Справа от выхода из Пайернского вокзала Вера Сергеевна увидела газетный киоск и подошла к нему. Поставила на асфальт большую хозяйственную сумку, набитую сладостями и фруктами, и, взглянув на свои ручные часики, с удовлетворением прерывисто вздохнула: не опоздала, почти двадцать минут в запасе. Ей велено прибыть сюда к девятнадцати часам и ждать Магду. Сегодня они обещают отдать Эрику. Боже, только бы все прошло хорошо!

Днем, около пяти, немка позвонила по междугородной (неизвестно откуда, так как агенты в подвале, как всегда, сами приняли вызов телефонистки) и дала понять Вере Сергеевне, что сегодня они вдвоем поедут за Эрикой, назначила время и место встречи, велела быть в пути осторожной и, кроме того, приказала надеть платье потемней и обязательно шляпу с вуалью. Вере Сергеевне был ясен смысл этих указаний, и на вопрос Магды, все ли ей понятно, ответила, что да, все понимает.

Наскоро собравшись и сложив в сумку любимые Эрикины сладости и фрукты, мадам Кинкель помчалась на вокзал. Взволнованная до слабости в ногах, она боялась, что пропустит ближайший бернский поезд и тогда может опоздать к условленному часу. Ведь чтобы попасть в Пайерн — месту встречи, ей необходимо сделать пересадку во Фрибуре. К тому же надо было успеть позвонить по данному ей Шардоном телефону, а времени оставалось очень немного. Но, слава богу, все обошлось!

На вокзале, купив билет, Вера Сергеевна вошла в будку автомата, плотно прикрыла дверь и набрала нужный номер. Когда в трубке раздался мужской голос, попросила позвать к телефону мсье Пьера.

— Я вас слушаю, — ответил приятный баритон.

— Мсье Пьер, — торопливо произнесла мадам Кинкель, — я звоню по поручению мсье Жана, нахожусь на Лозаннском вокзале.

— Да, я понял, слушаю, слушаю вас!

— У меня мало времени до отхода поезда — несколько слов. Моя приятельница позвонила около пяти часов. Мы поедем за моей дочерью. Приятельница будет ждать меня на вокзале в Пайерне, возле газетного киоска, в девятнадцать часов. Я сейчас еду в Пайерн с пересадкой во Фрибуре.

— Мне все ясно. Как вы одеты?

— Как я одета? — с удивлением переспросила Вера Сергеевна, бросив взгляд на свое платье и машинально коснувшись пальцами шляпки: от волнения она не сразу поняла, о чем идет речь. — Ах, да, простите, мсье Пьер! На мне платье темно-зеленого тона, шляпка с черной вуалью, волосы на затылке собраны в узел и заколоты шпильками. Да! Еще в руках большая хозяйственная сумка с карманчиками, цвет коричневый. Что еще?..

— Вполне достаточно, мадам. Я вас уже вижу: у меня есть ваше фото, но это тоже нам очень поможет, благодарю вас! И, прошу вас, не волнуйтесь, поезжай те спокойно: мы будем с вами рядом, но, я гарантирую, ваша подруга ничего не заметит. Все будет в порядке, не беспокойтесь!

До города Пайерн госпожа Кинкель добралась благополучно: поезда курсировали без задержек, с пересадкой во Фрибуре она управилась быстро и приехала к сроку. И теперь, стоя возле газетного киоска в шляпке с опущенной на лицо вуалью, Вера Сергеевна озиралась, выискивая в привокзальной круговерти людей и машин белокурую голову Магды. Немка не сказала, каким транспортом она прибудет — автомобилем или поездом, — поэтому Вера Сергеевна попеременно посматривала и на распахнутые вокзальные двери, и на подкатывающие автобусы и лимузины. Сквозь сетку вуали виделось хуже, но она не смела поднять ее, нарушив предписанные условия. От волнения ладони потели, приходилось вытирать их платком. Майское солнце сильно прогрело воздух, и полнеющая госпожа Кинкель в своем темно-зеленом платье с узким вырезом на груди и длинными рукава ми ощущала на коже влажную испарину. Выполняя требование Магды, дабы еще больше изменить внешность, она заколола свои русые локоны шпильками на затылке. Издали даже знакомым, наверное, трудно ее узнать. «Господи, а как же наблюдение? — испуганно спохватилась она. — Ведь люди Хосе должны узнать меня! Что, если они меня потеряли? На фото, которое взял Шардон, я выгляжу совсем иначе».

Обеспокоенная, Вера Сергеевна решилась покинуть условленное место с тем, чтобы, пройдясь по привокзальной площади, показаться. Она проделала это с озабоченным видом, словно разыскивая кого-то, и возвратилась к киоску. И сразу к ней сбоку быстро подошла рослая женщина в темных противосолнечных очках и белом плаще.

— Милочка моя, здравствуйте! Извините, ради бога, я, кажется, немного опоздала! — воскликнула женщина, хватая за руку Веру Сергеевну, и потянулась к ней лицом, но та отшатнулась, не узнавая. — Вот те раз! Не узнала? Это я, Магда, Магда, — хриплым шепотом добавила незнакомка, коснувшись щекой ее щеки.

Да, эта жгучая брюнетка в белом плаще совершенно не похожа на ту крашеную белокурую стерву, которая выкрала Эрику. Широкий плащ скрыл ее пышные формы, а коротко стриженные черные волосы и темные очки окончательно преобразили Магду.

— Мы должны поспешить, мадам Вера, нам еще далеко ехать, — поторопила немка. — Что у вас там? Сумка? Ну, берите — и поехали!

«Она так изменила внешность, что даже вблизи я с трудом узнала ее, — думала Вера Сергеевна, идя следом за Магдой. — Агенты Хосе верно предусмотрели, что засекать ее надо через меня, при контакте. Теперь они знают — немка перекрасилась».

— Забирайтесь на заднее сиденье, вам будет удобней, — предложила ласковым тоном Магда, отпирая ключом дверцу автомобиля. Госпожа Кинкель плохо разбиралась в марках машин, но обратила внимание, пока Магда доставала ключ, что этот черный автомобиль выпущен немецкой фирмой «Опель» (никелированными буквами на капоте сияло название «Опель-капитан»), запомнила номерной знак: 17–22.

Заведя мотор, Магда посмотрела в зеркальце.

— Отодвиньтесь, пожалуйста, в сторону, — сказала она, — я должна видеть, что позади.

Набирая скорость, машина понеслась, обгоняя по путный транспорт. Магда сняла темные очки и внимательно смотрела вперед, время от времени бросая взгляд в зеркало заднего вида.

— Мадам, вы ничего подозрительного не заметили в пути? — спросила она, не оборачиваясь. — Может быть, за вами следили, когда вы вышли из дома, в поезде или здесь, на вокзале?

— Нет, я все время проверяла и ничего похожего не заметила.

— Вы в этом уверены?

— Думаю, да. Я была осторожна. Делая пересадку во Фрибуре, я не сразу села в пайернский поезд, а вышла из вокзала и проехала две остановки на автобусе по направлению к городу, потом вернулась на вокзал. «Хвоста» не было. А что… что-нибудь случилось?

Затормозив у светофора, Магда не ответила, подозрительно покосилась на подкатившую слева машину с тремя мужчинами в кабине, посмотрела через зеркальце на скопившиеся автомобили позади.

— Да, случилось… — сказала она, включая рычаг передач и плавно трогаясь. — Жан Шардон сегодня в двенадцать ноль-ноль должен был вместо вас, мадам Вера, встретиться со связным Хосе, так?

— Да, он сказал, что пойдет сам взять сведения…

— А вы знаете, где он сейчас? Он не звонил вам домой или, возможно, вы с ним виделись, а?

— Нет, нет, он не звонил, и мы не виделись… Вы же знаете, что теперь он… — запинаясь, проговорила Вера Сергеевна.

— Я все знаю. Теперь вы для него изменники, и пути назад для вас нет. Но не надо его бояться, тем более сейчас… Нам известно, что он арестован. — Магда обернулась и через плечо пристально взглянула в лицо спутницы.

— Господи, не может быть! — с неподдельным испугом воскликнула та. — Кто же его арестовал?! За что?!

Немка хрипло рассмеялась.

— Кто же может арестовать человека, как не полиция или служба безопасности! А за что, известно!

Она в нескольких словах сообщила то, что считала нужным сообщить, чтобы посильнее напугать эту профессоршу, и добавила:

— Теперь вы понимаете, мадам Вера, почему я потребовала от вас строгой конспирации. Нам надо быть предельно осторожными, всем нам, а вам с господином профессором в особенности, иначе вы навлечете беду на свою семью. Поверьте, мадам, я отношусь к вам с сочувствием, как женщина к женщине. — Цепкие руки немки быстро крутили ба ранку, выводя машину из очередного виража. — Теперь, когда мы сотрудничаем вместе, я стараюсь помочь вам, чем могу. И вот доказательство: вы со мной едете за дочерью. А ведь мой шеф возражал против этого, считая, что девочку должна привезти я одна. Но мне удалось переубедить шефа. Ребенок, сказала я, будет очень волноваться и плакать, не зная, куда его увозят, ребенок может не поверить, что его везут домой, станет кричать — не силой же его сажать в машину, надо пожалеть девочку. Если у вас есть сердце, сказала я, разрешите матери самой забрать дочку, мадам Кинкель будет так благодарна вам! А безопасность поездки я беру на себя. И вот, как видите, мы в пути, — в такт своей речи Магда то кивала черной стриженой головой, то кидала через плечо на спутницу самодовольный взгляд.

— О, вы очень добры, мадам! Я вам так благодарна! — взволнованно проговорила Вера Сергеевна, и ее чувство, вызванное на самом деле близким свиданием и освобождением Эрики, показалось немке искренним.

Затем Магда умолкла — опять забеспокоилась: что-то позади ей не нравилось. Госпожа Кинкель, оборотясь, посмотрела в стекло. Шедшие за ними от вокзала автомобили либо отстали, либо свернули в сторону, но один продолжал следовать за «Опелем» на значительном расстоянии. Магда погнала сильнее, лишь притормаживая на поворотах. Задняя машина отстала, но вскоре начала нагонять. Тогда немка резко сбросила скорость и остановилась на обочине. Преследующий автомобиль — синий «Мерседес-Бенц» — промчался мимо, взвихрив воздух. Кажется, в нем никого не было, кроме шофера за рулем.

Шоссе позади было пустынно. Заводя мотор, Магда что-то пробормотала.

— Вы мне что-то сказали? — осторожно спросила Вера Сергеевна.

— Да нет… Не понравился мне этот «Мерседес», я говорю. Наверно, показалось… Надо проверить, не появится ли он снова.

Через несколько минут «Опель-капитан» вынесся к перекрестку на автомагистрали Берн — Женева, и, поскольку путь был свободен, Магда, повернув в сторону Берна, стрелой пролетела мимо стеклянной будки службы движения. Но немка успела заметить у инспекторского поста и двухцветный полицейский автомобиль, и рядом стоящий мотоцикл, и беседующих патрульных в кожаных крагах и белых касках. По профессиональной привычке полицейские проводили взглядом черный «Опель» и вернулись к своему разговору — в заднее стекло было видно, что они не проявили интереса к машине Магды. Синий же «Мерседес-Бенц» вообще исчез.

«Где же люди Хосе? — встревоженно думала госпожа Кинкель. — Неужто они потеряли нас? Правда, тот человек, которому я звонила, сказал: „Мы будем рядом с вами, но я гарантирую, ваша подруга ничего не заметит“. Что значит рядом? Ну, ладно, они знают свое дело… Лишь бы они не напугали ее. Если Магда заметит преследование, что она сделает? Продолжит поездку или прекратит ее? Какой ей дан приказ? И куда мы все-таки едем — в Берн или дальше? Где они держат Эрику? Конечно, эта стерва, если спросить, ничего не скажет».

По-видимому, немка совсем успокоилась, потому что перестала поглядывать в зеркальце и сказала почти заботливым тоном:

— Устраивайтесь поудобней, мадам Вера, мы по едем быстро, однако дорога займет не меньше часа. И выкиньте из головы все мрачные мысли: вас ждет встреча с дочерью, с вашей маленькой Эрикой. Что может быть радостней для матери? — И Магда, пожаловавшись, что у нее нет детей, пустилась в расспросы об Эрике — ее характере, способностях, привычках, явно пытаясь установить с госпожой Кинкель доверительные отношения.

На скорости в машине стало прохладно: садившееся солнце, освещая кабину сбоку, уже не припекало, через опущенное стекло рвался ветер, теребя на шляпе Веры Сергеевны подколотую вуаль. Слышался гул бешено вращающихся колес. Широкая магистраль неслась навстречу серо-бетонной лентой. А по сторонам мелькали машины, деревья, дома, люди, собаки и медленно кружились, как на огромном патефонном диске, поля и дальние рощи. Рассеянно наблюдая проносившийся пейзаж, Вера Сергеевна вежливо и односложно отвечала на расспросы Магды об Эрике, понимая, что ей вовсе не интересно, что это сплошное лицемерие. Она не сомневалась, что эта лживая баба также врала ей, когда рисовала себя в роли гуманной покровительницы обиженного ребенка, яко бы спорящей с шефом о прольющихся детских слезках, если мать не поедет…

Но тут Вера Сергеевна угадала лишь отчасти. Нет, спор между резидентом и Магдой, надо ли везти мать, действительно был. И о «детских слезках» тоже говорилось. Но все эти споры-разговоры, однако, имели вполне жесткий деловой смысл и, разумеется, напрочь были лишены сентиментальной окраски. Проблема, как в условиях предполагаемой слежки безопаснее передать маленькую заложницу родителям, обсуждалась на даче у Эссена, когда Сюззи-Магда прибыла туда по его требованию из Лозанны. Резидент не хотел подключать к этому делу свою помощницу, так как боялся, что общавшаяся с Шардоном мадам Дижон уже засечена швейцарской секрет ной службой и приведет за собой «хвост» в Берн. Можно было выбрать два варианта: либо кто-то из присматривающих за Эрикой агентов (Адам или Гейнц) привезет девочку (в автомобиле или поездом) в Лозанну и там передаст ее в условленном месте матери, либо госпожа Кинкель сама отправится в Берн и, скажем, на вокзале, куда подъедут агент с Эрикой, заберет дочь. Первый вариант действительно, был сопряжен с опасностью «детских слезок»: девятилетний ребенок в пути (если даже мать заранее переговорит с дочерью по телефону и подтвердит, что Эрику вправду везут домой) способен выкинуть любой каприз, например, обратиться к полицейскому или прохожему и с плачем просить, чтобы его освободили из рук противных дядек-сторожей (поэтому предпочтительней автомобиль, но и он полностью не гарантировал тайны поездки: что, если девочка закричит и привлечет внимание дорожной полиции?). Второй вариант исключал опасные хлопоты с ребенком — напротив, Эрика с радостью помчится на Бернский вокзал (или в другое место), как только мадам Кинкель, приехав, позвонит дочери. Однако и в том, и в другом случае угроза раскрытия еще одного по крайней мере агента резидентуры одинаково сохранялась: ведь Адаму или Гейнцу неизбежно придется вступить в контакт с человеком (матерью Эрики), за которым следят. А реальность слежки Эссен уж никак не мог сбрасывать со счетов после ареста московского ревизора.

Свои соображения Эссен высказал Сюззи и ввиду особой опасности предложил ей отключиться на время от операции — уехать в Женеву, домой, либо в другое по ее выбору место, дабы сбить со следа ищеек. Сюззи, однако, воспротивилась. Ее тщеславие и самонадеянность взбунтовались против такого решения.

— Вы учили нас, — сказала она с обиженным лицом. — что бывают ситуации, когда разведчик обязан пойти на заведомый риск — пробраться по узкой тропочке над пропастью с тем, чтобы достичь главной цели. Главная цель операции «Ловушка» сейчас перед нами открыта. А я хочу взять на себя риск пройти по узкой тропинке, чтобы мои товарищи дошли до конца, чтобы дело увенчалось полным успехом. Неужели вы откажете мне в этом?! Раз оба варианта с передачей ребенка Кинкелям все равно выводят швейцарскую контрразведку на наших людей, давайте осуществим третий вариант: пусть лучше следят за мной, которая им известна уже, чем ставить под удар других наших сотрудников.

И Сюззи-Магда стала излагать резиденту, какие меры защиты против слежки она намерена принять, дабы исключить возможность раскрытия бернской конспиративной квартиры-дачи и находящихся там с Эрикой Адама и Гейнца.

Разрешив своей помощнице выполнить задание, Эссен одобрил предложенные ею меры маскировки: изменить внешность; вместо «Паккарда», на котором она обычно ездит, взять напрокат машину в Берне; свидание с мадам Кинкель назначить где-нибудь на полпути между столицей и Лозанной. В дополнение он поставил два обязательных условия: в случае обнаружения слежки Сюззи немедленно прекратит поездку — будет использован иной вариант с передачей ребенка; не показывать мадам Кинкель конспиративной квартиры, где находится девочка, — остановиться подальше от этой дачи, мать пусть позвонит из автомата, переговорит с дочерью, а затем Адам приведет ее в назначенное место. Учтите, добавил Эссен, времени у вас в обрез: сегодня ночью мы перевезем семейство профессора Кинкеля из Лозанны, с неделю они поживут в другом месте.