера, да и то один смотрел не на казаков, а в иллюминатор десантного отсека. Там и впрямь происходило что-то неладное.
Где-то далеко взревел двигатель, горохом сыпанули автоматные очереди, стреляли неприцельно, заполошно…
— Козаки! Ходз ту! заполошно крикнул кто-то у распахнутого настежь десантного отсека, и в этот момент Соболь бросился на ближайшего жолнера.
Соболь был сибирским старовером — и напал страшно, с каким-то медвежьим рыком и воем он. со связанными руками навалился на жолнера, молодого еще пацана, сбил его со скамейки и вцепился в лицо зубами. Раздался визг… похожий на заячий…
Рванулся вперед и Певец… второй жолнер успел поднять автомат и выстрелить Соболю в спину, но больше он ничего сделать не успел. Певец сбил его с сидения, навалился всем телом, пытаясь бить коленом. Перед лицом у него почему-то оказалось ухо… грязное и он вцепился в него зубами со всей свирепой силой, с какой только был способен. Его враг завизжал, в рот хлынуло горячее, соленое… а он грыз и грыз это проклятое ухо, как будто мог тем самым освободиться, освободить своих, поднять в воздух этот проклятый вертолет…
На последнего жолнера напали сразу двое, и им же первыми удалось высвободить руки — придурок носил за поясом охотничий кинжал. Высвободившись, один рванул из кобуры третьего пистолет, схватить автомат он уже не успевал… один из тех, кто покинул десантный отсек машины, сунулся обратно — и отлетел, получив пулю в лицо. Второй рухнул за пулемет, чей ствол грозно торчал из блистера, и про который жолнеры забыли.
А напрасно…
Пулемет застучал, оглушил, сыпанул гильзами и звеньями ленты в салон, запахло пороховыми газами. Двое жолнеров оказались на пути свинцовой струи, и их буквально перерезало пополам пулеметной очередью почти в упор. Командир жолнеров, понимая что ничего другого сделать не успевает, дважды выстрелил в спину одному из пленных казаков, которых они вытащили из вертолета, прицелился во второго — и рухнул, получив автоматную очередь в спину…
Один из казаков, вооружившийся пистолетом, подбежал к пилотской кабине, которая не была отделена от десантного отсека перегородкой, ткнул стволом в затылок второго пилота, который лихорадочно пытался отстегнуться от кресла, чтобы сбежать.
— Двигатели на взлетный режим, с. а!
— Не розумию, пан! — крикнул поляк
— Все ты разумеешь! Двигатели на взлет, убью!
В салоне тарахтел пулемет, стегая свинцовыми плетями залегших, перебегающих, пытающихся вести огонь жолнеров. Еще один пулемет один из казаков лихорадочно отсоединял от турели, чтобы бить в ту же сторону через сдвинутую в сторону дверь десантного отсека.
Большой несущий винт крутился все быстрее…
Автомашина остановилась в нескольких шагах от вертолета…
— Сотник! Там Велехов! — крикнул кто-то.
— Помогите ему!
Сотник, теряя сознание, не вышел, а вывалился из машины…
— Пошел, бастард! Пошел!
Один из казаков бежал навстречу машине, в руках у него был богемский автомат.
— Я Комаровский! — крикнул граф Ежи, опасаясь, что в горячке влепят по нему…
— А это кто? — заорал подбежавший казак
— Это генерал Змиевский! Его надо доставить в штаб!
Из кузова машины ударила автоматическая винтовка — раз, затем еще раз. И казак, и граф Ежи упали, высвободившись, Змиевский бросился прочь, навстречу наступающей жолнерской цепи.
— Стреляйте по ним!!!
Из десантного отсека вертолета басовито, солидно ударил второй пулемет — один из казаков, который еще оставался жив, подтащил его, и большой короб на двести пятьдесят патронов и открыл огонь с рук. Свинцовая плеть жиганула по ногам Змиевского и он упал, не пробежав и двадцати метров, ударила по машине, выбивая искры из кузова. Потом пулемет перенес огонь на цепь жолнеров, заставляя ее залечь.
Граф Комаровский попытался ползти — но не к вертолету, а туда, где в поле лежал его враг. Рядом лежал автомат, он подцепил его за ремень, и поволок за собой…
— Андрюху ранили! — заорал кто-то рядом.
Он продолжал ползти, не чувствуя ног. Для себя он решил — если и придется умереть, то он умрет, забрав с собой на тот свет убийцу отца. Потому что не должна такая мразь жить на свете. Несправедливо это будет.
Кто-то подбежал и не нему
— Забираем!
Его потащили назад к вертолету…
— Беглеца… Беглеца… заберите
Его не слышали…
В вертолете весь пол был залит кровью — его положили рядом с люком, и он увидел, как кто-то тащит Змиевского…
— Взлетаем! Взлетаем, браты!
Генерала Змиевского положили рядом с ним, он смотрел прямо на него, и в глазах его горел огонь.
— Це… Польска… не сгинела… — выдавил из себя он
Вертолет оторвался от земли, покачиваясь, нехотя стал подниматься все выше и выше…
— Топлива на двадцать минут! — заорал казак, дежуривший у кабины — не долетим!
— Плевать! Сядем, помощь вызовем!
По вертолету барабанили пули, из пулемета и автоматов вниз били казаки. Кто-то вскрикнул раненый.
— Радио…
Один из казаков повернулся
— Тебе чего, пан?
— Радио… дай… — повторил граф Ежи
Хорошо, что руки пока работают. И голова. Неужели — инвалидность?
Но и это — лучше чем бесчестие…
Граф с помощью казака включил рацию — она была выключена, чтобы не выдать себя обменом. По ней можно было говорить не используя рук…
— Нажми… три… три… нажми…
Хуже не будет…
— Вызываю Берзалой! — сказал граф, когда по сигналу в наушнике понял, что связь подключена, и особо не надеясь на успех — вызываю Берзалой…
— Кто вызывает Берзалой? — почти сразу отозвалась рация. Голос был гортанным, по-русски он говорил, съедая часть букв, как будто говорящий держал во рту горячий чай.
— Это Стрелец. Это Стрелец!
— Кто? Ты где взял позывной?
Граф Ежи не знал, что делать, он запаниковал, и начал шпарить открытым текстом. Удивительно — но чеченец, подполковник Мадаев поверил ему, несущему подозрительный бред.
— Я поляк! Был у вас в штабе перед заброской. Аслан! Меня должен знать Аслан!
— Помню тебя, абрек. Говори, чего хочешь?
— Это ты хочешь! Польского генерала пленить хочешь?
— Спрашиваешь, абрек. Дело…
— Ставлю рацию на прием! Прилетай и забирай!
— Ты где, абрек? Что с тобой…
— За линией… фронта… Нет времени… Прилетай — и забирай, дополковник.
Ничего больше не слушая, граф Ежи переключил рацию на сигнал, на передачу постоянного сигнала на одной частоте. Если он немного разбирался в людях — кавказский дополковник, у которого под рукой вертолеты, ничего не будет ждать и проверять — соберет команду и вылетит. На это — полчаса. Если они успешно сядут — то можно сказать спасены…
Тот же казак, который стрелял из пулемета, и который сейчас стоял у десантного люка закончил перезаряжать пулемет. Граф Ежи потом узнал, что его фамилия была Огнев.
— Прощайте, браты казаки! — выкрикнул он и бросился вниз. Высота была — не меньше пятидесяти метров
— Стой!!! — заорал кто-то
— Братуха!!!
— Назад!
Предатель… Сам решивший свою судьбу…
— Пустите!
— Осторожнее!
Сотник Велехов несмотря на тяжелое ранение и кое-как остановленное кровотечение — подобрался к блистеру, взглянул вниз. От машин, от стоящих цепочкой на дороге машин, не обращая внимания на жолнеров, на пули, к распластавшейся крестом на пшеничном поле фигурке бежал человек. Женщина.
Эмилия Кристич.
Сотник устало сполз на пол. Сил не было совсем.
— Что же ты наделал… братуха…
Примерно через две недели русские войска вышли на границы с Австро-Венгрией и Священной Римской Империей. Рокош второго года завершился. На польский трон, оставшийся вакантным, вступил Николай Третий.
© Copyright ()