Умереть со скуки Ярославу все же не пришлось — судьба щедро одарила его и на этот раз.
Уж так получилось, что в этот вечер, пораньше закончив работу, Ярослав попал к ужину раньше остальных. Чуть позже зашел Гришка, но он что-то был не в духе. И хотя Отрепьев, как всегда, со всеми шутил и балагурил, Ярослав сразу же это заметил. Хуже недовольного Гришки быть ничего не могло, потому, не дожидаясь, пока друг закончит ужинать, Ярослав постарался незаметно уйти из поварни.
В коридоре, куда так быстро выскользнул Ярослав, было темно и тихо: большая часть прислуги не успела еще вернуться из панской половины, а те, кто вернулся, были заняты ужином. Ярослав улыбнулся: на сегодня работа закончена и впереди его ждал целый свободный вечер. Насвистывая, он неспешно направился к выходу…
— Ишь, рассвистелся, тебе что, пан много платит? — послышался из раскрывающейся двери недовольный женский голос, и в тот же миг Ярослав примолк.
Однако вовсе не просьба женщины прервала веселый посвист Евсеева. Наверное, потерять дар речи — это самое меньшее, что Ярослав мог сделать при виде произнесшей эти слова девушки. Его первой мыслью было то, что он свихнулся, второй — что у него что-то случилось с глазами, третьей — что все с ним произошедшее было дурным сном и он опять в Угличе.
Вышедшую из комнатенки девушку от Елены Авдеевой, которая была первой любовью Ярослава и чуть не стала его женой, отличала только скромная одежда служанки да несколько грубоватый голос. Такой же формы нос, брови, ямочка на подбородке, те же огромные голубые глаза под густыми ресницами и слегка вьющиеся белокурые волосы…
— Чего стоишь, как пень, или выходи, или пропусти, — совсем не как милая Елена прикрикнула на Ярослава служанка, и по ее тону он догадался, что эта девица, несмотря на молодость, уже успела многое повидать.
Странное чувство вызвало у Евсеева это просто сказочное сходство: с одной стороны, он был страшно зол на Елену, и малейшее о ней воспоминание будило в Ярославе зверя, но, с другой, словно в отместку за то, что Елена не стала его женой, Ярышу захотелось обладать этой так на нее похожей девицей.
Какое-то мгновенье эти оба чувства боролись в душе Ярослава, но, в конце концов, все-таки победило второе, и Евсеев тут же решил действовать.
— Да ты никак торопишься? — в тон ей ответил Ярыш, по-прежнему заслоняя проход.
— Не так же, как некоторые, ходят тут, свистят, — напирая на Ярослава, возмущалась служанка.
— Допустим, не некоторые, — немного отодвигаясь, спокойно произнес Ярослав. — Конюх я, а зовут меня Ярославом. — И, кинув на бойкую девицу один из своих самых пламенных взглядов, к которому еще ни одна женщина не осталась равнодушной, Евсеев попросил: — Может, перестанешь шуметь, красавица? Куда тебе под вечер торопиться? Да всех слуг уже давно отпустили.
— А ты что, думаешь, мне только во время работы есть куда торопиться? — куда более мягким тоном спросила служанка, и Ярослав понял, что его взгляд попал в цель.
— Может, если подумать, не стоит торопиться?
— Вот если подумать, то как раз стоит…
— А если не думать? — рассмеялся Ярослав. — Может, хоть скажешь, как звать тебя, красавица?
— Барбара, — улыбнулась служанка. — Вот только я на самом деле спешу, — и, протиснувшись между стеной и Ярославом, она проворно выбежала во двор.
Ярослав, очухавшись, попытался догнать Барбару, но не тут-то было! Казалось, она только что прикрыла за собой дверь, но когда Евсеев выбежал наружу, ее уже нигде не было видно. «Как сквозь землю провалилась, — подумал Ярослав. — Ну да ладно, не таких уламывали». Как и когда-то и с Анной, ему чуть ли не до боли захотелось завоевать эту шуструю девицу.
Однако, несмотря на внешнее сходство, норовом новая зазноба и близко не напоминала скромницу Елену. Да что уж говорить о Елене, если своей прытью Барабара Кучиньская переплюнула даже отнюдь не робкую Зелинскую…
— Ну что, опять торопишься? — на следующий день, подкараулив Барбару после ужина, допытывался Ярослав.
На этот раз отговориться спешкой Кучиньская не могла — по ее неторопливой походке и слегка задумчивому лицу было видно, что Барбара никуда не собиралась.
— А тебе-то что? — по привычке осадила она Ярослава, хотя сегодня Барбара совсем не казалась той напористой, ничего не страшившейся девицей.
— Может, на этот раз не будешь от меня убегать как угорелая?
— Еще чего не хватало! Это с каких пор я от кого-то бегать стала!
— Ну раз ты ни от кого не бегаешь, может, и ко мне иногда заходить будешь? — Ярослав лукаво улыбнулся.
— И ни за кем я тоже не бегаю, — опять нахмурилась Барбара. — Надо будет, сам придешь.
— Так уже надо! Куда приходить-то?
— Ну ты и шустрый, — рассмеялась Барбара. — А сюда и приходи, как стемнеет.
Ярослав даже ошалел от такой удачи — вот уж не думал, что Барбара окажется такой сговорчивой!
Как только зашло солнце, словно прыткий мальчишка, Ярослав прибежал на условленное место. Долго переминался он с ноги на ногу, дожидаясь Барбары, о чем только не передумал, а ее все не было. В конце концов, где-то около полуночи терпение Ярослава лопнуло, и, поняв, что Кучиньская над ним просто подшутила, отправился ночевать.
— Ну, как спалось? — наутро издевательски спросила Евсеева Барбара.
Ярослав готов был растерзать Кучиньскую, по вине которой он смог заснуть только незадолго до наступления утра, но сдержался. С самой потрясающей улыбкой, на какую он только был способен, Евсеев ответил:
— Да разве такой чудной ночью кто-то спит? Разве что некоторые гордячки, которые любить не умеют.
Барбара даже порозовела от злости — неужто он и впрямь с кем-то провел эту ночь? Словно не расслышав ответа, Кучиньская молча прошествовала вдоль коридора, и уже за спиной услышала заливистый смех конюха.
Как только дверь за ней захлопнулась, Барбара чуть было не расплакалась. Конечно, она нарочно не стала встречаться с Евсеевым, и, в общем-то, сама виновата, но мысль о том, что Ярослав этой ночью был в чужих объятьях, привела ее в бешенство. Каков нахал! Сперва чуть ли не в ножки падает, а потом прямо в лицо смеется!
Позже, немного успокоившись, Барбара распереживалась уже совсем от другой мысли: а почему, собственно, ее так задело то, что Ярослав с кем-то там милуется? Ну мало ли кругом мужиков, которые вокруг нее увивались, а потом с другими бабами путались? В ужасе Барбара начинала понимать, что этот острый на язык конюх запал ей в душу.
Однако, несмотря на весь свой бравый вид, Евсеев тоже переживал. Радость от маленькой победы быстро прошла, и Ярослав уже сто раз пожалел о своих словах. Вот теперь-то ему точно не видать Барбары как своих ушей! Весь день напролет Ярослав мучительно обдумывал, что же делать…
Вечером Барбара пришла к ужину попозже и, заметив, что Евсеев тоже здесь недавно, нарочно ела как можно медленнее. Один за одним слуги стали расходиться, и даже Гришка, вечно со всеми болтавший и потому обычно заканчивавший последним, не стал дожидаться Ярослава. В поварне остались только Ярослав и Барбара.
Ярыш не выдержал первым и в конце концов, словно ужаленный, сорвался с места. Попробовал бы только Ярослав сейчас присесть на лавку к Барбаре, и наверняка она осыпала бы его целой грудой ядовитых слов, на какие только была способна. Однако он ушел, даже на нее не взглянув, и Барбаре стало ужасно грустно.
Склонив голову, чтобы никто не заметил выступивших слез, Кучиньская поплелась в свою комнатку. Благо, она наконец отвоевала право жить одной, иначе бы «заботливые» соседки тут же начали выспрашивать, что да почему, принялись утешать. «Как же хорошо, что меня никто не увидел», — подумала Барбара — коридор был пуст, а до комнатки оставался один шаг.
Барбара прикрыла дверь и чуть не взвизгнула от неожиданности — у нее в комнате был незваный гость. Однако он успел предупредить ее намерение — просто-напросто зажал ей ладонью рот и не отпускал руку до тех пор, пока испуг Барбары не прошел.
— Не кричи, глухих здесь нет, — отпуская руку, попросил Ярослав.
— Что ты здесь делаешь? — возмутилась Кучиньская. — Твоя комната, кажется, совсем в другой стороне.
— Ты ведь как-то сказала: «Надо будет, придешь сам». Вот я и пришел.
Барбара в изнеможении опустилась на скамью — на этот раз возразить ей было нечего!
— Ну и чего тебе от меня надо? — пытаясь скрыть слезы, спросила Барбара.
— Во-первых, я не хочу, чтобы ты плакала, — садясь рядом со служанкой и бережно отирая слезы, — сказал Евсеев.
Барбара опять не знала, что ему ответить — кто бы мог подумать, что этот задиристый конюх может быть таким нежным.
— А во-вторых, — поднимая Барбару на руки, продолжал Ярослав, — ты самая лучшая девушка на свете.
— А той ночью ты тоже был с самой лучшей девушкой на свете? — все еще пыталась не сдаваться Кучиньская.
— Той ночью самая лучшая девушка просто не пришла… — грустно заметил Ярослав.
Барбаре было так хорошо в крепких объятиях этого зеленоглазого красавца, и его слова прозвучали так убедительно, что Барбара не стала больше возмущаться и сопротивляться, поддавшись просто колдовскому обаянию Ярослава…