Самоубийца, который решил жить долго

Маленькая тюрьма на зоне, именовавшаяся помещением камерного типа, куда под Новый год, по оперативно-режимным соображениям, кум(*начальник оперчасти — жарг.) закрыл злостного нарушителя режима содержания по кличке Суицид, насчитывала всего шесть камер и находилась в полуподвальном крыле административного здания колонии строгого режима. Для кума так было спокойнее. В личном деле у Су стояли красная и чёрная полосы, означавшие: склонен к побегу и самоубийству, и такой неспокойный зек был на зоне персоной нон-грата. На счету у Суицида был всего один удачный побег из следственного изолятора и несколько попыток свести счеты с жизнью. К счастью неудачных.

Когда-то, очень давно, Суициду пришлось провести около года в Матросской Тишине, где было мало еды и свежего воздуха. Но очень много свободного времени и книг. В этой московской тюрьме находилась самая старая тюремная библиотека и Суициду попадались уникальные экземпляры с дореволюционными штампами и буквами «ять». Но беда была в том, что он сидел в экспертизной камере, в ожидании обследования, где мало ценилась литература и, в следствии этого, большинство книг были в плачевном состоянии. Обложки были затерты временем и людьми так, что нельзя было прочитать название и автора. Корешки растрёпаны, а самое главное, не хватало страниц. Большинство сокамерников не были большими книголюбами и использовали книжные страницы не по прямому назначению, указывать которое было бы сложно с точки зрения ценителя литературы.

Попавший в руки потрёпанный томик Суицид внимательно осматривал, тюремным клейстером, предназначенным для изготовления игральных карт, ремонтировал переплет, а дальше, по своему обыкновению, шел на прямое преступление. Он перечитывал книгу несколько раз, вживался в роль автора, дописывал недостающие страницы от руки на тетрадных листах, и вклеивал вместо недостающих. Если он читал эту книгу раньше и помнил содержание, то придерживался официальной версии. Незнакомые произведения реставрировал на свой страх и риск. Вряд ли у него получалось лучше, чем у классиков, но сокамерникам нравилось. Когда ему пришлось дописывать «Мартина Идена», Суицид долго не мог войти в образ Джека Лондона и неверно описал самоубийство главного героя. Перечитав, остался недоволен, вырвал вклеенные страницы и переписал заново. На следующий день его не устроил и этот вариант. За неделю это произошло несколько раз и стало почти навязчивой идеей. Выручил Суицида розовощекий, жизнерадостный актер Владимир Долинский, привлекавшийся за какие-то валютные махинации. Суицид хорошо помнил его по фильму «Барон Мюнхаузен», где Долинский играл священника.

 Не суши голову, старик, - сказал он Суициду на прогулке. - Мартин Иден утонул.

 Можешь поподробней? - попросил Суицид, - для меня это очень важно.

Долинский сбил пепел сигареты, и немного подумав, сообщил:

 Мартин Иден ночью прыгнул за борт корабля который шел в океане. Он держался на воде настолько долго, на сколько ему хватило сил. Но участь его была предрешена.

После прогулки тюремный библиотекарь открыл кормушку и прокричал:

 Смена книг.

«Странный человек был этот Джек Лондон,» - подумал Суицид и со смешанным чувством расстался с «Мартином Иденом».

С того времени он больше никогда не дописывал чужие книги. Решив, что, может быть, когда-то настанет и его час. Суицид пристально изучал биографии писателей, взявших на душу смертный грех самоубийства, полагая что в каждом литературном герое есть частица судьбы автора.

Самыми яркими были Ромен Гари, Эрнест Хемингуэй и Антуан де Сент Экзюпери. У этих разных людей было много общего. Все они любили женщин, были военными летчиками и выдающимися писателями. Судьба наградила их талантом и они были ее баловнями. И, тем не менее, свели счеты с жизнью самостоятельно. Суицид не мог понять почему американец Хемингуэй застрелился на Кубе из ружья? Почему красавец русско-еврейский француз Гари́, дипломат и близкий друг генерала де Голя, оделся в парадную форму, а чтобы кровь не испачкала орден Почетного легиона, натянул на голову купальную шапочку и выстрелил себе в висок? Почему француз Экзюпери вылетел в последний полет над Средиземным морем и сознательно прошел точку невозврата, с таким расчетом чтобы вернуться на аэродром не хватило горючего? Были ли знакомы эти люди между собой? И, быть может это какой-то чудовищный сговор или мистификация? Или просто совпадение. Хотя, такая смерть Экзюпери — это свойственный Суициду плагиат, его предположение, которое невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

По своей сути Суицид был жизнелюбом, но ему очень не хотелось доживать век свой до глубокой старости и видеть как некогда упругое, сильное и гибкое тело превращается в развалину. При тщательном анализе, он пришёл к выводу, что самоубийство и побег - суть одно и тоже. Только в очень высокой степени. Именно этот последний побег дает абсолютную независимость.

«В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда нужно перестать просить Господа о долголетии. Иначе, когда-то прийдется просить об обратном», - думал он.

Помещение камерного типа раньше называлось Бараком усиленного режима, в сокращении БУР. Но какому-то чиновнику из тюремной системы это название показалось неблагозвучным и эта предпоследняя карательная инстанция, за которой маячила только крытая тюрьма, стала именоваться помещением камерного типа. На этом прогрессивное волеизъявление высокого тюремного начальства иссякло и в Верхневартавской колонии строгого режима все осталось по-прежнему. Та же летняя духота, и холод зимой, та же скудная пайка, и те же два прапорщика в каптерке на входе в узкий тюремный коридор. Этих вертухаев никто и никогда не называл по фамилии. Зеки прилепили им прозвища Суета и Маята. Псевдонимы настолько точно отражали их сущность, что даже сослуживцы не называли их иначе. Правда, бывало, что коллеги в слове Суета меняли первую букву и получалось не совсем благозвучно и цензурно, но еще более образно. Низкорослые, кривоногие Суета и Маята, были похожи друг на друга, как братья-близнецы и были воплощением тюремного однообразия.

В подчинении прапорщиков числился косоглазый и косноязычный татарин, по кличке Небалютись, отбывающий срок за двойное заказное убийство. Татарин был шнырем*(дневальный — жарг.) и в его прямые обязанности входила уборка коридора, каптерки и подсобных помещений. А самое главное, он «сидел» на черпаке. Шнырь Небалютись три раза в день, с двумя бачками в руках, ходил на лагерный пищеблок за чаем и кашей, и доставлял продукты в каптерку. Первыми пробу снимали Суета и Маята. После них трамбовал Небалютись. Все, что оставалось шнырь ставил на тележку, катил ее по коридору и раздавал зекам. Каша была сварена на воде и ее полагалось по одному черпаку на брата. Зеков это не устраивало и они срывали злость на шныре.

 Не коси черпак, косоглазый, - кричали через кормушку постояльцы и требовали добавки, на что следовал ответ:

 Не балуйтись.

Татарин произносил это словосочетание быстро и слитно, отчего и получил свою кличку.

Суицид краем уха уловил стук приближающейся шныревской тачанки, прислонил голову к кормушке и, как гончая, потянул носом запах перловки. Его камера находилась в самом конце коридора и Небалютись подруливал к ней в самую последнюю очередь. В этом было свое преимущество. Шнырь и Суицид были в своем роде коллеги. Они оба мотали срок за заказное убийство. Поэтому, движимый профессиональной арестантской солидарностью, Небалютись начисто выскребал черпаком бачок и насыпал Суициду полную миску перловки.

В этот раз случилось непредвиденное. Щелкнул дверной замок. В вместо кормушки настежь открылась дверь камеры и на пороге, с ключем в руке, показался никем нежданный Суета. У Суицида сразу же испортилось настроение. С прапорщиком у него с самого начала не заладились отношения. Дотошный Суета, зорким глазом матерого вертухая, заметил, что на Суициде две пары нательного белья. А по режиму содержания в ПТК полагалась только одна. Вторая пара шерстяного белья досталась Суициду по наследству от, освобождающегося из ПКТ по концу срока, Витьки Лепешки и здорово выручала. Дело в том, что после шести утра нары пристёгивались к стенке, а матрас, подушку и одеяло забирал в каптерку Небалютись. И до отбоя Суициду приходилось топтаться по камере. А, при наличии второго белья, можно было вытянутся во весь рост на полу, прислонившись к трубе отопления, и сладко дремать. Но неугомонный Суета отшманал*(отнял при обыске — жарг.) вторую пару и Суицид затаил на него глухую обиду.

 Руки за спину, - скомандовал Суета. - На выход.

 Я обед прозеваю, гражданин прапорщик. Это нарушение режима содержания, - возмутился Суицид.

 Пообедаешь, когда вернешься, - проворчал Суета. - Шнырь оставит тебе твою порцию. А сейчас вперед по коридору. В следственном кабинете тебя большое начальство требует.

Суицид остановился на пороге следственной камеры и скороговоркой выпалил фамилию, имя и отчество. Сидевший за столом, тучный человек среднего роста и возраста, одетый в темный костюм с галстуком пахнул дорогой туалетной водой и чем-то неуловимым напоминал Павла Ивановича Чичикова. Он не дал договорить, указал Суициду на привинченный к полу табурет и, обращаясь к маячившему в дверном проеме Суете, отчеканил:

 Свободен. В коридоре не болтайся. Я его сам приведу.

Суету как ветром сдуло.

Толстяку понадобилась доля секунды что-бы сменить выражение лица с начальственно-пренебрежительного на внимательно-доброжелательное.

Он приветливо улыбнулся, и глядя Суициду в переносицу, тихо произнес:

 Теперь вместо Волкова буду я. Разговаривай спокойно, прослушку я сам отключил.

Новый знакомый, окинув Суицида внимательным взгядом, добавил:

 А ты похудел за эти шесть лет. Видать на Лубянке кормежка получше, - усмехнулся он. - А как твоя правая рука? Береги указательный палец.

 С рукой все нормально, - не задумываясь ответил Суицид, - а похудел, потому что я уже месяц в ПКТ, а там вообще почти не кормят.

То, что произошла какая-то ошибка и столичный гость принимает его за кого-то другого, Суицид понял мгновенно. В считанные секунды, взвесив все за и против, нужно было решить, оставить ли Чичикова в приятном неведении или прояснить ситуацию и вовремя выйти из игры. Терять ему было нечего. «А что если это подарок судьбы?» - подумал Суицид.

 А Волков почему не приехал? - спросил он у собеседника.

 Его уже нет. Неделю не дотянул до пенсии. Земля ему пухом.

 Да, - согласно кивнул головой Суицид, - душевный был человек. А про себя подумал - «Одним гадом стало меньше».

Оба надолго замолчали.

 Ну а теперь к делу, - прервал паузу Чичиков, достал из папки фотографию и положил перед Суицидом. - Этот зек может стать нежелательным свидетелем при пересмотре дела нефтегазового олигарха. В свое время был губернатором, а после отставки руководил одной из дочерних компаний. Привлекался по первому процессу, но чудом проскочил за недоказанностью. А его руководителей упаковали на долго. Но они никак не успокоятся.

 А за что же он сейчас отбывает? - поинтересовался Суицид.

 В добавок ко всему, этот барбос еще и моральный урод, - усмехнулся Чичиков, - у него восемь лет срока за педофилию.

 Вот так номер, чтоб он помер, - хмыкнул Суицид, - так ему же место на пятой бригаде, среди петухов.

 Так оно и есть, - гость порылся в бумагах, - экс губернатор в бригаде опущенных, и судя по оперативным сводкам, ему живётся не сладко, опера ему включили пресс. После ПКТ, неделю поваляешься на санчасти, а потом тебя переведут в пятую бригаду. Поближе к нашему аморальному подопечному.

 Блатные меня не поймут. Век не отмоешься, - заметил Суицид задумчиво. - Никто руки не подаст.

 Определись, ты с нами или с блатными, - в голосе Чичикова впервые прозвучал металл. - Войдешь к нему в доверие и вместе уйдете в побег. А по дороге он исчезнет. Сам решишь как, тебя не учить. Но работа должна быть филигранная. Этим делом заинтересовались на самом верху.

Суицид понимающе кивнул.

 Через месяц суд, - продолжал Чичиков, - и пересмотр дела. Эта пешка может превратиться в слона и наломать дров.

Когда Суицид вернулся в помещение камерного типа, то увидел на столе полную миску перловки, а рядом завернутое в пластиковый пакет шерстяное бельё. Он нехотя ковырнул ложкой перловку, развернул пакет с бельём, и вспомнив, как Суета и Маята силой сдирали с него кальсоны и рубашку, развернул пакет. При внимательном рассмотрении он обнаружил разорванный шов под мышкой рубахи.

После нескольких ударов в дверь кормушка открылась и в камеру заглянул озадаченный Суета. Суицид протянул через отверстие кормушки пакет с бельем, и тоном, не терпящим возражений, приказал:

 Постирай, погладь и заштопай. К утру чтобы все было готово.

В след за бельем он подал миску с кашей и добавил:

 Как все будет готово, посыпешь кашу моим завтрашним сахаром и перекусишь. Это, чтобы у тебя было легче на душе.

И немного помолчав, добавил:

 Свободен.

Суицид лежал на верхней наре и смотрел, как помещение пятой бригады наполнялось самой разнообразной арестантской публикой. Среди них были молодые и пожившие, одетые в телогрейки и робы, поношенные ватники и черные милюстиновые костюмы, в стоптанных валенках и начищенных ботинках. Но всех их объединял прямоугольник на левой груди, в котором красовалась надпись: «Пятый отряд, пятьдесят пятая бригада». С сегодняшнего дня такой же штамп украшал робу и телогрейку Суицида. По сути это было моральное самоубийство и его тюремная судьба превращалась в пытку. Теперь он принадлежал к касте неприкасаемых. Не один уважающий себя зек не имел права поздороваться с ним за руку, взять у него сигарету или спичку. Любой предмет, к которому прикоснулся обитатель бригады опущенных, по зековским правилам, подлежал уничтожению. Нарушение каралось строго и неукоснительно. Вплоть до перевода в бригаду отверженных.

Среди этой разношёрстной публики только половина была нетрадиционной ориентации. Некоторые были опущены в следственном изоляторе за доносы и крысятничество. Другие — за не совсем благовидные статьи, вроде педофилии и изнасилования малолетних. Но были и откровенно голубые, которым все было нипочём.

В столовой пятая бригада ела за отдельным столом. На выходе в промзону шла последней и последняя возвращалась.

Суицид перевернулся на бок и наблюдал, как мешковатый, небритый мужик неопределённого возраста доставал из, служившей ему сумкой, наволочки консервные банки, кульки с конфетами, сухарями, маргарином и белым хлебом и складывал это богатство в стоявшую в проходе тумбочку. Сверху Суицид не мог четко рассмотреть лицо этого человека, но он был уверен, что это тот, кто ему нужен.

У мужика была характерная особенность. Лысая голова напоминала тыкву. Макушка и лобная часть имели утолщение, а над ушами были едва заметные впадины. А лысина была цвета перезревшей тыквы. Украшением физиономии был темно лиловый синяк под глазом. Пока Суицид изучал цвет его лысины,Губернатор нарезал белый хлеб, намазал его маргарином, сверху толстым слоем яблочного джема, откусил большой кусок и, пережёвывая ушёл в каптерку. Вернулся он минул через десять и поставил на тумбочку кружку с дымящимся густым и крепким чаем.

 Я сегодня поймал чифириста, запишите меня в СВП*(совет воспитания порядка — прим. автора), - продекламировал сверху Суицид.

Тыквенная голова внимательно взглянул на Суицида и хрипло произнес:

 На это время ваша прибаутка не актуальна. Чай продают в ларьке и вас никто никуда не запишет. Спускайтесь и давайте перекусим, чем Бог послал.

Предложение не пришлось повторять дважды.

В морозный воскресный день на расчищенном, окружённом снежными терриконами, плацу, в ожидании Начальника войскового наряда, производившего утреннюю проверку, уныло топталась пятая бригада. Суицид и Губернатор сиротливо стояли в последней пятерке.

Пересчет начался минут сорок назад и должен был вот-вот подойти к концу. Как и положено, обиженных считали в последнюю очередь и им дольше всех приходилось топтаться на морозе. Зеки притопывали, били ногой об ногу, пытались хоть как-то согреться и в душе проклинали медлительного НВН-а. Но настроение у всех было приподнятое. После проверки в лагерном клубе крутили их любимый фильм «В джазе только девушки».

Со скрипом отворилась калитка локального сектора и к бригаде быстрым шагом направился потянутый розовощекий лейтинант.

 Подравнять пятерки, - скомандовал золотозубый зек-бригадир, и доложил проверяющему:

 В бригаде номер пятьдесят пять сорок шесть человек.

Лейтенант быстро пересчитал зеков и махнул рукой.

 Можете разойтись.

Бригадир сразу же перехватил инициативу.

 Через десять минут строем идем в клуб. На уборку лагерных туалетов остается последняя пятерка.

Бригадир пальцем величаво указал на Суицида и сверкнул золотыми фиксами.

 Ты за старшего. Параши должны сиять и пахнуть.

По бригаде прокатился громкий смех, опущенные все как один, с интересом посмотрели на новичка Суицида и стали весело обсуждать его назначение на такой завидный государственный пост.

Тыквоголовый Губернатор засопел, от возмущения покрутил головой в разные стороны, тем самым выражая несогласие.

 Я четвертый раз остаюсь на хозработы. Это несправедливо, - проворчал педофил, задыхаясь от возмущения, и почему-то прикрыл ладонью подбитый глаз.

Стоявший в первой пятерке кореш бригадира по кличке Лисий Хвост моментально отреагировал на жалобу педофила.

 Все претензии принимаются после отбоя. Но не забывай, что если счастье лезет сзади, не отталкивай ногой.

Бригадир одобрительно хлопнул приятеля чуть пониже спины.

 Ну, что вы куры, раскудахтались, - негромко поинтересовался Суицид. - Забыли свой насест?

 А это что еще за гусь? - возмущенно кивнул в сторону Суицида бригадир.

 К тебе идет счастье спереди, - недобро ухмыльнулся Суицид, направляясь к бригадиру. - Прошу всех запомнить, когда я иду — все расступаются.

Он растолкал поломавших пятерки, сгрудившихся зеков, наступил бригадиру на ногу, ударил кулаком в пах, а головой нанес удар в переносицу. Тот, как-то боком, неуклюже, раскинув в стороны руки завалился на плац. Переносица у бугра провалилась, а белый снег вокруг его головы окрасился красной рябью.

 На уборку параши остается первая пятерка. - Суицид вплотную подошел к ошалевшему Хвосту. - Расслабь булки, дырявый. На этот раз тебя пронесло. Назначаю тебя смотрящим параши.

Суицид несколько раз ударил пытавшегося подняться бригадира ногой в живот и ребром ботинка наступил на горло.

 Прошу всех запомнить. Когда я иду, все расступаются.

И указывая на тыквенного педофила, добавил:

 Это мой друг. Если кто-то прикоснется к нему хотя бы мизинцем, я обеспечу тому путевку на инвалидную зону с первой группой инвалидности.

И обращаясь к губернатору, тихо произнес:

 А к тебе майн френд у меня серьезный разговор. Побакланим, когда куры улягутся.

После отбоя, ближе к полуночи Суицид растолкал Губернатора и отвел в курилку. Протянув педофилу пачку сигарет, он тихо пропел:

 Закури, ты друг мой, закури

А потом чифирку завари.

Мне сегодня бежать до зари.

Так давай же мой друг закури.

Тыквенная голова непонимающе потер лысину, откашлялся и спросил:

 Заварить чаю?

 Я уже заварил, - ответил Су. - Пусть запарится.

Он указал на обвернутую полотенцем алюминиевую кружку.

 Хлопнем по пару глотков на прощанье и расход по мастям и областям.

 Как расход? - встревожился педофил. - Тебя на другую зону переводят?

 У них дождешься, - усмехнулся Су. - Я сам себя перевожу. Только мне пора не на другую зону, а на свободу. Надоела жизнь собачья. А впереди еще пятнадцать. Лучше рискнуть и быть вольным, чем среди этих курей чалиться. Ну, а застрелят, значит не судьба.

 А как же я? - забеспокоился Тыквенная голова. - Я же тут пропаду.

 Я тебя за тем и разбудил. Если свободу любишь, цепляйся мне на хвост. У меня уже все на мази. К утру будем далеко. На наш фарт метель и снег нам в подмогу.

Су сделал два больших глотка, затянулся сигаретой и спросил:

 У тебя на воле как с деньгами? Есть в тайничке что-нибудь на черный день? Или ты такой же пусто порожний как и я?

Губернатор радостно улыбнулся.

 Имеется столько, что тебе и не снилось. И не только в электронном варианте, но и наличкой зеленой. Вытащи меня из этого ада, не то удавлюсь. В долгу не останусь.

 Самоубийство - это тоже побег. Но, в этом случае, мера преждевременная. Но ты правильно мыслишь, тут тебе не место. Они тебя рано или поздно продырявят.

Су протянул педофилу кружку.

 На, хапни горячего и выполняй все что я скажу беспрекословно.

Губернатор согласно кивнул головой и большими глотками осушил кружку до дна.

 Возьмешь в раздевалке четыре телогрейки, - продолжил Суицид. - Уложишь по две на наши нары и укутаешь одеялом. Как управишься, мигом во двор. Я буду ждать тебя в углу локального сектора, на спортплощадке. И прихвати из тумбочки пакет с халвой, так нам будет веселей в дороге. Когда будем бежать, повторяй про себя: «Это сладкое слово — халва» и уже завтра мы ковырнем твой тайник и будем стоять выше Яшки Косого.

Снегопад усиливался, видимость была минимальной и только два прожектора с угловой вышки, бившие вдоль заваленного снегом предзонника, слегка разгоняли темноту и давали возможность ориентироваться в пространстве.

Су откопал из сугроба вещмешок, быстро переоделся в белый комбинезон с капюшоном и жестом приказал сделать тоже самое напарнику, выросшему из темноты. Тыквенная Голова согласно кивнул, подошел в плотную и протянул Суициду пакет с халвой.

 Молодец, - похвалил Су. - Натягивай комбинезон, одевай рюкзак и ползи за мной.

Су упал в снег и пополз вдоль контрольно-следовой полосы, отделенной от зоны несколькими рядами колючей проволоки.

Сзади натужно сопел Губернатор.

Он дернул Су за ногу и поравнявшись, прошептал:

 Кажеться мы ползем не в тут сторону. Впереди, за забором промзона.

 Все нормально, - ответил Су. - Пойдем через промзону. Это самый длинный и трудный путь и нас там никто не ждет. По ночам промзона пустует и охраняется слабее.

 Это все равно, что чесать левое ухо правой рукой. Так нам придётся дважды миновать ограждение и часовой с вышки может застукать. Я возвращаюсь, - прошипел Губернатор.

Су обхватил его за шею и кольнул заточкой в грудь.

 Ползи рядом, псятина. Тебе назад дороги нет.

Уткнувшись головой в колючую проволоку, Су достал кусачки и перекусив несколько звеньев, сделал в заборе узкий проход.

 Лезь первым, - подтолкнул он напарника. - Я за тобой. И попробую поставить проволоку на место.

Промзона встретила беглецов неприветливо. Слепые окна пустующих цехов смотрели враждебно и подозрительно, а цеха напоминали заброшенные склепы.

 Сворачивай к тарному цеху, - скомандовал Су. - Прихватим по паре ящиков.

Поравнявшись с бетонным забором Су прислонил ящики к ограждению, подтянулся и, обдирая руки в кровь, перекусил нижний ряд колючки и спрыгнул обратно.

 Вперед, - скомандовал он педофилу. - За забором воля или смерть, что почти одно и тоже.

Когда беглецы оказались в трех километрах от лагеря, Су достал пакет с халвой, откусил большой кусок, прожевал вместе со снегом и протянул напарнику.

 Это сладкое слово — свобода, - выдохнул он.

Эпилог

Полтора года после побега все складывалось удачно. Получив от Губернатора обещанный гонорар, Суицид сделал полный набор документов, осел в заштатном городке и больше года занимался плаванием. Хотелось понять, что почувствовал Мартин Иден в свои последние минуты. Почти ежедневные тренировки дали неожиданный и противоположный результат. Су и думать забыл о самоубийстве. Тело стало сильным, упругим, гибким, как в молодости и пропала седина. Казалось, что таймер в его организме включил обратный отсчет. Он с удовольствием заметил, что когда проплывал пятикилометровую дистанцию, ему вслед с интересом смотрели молодые пловчихи. Су со средней скоростью проплывал пять километров в день, добавляя дистанцию и не чувствуя усталости.

«Если так пойдет, я через пол года смогу переплыть ла Манш, - подумал он. - А на обратном пути можно будет ограбить банк в Германии. Надо подтянуть немецкий».

Открывающиеся возможности радовали душу и мысли о самоубийстве уходили куда-то далеко в будущее.

«Думаю, что самомокруху нужно перенести на сто первый год жизни. И ни на день раньше», - сказал он сам себе.

Когда стопка губернаторской зелени пошла на убыль, Су зашевелился и начал искать работу. И тут, как из под земли, вынырнул Витька Лепешка и сделал заманчивое предложение, от которого нельзя было отказаться.

На следующий день они отправились в загородный дом к заказчику. С этого момента все и закрутилось не в ту сторону. Вместо заказчика их встретила оперативная группа и небо им показалось с овчинку. Через сутки старший группы отвел Суицида и Лепешку в подвал и вручил каждому по листу бумаги.

 Двое мне не нужны. В город я повезу только одного. Того, кто больше напишет о своих делах за один час. Второго зачистим при попытке к бегству. Вас разведут по отдельным комнатам и время пошло.

За свою беспокойную и не совсем праведную жизнь Суицид побывал во многих передрягах, но ни разу не попадался на такую мякину и ему уже давно так не доставалось. Разбитая голова ныла тупой саднящей болью и казалось, что этому не будет конца. Распухшими пальцами левой руки он пошатал зубы и подумал: «Если буду жить и останусь без зубов, возьму себе кличку «Щербатый». Старая мне что-то на на фарт.

С трудом удерживая разбитыми пальцами ручку, он нарисовал на белом листе рисунок, который не решился бы напечатать самый откровенный порножурнал.

«Будем считать что это одна из форм суицида», - подумал Су.

Через час оперативник забрал рисунок и, не проронив ни слова, ушел.

«Зря я занимался плаваньем. Видать, не плыть мне через ла Манш», - подумал Су и задремал.

Минут через десять он пришёл в себя от звука открывающейся двери и воспринял происходящее как продолжение сна. На пороге стоял тыквоголовый губернатор.

 Рад видеть тебя без петли на шее, - ухмыльнулся он и протянул Суициду руку. - Пошли потолкуем. Ты к нам в разработку попал случайно, но назад тебе дороги нет. Такие нам нужны. Мы тебя выведем на такую цель, что предыдущий гонорар покажется тебе дорожной пылью. Работа предстоит сложная и очень опасная. Почти самоубийство. Но я уверен, что ты потянешь.

Теперь Суицид до конца понял,что произошла ошибка и, тогда на зоне его приняли за кого-то другого. Понял, что ему уготовили роль пешки в длительной многоходовой комбинации и встреча с Витькой Лепешко, Чичиковым и Губернатором — это звенья одной цепи. Все стало на свои места. Его технично вывели из лагеря, снабдили деньгами на первое время и держали под колпаком. А теперь, по их плану, настал его час.

«Мягко стелешь, - улыбнулся про себя Су. - Ну, ничего. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел. И от тебя, сука комитетская, тоже уйду. И тогда посмотрим, чей козырь старше. При самом неудачном раскладе, у меня есть шанс, которым воспользовался Мартин Иден. Махну рукой и уйду в свой последний побег. Но предварительно напишу рассказ под названием «Самоубийца, который мечтал прожить долго.»

P.S. Упражняясь в изучении немецкого языка, в газете «Die Zeit», автор на ткнулся на интервью немецкого летчика, сбившего в последние дни войны самолет, которым управлял Антуан де Сент Экзюпери.

«Если создатель «Меленького принца» не был самоубийцей, - подумал автор, - то необходимо признать, что первоначальная концепция этого рассказа была неверной. Жизнь прекрасна во всех ее проявлениях.»

С пожеланием волчьего аппетита и бесконечно долгой жизни.

Всегда Ваш граф Ал. Войнов.