«Мы хотим Эттли» означало «мы хотим перемен». Что там говорят любящие церемонии китайцы, когда доброжелают своему врагу всего самого хорошего? «Чтоб ты жил во время перемен»? Ну так вот в Англии это время и настало. Время перемен постучало в английские ворота. Такое рано или поздно происходит со всеми, без малейшего исключения. Перемены, хотите вы того или нет, но случаются. «Времена меняются и мы меняемся вместе с ними.» Можно, конечно, попытаться не меняться, но приведёт это лишь к тому, что не вы изменитесь сами, а вас изменит время. Изменит так, как оно того захочет. Вас оно спрашивать не будет. Сопротивляться велению времени это всё равно, что пытаться противостоять прибою.

Помните, как вы первый раз поехали на море, как вы его первый раз увидели? От края и до края, куда ни посмотришь — всюду оно! С ума сойти. Помните, как вы к нему побежали? А там, вон, вон она — волна идёт, ближе, ближе, поднимается, на ней бурун сверху белый, гребешком, а сама она гладкая, цвета бутылочного стекла, растёт на глазах, выше, выше, уже больше вас ростом, нависла — сейчас ка-а-ак вдарит! А вы, маленький, вы её видите, вы её ждёте, да не просто ждёте, а — с восторгом, вы думаете — да это ж всего лишь вода, подумаешь, вода и ничего больше, вода точно такая же, как в луже, устою, ей со мной не справиться! Вы растопырились, руки в коленки упёрли, всем тельцем своим напряглись, воздуху полную грудь набрали, зажмурились и тут — раз, она вас накрыла! Оглушила, с ног сбила, поволокла вперёд, с собою, а потом, уходя, шипя, потащила вас назад. Вы, беспомощно барахтаясь, не понимая где верх, где низ, судорожно ищете под собою дно, встаёте на ноги, отплёвываетесь, рот полон солёной воды, вы ничего не видите, только слышите, как где-то, кажется, что далеко-далеко, вам что-то встревожено кричит мать.

Ну, а потом проходит несколько дней и вы начинаете понимать море, оно ведь не только большое, оно ещё и мудрое, оно учит вас, и не так ваш ум, как что-то в вас, и это что-то, то, что сильнее ума, позволяет вам обнаружить, что море можно обмануть, поднырнув под волну и вы начинаете с морем играть, а оно охотно отзывается, посылая вам волну за волной — ныряй, милый. К концу же лета, научившись плавать, вы уже используете море и оно вам позволяет это делать, оно любит понятливых — вы заплываете далеко-далеко, почти до буйка, а потом отдаётесь волне и она несёт вас к берегу, несёт, несёт, доносит и бережно кладёт на гальку.

Совершенно то же и с государствами. Можно пытаться противостоять переменам, и многие так и делают, чужой опыт ведь ничему не учит, каждый учится на своей собственной шкуре, а можно попытаться использовать перемены к благу. К благу государства. Благо же государства означает благо всех. Просто потому, что государство думает не о каждом из нас, оно думает обо всех сразу, оно думает о народе, в государстве живущем.

Почему Эттли? Почему не Черчилль? Дело в том, что в 1945 году «Эттли» означало не человека, «Эттли» означало «социализм». Вот «Черчилль» означало человека, Уинстона Черчилля. «Победителя». Так захотело государство, оно сделало всё, чтобы то, что связано с боевыми действиями, с танками, самолётами, пехотинцами, бомбёжками, то, что люди называли «Эль-Аламейном» или «Битвой за Англию», так вот чтобы всё это вызывало в умах образ Черчилля. Черчилль как творец победы, Черчилль как война. Но если мы победили, то войне пришёл конец, не так ли?

И не только войне.

Вот что витало в воздухе в 45-м, вот что слышала власть и вот чего не слышали занёсшиеся консерваторы — «never again». И имелась тут в виду отнюдь не только война. Не только «хуй войне», но ещё и «хуй» тому, что было до войны. Мир изменился и англичане захотели измениться тоже, но всё дело было в том, что они, сами того не заметив, уже изменились. Они этого ещё не осознали, но чуткая власть это поняла, власть легла на волну, отдалась ей, власть не захотела быть сбитой с ног, власть показала, что она является властью по праву, она пошла туда, куда хотел идти народ. Власть показала, что она власть ещё и потому, что не была застигнута врасплох, она встретила «время перемен» во всеоружии, власть заранее знала, куда народ зашагает. Пока шла война, власть говорила одно, но вот делала она совсем другое, она делала всё, чтобы народ после войны захотел идти не по той дорожке, а вот по этой, дорога же в прекрасное будущее называлась «Socialism Rd.»

До войны, пока шла война не горячая, а пропагандистская, социалистические идеи шельмовались, да по другому и быть не могло, социализм использовался в качестве господствующей идеологии не только в СССР, но, что гораздо важнее, ещё и в Германии. Государство не может изъясняться на том же языке, что и его враг, оно не может позволить, чтобы умы подданных были захвачены теми же самыми идеями, враг на то и враг, чтобы быть врагом, плохо не только то, что он говорит, но и то, что он думает, плох он весь, от макушки до пяток. Но вот когда враг побеждён, тут всё сразу становится по-другому, мы можем у побеждённого кое-что и позаимствовать, это называется трофеями, для народа так более лестно выходит, да если ещё учесть, что враг был сокрушён с помощью союзника, а союзник (надо же!) строит социализм в одной отдельно взятой стране, то почему бы и нам не построить то же самое? Причём строить будет легче лёгкого, мы ведь фундамент уже заложили. Что, не верите? А вы оглянитесь вокруг себя.

Англичане оглядываться отказались. Они боялись спугнуть своё счастье.

За несколько военных лет им показали, что такое социализм. Не говоря при этом, конечно, что это социализм. Показали не словом, но делом. Общественное производство? Ну вот вам «теневые заводы», принадлежащие государству, заводы, на которых ковался «меч победы». Заводы, на которых вы, дорогие английские граждане, ударно трудились. В три смены. Сделаем то же самое с угледобывающей промышленностью, с железными дорогами, газом и электричеством? Ну как? Голосуем? Кто за? Кто против? Воздержавшиеся есть? Принято большинством голосов. Плановое хозяйство? А чем же ещё, по-вашему, было всё хозяйство Англии последние шесть лет? Вам что, плохо было? В стране ведь ни одного безработного не осталось. А мы сейчас будем армию демобилизовывать, миллионы молодых, горячих, до работы охочих домой вернутся, хотите им место уступить, а сами — на улицу? Ну как? За план? Голосуем? Такой лес рук, что я даже и считать не буду. Принято единогласно.

Было пущено в ход понятие welfare state, то-есть государство всеобщего благосостояния. Государство, в котором будет хорошо большинству. Большинству, которому будут гарантированы бесплатная медицина, пенсии и то, что принято называть «социалкой». Как там представляли себе мироустройство люди, жившие несколько веков назад? Море, в море кит, на ките три слона, на слонах — Земля. Эттли использовал в качестве слонов общественную собственность на средства производста, государство всеобщего благосостояния и плановую экономику. В детали ему вдаваться не приходилось, детали англичане видели вокруг себя. Черчилль не нашёл ничего лучшего, как противопоставить этому своё знаменитое красноречие, он посчитал, что достаточно языка, чтобы разнести соперника в пух и прах. Он подумал, что можно обойтись парочкой ярлыков и тут же поторопился налепить их на Эттли. Выступая с предвыборными речами, в том числе и по радио, Черчилль заявил, что Эттли это «гестапо», что Эттли — это «английский Сталин».

Напомню, что в 1945 году Черчилль был «человеком года» не только в Англии, но, пожалуй, и в мире. Пропаганда постаралась. Он и в жизни был человеком ярким, вот что писал, вспоминая те годы, известный лейбористский деятель Рой Хаттерсли — «сравнивать Черчилля и Эттли с точки зрения производимого ими внешнего эффекта было просто смешно, если бы обычную английскую семью спросили, кого из них она хотела бы пригласить к ужину, то сомнений в ответе ни у кого даже и возникнуть не могло, конечно же — Черчилля!» Но тут была одна тонкость, упускавшаяся из вида не только симпатизировавшими консерваторам «аналитиками», но и самим самонадеянным Черчиллем. Для того, чтобы приглашать кого бы то ни было к ужину, для начала следует этот ужин иметь.

Когда англичанина поставили перед выбором — ужин или Черчилль, он выбрал ужин. Выбирая сердцем, англичанин спустил Черчилля в унитаз. Победил Эттли, победил «английский Сталин».