— Знаешь, Гришка, не нравится мне что-то вся эта затея, — едва проснувшись, обратился Евсеев к другу. — Сам подумай, с чего этот Ян вдруг так о нас беспокоится. Ну посидели вместе вечерком, ну выпили… После этого не обязательно человеку помогать. Либо этот Ян что-то мудрит, либо он просто с пьяных глаз наговорил чего ни попадя, а сегодня и не вспомнит о своих обещаниях.

— Х-м, — усмехнулся Отрепьев, — в том, что он выполнит обещанное, я нутром чую. Ясное дело, он не просто так старается, только не все ли тебе равно, почему. Может, у них и впрямь никого калачом в конюхи не заманишь, потому он так рвет и мечет, а может, просто человеку не с кем по выходным кружечку браги выпить. Неважно, что он от нас хочет, главное, что благодаря ему мы свою задумку осуществим.

На этот раз красноречие Григория не пропало даром: как и договаривались, с первыми петухами Ярослав с Гришкой были уже у ворот.

— Да, неплохо живет этот Адам, — с пригорка завистливо разглядывая замок, заметил Отрепьев. — Ярыш еще вчера успел рассмотреть его снаружи, тогда как Гришка, расточая красноречие на Яна и его друзей, ни на что, кроме ворот, внимание не обратил.

— Что верно, то верно, — зевая, согласился с ним Евсеев. — Да ты больно губу-то не раскатывай. Это Ян с резного крыльца каждый день спускается, а нам с тобой только навоз убирать в конюшне придется…

— Странный ты, Ярыш, вроде бы пил меньше всех вчера, а такой мрачный, — заметил Отрепьев. — Погоди, будет и на нашей улице праздник.

— Дай Бог, — скептически заметил Ярослав. — Вот только вряд ли Адаму будет дело до своих конюхов, какими бы радетельными они не были.

— А вот это ты зря. Ежели у господина внимание к коням есть — он и конюхов жалует. В этом деле, Ярослав, помяни мое слово, ты окажешься просто мастером, да и про меня никто не сможет сказать, что я не за свое взялся. Хороших работников всегда ценят, тем более что у Адама, насколько я смотрю, с конюхами просто беда. К тому же видеть князя мы будем нередко — каждый день из его рук поводья брать придется.

Ярослав состроил Гришке непонятную рожу, но ничего не ответил. Спорить с Отрепьевым он не собирался — это Ярославу, когда-то жившему в боярском доме и имевшему целую кучу прислуги, было известно, каково среди слуг место конюха, но откуда это было знать Григорию.

В разговорах и размышлениях о том, как они будут себя чувствовать в конюхах, Евсеев с Отрепьевым встретили рассвет, дождались, когда солнце поднялось достаточно высоко, но ни Яна, ни остальных его друзей по-прежнему не было видно.

— Похоже, эти черти над нами подшутили, — заметил Ярослав, окончательно испортив настроение и без того измаявшемуся Гришке, который терпеть не мог чего-то дожидаться.

У Евсеева с Отрепьевым давно уже было за правило время от времени подшучивать друг над другом, и Ярослав решил, что сейчас как раз самый подходящий для этого момент — на него напало непреодолимое желание поиздеваться над Григорием.

— Пошли, краснобай, ты, похоже, зря вчера распылялся перед любителями посидеть в «Золотой Бочке», — сочувственно обратился Ярослав к Гришке. — Да они, похоже, сами не помнят, чего нам по пьяни наобещали, а мы тут разглагольствуем, хорошо быть конюхом или нет, — рассмеялся Евсеев.

— Чего ржешь? — вспылил Отрепьев — слова Ярослава попали в цель. — Я, во всяком случае, не сидел сложа руки, — со злостью плюнув на дорогу, кипятился Гришка. — Посмотрим, как у тебя что-то получится, а я и пальцем об палец не ударю, чтобы хоть чем-то тебе помочь.

Ярослава искреннее возмущение Гришки рассмешило еще больше — за все то время, которое Евсеев знал Отрепьева, ему ни разу не удалось задеть его за живое, тогда как Григорий делал это постоянно.

— Ну что, Гришка, побывал в моей шкуре? — решив наконец вволю насладиться своей первой «победой», никак не мог угомониться Ярыш.

В то время, когда взлохмаченный Гришка, злой, как черт, готовый кинуться в драку, отчаянно пытался сдержать порыв гнева, из-за ворот неожиданно появился Ян.

— Хорошо, что вы дождались, — с облегчением сказал Ян, иначе бы мне здорово досталось. — Никто не знает, как это случилось, но вчера наш конюх отдал Богу душу. Я, конечно, тут же и рассказал о том, что у меня кое-кто есть на примете. Словом, то, что вы работаете у Адама, вопрос уже решенный.

Пока Ян, выпаливший все это на одном дыхании, пытался отдышаться, весь вид ухмылявшегося Гришки так и говорил: «Что, Ярыш, моя взяла?», а не знавший, радоваться ему или огорчаться, Ярослав, смиренно опустив голову, старался не смотреть на Григория, зная, что Отрепьев сейчас разразится насмешкой. Однако Гришка, несмотря на ожидания Ярослава, так ничего и не сказал — радостная весть быстро смирила все его злорадство.

— Так чего мы стоим, пошлите, — видимо, боясь, что друзья могут передумать, заторопился Ян, и оба друга прошли во владения Вишневецкого.

«А вблизи замок кажется еще красивее», — подумал Ярослав, однако увидеть, каково внутри него, друзьям не удалось. Ян сразу же повел друзей в половину для прислуги, вход в которую находился с противоположной стороны замка и вовсе не отличался такой привлекательностью, как парадное панское крыльцо.

Да и вообще, надо сказать, замок оказался довольно обманчив: у него, словно у монетки, было две стороны. Одна, панская, была начищена и сияла, в то время как другая, скрытая от глаз постороннего наблюдателя, была полной ее противоположностью.

Несмотря на то что жилища Углича и Брагина были мало похожи и несмотря на все существующие между ними отличия, у Ярослава, вошедшего на половину прислуги, были те же самые ощущения, что и давным-давно, в родном городе, у Димки, когда он жил в одной комнатушке с Ульяной. Здесь было так же мрачно и неуютно, серые комнатушки пропахли всякой дрянью, и точно так же сновали туда-сюда по коридорам озабоченные люди с серыми лицами, с опущенными взорами.

— Вот здесь мне и приказано вас разместить, — повернув по узкому коридору и остановившись напротив какой-то каморки, обратился Ян к обоим товарищам. — Пока, правда, придется вам пожить вместе, но мне сдается, что продлится это недолго. «И мне тоже так сдается», — подумал Отрепьев — не успели они еще проникнуть за пределы замка, как Гришка уже строил планы.

Ян отворил дверь, и друзья заглянули внутрь. Комнатенка была маленькой — в ней стояло только две лавки, — но чистой, что очень удивило Ярослава. Наконец-то после долгих мытарств у него, пусть и напополам с Гришкой, будет хоть какой-то угол, и эта мысль несказанно обрадовала Евсеева.

— Сами дорогу сюда найдете? — спросил у друзей Ян.

— Запросто, — ответил ему Ярослав, — интересовавшийся не только господской половиной замка.

— Тогда пора показать вам конюшню, — заторопился Ян, у которого было полно своих дел, и все трое дружно повернули обратно.

Пока оба друга внимательно осматривали свое новое жилище, слух о том, что на службу приняты сразу два новых конюха, уже успел облететь весь замок, потому изо всех дверей длинного коридора на Гришку и Ярыша смотрели десятки любопытных глаз.

Гришка, которого было сложно чем-то смутить, с таким же интересом взирал на слуг Адама, и под его пристальным взглядом двери захлопывались. Однако через мгновение они открывались вновь, и только Ян, не занятый разглядыванием замка и запоминанием дороги, слышал восхищенные слова служанок, брошенные вслед не отличавшемуся такой невозмутимостью Ярославу.

У самого входа встретив какую-то девицу, Ян приказал ей в обед накормить друзей, а им показал, куда нужно будет прийти. Девка, не отвечая Яну, во все глаза смотрела на Ярослава, как будто не замечая ни Яна, ни Гришки, и Ян, уже слышавший перешептывания в коридоре и видевший этот жадный взгляд, догадался, что вскоре по Ярославу будут сохнуть все девки да бабы в округе.

Зайдя на конюшню, все это время не перестававший болтать Гришка по-прежнему шутил, тогда как Ярослав угрюмо молчал. В ужасе созерцал он ту невообразимую груду работ, которую им с Гришкой предстояло переделать — Евсеев даже не предполагал, что у Вишневецкого может быть так много лошадей. Похоже, что прежний конюх действительно пил проклятую. Лошадей он холил, тут грех жаловаться, но в конюшню нельзя было зайти, чтоб не зажать нос пальцами. Да и это не спасало — запах аж глаза резал.

— Януш, иди сюда, — крикнул Ян мальчонке, без дела крутившемуся неподалеку, — расскажешь, что здесь почем.

— А это новые конюхи? — сразу же задал вопрос любопытный Януш.

Ян кивнул головой и вновь обратился к Евсееву с Отрепьевым:

— Ладно, ребята, приступайте к делу, а если что знать нужно будет, спрашивайте у Януша, он здесь все и всех знает.

Не успели оба друга и глазом моргнуть, как Яна и след простыл, только мальчишка по-прежнему оставался рядом.

— Значит так, Януш, меня зовут Григорием, а его — Ярославом, — обратился к мальцу Отрепьев, — а теперь неплохо бы узнать, как их кличут, — спросил он, простирая руку в конюшню.

— Тебя бы Рыжим надо было звать, а не Григорием, и я с рыжими не дружу, — неожиданно выпалил Януш, и, скорчив Гришке рожу, несмотря на приказ Яна, отправился восвояси.

— То-то же, царевич, — рассмеялся Ярослав, когда мальчишка был уже вдалеке, — а ты говорил, что нет человека, с которым ты не смог бы поладить. Голову даю на отсечение, что этот маленький упрямец не будет с тобой водиться.

— Ну мы это еще посмотрим, — нисколько не задетый словами Ярослава, — ответил Гришка, — а вот с тобой он точно не будет водиться.

— Я же не рыжий, — возмутился Ярослав.

— Давай поспорим, — не выдержал Отрепьев.

— Давай, — согласился Евсеев.

— На что? — с огоньками в глазах спросил Гришка.

— Когда ты станешь царем, отдашь мне в распоряжение город.

— Углич? — не замечая подсмеивающегося тона Евсеева, спросил Отрепьев.

— Я еще не решил, может быть и не Углич.

— Добро. Но если ты проспоришь, то я сам из тебя рыжего сделаю.

— Да ну? И как это у тебя получится?

— Знаем способы, — уверенным тоном ответил Гришка. — Только не сейчас — вот будешь правой рукой государя, тогда и посмеемся. Добро? — спросил Отрепьев согласия Ярослава, протягивая ему руку.

— Добро, — крепким пожатием ответил ему Ярослав, и оба друга, каждый уверенный в том, что выиграет непременно он, а никак не его противник, дружно рассмеялись.