Этой же ночью Евсееву приснился странный сон. Нет, он совсем не был кошмаром, но с некоторых пор Ярослав хотел, чтобы ему вообще никогда не снились сны. Когда это произошло впервые, Ярыш уже не помнил, но, случившись однажды, стало какой-то напастью.

Все начиналось с того, что ему всего-навсего снился сон и, может быть, даже неплохой, но по непонятной причине он долго не мог забыться, сам по себе всплывая в памяти в самые неподходящие моменты.

Но это было еще не все: проснувшись наутро после такого сна, Ярослав чувствовал себя настолько уставшим, будто ему и в самом деле пришлось испытать все увиденное. А потом, именно тогда, как только Ярослав забывал о сне, с ним непременно что-нибудь случалось.

Сперва Евсеев этого не замечал, думая, что это простая случайность, однако вскоре он все больше и больше убеждался, что его сны каким-то странным образом влияют на все с ним происходящее. Жаль только, что увидеть эту связь Ярослав мог только после того, как это что-нибудь случалось. И вот опять сон…

Такой бурной реки Ярославу еще ни разу не доводилось встречать, и, несмотря на всю свою храбрость, в жизни ни за какие коврижки он не рискнул бы по ней сплавляться. Однако во сне страха не было — уверенно взял он в руки весла, словно делал это уже тысячу раз, и со странным спокойствием оттолкнулся от берега. В тот же миг бурные воды реки стихли перед Евсеевым, будто перед своим повелителем, и вот он уже плывет по широкой и спокойной реке.

Теплый ветерок треплет его темные волосы, в синих водах отражается ослепительное полуденное солнце, мерно покачивается маленькая лодка. Вон там, прямо за бортом, плещется стая рыбешек: только протяни руку, и их можно будет достать.

Ярослав наклоняется к воде — вот они, совсем рядом, так что можно видеть каждый хвостик, каждую чешуйку, и не пугаются его пристального взгляда, не уплывают прочь. А сколько их! «Кажется, их число увеличивается, — думает Ярослав. — Верно. Уж этой громадной рыбищи точно здесь не было. И чего это она на меня так смотрит? Наверное, хочет сожрать. Или боится, что я ее сожру. А почему бы и нет?»

Ярослав резким движением опускает руку в воду, пытаясь поймать рыбину, и его пальцы сами собой плотно сжимаются в кольцо вокруг скользкого рыбьего тела. Но в тот же миг маленькая лодочка переворачивается, накрывает Ярослава, и вместе со своей добычей он идет ко дну.

Вот уже в прозрачных водах видно песчаное дно, Ярослав пытается от него оттолкнуться, но рыбина тянет вниз, не давая выбраться наверх. Евсеев, скрепя сердце, отпускает рыбу, но теперь вода, становясь словно живой, давит ко дну, и уже нечем дышать. Нечаянно взгляд Ярослава падает на свою руку: на ней алым пламенем горит заветный перстенек.

И тотчас вода отпускает Ярослава; словно сам превратившись в рыбину, он с легкостью поднимается наверх, и в грудь врываются живительные струи, спасая, от, казалось бы, неминуемой смерти…

— Черт побери, — заругался Ярослав, едва открыв глаза, — опять!

Однако на душе не было тягостного осадка, и, поразмышляв, Ярослав решил, что сон все-таки хороший — ведь он в конце концов спасся. А раз так, нечего и переживать…

— Ярослав, ты не поможешь мне? — впервые за время пребывания Евсеева в замке Вишневецкого обратился к нему с просьбой Януш.

— Конечно. А в чем дело? — удивился Ярослав — Януш имел не свойственную для своего возраста и положения гордость, и никогда ни о чем никого не просил, потому слова нового конюха очень его удивили.

— Знаешь… Ну… Э-э-э… — мялся Януш, не зная, как бы лучше попросить Ярослава.

— Говори прямо, что нужно? — прервал Евсеев мучения парнишки.

— Конечно, теперь это моя работа, вот только никто в замке, кроме тебя, не сможет это сделать… — Издалека начал Януш. — Не зря я его Бешеным прозвал — он никому в руки не дается, а ведь жеребца пора объезжать.

— А-а-а, — сообразил Ярослав, что Януш ведет речь о его любимце, — Бешеный, говоришь? Верно. Упустим время, потом ничего не сделаешь. Ладно, попробую, — хлопая парня по плечу, обнадежил его Евсеев, — хотя, если говорить правду, я и сам этого коня побаиваюсь. Да, Януш, а у тебя помощник есть или ты один?

— Взяли тут какого-то, — обиженно заметил Януш, — и где только такого безрукого нашли!

— А ты бы один справился? — вспоминая свою службу, когда Гришка якобы болел, поинтересовался Ярослав.

— Вряд ли, — честно признался Януш. — Но зачем же кого попало брать?

— Ладно, конюх, готовь Бешеного, а я пока переоденусь.

Конь и впрямь оправдывал свое имя — Евсееву стоило немалого труда даже оседлать Бешеного.

— Красив строптивый, правда, Ярослав? — восхищенно спросил Януш.

— Красив-то красив, да вот только как обуздать этого красавца? — не столько Янушу, сколько самому себе сказал Ярослав.

— Мне кажется, — поддержал Ярослава Януш, — у тебя получится — Бешеный к тебе иначе относится.

В словах Януша была доля правды — за то время, пока Евсеев с парнишкой пробирались за город, Бешеный то ли узнал своего прежнего хозяина, то ли просто присмирел, так что у Евсеева появилась надежда на то, что из всей этой затеи выйдет хоть какой-то толк.

Странно, но запрыгнуть на Бешеного Ярославу удалось легко: конь вел себя совершенно спокойно, и, казалось, даже не замечал навалившейся на него обузы.

— Ух ты! — не в силах скрыть своего восхищения, воскликнул Януш. — И как у тебя получилось! Сколько раз я пытался на него запрыгнуть, так он меня даже близко не подпускал.

Евсеев легонько стеганул коня, и в тот же миг, словно вихрь, Бешеный сорвался с места. «Зверь!» — блеснула у Ярослава одна единственная мысль, и больше он уже ни о чем не думал.

Бешеный понес настолько быстро, что даже у видавшего виды Ярослава перехватило дух. Пытаться управлять конем было бесполезно — вцепившись одновременно и в поводья, и в гриву коня, Евсеев пытался совершить только одно — не слететь с коня во время этой бешеной скачки.

По опыту Ярослав знал, что пытаться обуздать коня сразу не стоит: не долго думая, он просто-напросто сбросит всадника. Нужно поначалу дать коню волю, и тогда, не обращая внимания на седока, он мчит во весь опор до тех пор, пока не иссякнут силы. Только тогда можно попробовать подчинить себе коня.

То, что с Бешеный долго не выбьется из сил, Ярослав знал с самого начала, и то, что конь вскоре стал замедлять шаг, его очень удивило. Неужто так быстро с него слетела вся прыть? Не может быть. Однако именно так и произошло — Бешеный бежал все медленнее и медленнее, и вскоре перешел на шаг.

Ярыш отдышался и решил рискнуть — будь что будет, может быть, конь и в самом деле так быстро выдохся. Евсеев натянул поводья, и тут же понял, что скорее он сам себя уморит, чем выбьется из сил Бешеный. Оказалось, что за время предыдущей скачки этот странный конь несся далеко не во весь опор — у Ярослава аж в ушах засвистело от такого бега.

Внезапно огромной силы толчок вырвал поводья из рук Ярослава, все вокруг закрутилось, завертелось в каком-то невообразимом вихре, и вслед за страшным ударом Ярослав провалился во тьму…

— Ярыш, а Ярыш, ну какой черт тебя дернул залезть на этого коня? У тебя что, заднее место зуделось? По старой службе соскучился? — возмущался Гришка. — Вот уж точно про тебя сказано, что дурная голова ногам покоя не дает!

— Подумаешь, с коня упал, — защищался Ярослав — если не считать сломанной руки, которая жутко болела, да многочисленных синяков, чувствовал он себя вполне сносно. — Можно подумать, что с тобой такого не случалось.

— Вот как раз со мной такого не случалось, — пуще прежнего кипятился Григорий. — С коня он упал! Да ты, мил человек, не просто с коня упал, ты с него на полном скаку упал, а потом еще вверх тормашками сажень пять летел. Да нормальный человек после такого сразу бы Богу душу отдал, а у него только рука сломана! Ты бы лучше Бога благодарил, чем со мной спорить.

— Да ты-то чего так распереживался? Не ты же в конце концов с коня упал, а я.

— И он еще спрашивает, чего я распереживался! А ты хоть помнишь, какой день сегодня?

— Конечно. Воскресный.

— А давай поспорим, что нет, — язвительно заметил Гришка.

— Давай, — мигом согласился Ярослав, но в самый последний момент одернул уже протянутую другу руку. — Ты хочешь сказать, что я не сегодня с коня упал? — удивленно спросил Евсеев.

— То-то же, — наконец успокоился Григорий. — Ты, между прочим, целый день в беспамятстве пролежал, а теперь еще и спрашиваешь, чего я переживаю.

Это для Ярослава было действительно новостью — ему ведь казалось, что с того момента, как он полетел с Бешеного, не прошло и часа.

— Полно, Гришка. Думаешь, я за тебя не переживал, когда ты с глоточной валялся? Так я хоть не прикидывался, — оправдывался Ярослав.

— Уж лучше бы и ты прикидывался, — мрачно заметил Отрепьев. — Как ты теперь на Волынь поедешь? А ведь уже пора.

Ярослав примолк — его сломанная рука действительно мешала поездке.

— Ну что ж, Гришка, поезжай один, — закончил раздумье Ярослав.

— Ох, Ярыш, не вовремя ты упал, ей-богу, — тяжко вздохнул Отрепьев. — Мало ли как дело обернется, как же мы с тобой свидимся?

— Нашел из-за чего переживать! Если дело против нас обернется, какая разница, что мы не свидимся, — разъяснял Ярослав. — Что тебя в петлю, что меня в петлю, вот на том свете и свидимся. А если тебе повезет, то мы обязательно встретимся. Без войска ведь ты не сможешь выступить, и пока оно будет собираться, пройдет не один день, так что я с легкостью тебя найду. Да и Адам, думаю, будет настаивать, чтобы ты заехал в замок.

— Что ж, будем верить, что ты окажешься прав. Ничего другого нам не остается…