В районе города Елгава наземная разведка обнаружила неприятельский бронепоезд, мешавший своим огнем продвижению наших войск к железнодорожному полотну Рига — Шяуляй. Уничтожить бронепоезд приказали эскадрилье майора Денисова.

Шестерка «илов» во главе с комэском вылетела на задание. С высоты 1200 метров летчики обследовали указанный район, но бронепоезда не обнаружили. Зато увидели вражеский эшелон, идущий с военной техникой и боеприпасами. Штурмовики успешно атаковали его.

Фотоаппаратура зарегистрировала взрывы и пожары. Затем неподалеку от железнодорожной станции Елгава Денисов обнаружил санитарный поезд. Однако из гуманных соображений обстреливать и бомбить его не стал.

Вернувшись на аэродром, майор доложил, что указанную цель отыскать не удалось.

«Но где же все-таки бронепоезд?» — недоумевали мы. Наземные войска снова подтвердили свое первое сообщение: бронепоезд существует и ведет огонь.

Пришлось вторично подняться в воздух. И снова безрезультатно. Правда, группа Денисова разбомбила немецкие артиллерийские позиции западнее железнодорожного полотна. Но задание-то было другим. Это беспокоило меня.

— Что вы еще видели во время полета? — спросил я командира эскадрильи.

— Ничего, кроме того же санитарного поезда, что и в первый раз. Только он изменил место своей стоянки, — ответил Денисов.

«А что, если бронепоезд маскируется под санитарный?» — подумал я.

Предположение переросло в уверенность, когда командование наземных войск третий раз сообщило в штаб нашей дивизии о сильных огневых налетах вражеского бронепоезда.

Майор снова новел своих штурмовиков к Елгаве. Обнаружив санитарный поезд, он приказал спланировать всей группой и с малой высоты рассмотреть его. Подав команду «Огня не открывать», Денисов с разворота начал снижение. Когда он оказался на высоте 200 метров, «санитарный» открыл по нему сильный зенитный огонь, Вот она, разгадка! «Илы» сделали четыре захода и разбомбили бронепоезд.

После взятия Шяуляя советские войска продвинулись вперед на рижском направлении более чем на 60 километров, разгромили группировку противника в районе Елгавы и штурмом овладели этим городом. Создалась реальная возможность отрезать немецкую группировку «Север» от основных сил.

Чтобы спасти положение, противник спешно стал перебрасывать свои танковые соединения из Тильзита, Их колонны, насчитывавшие не менее тысячи машин, на большой скорости открыто двигались по дороге Шяуляй — Ионишкис — Елгава.

Мы узнали об этом от начальника штаба 3-й воздушной армии генерала Н. П. Дагаева, прилетевшего к нам на аэродром Шадов-Повартичи. Николай Павлович развернул карту и сказал:

— Обстановка, Сергей Сергеевич, серьезная. Танки стремятся зайти в тыл наших войск. До подхода противотанковой артиллерии вся надежда на штурмовую авиацию. Так что двое-трое суток вам придется здорово поработать.

Генерала Н. П. Дагаева я знал как волевого, энергичного человека, у которого штабные офицеры учились умению быстро решать сложные оперативно-тактические задачи, высокой требовательности и культуре в работе. Его школу прошел и заместитель начальника штаба нашей дивизии подполковник Дмитрий Степанович Кулебякин.

Характер у Д. С. Кулебякина был уравновешенный, В любой обстановке Дмитрий Степанович не терял самообладания. Его деловитость, энергия во многом способствовали слаженности всего штабного аппарата. Подполковник обладал исключительной памятью. Он знал почти всех летчиков по имени и отчеству, мог всегда безошибочно доложить о готовности самолетов, о намеченной очередности вылетов эскадрилий, звеньев и даже отдельных экипажей. Этого Кулебякин требовал и от своих подчиненных.

Когда улетел генерал Н. П. Дагаев, у меня собрались Д. С. Кулебякин, И. Т. Калугин и другие офицеры-руководители. После краткого обмена мнениями подготовили боевой приказ и довели его до сведения командиров частей. К. П. Заклепа, В. Г. Болотов и Н. В. Байков доложили, что все штурмовики готовы к выполнению поставленной задачи.

Наш аэродром находился в 15–18 километрах от дороги на Шяуляй, по которой двигались вражеские танки. Это расстояние они могли преодолеть за один-два ходовых часа, поэтому медлить было нельзя. К тому времени истребители 3-й гвардейской дивизии снялись буквально из-под обстрела немцев и перелетели на запасной тыловой аэродром. Теперь впереди нас не было ни одной авиационной части.

И вот по условному сигналу в воздух поднялась эскадрилья капитана Денисова. За ней взлетело более сотни штурмовиков. Я весь день не отходил от пульта управления. Слышу в динамике голос Г. Денисова:

— К аэродрому идут пять танков. Атакуем! На какое-то время динамик смолк. Потом среди множества голосов слышу восторженный возглас:

— Один горит!

— Федорычев сообщил, что Денисов с первого захода уничтожил танк, радостно сказала мне радистка сержант Непряхина.

Капитан Денисов был одним из лучших командиров в нашей дивизии. Он постоянно совершенствовал свое мастерство, внимательно изучал с подчиненными опыт мастеров штурмовых ударов, постоянно следил за тактикой немецких истребителей и бомбардировщиков.

— В бою надо умело, разумно применять все виды вооружения штурмовика: бомбы, реактивные снаряды, пушечно-пулеметные установки, — говорил комэск своим летчикам. — Наш самолет с гордостью называют «крылатым танком». Его огнем надо управлять со знанием дела, разумно и расчетливо.

Возглавляя ту или иную группу штурмовиков, капитан Денисов четко распределял обязанности между экипажами: одни подавляли зенитные точки противника, другие наносили бомбовый удар по основной цели. При этом каждый обеспечивал безопасность своего товарища.

Так было и на этот раз. Одна группа «илов» подавляла противовоздушные средства, другая действовала по танкам.

Вслед за командиром в атаку пошли Федорычев, Саломатин, Дьяков и Падалко. Старший лейтенант Федорычов увидел, как один танк свернул с дороги, пытаясь скрыться в перелеске. За ним устремились еще несколько машин. Основная колонна, не сбавляя скорости, двигалась в прежнем направлении. Удобнее, конечно, было нанести удар по тем тапкам, которые шли по дороге. Но летчики сначала атаковали машины, пытавшиеся уйти в перелесок. Заход был удачным. Штурмовики уничтожили пять гитлеровских танков вместе с экипажами.

Теперь можно было преследовать основную колонну, которая спешила на соединение с группировкой «Север». И летчики Денисова громили ее до подхода эскадрилий майоров Макарова и Арефьева. Потом появились группы штурмовиков капитанов Садчикова и Ковальчика. Они ударили по головным и замыкающим танкам. Движение застопорилось. Поняв, что по дороге им не прорваться, немецкие танкисты начали покидать строй и уходить из-под огня советских штурмовиков в разные стороны, укрываться в лесу и в лощинах.

Дивизия в этот день совершила около 500 боевых самолето-вылетов, уничтожила и подбила около 100 танков.

Поздно вечером мы получили телеграмму, в которой Военный совет фронта объявил благодарность нашим летчикам и командирам за смелые действия по уничтожению танков и живой силы противника. Поблагодарил нас и начальник штаба армии генерал Дагаев: «Спасибо, штурмовики! Вы действовали отлично!»

Надвигалась ночь. Мы организовали оборону на танкоопасном направлении, приняли меры к тому, чтобы усилить охрану материальной части и места расположения личного состава. Утром начальник контрразведки дивизии майор А. А. Артамонов доложил, что задержана группа диверсантов, пытавшихся взорвать самолеты.

Я представил Артамонова к правительственной награде и лично сам отвез документы в штаб армии. Генерал Папивин и непосредственный начальник майора Атамонова одобрили инициативу. Вскоре бдительный офицер получил орден Отечественной войны 2-й степени.

…Большие потери в танках заставили противника на следующий же день изменить тактику. Они отказались от открытого передвижения по дороге, стали прибегать к маскировке машин, организовали воздушное прикрытие.

Первым на поиск врага повел группу штурмовиков Субботин. Не заметив замаскированных танков, он попал под зенитный обстрел и не вернулся с задания. Его подчиненные подожгли три машины, но и сами едва привели свои поврежденные «илы».

Не принесли большой удачи вылеты других летчиков. Интенсивное огневое противодействие с земли, а также усиленное прикрытие танков истребителями Ме-109 и ФВ-190 мешали успешному выполнению боевой задачи.

Нужно было срочно менять тактику борьбы с вражескими танками, которые готовились для нанесения контрудара. Мы собрали командиров полков, эскадрилий и наиболее опытных летчиков, посоветовались с ними. В итоге пришли к единому мнению: один из опытных экипажей группы должен идти впереди на некотором удалении от строя и, маневрируя по направлению, отыскивать цели,

В небо поднялись штурмовики Героя Советского Союза Ф. И. Садчикова. На КП находился весь руководящий состав дивизии. Все с нетерпением ждали доклада ведущего группы о результатах поисков. И вот первое сообщение с борта лидера:

— Цель не обнаружена. Разведку продолжаю. Неизвестность угнетала. Мы потеряли противника. Где он и что намерен предпринять? Спустя несколько минут меня пригласил к телефону командующий воздушной армией генерал Папивин:

— Какие сообщения от Садчикова?

— Танки пока не обнаружены…

«Пока. А найдут ли их штурмовики?» — беспокоила мысль.

Я приказал радистке Непряхиной связаться по радио с командиром группы штурмовиков. Но связь установить но удалось, в динамике слышалось лишь сухое потрескивание.

Время полета истекало, а мы находились в полнейшем поведении — ничего не знали ни о противнике, ни о своих самолетах. Сердце сжимала тревога. Может быть, «илы» наткнулись на мощный заградительный огонь? Может, на них напали вражеские истребители? Пятнадцать, десять минут до конца полета.

— У них скоро кончится запас горючего, — с тревогой проговорил инженер дивизии.

Едва он успел произнести эту фразу, как мы услышали голос Федора Садчикова:

— Задание по разведке выполнено. Уничтожено три танка. Потерь не имею. Возвращаюсь домой.

Напряженные лица офицеров повеселели, на КП стало оживленнее. Рад был и я успеху штурмовиков. Главное но в трех сожженных танках, а в том, что мы нашли правильный метод обнаружения и уничтожения точечных целей. Не дожидаясь, пока позвонит Папивин, я сам попросил его к телефону. Выслушав мой доклад, командующий приказал объявить членам экипажей благодарность, а наиболее отличившихся представить к правительственным наградам.

Как только машины приземлились и мы получили уточненные данные о движении танков противника, в воздух немедленно поднялись 12 групп штурмовиков, возглавляемых командирами эскадрилий и звеньев.

Эскадрилья дважды Героя Советского Союза И. Ф. Павлова шла в голове дивизии. Выполняя роль разведчика, капитан уточнил, не переменили ли вражеские танки место дислокации. Нет, замаскированные подрубленными деревьями машины были там же, где их обнаружил Федор Садчиков, неподалеку от небольшого хутора. Видимо, гитлеровцы ждали ночи, чтобы под покровом темноты продолжать движение.

По команде Павлова экипажи атаковали цель. В первом заходе они сбросили бомбы. Возникло несколько очагов пожара. Срубленные деревья и ветки разбросало взрывной волной. Следом за Павловым ударила эскадрилья Г. Иносаридзе. «Илы» обстреляли противника реактивными снарядами. Загорелись еще две немецкие машины. Затем в атаку пошла группа самолетов капитана Чувина. И снова над землей взметнулись красные языки пламени.

Штурмовики сделали по второму заходу, и от скопления неприятельских танков осталась груда искореженного металла.

Более трудную задачу пришлось решать эскадрильям майоров А. Арефьева, Н. Макарова и капитана А. Миро-нона. Танки, которые им предстояло атаковать, были рассредоточены но узким просекам и имели возможность маневрировать и вести огонь по самолетам. Как только «илы» приблизились к колонне, по ним стали стрелять.

Майор Арефьев перестроил свою эскадрилью в колонну попарно и приказал экипажам ударить по головным танкам. Заход был удачным, на просеке затормозилось движение. Группа Макарова тем временем атаковала середину колонны, обрушив на нее бомбы и реактивные снаряды. На соседней просеке точно так же действовали штурмовики капитана Миронова.

Отдельные танки вырывались из-под губительного огня, рассредоточиваясь на значительном расстоянии друг от друга и укрываясь в лесных дебрях, заброшенных постройках, стогах сена, сараях.

Предстояла задача окончательно добить уже изрядно потрепанную фашистскую танковую колонну. Одновременный налет штурмовиков теперь исключался. Мы решили действовать поэшелонно.

Первый эшелон составляла эскадрилья майора Г. Денисова, вооруженная зажигательными бомбами. Она разбилась на две группы. Первая группа обнаружила на лугу следы гусениц, но самих танков не было видно. Командир приказал сбросить на стога сена зажигательные бомбы. Село загорелось, и вражеские машины вынуждены были демаскировать себя. К тому времени подошла вторая группа и начала реактивными снарядами и бомбами уничтожать противника на открытой местности.

Герой Советского Союза капитан Н. И. Чувин из 6-го гвардейского штурмового авиаполка последовал примеру майора Денисова. Командир эскадрильи увидел ребристые следы, которые вели в полуразрушенные сараи и заброшенный скотный двор. Сбросив несколько зажигательных бомб, он вынудил вражеских танкистов покинуть укрытия. Тут подоспели вторая, а затем третья группы «илов» Чувина, которые и уничтожили около десятка бронированных машин, ринувшихся было к спасительному лесу.

Экипажи эскадрильи капитана Иносаридзе с ходу атаковали оставшиеся танки. На земле запылали несколько чадных костров…

Таким образом, 335-я дивизия выполнила приказ командующего воздушной армией генерала Папивина. За три дня мы разгромили вражескую танковую колонну, остановившуюся в районе Шяуляй — Ионишкис — Елгава,

Проводя разбор этой операции, начальник штаба армии генерал Дагаев высоко оценил действия командиров, летчиков и стрелков, поблагодарил технический состав за своевременное, бесперебойное обеспечение боевых вылетов.

Получили авиаторы благодарность и от командования наземных войск. Но особенно радовали нас письма солдат-пехотинцев. Одно из них, подписанное от имени всех однополчан старшиной Визгаловым, начальник политического отдела армии полковник Москалев зачитал перед строем 826-го авиационного полка.

«Дорогие товарищи авиаторы! — говорилось в письме. — Разрешите поблагодарить вас за большую помощь пехоте. Весь личный состав нашей части радуется отличной боевой выучке экипажей штурмовиков. Мы называем ваши самолеты „крылатыми тапками“, а немцы — „черной смертью“. Желаем вам новых успехов в борьбе против гитлеровцев. Заверяем летчиков, что мы будем бить фашистскую сволочь по-гвардейски, до победного конца.

Извините, что мало и второпях писал. В траншее много не напишешь. До свидания. Визгалов».

«Весь личный состав нашей части радуется отличной боеной выучке экипажей штурмовиков», — мысленно повторяю слова незнакомого мне пехотинца. За годы военных испытаний наши летчики действительно по-настоящему овладели искусством борьбы с очень сильным и коварным врагом, давно уже добились превосходства в воздухе, снискали уважение и любовь друзей по оружию и всего советского народа.

Пример самоотверженного служения Родине прежде всего показывали коммунисты и комсомольцы. Они свято выполняли присягу, наказы своих отцов и матерей, были верными революционным и боевым традициям несгибаемой гвардии Ленина.

В 6-м Московском гвардейском штурмовом авиационном полку нашей дивизии воевал Анатолий Никитич Кривенко. Я познакомился с ним осенью 1941 года, когда он прибыл в часть после окончания школы летчиков-истребителей. Переучившись на Ил-2, Анатолий быстро пошел в строй. Наши самолеты летали тогда на полный радиус действия, поэтому истребителей прикрытия им не выделяли.

Анатолий Кривенко со стрелком-радистом Шабловским вылетел на штурмовку железнодорожного узла Боровуха, где, по данным разведки, стояли эшелоны противника с боеприпасами и военной техникой. Сразу же после захода на цель штурмовик атаковали «мессершмитты», Отбиваясь от них, экипаж еще раз спикировал на Боровихинский узел. На железнодорожном полотне возникли взрывы. Занялся пожар.

На выходе из пикирования Ил-2 снова был атакован вражескими истребителями. Кривенко и Шабловский отстреливались до последнего снаряда, до последнего патрона. Но вот оружие замолчало, и «мессеры», словно хищники, набросились на экипаж. Один из снарядов пробил кабину летчика. Осколком обожгло висок Анатолия, кровь заливала глаза. Уходя из-под огня, летчик маневрировал: резко менял высоту полета, делал левые и правые развороты. До переднего края наших войск оставалось десять минут полета. Очень трудных десять минут. Кровоточила рана, кружилась голова от перегрузок и потери крови. И тогда Анатолий понял, что от «мессершмиттов» ему не уйти. Ну что ж, он погибнет вместе с машиной пойдет на таран. А как быть со стрелком? Он может спастись, выпрыгнув с парашютом.

— Покинуть самолет! — приказал командир Шабловскому.

Стрелок ответил, что команду понял, но машину не покинул. Это заметил Кривенко. Шабловский при любых условиях не хотел оставлять командира экипажа.

А вражеские истребители все били и били по штурмовику. Кабина Анатолия наполнилась дымом. И тогда летчик принял решение посадить израненный «ил» на небольшой площадке, окруженной огромным болотом.

Чувствуя себя победителями, «мессершмитты» ушли на запад. Кривенко же с воздушным стрелком оказались в тылу врага, среди непроходимой топи.

Они облили самолет бензином и подожгли, чтобы не достался фашистам, а сами пошли на восток. К утру оказались в березовой роще. Весь день поочередно отдыхали, а ночью снова тронулись в путь. Выйдя на рассвете к шоссе, Кривенко и Шабловский стали наблюдать за движением транспорта.

Вот появилась телега. На ней сидел ездовой — смуглолицый солдат.

— Стой! Кто таков? — преградил ему путь Кривенко.

— Узбек, сапер, — ответил ездовой. — Саперы обезвреживают мины, а я отвожу. — А вы кто будете?.. Летчики?! Хоп, ладно, садитесь. Поедем в нашу часть.

На третьи сутки Кривенко и его стрелка саперы привезли в полк. Друзья были рады возвращению «без вести пропавшего» экипажа.

— Мы еще повоюем! — отвечая на поздравления однополчан, говорил Анатолий.

И он воевал, вместе со всеми гнал заклятого врага от Москвы до самой Прибалтики. И смерть отступала перед героем-летчиком, хотя он десятки раз попадал в тяжелейшие условия.

Вот и здесь, над городом Ионишкис, летчику тоже помогло его мастерство.

В этом бою осколком снаряда на самолете Кривенко пробило мотор. Лобовое стекло кабины забрызгало маслом. Высотомер показывал всего 800 метров. Надо было немедленно производить посадку. Но куда? Штурмовик находился над расположением наших войск. Кроме того, летчик не успел сбросить на врага все бомбы. Посадка же с бомбовой нагрузкой запрещалась инструкцией.

И все же, надеясь на свой опыт, Кривенко попросил у командира полка разрешения приземлиться с подвешенными бомбами и эрэсами. Сажал самолет в поле. Сделал оп это с ювелирной точностью. Окружившие машину пехотинцы не находили слов, чтобы выразить удивление. Пожилой бородач, хлопнув Анатолия по плечу, сказал:

— Умелец!

А сколько их, таких умельцев, было у нас!

Группа штурмовиков, которую вел Герой Советского Союза капитан А. И. Миронов, успешно произвела атаку. Командир собрал эскадрилью. Сам отвернул в сторону: надо было сфотографировать результаты штурмовки. Самолет уже миновал атакованный объект, и вдруг его подбросило взрывной волной. Крылья загорелись. Пламя ползло по обшивке, подбиралось к кабине.

Пытаясь встречным воздушным потоком сбить огонь, летчик перевел машину в пикирование. По пожар не утихал. Сколько нужно иметь выдержки, чтобы, не теряя присутствия духа, пилотировать горящий самолет! Внизу враги, поэтому Александр Ильич тянул к линии фронта. Рядом летели друзья. Но что они могли сделать, чем помочь командиру?

— Уходите на базу! — приказал им по радио Миронов.

Самолет комэска напоминал факел, который несся над лесом. Миронов отодвинул козырек своей кабины. Пламя обожгло лицо. С большим трудом летчик вывалился за борт. Над его головой вспыхнул белый купол парашюта. Горящий штурмовик уносился в гущу леса. Спустя минуту он взорвался.

Приземлившись, экипаж тотчас же углубился в чащу леса. Фашисты организовали погоню, но вскоре сбились со следа.

Это произошло на семьдесят шестом боевом вылете А. И. Миронова. До конца войны отважный офицер еще шестьдесят восемь раз водил свою эскадрилью на штурмовку техники, живой силы и важных стратегических объектов противника. Он был грозой для гитлеровцев, В дивизии же имя его произносили с гордостью и уважением,

223 боевых вылета совершил за годы войны Николай Иванович Чувин. Какие только задания не приходилось ему выполнять! Молодежь называла его «необыкновенный летчик».

Да, он и в самом деле человек необыкновенной судьбы. Родился Николай в небольшой деревне Тимоновке, под Брянском. Кроме него в семье было еще пятеро детей. Пятилетним мальчонкой остался без отца. Старшие брат и сестра работали на заводе имени С. М. Кирова, мать хлопотала по дому, растила, воспитывала малышей. Едва окрепнув, Николай тоже пошел на завод. Но и учебу не бросал: знал, что без образования строить новую жизнь трудно. Семнадцати лет поступил в аэроклуб и успешно окончил его. Потом летное училище. Война, Фронт. И вот на счету Героя Советского Союза Н. И. Чу-вина одиннадцать вражеских самолетов, сбитых им в воздушных боях. Ни один его вылет не похож на другой, каждый отличался своеобразием. Расскажу об одном из них.

В районе Невеля немцы удерживали высоту, откуда контролировали все подходы к передовой и мешали наступлению наших войск. Надо было узнать, какие части противника расположены на этом участке фронта и какова их численность. Все попытки достать «языка» оказывались безуспешными.

Командующий наземными войсками обратился к авиаторам, с тем чтобы они помогли. Чтобы уточнить задачу, мы послали на По-2 Николая Чувина. Ему объяснили обстановку, показали высоту, которую удерживали гитлеровцы. Для захвата пленных выделили группу бойцов. Ночью они выдвинулись к сопке и залегли.

С наступлением рассвета шестерка штурмовиков под командованием Чувина поднялась в воздух. Первым атаковал цель ведущий. За ним ударили по врагу и остальные пять экипажей. Всего они сделали шесть заходов. И вот в небо взвилась красная ракета — сигнал штурмовикам о превращении работы.

Внезапный удар с воздуха вызвал среди гитлеровцев панику. Воспользовавшись этим, разведчики подобрались к ближайшей траншее и захватили несколько «языков». Пленные рассказали, какие части стоят перед нашими войсками, каковы их численность и вооружение. За содействие в поимке «языков» наземное командование объявило Чувину и его ведомым благодарность.

Я уже говорил, что в авиации исключительно сильно развито чувство товарищества и взаимной выручки. В качестве подтверждения приведу еще один пример.

Группа наших «илов» штурмовала вражеский аэродром. Налет был удачным: горели фашистские самолеты, служебные здания, рвались боеприпасы.

Выполнив задание, штурмовики взяли курс на свою территорию. И вдруг летчик Милонов заметил, что один из истребителей сопровождения, подожженный неприятельским зенитным орудием, пошел на посадку. Спросив разрешения у ведущего группы, Милонов тоже приземлился, чтобы взять на борт товарища, потерпевшего бедствие.

Однако во время пробега Ил-2 накренился и остановился — лопнуло левое колесо шасси, задетое осколком снаряда. Создалось серьезное положение. Находившиеся неподалеку гитлеровцы начали окружать самолеты. И тогда на выручку двух экипажей поспешил лейтенант Андрей Демехин.

— Прикрой меня, Клюев, иду на посадку! — скомандовал он своему ведомому.

Патрулируя, Клюев не подпускал вражеских солдат к истребителю и штурмовику, находившимся на земле, А Демехин тем временем произвел посадку и приказал Милонову, его стрелку и офицеру с истребителя подорвать самолеты. Несколько выстрелов из пистолетов «ТТ» в бензобаки, и машины занялись огнем.

— Теперь быстро ко мне! — скомандовал Андрей Демехин.

Воздушного стрелка посадили на подкос левого шасси, летчика-истребителя на правый подкос, а Милонов втиснулся в кабину стрелка.

Демехин дал полный газ, и штурмовик тяжело пошел на взлет.

О благородном поступке наших авиаторов узнал весь 1-й Прибалтийский фронт.