– Ну и гадючник там у вас, – сказала Иренка, когда мы встретились в школе на следующее утро.
– Ну а чего ты хотела?.. Конечно, дом странный, но я привыкла. Я же мёртвая. Нежить как нежить… Думаешь, самоубийцы попадают в рай?..
Между нами иногда происходят очень странные разговоры. Как-то раз я спросила Иренку:
– Сколько тебе лет?
– Тридцать…
– Так много?! – удивилась я.
Взрослые часто попадают в нашу школу; воспоминания детства влекут их сюда, и в этом нет ничего удивительного. Но Иренка казалась мне девчонкой, да она так и выглядела, – худенькая, веснушчатая, рыжая; она была небольшого роста, и мне казалось, что мы с ней ровесницы, что ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет… Впрочем, в мире смерти и снов всё выглядит немного иначе.
В другой раз я спросила её об имени: почему Иренка? Почему не Ира или Ирина, например?..
– Ну, понимаешь, – смутилась она, – вообще-то я и есть Ира… Иренка – это мой ник. Меня так зовут на одном сновидческом форуме… на сайте о снах. Недавно мы со знакомыми из инета решили встретиться в сновидении… чтобы проверить, возможно ли вообще такое. Договорились встретиться в школе… поэтому я и прихожу сюда.
Я молчала. Инет, ник, сайт… Эти слова мне ничего не говорили.
– Ты знаешь, что такое Интернет?..
Я отрицательно мотнула головой.
– Сколько же тебе лет?..
– Пятнадцать… – неуверенно ответила я. – Наверное, пятнадцать. Я точно не помню, но Ритка, – а мы с ней ровесницы, – говорит, что ей пятнадцать лет…
– Ты можешь сказать, в каком году умерла?
Я назвала ей точную дату. Я многое забыла, но это число ещё помнила. Для меня оно давно перестало быть просто набором цифр, – чёрные закорючки в календаре стали как будто живыми, зловещими, окрасились алым пламенем моего последнего заката…
Я умерла в середине шестидесятых, а Иренка родилась в семидесятые, – в другом городе, в другой семье. В мире живых мы не встретились. Она родилась через десять лет после моей смерти…
Я умерла в шестидесятые, а сейчас, как оказалось, был уже другой век. Двухтысячные, – начало тысячелетия. Это звучало, как фантастика; такого я не могла увидеть даже в снах. Мир, должно быть, изменился, но я ничего об этом не знала. Здесь всё было таким, как всегда; все дни были одинаковыми, и время, наверное, текло как-нибудь иначе…
Я смотрела на Иренку, – на её распущенные волосы, на платье странного покроя, расстёгнутое красное пальто… всё это выглядело таким неуместным в нашей школе, где ученицы носили коричневую форму и заплетали косы. Наверное, она не врала, что на земле наступило будущее… а я навеки осталась там, в прошлом, и уже никогда не вернусь…
Прошло сорок лет, и мои родители, должно быть, уже состарились. Интересно, как они там? Живы ли ещё?..
В памяти вдруг всплыла строчка из давно забытой песни: "Смерть не страшна"…
Смерть не страшна: дует синий ветер,
Гаснет призрачный, тусклый свет…
Встань у окна, – ты и не заметишь,
Как промелькнёт десять тысяч лет.
Смерть не страшна: звёздными лучами
Освещаются все пути.
Ты не одна; долгими ночами
Верь и жди меня, верь и жди…
Мне представилось: в полутёмной комнате у окна стоит женщина и плачет. Наверное, моя мама плакала, когда я умерла…
– Хочешь, я заберу тебя отсюда? – неожиданно спросила Иренка.
Я молчала. Просто потому, что не верила. Я ведь давным-давно мертва… ну куда она меня заберёт?..
"Ночь так темна"… – вспомнилась мне ещё одна строчка.
Ночь так темна; детская кроватка
Вдруг опустела, и гаснет свет.
"Смерть не страшна", – шепчут липы сладко.
Ты не знаешь, что смерти нет…
Я представила: в незнакомой комнате у пустой детской кроватки сидит Иренка. Она ждёт меня. Но мы никогда не встретимся. Потому что я в одном мире, а она в другом. Потому что:
Тысячи лет; звёзды за порогом…
Синий ветер, лети, лети…
Тысячи лет – долгая дорога,
Я не успею её пройти.
В солнце и в дождь, днём и ночью звёздной
Голос мой не развеет грусть.
Ты позовёшь, только будет поздно:
Я не вернусь назад, не вернусь.
Теперь я вспомнила всю песню целиком. Я слышала её уже здесь, в мире смерти и снов. Эту песню передавали по радио, когда я умерла, – возможно, специально для меня… у нас такое часто случается. Когда кто-нибудь умирает, его приветствуют; бывает, даже устраивают праздник… В мире живых тогда пели другие песни. В одной из них тоже были ночь и разлука; она была не о том, но, вспоминая её, я всё равно представляла незнакомую комнату и плачущую у детской кроватки Иренку, которая меня ждёт…
– Хочешь, я заберу тебя?.. – повторила она. – Тогда протяни руку.
Её рука коснулась моей, – и ничего не произошло. Я стояла и вопросительно на неё смотрела. Иренка вложила мне в руку какой-то предмет. Сначала я не поняла, что это такое. Потом раскрыла ладонь, – и увидела маленький жёлтый цветок, – из тех, что растут в лесной чаще… Такие цветут только в мире живых. У нас вообще нет цветов. Здесь даже трава не растёт…
Он был уже увядший, этот цветок; тёмно-зелёные листья поникли, и лепестки безжизненно свесились вниз; казалось, он знал, что умирает.
– И что мне с ним делать?.. – разочарованно спросила я. Но тут зазвенел звонок; пора было возвращаться в класс, и я сунула цветок в карман, надеясь снова встретиться с Иренкой после урока…