Борис Александрович перевернул последнюю страницу рукописи. Конечно, и раньше он о многом знал или догадывался, но такого концентрированного безжалостного описания войны «сверху», с высоты, так сказать, птичьего полета, пожалуй еще не встречал. Если дождется времени, когда это станет возможным, обязательно попробует опубликовать. Хотя вряд ли доживет. Всегда думал, что умрет раньше Сергея. Может быть редко болеющие здоровяки легче ломаются после первого же удара.

И потом, что-то не видно существенных изменений идеологии в ходе горбачевской «перестройки». Пока — разрушают. Дай Бог, чтобы не "до основанья".

Борис Александрович положил папку с "Историческим исследованием" в особый запирающийся ящик в правой тумбочке письменного стола под собственные рукописи. Подождем.

На поминки Борис Александрович не пошел. Некомфортно было ему в академическом и номенклатурном окружении. Спрятав рукописи, он достал из холодильника графинчик (мамин графинчик), налил до краев винный с вензелем зеленый бокал водкой, настоенной на апельсиновых корочках, встал:

— Прощай, Сергей Лютиков, или до свидания, если за чертой действительно что-то есть. Тогда встречай меня в конце туннеля вместе с барыней. Недолго осталось.

Борис Александрович знал, что он быстро опьянеет. Не то, что в молодости. Поэтому спешил. Через двадцать минут уже спал, свернувшись калачиком.