Младший лейтенант Яков Богдан полчаса заворожено смотрел, как желтоватые мигающие блики коптилки, сделанной ротными умельцами из снарядной гильзы, отбрасывают на стены промерзшей землянки неровные колышущиеся тени, а потом, очнувшись, поправил накинутую на плечи шинель и, сняв нагар с фитиля коптилки, пододвинул к себе полевую сумку. На чистый лист бумаги легли четкие строки, написанные крупным разборчивым почерком: 'В партийную организацию 533-го стрелкового полка. Прошу первичную организацию принять меня кандидатом в члены ВКП(б)'. Богдан отложил в сторону карандаш и, достав из кармана шинели смятую пачку "Беломора", вытряхнул папиросу, потянулся к коптилке. Скосив глаза, прочитал на бумажном мундштуке "Фабрика Урицкого. Ленинград". "Ленинградский "Беломор" и до войны в цене был у нашего брата, - подумал Яков, а сейчас тем более... Город в смертельной блокаде зажат - не дыхнуть, а снабжает нас всем - и оружием, и патронами, и вот куревом даже. Все нам - на фронт, а сами..."

Недавно, когда, выйдя из госпиталя после ранения и направляясь на передовую в свою часть, он видел Ленинград, лежащий в октябрьских рассветных сумерках, сквозь серую пелену которых угадывались руины обрушившихся после бомбежек и непрекращающихся артобстрелов домов. Яков шел тогда по Невскому, по Литейному, шел улицами, много раз хоженными в курсантские дни, шел, и сердце его наполнялось болью и горечью. Казалось бы, совсем недавно улицы эти, величественные здания, площади, гранитные набережные северной столицы сияли под ласковым солнцем какой-то особой ухоженностью, величавостью, внушая благоговение и гордость каждому советскому человеку. Как давно и как недавно это было. Война перечеркнула все эти детали еще мирного быта. Перечеркнула крест-накрест, словно наклейки окон от бомбежки, и пестрые краски большого города сменились однообразным серым цветом - серые развалины, серые шинели солдат, серые исхудавшие лица ленинградцев, томящихся в блокадном кольце.

К началу ноября 1941 года норма хлебного пайка в Ленинграде сократилась до 150 граммов в сутки. Тоненький, кажущийся невесомым, ломтик коричневой суррогатной массы. "Сто пятьдесят блокадных грамм с огнем и горем пополам", - вспомнились Якову строки из стихотворения, которое читала маленькая, истощенная женщина-актриса из фронтовой концертной бригады, приезжавшей к ним на передовую. Многие тысячи жизней уже унесла блокада, но сломить дух ленинградцев, их веру в победу не смогла. Город жил и боролся. Дымили трубы заводов, выпускавших продукцию для фронта, шли на передовую танки и орудия, отправлялись боеприпасы, медикаменты и вот даже папиросы. Люди, терявшие сознание от истощения, работали для фронта, делились с защитниками города последним. Но пора возмездия близилась. Готовилось наступление, которое должно было разорвать стальное кольцо блокады, петлей стягивавшее Ленинград. В числе соединений, осуществлявших прорыв, была и 128-я стрелковая дивизия, ее 533-й полк, и его, Богдана, 1-й взвод 5-й роты.

Яков загасил окурок, снова взял карандаш и дописал свое заявление "С Уставом и Программой ВКП(б) ознакомлен, признаю и поддерживаю полностью. Что бы со мной ни случилось, считайте меня коммунистом'.

Коммунисты полка внимательно рассмотрели заявление младшего лейтенанта Богдана. Особых вопросов не было, его знали хорошо, однако же биографию рассказать попросили.

- Родился в 1922 году в селе Остролучье Барышевского района Киевской области в украинской семье крестьянина-бедняка, - начал Яков. - Отец, Иван Андреевич, в гражданскую войну был конником у Щорса. В боях с белополяками и врангелевцами получил пять ранений, награжден орденом Красного Знамени, после гражданской стал чекистом...

- Вы побольше о себе, Богдан, - подсказал кто-то из президиума.

- А что о себе? - смущенно переспросил Яков. - Как и все, до войны учился в школе, работал в депо, стал комсомольцем, вскоре комсомольцы депо избрали секретарем комитета ВЛКСМ. Работали бойко, дружно... В мае сорок первого года призвали в армию, служил под Ленинградом, был комсоргом взвода, затем роты. 10 июля 1941 года зачислили курсантом на краткосрочные курсы младших лейтенантов в Ленинграде, в сентябре был произведен досрочный выпуск. Получив звание, младший лейтенант, был направлен в полк в качестве командира взвода.

- Достаточно! - закричали с мест. - Дальше знаем!.. Действительно, боевая биография Богдана в полку была известна хорошо. Молодой командир храбро сражался, защищая город Ленина в районе Кингисеппского шоссе, на груди его уже сверкала первая боевая награда - орден Красного Знамени, успел получить и ранение в бою. Все это однополчанам было хорошо известно, а поэтому, когда вопрос о приеме Якова Богдана кандидатом в члены ВКП(б) был поставлен на голосование, взметнулся лес рук. Однако партийного документа Якову оформить не успели. Началось наступление. Поэтому в бой младший лейтенант Богдан ушел с комсомольским билетом у сердца.

10 ноября 1941 года южнее Шлиссельбурга войска Ленинградского фронта начали вести упорные бои по прорыву блокады. Навстречу им рвались передовые части 4-й отдельной армии под командованием Мерецкова К.А. На острие удара шел 533-й стрелковый полк. Захватив в ожесточенном бою опорные пункты первой полосы обороны противника, подразделения полка вырвались на оперативный простор и продолжали наступление. Яков шел в наступающей в направлении деревни Липки цепи роты. Впереди замелькали дома деревенской околицы. От первых огородных плетней роту отдаляло лишь маленькое сельское кладбище, могильные кресты которого чернели на фоне белого снега.

- Вперед, товарищи! - хрипло прокричал Яков, взмахнув автоматом ПДД.

Призыв молодого командира перекрыл грохот длинной пулеметной очереди, пущенной в упор из дзота, замаскированного под могилу. Огневая точка не умолкала ни на минуту, захлебываясь огнем. Наступающие залегли, а пулемет все бил и бил короткими очередями, не давая поднять головы. Появились убитые и раненые. Сверкающий белизной снежный наст все чаще окрашивался кровью бойцов. Фашистский пулеметчик был опытным воякой. Обладая широким сектором обстрела и надежной защитой, он подпустил цепь на очень близкое расстояние, зная, что русская артиллерия будет бессильна - осколки снарядов могут поразить лежащих в снегу недалеко от дзота солдат. А здесь он сможет сдерживать наступающих еще долго.

Богдан, зарываясь в снег, пополз вперед. Гитлеровец повернул ствол, дал очередь. Фигурка Якова замерла на снегу, фашист злорадно ухмыльнулся и перестал обращать на него внимание. 'Кажется, он подумал, что я убит' - догадался Богдан, увидев рыхлые круглые лунки в снегу, оставленные пулями в нескольких сантиметрах от его лица, и снова осторожно двинулся вперед, замирая через каждый метр. О том, что дзот уже близко, Яков понял по грохоту очередей. Сантиметр за сантиметром осторожно поднял голову. 'Вот он, дзот - замаскирован между двух могил, и даже крест сверху. Все предусмотрел,- зло подумал Яков,- даже могилу персональную изготовил. В ней и останешься". Изловчившись, он метнул в амбразуру одну за другой две гранаты. Взрывы взметнулись у самого дзота. Сорвало крест, укрепленный на могиле. Однако вражеский пулеметчик не пострадал. Снова с бешеной злобой заплясал огонек в амбразуре.

- Да чтоб тебя разорвало!

Яков приготовился подняться во весь рост, чтоб прицельно закинуть в дзот последнюю гранату, но тут что-то чуть в стороне прошипело в воздухе над головой и дзот взорвался изнутри огненной вспышкой, раскидывая по округе дымящиеся деревянные остатки дзота вперемешку с землей. Его оглушило, но осколки и куски дзота пролетели мимо, лишь присыпало землей и снегом. И стало так тихо, что Богдан сперва даже не сообразил, что ничего не слышит. Лишь увидел, как его бойцы рвутся вперед с раскрытыми в кличе ртами. А на месте дзота курящаяся дымом безобразная воронка...

Так и не поняв, что произошло, Богдан бросился в атаку вместе со своим взводом. Через час деревня была полностью освобождена.

Долго еще ходили в полку басни об этом случае реализовавшегося наяву проклятия от молодого коммуниста, ведь многие из бойцов его взвода слышали его вскрик и видели его последствия.

За несколько минут до взрыва дзота в лесочке недалеко от деревни.

- Филин Малому.

- На связи.

- Наблюдаю движение с северо-запада деревни. До роты. По форме красноармейцы. Идут развернутой цепью. Направление - кладбище.

- Вот чёрт, не успели проскочить. Скунс Филину.

- На связи.

- Обстановка на кладбище?

- Филин, прибор дал засветку на два человека. Укрылись на западной окраине кладбища, вижу только верхнюю часть их туловища. Предположительно пулеметный расчет опорной точки. Саму точку и амбразуру в оптику не наблюдаю. Хорошо замаскирована. Скорее всего под могилу. Также наблюдается противник до отделения. Укрылись в кустарниках по центру кладбища.

- Похоже засада. Скунс, можешь сместиться и засечь огневую точку по выстрелам?

- Могу, метров тридцать на десять часов без палева проползу. Дальше никак. Филин, мои действия при выявлении точки?

- Скунс, нам надо это точку загасить. Чтоб красноармейцы прошли дальше к деревне через кладбище. Иначе рванут в обход и прямо на нас.

- Филин, даешь добро на Шмель?

- Даю. Только сразу прикинься ветошью и не отсвечивай.

- Понял.

- Малой Филину.

- На связи.

- Что там с Красной Армией?

- Вплотную к кладбищу цепью подходят.

- Группа, внимание. Кроме Скунса, все гасим противника. Открываем огонь при первом звуке со стороны играющих на поле команд. Не высовываться!

- Филин, краском как на картинках что-то кричит, размахивая автоматом, похоже щас начнется...

Тут послышался характерный треск швейной машинки под названием МГ-34 и крик бойцов, быстро заглохнувший. Машинка же продолжала строчить швы на белом полотне укутанной в снег поляны. Среди этого треска незаметно раздавались хлопки Винторезов и Валов спецназовцев ГРУ ГШ РФ.

- Филин, краском один ползёт к кладбищу. Как бы он в Матросова не сыграл.

- Скунс, засек точку?

- А куда она денется ...

- Гаси быстрей!

Возникшая в 100 метрах впереди незаметная фигура в белом маскировочном костюме, закинула на плечи трубу реактивного пехотного огнемета РПО-А 'Шмель' и выстрелила по одной известной ей цели термобарическим боеприпасом. Мощный взрыв на основе высокой температуры и избыточного давления разметал остатки немецкой огневой точки вместе со своим содержимым.

- Филин, цель поражена. Прямо в яблочко - аккурат в амбразуру влетело.

- Да уж и так видно. Малой, что наблюдаешь?

- Да тут Красная Армия, похоже, очумела от взрыва и воспряла буквально, несется к деревне по снегу аки Иисус по воде.

- Группа. Прекращаем огонь. Пропускаем красноармейцев и вперед к точке сбора. У нас еще полно работы.

- Филин Гере.

- На связи.

- Тут на общей циркулярно передали, что группы капитана Клокова неплохо в белорусских партизан на железке сыграли, немцам понравилось. Особенно праздничный салют после наведения Калибров на Лужский железнодорожный узел.

- Так, группа. Клоп у нас в счете выигрывает, пока мы тут с укрепленными гробами ковыряемся. Идем вперед, не отвлекаясь.

За несколько часов до этого.

Густой хвойный лес возле станции Чаща. В глубине озеро Велье - место гиблое, непроходимые болота.

Идет через лес железная дорога. Витебская линия, от Ленинграда на Великие Луки. В обход Даугавпилсского железнодорожного узла.

Зимой сорок первого в этих местах еще не было партизан. И немцы еще не сталкивались с рельсовой войной. Так что охрана сводилась к проезду бронедрезины два раза в сутки. И эта служба неслась с прохладцей - ведь до сих пор на этом участке не было никаких происшествий.

Потому, никто не видел, как в темную ночь, между станциями Чаща и Чолово, на пути одновременно вышли шесть человек. И еще четверо - две снайперские пары, с приборами ночного видения, их прикрывали. Действуя быстро и слаженно, они зарыли под шпалы (это труднее, но дает гораздо больший эффект) деревянные ящички, не обнаруживаемые миноискателями. Эту тактику в иной истории применяли партизаны соединения Федорова на Волыни в сорок третьем, выставляя на дороге минное поле сразу десять, пятнадцать, двадцать мин, выходя на пути целой ротой, натренировавшись все закончить и замаскировать следы всего за десять минут, в интервале между проходами патруля. Опыт тех мастеров диверсий не пропал, записанный в методичках, по которым учили спецназ двадцать первого века. К тому же в зарядах, что они ставили, был не тротил, а пластит, впятеро более сильный, так что копать ямы требовалось существенно меньше.

Закончив, группа переместилась вдоль путей и повторила работу. Появления дрезины с охраной не опасались, так как график ее поездок был известен. И даже в самом худшем случае, немцев ждал бы снайперский огонь и выстрел из 'Шмеля', по силе равный 122мм гаубичному снаряду. Но никто не помешал - и за ночь работа была закончена. Двадцать четыре мины были заложены на перегоне, с интервалом около ста-ста пятидесяти метров друг от друга.

Мины были с замедлителями. С хитроумной начинкой - но тем же принципом, что у МЗД-5, применяемых федоровцами в сорок третьем. До определенного срока они были безопасны - пусть хоть непрерывно ходят по ним поезда. А вот после взрыва первой - напрасно немцы стали бы усиливать охрану, да хоть сплошь вырубать лес у путей, рыть траншеи и строить доты. Мины ведь уже были заложены, впрок! С приборами неизвлекаемости - снять их в принципе было невозможно, только взорвать. Если только предварительно не обезвредить кодовым радиосигналом, заодно включив маячок. И мины были умными, они взрывались не просто от веса, как например платформы, груженной камнем, но умели отличить характерные толчки при движении паровоза.

В эту же ночь две другие группы так же обработали перегоны до и после. И это было еще не все!

Лужская железнодорожная станция, являющаяся узловой для трех направлений Ленинград - Луга - Псков, Луга - Великий Новгород, Ленинград - Оредеж - Дно, была забита составами - ждущими, пока починят путь. Никто не обратил внимание на большую черную птицу, пролетевшую вдали над лесом - в этом времени не знали, что такое замаскированный беспилотник с телекамерой. И капитан спецназа Клоков (однофамилец того, знаменитого федоровского подрывника), позывной 'Клоп', командир работающих в этом районе групп, отметив на станции скопление целей, посылает шифровку в Центр. Короткий импульс, сжатый аппаратурой в доли секунды, не улавливаемый немецкими пеленгаторами - и даже если бы немцы перехватили сообщение, расшифровать его они бы не могли, компьютер давал сложность на порядки больше, чем пресловутая 'энигма'. И прилетят очень скоро архангелы, звено Су-34, или 'калибры', и устроят на станции огненный ад.

И напрасно немцы, занявшие оборону у насыпи, вглядываются в лес, ища партизан. Не зная, что в кроне вон той густой ели стоит видеокамера, так что о подрыве поезда на контролируемом участке становится немедленно известно. А на самом высоком дереве в глубине леса закреплена антенна ретранслятора, обеспечивающая работу сети - цифровой сигнал, даже если кому-то удалось бы настроиться на эту волну в диапазоне УКВ, слышен был бы лишь в виде 'белого шума', неотличимого от помехи.

Так что спецназовцам не было нужды вылезать под пули. А лишь выполнять свою работу, не показываясь на глаза. Как и всем другим работающим в немецком тылу группам спецназа ГРУ ГШ РФ.