Рано утром Марк, Харис, Флоя, хранительница и епископ покинули гостеприимный дом главы Ордена вольных стрелков. В подаренную Автоликом повозку впрягли Скоронога, уложили две корзины с фруктами и пустой бочонок для воды. Флоя вплела в гриву Скоронога какие-то синенькие цветочки. Автолик невесело улыбался отъезжающему Седьмому миротворцу. Его растрепанные черные пряди шевелились на легком утреннем ветерке.

– Я все-таки рассчитываю увидеть тебя в своей команде, искатель. Я извещу тебя, если что. Золотой светильник таки достанется аделианам!

– Хватит! – оборвал епископ, сдвинув брови, и без того нахмуренные. – Я надеялся, что поражение вразумит тебя, Автолик, но вижу, упрямство снова берет над тобой верх.

– Я хочу прославить истину, только и всего, – невозмутимо ответил вольный стрелок. – Придет время, мы победим на Светлой арене.

– Ты используешь слова истины для поддержки мирянских игрищ. Даже если ты победишь, ты ничего не докажешь. Толпа желает развлечений, а ты потакаешь ее желаниям.

– Я несу истину тем, кто не знает ее. Тем, кто не сможет принять ее в признанный тобою способ.

– Прощай, Автолик!

– До скорого, Ортос! Храни Спаситель вас всех!

Автолик долго смотрел им вслед и вдруг, словно о чем-то вспомнив, сорвался с места. Догнав повозку, он сунул Марку маленький пастуший рожок.

– Возьми на память. Это рог дружбы, сделанный мелисскими пастухами-аделианами. Если будешь в беде – труби, друзья придут на помощь.

– Спасибо, Автолик! – получив подарок, Марк согрелся от вспыхнувшего внутри тепла. – Спасибо, надеюсь, свидимся. Успехов в софрогонии!

– Держись, было приятно встретить честного и смелого искателя!

Как только Автолик, ставший неожиданно таким близким другом, исчез из виду, Марк тщательно изучил темно-коричневый рожок и, обнаружив тоненький ремень, повесил через плечо. “Дай тебе Бог победить в следующем состязании, – от души пожелал Марк в мыслях. – И дай мне, Господи, такое рвение как у тебя”.

Харис и Марк получили по длинной белой повязке – мужчины в этих краях покрывали ими голову от палящего солнца. Флоя и Никта прикрывались накидками, а епископ – самодельной чалмой из длинного полотенца.

Хранительница, казалось, была рада, что они покидают Мелис. Она даже улыбнулась, вглядываясь вдаль, где виднелись бескрайние Желтые пески.

– Как твоя вчерашняя прогулка? – спросила она настолько просто, что Марк насторожился. – Ты пришел поздно.

– Да так, загулялся…

– С кем же ты так долго гулял?

Марк почувствовал, как учащается пульс. Неужели она что-то знает о Меллине?! “Немедленно, немедленно измени разговор!” – заговорил он себе.

– Со стариной Яннесом, – сострил Марк.

Харис и Флоя прыснули со смеху. Хранительница усмехнулась.

– Какому еще нехорошему слову он обучил тебя?

– Кроме “полубрата” в его словарном запасе и ругательств-то нет.

Марк весело хмыкнул, радуясь смене разговора.

– Какое дело Яннесу до того, настоящий я аделианин или нет? Он же вообще колдун, не признающий никакой морали!

– Он не родился серым магом, – ответила хранительница, обернувшись к епископу. – Он ведь был одним из наших, брат Ортос?

Епископ ответил, не оборачивая головы:

– Яннес, а это его не настоящее имя, родился в благочестивой семье хранителей традиций. Его погубило воспитание, основанное на одних запретах: “Не прикасайся!”, “Не смотри!”, “Не трогай!”, “Не спрашивай!”. Все эти предписания создавали лишь видимость благочестия, но были не в силах обуздать нечестивые желания. Желая вырваться из сети родительских запретов, Яннес ушел из дома еще в детстве, посвятив себя изучению разных направлений колдовства. Он остановился на серой магии, избрав ее как учение, не предписывающее никаких запретов. Внушаемое его родителями “нет” никаким удовольствиям, превратилось в “да” любым удовольствиям. Навязчивая мораль привела к отрицанию всякой морали. Уча Яннеса разделять все на черное и белое и делая это весьма невежественно, родители подтолкнули его к учению, утверждающему, что в мире не существует ни черного, ни белого – ни добра, ни зла, а есть только сила.

– Почему вы мне раньше не говорили? – оживился Марк.

– Зачем?

– Я бы знал, что ответить серым магам на Светлой арене…

Тут он смущенно умолк и, вспомнив о своем поражении, погрустнел. Епископ обернулся, почувствовав это.

– Ты извлек урок из своей ошибки, миротворец Маркос?

– Он прекрасно сражался! – возмущенно вставила Флоя, но Марк поспешил поднять руку в знак того, что в защите не нуждается.

– Вы хотите напомнить, что у меня иное призвание? А если я его не понимаю?

– Примирение людей сложно для твоего понимания? Значит, прежде всего, тебе нужно примириться с Творцом.

– Я верующий.

– Так говорят и миряне.

– Я пытаюсь измениться.

– И какие ты делаешь шаги к изменению?

Марк опустил голову, и стараясь изо всех сил не чувствовать себя виноватым, ответил то, что уже отвечал хранительнице:

– Я учусь сражаться.

– И многому тебя научила Светлая арена? – мгновенно отреагировал епископ.

– Не знаю... мне просто нужно было утвердиться, поверить в свои силы, да и потом... Автолику я пообещал. Он говорил, что для владения мечом нужно научиться владеть словом. Я и пытался. Вы же не учили меня боевому искусству!

Епископ сурово смотрел в глаза. В белой самодельной чалме он меньше всего был похож на священника. Марк стал рассматривать колючие кусты пустыни, которая все отчетливей вырисовывалась вокруг.

– Примирение не требует владения оружием, – неожиданно сказал епископ. – Первый миротворец примирил враждующие племена юга. Благодаря ему сотни мирян встали на Путь истины. А меч он поднял всего один раз в жизни. Вернее, не меч, а книгу, ставшую мечом.

– Логос? – оживленно приподнялся Марк. – Это был Логос?

– Да. Тот самый Логос, что достался тебе от предшественников.

– Расскажите, откуда он. Как он попал к Первому миротворцу?

Епископ уселся поудобнее.

– Никто точно не знает, откуда возник этот меч. Никто из оружейников не смог разгадать, что за удивительный сплав металлов стал материалом для Логоса. Известно только, что до прихода Первого миротворца он был простой книгой с учением о Пути истины, какая есть в каждом храме адельфов. Сорок лет назад, когда Первый миротворец пришел в один из храмов на южном побережье, он увидел страшное злодеяние. Легионеры Хадамарта согнали беззащитные семьи адельфов в храм и принуждали их дать обет своему божеству Амартеосу. Каждого, кто отказывался, бросали толпе хаймаров – кровавых даймонов, что рождаются от пролития человеческой крови. У Первого не было оружия. Он схватил храмовую книгу о Пути истины и начал вразумлять легионеров. Но сердца этих людей были холоднее льда. Когда они, насмехаясь над словами Первого о милосердии, швырнули к хаймарам молодую мать с девочкой, что-то случилось в его душе. Он слыл чудотворцем и, может быть, чудодейственная сила сделала то, чего он желал в этот миг сильнее жизни. Книга превратилась в меч. Глаза Первого затуманились. Что произошло в последующие минуты, никто не мог пересказать. Сам миротворец ничего не помнил после. Творилось нечто страшное и необъяснимое. Когда все стихло, Первый стоял с залитым черной кровью мечом, а вокруг истлевали в песке порубленные хаймары. Его меч не тронул ни одного легионера. Иные бежали, иные стояли на коленях и просили прощения. Плененные семьи адельфов были спасены. На том месте сейчас стоит прекрасный Храм примирения. Кто-то из тех обращенных легионеров и по сей день служит в нем. Меч Логос стал знаком силы Слова, умноженной на силу любящего сердца.

– Логос сохранил эту силу? – спросил Марк.

– Его сила зависит только от силы твоей. Логос такой же меч, как и все остальные. Превращение книги в оружие – всего лишь символ, оставленный Первым миротворцем, как я верю, для напоминания нам о могущественной силе Слова.

Епископ смолк и начал говорить Харис, сильно воодушевленный легендой о Логосе. Он рассказывал о каких-то походах и сражениях на юге, где никогда не бывал, но говорил так, будто сам стоял в первых рядах южного войска. Харис так завелся, что еще в течение часа рассказывал истории о себе и своем коне. Увлеченно повествовал о том, как преследовал на Скороноге удирающих арпаков, как вывозил раненого воеводу. Его почти не слушали, несмотря на красочно преувеличенное повествование. А сам Скороног грустно внимал его словам, понурив голову и невесело шевеля ушами. Он вез под палящим солнцем пятерых людей – любому было ясно, что к таким перевозкам боевой конь не привык.

Марк улегся на овес, с наслаждением думая о Меллине. Он вспоминал все, что было связано с ней, начиная с самой первой встречи у Светлой арены. Он не упускал ничего. Медленно проплывали в памяти приятные картины: вот она осыпает его лепестками роз, нежно прикасается к его щеке. Вот они встретились на мелисском базаре, вот он осмелел перед Яннесом под действием ее взгляда, вот он, сильно волнуясь, договаривается с ней о встрече. Вот он томится ожиданием, вот они снова вместе в Роще дриад, вот он стесняется, не зная, что говорить и делать. Вот она хватает его за руку, вот она рядом, вот шепчет “Ты мне очень нравишься” и, да, она целует его!

“Я вернусь, вернусь, я увижу ее снова, УВИЖУ!” – твердил он себе, снова и снова вспоминая ее глаза, ее руки, ее губы.

Сколько часов он проспал, определить было сложно, но спал долго: солнце катилось к краю горизонта и жгло уже не так жестоко, как при выезде из Мелиса. Вокруг ни души, лишь голая пустыня. Епископ, казалось, сладко дремал, хранительница читала свою книгу, с которой никогда не расставалась, а Харис и Флоя ожесточенно спорили. Спор шел о том, как следовало поступить с драгоценностями Золотого светильника, в случае победы на Светлой арене.

– Если бы я выиграл Золотой светильник, то пожертвовал бы все согласно учению Пути истины! – убежденно заявил Харис. Странствующий рыцарь сидел в одной рубахе и ветхих штанах. Никогда не расстававшийся с кольчугой, он таки не выдержал жары.

– Раздал бы бедным, что ли? – иронично усмехнулась Флоя.

– Ну, хотя бы… или основал бы новый орден в Морфелоне.

Марк слушал их, изнывая от жажды. Во рту все пересохло. Он попробовал пить воду из бочонка, но она была теплая и неприятная на вкус.

– Это ж прекрасно, жертвовать с чистым сердцем! – громко рассуждал странствующий рыцарь.

– Да, но ведь и для себя ты бы что-то оставил? – настаивала Флоя.

– Нет, ни сикля!

– Ну и зря! А был бы у меня Золотой светильник, я бы пустила драгоценности в оборот, занялась торговлей и смогла бы помогать бедным всю жизнь. А ты? Раздал бы все сразу и остался бы нищим!

– Да был бы у меня Золотой светильник…

“Золотой светильник, Золотой светильник, Золотой светильник, – гудело в раскаленной за день голове Марка. – С чего это они? Других что ли тем для разговора нет? Вот был бы у меня Золотой светильник… ой, да что это я!”

– Все, привал! Золотой бархан перед нами! – громогласно крикнул Харис, будто за ним ехало целое войско. Спрыгнув с повозки, странствующий рыцарь завертел головой. – Странно, Автолик говорил, тут останавливаются путники на ночь, а здесь никого.

Марк высунул голову из-за бортика повозки. Три сухих, полумертвых пальмы, немного колючих кустов и едва заметное болотце – вот и весь оазис.

– Здесь родник! – крикнул Харис, обежав выцветший водоем и застыв на бархане. – Можно пополнить запасы воды.

Флоя уже взбиралась на бархан.

“Хорошая идея!” – подумал Марк. Во рту у него царила сухость, хорошо бы сейчас напиться холодной водички.

Высокий бархан, ограждающий водоем от песчаных бурь, огибал оазис полукругом. Марка охватило странное беспокойство.

– Золото! Здесь золото! – раздался ликующий голос Хариса.

– Маркос, сюда! Здесь много золота, целый сундук! – вторила ему Флоя.

“Перегрелись, что ли?” – подумал Марк, спрыгивая в песок.

Усталый и изморенный жарой он перебрался через бархан. Харис и Флоя увлеченно копошились возле сухих кустов.

– Что вы там нашли?

– Да, говорю ж тебе, золото! – рявкнул Харис.

Этого не могло быть! Большой опрокинутый сундук и вправду лежал у колючих кустов, заметенный наполовину песком. Из него сверкали рассыпанные золотые цепочки, бусы, монеты, изделия из слоновой кости со вставленными драгоценными камнями. Марк нагнулся и осторожно потрогал их рукой, убеждаясь, что это не видение и не мираж.

– Смейся, смейся, это настоящие сокровища! – кричал, набивая карманы, Харис, думая, что Марк ему все еще не верит. – Теперь оно наше. Что в пустыне лежит, никому не принадлежит, – проговорил он в рифму.

Марк недоверчиво на него покосился. Странствующий рыцарь загребал сокровища с такой жадностью, какой не отличался никогда. Если бы Марк не знал Хариса, он бы подумал, что рядом с ним – алчный разбойник с большой дороги, которому пофартило в добыче. Флоя не отставала, нагребая золото в мешочек, мигом принесенный из повозки.

“Слава Богу, теперь мы не будем побираться как нищие! – помыслил Марк. – Поедем нормальной дорогой через Горную таможню и уплатим пошлины”.

Теперь и он бросился к сундуку.

Прибежал епископ, неловко опираясь на посох, и, присмотревшись к драгоценностям, заключил, мудро сдвинув брови:

– Вероятно, это добыча разбойников, устроивших здесь свое логово. Нужно забрать золото, оно не должно принадлежать злодеям.

Услышав поддержку, Флоя и Харис стали усерднее нагребать драгоценности. Хранительница тревожно оглянулась по сторонам:

– Давайте быстрее. Странно все это.

Тревога передалась и Марку: что, если разбойники сейчас вернутся? И неужели они могли так просто бросить огромные богатства? Почему не закопали сундук поглубже?

Не долго думая, Марк набил золотом вещевой мешок и закинул его за спину. Затем вынул книгу из кожаного чехла, намереваясь заполнить золотом и его. “Теперь бы повидаться с Меллиной!” – мечтательно подумал он.

Но предаться сладким грезам Марк не успел. Книга обожгла пальцы – настолько была горяча. Нагрелась на солнце?

Марк поднял ее перед собой, и не успел еще сконцентрироваться, как Логос ослепительно вспыхнул в его руке. Опасность!

– Флоя! Харис! Немедленно назад!

– Что-о? – послышался недоуменный возглас Флои.

– Здесь опасно! Надо уходить!

– Флоя, беги! – пронзительно закричала хранительница.

Стремительно пробежав по песку, хранительница молниеносно вонзила меч возле ног удивленной Флои…

Жуткий внутриутробный звук окатил Марка ознобом. Из-под песка брызнула черная жидкость с отвратительным запахом, взметнулась пыль.

– О-г-г-о! – воскликнул Марк. И, несмотря на жару, его тело покрылось ледяной испариной.

Страшное существо темно-желтого цвета вынырнуло на поверхность.

– Святые Небеса! – пятясь назад к повозке, воскликнул епископ. – Керкопы!

Уродливый упырь на двух скрюченных высохших ногах, замахал длинными когтистыми лапами. Из пасти, полной кривых, изогнутых клыков вырвался рык, подобный скрежету, злобный и жестокий, не имеющий сходства ни с одним живым существом. Узкие, защищенные панцирем глаза, сверкали ядовитой хищностью, и один этот взгляд вызывал ужас перед неведомым беспощадным существом. Но удар хранительницы был точен. Шатаясь от глубокой раны, проходящей сквозь череп и шею, упырь-керкоп сделал шаг и рухнул в песок. Из раны выбивалась черная даймонская кровь.

– Их здесь много! Харис, берегись! – закричала хранительница.

За спиной странствующего рыцаря вынырнула еще одна такая же тварь, нацеливаясь острым трезубцем в его спину. Нерасторопного в этот роковой момент Хариса спас просвистевший меч хранительницы, не успевшей схватиться за кинжалы. Пронзенный насквозь керкоп повалился, испуская из клыкастого рта сгустки черной крови.

А возле Никты вырвались на свет еще двое керкопов. Хранительница изогнулась как кошка, увильнув от брошенных в нее трезубцев. С ее рук слетели два метательных кинжала, угодив с глухим хрустом в черепа керкопов. В тот же миг из песка выпрыгнули еще четверо упырей.

– Никта, подбери меч, я прикрою! – прокричал Марк, понимая, что пришел час для настоящего мужества. Возжаждав отыграться за все неудачи, он с удивительной легкостью отшвырнул страх. Меч горел в руках, наполняя все тело живительной отвагой.

Словно покрытый желтым лишайником, почти однотонным с песком, керкоп метнул ему в лицо трезубец, но Марк, наученный на тренировках по софрогонии мгновенной реакции, взмахнул мечом, разрубив даймонское оружие надвое. Меч ожил в его руках, придавая храбрости, но этого было мало. Песчаные твари были быстры и проворны. Едва отразив удар колючей дубины керкопа, метнувшего в него трезубец, Марк моментально понял: эти существа, пострашнее арпаков, с которыми он встречался у мелисской таверны. Они вертелись, отпрыгивали, махали когтями, норовя выцарапать глаза. Тяжело дыша, Марк увернулся от трех резких ударов дубины, так и не сумев ударить в ответ.

Столб песка взметнулся снова, снова и снова. На свет вынырнули еще трое керкопов. Один швырнул длинную сеть на перепуганную Флою и снова нырнул в песок.

– Флоя!!! – раздался пронзительный крик хранительницы.

– Бей тварей! – заревел Харис и бросился со своим коротким мечом на двух других врагов.

Перед Марком появились уже три клыкастые морды, три леденящие кровь дубины. Они осторожно крались, обходя его с трех сторон. Марка начала охватывать паника. “Еще секунда, еще миг и они набросятся, Боже!” Марк попятился, тряся Логосом перед наступающими врагами.

– Никта! – в диком ужасе позабыв всякое достоинство, закричал Марк.

Она не отозвалась. Краем глаза Марк заметил, что безоружная хранительница едва увертывается от длинного трезубца. Харис отчаянно отбивался от двух керкопов, постоянно спотыкаясь о тело заколотого им врага, падал и вставал. Шлем, щит и кольчуга остались в повозке, без них странствующему рыцарю было нелегко. Нырнувший в песок упырь неумолимо увлекал за собой сеть с Флоей. Она брыкалась и рвалась, подобно пойманной в силки лисице. Уродливый керкоп, взявшийся откуда ни возьмись, набросился на нее с дубиной. Свист метательного кинжала остановил его всего в метре от опутанной сетью девушки. Керкоп резко дернул головой, оборачиваясь на свист, и кинжал по самую рукоять вонзился ему в глаз. Пронизывающий вопль монстра прокатился по молчаливой пустыне.

Удар! Еще удар! Блок! Керкопы пошли в атаку на Марка. С первых же ударов он чуть не лишился уха – колючая дубина чуть-чуть задела его голову. Логос сверкал на солнце. Снова отразив три удара, Марк упал на спину, но живо вскочил.

– Маркос! – раздался громкий голос епископа. – Брось золото! Падай на колени! На колени!

Марк послушно сорвал со спины вещевой мешок с драгоценностями и швырнул в песок. Внезапно его осенило. Керкопы были ростом с него, но лапы держали высоко, никак не защищая нижнюю часть своих туловищ. Резво упав на колени, Марк нанес скользящий удар, совершив полукруг светящимся на солнце лезвием. По телам двух упырей прошла черная глубокая рана. Раздался яростный рык. Марку заложило уши, его обрызгали капли черной крови, в нос ударил запах сырой земли. Сраженные керкопы поползли по песку, оставляя черный след. Третий, щелкнув клыками, бросился на епископа. Сзади к нему подкрадывался еще один.

Что-то коротко прошептав, епископ совершил правой рукой какое-то мановение, будто четырежды перечеркнул в воздухе наступающего керкопа. И эти движения епископа возымели действие: керкоп издал внутриутробное рычание, бросил дубину и скорчился на песке.

– Сзади!!! – заорал Марк.

Епископ обернулся, защищаясь посохом. Посох спас его от страшной дубины, но удар был настолько силен, что грузный епископ рухнул набок и покатился вниз по бархану.

Марк бросился на помощь учителю, вкладывая в меч всю боль за прежнее малодушие. Вражью дубину он разрубил надвое, а обезоруженный керкоп пустился в бегство. Марк перевел дух. Где Харис, Никта?

Сломав ударом ноги опасный трезубец и закатив в рожу керкопу рукой, хранительница, наконец, добралась до своего меча, торчащего из трупа монстра. Она уже истратила пять кинжалов, в руках оставался последний. Согнувшийся вдвое керкоп крался к ней, прикрываясь колючей дубиной.

– Твое место в Гадесе, – шепнула хранительница.

Противник таки успел прикрыть череп дубиной. Но брошенный кинжал ударил в нее с такой силой, что она вонзилась колючками в морду керкопа. Издав глухое рычание, враг обронил оружие и бросился наутек.

Хранительница не успела вырвать свой меч – перед ней вынырнул очередной керкоп, столп песка ударил ей в лицо. Ослепленная на какое-то мгновение, она отшатнулась, и тут керкоп обрушил на нее дубину. Удар чуть не разбил ей голову: в последний миг хранительница закрылась левой ладонью. Колючки вонзились ей в руку, но она не вскрикнула, а лишь яростно простонала. Невзирая на боль, она отвела дубину в сторону, хватаясь правой рукой за рукоять меча. Керкоп потерял равновесие, и легкий слабоизогнутый меч насквозь пронзил его бесформенную шею.

– Харис! Где Флоя? – прокричала хранительница.

Странствующий рыцарь потерял меч, оставив его в теле одного из врагов, и теперь голыми руками дрался с другим, клубком катаясь с ним по песку. Марк бросился на помощь, и тут же столкнулся с двумя новыми упырями.

– Да сколько же вас здесь! – в отчаянии выкрикнул он.

Летящую на него сеть он рассек в воздухе, а от пущенного в голову трезубца как-то увернулся. Ближайший к нему сморщенный керкоп ринулся в атаку, противно шипя и ожесточенно тряся дубиной. Второй, пробежав мимо, решил ударить со спины. Раздался свист летящего меча, и напавший сзади упырь упал пронзенный в песок.

– Спасибо, Никта, – прошептал Марк себе под нос.

Оставшись с ним один на один, керкоп отказался от такой дуэли и стремительно скрылся в песке. Марк подумал, что это последний. Но нет, оставался еще один!

– Флоя! Где Флоя? – кричала хранительница.

На том месте, где Флоя только что отчаянно сопротивлялась, шевелился песок. Не думая ни о чем, Марк пал на живот и по локти погрузил руки. Хранительница упала рядом, начав рыть песок в диком исступлении. Ее пораненная ладонь оставляла на желтом песке кровавые следы.

– Здесь, здесь, – хрипло прошептал Марк.

Его пальцы нащупали сеть и принялись ее рвать. Она не поддавалась.

– Дай кинжал!

Закапывающийся вглубь керкоп не желал отпускать свою жертву. Хранительница сунула Марку Логос и он, не отпуская левой рукой сеть, запустил его в песок. Упругая леска тотчас лопнула под горячим лезвием. Затем с окрыляющей радостью Марк нащупал пульсирующие запястья Флои и, рванув с дикой силой, потянул на себя. Подоспел епископ, и втроем они вытащили Флою на поверхность. Освобожденная из песчаного плена девушка поползла на руках, сильно кашляя и отплевывая песок.

– Уф-ф-ф! – громко выдохнул Марк, распластавшись на песке. К нему подбегал Харис с заляпанным черной кровью мечом, в изодранной рубахе, под которой виднелись красные царапины. Лицо тоже было расцарапано. Убедившись, что с Флоей все в порядке, хранительница стала собирать из сраженных керкопов свои кинжалы, зажимая левую ладонь.

– Маркос, ты жив? – прохрипел Харис.

– У меня ни царапины! – ответил Марк, поднимаясь.

– У тебя голова в крови!

– Правда? – Марк провел рукой по левому уху и обнаружил, что оно расцарапано в кровь. – Ерунда. Слегка дубинкой задело, – пребывая в наивысшей степени напряжения, он не чувствовал боли. – Нужно уходить отсюда. Флоя!

Он подал ей руку и потащил за собой к повозке. Епископ уже стоял там, упираясь обеими руками о спасительный посох. Он все еще учащенно дышал, красный как рак. Таким рассерженным Марк не видел его никогда.

– Мудрецы! Своей жадностью вы чуть не погубили нас всех! Понятно, почему никто не останавливается здесь. Золотой бархан погубил немало людей, жаждущих золота. Как я мог забыть! Но это были купцы, бродяги, разбойники. Как вы, вы – называющие себя адельфами, могли прельститься золотом керкопов?!

Эти упреки отправлялись в адрес Флои и Хариса, которым защищаться было нечем. Харис виновато вертел головой, оглядываясь как бы в поисках врагов, а откашлявшаяся Флоя попыталась что-то возразить, но остановилась перед обличающим взглядом хранительницы:

– Тебе лучше помолчать, Флоя. Выбрось эти сокровища, из-за которых мы все чуть не остались в песках. Мечтательница! Золото на дороге не валяется!

Флоя обиженно смолкла и высыпала все содержимое мешочка. К ее удивлению там оказались не золото и самоцветы, а желтый песок пустыни. Уразумев подлинную цену золота керкопов, вывернул карманы и Харис.

Воду набирать не стали. Она могла быть отравлена.

Садясь в повозку, Марк увидел, что на левой ладони хранительницы кровоточат несколько рваных ран. Две тоненькие струйки крови медленно ползли по ее запястью под широкие рукава одежд.

– Перевязать? – предложил Марк.

– Не надо! – сухо ответила хранительница, выливая на рану целебный елей, флакон с которым оказался в ее походной сумке. – К утру все пройдет. А у тебя ухо в крови. Дай, промою.

Флоя тихо плакала, не то от пережитого шока, не то от упрека Никты. Хранительница обняла ее, зашептав:

– Все, все, не плачь, все кончилось, – и голос ее стал необыкновенно мягким.

Ужинали под звездным небом у слабенького костра, разведенного Харисом из сухого саксаула, отъехав подальше от опасного места. Во время еды все напряженно молчали. Марк чувствовал в душе неприятный осадок вины за то, что польстился на дармовое золото, смалодушничал во время боя и не смог достойно защитить друзей. Кроме того, его слегка подташнивало. Ему за всю жизнь не приходилось убивать существо больше комара, и тот момент, когда из разрубленных Логосом керкопов брызнула черная кровь, он вспоминал с отвращением.

– Мы с Маркосом будем сторожить по очереди, – заключил Харис после ужина. – Керкопы могут вернуться.

– Они не вернутся, – сурово выговорил епископ, явно на что-то намекая. – Они нападают только на того, кто охвачен алчностью.

– Мало ли других опасностей в Желтых песках? – тихо сказал Харис, смутившись так сильно, что Марку стало его жаль.

– Те керкопы, которых мы поразили... они мертвы? – спросил Марк.

– Керкопы – это те же даймоны. Даймона невозможно убить, – нехотя ответил епископ. – Они всегда восстают снова. Вопрос только во времени: восстанет пораженный даймон через год или через тысячелетие. Их природа нам мало известна. Знаем только, что даймоны связаны одновременно с живительной для них энергией людского греха и умерщвляющей силой преисподней. Люди сами способствуют их рождению и росту своими грехами. Народы часто заключают мир с даймонами, но этим только придают им сил, ибо любой договор со злом – это тоже грех. Мы сами являемся причиной своих страданий.

– Так это из-за того, что нас привлекли сокровища? Из-за этого мы чуть не погибли? – с серьезным выражением своих черных озорных глаз спросила Флоя.

– Страсть к легкой наживе, – промолвил епископ. – Скольких погубила она, скольких лишила счастья! Кто мечтает легко разбогатеть, неизбежно попадает в сеть своих низменных желаний, которые тащат его в пучину крушения и гибели. Немало я знал и адельфов, сбившихся с Пути из-за, казалось бы, благочестивого желания разбогатеть и помогать бедным. Но быстрым путем богатств не приобретают, так устроен мир.

– Вот как? – Флоя давно утерла слезы и готова была спорить с таким азартом, будто схватка у Золотого бархана была детской игрой. – Для кого тогда лежат древние клады? А затонувшие корабли с сокровищами? А драгоценности подземелий?

– Клады просто так не валяются, – ответил епископ, чуть-чуть улыбнувшись. – Чтобы найти клад, нужно хорошо потрудиться: изучить множество карт, расспросить знающих людей…

– Собрать верную команду, – подсказал Харис.

– …Совершенно верно, обзавестись надлежащими инструментами и искать, искать, искать. И поиски кладоискателей длятся порой долгие годы.

– Проще взять денег взаймы и заняться торговлей, – снова добавил Харис, подмигнув Флое.

– Ну, уж нет, – отфыркнулась та. – Клады искать, куда интереснее.

– Да, и самое главное, – промолвил епископ. – Ища клад, нужно иметь чистые мысли и четкую цель: для чего мне нужны сокровища.

– Чтобы жить без забот и иметь все, что хочешь, – Флоя засмеялась.

– Хвалю за честность! – брякнул Харис. – Я уж подумал, что снова начнешь болтать о помощи несчастным беднякам.

– Богатство приносит пользу только тогда, когда ты, имея его, живешь так, будто не имеешь, – проговорил епископ. – Сможешь ли в один миг расстаться с сокровищами, на поиски которых ушли годы?

Флоя задумалась, не понимая, где здесь подвох.

– Смотря, ради чего, – подсказал Марк.

– Ради того, чтоб они не увели тебя от твоего призвания, – сказал епископ и проникновенно поглядел ему в глаза.

– Что-то я не пойму, если я найду клад, что с ним делать? – недоумевала Флоя.

– Прежде всего – осознать, что мы не можем владеть сокровищами, а только иметь их во временном пользовании. Потому что даже мы сами не принадлежим себе. Когда найдешь вещь, которую считаешь сокровищем, поступи с ней как с дикой птицей, попавшейся в силки. Посади ее в клетку – и она умрет. Отпусти ее – и она навсегда станет твоей. Какие бы ценности ни даровала тебе судьба – принимай их, но не удерживай. Только тот, кто доволен тем, что имеет – по-настоящему богат.

Харис сторожил первую половину ночи, облачившись в шлем и кольчугу. Марк пожалел, что не стал дежурить первым, поскольку заснуть было невозможно. Полученный шок не позволял расслабиться, возбужденные мысли бунтовали и отгоняли сон. А потом начался сезон охоты ночных обитателей пустыни. Вначале ледяным холодом страха обдал какой-то мохнатый паук, нахально пробежавший по щеке, потом длинная многоножка зачем-то полезла за шиворот. Марк перебрался с одеяла в повозку. Но пауки и всякие противные насекомые шныряли и здесь. Спать можно было лишь непрестанно ворочаясь, отгоняя шумом всех непредсказуемых маленьких хищников. Никта и Флоя сладко спали, не обращая внимания на мохнатые лапки пауков, перебегающих по лицам, а епископ тихо посапывал, зарывшись с головой в свое одеяние.

Под утро вымученный бессонной ночью Марк начал, наконец, засыпать, поскольку пауки, многоножки и скорпионы разбежались по норкам. Но тут его разбудил Харис, объявив, что настала его очередь караулить, и надвигающийся сон пришлось прервать. Харис, промычав что-то на непонятном диалекте, рухнул в овес на утрамбованное место Марка и мгновенно захрапел.

За ночь в пустыне похолодало. Марк накинул плащ, немного отпил из бочонка и закусил яблоком, несколько сморщенным от вчерашней жары. “Ничего, днем отосплюсь. Сейчас хотя бы жары нет, надо наслаждаться прохладой”.

Проходя мимо спящей хранительницы, он остановился. Девушка спала, чуть-чуть улыбаясь. Ей снилось что-то близкое и родное. Марк совершенно забыл раздражение, которое вызывала у него Никта. Сейчас он уважал ее. Смелая, бесстрашная, самоотверженная, она разила керкопов одного за другим. “Но ведь героем должен быть я, а не она, – подумал он без зависти. – Я Седьмой миротворец, а кто она? Она всего лишь сопровождает миротворца”.

Марк поднял взгляд к бескрайним пескам. Он знал: где-то там, на востоке, лежит пустыня Фаран, где всякий ищущий – находит то, что ищет. Она вдруг стала манить его, как зажженная свеча манит заблудившегося путника на ночлег.

“Иди, иди, здесь ты обретешь то, что искал всю жизнь”, – позвали его безмолвные барханы.

“Может быть, я схожу с ума?” – вздрогнул Марк.

Он пошел к барханам, попутно удостоверившись, что книга покоится в чехле на поясе. Почему его так тянет туда, он не знал, да и думать об этом не хотелось. Что-то живое, трепещущее в груди, тянуло вдаль песков. Его влекла надежда найти то вечное и недостижимое, которое он искал много лет, и не знал что. Как умирающий от жажды странник, увидев оазис, рвется к нему, так желал Марк сейчас убежать через безлюдные пески в таинственную пустыню Фаран.

Он шел и шел, и, о чудо, разбитые надежды снова начинали собираться в единый сосуд, осколки мечтаний вновь возрождались в железное острие цели. Он пойдет до конца, через все кошмары, опасности и несчастья, ибо самое страшное – это гнить в четырех стенах, оплакивая разбитые мечты.

“Я добьюсь, я найду все, что искал, – шептал он, слыша стук бьющегося в трепетной надежде сердца. – Я совершу то, для чего призван, я не стану малодушничать, только помоги мне, Боже, поддержи меня!”

Он упал на колени и уронил голову в песок. Что делать здесь, в одинокой пустыне: кричать, просить, звать? Марк вытащил книгу и положил перед собою, раскрыв свиток. Перед глазами замелькали странные закрученные буквы древнего языка. Что он мог прочитать в ней, не зная каллиройской письменности?

…Однако с людьми он как-то разговаривал и все понимал!

Марк пристально посмотрел в книгу, погружаясь в написанное, словно хотел влезть туда целиком. Грозная, могущественная сила ощущалась внутри этих строк, огражденная от его понимания непроходимой решеткой непонятных знаков. “Я найду Тебя, найду Твой Путь истины! – Марк рванулся всем своим разумом на невидимую ограду. – Найду!..”

Что-то сильно вспыхнуло возле сердца, обожгло внутренности, как горящая смола. Тайный смысл одной из строк докатился до его разума. “Не может быть, неужели я прочитал?” Марк снова погрузился в строки, но теперь помимо глаз он вчитывался в неведомые знаки восхищенным взглядом из глубин души, о котором никогда не подозревал раньше; и взгляд этот впитывал живительную силу слов в каждую клеточку души.

“Пустыня. Почему ты зовешь меня? Ведь мое призвание на юге”.

Марк не знал, сколько времени он пролежал в песке. Взошедшее солнце стало припекать, свидетельствуя о том, что прошло несколько часов. Он прочел еще несколько строк из свитка, и каждое опалило его нутро живым огнем. Не привычный к такой работе разум, начал отставать, как изношенный часовой механизм, осознавать прочитанное становилось все труднее.

Марк поднялся и отряхнул с одежды песок. На миг ему почудилось, что, отказываясь сейчас от зова, он совершает большую ошибку, но выбор уже был сделан.

“Я должен идти на юг. Пустыня – это не для меня”.

Возвращаясь к повозке, он свободно дышал, стараясь не думать о странном зове. “Тот, кто ищет свое призвание – уходит в пустыню Фаран, тот, кто убегает от своего призвания – уходит в Белое забвение”, – с ясностью пришли на ум слова епископа Ортоса.

– Где ты был, миротворец Маркос? – строгим голосом встретил епископ своего ученика.

– Я искал себя, – просто ответил Марк, не зная как объяснить случившееся.

– Предупреждать надо! – коротко, но метко высказался Харис. – Ты же оставил боевой пост! Что, если бы вернулись керкопы или еще какие твари?

– Прости, Харис, я никогда не участвовал в боевых походах. Я не подумал…

– В одиночку здесь нельзя ходить, – добавила хранительница. – Нужно держаться вместе.

– Не делай так больше, ладно?

– Итак, друзья мои! – подвел итог епископ. – Я долго думал сегодня обо всех ловушках врага, в которые мы угодили. Думал о ночной встрече с Яннесом в лесу, об Амарте и ее наемниках, чуть было не погубивших Маркоса, о Светлой арене и о вчерашней ловушке у Золотого бархана…

– И что? – предчувствуя недоброе, спросил Марк.

– А то, что через Белое забвение нам не пройти.

Воцарилась тишина. Полная, так как даже легкий ветерок не шелестел в это утро.

– Почему? – спросил Марк.

– Потому что эта земля полностью открыта для сил тьмы. Если керкопы нас чуть не погубили, то что с нами сделают силы Белого забвения?

– Что вы предлагаете?

– Мы вернемся в Мелис и присоединимся к каравану.

Епископ снял с пальца тусклый перстень, украшенный фиолетовым камнем и вложил в руку Марка.

– У нас почти не осталось денег, но за этот перстень купцы дадут нам не менее двадцати динаров. Этого хватит на двоих. Маркос и я пойдем с караваном через Горную таможню и уплатим пошлины.

– А мы? – вспыхнула, надув губы, Флоя.

– А вы трое сядете в повозку и отправитесь к Автолику.

– А потом? – возмутилась девушка.

– Дальше решать вам. Можете поселиться у Автолика, заработать денег и потом приехать к нам в Зеленую идиллию.

– Что-о?

– Не понял!

– Только не это!

Поочередные возгласы Флои, Хариса и Никты прозвучали как ответ на обидное оскорбление.

– Это когда ж мы к вам приедем? – вспыхнул Харис, присвистнув. – Через месяц? Не-е, мы не оставим Маркоса!

– Через месяц Маркоса не будет в Зеленой идиллии, – с раздражением решила хранительница. – Кто знает, куда ему предсказано идти пророчеством? Где нам вас искать тогда? В Диких горах? В Южном оплоте? Или в Падшем городе?

Марк огорчился не меньше. Он настолько привык к своим друзьям, что не представлял себе дальнейший путь без них. Да и страшновато двигаться по немирным землям Каллирои в обществе одного лишь старого епископа.

– Брат Ортос, нельзя ли иначе?

– Придумай, Маркос, придумай лучший путь.

– И думать не надо! – решительно сделала шаг вперед хранительница, растрепав волосы. – Если вы с Маркосом пойдете через таможню, то мы втроем переберемся через Скалы ящеров и придем в Зеленую идиллию раньше вас.

– Я запрещаю! – побагровел епископ.

– Вы не можете нам запретить! – сверкнув глазами, хранительница впервые бросила вызов своему учителю.

– Это безумная, никому не нужная смерть! – высказал епископ вспыхнувшие чувства, но тут же смягчился. – Дочка. Ты видишь, что происходит с нами. Мы едва избежали смерти, а Золотой бархан, далеко не самое опасное место на нашем пути.

– Нет уж, как по мне, то лучше через Белое забвение, чем по скалам корячиться, – проговорил Харис. – У нас ни веревок нет, ни сноровки.

Епископ пригрозил ему взглядом, и тот умолк. Но хранительница сдаваться не собиралась:

– Мне все равно: через болота, скалы или огненные поля Гадеса, но я приду в Зеленую идиллию вместе с вами и Маркосом. Я слишком долго ждала своего часа. И мое место здесь, рядом с Седьмым миротворцем.

– Хорошо, поступим иначе, – подобрел епископ. – Отправляйся в Морфелон. В Иероне передашь от меня послание королевскому казначею, получишь деньги и отправишься к нам на самом быстром скакуне…

– Я никогда не приду с просьбой к предателям моего отца! – выпалила хранительница ему в лицо.

Епископ затрясся от гнева, поднял руку, будто собирался ударить ее по лицу, но только пригрозил пальцем, проговорив сдавленно:

– Никогда. Слышишь, хранительница секретов, никогда не говори так о служителях Иерона.

– Простите, – Никта опустила глаза, в которых, казалось, блеснули слезы. – Я скорблю о своих словах. Но путь в Иерон не для меня.

– В Белое забвение – тоже, – не отступал епископ. – Если у тебя хватит сил пройти через это место, то не у них. Не думаешь о себе, подумай о своих друзьях. Посмотри на Флорию. Взгляни на эту юную неокрепшую душу. Смерть – это лучшее, что ожидает ее в Белом забвении.

– Пока рядом я – с ней ничего не случится.

– Ты можешь защитить ее от даймонов и разбойников, но не от тумана Белого забвения, ибо против него твой меч бессилен.

Марк придумал выход еще в начале перепалки, но не решался его высказать.

– Брат Ортос, позвольте мне.

– Да, Маркос.

– Этот перстень, он принадлежит вам, я понимаю. Но… позвольте мне им распорядиться, пожалуйста.

От собственной дерзости Марк прикусил язык, однако жгучее желание сохранить друзей было сильнее.

– Я твой слуга, Седьмой миротворец, – неожиданно принизил себя епископ. – Все мое – твое, ибо так гласит Путь истины.

– Благодарю вас, брат Ортос! – Марк обернулся к Флое. – Ты поедешь с караваном через Горную таможню. Харис, поедешь с ней, вот возьми.

Он вложил в руку странствующего рыцаря перстень епископа.

– А я? – покинуто спросила хранительница.

– Ты пойдешь с нами через Белое забвение. Брат Ортос сказал, что тебе хватит сил...

– Маркос! – снова вспылил епископ.

– Все будет хорошо. Мы уже многое повидали.

– Это страшная ошибка. Двое миротворцев не вернулись из Белого забвения.

– Это мое решение. Вы же сами предоставили мне возможность решать, – ответил Марк, хотя уже всерьез думал, не погорячился ли он со своим намерением. Напоминание о судьбе Четвертого и Пятого миротворцев остудило его отвагу. Но идти на попятную было поздно, Харис и Флоя спешно собирались, видно, боясь, что он передумает. – Встретимся в том поселке… как он называется? Зеленая идиллия.

– В таверне “Четыре бочки”, – насилу вымолвил епископ очень-очень тихо. – Это на перекрестке дорог, между селениями Зеленая идиллия и Буйный луг.

– Найдем! – браво заверил Харис, и глаза его загорелись жаждой приключений. – Брат Ортос, вы умеете управлять Скороногом? Он любит крепкую руку. Овес и воду давайте ему только на больших привалах. Эх, верный конь, служи друзьям моим усерднее, чем мне!

– Следи за ней, – кивнул епископ в сторону Флои.

– Отвечаешь головой, – добавила хранительница. Она тщательно скрывала свои эмоции, но Марк видел, как ликует она втайне.

– Мой меч на страже ее покоя!

Харис похлопал по гриве коня, который заметно погрустнел, почувствовав неизбежность разлуки с хозяином.

Неизбежность почувствовал и епископ, перестав протестовать против решения Марка. Благословив Хариса и Флою, он сложил им в вещевой мешок хлеб, сыр, подвявшие фрукты и бурдюк с водой. Марк обнял их: расставаться было нелегко, зато узел был развязан, сердце дышало свободно.

– За нас не тревожьтесь, мы пройдем Белое забвение, как прошли Золотой бархан.

– Храни вас Небо! – сказал Харис. – Не пройдет и недели, как мы встретимся.

Хранительница высыпала Харису в руку последние монеты.

– Возьми, вам они будут нужнее.

Спустя час две маленькие фигурки Хариса и Флои исчезли на горизонте. Марк блаженно лежал на мягком овсе, глядел в небо, изредка поглядывая на нескладно управлявшего конем епископа и, нагоняя утраченный ночью сон, медленно засыпал. В душе царила легкость и свобода, его уже не мучили ни палящее солнце, ни томительное ожидание зловещего Белого забвения.