(Амархтон, Аргос)

Дым над Аргосом постепенно оседал. Над громадиной дворца вознёсся победный звук королевского горна. Криков ликования не было. Ещё никто не знал, жива ли королева и её военачальники, никто не знал, что происходит в других частях города, сколько полегло собратьев и что вообще произошло этой ночью.

Лишь с полным восходом солнца, когда архистратег Тибиус приказал открыть дворцовые врата, стало ясно, с кем сражались защитники Аргоса. Удивление было велико. Вместо многотысячной армии нечисти, как это казалось ночью, дворец штурмовали всего две-три сотни хаймаров, прокравшиеся через городские подземелья. Тупоголовые твари, единственное преимущество которых – цепкие лапы, позволяющие лазить по стенам, создали иллюзию масштабного вторжения.

В самом дворце началось оживление, как после бури. Придворные несмело высовывали головы из приоткрытых дверей своих комнат и, робко оглядываясь по сторонам, выходили в дворцовые коридоры и залы. Иные шарахались, поминая Спасителя, при виде мёртвого хаймара или стражника.

Когда лестничные решётки были подняты, и на верхние ярусы хлынули толпы воинов-южан, там уже наводили порядок гвардейцы Дарвуса. Раненых стаскивали в лазарет, убитых – в храм, чтобы там приготовить тела к погребению, обыскивали все тёмные углы, проверяя, не затаился ли где коварный хаймар.

Больше всего убитых и раненых было на стенах и крышах Аргоса, где состоялся главный бой этой ночи. Гвардейцы помогали вольным стрелкам отыскивать собратьев, унося вниз тех, кому посчастливилось выжить, и складывая в ряд тех, кто уже встретился с вечностью.

– Автолик! Автолик! – звали воины ордена.

– Автолик! – кричал Иолас.

– Где ты, дружище?! – ревел Клеант, пугая гвардейцев своим обожжённым лицом без бровей и ресниц и лишённым волос черепом.

Стоны раненых доносились отовсюду: из разрушенных боковых и центральных башен, с балконов и парапетов, из бойниц настенных галерей. Здесь полегли и лучники-южане, коим выпала судьба нести дозор этой ночью, и вольные стрелки, и гвардейцы Дарвуса.

– Автолик! – кричал Теламон, поднявшийся на крышу с группой воинов Криптии.

Он быстро расспросил выживших, узнав от одного насмерть перепуганного лучника, что глава Ордена вольных стрелков схватился с главным драконом-призраком. Найти тело этого чудовища было несложно. Оно возвышалось посреди стрелковой площадки, впечатанное в плиты с несуразно вывернутой шеей, раскинув огромные угловатые крылья. Из узкой глазницы торчала длинная стрела, погружённая наполовину в череп.

– Переверните, – небрежно приказал Теламон.

Воины боязливо потянулись к мёртвому дракону, ткнув его из предосторожности копьём, опасаясь, что чудовище ещё может ожить. Затем, осмелев, приподняли алебардами исполинское крыло…

– Он здесь!

Теламон с Иоласом одновременно бросились к телу.

– Автолик! Ты жив? Отзовись!

– Дышит… вроде как. Кровищи-то сколько!

– Дык, то драконья кровь! У этой твари она тоже красная.

– Автолик!

Вольный стрелок приоткрыл глаза. Несколько раз моргнул, словно убеждаясь, что ему не мерещится.

– Теламон? Так, значит, я не на Небесах? – выговорил он, не разжимая слипшихся губ.

– Острит! Острит, значит, жить будет, – с раздражением проговорил Теламон.

– Дружище. Ну и напугал ты нас, – произнёс Иолас.

Вместе они выволокли Автолика из-под крыла. Впрочем, не прошло и минуты, как вольный стрелок сам поднялся на ноги.

– Что с орденом, Иолас? Сколько наших полегло?

Тот замялся. За него ответил страшно обожжённый Клеант:

– Пока неясно. Считаем.

Автолик огляделся, переведя взгляд на Теламона. Видеть начальника Криптии, беспокоящегося за его жизнь, было непривычно и даже тревожно. Автолик мгновенно ощутил страшную причину, скрывающуюся за этим беспокойством.

– Кого мы потеряли, Теламон?

Начальник тайной службы поджал губы.

– Калигана. Его больше нет.

Автолик опустил голову. Вот и причина. Ничто не могло примирить давних соперников крепче, чем смерть их общего друга и наставника.

– Кто убил его?

– Асамар. Он и заправлял этим налётом. Спланировал и атаку змеев, и мнимых полчищ хаймаров, перекрыл лестницы между этажами. Он же убил и начальника стражи Гермия. Однако больше он никого не убьёт. Как ни странно, благодаря Седьмому миротворцу.

– Маркос победил его? – оживился Автолик. – А сам-то он как? Жив? Где он?

– В лазарете. Спит. Он получил столько ран, что теперь нескоро встанет на ноги… Ну, чего встали, за работу! – прикрикнул Теламон на воинов Криптии.

То тут, то там слышались горестные вскрики и плач, когда кто-то находил погибшего собрата, то тут, то там раздавались взрывы радости, если близкий человек оказывался жив. Когда всех раненых и убитых унесли, дело дошло до трупов врагов. Крылатые змеи были слишком велики, чтобы их тащить по ступеням – их скидывали вниз, где грузили на тачки и вывозили за городские стены. Туда же отправляли груды хаймаров. Тело Асамара было решено предать огню, чтобы всякие чернокнижники не шастали на его могилу в расчёте получить часть его силы.

Когда Теламон, исполняющий теперь вдобавок обязанности начальника стражи, объявил, что в Аргосе не осталось ни одного хаймара, закипела новая работа. Сотни метельщиков, мусорщиков, плотников и каменщиков взялись за дело. Вымыли от крови полы, заменили ковровые дорожки, вставили новые двери и окна, замесили глину и натаскали камней, чтобы заделать проломы и укрепить башни. Кроме того, слуги прошлись по всему дворцу с зажжёнными курильницами, перебивая запах крови и гари благовониями.

К полудню, когда архиепископ Велир с процессией священников и послушников совершил ход по всем ярусам Аргоса, освящая коридоры, залы и комнаты, следов ночного смятения почти не осталось. Только с крыш и надстроек ещё доносился стук молотков.

Королева принимала доклады в своей опочивальне. Рядом находились шестеро рыцарей-телохранителей и Мойрана, только-только пришедшая в себя. В донесениях с застав не было ничего особо тревожного – там произошли лишь мелкие стычки, – но Сильвиру беспокоило количество таких стычек. Враг атаковал заставы по всему Амархтону, демонстрируя огромные возможности, которые давала ему сеть городских подземелий.

– Хадамарт не особо и старался захватить Аргос, – поделилась королева мыслями с Мойраной. – Скорее он просто хотел показать нам свою мощь, убеждая, что нам нигде от него не укрыться. И высокомерной Сильвире больше негде чувствовать себя в безопасности.

Среди прочих прибыл и старший секутор Радагар, несший в эту ночь дозор у Северных врат:

– Нас атаковали на рассвете. Мгла. Около четырёх сотен болотных даймонов повалили сплошной стеной. Они шли как безумные, гибли от наших стрел и копий, ничего не страшась… Кроме той силы, которая управляла ими из Мглы.

– Акафарта? – тихо спросила королева.

– Нет, не думаю. Эта сущность далека от жажды завоеваний.

– Тогда кто?

Радагар сурово поглядел в глаза королеве.

– Судя по силе заклятий, которые подняли из древнего сна болотных даймонов, во Мгле собрались некроманты. Они и движут эти полчища.

– Некроманты, – задумчиво произнесла королева. – Ты сможешь продержаться до завтрашнего полудня, Радагар?

– Мы перебили всех нелюдей, но ещё одной атаки нам не выдержать. Многие из моих людей полегли. Прикажите Мегорию…

– Когорта Мегория мне нужна для других целей, – резко ответила Сильвира. – Ступай. Удерживай позиции как хочешь. Ты столько лет мечтал победить некроманта, вот тебе и дарован такой шанс.

Глаза Радагара налились мужеством обречённого.

– Я служил ещё твоему отцу, Сильвира. Не стану спрашивать, почему ты так несправедлива ко мне, – произнёс он негромко. – Если моя смерть докажет тебе мою преданность, мне не жаль будет умереть.

– Я знаю, что ты предан мне, Радагар, – чуть слышно ответила королева. – И это меня убивает. Лучше бы ты был моим врагом.

Старший секутор откланялся, не вымолвив больше ни слова.

После полудня, когда от Западных врат прибыл с вестями Главк, страшная картина прошлой ночи, наконец, стала полной. Королева с замиранием сердца слушала доклад главы Серебряного Щита о дикой орде нерейцев, рвущейся в слепой злобе на стены, о попытках Этеокла остановить их без пролития крови, о красных жрецах и о страшном ударе по Западной крепости.

– Тела павших собираем до сих пор, – мрачно поведал Главк. – На том участке стены, куда обрушился кровавый дождь, было около двухсот воинов, а уцелело едва ли полсотни… Этеокл чудом остался жив. В последний миг его втолкнули в привратную башню.

– Хвала Всевышнему! А Дексиол?

– Дексиол-то и втолкнул его… А сам не успел.

– Что ты говоришь! – королева чуть привстала. – Что с Дексиолом?

– Его больше нет. Тело опознали по шлему, – Главк помолчал, не зная, что добавить. – Магия жрецов крови не причиняет ущерба камню и дереву. Только людям. Эта магия предназначена исключительно для убийства.

– Кто теперь командует лучниками?

– Никто. Надо поскорее назначить нового военачальника. Однако никого равного по опыту Дексиолу сейчас не найти. Его ближайшие соратники были в момент удара рядом с ним. Никого не осталось.

Королева опустила голову. Почему-то сейчас ей, закутанной после лечебных мазей в домашний халат, стало жутко неуютно без доспехов и меча на поясе. Она ощутила себя совершенно беззащитной.

– Что будет дальше, Главк?

Рыцарь, славившийся отвагой и силой на весь юг, был верным соратником королевы, но никогда не понимал её с полуслова, как самые близкие друзья. И сейчас он решил, что владычица спрашивает о планах врага.

– Хадамарт не пойдёт на штурм. Этой ночью он повторит ту же атаку кровавым дождём. Он будет повторять её вновь и вновь, пока армия не падёт духом…

– Я не о том, Главк, – прозвучало с тоской из уст владычицы. – Что будет с городом? Со страной? Со всеми нами?

Главк молчал, глядя на королеву, как её голова клонится вниз, будто она смертельно устала. Ему потребовалось целых полминуты, чтобы понять: Сильвира поникла головой только потому, что её придавила беда – злой рок, павший на все народы, зависящие в эту минуту от её решения.

– Я не знаю, моя королева. Как тактик, я могу предположить, как именно развернётся бой, но предсказать его исход мне не под силу. Одно знаю: держать оборону нет смысла – такая тактика только на руку Падшему. Кровавые дожди будут поливать Западные врата каждую ночь. Отступление к Аргосу тоже ничего не даст. Хадамарт тотчас войдёт в город, а в уличных боях его даймоны будут иметь преимущество за счёт подземной нечисти, что повалит из всех щелей. Архистратег Тибиус предлагает уходить из Амархтона. Решение за вами.

 Королева ничего не ответила. Она сидела, глядя в пол и не замечая ничего вокруг, мрачная, замкнувшаяся в тяжёлых раздумьях.

«Решение, Сильвира. Ты знаешь, этот рыцарь пойдёт за тобой и поведёт своих людей куда угодно. Прикажи ему встать под кровавый дождь, и он исполнит приказ, не колеблясь. Он готов закрыть тебя грудью от ядовитых стрел, как любой из твоих телохранителей, но он не примет решения за тебя. Никто этого не сделает. Это твоё бремя и твоё призвание».

Она подняла глаза, встретившись с мужественным взглядом Главка.

– Собирай весь Серебряный Щит. Прикажи Тибиусу снарядить все силы, какие только остались в Сумеречном городе. До вечера все должны быть готовы. Завтра на рассвете мы выступаем к Западным вратам. Это всё.

Главк покорно кивнул, не моргнув глазом:

– Будет исполнено, моя королева.

***

Морфелонцы в эту ночь не смыкали глаз. Их войско, выдвинувшееся накануне вечером, не успело отойти далеко, и из лагеря были отчётливо видны зарева пожаров над Аргосом. Воины сидели вокруг костров под открытым небом, иные стояли, глядя на город, откуда доносились крики людей и свист крылатых бестий. Одни шептались, другие молча глядели в горящую ночь, и каждый чувствовал на душе беспокойство и глубокую печаль. Те из воинов севера, кто служил в городе со времён Амархтонской битвы, и вовсе чувствовали себя предателями.

Наступил рассвет, но немногие в этот час спали в шатрах. Костры побледнели и погасли, ветер стих, воцарилась ещё большая тишина, усиливая тягостные чувства. Тяжеловооружённые воины Дубового Листа, прибывшие с князем Радгердом, привыкшие к весёлому говору воинов на привале, к песням и оживлённым шуткам, впервые видели такой тихий и мрачный лагерь.

С наступлением утра звуки битвы над Амархтоном утихли. Остался только поднимающийся дым. Что случилось в городе этой ночью? Жива ли королева? Или город уже в руках врага?

Князь Радгерд лично подгонял сотников, чтоб те как можно скорее поднимали войско и двигали его в путь. Эмиссары Сарпедона уже пригрозили тюрьмой нескольким смельчакам, пожелавшим отправиться на разведку в город.

– Собирайтесь, собирайтесь, славные сыны Морфелона! Ваш край нуждается в вас! – возвысил голос один из Глашатаев Войны.

Сурок просидел всю ночь у костра один, ни разу не обратив взгляд на Амархтон. С виду на него, облачённого в добротные лёгкие доспехи сарпедонского воителя, можно было подумать, что он сохраняет железное хладнокровие. Но это было не так.

Гнетущая тоска сдавливала его грудь. С той минуты, как он вышел из Амархтона с морфелонским войском, никогда ему ещё не было так тяжело. Он думал о том, что ждёт его впереди – позор перед советом Сарпедона. Задание по возвращению Восьмого миротворца в Морфелон окончательно провалено, и лучшее, что его ждёт – это начинать всё заново, с мелкого шпиона, шныряющего по базарам и тавернам, подслушивая случайные разговоры.

И когда он окончательно осознал, какая судьба отведена ему на долгие годы вперёд, его охватил гнев. В голове вновь, в который раз за эту ночь пронёсся прощальный разговор с Лейной, её слёзы и брошенный упрёк, больше похожий на мрачное пророчество.

«…Ты же всю жизнь будешь мелким прислужником мелких правителей. Может быть, ты добьёшься высокого положения, но никаких ростков после тебя не взойдёт».

Сурок сжал кулаки.

«Лейна. Я же хотел для тебя лучшего. Прости. Наверное, я не способен понять тех идеалов, которыми живёшь ты».

Им овладело желание схватиться с кем угодно и за что угодно, только бы совершить что-то храброе, дать выход своему гневу, найти хоть какое-то облегчение…

Но один лишь взгляд могущественного князя Радгерда мгновенно выбивал из груди всякое мужество, после чего хотелось только спрятаться и молчать, чтобы не привлечь его внимание.

«Воин Сарпедона. Вот и вскрывается твоя душа, выползает наружу то, что тебя наполняет. Ты же смотрел в мёртвый лик некроманта. Не побоялся выйти против бессмертного врага, зная, что тебе не победить. Чего же ты боишься теперь?»

Сурок встал, рывком вскочил на коня, чтобы его было видно отовсюду, и выкрикнул во всю мощь широкой груди:

– Слушайте меня, воины Морфелона! Особенно ты, Ивор, и все военачальники! Моё имя Севрисфей, я тайный эмиссар Сарпедона. Я давал клятву молчать обо всех тайнах сарпедонского двора, но сейчас наступает время, когда присяга становится обузой и клятвы не имеют смысла…

Воины столпились, с удивлением глядя на странного парня. Никогда не бывало такого, чтобы сарпедонец открывал тайны своего сообщества простым воителям.

– Воины Морфелона! Собратья по войне! Не верьте тому, что говорят, будто наше королевство на краю гибели. Всё, что толкуют вам о страшной угрозе с запада – ложь! Нет никакой угрозы Морфелону, кроме жадности наместника Кивея и своры его советников, дорвавшихся до власти…

По рядам пронёсся недоумённый гул, утихший только для того, чтобы услышать, что ещё возвестит сарпедонец. Даже новобранцы понимали, что за такие слова этому парню не сносить головы, и только очень сильная причина могла побудить его произнести подобную речь.

– Я спрашиваю вас, воины Дубового Листа, воевавшие в Спящей сельве: разве есть в сельве враги, кроме остатков лесных чародеев и солимов? Если нет, то почему Глашатаи Войны повсюду трубят о бесчисленных полчищах врага? Ведь врагов нет! Нет, понимаете! Никаких Багровых Ветров не существует! Это ложь, навязанная всем нам ради укрепления власти наместника Кивея!

– Эмиссар Севрисфей, немедленно прекрати эти лишённые здравого смысла речи! – прозвучал строгий командный голос. Князь Радгерд проезжал на коне через образовавшуюся толпу. Рядом с ним ехал на своём коне бородатый Ивор и совершенно лысый вельможа из замка Сарпедон.

– …И теперь вас, собратья, принуждают бросить в беде побратимов, деливших с вами поле брани, бросить жителей, которых вы присягали защищать, когда входили победным маршем в Амархтон. Наместник Кивей и его дружки давно предали Священный Союз и Путь Истины ради власти, а теперь делают предателями и вас!

– Севрисфей! – повысил голос Радгерд. – Слезай с коня. Ты арестован.

Лысый сарпедонец дал знак двум пешим воинам, но Сурок резко дёрнул коня вбок, не давая к себе приблизиться.

– Чего же ты молчишь, Ивор, почему молчите вы все?! Когда вы стояли на Площади четырёх фонтанов, глядя на бойню, учинённую морраками, разве удержал вас князь Кенодок или войско чашников? Почему же сейчас вы позволяете лживому интригану помыкать собой, словно стадом?!

Князь бросил быстрый взгляд на сбегающихся отовсюду воинов: отчаянная речь беловолосого сарпедонца, столь внезапно обрушившаяся на угрюмых, подавленных морфелонцев, производила волнение, грозящее перерасти в бурю. Пока что люди растерянно глядели друг на друга, на своих сотников и на высшее начальство, и опытный глаз Радгерда быстро уловил в этих взглядах нарастающее к нему недоверие. Медлить становилось опасно.

– За эту землю бились славные воины Морфелона, здесь сложил голову принц Афарей, сын Сиятельнейшего Патриарха, который и должен был взойти на трон Морфелона как законный правитель! Но он избрал смерть почёту и власти!

Радгерд молча указал лысому сарпедонцу на заряженный арбалет в руках его телохранителя. Тот, будучи человеком хитрым и осторожным, взял у воина арбалет и передал его князю, сделав вид, будто неверно истолковал его намёк. Князь жёстко двинул скулами и нацелил оружие на гарцующего на коне Сурка.

– Последний раз говорю: прекрати сеять смуту и слезай с коня!

В эту минуту Сурок увидел в первом ряду юного Ильмара, облачённого в одежды послушника, с посохом в левой руке. Юноша с мальчишеским восторгом глядел на бравого сарпедонца и готов был идти за ним хоть за Южное море. Сурок в душе улыбнулся, возрадовавшись этой слабой поддержке.

– Здесь наше поле брани, собратья по войне! – закричал в запале Сурок, не видя уже ни князя, ни нацеленного в него арбалета. – Кому угодна роль прислужника негодяя – тот может отправляться в Морфелон, на службу к самозванцу. А того, кто верен своему слову и совести – я призываю вернуться в Амархтон и встать на его защиту! Кто со мной?!

– Раз так, то да простит Всевышний твою бунтовскую душу, – произнёс князь.

Сорвавшийся арбалетный болт пробил лёгкий доспех и глубоко вошёл в грудь Сурка, выбив его из седла наземь. Напрягая последние силы, Сурок перевернулся на бок, и едва слышно пробормотал: «Не сумел…Спаситель, прости… я не сумел…». Это усилие ускорило агонию. Откинувшись на спину, Сурок затих, закатив глаза к восходящему солнцу.

Ильмар на секунду поражённо застыл, изумлённо глядя то на князя, то на торчащий арбалетный болт из груди побратима, а затем бросился к телу мёртвого друга и упал рядом с ним на колени.

– Оставь тело предателя, послушник, и вернись в строй, – приказал князь, бросив арбалет оруженосцу. – Не позорь недостойным поведением одежды, которые носишь.

Среди воинов воцарилась тяжёлая тишина. Больше никто не шептался и не переводил взгляд.

– Убийца! – вдруг выпалил Ильмар и резко поднялся. – Подлый мужлан, ты пролил кровь аделианина! Будь проклят ты и твой наместник!

Волна дрожи прокатилась по рядам от этого проклятия, и лишь глаза князя Радгерда остались холодны.

– Арестовать наглеца, – коротко приказал он.

Ильмар отбросил посох, выхватив левой рукой короткий бронзовый меч.

– Давай, убей и меня тоже, хадамартов наёмник!

– Оставьте послушника, он под моим покровительством! – выехал на коне вперёд суровый Ивор. – А тебе, достопочтенный князь, предстоит дать строгий ответ.

По лицу Радгерда пробежала тень недовольства. Неприятность со взбунтовавшимся сарпедонцем грозила отразиться на всём войске.

– Какое же оправдание от меня ты хочешь услышать, Ивор? Что я пресёк клевету предателя, сеющего смуту в вверенном мне войске?

– Нет закона, дающего тебе право без суда убивать аделианского воина. Если он говорил ложь, то чего тебе было страшиться? Или ты думаешь, что славные морфелонские воители способны поверить любой лжи?

Князь Радгерд недобро усмехнулся. Он не оглядывался по сторонам и не искал поддержки – он знал, что войско в подавляющем большинстве будет на его стороне.

– Вот как. Значит, ты допускаешь, что этот бессовестный смутьян говорил правду? Ты тронулся умом, Ивор, если ставишь под сомнение угрозу Багровых Ветров, которые гонят полчища тварей на морфелонские земли. Видно, ты слишком утомился от службы и тебе пора на покой, – князь подъехал чуть ближе и заговорил почти шёпотом. – Не забывай, Ивор, что до сих пор не состоялся суд по твоему бунту, который ты учинил в Мглистом городе. Не усугубляй своё шаткое положение перед судом наместника.

Могучий бородатый воевода потупил взгляд. Будучи не слишком уверенным в себе, он беспокойно забегал глазами, ища поддержки. Он видел, что сотники его войска и простые воины его поддерживают и готовы повиноваться его слову так же, как тогда – на Площади четырёх фонтанов…

Но сейчас ему противостоял не жалкий сановник трусливого Кенодока, а сам князь Радгерд – правая рука и опора наместника Кивея, хитрый и жестокий правитель, закалённый в дворцовых сражениях за власть. Он недаром привёл с собой тысячное войско, в том числе четыре сотни элитных воинов Дубового Листа – эти, не задумываясь, сокрушат всех бунтовщиков по его приказу. Чувствуя за собой такую силищу, Радгерду не было нужды искать поддержки у старшего сарпедонца или других военачальников.

Ивор поглядел на бездыханное тело Сурка, на горящий взгляд Ильмара, и воспоминания неистовой схватки в Мглистом городе вскипели в нём настолько, что он вскинул голову и выкрикнул так, чтобы его услышало как можно больше народа:

– Во имя верности Пути Истины и памяти наших собратьев, что полегли за свободу этого края и всей Каллирои, я даю слово вернуться в Амархтон и биться против полчищ Хадамарта до победы или до смерти. Никому не приказываю, ибо с этой минуты я больше не военачальник, но призываю всех, в ком жива честь, разделить со мной славное поле брани…

– Ивор! – предупреждающе сказал Радгерд.

– …А ты, достопочтенный князь, возвращайся в Иерон и передай всем: я и каждый, кто пойдёт со мной, все мы отрекаемся от самовластного и вероломного наместника Кивея, которого вы прочите в короли. Чудовищный обман, именуемый Багровыми Ветрами, раскрыл его хищное существо, позорящее весь морфелонский род!

– Арбалет, – не глядя, протянул руку к оруженосцу князь.

При этом властном движении ни у Ивора, ни у кого другого не возникло сомнения, что сейчас произойдёт ещё одно убийство. Все знали, как остро реагирует наместник Кивей на неповиновение, и все чувствовали, что Радгерд не остановится ни перед чем.

Но в этот момент сильный рывок за руку выдернул Радгерда из седла, и морфелонский князь рухнул на твёрдую землю амархтонской степи.

– Хо-хо, славно полетел, хлыщ дворцовый! – проревел здоровенный пеший воевода в шипастых доспехах. – Мы-то давненько, пока в сельве рубились, подозревали, что Ветры эти – сказки для ребятни непослушной. Да всё думали, что так или иначе со злой нелюдью бьёмся, край родной защищаем. А выходит, что защищали мы только зады этих сластолюбивых князьков!

Ошеломлённый князь поднял взгляд. Над ним возвышался могучий воитель с круглой лысой головой и таким же круглым мясистым лицом с хамовато-добродушной улыбкой. Один из храбрейших воителей Дубового Листа – глава булавоносцев Гурд! Тот самый, на кого больше всего полагался князь в этом походе!

– Тупица… дуболом безмозглый… сгниёшь на каторге… – прошипел Радгерд в сердцах, хотя умом понимал, что сейчас ему лучше молчать.

Вокруг воцарилась буря. Епископ Фаргот, попытавшийся было назвать Ивора и Гурда «обольщёнными жертвами Падшего» быстро умолк, убедившись, что самое разумное сейчас – молчать и не привлекать к себе внимание. Воины Дубового Листа, среди которых было немало ветеранов, прошедших Амархтонскую битву, измученные бесконечной войной в Спящей сельве, решительно встали на сторону своего воеводы. Ратники Ивора кинули клич: «Долой Кивея! Судить Радгерда немедля!». Сторонники же князя и копьеносцы из Иерона, всецело преданные наместнику Кивею, с негодованием заголосили о мятеже и предательстве Ивора и Гурда. Глашатаи Войны попытались утихомирить войско, крича, что все распри играют на руку Хадамарту, но их засвистали воины Дубового Листа: «Это вы, зажравшиеся прихвостни узурпатора, Падшему прислуживаете!». Другие воители Ивора, воспрянув духом, разразились улюлюканьями и криками: «Поворачиваем в Амархтон! На Хадамарта!»

Вскоре все эти возгласы переросли в шквал всеобщего негодования. Раздались обвинения в трусости, предательстве и отступничестве от веры. Сторонники Кивея обвиняли собратьев в вероломстве, мятеже и сеянии раздоров в морфелонской армии, грозящих гибелью королевству.

– Всем тихо! – прогремел могучий голос Ивора, необычайно окрепший после столь неожиданной поддержки. – Теперь, когда правда раскрыта, пусть каждый сделает выбор за самого себя: кто назад в Амархтон, а кто – в наше королевство. Пусть же каждый изберёт себе путь сообразно своей вере и совести!

Сотни воителей, прежде всего, булавоносцев Гурда, сделали шаг к Ивору.

– А как же подлый убийца, проливший на этом поле аделианскую кровь?! – возгласил кто-то из толпы.

– Верно, никто не может убить аделианина безнаказанно! – поддержали его другие. – Вот и сарпедонский военачальник здесь, неужто кровь его воспитанника не взывает к справедливости?!

Лысый сарпедонец уже отчётливо видел, что власть наместника Кивея в войске рухнула вместе с его верным князем. И хотя у Радгерда здесь ещё оставалось немало сторонников, занимать его сторону невыгодно и опасно.

– Всем известно, что замок Сарпедон – это сообщество братьев, и гибель каждого из нас мы воспринимаем как гибель родного брата, – произнёс лысый сарпедонец вроде как негромко, но так отчётливо, что его услыхали даже горячие спорщики. – Тайный эмиссар Севрисфей был верным братом Сарпедона. Нам ещё предстоит провести тщательное расследование, чтобы узнать, говорил ли он правду или обольститель и впрямь затуманил его разум. Однако, правдой или ложью были его слова, на наших глазах произошло не что иное, как убийство аделианского воителя. Князь Радгерд будет лично мною сопровождён в Иерон, где состоится справедливый суд с участием наместника Кивея, Совета Епископов и магистров Сарпедона.

По его знаку, князя Радгерда разоружили. Тот не сопротивлялся, понимая, что лысый сарпедонец, по сути дела, спасает его от расправы. Он не боялся суда наместника, но в возбуждённой голове его закружились иные мысли: как теперь оправдываться перед Кивеем за раскрытый обман, на котором зиждилась их власть? Сотни воинов услышали правду о Багровых Ветрах и перескажут её другим, и вскоре вся армия, а значит, и всё королевство узнает о заговоре! Мысли эти заставили побледнеть жестокого князя.

А вокруг Ивора и Гурда собирались отряды воителей. Булавоносцы Гурда, бойцы Дубового Листа, всадники Тихих равнин, лучники Предлесий, вольные наёмники из Мутных озёр – сотни и сотни воинов выступали к Амархтонским вратам, запевая давнюю боевую песнь.

***

Автолик явился к королеве как всегда с опозданием. Рядом с Сильвирой были только Главк и Тибиус.

– Ты уже слышал о Калигане? – сразу спросила королева.

– Теламон сказал, – мрачно ответил Автолик.

– А о Дексиоле?

Автолик помрачнел ещё больше. Переспрашивать не было нужды, тон королевы говорил обо всём яснее ясного. Давно привыкший терять друзей, вольный стрелок не припоминал случая, когда ему было так тяжело как сейчас. Тридцать шесть соратников из ордена, Калиган, а вот теперь ещё и Дексиол…

– Собственно, потому я тебя и позвала. С Дексиолом погибли и его сотники. Командовать тысячным корпусом стрелков некому. Ты готов возглавить это войско?

Автолик встретил её предложение с чистым, искренним взором. Не то время сейчас, чтобы крутить, торговаться, увиливать и изощряться в учтивости.

– Я не привык командовать таким количеством людей. И к тому же – южанами. Да ещё и среди которых полно женщин. Нужны месяцы, чтобы наработать слаженность. Сколько у меня времени?

– К завтрашнему полудню стрелковый корпус должен быть готов к бою.

Вольный стрелок поглядел на неё долгим недопонимающим взглядом: шутка, что ль?

– Отправляйся к Западным вратам немедля. Возьми всех своих людей, кто способен стоять на ногах. Назначь их сотниками и десятниками на своё усмотрение. От тебя потребуется совершить один-единственный манёвр, но совершить быстро и чётко.

– Один-единственный манёвр, – повторил Автолик, покачав головой. – Ладно, ради того, чтобы покомандовать королевским войском, стоит рискнуть. Что за народ в стрелковом корпусе?

– В основном, это лучники моей личной армии – воспитанники Дексиола. Кроме того, наёмники из Прибрежья, охотники из Гор южных ветров, воины Криптии и Орден храмовых стрельцов литурга Ниессара.

Автолик вздохнул.

– Ничего не имею против твоих лучников, Сильвира. Однако наёмники бегут при появлении первой горгульи, горцы не слушаются команд, бойцы Криптии на всех глядят, как на неблагонадёжных, а храмовые стрельцы ненавидят мой орден и презирают все остальные ордены. Оставить бы всех их в резерве. С малым корпусом толку будет больше.

– Мне не хватает полтысячи стрелков, а ты предлагаешь ещё больше ослабить войско. Нет, Автолик, командуй теми, кто есть.

До поздней ночи королева отдавала последние распоряжения перед походом. Слух о том, что владычица выступает к Западным вратам, быстро распространился во дворце. Последним перед ней предстал король Дарвус, заявив о своём намерении выступить вместе с Сильвирой.

– Этой ночью ты уже доказал свою отвагу, но сейчас кто-то должен оставаться в Аргосе. На тот случай, если враг повторит атаку, – устало ответила королева.

– Теперь здесь достаточно Пелея и ополчения, – заверил Дарвус. В его глазах появилась неудержимая решимость, неприсущая ему до прошлой ночи. – Завтра всё решится у Западных врат. Я должен быть там. Ведь, в конце концов, я король Амархтона, а не Аргоса.

– Однако ты должен помнить о нашем уговоре: всё твоё войско действует по моему усмотрению.

– Если речь идёт об амархтонском ополчении, то оно и так подчиняется вашим военачальникам. Но мои гвардейцы – это моя личная охрана, которой распоряжаюсь только я. Вы должны помнить об этом условии нашего договора.

– Дарвус, – сказала королева мягче. – Ты же не глуп и понимаешь, что это будет за бой.

– Безнадёжных сражений не бывает.

– Верно. Но сегодня не то соотношение сил, чтобы тешить себя подвигами. В Битве в Тёмной долине войско Ликорея насчитывало десять тысяч воинов, Хадамарта – пятнадцать. Аделиане потерпели поражение. В Амархтонской битве Армия Свободы насчитывала пятнадцать тысяч, Хадамарта – двадцать пять. И что в итоге? Армия Свободы была уничтожена на три четверти, а победа досталась нам лишь по милости Всевышнего. Сейчас соотношение сил и вовсе безумно. Армия Падшего, расположившаяся у Западных врат, насчитывает шестьдесят тысяч. Шестьдесят, понимаешь! И число даймонов продолжает расти. Это не считая змеев, драконов, исполинов и ещё невесть какой нечисти, которую привёл Хадамарт.

– Тогда почему вы не покинете Амархтон? – спросил Дарвус. – Почему не спасёте своё войско ради защиты своего Южного Королевства? Ведь на своей земле у вас гораздо больше преимуществ над Хадамартом.

Королева отвела взгляд.

– Я не знаю, – сказала она тише. – То, что я делаю – неразумно. И Тибиус прямо говорит, что в моём плане нет здравого смысла. Я сама не понимаю, что мною движет. Просто вижу путь, который отвёл мне Всевышний. И этот путь пролегает через Западные врата.

Дарвус недолго помолчал, бесстрашно глядя в усталые глаза королевы.

– Тогда вы поймёте меня, сиятельная королева. Потому что я испытываю те же самые чувства. Мой путь пролегает там же, где и ваш. Там он и закончится, если будет на то воля Всевышнего.

Королева понимающе кивнула.

***

Она долго не могла уснуть этой ночью. Образ непобедимых полчищ возвышался над нею, как злой рок, давящий неодолимой мощью. Ей начинали мерещиться зловещие знамёна над Аргосом, вереницы пленных, разбросанные трупы, сотни обесчещенных женщин, тысячи закованных в цепи рабов, осквернённые храмы, возводимые кровавые капища…

Хадамарт умеет мстить. Он отплатит за все годы поражений, когда ещё разрозненные отряды Сильвиры не дали разгуляться его даймонам дальше реки Эридан, отомстит за то, что Армия Свободы вторглась в Амархтон и вынудила его уйти из обсиженного места. За то, что его перестали величать Тёмным Владыкой.

А красные жрецы? Вынашивающие веками свою месть, передавая из рода в род жажду отомстить ненавистным аделианам за все свои поражения. За позор, который претерпели их предки, вынужденные скрываться в ущельях Драконовых скал, подобно дикарям.

Даже думать невозможно, чья месть будет страшней, и сколько скорби готовит завтрашний день. Прошлая ночь унесла стольких близких людей, а что будет завтра?

Приближение рассвета пугало королеву сильнее самого страшного сна.

В открытые окна королевской спальни влетел ночной ветер, принеся отголосок криков с другого конца города.

Королева встала и, как была в ночной рубашке, подошла к окну. Перед ней был внутренний двор с небольшим декоративным садом. Звуки с Западных врат доносились едва уловимо, но Сильвира словно воочию слышала яростные крики варваров Нереи, идущих на приступ.

Это продлилось недолго. Донёсшийся отзвук урагана, начавшегося и закончившегося в один миг, утопил все голоса. И вновь воцарилась тишина, в которой были слышны удары собственного сердца.

«Они снова ударили кровавым дождём», – прошла острым серпом мысль.

Королева знала, что Этеокла в эту ночь нет на стене, что его воины были готовы к этой атаке и удар жрецов крови не соберёт столько душ, как вчера. Но донёсшийся отголосок удара навеял такую смертную тоску, что Сильвире почудилось – весь сад и её спальня пропитаны кровью и смертью.

Сильвира задрожала. Она хотела воззвать к Спасителю, попросить, если не спасения, то мужества достойно завершить свой путь, но слова застряли в горле, сжатом словно удавкой. Океан тоски и скорби обрушился на неё необъятной толщей.

Из глаз брызнули слёзы отчаяния и ярости.

– Хватит! Довольно! Я не хочу этого! Мне не надо ни королевства, ни короны, не надо ничего! К хаосу это призвание! Отдай его кому-нибудь другому, умоляю… Я ненавижу эту корону, эту мантию, эти трубы и знамёна, порвать и закопать всё это, в землю, в землю! – слёзы душили владычицу. – …В чём я провинилась, Спаситель? Разве мало было страданий? Где Твоё могущество, где Твоя спасающая рука? Пусть умру я, но за что эта кара моим людям, моим верным друзьям и соратникам?! Что, у них тоже призвание, тоже миссия, ответишь Ты?

Она отскочила от окна и яростно вскинула руки.

– Нам не надо никаких миссий, никаких свершений, никаких подвигов! Дай же нам просто жить! Жить без всяких ужасов и крови! Неужели это так много? Неужели Тебя бесполезно просить о такой малости? Неужели не видишь, что это испытание мне не под силу?!

Сильвира с минуту рыдала, содрогаясь всем телом. Затем резко утёрла слёзы и, тихонько подойдя к соседней спальне, приоткрыла дверь.

– Мойрана?

Она не спала. Сидела у постели, глядя на владычицу широко раскрытыми глазами, в которых отражалось всё, что переполняло в этот миг Сильвиру – скорбь, тоска, боль – совершенное сопереживание.

– Мойрана, – королева подошла и опустилась рядом с ней на колени. – Помолись со мною, пожалуйста.

***

До рассвета она спала спокойно. Никто из слуг не смел войти в это утро к владычице. Ритуал перед битвой – священное время, которое предстоит ей пройти в одиночку, по древним обычаям южного рыцарства. Боевое облачение королевы было приготовлено с вечера в её покоях. Сильвира не спеша надела белые матерчатые одежды, плотные и твёрдые, служившие поддоспешниками. Затем наступил черёд позолоченной кольчуги, усиленной наплечными и нагрудными пластинами, железной кольчатой юбки, закрывающей поясницу и бёдра. Сапоги, наголенники, поножи – одевать всё это Сильвире было привычно, она даже испытывала некое удовольствие от воинского ритуала, легко справляясь со всеми ремешками и застёжками. Чёрный плащ с алой подкладкой плавно лёг на выпуклые наплечники. Ножны с прямым мечом застёгнуты на поясе. Огненно-рыжие волосы Сильвира медленно зачесала назад и скрепила заколкой. Наконец, последняя часть облачения – стальной конусный шлем с наносьем и пластинами, защищающими шею и горло.

Закончив ритуал, королева резко распахнула двери своей опочивальни, выходя решительным шагом в коридор, где уже несли караул рыцари-телохранители, ограждая владычицу от назойливых вельмож и гонцов с донесениями.

– Есть кто-нибудь от Этеокла? – спросила королева, не замедляя шага.

– Я! – протиснулся между чёрными доспехами двух телохранителей белобрысый прознатчик Аргомах.

– Какие вести?

– Много убитых. Четыре, а то и пять десятков, всех ещё не сосчитали. Боевой дух слаб. Этеокл пока держит войско в кулаке, но среди «степных орлов» назревает бунт…

– Довольно. Я всё поняла.

Аргомаха оттеснили. Гонцов с городских застав к королеве не подпускали: не до них сейчас. Город пока под контролем, и этого достаточно.

И лишь у самого выхода из дворца Сильвира остановилась перед Теламоном, у которого был на редкость довольный вид.

– Хорошие вести, сиятельная королева! – сказал он громко. – Адмирал Иокастор таки напугал пресветлого князя Тан-Эмара. Тот пошёл на попятную. Во всём обвиняет злые языки, которые, дескать, ввели его в заблуждение и всякое такое. Через своего посланника он клятвенно пообещал Иокастору, что отпустит всех ваших подданных, которых арестовали по недоразумению, и на наши берега не позарится…

– Это было предсказуемо. Хитрый паук будет выжидать, чем закончится наша схватка с Хадамартом. Интересно, он уже знает о судьбе Асамара?

– Меликертский князь точно знает. Он его во всём обвиняет, дескать, этот злодей постоянно обманывал его, говоря, что пленники с «Вольного» – пираты, а не ваши подданные. Обещает вернуть все деньги, уплаченные за выкуп наших моряков и сверх того.

– Надо же. Неужели гибель Асамара его так испугала.

– Не только, не только, сиятельная королева! Два дня тому у меликертских скал состоялась морская битва.

– И? – насторожилась королева.

– Адмирал Иокастор разбил эскадру Хадамарта! Потеряв всего три галеры, он отправил на дно Эола шестнадцать кораблей Падшего, включая четыре галеаса!

– Хвала Всевышнему! Славная победа! Давненько нелюдей на море так не бивали! – посыпались восторженные возгласы.

Королева сохраняла холодное выражение лица.

– Это приятная новость, но не более того. У Хадамарта ещё две такие эскадры в запасе, а наши корабли теперь нуждаются в ремонте. Иокастор храбр, но недостаточно дисциплинирован. Я не приказывала ему ввязываться в бой. Хотя и ценю его отвагу.

Оборвав этими словами вспыхнувший на минуту восторг, королева обвела всех долгим предупреждающим взглядом. «Не дайте мелким успехам опьянить себя, – говорил этот взгляд. – У нас впереди битва превыше наших сил».

Она вышла из дворцовых врат, и тотчас отовсюду брызнул блеск рыцарских лат. Большинство когорт уже были у Западных врат, здесь же, на площади перед Аргосом, выстраивались элитные войска, выступавшие под предводительством самой королевы. Лучшие когорты армии юга – Первая Мегория и Третья Варрея – стояли ровным строем. Впереди выстраивались конные рыцари, передовая часть которых сверкала серебром – это собрались все до единого воители Серебряного Щита с Главком во главе. Следом за ними выступали пятьсот лёгких всадников Эномая, вооружённые луками и короткими пиками. Здесь же восседал на гнедом коне король Дарвус и его три сотни гвардейцев в добротных доспехах, покрытых чёрно-синими мантиями. Последним резервом выступала тысяча пеших амархтонских ополченцев.

Тут взгляд королевы изумлённо остановился на морфелонских знамёнах, среди которых преобладали стяги знаменитого Дубового Листа. К королеве уже спешил архистратег Тибиус, насколько мог немолодой военачальник спешить в тяжёлых пластинчатых латах. За ним неуклюже, вразвалочку, шаркал ногами здоровенный воитель в железных доспехах, усиленных шипами, и ухмылялся во весь рот. Королева мгновенно узнала главу булавоносцев Гурда, которого хорошо помнила с Амархтонской битвы.

– Прошу простить, что не смогли доложить ранее, сиятельная королева, – спешно заговорил Тибиус извиняющимся голосом. – Четыре сотни латников из Дубового Листа, под предводительством почтенного Гурда, а также три сотни разнородных морфелонских воителей желают присоединиться к вашему войску для битвы с легионами Хадамарта.

– Сами мы по себе теперича! – ещё шире ухмыльнувшись, выговорил здоровяк Гурд. – Куда хотим, туда идём, кто сеет зло, того и бьём, хо-хо, – пробормотал он в рифму. – Зададим жару нелюдям, как в Амархтонской!

– А что князь Радгерд? – спросила королева, скрывая приятное удивление.

– Подлюга он и лешак вонючий! – выругался без стеснения Гурд. – За правду о Багровых Ветрах убивать людей начал! Ух, вернёмся в Морфелон, достанется и ему, и Кивею. Такой бунт поднимем, что полетят они из Иерона, как мешки с птичьим помётом!

– Тише, тише, – зашипел на него Тибиус. – Сиятельная королева, Ивор со своими тоже вернулся. Заняли позиции у Северных врат, помогают секуторам.

– Превосходно… очень хорошо. Давно таких хороших вестей не было! – королева позволила себе улыбнуться. – Опять повезло Радагару. Через Ивора в Мглистый город некромантам не пройти. Выступаем!

Однако королеву ждала ещё одна встреча.

– Сиятельная королева, Смотритель Чаши Терпения просит уделить ему время, – прошептал политарх Пелей. Вид у него после магической травмы был неважный: бледность лица и сдавленное дыхание выдавали в нём тяжелобольного. – Говорит, нечто очень важное.

– Вот как, – затаённо улыбнулась королева. – Что ж, послушаем последнее напутствие.

Никогда ещё Смотритель Золотой Чаши, по слухам, наивысший из Совета Пяти, не встречался с королевой Сильвирой. Тучный и грузный, облачённый в фиолетовые одежды с золочёными письменами, он покорно ждал в стороне, опираясь на золотого цвета посох с навершием в виде круглой чаши.

– Владычица, только не наедине. Позвольте, я буду рядом.

Королева обернулась к Мойране. Зрящая была в простом коричневом платье и рубашке с белыми рукавами – точь-в-точь как в Битве у Драконовых скал.

– Это лишнее. Он не предложит мне ничего такого, что могло бы меня остановить.

Она подошла к Смотрителю, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Мы наедине, так что отбросим излишнюю учтивость. Зачем ты пришёл?

– Я вижу, что вы спешите, сиятельная королева, – произнёс чашник низким, приглушённым голосом. – Спешите навстречу безнадёжному бою. Ваше стремление к гибели превосходит всякое понимание фанатичной убеждённости, в которой ваши люди постоянно обвиняют нас…

– У тебя есть одна минута, Смотритель, – холодно оборвала его королева.

– Тогда извольте, – тучный чашник и впрямь заговорил быстрее. – Как вы помните, наш собрат, Смотритель Каменной Чаши, предлагал вам помощь в обмен на восстановление наших привилегий и представительство в Аргосе…

– Ты попусту тратишь своё и моё время, чашник!

– Да к хаосу время! – изменился в лице Смотритель, заговорив с раздражением. – Нам нужна Башня Познания! Даже если все наши люди присоединятся к твоей армии – Хадамарта не победить. Но исход битвы может решить Башня, если ты допустишь к ней Совет Пяти!

– Башня? Ты спятил…

– Да нет же, вдумайся, Сильвира! Башня Познания – это ключ к амархтонским тучам! Я знаю, твои мудрецы бились над тем, чтобы разогнать тучи с её помощью, но быстро поняли, что это невозможно. Мы же всё это время изучали природу этих туч и то, как они действуют на людей, и теперь знаем, как именно использовал их магию Хадамарт. Наши храмы и обелиски, которые вы презираете, это не только места поклонения Вседержителю и дань Великой Чаше Терпения Его. Это также места изучений, наблюдений, масса трудов, проделанных для того, чтобы, наконец, раскрыть тайну амархтонских туч. И мы раскрыли её. И знаем, как обратить их мощь против Хадамарта.

– Любопытно, – проговорил королева сквозь зубы. – Однако вы, верящие, вроде бы, в Спасителя, очевидно, забыли саму суть амархтонских туч. Они – не природная магия. Они – отражение сотен тысяч душ Амархтонского Королевства. Греховная сила, обращённая в магию хаоса.

– Именно! – воскликнул Смотритель. – Именно потому, что они – отражение душ амархтонцев, их и можно использовать, чтобы направить всех жителей против врага!

Королева усмехнулась.

– Удивительно, а Хадамарт, когда правил Амархтоном, до этого не додумался.

– У Хадамарта нет таких сил по его природе. Он владыка даймонов, а не людей. Владыки людей – это мы с вами. Короли и священники. И мы можем соединить силы, чтобы обратить горожан против армии Хадамарта.

– Безумие. Абсолютное безумие, – покачала головой Сильвира.

– Безумие – это идти маленьким войском против многотысячных легионов на верную гибель. И при этом нисколько не задумываться о том, что же будет после. Думала ли ты о том, что с потерей твоей армии Южный Оплот обречён. Кто остановит Хадамарта? Ваши обжуливающие друг друга князья? Морфелон?

– Я не думаю об этом, чашник, потому что намерена победить.

Смотритель ухмыльнулся.

– Ценю твою убеждённость, Сильвира. Хорошо, представим себе самое невероятное – ты победила в этой схватке. Что дальше? Город по-прежнему поглощён равнодушием, и разгром легионов Хадамарта ничего не изменит. Падший соберёт новые орды. Той силы, которую породила кровь и ненависть, возлившаяся на алтари Драконовых скал, ему хватит лет на десять. Ты выиграешь всего лишь небольшую передышку. От твоего войска останутся жалкие остатки. А под тобой – бесконтрольные подземелья. Разрастающаяся Мгла у Северных врат. Бесконечные войны с нерейцами. Ты ослабнешь настолько, что Совет Князей возьмёт власть в Южном Королевстве в свои руки, и Амархтон больше не получит оттуда помощи. А Хадамарт, не пройдёт и трёх лет, вернётся с новой армией. И так без конца, пока не добьётся своего. Вот будущее, которое ожидает тебя и всех, кого ты взялась защищать. К этому ты стремишься, Сильвира?

Королева поглядела ему в глаза. Ей показалось или она хотела, чтобы ей показалось, что в глазах этого чашника таится вовсе не жажда урвать себе кусок лакомой власти, как она всегда считала, а сострадание к ней. И понимание той безысходности, в которую она загнала сама себя. Удивительно, сейчас он не казался ей хитрым пауком, плетущим паутину заговоров, а просто служителем храма, угнетённым огромной ответственностью, взвалившейся на его плечи.

Кажется, он угадывал её чувства.

– Теперь ты понимаешь, Сильвира. Чем бы ни закончилась эта битва, народы Каллирои проиграют. Будет бесконечная война. Равнодушных амархтонцев будут использовать все сцепившиеся за эту землю силы. Нерейцы в ярости будут устраивать набеги, а в скором времени их открыто поддержит Нефелон. Через Тёмную долину в Каллирою потекут и люди, и нелюди, жаждущие отхватить свой кусок из воцарившейся разрухи. Алабанд, Меликерт, да и твои князья – каждый из этих мелких удельных правителей будет ею пользоваться. Начнётся настоящая Эпоха Смут. И сколько она будет длиться, не могу предугадать даже я. Наверное, несколько поколений.

Сильвира опустила голову. Как когда-то давно, когда стояла перед своим наставником, тогда ещё только-только рукоположенным епископом Велиром, ожидая от него слова, которое разорвёт, связавшие её путы.

– Что ты предлагаешь? Использовать тучи… ту же силу, что и Хадамарт? Зло против зла?

Смотритель с пониманием смотрел ей в глаза, хотя минуту назад его взор так и давил на неё требовательной властностью.

– Поднимать меч против человека – это тоже зло. Но как часто тебе приходилось идти на это, владычица? Мы используем силу туч для того, чтобы навсегда сокрушить Хадамарта. Навсегда. После такой победы город пробудится. Не может не пробудиться. Потому что его спасут не пришлые воители, а сами горожане. Пробуждение города станет неизбежным. Амархтонское Королевство окрепнет и станет оплотом всего юга и запада.

– Почему ты так уверен, что Совету Пяти удастся сделать то, на что не сподобился Тёмный Круг? Если бы тучи обладали силой направлять людей в бой, то маги ещё в Амархтонской битве бросили бы горожан против Армии Свободы.

– Тёмный Круг не сумел разгадать тайну ключа к власти над тучами – Башни Познания. Это под силу только тому, кто верит. И знает силу человеческой веры.

– О чём ты говоришь?

– Издревле повелось, что даймоны происходят от силы преисподней и людского греха. Это так, но в последнее время мы всё больше убеждаемся, что монстров порождают не только эти стихии, но и людская вера. Вера оживляет человеческие выдумки. Мы слишком поздно убедились в этом…

– Когда своей озлобленной жаждой небесной кары вызвали бойню в Мглистом городе? – прошептала Сильвира.

Чашник сокрушённо опустил голову.

– Мы искренне скорбим о том, что произошло. Мы и представить себе не могли, чем обернётся наше желание возмездия тем, кого мы считали осквернителями города. Жрецы крови использовали нашу веру для страшного жертвоприношения… Однако теперь все мы знаем правду. И объединив силу нашей с вами веры, мы используем Башню, чтобы расшевелить этот город. Мы поднимем всех жителей – десятки тысяч людей, способных держать в руках оружие – и сметём легионы Хадамарта. И это будет не сиюминутная победа, а победа в веках!

Королева чувствовала, как поднимается в ней страстная надежда. Выжить в этом кошмаре, сохранить своих соратников, и при этом положить конец бесконечным войнам с бессмертным врагом. И в то же время в душе нарастало гнетущее беспокойство. Что-то было не так.

Она как бы невзначай обернулась, встретившись взглядом со стоящей в стороне Мойраной. И в тот же миг поняла, почему Зрящая не хотела оставлять её с чашником наедине. Мойрана, как никто другой, чувствовала, что окончательного решения Сильвира ещё не сделала, а значит, – сильное искушение в минуту отчаяния может расколоть даже такое сердце, как сердце южной владычицы.

Королеву охватила гневная дрожь, как от известия о подлом предательстве.

– Очень хорошо, что Чаша Терпения начала признавать свои ошибки, – проговорила она сухо. – Что же касается Башни Познания, то вы избрали весьма дальновидную тактику. Вот только любопытно, подсчитал ли Совет Пяти, сколько необученных амархтонцев полягут в битве с легионами даймонов: двадцать тысяч? Сорок? Пятьдесят?

– Цена свободы никогда не была малой.

Глаза Сильвиры хищно сощурились.

– Свободы? Окутать тысячи людей мороком, бросить их, околдованных, слепых, в кровавое месиво войны – это ты называешь свободой? А что потом? Неужели ты, получив такую власть над людьми, которая Хадамарту и не снилась, так просто подаришь амархтонцам право самим решать, как им жить? Или начнёшь использовать тучи вновь и вновь, чтобы заставить людей восстанавливать город, работать, ходить в твои храмы? Будешь предопределять судьбу каждому человеку: как работать, как воспитывать детей, во что верить, ради чего умирать. Я угадала планы Совета Пяти на ближайшее будущее?

Глаза Смотрителя Золотой Чаши налились свинцом. Теперь Сильвира отчётливо видела, что нет и не было в них никакой теплоты, никакого понимания – один лишь точный расчёт воспользоваться её чисто женской слабостью и склонить на свою сторону.

– Что плохого в том, чтобы решать за человека, неспособного решать за себя? Какое зло ты усматриваешь в том, чтобы избавить его от страданий. Или ты ответишь, что человек имеет право на страдания?

– Человек имеет право выбирать себе жизнь. Быть ремесленником или торговцем, пахарем или воином, выбирать традиции или перемены…

– …Тьму или свет, любовь или вражду, Спасителя или Амартеоса – я верно продолжаю твою мысль, Сильвира? – с нарастающим раздражением в голосе перебил её Смотритель. – В чём тогда смысл этой бесконечной резни с Хадамартом, если каждый человек всё равно сам выбирает, жить ему в грехе или в праведности?

– Вот оно что! Ты даже этого неспособен понять! Позволь, я объясню. Все наши войны с Хадамартом, наше вторжение в Амархтон и гибель тысяч воинов Армии Свободы – всё это было брошено в реку смерти ради того, чтобы каждый житель этого королевства обрёл свободу самому решать, с кем ему быть и каким путём идти. И я не боюсь, что, получив свободу решать свою судьбу, амархтонцы изберут культ Амартеоса. Потому что человек по природе своей не может выбирать зло, не будучи ослеплённым. Не надо заставлять человека жить праведной жизнью – дай ему возможность видеть мир неискажённым, и он сам потянется к свету. Ты же хочешь уподобиться Хадамарту – гнать людей, словно скот, куда посчитаешь нужным. Хочешь, чтобы они жили по твоим идеалам, принимая их за свои, чтобы безропотно отдавали свои жизни во имя укрепления твоей власти, так и не узнав, для чего они были рождены. Ты хуже любого работорговца, чашник, потому что порабощаешь людей не насилием, а обольщением.

Лицо Смотрителя начало багроветь. Он сдерживал себя, видимо, ещё полагая, что вспышку королевы можно погасить.

– Ты ошибаешься. Я не претендую на власть в городе, Сильвира. За Чашей Терпения останется только Башня – город будет твой, ты будешь в нём законной владычицей, и вся деятельность Совета Пяти будет под твоим контролем. Разве ты позволишь нам порабощать людей тучами ради какой-то личной выгоды?

Королева перевела дыхание. Силы Небесные, неужели она действительно только что стояла на самой грани своего падения – союза с этим чудовищем!

– Нет, чашник. Если всё произойдёт так, как ты запланировал, господство в Амархтоне останется за Чашей Терпения. Потому что, вступив с тобой в сговор, я уподоблюсь королю Геланору, который предал свою веру и свой народ нечистым альянсом с врагами Пути Истины. И если это произойдёт, у меня не останется сил, чтобы поднять голос против творимого вами беззакония… Но хвала Всевышнему, что этого никогда не произойдёт. Ты не мой союзник. Ты союзник Хадамарта.

Секунд пять Смотритель молча, с выжиданием глядел на королеву, будто всё ещё надеялся, что она одумается, и лишь тогда, когда она повернулась к нему спиной, прошептал:

– Если это твоё окончательное слово, то мы распускаем войско и уходим в подполье. Мы переждём, перетерпим, как перетерпели сорок лет владычества Хадамарта, и дождёмся своего часа.

– Может быть. Но власти над тучами вам никогда не заполучить. Ты открыл мне важную тайну о Башне Познания. Теперь мы будем охранять её куда тщательней. А если в битве победит Хадамарт, мы разрушим её до того, как он войдёт в Аргос. Чтобы такие как ты не воспользовались ею однажды.

Смотритель гневно стукнул посохом по брусчатке, не совладав с собой.

– Зрит Всевышний, я предлагал надежду! То, куда ты ведёшь своих людей – это конец, и ты это знаешь. Это ты фанатик, а не я. И даруй тебе Небо хоть в последний миг жизни узреть, какую ошибку ты совершила, отказавшись обратить мощь амархтонских туч против врага Всевышнего!

– У Всевышнего нет врагов! – резко ответила королева. – Хадамарт – лично мой враг! И знаешь, чашник: я благодарна вам. Благодарна, что вы выбрали нейтралитет в этой битве, а не повели своё войско против нас.

Бросив на королеву презрительный взгляд, сдерживая клокочущую ярость, Смотритель Золотой Чаши повернулся и быстро пошёл прочь.

А королева, свободно вздохнув, словно избавившись от последнего мучившего её бремени, надела шлем с высоким вымпелом, махнула рукой, и войско двинулось с площади под призывные звуки боевого горна.

***

Принц Этеокл медленно шёл вдоль городской стены, вдыхая сухой, пропитанный кровью воздух. Рассвет окрасил Западные врата в жуткие багровые оттенки – так, что воины, стаскивавшие трупы со стен, старались не поднимать глаз. Кто-то стоял на коленях, молясь усердно и горячо, как молится человек, которому осталось уповать лишь на милость Всевышнего. Но в основном все были погружены в тягостное молчание, как узники, приговорённые к казни.

Вторая атака кровавым дождём собрала меньший урожай душ, чем первая, но теперь каждый воитель знал, что следующей ночью всё повторится вновь, и горе тому, кому выпадет жребий нести дозор на стенах.

– А почему это я? Я позавчера дозор держал! Ищи кого другого!

Резкий, крикливый голос рыжего десятника привлёк внимание Этеокла. Сотник грубым ругательством пояснил зарвавшемуся бойцу, что в войске «степных орлов» нет традиций спорить с начальством, на что рыжий десятник завопил:

– Ну так посади меня под арест, глупая скотина! И людей моих тоже! Неужто не допирает твоя башка, что всем нам конец! Дай хоть денёк пожить спокойно!

Этеокл направился к нему. Он видел хмурые, затаённые взгляды других воинов, глядящих на рыжего бунтаря с пониманием и молчаливо разделяющих его ропот. Войско «степных орлов» морально расшатывалось с того самого дня, когда князь Адельган был объявлен предателем, а Этеокл публично признал свою вину. Теперь же, после второй истребительной ночи, оно было близко к бунту.

– Надоело воевать, Парес? – негромко спросил Этеокл.

Вокруг быстро образовалась толпа, затаившая дыхание в тишине – настолько тяжёлым и устрашающим был голос южного принца.

Бунтовщик на мгновенье опешил, но озлобленность и отчаяние побороли в нём всякий страх.

– Нет, не воевать! Надоело ждать каждую ночь, когда меня убьют, как безвольного барана! Мы все вызвались воевать, а не бессмысленно разбрасывать свои кишки по стенам, расплачиваюсь за твои грехи перед Сильвирой!

Пробежал взволнованный шёпот. Все знали, что Этеокл сам требовал суда над собой, а королева почему-то не только простила его, но и назначила комендантом всей Западной крепости.

Этеокл невозмутимо смотрел на рыжего бунтовщика.

– Каждую ночь я стою на стенах вместе со всеми, нарушая приказ королевы, которая строго приказала мне не рисковать своей жизнью. Среди дозорных есть и много других воинов, не только из «степных орлов»: морфелонцы Рафара, наёмники, горожане. Они тоже, по-твоему, расплачиваются за мои грехи?

В этом приглушённом голосе и в суровых глазах принца рыжий десятник прочитал себе приговор. Однако чувствовал, что на его стороне – множество собратьев, и это придавало ему смелости.

– Твои, не твои, какая разница? Я не собираюсь подыхать под кровавым ливнем! Не надо нас дурить: сегодня ночью он прольётся снова, а потом ещё и ещё. А трупы варваров под стенами? Их никто не убирает. Скоро они воссмердят. У нас общий могильник, все это знают. Спаситель оставил нас, мы одни в этом Гадесе и надежды нет…

– Не сей неверие в могущество Спасителя! – возгласил священник, стоявший рядом.

– Ну и где же наш… нет, ваш Спаситель?! Где? Почему не обрушит огонь и молнии на эти орды? Почему не истребит эту нечисть своим небесным воинством?!

– Потому что для этого Он сотворил тебя! – твёрдо сказал Этеокл. – Если же ты отверг Его силу и неспособен держать в руках меч – беги, – принц поднял руку. – Слушайте все! Кто уже поверил, что бой безнадёжен и помышляет о бегстве – выйдете вперёд, и я прикажу открыть врата. Да, я позволю вам уйти, но уйти только в одном направлении – к легионам Хадамарта. Там вам ничего не угрожает. Там вас примут и даже позволят стать тёмными легионерами. Там любят перебежчиков.

Воины слушали, насупившись и ничего не отвечая.

– Сколько раз вам ещё повторять, что вы сражаетесь не за меня и не за Сильвиру, а за Амархтон, за Южный Оплот и за всю Каллирою! Если не удержать город – эти полчища однажды придут в дом каждого из вас.

– Знаем, не маленькие, – громко буркнул рыжий десятник, поостыв. – Никто не выйдет за ворота, сам знаешь, предателей нет. Но и терпеть бессильно эту ночную бойню мы не будем. Веди нас в бой или уводи отсюда!

Этеокл опустил руку. Взгляд его смягчился, суровость его лица приобрела черты отважного благородства.

– Это я и хотел услышать от тебя, Парес. И если каждый из вас готов подойти к врагу на расстояние удара, то у меня для вас есть хорошая новость. Войско Сильвиры выступает к нам! Королева дала слово, что в следующую ночь не будет кровавого дождя. Всё решится сегодня. Сегодня в полдень.

Сказав, Этеокл пошёл дальше, продолжая утренний обход. Воины приободрились, послышался оживлённый гул. Прерванная работа закипела вновь, с новой силой.

***

Если для защитников Западных врат самым страшным временем суток была ночь, то для гарнизона врат Северных – раннее-раннее утро с наплывающими туманами на Мглистый город. Мгла дышала белой пеленой, выдыхая её на позиции воинов королевы, наполняя их души тягостным ожиданием. Вчерашнюю атаку они отбили, но ободрения никто не испытывал. Многие из защитников врат были хорошо обученными воспитанниками Двора Секуторов, и прекрасно понимали, что враг ещё не брался за них всерьёз.

Врат как таковых больше не было. Радагар приказал забаррикадировать проход, насыпать вал из камней и песка, и всё это утыкать кольями. Оценив наскоро созданную конструкцию и поняв, что это вряд ли удержит навалу болотных даймонов, он велел соорудить во внутреннем дворе три баррикады из всего, что ещё осталось неиспользованным. За ночь дело было сделано, причём так, что каждая последующая баррикада возвышалась над предыдущей.

Это была довольно надёжная, но жестокая тактика обороны, поскольку те воины, которые займут позиции за первой и второй баррикадами, не смогут отступить – боковых коридоров для отхода здесь не было. Да и с третьей баррикады никуда не деться – она находилась у высокого подножия замка-пирамиды, парапеты которого уже были обсижены лучниками.

В распоряжении Радагара оставалось всего около пятидесятка секуторов и двух сотен ополченцев. Эти мало на что годились как воины, и с ужасом ждали схватки, перешёптываясь и решая между собой, когда следует пускаться наутёк.

…Глава секуторов остановился, вглядываясь в проплывающий туман, и вдруг громко воскликнул:

– Подъём! По местам, живо!

Оказалось, никто не спал. Скорее всего, никто и не мог заснуть в этой зловещей мглистой тишине. Воины поднимались с нагретых мест, хлопая в тревожном ожидании глазами. Секуторы быстро расставляли ополченцев вдоль первой и второй баррикад – места смертников, откуда никому не вырваться, – а те безропотно, как овцы, лишённые всякой решительности, следовали их указаниям. Каждый из них в эту минуту испытывал щемящую тоску, порождённую приближением зловещей силы, одна мысль о которой повергала в трепет.

– А ну не трясись! Стоять насмерть! Если кто вздумает улепетнуть, отправлю во Мглу на разведку! – отрывисто бросал угрозы Радагар.

Но тут раздался крик дозорного «Морфелонцы!», и тотчас со стороны дороги, ведущей в город, послышался маршевый топот. Через минуту ожидания запуганные ополченцы взорвались возгласами ликования: при виде тяжёлой пехоты, несущей лес копий и больших знамён с благородным оленем, души их воспрянули. В глазах засияла надежда, кто-то выкрикнул «Хвала Всевышнему за славный Морфелон!», иные благодарственно возводили очи к мутному небу.

Радагару потребовался один поворот головы, чтобы утихомирить войско.

Он не стал спрашивать Ивора, почему тот вернулся. Едва встретившись взглядом с морфелонским воеводой, старший секутор коротко спросил:

– Сколько бойцов ты привёл?

– Сорок два десятка, – ответил тот, окидывая опытным взглядом позиции секуторов.

– Есть опыт борьбы с болотными даймонами?

– Нет. А у твоих людей?

– Со вчерашнего дня имеется… – Радагар резко обернулся к пролому, где клубились щупальца Мглы. – Сейчас начнут. Выставь своих копьеносцев на задний план. Твари увязнут на баррикадах, и пока будут истреблять ополченцев, их можно будет хорошо потрепать.

Ивор косо поглядел на него и приказал:

– По флангам разойдись! Арбалетчики на парапеты! Первая сотня – в первый ряд!

– Ополчение жалеешь, старик, – с глухой укоризной вымолвил Радагар.

Ивор хотел что-то ответить, но тут в пролом хлынули клубы тумана, внося вихрь холодного воя орды чудовищ.

Все мгновенно притихли. Воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь шумом копьеносцев, выстраивающихся в литой ряд. Длилось оно недолго.

Из густой мглы вырвались тени, а за ними – хлынула на ощетинившиеся баррикады волна нечисти. Вид болотных даймонов был ужасен. Облеплённые слоем грязно-зелёной тины, со свисающими с бесформенных шей не то водорослями, не то щупальцами, они ползли на утыканные кольями заграждения, хватаясь за них короткими лапами. Они словно веками беспробудно спали в болотах, и вдруг восстали, поднятые могущественными властителями нежити, и теперь шли, чтобы утолить свой многовековой голод. Всё это время они впитывали в себя исходящую от города энергию греха, пропитываясь ею и обращая её в свою кровь. И теперь возвращали её этому городу, как страшное возмездие, грозящее превратить тихую размеренную жизнь людей в сущий кошмар.

По рядам пронеслось волнение. Каждый воин, будь-то городской ополченец, морфелонец или секутор, ощутил в этот миг, что где-то среди этой орды есть даймон, который убьёт именно его, что смерть где-то рядом, но тут прозвучал голос Радагара «Пли!», и страшиться не осталось времени.

Стрелы лучников посыпались на вал, оставляя на нём тела сражённых монстров. Следом град арбалетных болтов поразил всех, кто успел перебраться через заграждения, и тут из Мглы повалила такая орда, что остановить её стрельбой – всё равно что бросать горсти камешков в набегающую волну.

– Не робей, не робей, сдюжаем! – кричали сотники. – Готовсь! Бросай!

В приближающихся к первой баррикаде даймонов полетели десятки дротиков, сражая нелюдей наповал. Толпы монстров, втаптывая раненых сородичей в грязь, с протяжным заунывным воем, предвещающим гибель, навалились на первую баррикаду. Тяжёлые морфелонские копья мгновенно прогнулись под телами даймонов. Завязался ближний бой, пошли в ход короткие мечи и топоры. Растекаясь по флангам, болотные нелюди надавили густой волной на баррикаду, и тогда Ивор скомандовал:

– Во имя Спасителя, дави их братцы! Навались, навались!

Строевой удар копий поразил первых напирающих даймонов, толчок щитами отбросил следующих. Нелюдей потеснили от баррикады с обоих флангов. Но многие из них успели перебраться на другую сторону укреплений, и там теперь началась всеобщая свалка. Там бились и морфелонцы, и ополченцы. Стрелки осыпали свистящей смертью воротный вал, быстро создавая там целый курган из даймонских тел.

– Дави! Загоняй нечисть обратно в болота!

Даймоны гибли один за другим, счёт павшим быстро перевалил за сотню и стремительно приближался ко второй. Однако сила, что кидала их в бой, похоже, совершенно не щадила своих бойцов. Ей было всё равно, вытеснят ли они защитников крепости или полягут все до единого. Никто из самых опытных секуторов не мог понять целей этой силы и смысла её незамысловатой атаки.

Болотные нелюди падали, но прибывали всё новые. Гибнущих на баррикадах людей заменить было некому. Страшная неутомимая сила ползла на город, алчно требуя платы за годы праздности, похоти и равнодушия – всех грехов, которые она впитывала в себя, как отходы человеческих душ. Но в проломе городских врат, на пути этой силы стояли другие люди. Совсем, совсем другие. И даймоны шли и шли в слепом упорстве, как будто недоумевая, почему эти люди не пускают их к законной добыче – пиршеству душ – и какой им от этого прок.