I

На окраине графства Мелерн, вдали от больших городов и шумных дорог, там, где зелень лесов сливалась с зеленью болот, на склоне холма, поросшего васильками и мятой, стоял старый дом. Ещё недавно он был заброшенным, стены его потемнели от дождя, а пучки соломы, выдранные из крыши, растащили птицы для своих гнёзд. Теперь же стены были аккуратно выбелены, крыша уже не текла, а на окнах появились белые кружевные занавески, из-за которых нет-нет да и выглядывала чья-то любопытная физиономия.

Каждое утро, как только над землёй поднималось солнце, во двор выходила хозяйка, – веснушчатая, загорелая, с короткой, смешно торчащей косой, совсем ещё девчонка, – и, напевая что-то себе под нос, кормила кур, уже давно ожидавших её визита. Её звали Луиза Фарви, а раньше она была Элизабет Линдберг, хозяйкой долины мёртвых.

Чуть позже хозяин дома – лопоухий парень, тощий и неуклюжий, с виду ничуть не старше хозяйки, – уходил на пастбище, сопровождаемый коровами самых разнообразных, порой невероятных расцветок, – от белых с пятнами до угольно-чёрных, как ночь. Иногда ему помогала девочка лет десяти, – белобрысая, с облупившимся носом и дыркой на месте верхнего зуба. Без сомнения, то были Кейт и Энни, которые теперь, – для чужих, посторонних ушей, – тоже носили новые имена.

Впрочем, чужие навещали этот дом редко. Путь до ближайшего селения был не близкий; раз в неделю Кейт, погрузив в телегу несколько десятков новых глиняных горшков и разной домашней снеди, отправлялся на рынок, а после – в лавку, чтобы на вырученные деньги купить что-нибудь для себя, Элизабет и её младшей сестрёнки. Лиз предпочитала оставаться дома: последние события были ещё слишком свежи у неё в памяти.

Иногда в гости приезжали Саймон и Анджела. Они привозили подарки, разные нужные в хозяйстве мелочи, вроде тех белых занавесок, висевших на окнах, – и, конечно, новости, которым Лиз радовалась даже больше, чем подаркам. (Поговаривали, что Анджела, которая после смерти старого лорда Веймора унаследовала окрестные земли и замок, неизвестно почему благоволит к приезжим и даже помогает им деньгами; впрочем, тех, кто знал Анджелу, это не слишком удивляло: её и раньше считали немного странной). Каждый такой визит был настоящим праздником: это были единственные гости, навещавшие Элизабет в последние месяцы. Они же были единственными гостями и на её свадьбе, – не считая маленькой Энни, которая теперь не разлучалась с сестрой. Вскоре после приезда в графство Мелерн Лиз и Кейт обвенчались в маленькой церквушке неподалёку от замка Вейморов.

Это была очень скромная, тихая свадьба. Здесь никто не знал ни Элизабет, ни Кейта, и церемония прошла без приключений, за исключением того обстоятельства, что Саймон перепил сливовой браги за праздничным столом.

Тогда-то, в разгар свадебного застолья, Лиз и решилась задать своим друзьям давно мучивший её вопрос: не злятся ли на неё Саймон и Анджела за предательство на острове Тары?

Серые глаза Анджелы, весь день искрившиеся весельем, затуманились тёмной дымкой, как небо, вдруг затянувшееся густыми облаками.

– Нет, – сказала она, – хотя, признаюсь, тогда я едва ли испытывала к тебе добрые чувства. Мы ведь еле живы остались. Старая ведьма чуть не утопила нас в своём подземелье. Я, наверное, так и не выбралась бы оттуда, если бы не Саймон. Но, знаешь, Лиз, мы ведь тогда уже прошли долгий путь, – вместе, втроём… и, кроме того злосчастного дня, у нас было много других, хороших… много всего хорошего, что мы пережили с тобой. И вот ради этого хорошего я решила: пусть тот день останется в прошлом. И не стоит больше об этом вспоминать.

– Нет, – сказал Саймон. – Если бы злился, давно удушил бы гадину. Признаюсь, Лиззи, если бы тогда, выбравшись из подземелья, я встретил тебя, – этот день был бы последним в твоей жизни. По правде говоря, мне после этого ещё долго хотелось снести тебе голову. Ну, а потом, когда мы вернулись домой, всё как-то прошло, остыло… говорят, время лечит…

Элизабет сидела за праздничным столом, не зная, куда девать глаза. Она уже и сама была не рада, что задала свой вопрос в такой неподходящий момент. Приятно, когда у тебя правдивые и искренние друзья, – но не настолько же. "Давно удушил бы гадину"…

– К тому же, – как ни в чём не бывало продолжал Саймон, – вампир ведь не человек, он и думает, и чувствует не так. Мне Дэриэл сказал. Он сказал, что ты осталась у Тары только потому, что была вампиром. И тебе вся эта нечисть была ближе, чем мы, – живые… и ничего с этим поделать ты не могла. Ну, а теперь ты снова среди живых. И я рад видеть тебя с нами, и с удовольствием выпью за то, чтобы новая жизнь нашей Лиззи была долгой и счастливой! И за здоровье Кейта выпью тоже!

– Хватит, Саймон! – воскликнула Анджела, отодвигая от него очередную порцию пьянящего напитка. – Ты и так уже перепил! Хочешь ползти домой на четвереньках?..

– Неправда, я ещё могу держаться в седле…

Саймон был немного смущён: он понимал, что сейчас сболтнул лишнего. Разве так поздравляют невесту на свадьбе? "Удушил бы гадину". И кто только тянул его за язык…

…А потом незаметно наступил вечер, и гости отправились домой, а Лиз, Кейт и Энни остались одни в своём новом доме. Дом был ветхий, заброшенный, – почти развалины, – но, как ни странно, здесь Элизабет чувствовала себя намного счастливее, чем в те дни, когда она была графиней Лестрэм…

II

Прошло четыре месяца с тех пор, как Лиз поселилась в новом доме. Тогда была весна, и леса ещё только покрывались зеленью; прохладный ветер шелестел листвой, и прозрачные, как хрусталь, ручьи стекали вниз по склонам холмов, наполняя реки. Теперь же стояло жаркое лето; солнце медленно ползло по бледному лазоревому небу, похожему на выгоревший ситец; всех разморило от жары: весь день не было ни ветерка, и даже сумрак тенистых лесов не обещал путникам долгожданной прохлады…

Подъезжая к дому на холме, Анджела в очередной раз отметила, как сильно он изменился. Раньше чёрные окна смотрели на заросший крапивой двор подобно пустым глазницам, а покосившиеся, гнилые доски забора напоминали зубы древней старухи. Теперь же на починенном Кейтом заборе сушились глиняные горшки, а по двору бродили куры…

Саймон, ехавший рядом с Анджелой, тоже, как и она, не отрывал взгляд от дома: похоже, он думал о том же.

Спешившись, Анджела подошла к дому и постучала; впрочем, в этом не было особой нужды: дверь была открыта, – таким образом Лиз надеялась впустить в комнаты хоть немного свежего воздуха.

Веснушчатая и загорелая, с волосами, заплетёнными в косу, в платье, запачканном глиной, Элизабет сидела у гончарного круга и, казалось, была полностью поглощена своим занятием. Несколько десятков новых, только что сделанных горшков красовалось посреди комнаты; другие горшки, уже обожжённые в печи, со странными пёстрыми рисунками на округлых боках, источали запах свежей краски.

…Они обменялись приветствиями.

– А ты изменилась, Лиззи, – заметила Анджела, глядя на свою подругу. От прежней мертвенной бледности Лиз не осталось и следа; исчезли красноватые огоньки в глазах, – теперь они были просто карими. Она ничем не напоминала Анджеле ту испуганную, молчаливую, немного грустную девушку, которая когда-то пришла в её замок и по странной прихоти судьбы разделила её путешествие…

– Я знаю. Мне и Кейт, и Энни говорят, что меня теперь не узнать…

Элизабет вытерла о передник перепачканные глиной руки.

– Да вы заходите, не стойте. Садитесь лучше за стол. Молока попробуйте… Коровы Кейта – лучшие во всей округе. Не зря же он был пастухом… ещё там, в Долине Теней… – Элизабет произнесла последние слова быстрее и тише, чем следовало, как будто ей было неприятно вспоминать дом.

– А где Энни?..

– Отправилась с Кейтом на пастбище. Вечером придут.

Лиз подвинула к столу два грубо сколоченных стула и теперь колдовала над чашками, наливая в них молоко. Хотя на улице стояла жара, оно почему-то оказалось холодным, как вода из родника…

– А ты что же, не хочешь молока, Лиззи? – Саймон одним глотком опустошил чашку и принялся за новую.

– Спасибо, я только что пообедала. Но, если хотите, я с вами просто так посижу…

Какое-то время они сидели молча. Элизабет принесла гостям свежевыпеченный хлеб, – ароматный, с хрустящей корочкой, – и мёд, пахнущий полевыми цветами. Молчание нарушила Анджела:

– Лиз… ты разве не хочешь спросить меня, как там, дома?.. У меня для тебя есть новости.

– Да? И о ком?..

– Ну, во-первых, – новость о твоей матери, Арле…

На мгновение Лиз снова побледнела, – как будто опять вернулись те времена, когда её не было среди живых.

– Не может быть… ведь Кейт сказал, что она…

– Отправилась на проклятый остров с Тарой? Он не соврал. Когда сторонники Тарка бежали из посёлка, Арла села на корабль вместе со всеми. Но доплыла она всего лишь до ближайшего порта.

– И что потом?..

– Корабль ненадолго причалил к берегу. Капитану надо было сделать кое-какие покупки… и пополнить запас пресной воды, путь ведь предстоял неблизкий. Арла сказала, что ей тоже надо на берег, чтобы пойти в лавку, купить одежды и еды в дорогу… её отпустили, и обратно она не вернулась. Корабль отправился на остров без неё; ждать было некогда, Дэриэл уже пустил своих ищеек по следу…

– Ты знаешь, где она сейчас?..

– Ну конечно. Стала бы я рассказывать тебе всё это, если бы не знала… Она живёт в Клиффе, – небольшом приморском городке, – в доме торговца тканями. Познакомилась с ним, когда снимала комнату на постоялом дворе. От прежней жизни у Арлы остались кое-какие деньги, но их было не много, и она подрабатывала шитьём, чтобы не истратить всё. Год назад у торговца умерла жена, оставила четырёх ребятишек. И вот… в общем, тогда они познакомились, и Арла переехала к нему – присматривать за ребятнёй и помогать по хозяйству. Она живёт там уже три месяца; скоро они собираются пожениться. Я знаю всё это от самой Арлы, иначе бы не говорила.

– Торговец, значит, – повторила Элизабет, делая вид, что рассматривает новый глиняный горшок, на котором ещё не просохла краска. – А обо мне она не вспоминала?

– Вспоминала, Лиз. Но она ведь считает тебя мёртвой, и Энни тоже. Вскоре после того, как ты пропала, твоя сестра убежала из дома. Тарк заставлял её учиться магии… и смотреть в чёрное зеркало в Храме Теней, – каждый вечер, много часов подряд. Они с Торном считали, что у Энни есть способности к ясновидению, – и что она может помочь им напасть на твой след. Никто не спрашивал, хочет ли Энни учиться магии, – это не обсуждалось, а тебя уже не было рядом, чтобы защитить её… Сначала она пряталась в лесу, а потом – на чердаке у Кейта. Арла уже не надеялась увидеть младшую дочь живой. И о твоей смерти ей рассказывали… До неё дошли слухи, что ведьма, которую арестовали в Лэнсбруке, сгорела вместе с часовней замка Арнгейм… несколько преувеличено, знаю, но так сказал Арле на рынке один крестьянин, который недавно был в городе…

– И ты не сказала ей правду – что обе её дочери живы?..

– Нет, конечно. Сначала мне нужно было тебя спросить. Я не имею права открывать твою тайну… если только ты не хочешь.

Лиз молчала.

– Ты хочешь, чтобы я поехала и рассказала ей, что ты жива? До Клиффа три дня пути. Приехать сюда она не сможет, но вы с Энни вполне могли бы навестить её. Арла живёт там под чужим именем, как и вы с Кейтом. Торговец купил ей фальшивые документы в каком-то притоне…

– Почему она убежала?.. Могла бы уехать с Тарой на её остров. Тара бы её магии учила…

– Я думаю, потому, что плевать ей было на Тару и на её магию. И на оборотня с некромантом тоже. Ей деньги были нужны, потому она и впуталась в эту историю. И тебя впутала.

Потемневшими, неподвижными глазами Элизабет смотрела в окно, на дорогу, спускавшуюся с холма и убегавшую куда-то вдаль, – наверное, до самого Клиффа…

– Я всё думаю: зачем? Зачем она всё это сделала?.. Что общего могло у неё быть с некромантом и оборотнем?.. Неужто ей и вправду было радостно от того, что её дочь стала живым трупом, верой и правдой служащим Храму Теней?

– Не знаю, – сказала Анджела. – Обычно родители хотят для детей лучшей доли. Даже если эта лучшая доля приносит ребёнку смерть. Но они ведь не знают… Мой отец вот хотел, чтобы я за Делмора вышла. Он скорее готов был умереть, чем увидеть меня женой Саймона. И ведь не увидел… И Арла, наверное, хотела для тебя лучшего. Она же видела, как ты мучаешься, работая то помощницей повара, то горничной, то прачкой. Думаешь, ей было не больно видеть, как тебя отовсюду прогоняют, и ты готова сутками лежать в постели, притворяясь больной, лишь бы только не идти на работу снова? Вот она и решила, что будет лучше, если Тарк поможет тебе стать графиней Лестрэм, чтобы ты ни в чём не нуждалась.

– Ну, а то, что для этого придётся умереть, – это так, детали… – парировала Лиз. – И вовсе не обязательно было плести интриги за моей спиной. Могла бы и меня спросить, чего мне хочется. Обычно, если я отвечаю "нет", это означает "нет", а не "я сама не знаю, что для меня лучше". Разве я хоть раз говорила ей, что хочу ходить в Храм Теней с Торном и Тарком?

Вопрос был риторическим, но Анджеле пришлось признать, что она не слышала такого от Лиз, хотя о том, что было до их встречи в Долине Теней, она не знает.

– Хорошо, ты можешь не встречаться с ней, если не хочешь. Если ты хочешь, я сама могу отвезти Энни в гости к Арле, а о тебе ничего не говорить. Могу и об Энни ей не говорить… но она, наверное, скучает по матери… ей же всего девять лет.

– Скучает? Едва ли, – сказала Элизабет. – Она ни о чём не спрашивает. Энни знает, что Арла села на корабль и отправилась на остров вместе с Тарой. Мы говорили об этом давным-давно; с тех пор вопросов у неё не возникало. Я думаю, моя сестра всё ещё помнит, при каких обстоятельствах они расстались. И как ей пришлось прятаться в лесу, потому что Тарк заставлял её смотреть в зеркало, из которого лезло что-то страшное, пытаясь её утащить…

– А может быть, и скучает, – подумав, добавила Лиз. – Иногда, вечерами, вернувшись с пастбища, сидит у окна и всё смотрит на эту дорогу. Не знаю, о чём она думает… возможно, и верит, что мама когда-нибудь придёт… сюда, в этот дом. Может быть, ты и права, – пусть едет. Но одну я её не отпущу! Поедем вместе, только не надолго. Как ты думаешь, Анджела?..

Лиз просительно заглянула подруге в глаза; она всё ещё сомневалась и ждала, что та избавит её от колебаний, высказавшись в поддержку того или иного решения.

– Знаешь, Лиззи, – задумчиво протянула Анджела, – я, конечно, не должна давать тебе советов. Но на твоём месте я бы, пожалуй, встретилась с ней. Когда мы с Саймоном вернулись с острова, я не застала своего отца в живых, – и даже на похороны к нему не успела. Служанка показала мне могилу, как будто каменная плита с надписью, – это то, ради чего я так спешила домой. Я бы всё отдала, чтобы только увидеться с ним, но туда корабли не ходят. – Анджела помрачнела; казалось, в мыслях она была далеко отсюда…

– А лорд Делмор, за которого меня сватали, тем временем женился. Мерзкий старикашка.

– Говорят, его жена – красавица, – вставил Саймон. – Ей всего восемнадцать лет.

– Это простая девушка, не богатая и не знатная, – продолжала Анджела. – Когда я сбежала, лорд Делмор так разозлился, что готов был жениться на ком угодно, лишь бы только доказать, что я ему не нужна.

– Бедная девушка, – пожалела его жену Лиз.

– Почему бедная? Говорят, она любит его. Старик знает много историй о далёких странах; в своё время он объездил весь свет. Он пудрит ей мозги своими рассказами, дарит шёлковые платья и дорогие побрякушки… а ещё возит на балы и катает в карете. Говорят, она довольна своей судьбой. Дома-то ей пришлось бы работать в поле.

– Да… оказывается, и такое бывает, – задумчиво протянула Элизабет.

– Кстати, Лиз, – полюбопытствовала Анджела, взглянув на пёстро раскрашенные глинянные горшки, стоявшие на полу, – что это ты рисуешь?

– Где? – не поняла Элизабет.

– Да вот здесь, на горшках. Что на них нарисовано?

– А, это… – Лиз опустила глаза, как будто она стыдилась своего занятия. – Да так, ничего особенного… это… это… да ты лучше посмотри сама.

Последовала пауза, во время которой Анджела добросовестно вглядывалась в цветные пятна и линии, нанесённые на круглый глиняный бок горшка, но, как она ни старалась, опознать рисунок ей не удавалось.

– Неужели не узнаёшь?

– Нет. А что это?

– Это же наше путешествие. Я думала, ты догадаешься…

– Где?.. – Анджела часто заморгала, как будто надеясь, что это поможет ей увидеть.

– Видишь вон там голубое пятно? – пояснила Лиз. – Это море. А эта стрелка показывает, как мы плыли на остров Тары. Вот, кстати, и остров, – серый кружок, а рядом с ним, – второй, побольше. Он жёлтый, потому что здесь песчаный берег…

– Точно! – обрадовалась Анджела. – Теперь вижу всё как есть. И ведь похоже! Но, если бы ты не рассказала, ни за что бы не догадалась, что именно здесь нарисовано.

Саймон задумчиво рассматривал рисунок на другом горшке, поворачивая его то так, то эдак. Вид у него был жалкий.

– А я вот и сейчас не понимаю, что это. Вижу зелёные пятна, – и всё. Ну не пойму я этого, хоть убей.

– Где?.. – Лиз заглянула ему через плечо. – Да это же совсем просто. Здесь лес и болото весной, когда мы с Кейтом переехали сюда, а посередине – наш дом. Видишь коричневый прямоугольник в зелени?

Саймон поставил горшок на место и вздохнул, – печально и шумно, как кузнечный мех. Глаза у него были слегка ошалелые.

– Выходит, каждый рисунок что-то означает? И покупатели понимают? Им нравится?

– Покупают же, значит, нравится, – парировала Элизабет.

– Может, им просто горшки нужны, вот и покупают. Какая разница, в чём муку хранить. Они, может, и не смотрят совсем, что там на них нарисовано.

– Ничего ты не понимаешь, Саймон, – вступилась за подругу Анджела. – Это искусство… хотя и не такое, как те картины, что висят у нас в замке… но всё равно искусство. Когда-нибудь люди придумают для него название. Хотела бы я уметь так рисовать… но не смогу, хотя когда-то и брала уроки у одного живописца. Ты молодец, Лиззи.

– Ну, предположим, те картины, что висят у нас в гостиной, и я понимаю, – возразил Саймон. – Да и как не понять? Знаешь, Анджела, я таких женщин, как на тех картинах, сроду не встречал. Такие тела… не то что некоторые худосочные, ни груди, ни…

– Саймон!

– Что?..

– Ну, когда наконец ты отучишься так выражаться?.. – Анджела притворно нахмурилась, но Элизабет видела, что она с трудом сдерживает улыбку…

– Подожди, чуть не забыла, – Анджела хлопнула себя по лбу, как будто намеревалась убить невидимую глазу муху, – у меня для тебя ещё новость. Давно хотела сказать тебе… дырявая моя голова. Альберт вернулся из похода.

– Давно? – взгляд Элизабет рассеянно блуждал по комнате; казалось, эта новость не вызвала у неё никаких чувств, как будто они с Альбертом никогда не были знакомы…

– Да месяц уже дома. Ходят слухи, что он позорно сбежал, так и не поучавствовав в сражении. Смелость никогда не входила в число его добродетелей… Впрочем, это только слухи… армия герцога Элорри, возглавлявшего поход, была разбита, в живых остались немногие, так что мы, наверное, никогда не узнаем правды. Ещё одно пятно на его репутации… Хотя их у него и так немало. Чего стоит хотя бы его свадьба с девушкой-вампиром… Не думаю, что после этого кто-то отважится выйти за него замуж.

– Он что, невесту себе подыскивает? – удивилась Лиз.

– Не знаю. Но будет, наверное… он же вроде как овдовел. Его жена Элизабет, которая, как на грех, оказалась вампиром, сгорела в тюремной часовне. Тебя считают мёртвой, или ты забыла? Дэриэл позаботился.

– Нет, я помню, конечно же. Просто странно звучит, – овдовел. Я ведь жива…

– А я уже и забыл, что вы с Альбертом были женаты, – вставил Саймон. – Выходит, у тебя теперь два мужа.

– Да ну, глупости, – Лиз нахмурилась. – С Альбертом венчалась Элизабет Беронд, которую считают погибшей, а с Кейтом – Луиза Фарви, которая сейчас перед тобой. Так что один у меня муж. И потом, "женаты" – слишком сильно сказано. У нас даже брачной ночи не было. Альберт даже видеть меня не хотел, как только узнал, что я вампир. Он и дома тогда почти не бывал…

– Да ладно тебе, Саймон, не дразни её, – сказала Анджела. – Лиз и так столько пришлось пережить, что еле жива осталась, а ты – "два мужа". Вот выдумал…

III

Дневная жара понемногу спадала; близился вечер, и Лиз со своими друзьями отправилась встречать Кейта и Энни, ещё с утра ушедших на пастбище. Они спустились с холма и долго шли по лесной дороге, пока наконец не выбрались на поляну. Ночь ещё не вступила в свои права, но солнце уже садилось, и в темнеющем небе над лесом кружились летучие мыши. Анджела и Саймон смотрели, как одна из них, сделав круг, отделилась от стаи и опустилась на плечо Элизабет.

– Фрок, – сказала Лиз, коснувшись перепончатого крыла. – Днём он спит на чердаке, а вечером улетает. Он появился через неделю после того, как я приехала сюда. Не знаю, как он меня нашёл. Признаюсь, сначала мне не хотелось, чтобы он жил у нас. Всё-таки это подарок Тары. Но он был ободранный, голодный… в общем, я не смогла его прогнать. Пришлось накормить его и напоить молоком… и оставить на чердаке, пока не окрепнет. Энни он нравится… сейчас мне кажется, что это даже неплохо, что он меня разыскал.

Немного посидев у Элизабет на плече, Фрок взмахнул крыльями и снова взмыл в тёмное небо.

– Ты держишь на чердаке колдовское животное, – нахмурилась Анджела. – Лиз, как ты можешь?! А вдруг он общается с Тарой, своей хозяйкой? Ты же не знаешь, куда он летает ночами…

– Знаю, – сказала Элизабет. – Комаров ловить полетел. Их здесь целые полчища. Ты зря волнуешься из-за Фрока. В нём нет ничего колдовского. С тех пор, как уехала Тара, он изменился. Перестал понимать человеческую речь. И голоса его я с тех пор не слышала. Теперь это просто летучая мышь. Наверное, чары развеялись. Вот только…

– Что?

– Мне кажется, он понемногу дичает. Раньше каждое утро прилетал на чердак, а теперь пропадает на сутки, а то и больше. Недавно его не было два дня. Энни переживала…

– Может быть, нашёл себе пару? – предположил Саймон, взглянув на стаю летучих мышей, круживших над лесом.

– Вряд ли. Порода не та. Те летучие мыши, что живут здесь, намного меньше, чем Фрок. Тара говорила, что такие, как он, живут в пещерах и гротах… Может, конечно, и нашёл место, где живёт такая же…

– В таком случае вам стоит ожидать, что в одну прекрасную ночь он приведёт на чердак целый выводок мышат, – улыбнулась Анджела.

…Далеко впереди на дороге показался Кейт; его оттопыренные уши казались огненно-алыми при свете заката. Энни, – весёлая, загорелая, в венке из полевых цветов, – шла рядом, без умолку болтая. Коровы, как почётный экскорт, сопровождали эту пару. В вечернем воздухе далеко разносился нежный звон колокольчиков, висевших у них на шеях…

Ради Кейта и Энни Анджеле пришлось повторить часть новостей с начала. История Арлы взволновала всех; Энни спрашивала, как скоро они отправятся в Клифф; Кейт тоже говорил что-то, но его голос тонул в общем хоре, и Анджела не могла разобрать ни слова.

– Как же тебе удалось её разыскать?.. – донеслось до неё наконец.

– О, это долгая история, – вздохнула Анджела. – Нам с Саймоном пришлось объездить всё побережье. Мы останавливались в каждом порту, расспрашивали о приезжих… представлялись торговцами. Правда, тогда мы и в самом деле продали несколько тюков ткани… и даже заработали немного денег, только смотри, Лиз, не болтай об этом. Не пристало дочери лорда Веймора заниматься торговлей… обо мне и так уже судачат… Ну, так вот. Сначала я думала, что нам придётся последовать за кораблём Тары до самого острова, будь он неладен. Хорошо, что наша шхуна способна на это, и даже на большее. Но всё оказалось гораздо проще. Мы нашли Арлу намного ближе, чем я рассчитывала…

– У тебя, определённо, есть способности к сыскному делу, – вставил Саймон. – Тебе бы в инквизиции служить…

– Ваша шхуна? – переспросила Лиз. – Та, на которой мы плыли на остров Тары? Я думала, она утонула.

– Конечно, утонула. Но разве я забыла сказать тебе, что у нас теперь есть новая?.. Её зовут "Альрика", и это настоящая красавица. Да ты и сама скоро увидишь… Она легко домчит нас не только туда, где мы были, но и намного дальше… хоть на самый край земли.

– Вы разве снова собираетесь в плавание? – спросила Элизабет.

– Честно говоря, вернувшись с острова, я решила, что больше никогда… Но время идёт, и сейчас мне кажется, что жить на одном месте нам будет слишком скучно. Отправимся через месяц-другой. Оставим кого-нибудь из слуг присматривать за домом. В конце концов, что мне терять, кроме испорченной репутации?.. Если хочешь, и тебя возьмём, и Кейта… да и Энни, пожалуй, тоже…

– Спасибо, Анджела, – поспешно ответила Лиз, – но, мне кажется, с меня приключений довольно. Как ты думаешь, Кейт?..

– Я бы поехал, только работы много. Весь день на пастбище с коровами. Пшеницу посеяли; если уедем, кто убирать будет?… – Кейт покраснел; ему не хотелось выглядеть трусом, но в неведомые дали его явно не тянуло.

– Остаётесь, значит, – подытожила Анджела.

– Ты только береги себя, – сказала Лиз. – И ты тоже, Саймон.

Элизабет обняла подругу, с трудом сдерживая внезапно подступившие слёзы. Ей почему-то казалось, что они прощаются навсегда и больше не увидятся.

– Кстати, – сказала она, – я давно хотела спросить тебя… как там Дэриэл?

– С каких это пор ты стала интересоваться судьбой инквизитора? – усмехнулась Анджела. – Немного странно для бывшего вампира…

– Когда я жила в доме Альберта, он порой доводил меня до бешенства, – пропустив замечание подруги мимо ушей, продолжала Лиз, – я злилась всякий раз, когда видела его там, – а сейчас мне кажется, что за те дни я даже немного привязалась к нему. И за то время, что была в тюрьме, тоже. Он ведь пытался быть добрым ко мне, насколько это было возможно, – даже спрашивал, не принести ли чего поесть. Бедняга, – хотел накормить вампира. Мне тогда показалось, что ещё чуть-чуть, – и он принесёт мне бычьей крови, чтобы я не страдала от голода… Я всё думаю: ведь, если бы не он, меня давно не было бы в живых…

– Ну, предположим, это не только его заслуга. Если бы Кейт не написал ему, тебя тоже не было бы в живых. И если бы мы с Саймоном не рассказали ему твою историю, – тоже, вероятно, не было бы. Он же не знал, кто ты такая и где тебя искать… Было много разных людей, от которых зависела твоя жизнь.

– Интересно, где он теперь?

– Там же, где и всегда. Живёт в монастыре…

– Мы ещё когда-нибудь свидимся?

– Нет, – сказала Анджела, – и это правильно. Его и так подозревали в том, что с твоим исчезновением после пожара в часовне дело нечисто. Дэриэлу еле удалось выкрутиться, когда ты пропала. На этот раз ему поверили, но за ним, без сомнения, будут следить. Ещё в тот день, когда Дэриэл просил нас с Саймоном спрятать тебя, он сказал, что видеться вам не стоит. Ни к чему нарываться на подозрения ни ему, ни тебе. Ни к чему подвергать опасности Энни и Кейта… Может быть, через много лет, когда всё забудется, это будет возможно, но теперь…

– Ты права, – сказала Лиз, – хотя мне и жаль, что я не смогу даже поблагодарить того, кто вернул мне жизнь. Но, раз он сказал, что не стоит видеться, – значит, не стоит… ему виднее, наверное… пусть так и будет.

Весёлая компания, состоявшая из Кейта, Саймона и Энни, примолкла, сидя на пригорке. Лиз и Анджела тоже молчали; обе они думали об одном. Может быть, через много лет… кто знает?

IV

Летний вечер подходил к концу; ночь спустилась на леса и поля, укрыла маленький домик Лиз и Лэнсбрукскую дорогу, укутала призрачным покрывалом серые стены монастыря, где Дэриэл и Монк, – единственные свидетели этой странной истории, знавшие её до конца не по домыслам и слухам, – коротали долгие дни. В пустом монастырском дворе, каменном и гулком, как колодец, всё было так же, как и много лет назад. Всё так же веяло прохладой от этих стен, так же ложились на землю синие тени, – и еле заметно мерцал огонёк свечи за узким окном…

Дэриэл сидел за столом и писал; казалось, он провёл за этим занятием уже много часов. Было ещё не поздно, но свеча уже догорала; пламя карабкалось по фитильку и падало вниз, то вспыхивая алым, то еле-еле тлея едва различимым синеватым светом, похожим на свет болотных огней. Казалось, время остановилось; лишь шелест бумаги да еле уловимый скрип пера нарушали тишину комнаты…

…В дверь постучали, и на пороге появился Монк, – тот самый монах, который когда-то, почти год назад, принёс сюда записку Элизабет с просьбой о помощи, – ту самую, с которой, собственно, и началась для них эта история.

Пряча текст от любопытных глаз, Дэриэл захлопнул тетрадь, – Монк только и успел разглядеть мелькнувшую на обложке надпись: "История Элизабет Линдберг".

Монах кашлянул, смущённо переминаясь с ноги на ногу, как человек, случайно узнавший чужую тайну, – Дэриэл не стал бы прятать тетрадь, если бы не хотел делжать это в секрете.

– Что это? – всё же полюбопытствовал Монк.

– Да так, ничего…

– Решили написать о ней?

– О ком?

– Об Элизабет.

– Да… о ней и не только. Здесь записано всё, – все события, начиная с того момента, как Тарк бежал из тюрьмы. Часть истории рассказала мне Лиз, ещё часть я узнал из тюремных архивов; рассказ о путешествии на проклятый остров записан со слов Анджелы Веймор. Ну, а многим другим событиям мы сами с тобой были свидетелями; кому, как тебе, этого не знать…

– А не опасно держать это здесь? Вдруг кто-нибудь прочитает?..

Дэриэл покачал головой.

– Не прочитают, – по крайней мере, не раньше, чем следует… я об этом позабочусь. А теперь оставь меня одного. У меня на сегодня есть ещё одно важное дело.

Сгорая от любопытства, Монк вышел за порог; ему хотелось узнать, что ещё задумал Дэриэл и куда он спрячет тетрадку, но тот не двинулся с места, пока шаги монаха не стихли в глубине коридора.

Убедившись, что Монк действительно ушёл, Дэриэл отодвинул стул и присел у стола, глядя на серую стену. Его взгляд скользнул вниз, на один из камней, находившийся невысоко над полом. Камень немного выступал вперёд; привычным движением Дэриэл вытащил его из стены, – за ним обнаружилась небольшая ниша. Это был тайник, о существовании которого не знал никто, даже Монк.

Секунда – и тетрадка уже лежала в нише за тяжёлым камнем; Дэриэл сидел на корточках и замазывал щель между камнями особым раствором. Он застынет, и стена станет монолитной. Тетрадка останется там на долгие годы, – может быть, на много веков. Никто не узнает, куда исчезла Элизабет, – монастырские стены будут хранить её тайну…

Теперь, когда работа была закончена, Дэриэл не видел тетради, но перед его глазами всё ещё стояли последние строчки, написанные второпях, – пока догорала свеча…

«Это история Элизабет Линдберг. Её прочитают не раньше, чем рухнут эти стены. Может быть, через много веков эту тетрадь найдут на руинах заброшенного города. Может быть, кто-то увидит её случайно, блуждая среди осколков памяти прошлого, – но уже не в этом мире.

Когда эту тетрадку найдут, меня уже не будет среди живых. Пройдёт всего несколько десятков лет, – а возможно, и меньше, – прежде чем я отправлюсь туда, где деяния каждого взвешиваются на особых весах, и каждому будет отмерено его собственной мерой. "Что ты сделал?" – спросят меня тогда. Я не знаю, что мне ответить. За свою жизнь я совершил немало зла, – да и едва ли на посту инквизитора Лэнсбрука можно было бы сохранить честь незапятнанной. Я пытался быть беспристрастным, но это меня не уберегло: было много ненужных смертей. Закон был слишком суров, а я не мог преступить его. По моей вине погибла Альбина Лестрэм. Я догадывался, что она не виновна, но смалодушничал и уехал, предоставив дело другому, когда мне пригрозили, что я могу потерять пост. Я вернулся в город только после её казни. И вскоре узнал страшную правду: все преступления, которые приписывали Альбине, совершила другая. Элизабет Линдберг, хозяйка долины мёртвых…

Я сделал всё, чтобы найти Элизабет, – и вот она наконец попала в руки правосудия. Никогда не забуду её глаза в тот день, когда Лиз привезли в тюрьму. Я ожидал увидеть кого угодно, – преступницу, ведьму, вампира, в совершенстве владеющего тёмным искусством, – а вместо этого на меня смотрел ребёнок, – запутавшийся, обманутый, умирающий ребёнок, в прошлом – слишком доверчивый и наивный. И тогда я решил: довольно смертей. Элизабет будет жить. И не важно, какую цену мне придётся заплатить за это, – на этом свете или на том.

Пусть прошлое покроется мраком, и мой дом превратится в долину снов, – Элизабет будет жить, сначала в графстве Мелерн на земле Анджелы, а потом – на этих страницах. Мне хочется верить, что герои этой истории, – Лиз, Кейт, Саймон и Анджела, – будут счастливы, и тёмное колдовское пламя больше не опалит их жизней. Пройдёт много лет; другие придут им на смену и, может быть, прочитают о том, как они дружили и предавали, любили и ненавидели, встречались после долгой разлуки и прощали обиды, оставаясь, как и в начале пути, юными, радостными и беспечными. Я навсегда хочу запомнить их такими. Потому что, даже когда умирают древние города, и государства рушатся, когда кажется, что весь мир рассыпался в прах, чтобы возродиться опять, когда предаются забвению книги, а на обломках старого мира возникает новая жизнь, когда вера и знания древних начинают казаться безумием, а память о прошлом становится смутной тенью, – любовь, дружба, юность и радость продолжают жить в веках».