Последний месяц лета, год 86 от Первого слова.

Архипелаг Итен, Северный остров.

Волосы попали в лицо, зацепились за серьгу в ухе. Алекс раздражённо убрал прядь, а потом сплюнул в сторону кровь с разбитой губы. Отозвался болью ушибленный висок.

С моря надвигался шторм. Тучи клубились на потемневшем небе, оно всё больше набиралось гнева и готовилось разъяриться грозой. В воздухе летали опавшие листья. Ветер хлестал нешуточный. Он поднимал пыль на дороге и гнул ветви деревьев так, что те скрипели и трещали. Конь в упряжке экипажа фыркнул и, понукаемый кучером, прибавил ходу.

Наконец впереди, у самого берега, показался старый рыбацкий дом.

— Останови! — скомандовал Алекс кучеру и, когда повозка остановилась, сошёл на землю. — Погоди здесь, я недолго.

Деревня будто вымерла: вокруг никого, никакой суеты перед штормом, даже псы не лаяли. В соседних домах не горели свечи, а кое-где окна и вовсе были заколочены досками. Привычно скрипнула родная калитка, а знакомая тропинка к дому уже заросла травой. Алекс стукнул старым железным кольцом, отворил незапертую дверь и, пригнувшись, вошёл внутрь.

Показалось, даже потолки в доме стали ниже.

— Отец? — позвал он, удивлённый тишиной.

Вскоре раздался лёгкий скрип шагов. Но вместо отца из маленькой комнаты вышла заспанная мачеха. Она держала в дрожащей руке масляную лампу и щурилась, вглядываясь в полумрак перед собой. В свете огня морщины на её лице казались резче и глубже, чем раньше. Какой дряхлой она теперь стала… Остро кольнуло жалостью.

— Алекс?! Но как ше?..

В её словах послышался староивварский акцент, грубый и с твёрдыми согласными. Алекс и забыл, как говорят тут, в деревнях. Он сбросил камзол на сундук в углу и тяжело выдохнул.

— Письмо вы, значит, не получили. — Ответ не требовался. Выходит, дела и правда плохи, если даже письма перестали доходить. — Где отец?

— Он приболел и ослаб. Спит, — пожевав губами, Грейя сухо спросила: — Ты голоден?

— Нет, матушка, — Алекс позволил себе скупую улыбку. — Я похож на голодного? У меня немного времени. Нужно поговорить с отцом. И с тобой.

Грейя сощурилась, осмотрев его разбитое лицо, но молча повернулась и ушла на кухню. Алекс проводил её взглядом. Вскоре оттуда послышалось бормотание. Пять лет её не видел, а постарела будто на десяток. Только такая же сварливая.

— …пропадает невесть сколько, а потом валится на голову, весь драный, как подзаборный кот, — донеслось с кухни ворчание старухи, которая загремела посудой в шкафах. — Капитан Дельгар, герой, как ше, как ше… — передразнила она. — Двадцать девять лет, а сам…

Терпение Алекса и без того было на исходе, и на пустые пререкания времени тратить не хотелось. Он одёрнул порванный в таверне рукав и прошёл в комнату к отцу. Тот и правда выглядел плохо: лежал на низкой кушетке у самой стены, бледный и осунувшийся, и дышал сипло, с трудом. Отцу шёл девятый десяток, и болезни год за годом подтачивали ослабевшее здоровье.

Он даже не пришёл в себя, когда Алекс присел рядом и замер, изучая отцовское лицо. Спокойное, расслабленное. Простое. А он искал в его мягких чертах, сглаженных временем, во впавших щеках, в фамильной горбинке носа что-то иное. Тёмное. Опасное. Отпечаток древнего зла.

И вздрогнул, когда сзади неслышно подошла мачеха с мокрым полотенцем в руках.

— На-ка, вытри кровь. Красавец. — Алекс поднялся и осторожно оттёр краем полотенца разбитую и распухшую губу. Посмотрел на красное пятно на ткани и поднял взгляд на хмурую мачеху. — Ну, чего ты тут стоишь смотришь? Старику нушен покой.

— Я хочу, чтобы вы уехали отсюда. Я заберу вас на «Ясном» и отвезу в столицу, в свой дом. Он всё равно пустует, а там вы будете в безопасности.

Грейя хрипло воскликнула:

— Ты смерти его хочешь или што?! Он отсюда никуда поехать не смошет… дай ему спокойно скоротать век!

— Да не выйдет здесь спокойно дожить, мать, — не сдержался Алекс. — Сегодня в таверне местные ивварцы сцепились с моими парнями только из-за того, что те — чужаки и говорят на другом языке. Я потерял убитыми боцмана и двоих крепких матросов, а ещё троих замели за драку местные власти. Слышишь? И будет только хуже. Может начаться новая война!

Мачеха гневно отвернулась в сторону, заворчав под нос:

— Говорит-та аки дворцковый вельмоша теперича, ишь ты птица. Потерял убитыми он!..

Алекс пожалел о резких словах и попробовал её утихомирить и даже приобнять, чтобы отвести обратно на кухню.

— Я хочу как лучше, послушай меня…

— Тебя, друшочек, не было здесь пять лет. Тебя и твоего брата, который сбешал в Иввар незнамо зачем. А до того ты ушёл из дома на свои корабли и даше не сказал нам! С чего ше я долшна тебя слушать?

— Я писал вам и высылал деньги. Я не мог прийти.

Грейя ткнула скрюченным пальцем в сторону спящего отца.

— Посмотри! Как думаешь, нушны ему твои деньги?!

Алекс медленно потянул воздух, успокаиваясь. Он не мог назвать причину, по которой ушёл тогда из дома и не появлялся так долго. Не мог сказать, как, кроме всего прочего, ему тяжело находиться здесь, видеть дом своего детства и понимать, что теперь ничего не будет, как прежде. И что всё, что он знал о родных, перевернулось с ног на голову.

Но Алекс не желал, чтобы они погибали здесь в одиночестве, забытые всеми.

— Может, заваришь чайку? У вас ещё остался тот, что передавал из последнего рейса? — примирительно спросил он.

Котелок на кухонке закипал долго. Алекс сел на край табурета, облокотившись рукой о шаткий подоконник, и посмотрел в окно. Грейя все-таки застучала кастрюлями, пытаясь погреть что-нибудь из еды. Поставила перед ним чашку. Ту самую, с отколотым краешком, которая когда-то принадлежала ему. Семнадцать лет назад!

На улице мгновенно стемнело. Хлынул дождь, сначала мерно, будто гроза решила не тревожить покой старого дома и спящего в соседней комнате старика. Старика, с которым Алекс, может, больше никогда не поговорит. Но и ждать нельзя… Дождь разошёлся сильнее, начал заливать струями мутное стекло. Сверкнула молния.

— Я помогу собрать вещи.

— Мы не уедем, Алекс, — повернувшись, резко ответила мачеха и вскинула голову. Запавшие глаза заблестели на высохшем лице. — Все уехали. Гисри уехали уш, верное, с месяц как! Дорены, что напротив, тоше. Собрали пошитки — и к родственникам на Юшный. Все бегут. А мы — не уедем.

Да она такая же упрямая, как и отец!

— Вы погибнете здесь! Будет война.

— Не померли в Летний Мятеж, не помрём и сейчас! А нет — так туда нам и дорога, — она глянула на улицу, отодвинув край занавески. — Тебя там шдут.

Алекс с досадой поднялся. Его героические старики пережили не одну беду на своём веку, но теперь их силы совсем на исходе; отец, похоже, и правда не выдержит долгий путь по морю. Ладно, отец. А с ней что будет?

— Матушка, послушай. Ещё есть время… может, недели две. Может, меньше. Я пришлю за вами.

— Ступай. Я уш дам знать, если отцу станет лучше, — она отвернулась в сторону, будто пряча слезы. — Тебе пора.

Алекс молча обнял её, поцеловал в седые волосы и, не оглядываясь, вышел за порог, где под дождём ждал кучер. Он пришёл сюда слишком поздно…

Сжимая пальцы, Алекс провёл ладонью по лицу, подставил его ливню и вгляделся сквозь потоки в чёрные тучи. Давай, налетай, ветер! Хлещи. Пусть злится так же, как зол он сам. Непогода точно с охотой отозвалась на его мысли — ливень зарядил мощнее, сплошной стеной заливал всё вокруг. Тряхнув головой, Алекс подошёл к едва различимой под деревом повозке.

— Трогай, — скомандовал он промокшему насквозь кучеру и вскочил внутрь.

Если он не может забрать с острова отца с мачехой, то должен сделать всё, чтобы повлиять на эту войну! Пока есть хоть малейшая возможность… Его предок и так натворил много зла. Теперь его черёд что-то исправить.