Том бродил по улицам, пиная впереди себя смятую в гармошку банку от «Пепси», и понятия не имел, куда себя деть. Экзамен наверняка уже закончился, идти в университет не было никакого смысла. Обида постепенно растворялась в мелькающих зеркальных витринах, мысли из головы тоже улетучились, и там, в пустоте, гудел свежий весенний ветер. Том окунулся в городскую суету. Он держал руки в карманах джинсов, как вдруг почувствовал, что левая кисть заныла в суставе. Ощущение было еле заметным, но потом появилось знакомое покалывание, ладони краснели. Том огляделся. Ему стало даже интересно, сможет ли он определить, кто из прохожих болен настолько, что он это почувствовал. На той стороне улицы шла влюбленная пара, рука юноши все время сползала ниже талии девушки, и она смущалась и краснела, пыталась сопротивляться и от этого выглядела еще более аппетитной. Неподалеку от них грузный, словно надутый мужчина, тяжело передвигаясь, все время чертыхался и сплевывал, он дышал открытым ртом и сильно потел. Может, он? Явно гипертоник или сердечник, вполне сносный кандидат. Том посмотрел в другую сторону, в скверике возле магазина молодые женщины с колясками что-то обсуждали, наверняка последние сплетни интернета и сериалы, пока их чада мирно сопели на свежем воздухе. Дальше – люди, много людей, они спешат по своим делам, звонят, договариваются о встречах или об ужине в кафе. Мужчины, женщины, дети… И никто из них даже не подозревает, что кого-то вечером хватит удар, у кого-то случится инфаркт, кто-то упадет и сломает ногу, кого-то собьет машина, возможно, насмерть. И в тот же миг все, что он делал секунду назад, остановится и исчезнет. Пропадет надобность принимать душ и брить подмышки, чистить зубы, красиво одеваться, звонить родителям, кушать и зарабатывать деньги. Потому что деньги будут уже не нужны, по крайней мере тем, у кого сердце остановилось. Только что нужны, но хоп! – оторвался тромб – и все, уже не нужны, ничего не нужно! Какой же хрупкий этот мир вокруг! Как наивны и глупы его обитатели: суетятся, бегут, мнимое принимают за действительное и не видят, не слышат, не чувствуют, даже не предполагают! Хрупкий мир оригами: множество фигурок из бумаги, которые можно в одну секунду смять, уничтожить, сжечь, залить водой, и они разлезутся на мелкие раскисшие кусочки, а потом и вовсе растворятся.

Том решил отдохнуть на скамейке, чужая боль оказалась энергозатратной забавой, но, приблизившись, понял, что место занято. На цветных деревянных полосочках ребенок с увлечением возился с игрушечными животными. Томаш остановился, в замешательстве разглядывая резиновых зверюшек, сильно походивших на реальных собратьев.

– Ищешь кого-то? – мальчуган поднял глаза.

Том хотел что-то ответить, но вдруг увидел, что этот мальчик был в… юбке! Вот так номер! Это девчонка!

Только очень коротко стриженная, почти под ноль. На голове под бейсболкой виднелся послеоперационный рубец.

– Ты что, ненормальный? – худенькое существо с глазами величиной с тарелку высовывалось из-под козырька. – Чего так пялишься?

– Это мне? – Том опешил. – А ты кто?

– Я – Полина, а ты кто?

– Привет, Полина, а что ты тут одна делаешь? – Том осмотрелся по сторонам, из взрослых поблизости – действительно никого.

– Организую похороны. Вот видишь этого носорога? Он сегодня в обед умер.

Полина закапывала носорога в горстке мелкой гальки под скамейкой. Ничего себе игра! Том стоял в полной растерянности, в детстве ничего подобного ему и в голову не приходило, а девочка имитировала похоронный ритуал, словно это привычная для нее игра, что-то вроде «дочки-матери».

– Грустная у тебя игра, Полина. Плохое настроение?

Девочка не ответила на вопрос, только подняла козырек повыше.

– А у тебя-то имя есть?

– Да, конечно. Меня зовут Том. Томаш – это полное имя, – он улыбнулся. Но Полина не отреагировала.

– Если хочешь принять участие в похоронах, можешь сеть рядом, – она зажмурилась и вытянулась, ее кожа под лучами яркого весеннего солнца казалась совсем тонкой, словно пергаментной.

– С чего ради ты решила, что я захочу? – он попытался изобразить равнодушие, сегодня парню явно не везло с женщинами. Но вопреки всему Том подошел и сел на скамейку, временно превратившуюся в погост.

– Вы, мужчины, абсолютно предсказуемы.

Том рассмеялся. Собеседница его забавляла манерами эдакой светской львицы в теле тощего котенка.

– Тебе сколько лет, Полина?

– Тринадцать, а что? – слова прозвучали так многозначительно, словно «восемнадцать», или даже «двадцать один».

– О, тринадцать. Это серьезно!

Том внимательно посмотрел на девочку. Врет, наверное, на вид – лет десять, от силы одиннадцать, такая щупленькая, маленькая.

– Так почему ты здесь одна?

Печаль в глазах ребенка на миг превратилась в волчью злость.

– Я жду своего брата.

Что-то было не так, Том это чувствовал, только не мог точно определить, где скрывается отгадка.

– Вот как. И давно ты его ждешь?

– Что ты прицепился? Сколько надо, столько и жду.

Она отвернулась. Звери выстроились в одну линию и по очереди стали бросать камешки на свежую «могилку» носорога. Том встал, похоже, он не очень ладил с детьми, точнее, не представлял, как с ними нужно обращаться, тем более с такими странными, как эта девочка. Может, погорячился насчет своего призвания?

– Как ты думаешь, с неба возвращаются? – спросила Полина и даже не обернулась, продолжала возиться с игрушками.

– С неба?

Интересно, о чем это она говорит?

– Я думаю, он решил проведать маму с папой, а потом и меня заберет.

Том снова сел. Девочка явно не в себе, к тому же совершенно одна.

– Послушай, Полина, может, тебя проводить?

– Ты что, оглох? Ясно же сказано, я жду брата!

Она снесла рукой всю похоронную процессию, и звери, отлетев пару метров в сторону, брякнулись на асфальт. В одно мгновение забавная девчонка обернулась диким ощетинившимся зверьком. Томаш встал, собрал игрушки и подал их девочке.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Он держал руку протянутой, но Полина не спешила забирать своих зверей. Она смотрела на Тома в упор, словно старалась определить, не превратится ли ее игрушечный зоопарк в белый дым, стоит ей только коснуться чужой руки. Затем она все же взяла игрушки и засунула их в карман юбки. Карман оттопырился в сторону большим корявым наростом.

– Горячая, – она кивнула на его покрасневшую ладонь.

Томаш отдернул руку.

– Да, такое со мной бывает.

– А-а-а… Заболел, что ли?

– Да нет, что-то вроде аллергической реакции.

– Это такая болезнь? – не унималась Полина.

– Нет, не совсем, просто иногда люди могут реагировать на некоторые вещи, например, на цветы или на духи, они чихают, у них слезятся глаза. Или на продукты: если у человека аллергия на клубнику, то он может покрыться сыпью, съев всего лишь одну ягодку.

– Понятно, а у тебя на что аллергия?

– Полина! – со стороны аллеи раздался громкий окрик.

Пожилая женщина в очках, явно рассерженная, несмотря на то, что была в узкой юбке и на каблуках, двигалась к скамейке размашистыми мужскими шагами.

– Полина, ты опять за свое! Полина, ну что мне с тобой делать!

– Это за мной, – девочка сникла, словно ее вытаскивали из зрительного зала, не позволив досмотреть конец увлекательного фильма.

– Ты же сказала, что за тобой придет брат! – Томаш насторожился.

– Он, наверное, опаздывает.

Полина встала и посмотрела на Тома. Боже, каким мучительным и тоскливым был ее взгляд. Томаш передернулся: что могло произойти с ребенком, чтобы вместо веселых детских забав он играл в похороны?

* * *

– Привет, – Томаш заглянул в гостиную, послал воздушный поцелуй матери и тут же просочился в свою комнату.

Скинув куртку и бросив как попало рюкзак, он пошел в ванную – душ сейчас просто необходим. Он стоял, направив сильный поток воды прямо в лицо. Но глаза Полины так и не удалось смыть из памяти. Она не давала ему покоя весь оставшийся день. Ее худенькое личико под козырьком, прозрачная кожа, и вся она такая тоненькая, наверное, совсем легкая, если взять ее на руки. И она страдала, что-то непоправимо страшное произошло в ее жизни. Том не был уверен, но эта начатая история затягивала его, захотелось пробраться в самую пучину, докопаться до сути. И помочь. А вдруг он и правда сумеет помочь?

Утро постучалось мучительной тяжестью в голове. Томаш еле-еле открыл глаза. Глянув на часы, он сообразил, что снова проспал консультацию. С трудом оторвавшись от подушки, еще какое-то время сидел, запустив руку в свою шевелюру, голова упорно тянулась к подушке. Стряхнув остатки сна, он встал и побрел умываться. Бьянка ушла на работу. На столе как всегда лежала записка: «Не забудь позавтракать, позвони, обнимаю, я». В кухне пахло вкусным творожным пирогом.

– Мама, – Том улыбнулся, голова при мысли о матери просветлела, по телу разошлось тепло. Сколько сил и любви умещалось в ней! Он открыл блюдо с пирогом и налил чай, затем отрезал приличный кусок, завернул в фольгу и сунул в карман куртки. На ходу допивая чай, Том сбросил в рюкзак тетради со стола, мелочь сунул в маленький боковой отдел, туда же переложил сверток с пирогом.

– Мамочка, целую, родная, завтрак – как всегда, убийственно вкусный!

Стены в кухне многозначительно промолчали. Схватив телефон с полки в прихожей, он захлопнул входную дверь и быстрым шагом направился к остановке. День обещал быть таким же очаровательным, как творожный аромат маминой стряпни. Том шел по тротуару, мысленно улыбаясь и торжествуя, полный решимости и желаний. С каждым наступившим днем жизнь обретала новые краски и новый смысл.

Он просидел на скамейке, где впервые увидел Полину, часа четыре или даже больше. Пирог давно остыл, занятия в университете закончились, его клонило в сон, а девочки все не было. Он не знал, почему вдруг решил, что она снова придет сюда, просто ждал.

– Так и знала, что опять явишься, – Полина стояла напротив, загораживая вечернее солнце, от этого ее хрупкая фигурка светилась в золотистых лучах и стала похожа на осенний листок, такой же хрупкий и прозрачно-желтый.

Том все-таки задремал, потому что голос прозвучал из глубины, словно прятался внутри него самого.

– Полина, привет. Я шел мимо и подумал, вдруг снова тебя встречу, – Томаш достал сверток. – Моя мама печет замечательные пироги, я принес тебе кусочек.

– Мама? – девочка опустилась на скамейку, взяла сверток и развернула пирог. Соблазнительный творожно-ванильный аромат, просидевший взаперти несколько часов, вырвался наружу. Полина ткнулась носом в аппетитный кусочек и закрыла глаза. – Как вкусно пахнет, он с клубникой?

– Нет, клубники там нет, точно, – Том улыбнулся. Вероятно, вчерашний рассказ об аллергии произвел впечатление на девочку.

Она откусила кусочек и стала жевать. Медленно, наслаждаясь каждыми прикосновением, смакуя каждую порцию. Больше она ничего не говорила, пока не съела весь пирог, жадно собирая языком последние крошки с пакета. Том наблюдал, как Полина уплетает мамин пирог, и его гнуло от боли.

– Мне нужно идти, – она все еще облизывала губы, наслаждаясь последними сладкими ощущениями. – А то эта опять прибежит, – Полина смешно изобразила вчерашнюю женщину в очках.

– Твоя родственница?

– Нет, мой этот, как там… телоохренитель!

– Те-ло-хра-нитель, Полина, правильно говорить – телохранитель, – Том засмеялся, она такая забавная.

– Да какая разница! И ничего смешного!

Девочка отвернулась. Томаш потянулся к ней рукой и случайно задел бейсболку, которая тут же слетела с головы девочки. Полина метнулась за кепкой, прикрывая рукой голову. Внушительный темно-фиолетовый рубец тянулся от уха к затылку, безобразно выпячиваясь из редкого ежика коротких волос. Бейсболку подхватило ветром и понесло по тротуару, закручивая в поземке городской пыли.

– Я сейчас, – Том смутился и бросился догонять ветер.

Ему удалось схватить бейсболку уже на проезжей части, он буквально вытащил ее из-под колес автомобиля. И в это мгновение раздался испуганный крик Полины:

– Денис! Денис! Подожди, я с тобой!

Водитель открыл окно и выматерил парня на чем свет стоит. Том лишь поднял руку в качестве извинения. Он обернулся на крик. Девочка что есть мочи неслась к нему.

– Денис!

Она буквально врезалась в Тома, чуть не сбив его с ног, крепко обняла и прижалась всем своим худеньким телом. Полина плакала и кричала:

– Не уходи, Денис, не уходи, я не хочу, чтобы ты уходил!

– Полина, что с тобой? Полина? Слышишь меня? Что случилось?

Девочка завывала, как волчонок, повторяя одно и то же имя – Денис. Том погладил ее по голове и тоже обнял.

– Ну все, все в порядке, я никуда не ухожу, вот твоя кепка, правда пыльная слегка.

Он снова провел рукой по ее голове, в этот раз задел рубец, такой плотный и гладкий на ощупь. Девочка отстранилась. Она надела кепку аккуратно, стараясь не очень давить на шрам. Потом отошла на несколько шагов и посмотрела на Томаша так, словно впервые видела.

– Полина, кто такой Денис? Это твой брат, да?

– Мой брат. Я подумала, то есть мне показалось, что он стоял здесь.

– А где он на самом деле? Где твой брат?

Том чувствовал, как нарастало напряжение, девочка сжималась в тугой клубок. Она маленькими шагами отступала назад.

– Он ушел, ушел давно, и я его потеряла. Мы всегда договаривались, что если потеряемся, то будем встречаться в наших любимых местах.

– И ты ждешь его здесь, в парке, вы договорились встретиться здесь? – Том постепенно начинал понимать всю абсурдность происходящего.

– Да, мы договорились, – слезы на лице девочки высохли, она будто засыпала с открытыми глазами.

– Полина, – Том подошел к ней и опустился на корточки. – Полина, сколько времени ты его ждешь?

– Долго, он и раньше часто опаздывал.

– Послушай, давай сделаем так: сегодня я провожу тебя домой, а твой брат потом сам придет, хорошо?

Полина мотала головой.

– Нет, нет, я не пойду туда, я не хочу, там все такие злые, они смеются надо мной, они не верят, что у меня есть брат, что он меня заберет оттуда! Заберет из этого дурацкого приюта!

Она села прямо на тротуар и уткнулась лицом в треугольные коленки. Маленький, одинокий, наполненный нескончаемой горечью человеческий детеныш. Томаш сел рядом. Честно говоря, он не знал, что с ней делать, но не бросать же на улице! Полина долго молчала. Потом не выдержала:

– Сможешь ко мне приходить? Иногда. Может, пацаны перестанут надо мной смеяться.

Том кивнул.

– Так ты живешь в приюте?

– Это не навсегда, Денис заберет меня.

– Полина, твои родители и твой брат, – Томаш помедлил, – они умерли?

Он прислушался, Полина, похоже, пела про себя какую-то песенку. Том обнял девочку за плечи, она не стала вырываться, только продолжала все время что-то бормотать.

Стало темнеть. Томаш поднялся и взял девочку за руку. Они пошли вместе, и Полина улыбалась прохожим, она давно этого не делала. Около здания детского приюта толпились люди.

– Вон она! – одна женщина указала в сторону Тома и Полины. Несколько человек пошли навстречу.

– Полина! Ты… – женщина, которая приходила за девочкой в парк, тряслась от негодования. – Полина, это черт знает что такое! – смутившись от своих собственных слов, она косо глянула в сторону.

– С ней все в порядке, – Том все еще не выпускал руку Полины.

– А вы, собственно говоря, кто?

– Я просто знакомый.

– Это мой брат! – неожиданно для всех выпалила девочка. – Он будет приходить ко мне и заберет меня из вашего дурацкого приюта! – она спряталась за Тома и выглядывала, словно трусливый мышонок из норки.

– Перестань, слышишь? – Томаш говорил почти шепотом.

– Я не хочу с ними идти, ну пожалуйста, – Полина тоже отвечала вполголоса, не просила – умоляла всем своим жалким существом.

– Послушай, – Том опустился на одно колено, – я обязательно вернусь, обещаю. Но сейчас придется пойти с ними. Тебя не отпустят просто так, я же совершенно посторонний человек, понимаешь, если я тебя сейчас заберу с собой, они вызовут милицию, и меня арестуют за похищение ребенка.

– Не оставляй меня, ты не посторонний, ты – мой брат!

– Полина, я не твой брат.

Томаш старался смотреть в глаза, чтобы достучаться до разума. Но девочка ускользала от его взгляда, она отступила, развернулась и пошла к воротам приюта.

– Полина, я приду завтра!

Но она не обернулась. Люди расходились, только женщина в очках, подошедшая к ним первой, осталась.

– Кто вы?

– Я никто, просто встретились случайно в парке. Она играла в похороны.

Женщина кивнула.

– Она часто кого-нибудь хоронит. То своего медведя, то чужую куклу.

– Вчера не повезло носорогу, – Том смотрел вслед удаляющейся хрупкой фигурке девочки. Он с силой сжимал кулаки, бешеная пульсация ладоней отдавалась ритмичными ударами в висках.

– Ну вот, и до носорога добралась. У нее полгода назад брат умер.

– Денис?

– Да, он был ее опекуном последние несколько лет, а родители разбились на самолете, Полина их и не помнит. А вот Денис умирал у нее на глазах, девочка практически жила в больнице и сильно страдала. Мы возвращались с кладбища, как вдруг она вырвалась и побежала, выскочила на дорогу, там – машина, а я не успела схватить за руку. И водитель не успел затормозить, это было невозможно, нет, – женщина вытерла глаза и поправила очки. – Ее отбросило в кучу кладбищенского мусора – горы битого стекла, железа и всякого другого хлама. Металлический стержень пробил череп и застрял. Ей голову поперек распилили, чтоб вытащить эту железку, шрам здоровенный остался. Можно сделать косметическую операцию, но такое удовольствие не для сирот. Чужие дети никому не нужны. А у нее волосы с правой стороны не растут из-за этого шрама, вот и приходится подстригать как новобранца.

– А сколько ей лет?

– В прошлом месяце исполнилось одиннадцать.

Женщина вздохнула и, не попрощавшись, удалилась. Томаш побрел домой, а в голове все стучало: «Денис! Денис!».