К лагерю Армии Свободы подъехали в сумерках. За огромным выжженным полем виднелись вдали острые башни древнего города.
– Над Амархтоном никогда не бывает солнца, – пояснил Калиган. – Темные тучи окутывают его с тех пор, как Хадамарт воссел на престоле.
Многочисленные шатры и палатки армии располагались четкими секторами, над каждым из них возвышалось знамя того или иного аделианского ордена. Харис, к своей радости, увидел среди них знамя родного Ордена молодого льва, а Марк, к своему разочарованию, не увидел никаких признаков Ордена вольных стрелков. Значит, Автолик так и не решился прибыть на Совет.
В огромный королевский шатер допустили только Марка и Калигана, отыскав в списке их имена. Вельможи, священники, знатные рыцари сидели напротив королевы Сильвиры, восседавшей на высокой скамье. Справа от нее сидел облаченный в золоченую кольчугу принц Этеокл, слева – тот самый рыцарь богатырского телосложения в серебристых доспехах, которого Марк видел с королевой в Мелисе.
– Это Главк, глава Серебряного Щита и советник королевы Сильвиры, – сообщил Калиган.
На скамьях и креслах сидели военачальники, священники и вельможи. Каждый представлял свой орден, храм, город или провинцию. Марк сразу узнал широкоплечего морфелонского принца Афарея и… тощего архиепископа Ипокрита. Отведя взгляд, Марк заметил среди южан старого сотника Экбаллара. “Что, и этот пьяница, которого мы спасали от изолита, здесь?” Ныне этот вояка выглядел потрепанным жизнью рыцарем с мужественными чертами лица, длинными усами и грозным взглядом.
Появления Марка и Калигана никто не заметил: все взгляды были устремлены на королевского эмиссара Теламона. Казалось, он только что с кем-то спорил.
– Я лично расставлял патрульных вдоль Лунного леса, – говорил он, поглядывая на суровые лица морфелонских князей с холодной надменностью, – и никаких даймонов мои люди не видели…
– Ложь! – вскочил с места полноватый чернобородый вельможа в богато вышитой накидке, напоминающей Марку усыпляющие узоры на стенах морфелонского дворца. – Наглая ложь! Твои люди разбежались, как только враги атаковали нас из Лунного леса. Кто в ответе за то, что мы понесли потери из-за того, что нас даже не предупредили об опасности и возможных засадах?
Королева перевела вопросительный взгляд на Теламона, и тот сразу перешел в наступление:
– Достопочтенный князь Кенодок, правитель Мутных озер, хочет сказать, что власти Южного оплота не обеспечили его обоз охраной? Но почему ваши караваны пошли через опасные земли Туманных болот, а не по Великому торговому тракту?
– Это наше дело, – прорычал князь.
– Согласен, воля ваша. Но разве я получал известия о том, что ваши караваны нуждаются в охране? Разве достопочтенный князь прислал ко мне гонца с просьбой прислать войска?
– Если Зеленая идиллия – вверенное тебе селение, то почему силы Южного оплота не очистили Лунный лес от врагов?– продолжал возмущаться морфелонский князь.
Королева снова глянула на своего эмиссара, и тот снова был готов к ответу:
– Достопочтенный князь, видимо, не вполне понимает, что такое Лунный лес. Эта земля, как и Белое забвение не контролируется никем со времен падения Гесперона. Глупо начинать лесные войны, пока Падший город под властью Хадамарта. Придет время, и мы очистим Лунный лес от нечисти. Нынче же бросать туда сотни воинов, чтобы обеспечить безопасность проходящих караванов, просто безрассудно.
– Каковы ваши потери, достопочтенный князь? – спросила королева.
Князь непримиримо фыркнул и сел на свое место.
– Вспомогательные отряды сократились на четыре сотни.
– Не вводи в заблуждение наших союзников, достопочтенный князь! – вступил в спор принц Афарей, необычайно бодрым, как для морфелонцев, голосом. – Четыреста человек, о которых ты упомянул, отстали и дезертировали еще в Туманных болотах, куда ты их повел по каким-то странным причинам. А во время нападения арпаков не погиб ни один из наших людей. Есть немного раненых, да разбиты четыре повозки со сменной одеждой и припасами для армии.
– Тогда, полагаю, разбирательство здесь неуместно, – сказала королева, подавая рукою знак молчания вспылившему князю. – В нынешних условиях это не потери. После нашей атаки на логова арпаков крупные атаки врага прекратились. Бывший архимаг Эреб, возглавлявший даймонские отряды для набегов, жестоко просчитался и раскрыл свои логова в Лунном лесу. Атака на ваши караваны, достопочтенный князь, это слабые попытки Эреба оправдаться перед Темным Кругом.
В наступившей тишине королева окинула взглядом присутствующих, встретившись глазами с каждым. Когда Марк глянул в ее глаза, то немного смутился от сверкнувшего в них огня.
– Однако, мы отвлеклись. Оставим мелкие споры и перейдем к тому, ради чего собрались здесь, – продолжила королева. – Штурм Амархтона… вы снова просите слова, достопочтенный Ипокрит?
Тощий архиепископ вскочил, нервно теребя свои одежды:
– Я по-прежнему настаиваю, что есть лучший способ освободить Падший город, чем новая война.
В шатре послышался усталый вздох. Видимо, Ипокрит уже не раз сегодня поднимал вопрос об отмене штурма, чем надоел как сторонникам, так и противникам активных действий.
– Война эта не новая, достопочтенный архиепископ, – ответила королева. – Она идет много лет. Хадамарт навязывает нам свою скрытую тактику. Силы Амархтона выигрывают благодаря медленному разрушению наших селений, городов и храмов. Они избегают прямых битв…
– Армия, сосредоточенная в Амархтоне, намного превышает нашу, – вставил Ипокрит. – Сколько у нас воинов? Пятнадцать тысяч. А у крепостных стен Амархтона двадцать пять тысяч даймонов и еще невесть сколько в самом городе!
– Перевес в количестве еще не означает преимущества, – заметила королева, терпеливо снося реплики Ипокрита. – Я семь лет готовилась к освобождению Амархтона. Я пересмотрела множество тактик, выслушала многих военачальников. Все сходятся в том, что штурм – это единственный способ остановить Хадамарта и его темную армию.
– А вы подумали, что будет с теми несчастными адельфами, которые там живут? Один единственный тамошний храм будет уничтожен магами Темного Круга за один час. Это двести верных адельфов!
– Что это за храм, который можно уничтожить за один час? – пробурчал хриплым и грозным голосом сотник Экбаллар.
Ипокрит сделал вид, что не услышал эту реплику. Вытащив из-за пазухи свиток бумаги, он интенсивно начал им размахивать перед глазами присутствующих.
– Это письмо я получил сегодня от настоятеля амархтонского Храма молчания, почтенного Клавиуса. Сам он не смог прийти на Совет, поскольку слуги Хадамарта заблокировали все выходы и никого не выпускают из города. Храм молчания в большой опасности. Если начнем штурм – он падет.
Закончив, Ипокрит сел на скамью, все еще возмущенно потрясая головой. Королева сохраняла хладнокровие, не задетая его речью.
– Я понимаю ваши чувства, достопочтенный Ипокрит, особенно, учитывая ваш вклад в созидание амархтонского храма – кроме вас никому из епископов не удавалось пройти в Падший город для поддержки местных аделиан. Но мы не можем отменить штурм. От грядущей битвы зависит не благополучие наших храмов, а судьба Каллирои. Итак, кто будет говорить от имени Сиятельнейшего Патриарха Морфелона?
Афарей, сидящий между Ипокритом и Кенодоком, поднялся импульсивным рывком:
– Наши воины готовы идти в бой, сиятельная королева. В лагерь прибыл каждый морфелонец, который осознал, что мы идем в битву не за Южный оплот, а за судьбы народов всей Каллирои.
– Ты забываешься, юноша! – сказал князь Кенодок, привстав от негодования. – Ты не командуешь войсками Морфелона и не тебе решать за армию Сиятельнейшего Патриарха.
Молодой принц вспылил:
– Так или не так, но пять сотен воинов Ордена молодого льва собирал я. Все они рвутся в бой. И я поведу их, даже если ты, достопочтенный князь, откажешься от штурма.
– Меня оскорбляет твоя дерзость, юноша! Я не собираюсь отступать, а лишь пекусь о том, чтобы все войска Морфелона выступили под знаменем одного военачальника…
– Военачальник у нас всех один – королева Сильвира! – выпалил Афарей.
– …Военачальник Армии Свободы, но не войск Морфелона, – вздернул бороду Кенодок.
– Вопрос командования мы обсудили еще позавчера, достопочтенный князь, – напомнил принц Этеокл. – Войска Морфелона – это тоже Армия Свободы.
– Не все так просто, – извернулся, снова привстав, Ипокрит. – Различия между воинами Южного оплота и воинами Морфелона сказываются каждый день: в стратегии, в тактике, но главное – в мировоззрении. Всем известно, что многие ордены и храмы отказывают в поддержке Армии Свободы только потому, что ее возглавляет женщина. Незамужняя женщина. Я думаю, что королева сама должна решить, какую позицию занять: остаться во главе армии и тем самым оттолкнуть возможных сторонников или все-таки отойти в сторону и передать власть другому военачальнику – мужчине.
В шатре пробежал взволнованный, а кое-где и возмущенный шепот. Из всех взбалмошных заявлений Ипокрита, звучавших доселе, это было самым наглым.
– Уж не хотите ли вы, достопочтенный Ипокрит, возглавить армию? – насмешливо спросил Теламон, чем привел того в бешенство.
Королева примирительно подняла руку, упреждая нарастающий скандал.
– Да, я всего лишь женщина. Да, я понимаю, что на моем месте должен быть мужчина. Но почему-то до сих пор не нашлось ни одного полководца-мужчины, который возглавил бы армию и сохранил ее единство.
– Однако, давайте предположим, что такой полководец уже нашелся, – поучительно поднял указательный палец Ипокрит. – Всего лишь предположим, без всяких намеков, что это… допустим, князь Кенодок.
В шатре поднялся возмущенный шум. Князь Кенодок самодовольно ухмылялся, явно не возражая против предположения Ипокрита, но, конечно же, не воспринимая его всерьез.
– Я всего лишь предположил! – миролюбиво поднял руки Ипокрит. – Ладно, пусть будет не князь Кенодок, а, скажем, достопочтенный Теодеций или принц Этеокл…
Шум поднялся еще больше. У Марка сложилось впечатление, что архиепископу глубоко безразлично, кто будет стоять во главе армии – только бы не королева Сильвира.
– Достопочтенный архиепископ, вы забываетесь, – возразил Этеокл, взяв на себя задачу унять взбалмошного союзника. – Сиятельная королева Сильвира была единогласно признана главой Армии Свободы еще в день заключения Священного союза. Если вы недовольны этим решением, то оспаривайте его у вашего Сиятельнейшего Патриарха…
– Достаточно, Этеокл, – оборвала королева принца. – Я собирала эту армию и я останусь с ней до конца. А что до тех, кто отказывается от участия в освобождении Амархтона только потому, что я женщина... то это их право. Мы не вправе никого судить, но и принимать неприемлемые условия не станем. Придет время, и наша победа все расставит по местам.
Королева обвела взглядом всех присутствующих, восстановив изначальную тишину, необходимую чтобы сдвинуть Совет с мертвой точки.
– Итак, почтенные друзья. У каждого из вас есть свой опыт ведения войны, своя стратегия и тактика. Пусть же каждый выскажет свое видение грядущей битвы, и мы распределим силы так, как будет наиболее выгодно. Начнем с представителей Морфелона. Кажется, князь Кенодок хотел поведать нам свой план?
Правитель Мутных озер величаво кашлянул и с важностью многоопытного стратега начал:
– Все мы должны помнить, что гарнизон амархтонской крепости численно превышает наши войска. Потому нам следует взять город в осаду и подвергнуть длительному обстрелу катапульт и баллист. Враг будет вынужден выйти из-за крепостных стен, а в поле у нас будет существенное преимущество. Длительная осада – вот моя стратегия.
– Хорошо, а что скажет принц Афарей?
– Я готов начать штурм уже завтра! – лихо воскликнул молодой рыцарь. – Врата Амархтона не так уж грозны. Я с моими бойцами готов взять на себя крушение Гадесовых врат. Нельзя медлить. Надо немедленно начинать штурм.
– А ты подумал, юноша, сколько людей погибнет под Гадесовыми вратами? – презрительно фыркнул Кенодок. – Ты даже не подумал о том, что твой штурм будет проходить под дождем смертоносных стрел со стен крепости!
– Лучше смерть в бою, чем медленное разложение в осаде! – возразил Афарей. – Чем дольше мы будем откладывать вторжение, тем больше воинов падут духом и покинут армию. Уже сегодня к Темному Владыке спешат корабли с Южного моря. Ходят слухи о передвижении нечисти в Туманных болотах. Помедлим еще месяц – и сами окажемся в осаде!
– Да ты просто бездарный наглец! – вспылил князь.
– Прекратите немедленно! – снова остановила назревающий скандал королева. – Позвольте высказаться остальным. Вижу, политарх Южного оплота, достопочтенный Феланир хочет что-то сказать.
Политарх кивнул почтенной бородкой.
– Я мечтаю об одном: пусть этот поход закончится скорее. Я устал от войны. Мой народ устал. Пусть Амархтон будет освобожден стремительным наступлением. Я хочу скорее вернуться в мой город и приступить к своим обязанностям городского начальника. Я готов вознести Южный оплот на необычайную высоту. Я знаю, как создать на его основе оплот всей Каллирои... нам предстоит постройка крепостей вдоль побережья. А что до стратегии, то я во всем полагаюсь на волю Всевышнего и мою королеву. Куда сиятельная королева прикажет мне вести войска, туда и поведу.
– Почтенный Экбаллар? – спросила королева.
– Да что я могу сказать? – прохрипел старый сотник. – Нужно идти в бой, что тут думать! Сотня верных воинов, которые не забыли былых сражений, готовы снова встать под моим командованием. Их сердца не дрогнут при виде полчищ нечисти. Мои старые друзья по Ордену разбитых оков! Верьте мне, владычица, они целой когорты стоят. С ними я готов идти хоть куда! Хоть на Гадесовы врата, хоть в подземелья Аргоса.
– Старый пьяница! – резко высказался Ипокрит. – Сиятельная королева, вы только послушайте: человек, который еще недавно пропивал последний сикль в мирянской таверне в обнимку с изолитом, сегодня готов вести людей на смертный бой!
– Я не пью больше! – зарычал задетый за живое Экбаллар.
– Нашли время! Прекратите оба! – повелела королева. Когда тишина восстановилась, она оглядела шатер и остановила взгляд на двух пустых креслах. – К сожалению на Совет не явились двое наших союзников. Это Автолик Мелисский, глава Ордена вольных стрелков и воин-отшельник Фосферос, глава Ордена посвященных…
– Посвященных? – скривил губы князь Кенодок. – Посвященные… это же всего лишь древний миф! Кучка отшельников, скрывающихся в песках Фарана! Им ли влиять на исход битвы?
– Посвященные не миф! – громко возразил могучий голос, принадлежавший широкоплечему спутнику королевы Главку. – Я учился у посвященных два года. Всем своим мастерством я обязан им. С Фосферосом я встречался пять дней тому. Он далек от хитросплетенных интриг, далек от споров и пересудов, он прост и мудр. Отшельники Ордена посвященных сказали, что не пойдут на штурм – они воспринимают войну совсем не так как мы. Но Фосферос дал мне слово: весь Орден посвященных придет сюда и встанет на защиту нашего лагеря, когда начнется битва. Я верю посвященным. За тылы мы можем не беспокоиться.
– Благодарю, Главк, – улыбнулась королева. В ее улыбке прослеживалось высокое мнение о посвященных. – Кто еще желает высказать свой план штурма?
Желающих не нашлось. Те военачальники, которые еще ничего не говорили, либо задумчиво смотрели в пол, либо переводили взгляд друг на друга.
– Итак, – продолжила королева. – Теперь нам предстоит решить два важнейших вопроса: Гадесовы врата и боевой дух армии. Что касается врат, то тут князь Кенодок прав: лезть на ворота под смертоносным обстрелом со стен неразумно. Самый лучший ход – организовать нападение изнутри города и, пробившись к воротам, открыть их для наступающей армии. Достопочтенный Ипокрит, мы можем рассчитывать на вас? Аделиане Амархтона смогут это сделать?
Ипокрит, который был вообще против штурма, необычайно просветлел, оживился и с воинственным достоинством произнес:
– Если Совет постановил начать штурм… что ж, я подчинюсь. Я сам призову адельфов Амархтона встать за свой город и поднять восстание. Мы ждали этого. Мы откроем Гадесовы врата.
Все присутствующие восторженно зааплодировали, восхищаясь неожиданно пробудившимся в Ипокрите мужеством. Когда шум стих, королева продолжила:
– Остается второй, не менее важный вопрос: боевой дух. Нам необходимо учитывать, что многие воины нашей армии – простые ополченцы, не имевшие боевого опыта. Многие из них – вчерашние крестьяне. Кроме того, мораль бывалых воинов подорвана изнурительными набегами нечисти и поражениями в прошлых битвах. Как только маги Темного Круга применят отпугивающие заклинания – армия содрогнется. Как поднять боевой дух, почтенные друзья?
– Боевой дух воинов возрастет, как только они увидят наши передовые отряды в проломе амархтонской крепости! – смело высказался Афарей, вскочив с места в запале.
– А перед штурмом проведем показательные бои, покажем мастерство наших рыцарей! – добавил Кенодок. – Рыцари Морфелона покажут свое мастерство!
– Я знаю, как придать воинам смелости, – хмуро проговорил из своего угла сотник Экбаллар.
Ипокрит не дал ему высказать свою мысль:
– Как? Выставить десяток бочек акантового вина?
Экбаллар ударил кулаком по столу с такой силой, что тот запрыгал на месте, а Ипокрит из предосторожности отскочил к стражникам. Королеве вновь пришлось упреждать конфликт, в результате чего Экбаллара оставили без слова. Речь взял политарх Южного оплота Феланир, предложив избрать самых сильных рыцарей и вызвать на поединок кого-нибудь из сильнейших слуг Хадамарта. В случае победы воодушевилась бы вся армия. Но во-первых, никто не гарантировал эту победу, а во-вторых, зная тактику Хадамарта, не стоило рассчитывать, что он согласится на благородный поединок.
– Все мы согласны в одном, – заключила королева. – Армия нуждается в герое, который своим примером вдохновит на подвиг остальных. Достопочтенный Теодеций, я знаю, вы хотите кого-то предложить на эту миссию? – обратилась королева к длиннобородому старцу в черных одеждах священника.
Теодеций Морфелонский, глава самого крупного в Каллирое ордена – Ордена хранителей традиций – поднялся и, изрядно помедлив, вызвав раздражение у наиболее импульсивных слушателей, начал:
– Вот уже сорок лет из уст в уста передаются славные сказания о миротворцах, свершающих волю Всевышнего в нашей Каллирое. Мы знаем о пророческих словах, что миротворцы принесут мир на проклятую падшую землю Амархтона… Мы также знаем, что в большей мере сказания о миротворцах – не более чем желания сердец людей, мечтающих о мире, – добавил Теодеций, так как в шатре послышался едкий смешок, а за ним и скептические усмешки. – Однако, волей Всевышнего, подвиги миротворцев, истинные и вымышленные, всегда вдохновляли воинов Пути истины. И хотя враг нанес нам великий ущерб, искусив кое-кого из миротворцев, символ пути рыцаря-миротворца остается неизменным. Это символ отваги, благородства, свободы! Ныне у этого символа снова есть живое воплощение – миротворец Маркос-северянин из страны Дальних земель!
Теодеций легким движением руки указал на Марка, скромно сидящего на заднем плане, чем вызвал у того неловкое смущение от множества пристальных взглядов.
– Его проводником был наш славный брат, епископ Ортос из Морфелона, погибший от стрелы подлого наемного убийцы. Я знаю и уверен, что это коварство не повергло Седьмого миротворца в уныние, а напротив, наполнило еще большей силой и рвением возродить славное призвание каллиройских миротворцев. И вот он сейчас здесь, в преддверии великой битвы и великих перемен – я вижу в этом Высшее Провидение! Он и станет тем героем-символом, в котором так нуждается наше воинство.
В шатре послышался многоголосый шепот. Марк, опустив глаза, чувствовал на себе восхищенные, уважительные, но чаще – недоверчивые и скептические взгляды.
Но это быстро кончилось, когда Теодеций вернулся на свое место. Военачальники продолжили обсуждение штурма крепости, затем перешли к планам расстановки и передвижения войск, резервов, охраны лагеря и к прочему, что касалось тактики предстоящего сражения. Марк их почти не слушал. Он был поглощен тем вниманием, которое ему уделил Совет. “Они всерьез считают меня героем? Они хотят предложить мне какое-нибудь невероятное задание? Сокрушить Гадесовы врата! О, Боже! Или… или пророчество действительно говорит о том, что я должен поднять восстание в Амархтоне? Нет, нет, что за глупость! Они не пойдут на это. Королева знает мои силы, она не позволит!”
До Марка постепенно доходила реальность грядущей битвы, а реальность он знал жестокой и далеко не романтичной. Он всякий раз содрогался, вспоминая поединок с Эребом или магическую дуэль с Амартой – это был кошмар, оставивший неизлечимые отпечатки на сердце. Он ни за что не согласился бы на нечто подобное. Битва с сельвархами, сражение с фоборами, с песчаными керкопами, даже бой с арпаками у Храма призвания – он мечтал, чтобы ничего подобного не повторилось. Это страшно – стоять перед ужасающим ликом смерти. Это больно – выжимать из себя все соки, чтобы выжить. Единственное испытание, которое пришлось бы ему по душе – это еще один турнир на Светлой арене. Но софрогония – всего лишь игра. Там можно проиграть, но не погибнуть. А здесь война и смерть. А умирать ох как не хочется!
И снова, в который раз уже в памяти всплыли обдающие холодом слова пророчества:
„Тогда берегись и готовься к борьбе:
Судьба хуже смерти готова тебе”.
* * *
В течение двух недель Марк жил в походной палатке лагеря Армии Свободы, знакомясь с обычаями воинов-аделиан, съезжавшихся со всех концов Каллирои. Все понимали, что война за город неизбежна. Хадамарт не отдаст и пяди падшей земли без жестокого боя, и с каждым днем его силы растут.
И все же королева не спешила начинать штурм. Слишком много было в армии людей, не умевших владеть мечом или каким-либо другим оружием. Обучение неопытных воинов было возложено на рыцарей Южного оплота во главе с их начальником Главком. Рыцари обучали ратному делу оруженосцев, учили крепко держать оружие местных крестьян-ополченцев. Тут и там в лагере собирались группы новичков под руководством прославленных рыцарей, тут и там лязгали мечи в крепнущих руках. Повсюду в наспех построенных кузницах под натянутыми тентами, защищающими от палящего солнца, били молоты, повсюду люди чистили старые кольчуги, мечи, натягивали луки, мастерили латы, шлемы и обувь. Главк лично проверял щиты, ударяя по ним короткой булавой.
Еще один рыцарь Южного оплота, с которым Марк однажды повстречался в Мелисе, высокий усач Дексиол обучал стрельбе из лука морфелонцев и южан. Говорили, что он отличился в Эпоху лесных войн, когда возглавлял один из отрядов Лесного воинства. Нынче он слыл хорошим учителем Школы рыцарей. О его искусстве стрельбы из лука говорило уже то, что сам Автолик был его учеником.
– Попасть в цель еще не означает достичь цели, – говорил Дексиол, проходя между стройными рядами лучников. – Ваши стрелы должны обладать достаточной силой, чтобы не просто попасть, а сразить врага. Натяните луки! Каждый, выбери цель! Когда смотришь через наконечник стрелы – стрела должна стать твоей жизнью. Стрела и цель – вот весь смысл твоего существования! В этот момент ты должен раствориться, исчезнуть для своего “я”. Представь себя горящей стрелой. У тебя есть всего мгновение, чтобы достичь цели и не сгореть дотла. Стрела и цель должны заменить все твои мысли, чувства, желания и тревоги, растворить и рассеять твое “я”. Иначе тебе не достичь цели, даже если удастся попасть в нее.
Лучники внимательно слушали и старались постичь его слова. Шестисотенная стрелковая когорта была единственным войском в армии, которое чуть ли не наполовину составляли женщины. Далеко не все женщины соглашались на роль лекарей и кухарок. Большинство из них видели себя в первых рядах армии и на все возражения военачальников ставили в пример королеву Сильвиру. Рвущихся в бой женщин сотники единодушно направляли в когорту Дексиола, полагая, что там у них будет больше шансов выжить, чем в рядах копьеносцев. Однако старые рыцари смотрели на молодых девушек, неумело натягивающих тетиву, с глубоким сочувствием и скорбью. Из боевого опыта они знали, что именно на лучников даймоны обрушивают самые страшные удары, зная их тактическую значимость и их слабости. Наученные поражать врага на расстоянии, лучники часто оказывались беззащитными в ближнем бою. И не раз целые когорты стрелков, оставшиеся без прикрытия, превращались в кровавое месиво.
Вскоре Марк научился распознавать войска по цвету знамен и одежд. Морфелонцы предпочитали зеленые цвета, преимущественно темных оттенков, южане – ярко-красные, красно-коричневые, бордовые, алые. Хранители традиций предпочитали темно-коричневые цвета, молодые львы – желтовато-зеленые. Воины сотника Экбаллара из Ордена разбитых оков были облачены в однотонные багровые одеяния, а рыцари Главка были заметны издали благодаря серебристому цвету своих доспехов.
Каждый день утром и вечером священники созывали людей на молитву. Приходили далеко не все. Люди разных орденов и храмов молились в своих шатрах, отдельно от остальных. Те же две-три тысячи человек, молившихся с обращенными взорами на Амархтон, ожидали услышать в ответ яростный рев даймонов, наблюдавших с крепостных стен. Но в Падшем городе стояло мрачное безмолвие.
Также Марк узнал, что ранг боевых даймонов определяют их рога. Однорогие арпаки считались самыми низшими, двурогие даймоны были покрепче и сообразительнее, а трехрогими были, как правило, вожаки. Ранг архидаймонов или как их еще называли – властителей тьмы, определялся змеевидными диадемами на шлемах или коронах.
Вокруг старого сотника Экбаллара всегда собирались молодые воины, желая услышать, как он избавился от угнетения изолита и как с этими существами воевать. Морфелонский принц Афарей с утра до вечера тренировался со всем Орденом молодого льва. К ним часто присоединялся и Харис, с радостью встречая старых друзей.
Принц Южного оплота Этеокл с важной грациозностью прохаживался между когортами воинов и передавал военачальникам свитки с тайными приказаниями королевы. Ни один воин ниже тысячника не должен был узнать о маневре своего отряда до начала штурма.
Занятый своим делом, Этеокл не обращал внимания на просящих его совета простых десятников или даже сотников. Но люди не слишком к нему и тянулись. Все хотели попасть в обучение к Главку, о котором ходили самые невероятные истории. Но глава рыцарей Серебряного Щита днями и ночами пребывал в шатре королевы, помогая ей составлять план штурма, потому что был не только могучим рыцарем, но и хорошим стратегом. Никто не умел лучше него расставить войско для битвы, соорудить приспособления для штурма крепостей, никто не разбирался лучше него в разных видах оружия и во всяких военных хитростях. Зная, что в организации штурма многое зависит от этого рыцаря, королева подолгу удерживала его над картой и чертежами.
Только один раз Главк вышел перед народом, и почти вся армия собралась его слушать.
– Помни, что главный твой враг – не даймоны и архидаймоны, а сила греха. Если твоя совесть запятнана – ты станешь легкой добычей. Измени свои мысли, очисти свое сердце, – говорил Главк ровным могучим голосом. – Слишком часто разведчики Хадамарта приносят ему хорошие вести о состоянии ваших душ. Хадамарт не боится тысяч воинов с душой, порабощенной грехом – он боится одного воина, который умер для своего “я”. Это главное. Теперь о даймонах. Из всех видов нечисти наиболее опасны эриты – мелкие, проворные, трудно заметные в суматохе боя. Они сеют раздоры между людьми, обращают меч брата против брата. Забудь о всяких разногласиях и бодрствуй: храни чистоту своих мыслей, чистоту чувств. Не пытайся в одиночку справиться с изолитом. Объединяйтесь по двое-трое и вместе атакуйте только одного изолита. Вслед за арпаками и изолитами властители тьмы обычно выпускают исполинов, чтобы увлекать отчаявшихся. Не впадай в отчаяние, что бы ни произошло. Отчаяние – это плен. На стенах крепости нам будут противостоять фоборы. Держись ближе к своему военачальнику, и пусть твой меч опережает твой страх. И еще одно. Многие из вас слышали о момитах – убийцах полководцев. Мы не знаем их природы, но верно одно – они черпают силу от людской зависти и клеветы. Не стройте козни, не распускайте сплетен и никому не завидуйте. Ваша злоба может стать для кого-то из нас стрелой смерти. Если в твоем сердце осталась обида – пойди к своему обидчику и примирись сейчас. Но не держи в сердце злобу и зависть. Будь честен и мужествен.
Главк хотел уже сойти с помоста, но у воинов было много вопросов.
– Как нам быть, если на нас нападет черный дракон? – крикнул кто-то.
– Черные драконы – это порождения ненависти. Их сила – ваш гнев. Подавляйте в себе всякую ненависть, храните в сердце покой и милосердие, и они не причинят вам вреда.
– Скажи, учитель, как нам быть милосердными и при этом выжить, когда нас окружают враги? – раздался чей-то скептический голос.
– Это невозможно! – вторил ему кто-то.
– Все возможно тому, кто овладел своим разумом, – спокойно ответил Главк. – Однажды в песках Фарана, когда я был безоружен, меня окружили змии пустыни.
По рядам пробежал тревожный шепот. Многие сразу поняли, о чем речь, те, что не знали, расспрашивали других. Пустынные змии-искусители были самой жуткой легендой Фарана. Очень многие аделиане, желающие уйти в Орден посвященных, отказались от своей идеи только из-за них. Змия-искусителя побеждали только герои легенд, лично же таковых никто не знал.
– Как тебе удалось выжить?
– Никаких секретов, только резвость ног! – крикнул какой-то шутник, но его быстро заткнули.
– Я оставался на месте несколько часов, а может, дней. Они ползали вокруг меня и шипели, а потом уползли прочь. Я выжил только потому, что полностью контролировал свой разум. Чистота мыслей. Чистота чувств.
Многие воины разочарованно насупились. Они ожидали услышать о подвиге, как храбрый рыцарь голыми руками победил ужаснейших существ Каллирои. Пусть этот рассказ стал бы выдумкой, но зато – как вдохновил бы людей! Вместо этого они услышали очередное нравоучение.
– Это совершенное оружие для каждого из вас. Не дай мелким успехам опьянить себя. И не зазнавайся перед врагом. Только очистив свой разум и подчинив его твердой воле, ты сможешь победить. А это очень тяжелый путь, требующий большой силы и терпения.
Речи Главка воспринимали далеко не все. Большинство людей уже твердо знали, как и с чем пойдут в бой. У каждого боевого формирования, независимого от остальных, имелись свои правила военной тактики, стрелкового и рукопашного боя, штурма и захвата крепости. Разногласия на Совете были зеркальным отражением противоречий, разделявших воинов одной веры, но разных культур и мировоззрений. Совместные боевые учения оказались невозможны, каждое формирование самостоятельно готовилось к битве. Даже некоторые мелкие ордены, по двадцать-тридцать человек, о существовании которых мало кто знал, старались подчеркнуть свое превосходство и выделиться из основной массы армии.
Встречаясь с бывалыми воинами, Марк содрогался от вида их ранений, полученных в прошлых битвах. Рассеченные лица, изувеченные головы, у кого-то недоставало глаза, пальцев или целой руки. Один воин, вроде как молодой, говорил и смеялся сморщенным старческим ртом – нижнюю часть лица покрывали морщины, кожа была дряблой и темной. “Вот они, последствия заклятия Вихря старости! – посочувствовал молодому воину Марк. – Да я, оказывается, в настоящем бою и не бывал!”
Он выбрался на холм, возвышающийся над лагерем в сторону Амархтона. Лагерь был расположен удачно: с тыла его защищал выжженный лес, с флангов – мелкие овражки. Холм служил естественным укреплением и наблюдательным пунктом: если враг задумает нанести удар по лагерю, то незамеченным ему не подобраться. Но военачальники не ждали нападения. Не той природы был Хадамарт, чтобы выводить армию в чистое поле в открытый бой. Да и зачем ему это, если за грозными амархтонскими стенами куда надежней.
Нередко между представителями разных орденов вспыхивали горячие споры, перераставшие в открытую вражду. Особенно жаркие диспуты вызывало обсуждение штурма крепости и Гадесовых врат. Хранители традиций желали идти в бой по старинке – при помощи тарана и других стенобитных орудий. Большинство южан твердо поддерживали идею своей королевы – открыть врата города изнутри. Морфелонцы князя Кенодока уверяли в преимуществах длительной осады, а воины Ордена молодого льва утверждали, что можно обойтись штурмовыми лестницами.
Все эти методы имели свои преимущества и недостатки, все они не раз применялись при штурмах городов и зачастую успешно. Однако каждая сторона доказывала свою правоту с такими претензиями на исключительную истину, с таким фанатизмом, что тут и там слышались насмешки и оскорбительные выпады. Хранители традиций обвиняли других в уничижении наследия патриархов, заповедавших, как побеждать врага. Южане называли их отсталыми законниками, далекими от реальной жизни. Морфелонцы обличали южан и молодых львов в безнравственности, в стремлении бороться с нечистью ее методами и даже в готовности продать душу Хадамарту во имя победы над ним. А воины Ордена молодого льва кричали, что все вокруг трусы и только выдумывают причины, чтобы избежать сражения. Кроме того, каждый из спорщиков норовил обличить другого в ереси и во всевозможных грехах. Все это настолько болезненно отражалось на боевом духе армии, что привело бы к ее полному моральному разложению, если бы более мудрые головы не гасили возгорающиеся конфликты. Изо дня в день на утренней и вечерней молитве священники взывали к единству ради свободы всей Каллирои, и благоразумие временно брало верх над нетерпимостью.
“Как этот мир похож на мой”, – вздохнул Марк и вспомнил слова епископа Ортоса, что “наш мир ничем не отличается от твоего”.
В лагере Армии Свободы любили пересказывать истории о миротворцах, особенно о Первом, но встречались и убежденные сторонники Третьего, считающие, что его действия, порой чрезмерно жестокие, были вполне оправданы. Ходили разговоры и о первом короле Южного оплота Агафире, о Ликорее, об Эфае-Фосферосе, о Сельване и, конечно же, о Сильвире; среди рыцарей слышались почтительные отзывы об учителе-следопыте Калигане, обучившем многих своему мастерству.
– Помимо миротворцев Каллироя знает и других героев, поуспешней их, – с иронией поделился Марк своими впечатлениями с хранительницей, но она молча отвернулась, проявив ту самую странность, какую наблюдал в ней Марк во время повествований Калигана о миротворцах и Сильвире.
Она часто уходила гулять с Флоей за пределы лагеря. Марк понимал, что ей, привыкшей к тишине лесов и лугов, здесь неуютно. Она объявлялась по вечерам, когда любители посудачить на ночь собирались у костров. Марк замечал, как хранительница отсчитывает дни, приближающие великую битву. Она стремилась и жаждала в Амархтон, словно там ее ждала заветная мечта.
Одним вечером, после состязаний в военном ремесле, воины разных орденов и провинций решили посостязаться еще и в танцах. Под веселую и гармоничную мелодию свирелей люди становились в круг и танцевали в хороводах. Со смехом, с весельем. Это был танец радости сегодняшнего дня, танец жизни, которая может не сегодня-завтра оборваться. Люди веселились, будто позабыв грядущая битва, но в то же время их движения, их песни выражали призыв и готовность: скоро! Уже скоро!
Женщина, заправлявшая хороводом, Муза танца, как ее в шутку называли здесь, выбирала по одному человеку, и тот должен был представить в искусстве танца свой город, орден или провинцию. Афарей лихо пустился в пляс, забыв о том, что он глава ордена и сын короля. Затем втянул в круг Хариса и вместе они изобразили нечто похожее на дружественную схватку диких львов. От немногочисленной общины аделиан Мелиса выступил молодой рыцарь, станцевав какой-то причудливый жизнерадостный танец. Представился этот рыцарь коротко: “Мое имя Мафет, я ученик Ордена посвященных”.
Морфелонцев представил, неуклюже приседая, здоровенный воин в железных доспехах с шипами. Глава морфелонских булавоносцев Гурд – узнал его Марк. Зрители покатывались со смеху, глядя, как здоровяк нелепо отплясывает быстрый танец.
– Держись, железный верзила! – прокричали ему Харис и Афарей.
Когда очередь дошла до Марка, возник вопрос, какую провинцию ему представлять.
– Свою страну Дальних земель, миротворец! – подсказал Афарей. – Давай, смелее! Если станцуешь нам ваш знаменитый танец “Веселый дальний путь”, то получишь серебряный пояс.
Марк понятия не имел, что это за танец, но попробовал изобразить нечто, что можно было представить из названия. Хохот стоял долго, а громче всех гоготал Афарей. Но серебряный пояс он Марку все-таки подарил, наверное, за смелость.
– Что ж, Никтилена, представь и ты свой лесной народ, – проговорил Калиган вполголоса, когда Муза танца протянула руку хранительнице.
И она представила. Свободно. Грациозно. Изящно. Словно исполинский лес Спящей сельвы, колышимый могучим ветром. Легкие коричневые одежды заколыхались в свете костров, как темные кроны лиственных деревьев. “Лесной танец! Танец Лесного воинства! – пронеслось у костров. – Дочь Сельвана! Дочь Сельвана!”
Флоя подпрыгнула и плавно влилась в лесной танец, как видно, обученная Никтой уже давно. К ним стали присоединяться девушки: поначалу те, чьи братья и отцы сражались в рядах Лесного воинства, а потом и все остальные. Какие-то лучницы накинули на себя маскировочные лиственные плащи. “Дочь Сельвана!” “Дочь Сельвана!”
В свете костра Марк заметил блеснувший взор хранительницы. И она заметила его взгляд. Ее улыбка… помимо радости и свободы выражала что-то еще. Нечто такое, что зажгло внутри Марка быстро нарастающую зависть. “Ее знают больше меня. Ее уважают больше. Лесная нимфа, хранительница секретов более уважаема людьми, чем Седьмой миротворец”.
Марк бросил косой взгляд на Калигана: а не испытывает ли тот нечто подобное, глядя на триумф своей антагонистки? Но учитель сидел со своим обычным выражением лица – полуулыбался, полуспал, и было невозможно понять, что у него на уме.
Кое-где Марк слышал слухи о Седьмом миротворце и был рад, что его не знают в лицо. Какой-то рассказчик наделял Седьмого миротворца необычайными способностями, а в истории о вылазке в поместье Амарты появились такие моменты, что Марку стало и смешно, и грустно. Многие ахали, слушая россказни о схватке Седьмого миротворца с толпой страшных колдунов во главе с Амартой и Эребом, другие – тихо усмехались, зная цену таким историям.
Ходило немало других мифов, далеких от реальности. Люди искали в них источник воодушевления, но когда обман раскрывался – разочаровывались и впадали в уныние. Как убедился Марк, многие люди жили одними мифами, пересказывая помногу раз чужие подвиги, вымышленные и правдивые, но не делали в своей жизни ничего, чтобы стать похожими на своих героев.
Между тем военачальники армии старались найти место каждому прибывшему. Работы было немало. Целыми днями плотники обтесывали длинные бревна, превращая их в острые колья, а затем вкапывали вокруг лагеря. Поднимались наблюдательные вышки. Без перебоя стучали в мастерских кузнецы, куя и оттачивая мечи, копья, пики, секиры, кинжалы, укрепляли щиты и доспехи. На пищевые склады свозили копченое мясо, муку, сушеные фрукты и прочие припасы.
Какие средства истрачиваются на все это, Марк мог только представить. Здешние леса, болотистые или выжженные, были непригодны для строительства осадных орудий. Дерево, железо и даже камни привозили издалека. Обозы приходили каждый день. Из случайно услышанного разговора двух купцов Марк узнал, что деньги на нужды армии собраны только в Южном оплоте. Морфелонское королевство по ряду причин не оказало денежной помощи, вопреки всем договоренностям. Из-за этого у армии возникло множество долгов, покрыть которые в ближайшее время не представлялось возможным.
К концу второй недели, проведенной в лагере, Марка переполняли противоречивые мысли. Если люди добровольно согласились идти в бой против превосходящих сил противника, то неужели они не понимают, что одного желания тут недостаточно! На что рассчитывают военачальники, королева? Да, в армии есть прославленные рыцари, опытные воины, но ведь и новобранцев немало. А это вчерашние крестьяне, ремесленники, рыбаки, охотники, торговцы и просто искатели приключений – все когда-либо державшие в руках оружие, но не владеющие им для настоящей битвы.
* * *
Наконец настал вечер предпоследнего дня перед штурмом. От Калигана Марк получил приглашение королевы и тотчас отправился в ее шатер. Калиган, видимо, уже знал, зачем зовет королева Седьмого миротворца и хитро усмехался. Это только усилило беспокойство Марка. Что скажет Сильвира? Какое задание поручит? Она обещала помочь исполнить миссию, предсказанную пророчеством!
Королева находилась в шатре одна, облаченная в легкую кольчугу и алый королевский плащ с черной подкладкой. Ее огненно-рыжие пряди волос склонились над столом с картами и чертежами.
– Я рада видеть тебя, Седьмой миротворец, в рядах объединенной Армии Свободы, – сказала королева, отвлекшись от разложенных на столе чертежей. – Калиган, оставь нас. И позови дочь Сельвана.
Калиган, почтительно кивнув головой, вышел, не говоря ни слова. Из взглядов, которыми они обменялись, несложно было понять, что они говорили о Седьмом миротворце совсем недавно, может быть, только что.
Секунд пять королева изучала облик Марка, словно пыталась найти в нем что-то героическое, что-то, что сыграет ключевую роль в грядущей битве.
– Я думала о пророчестве Эйренома, о котором ты мне рассказал. У нас мало времени, потому буду краткой. Боевой дух армии очень слаб. Глядя на грозную крепость Амархтона, воины поддаются духу страха. Твоя миссия, какой ее вижу я – зажечь их веру.
Не дав Марку опомниться, королева продолжила:
– Ты слышал, о чем говорил на Совете Верховный литург Теодеций, глава древнего Ордена хранителей традиций. Истории о подвигах шести миротворцев передаются из уст в уста, зажигая сердца храбростью. Миротворец – это не просто титул, это символ победы над злом – внешним и внутренним. Ты вознесешь этот символ послезавтра, перед битвой.
– Я? – растерянно переспросил Марк. – Наверное, я должен поднять восстание в Амархтоне?
– Нет, – королева чуть заметно улыбнулась, а Марк обругал себя за дурацкие догадки. – Разве ты совсем не понимаешь своего пророчества, Маркос? Труба избранного должна вострубить над Башней мрака. Ты проникнешь в Амархтон, выберешься на Башню мрака, где и прозвучит сигнал из моего боевого горна. Весть о том, что Седьмой миротворец находится в самом сердце логова Хадамарта, поднимет боевой дух всей армии.
По спокойному тону королевы можно было подумать, что выполнить этот план – сущий пустяк, но Марк прекрасно понял, что предстоящий поход будет во много раз сложнее его дерзкой вылазки в поместье Амарты.
– Разумеется, ты будешь не один. Я отправлю с тобой моих людей. Твои друзья также могут пойти с тобой. Через Северные ворота вы проникните в город, а как добраться до Башни мрака знает Калиган.
– Как же мы проникнем через Северные ворота? – спешно спросил Марк.
– Ворот как таковых там нет, одни развалины.
– Тогда почему нельзя организовать штурм оттуда?
– Слишком много вопросов, – предупредила владычица.
– Простите, сиятельная королева.
– Штурмовать город возможно только с востока, двигаясь четко на Гадесовы врата, – терпеливо объяснила королева. – С северо-запада Амархтон защищают Драконовы скалы, с юга – скалистая Меликертская гряда. Перед Северными воротами – нехорошая болотистая местность. Очень нехорошая. Можно сказать, гибельная для большой армии. К тому же… Северные ворота охраняет большой черный дракон Деймод, а многие воины испытывают перед ним суеверный страх.
Черный дракон! Марк перевел дыхание. Вести становились для него все более пугающими.
– Простите, сиятельная королева, но меня не учили драться с огнедышащими ящерами.
– Тебе не нужно с ним воевать, проберешься мимо. Калиган что-нибудь придумает.
Королева вытащила из сундука изогнутый военный горн, сделанный из рога горного барана, длиной около двух локтей.
– Мы выдвигаемся к Амархтону послезавтра утром. В полдень мы будем ждать от вас сигнала с Башни мрака.
– …Избранный верным сигнал даст к войне, – беззвучно прошептал Марк, протягивая руку.
– Трубить будет твоя подруга, хранительница секретов Никтилена, дочь Сельвана.
Марк насторожился.
– Почему она?
– Ты опять задаешь лишние вопросы.
Он почувствовал в груди обидный осадок. Не желая глядеть в строгие глаза королевы, которые сейчас могли и обличать, Марк сосредоточил взгляд на горне. “Почему Никта, почему снова она?”
– Простите, сиятельная королева, но все же протрубить сигнал должен буду я.
– Почему?
– Так гласит пророчество…
Глаза королевы застыли как у статуи. Марк, нервничая, стал покачивать головой и топтаться на месте.
– Я уже говорила, Маркос, – я не пророчица. Я королева и главный военачальник армии. И как главный военачальник я решаю, кому поручить то или иное задание. Трубить будет дочь Сельвана. Это особенности Башни мрака, мне некогда рассказывать тебе ее историю. Детали узнаешь от Калигана. Никому не рассказывай о нашем разговоре. Ступай.
Марк вышел из королевского шатра в скверном настроении. Мало того, что его посылают на задание, граничащее с безумием, так еще и дают второстепенную роль. Королева же слышала пророчество! Или она все забыла? Что, если пророчество не исполнится? И… он потеряет ту единственную возможность когда-нибудь вернуться домой.
Хранительница уже стояла у входа, дожидаясь своей очереди. Выходя, Марк встретился с ней глазами и увидел скрытое ликование. Свершается ее мечта, свершается.
Он побрел в темноту. Мотивы королевы были ему непонятны, и это особенно раздражало. Если трубить должна Никта, то зачем тогда нужен он? Обеспечить ей безопасный проход к Башне мрака? Так неужели для этого не найдется воинов получше его? И что это за особенности Башни?
Бесцельно подойдя к одной из палаток, Марк остановился. Здесь он простоял довольно долго. Издали доносились говор и смех воинов, обсуждающих что-то веселое. “Им хорошо, они будут здесь, в единстве с армией, а что предстоит мне?” – душила неопределенность. Горечь обиды на решение королевы распространилась и на Никту, и уж совсем непонятно почему, на Калигана. Вскоре все это привело к обиде на судьбу: “Почему все решают за меня? Где моя свобода выбора? Почему я сам не могу решать свою судьбу?”
Вдруг он услышал крадущуюся поступь шагов и обернулся. Удар! В лицо ударил парализующий взгляд из темноты: два глаза, ярко-голубой и мертвенно-серый пронзили его разум насквозь, в один миг, лишив силы воли. Сознание притупилось. Причем настолько, что никакого страха перед обладателем разных глаз Марк не ощутил.
Наваждение! На тело навалилась валящая с ног масса, словно кто-то неведомый и могущественный пытался завладеть его телом. Нечто холодное и склизкое, которое он уже неоднократно ощущал рядом, на сей раз не прошло мимо. Оно полезло ему в лицо, в разум…
– Маркос, слышишь? – раздался рядом ликующий голос окрыленной хранительницы. – Маркос, королева поручила мне дать сигнал с Башни мрака!
Наваждение испарилось в один миг. В грудь ударила горечь обиды.
– Знаю! – крикнул Марк, вложив всю эту обиду в одно слово.
Хранительница остановилась. Он стоял к ней спиной и не видел ее глаз. Но чувствовал, чувствовал! Она в недоумении. Ей пока непонятна его реакция, она смотрит ему в спину, пытаясь понять, что с ним происходит.
– Что с тобой? – прозвучал короткий вопрос.
Но Марк уже понял, что его чувства она ощутила.
– Со мной все в порядке, – с ложным спокойствием произнес он и резко обернулся.
Первый же взгляд упал на зажатый в ее руке горн королевы – Марка передернуло от жгучей обиды. Второй взгляд встретился с ее глазами – они вспыхнули. Ее лицо еще сохраняло невинное недоумение, но совершенно неубедительно. Никта все поняла, едва заметив, каким взглядом Марк посмотрел на горн в ее руке. И теперь Марк в глазах этой девушки – соперник, посягающий на ее мечту.
– Маркос, мы теперь часть Армии Свободы и обязаны подчиняться приказам королевы. Я тебя понимаю, но…
– Ты ничего не понимаешь! И не хочешь понимать! Ты предала меня! – Марк отрывисто проговорил, не задумываясь о своих словах. Обида переросла в ненависть, и эта ненависть кипела, ослепляя разум, рассеивая мысли.
“О, как искусно ты пытаешься преподнести свое недоумение искренним! На самом деле ты больше не смущена, нет. Ты расчетлива!”
– Я не предавала тебя, Маркос! – ответила Никта с возмущением.
– Ты предала меня! Это я должен дать сигнал, чтобы исполнить пророчество! Что ты наговорила королеве? Почему она поручила это задание тебе, а не мне?.. „Там избранный верным сигнал даст к войне…” это же мое пророчество!
– Маркос, не кричи на меня! – ее глаза сощурились, будто выискивая уязвимые места опасного врага.
– Хочешь быть особенной? Хочешь, чтобы все вертелись вокруг тебя, потому что у тебя необычное прошлое? – Марк не понимал и не хотел понимать, что с ним происходит. Накипевшие за все время обиды требовали возмездия.
– Маркос, не смей! – негодующе вскричала хранительница.
– Ты думаешь, ты особенная? Героиня, спасительница народов! Ты, кажется, забыла, кто вытащил тебя из глухой дыры селения лицемеров, кто спас тебя из темницы Амарты! Почему ты решила, что право исполнить мое пророчество принадлежит тебе?
– Маркос, не подходи ко мне! – угроза вылетела из ее уст, как метательный кинжал.
Она выхватила меч, делая шаг назад. Слушаясь лишь инстинкта, Марк содрал с пояса книгу.
– Слово-меч!
Обоюдоострый меч вспыхнул в руке, глядя острием в сторону хранительницы.
– Это мое пророчество. И миссия избранного – моя. Отдай мне горн! – повелел Марк.
– Даже не мечтай! – прошептала она сквозь зубы с наливающимися огнем глазами.
Хранительница отступала, целясь своим мечом ему в грудь.
– Полубрат! – с отвращением проговорила она, выбирая самое едкое, что могло прийти на ум.
Марк не запомнил, как скрестились их мечи, и кто начал первым. Все было как во сне: ночные тени палаток, силуэты воинов, огни костров, все смешалось и слилось в смертельном танце. Марк делал взмах за взмахом, бегущие к ним воины с факелами для него не существовали. Они, правда, вмешиваться не спешили.
Звенящие удары возбудили в душе Марка безумный азарт. Встревоженное лицо Никты вызвало у него гордость за себя. Боевое мастерство хранительницы неожиданно подвело ее при яростном натиске Марка. С первых же ударов в ее глазах возник испуг. Его раззадорило Марка. Удар! Выпад! Прыжок! Он сейчас не думал о том, почему меч так исправно работает в его руках – он ощущал пьянящую силу. Свою собственную силу, о которой столько мечтал! С каждым оборонительным блоком Никты он ликовал и наслаждался, глядя, как она пятится. Так! Так! Поединок приносил ему одурманивающее удовольствие.
От очередного удара Логоса хранительница едва отпрыгнула назад, но Марк рванулся дальше, не давая ей опомниться. Отразив ответный выпад, он толкнул ее плечом, сбив с ног на землю, размахнулся ногой для удара. Хранительница успела прокатиться по земле, тут же вскочив и застыв в изящной стойке с мечом на уровне глаз. Она по-настоящему недоумевала, откуда у него это боевое мастерство, но сдаваться не собиралась.
Следующий удар Марка прорвал один из шатров, а ответный взмах меча хранительницы срезал две веревочные опоры. Армейский шатер жалобно заскрипел, покосившись. Отступив от нового сильного удара, хранительница оступилась, и в этот момент Марк пригнул ее меч к земле. Следующий удар должен был пройтись лезвием Логоса через все ее тело, но в левой руке девушки еще оставался королевский горн. Хрястнув им Марка по лицу, хранительница вывела его из равновесия, и взметнувшийся Логос только оцарапал ей плечо.
В тот же миг в лицо Марку кто-то выплеснул ведро холодной воды, немного приведя его в чувство. Спустя миг, Марк увидел, что этим “кто-то” оказался Калиган, а на правой руке с Логосом уже повис Харис с выпученными от изумления глазами. Никту крепко держали под руки двое королевских рыцарей-телохранителей.
“Дуэль окончена”, – облегченно решил Марк, но ошибся. Оскорбленную хранительницу оказалось не так-то просто усмирить. Яростно простонав, она рванулась в руках рыцарей и ударила Марка ногой в лицо, свалив его с ног.
Хлопнувшись спиной на землю, он окончательно пришел в себя, ощутив, что к нему вернулся прежний ход мыслей. Парализованная воля вновь обретала свободу. Но теперь голову охватила дикая боль, будто ее сжимали стальные обручи. И от этой боли сознание неумолимо потянулось в бездну.
– Я видел его, я видел! – слабо расслышал Марк испуганный крик одного из воинов. – Человек с половиной лица! Он был здесь! Он растворился в воздухе!
– Человек не может растворяться! – возразил кто-то из рыцарей.
– Но этот смог! Это был человек с половиной лица!
Марк сжал зубы от боли и стиснул руками голову. Стальные обручи вот-вот расколют череп. Прошептав “помогите”, он почувствовал невероятную дремоту, мгновенно уснул, и, наверное, никогда в жизни не спал так крепко.