Готовим лодки в поход

В Туапсе размагничивание корпусов подводных лодок и надводных кораблей производили на вновь организованном полигоне. Налеты авиации участились, но к ним уже привыкли. И когда внезапно появлялись «юнкерсы», никто не оставлял работу. Да и невозможно было с нашего полигона при объявлении воздушной тревоги до начала бомбежки уйти в укрытие.

— Защитникам Севастополя, — говорили матросы, — в сотни раз труднее, чем нам. И не покидают своих постов, стоят насмерть!

Обстановка на Черноморском театре военных действий по-прежнему оставалась тяжелой. После упорных боев 16 ноября 1941 года нашими войсками была оставлена Керчь. В Крыму только Севастополь неприступной крепостью стоял на пути врага.

В такие напряженные для флота дни возросло число боевых соприкосновений подводных лодок с кораблями противника. Подводники-черноморцы, выполняя поставленную перед ними задачу — нарушить вражеские коммуникации, в конце 1941 года активно действовали в районах Босфора, Бургаса, Констанцы, а также на линии Сулина — Одесса.

Использовались подводные лодки и для выполнения других задач: ставили минные заграждения, обстреливали береговые объекты, производили разведку и т. д.

Только несколько подводных лодок в составе оперативной группы находилось в осажденном Севастополе.

Остальные наши лодки базировались теперь в основном на порты Кавказа, вначале мало приспособленные для серьезного ремонта кораблей. Мы располагали только отдельными цехами, эвакуированными из Севастополя, да и те размещались на первых порах в плохо подготовленных для ремонтных работ помещениях, а то и просто под открытым небом на причалах. Здесь порой отсутствовало самое необходимое оборудование, не все было ладно с материально-техническим обеспечением. А надо учитывать и то, что в дни войны работы нашим ремонтным базам было много. Бомбежки врага ведь не всегда заканчивались безрезультатно.

Помню, в двадцатых числах марта 1942 года с соседнего корабля был подан сигнал: «Воздух!»

Не успели мы определить, откуда летят самолеты, как на нас посыпались бомбы. Конечно, не наше суденышко являлось целью для вражеских летчиков. Мы стояли у причала лагом к минному заградителю «Островский». Его и атаковали «юнкерсы».

Одна из бомб попала в минзаг. «Островский» стал крениться на борт. Изрядно тряхнуло и наш бот.

На следующий день гитлеровцы снова бомбили Туапсе. Во время налета комендоры плавбазы «Нева» и лодок, стоявших у Широкого мола, открыли по фашистским самолетам огонь изо всех орудий; стреляла и береговая зенитная артиллерия. Два «Ю-88» были сбиты. И все же одна бомба попала в плавбазу. Плавбаза — это родной дом для подводников. Она снабжает их всем необходимым. Здесь экипажи после очередного боевого похода, когда многие сутки приходится находиться в тесных отсеках подводных кораблей, могут отдохнуть.

И вот наша «Нева» объята пламенем. Вместе с экипажем станции я бросился помогать друзьям-подводникам. Поспешили на помощь и матросы стоящих рядом лодок «Д-5» и «Щ-208».

Командир «Невы» капитан 2 ранга Г. Г. Дядченко вместе с инженером-механиком умело руководили действиями личного состава по борьбе за живучесть плавбазы. И все же корабль наполнялся водой. К счастью, благодаря принятым инженер-капитаном 3 ранга 3. Я. Лейном энергичным мерам «Нева» погружалась на ровном киле, а глубина была небольшая.

Плавбаза не затонула, ее удалось спасти. Правда, предстояла немалая работа по восстановлению электрических машин, побывавших в морской воде. На обсуждение вопроса о том, как это быстрее сделать, пригласили и меня.

Мы уже имели разработанные харьковскими и ленинградскими инженерами рекомендации на этот счет. Но рекомендаций было недостаточно. Потребовалось вложить много труда, умения и знаний нашим замечательным специалистам во главе с инженером-электриком плавбазы Василием Павловичем Филипповым.

Экипаж «Невы» в основном собственными силами ввел в строй около тридцати электрических машин, среди них — четыре генератора большой мощности.

За образцовую работу многие были награждены орденами и медалями.

— Можете зарядить аккумуляторную батарею своей станции размагничивания, — предложил вскоре Филиппов.

— Очень кстати, — обрадовались мы, — а то сидим на голодном пайке, давно пора заряжать батарею…

18 апреля плавбаза «Нева» вышла из Туапсе в Батуми своим ходом. Ожесточенные бомбардировки врага не мешали нам совершенствовать свой метод обработки лодок. К этому времени было создано еще несколько станций размагничивания, а некоторые корабли имели постоянное размагничивающее устройство.

Вскоре мне было приказано сдать СБР и возвратиться в технический отдел флота. С разрешения инженер-капитана 1 ранга И. Я. Стеценко здесь же, в Туапсе, и приступил к исполнению обязанностей по своей основной специальности инженера-электрика подводных лодок.

Базируясь на порты Кавказа, мы не теряли надежду, что вскоре вернемся в Севастополь. Захваченный нашими войсками плацдарм у Керчи поддерживал в нас эту уверенность. Но, увы! В то время нашим надеждам не суждено было осуществиться. В середине мая 1942 года Керчь и Камыш-Бурун были нашими войсками оставлены. С падением этого плацдарма ухудшилось и положение Севастополя. По всему чувствовалось, что гитлеровцы готовятся к очередному — третьему штурму города-героя.

Несмотря на тяжелую обстановку, в Севастополе продолжали базироваться некоторые наши лодки. Оставалась там и оперативная группа тыла флота по аварийно-боевому ремонту кораблей и береговой артиллерии, в которую входили специалисты от нашего техотдела! Эта группа была укомплектована в основном из добровольцев.

Начальником группы специалистов от технического отдела был инженер-капитан 3 ранга Э. Ф. Мутуль, комиссаром назначили инженер-капитана 2 ранга И. Д. Кокорева, который был у нас начальником энергоотделения. По корабельной части работы возглавил начальник отделения техотдела по ремонту лодок военинженер 3 ранга А. Г. Баклагин.

Нелегкая задача выпала на долю этой группы. В условиях осажденного города, под непрерывными артобстрелами и бомбежками она производила аварийный ремонт на базировавшихся в Севастополе или прибывающих сюда кораблях, а также на батареях.

Нельзя не отметить самоотверженный труд инженер-капитана 3 ранга В. К. Шашукова человека предприимчивого и смелого. Вячеслав Константинович был назначен дивизионным инженером-механиком в Севастополь и находился там до конца обороны города. Вот уж кто поистине любил самые сложные задания и всегда с честью выполнял их. Самообладанию Шашукова во время работы под бомбежками можно было позавидовать.

Особенно напряженными для подводников были июньские дни 1942 года. Все чаще и чаще стали уходить лодки в осажденный Севастополь. За счет уменьшения запасов топлива, масла, воды, продовольствия и даже торпед они везли снаряды, мины, авиабомбы, патроны, муку, крупу, консервы, концентраты, медикаменты, авиационный бензин. Вывозить из Севастополя им приходилось больных, раненых и эвакуированных.

Начиная с 14 июня, по указанию Военного Совета Черноморского флота, почти все подводные лодки были заняты перевозкой грузов в Севастополь и эвакуацией раненых. В эти тяжелые для города дни в таких перевозках участвовало 24 лодки. Чтобы сократить время, переходы и днем совершали в надводном положении.

Лето — тяжелый период для плавания подводных лодок: давала себя знать жара.

— Как быть с зарядкой аккумуляторных батарей при такой жаре? — обращались к нам за советом инженеры-механики и электрики лодок. — Да и времени для зарядки не хватает: ночь коротка.

Вопрос этот был для нас тогда самым сложным. Полностью разрешить его не удавалось. Флагманские электрики И. И. Бежанов и Ф. М. Одяков вспоминали, как они в свое время поступали в таких случаях, давали рекомендации.

Флагманский электрик бригады подводных лодок инженер-капитан 3 ранга И. И. Бежанов.

— Не забыли, как наполняли баки аккумуляторов вместо дистиллированной воды льдом? — спрашивал Бежанов.

— Но для снижения температуры электролита, — возражал я, — это средство, как мне помнится, особого эффекта не давало.

— Тогда давайте будем рекомендовать более надежное средство, — предлагал Бежанов. — Аккумуляторы уже перед выходом из базы должны иметь максимально низкую температуру электролита. На переходе же следует поддерживать ее в пределах нормы.

С этим можно было согласиться. Сообща пришли к выводу, что немаловажное значение имеет разумная экономия электроэнергии, что позволит сократить количество зарядок. А для некоторых больших лодок рациональна зарядка аккумуляторов по полубатареям: в то время как одна из них «отдыхает», вторая заряжается.

— И надо стремиться к облегченным режимам зарядки, — добавил я.

— При этом не следует забывать, — напомнил Одяков, — что хорошее вентилирование и «просос» аккумуляторных ям дизелями при зарядке тоже дает некоторый эффект…

Наши рекомендации в известной мере помогли экипажам лодок бороться с высокой температурой электролита. Практика работы инженеров-механиков подтвердила правильность этих рекомендаций. Но решить этот вопрос нам удалось лишь после того, как за дело взялись ученые.

…Днем и ночью готовили мы подводные лодки к походам в Севастополь. В середине июня 1942 года, когда я был в Новороссийске, встретился мне инженер-механик с «малютки» М. В. Дьяконов. Зная, что лодка «М-32», на которой он плавал, направляется в Севастополь, попросил его «подбросить» меня туда. Мне было приказано прибыть в осажденный город. Мы почти договорились с ним, но, как часто это бывало, точного времени выхода члены экипажа не знали, и в Севастополь я так тогда и не попал.

Встретились мы с Михаилом Васильевичем Дьяконовым вскоре после его возвращения из Севастополя. Был он сильно обожжен, плохо себя чувствовал.

— Здесь бомбят, но не часто, а там налеты вражеской авиации следуют один за другим непрерывно, — только и успел он сказать. Ожоги давали о себе знать, и ему пришлось лечиться в госпитале. О подробностях перехода в Севастополь и обратно М. В. Дьяконов рассказал мне позже, когда позволило состояние его здоровья.

 

«Держись, Пустовойтенко! Держись!»

А дело было так.

…Подводная лодка «М-32» под командованием капитан-лейтенанта Николая Александровича Колтыпина, взяв на борт для Севастополя 8 тонн различных боеприпасов, грузов и 6 тонн авиационного бензина, 21 июня вышла в рейс. Переход прошел благополучно, если не считать, что «малютка» подверглась атаке самолетов противника.

Около десяти часов вечера следующего дня лодка «М-32» прорвалась в Стрелецкую бухту и встала под разгрузку.

В полночь приступили к откачке горючего. Пока разгружали бензин, на борт приняли 8 эвакуированных, в числе которых — две женщины. Хотелось бы рассказать об одном из пассажиров.

…Севастополь тех дней восхищал весь мир. Осажденный, истерзанный, но гордый и непоколебимый в своей решимости биться до конца, он был, как алмаз, прекрасен и крепок: сверкал всеми гранями подвига — мужеством, стойкостью, отвагой и героизмом; поражал твердостью духа, несгибаемой волей защитников. Не хватало боеприпасов и горючего, продовольствия и медикаментов, но воины флота и Приморской армии вместе с горожанами стояли насмерть.

Обстрел из орудий, бомбежка с воздуха, казалось, не прекращались ни на минуту. Вот вражеский снаряд попал в один из цехов Мехстройзавода, что на берегу Артиллерийской бухты. Вспыхнул пожар. Находившийся в это время на заводе главный инженер строительного отдела Черноморского флота Иван Алексеевич Лебедь вместе с рабочими бросился тушить огонь. Свистели осколки, но люди на это не обращали внимания, мужественно отстаивая сооружения от всепожирающего пламени.

Обстрел продолжался. Но борьба с пожаром не прекращалась. Уже в то время, когда инженер-майор Лебедь увидел, что огонь начинает ослабевать, острая боль свалила его на землю: семь осколков разорвавшегося снаряда впилось в тело Ивана Алексеевича…

Это было в ночь с 21 на 22 нюня 1942 года. Ранение оказалось серьезным, и командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский приказал отправить инженер-майора И. А. Лебедя на Большую землю в сочинский госпиталь. Сопровождающий Ивана Алексеевича доставил его в Стрелецкую бухту к только что прибывшей в Севастополь «малютке». Так он стал пассажиром лодки «М-32».

В народе говорят: «Попал из огня да в полымя». Что-то подобное произошло и с Иваном Алексеевичем Лебедем в день, когда он прибыл на подводную лодку «М-32».

…Откачку бензина закончили. Отошли на середину бухты и начали дифферентовку лодки. В это время произошел взрыв в центральном посту.

— Продуть среднюю! — приказал командир.

Инженер-капитан-лейтенант Дьяконов и трюмные, объятые пламенем, в горящей одежде кинулись выполнять приказание, одновременно борясь с пожаром. Дьяконову, помощнику командира Павлу Иванову, трюмным Константину Хиневичу, Михаилу Лосеву и боцману Николаю Мирошниченко удалось потушить огонь.

После всплытия лодки осмотрелись в отсеках.

— Причину взрыва определить было легко, — вспоминает Михаил Васильевич. — В балластных цистернах перевозили бензин, что для лодок было делом новым. После откачки горючего цистерны промыли водой, но, видимо, недостаточно тщательно, так как спешили до рассвета покинуть бухту. 22 июня — самая короткая ночь. И времени у нас для завершения всех операций по подготовке лодки к обратному рейсу просто не хватило.

При погружении «малютки» во время дифферентовки пары бензина из цистерны проникли внутрь лодки.

Труднее указать на источник воспламенения паров бензина. Таким источником могли быть электродвигатель у радиста или электропривод дифферентовочной помпы. Предварительного вентилирования отсеков сделать не успели, хотя такая мысль у меня была…

Капитан-лейтенант Колтыпин, как только ликвидировали последствия пожара, отправился на берег за разрешением на выход в обратный рейс. Возвратился он в 3.55. Ему было приказано выбрать место, день пролежать на грунте и только с наступлением темноты следовать в Новороссийск.

В помощь пострадавшему при пожаре Дьяконову прислали с другой лодки инженера-механика Льва Степановича Медведева.

Инженер-механик подводной лодки «М-32» инженер-капитан-лейтенант М. В. Дьяконов.

Старшина группы мотористов подводной лодки «М-32» главный старшина Н. К. Пустовойтенко.

Члены экипажа и сами видели, что выйти этим утром благополучно не удастся. Наступал рассвет, а с ним начинались яростные атаки немецкой авиации, непрерывно штурмовавшей Севастополь вплоть до полной темноты.

Экипажу «М-32» предстояло перенести в течение многих часов суровые испытания. Жизнь каждого висела на тончайшей нити. Конец этой нити находился в руках одного человека, который выстоял, несмотря на неимоверные трудности, выпавшие на его долю. Имя этого человека — Николай Куприянович Пустовойтенко.

…В шесть часов утра «малютка» легла на грунт. Вредное действие оставшихся паров бензина еще более усилилось. Они действовали одурманивающе: кто плакал, кто смеялся, а некоторые пели. Особенно тяжело переносили отравление женщины. Непривыкшие вообще к подводной обстановке, не знающие, что такое нехватка кислорода, они сильно страдали и считали, что лучше умереть, чем так вот мучиться.

Говорят, что чудес на свете не бывает. Но чем тогда объяснить, что люди, впавшие в беспамятство, не отдраили люк, скажем, в шестом отсеке (а такая попытка была) и не утопили себя в лодке? Чем объяснить, что, хотя из всего экипажа к полудню способность соображать сохранили только трое: капитан-лейтенант Н. А. Колтыпин, старшина группы мотористов Н. К. Пустовойтенко и парторг старшина 1 статьи С. К. Сидоров, а позднее на боевом посту оставался лишь Пустовойтенко, «М-32» выдержала испытание? Чем объяснить, что Николай Куприянович почти в бессознательном состоянии постоянно помнил отданный слабым голосом приказ командира: «Держись, Пустовойтенко! Держись!..»

Все это можно объяснить лишь чудесами. Чудесами храбрости и стойкости, выдержки и верности долгу воина-патриота главного старшины Пустовойтенко.

В 6.00 лодка легла на грунт. Пятнадцать долгих часов продержался Пустовойтенко и ровно в 21.00, как ему было приказано, стал будить Колтыпина, Дьяконова и командира отделения трюмных Хиневича. Но ни один из них не проснулся. Пустовойтенко удалось поднять лишь штурманского электрика Захарова.

Мало кому известно, что в этот день высокую выдержку проявил и Иван Алексеевич Лебедь. Как и все находившиеся в лодке, под воздействием паров бензина он впал в беспамятство. Очнулся он только поздно вечером. Его внимание привлек разговор Пустовойтенко с Захаровым.

— Понимаешь, ни командира, ни инженера-механика в чувство привести не мог, — говорил Пустовойтенко, — а пора всплывать.

— Что же делать? — отозвался Захаров. — Сможем мы обеспечить всплытие лодки вдвоем?

— Всплыть-то нетрудно, справлюсь и один. Но не в этом дело…

Пустовойтенко был уверен, что всплыть ему удастся. А дальше что? Как уйти из бухты, если все члены экипажа в обморочном состоянии? Ночью, без командира, без рулевых, вдвоем не справиться с такой трудной задачей.

«Как же поднять людей? — лихорадочно думал Пустовойтенко. — А как удается поднять людей в атаку? Встает один смельчак — не обязательно командир — и личным примером, горячим призывом «За мной!» увлекает массы людей. Воинский долг, чувство коллективизма позволяет преодолеть страх, заставляет покинуть окопы и вместе с другими броситься вперед».

«Надо и нам, — решает он, — сделать так, чтобы члены экипажа почувствовали необходимость занять свои боевые посты».

И тут Пустовойтенко увидел, что один из пассажиров лежит с открытыми глазами.

— Товарищ инженер-майор, как чувствуете себя? — обрадованный Пустовойтенко склонился над Лебедем.

— Довольно сносно…

— А не поможете ли нам?

— Какой из меня помощник — пошевелиться не могу, а не то чтобы встать, — медленно, останавливаясь на каждом слове, проговорил Иван Алексеевич.

Состояние было такое, будто он только что пробежал стометровку и никак не может отдышаться.

— Вставать и не надо!..

Пустовойтенко попросил, чтобы Лебедь и Захаров громко дублировали команды, которые он будет подавать, докладывали о выполнении различных приказаний. Важно, чтобы эти команды как-то дошли до сознания тех, кто был в обмороке.

Разъяснив товарищам, что от них требуется, Пустовойтенко занял место в центральном посту. Затем громко скомандовал:

— По местам стоять!..

Лебедь, лежавший в четвертом отсеке, и Захаров, прошедший во второй отсек, во весь голос продублировали:

— По местам стоять!..

— К всплытию! — кричит Пустовойтенко.

— К всплытию! — разносится по всем отсекам…

Расчет Пустовойтенко оказался верным. Люди, находившиеся в глубоком забытье, пробуждались. Раньше их невозможно было растормошить, поднять на ноги. А вот теперь с помощью повелительных слов команды их сознание начало проясняться. У многих в голове мелькнула мысль: «Лодка живет, все на своих местах, только я лежу и не помогаю товарищам». Воинский долг, чувство ответственности перед сослуживцами заставляли найти силы, чтобы занять свой боевой пост.

А тем временем по отсекам продолжали громко звучать команды:

— Приготовить дизель на продувание главного балласта!..

К моменту всплытия Пустовойтенко, Захаров и Лебедь совершенно выбились из сил. Но своего достигли. Многие из членов экипажа постепенно просыпались, приходили в себя. Некоторые даже поднялись на ноги, но действия их были еще бессознательны. Только свежий воздух мог окончательно привести команду в чувство.

Пустовойтенко открыл рубочный люк. Это удалось сделать ему с большим трудом. Но одно неосторожное движение — и главный старшина упал, лишившись сознания.

Когда листаешь журнал боевых действий лодки «М-32», бросается в глаза пропуск в записях 23 июня 1942 года. Днем они на многие часы прекращаются и возобновляются лишь в 23.45: «Отдраен рубочный люк. Лодка на камнях…».

Значит в 23.45 люди на лодке пришли в сознание? Да, это так. Пустовойтенко вновь очнулся. У него хватило сил, чтобы громко отдавать команды, которые по-прежнему дублировали Захаров и Лебедь, и помочь командиру выйти на мостик…

Позднее мне удалось познакомиться с характеристикой, данной И. А. Лебедю командиром лодки «М-32» Н. А. Колтыпиным:

«Лодка продолжала находиться в подводном положении в течение 16 часов. Не имея доступа свежего воздуха, личный состав и эвакуированные потеряли сознание, за исключением троих, в числе которых был и тов. Лебедь.

Когда настало время уходить из Севастополя, старшина мотористов Пустовойтенко призвал на помощь тов. Лебедя в работе по обеспечению всплытия и съемки лодки с камней. Тов. Лебедь, будучи тяжело раненным, напрягая последние силы, оказывал существенную помощь.

За проявленное мужество в спасении лодки «М-32» тов. Лебедь И. А. достоин правительственной награды».

Инженер строительного отдела флота инженер-майор И. А. Лебедь.

Тем временем жизнь на лодке постепенно пробуждалась. В журнале боевых действий появилась новая запись: «Начали сниматься с камней…».

Да, лодка течением была отнесена на камни. Но вот в центральном отсеке прозвучал окрепший голос командира:

— Малый назад!

Вместо этого «малютка» пошла… вперед и еще прочнее застряла на камнях в районе Херсонесского маяка.

Оказалось, что вредное влияние паров бензина все еще не прошло. Электрик, старший краснофлотец Дмитрий Кижаев, также поднятый на ноги Пустовойтенко, вместо того чтобы дать ход назад, направил корабль вперед.

Ошибка, допущенная Кижаевым, привела к поломке вертикального руля. Он мог теперь перекладываться только влево. Лодка под электродвигателем рвалась назад, но все попытки сняться с камней успеха не имели. А тут еще одна неприятность: выяснилось, что аккумуляторная батарея значительно разрядилась.

И все же «малютка» вырвалась из плена, когда после всплытия в крейсерское положение Пустовойтенко пустил дизель. Так в третий раз за поход экипаж «М-32» вышел победителем в этой неравной схватке.

Утром 25 июня лодка благополучно вернулась в базу.

Подвиг Николая Куприяновича Пустовойтенко Родина отметила высшей правительственной наградой — орденом Ленина. Он много воевал и многое видел, этот человек железной выдержки.

Люди, не раз смотревшие смерти в глаза, обычно очень скромны, их трудно заставить подробно рассказать о совершенных подвигах. Николай Куприянович принадлежит к числу именно таких людей. Пустовойтенко искренне считает, что ничего героического в его биографии нет, что он просто выполнял свой воинский долг. Когда мы с товарищами как-то спросили его, за что он получил орден Красного Знамени (а Пустовойтенко награжден пятью орденами), главный старшина ответил коротко:

— Ходили на своей «малютке» к вражеским берегам разведывать фарватер. Нас обнаружили, бомбили. Вышли из строя механизмы. Их надо было во что бы то ни стало отремонтировать, что экипаж и сделал…

В своем донесении командованию после возвращения корабля в базу капитан-лейтенант Колтыпин отмечал, что действия личного состава были исключительно смелыми и настойчивыми. Особенно отличились, указывал командир, старший лейтенант Павел Иванович Иванов, главный старшина Николай Куприянович Пустовойтенко, старшие краснофлотцы Иван Александрович Жиляев и Дмитрий Степанович Кижаев, которые достойны правительственных наград…

 

Последние дни обороны Севастополя

В одно и то же время с лодкой «М-32» доставила в Севастополь груз и лодка «Щ-203». Командовал ею мой однокашник по «дзержинке» инженер-капитан 3 ранга Владимир Иннокентьевич Немчинов.

Родился и вырос он на Камчатке. Порой мы завидовали ему: человек видел океан, его закалили дальневосточные ветры. Еще первокурсником в училище он отличался не только хорошим физическим развитием — косая сажень в плечах, но и тем, что казался нам уже сложившимся моряком. Эти качества с особой силой проявились во время службы на флоте.

Мы встретились с ним после похода в осажденный город. Немчинов был горд за оказанное ему командованием доверие: в тяжелые дни обороны Севастополя доставить туда столь необходимые его защитникам грузы.

В походе Немчинов был с 21 по 27 июня. Доставил в Севастополь 33 тонны груза. Это 4900 мин, ящики с патронами, продовольствием, автобензин. На борту лодки «Щ-203» в осажденный город прибыли семь медиков.

Обратным рейсом Немчинов вывез 55 эвакуированных и почту.

Поход прошел без всяких происшествий, как немногословно сообщил Немчинов командованию. Правда, «щуку» бомбили самолеты и атаковали катера… Но и во время нашей с ним встречи на эту тему он особенно не распространялся. Больше жаловался на то, что греется гребной двигатель, и просил меня осмотреть его.

Долго в этот вечер я был под впечатлением разговора с Немчиновым. Нелегко подводникам доставлять грузы в Севастополь. Очень нелегко. Преследуя наши лодки, противник боезапаса не жалел. К примеру, только за один рейс в осажденный город на лодку «Щ-205», которой командовал капитан-лейтенант Павел Денисович Сухомлинов, фашисты сбросили 496 бомб.

…«Двести пятая» получила приказ идти в Севастополь с грузом 22 июня, в день первой годовщины начала Великой Отечественной войны. На борту находились ящики со снарядами, минами и патронами, консервы, мука, бензин. Ночью подошли к севастопольским берегам.

Полночь. А затемно надо было разгрузиться — и в обратный путь. Поэтому все спешили. Автомашины, приходившие прямо с передовой, не задерживались. Все в один голос требовали:

— Боезапас, боезапас в первую очередь.

— Бензин нужен, консервы подождут.

Каждый ящик боеприпасов, каждая тонна бензина живительной струей вливалась в истощенную длительными боями оборону города.

За два часа «Щ-205» была разгружена. Отсеки ее заполнили раненые и эвакуируемые севастопольцы. Лодка стала отходить от стенки. Только она успела добраться до середины бухты, как загудели вражеские самолеты.

Срочное погружение.

Люди, прошедшие огонь и воду, не раз доказывали, что они сделаны из более прочного материала, чем техника. Механизмы отказывали, а моряки стояли крепко, боролись и побеждали.

Так случилось и в эту ночь — техника не выдержала. Через прокладки на фланцах клапана продувания в центральный пост стала поступать вода. Инженер-механик Иван Сергеевич Лукьянов убедил командира, что на грунте находиться нельзя. Лукьянов приказал старшине группы трюмных открыть клапаны аварийного продувания цистерн, и «щука» всплыла.

Минут за тридцать сумели заменить резиновую прокладку. Особенно старательно трудился краснофлотец Руденко, молодой коммунист. Совсем недавно его приняли кандидатом в члены партии. Заявление он подал в тот же день, когда лодка «Щ-205» открыла боевой счет: торпедировала транспорт, а второй транспорт и шхуну потопила артиллерийским огнем.

— Вот теперь не стыдно и заявление подавать, — сказал тогда кандидат партии старший лейтенант В. А. Костромов и написал в бюро парторганизации, что хочет воевать и топить корабли противника, будучи членом большевистской партии.

Примеру Костромова последовали другие товарищи. Трое подводников стали коммунистами, пятеро — кандидатами в члены партии. В их числе был и краснофлотец Руденко.

…Но вот вновь загудело небо.

— Пришли, гады, — процедил сквозь зубы старший краснофлотец Владимир Войтов.

Появление фашистских бомбардировщиков заставило лодку снова уйти на глубину. Только она легла на грунт, как неподалеку послышались взрывы: началась бомбежка.

— Акустику слушать, что там за бортом! — приказал Сухомлинов.

Приняв доклады акустика, командир решил подвсплыть и под перископом осторожно выбраться из бухты, чтобы опять лечь на грунт. Так и сделали.

Переход из Севастополя к берегам Кавказа экипажу лодки «Щ-205» запомнился на всю жизнь. Осажденный город давно остался позади. До половины ночи шли в крейсерском положении под дизелями, пока вражеские стервятники, кружившие над морем на малой высоте, не вынудили лодку пойти снова на погружение.

Наступил день, который принес новые неприятности экипажу Сухомлинова. Кабельтовых в пятидесяти появились пять бомбардировщиков, шедших курсом на лодку. Нырнули под воду, но вражеские летчики уже обнаружили «щуку». Началась яростная бомбежка.

Два часа самолеты противника бомбили место, где пряталась «щука». Затем послышался шум винтов катеров-охотников и разрывы «глубинок».

Однако и на этот раз подводники выдержали испытание. Выдержала и техника…

Противостоять ожесточенному натиску противника, бросившего на главную базу Черноморского флота огромные силы, было все труднее и труднее. Корабли в условиях непрерывных бомбардировок авиации и сильного артиллерийского обстрела уже не могли обеспечить наши обороняющиеся части всем необходимым для отражения все усиливающихся атак фашистов. И 30 июня 1942 года был получен приказ Ставки оставить Севастополь. Подводные лодки и небольшие надводные корабли Черноморского флота, с большими трудностями прорывая блокаду противника, пытались вывезти защитников Севастополя. Однако безраздельное господство немецкой авиации вскоре лишило возможности продолжать эвакуацию даже на подводных кораблях.

Героическая оборона Севастополя, длившаяся 250 дней и вошедшая в историю Великой Отечественной войны ярчайшей страницей, закончилась.

До последнего дня обороны Севастополя в оперативной группе по аварийно-боевому ремонту кораблей находились офицеры техотдела флота.

Не все, конечно, из наших боевых товарищей прибыли на Кавказ Остался в Севастополе комиссаром оперативной группы начальник энергоснабжения техотдела флота инженер-капитан 2 ранга И. Д. Кокорев. Он имел предписание эвакуироваться на катере из района Херсонесского маяка. Но, увидев тяжело раненного командира, уступил ему место. Осколком снаряда ранило тут же и Кокорева. Так он попал в плен, где и погиб.

Вячеслав Константинович Шашуков, инженер-механик дивизиона, прибыл из Севастополя на Кавказ немного раньше остальных.

— Ну, как живете, моряки? — был его первый вопрос при встрече.

Этот простой вопрос для нас имел особый смысл. Еще когда мы были в училище, Шашуков теоретически «обосновал» разделение всех военных моряков на три категории: моряк по натуре, моряк по обстоятельствам и моряк по недоразумению. Себя он относил к первой категории. И, по-моему, вполне резонно. Сама природа создала его физически крепким, а за годы службы он приобрел богатейший опыт, был находчив, упорен в достижении цели.

— Живем по обстоятельствам, — в тон Шашукову отвечал я. Шашуков относил нас с Борисом Архиповичем Ткаченко ко второй категории — «морякам по обстоятельствами Шутка шуткой, а попасть в разряд «моряков по недоразумению» значило в понятии Шашукова быть человеком третьестепенным. Таких люден он, как говорится, не жаловал.

Мы долго беседовали с Шашуковым. Было о чем поговорить, о чем вспомнить старым друзьям.

Вскоре прибыл к нам инженер-капитан 3 ранга Александр Георгиевич Баклагин.

Хотя Баклагин был инженером-корпусником (занимался ремонтом судовых корпусов), мне, электрику, в годы войны пришлось тесно сотрудничать с ним. Да и не такой Александр Георгиевич человек, чтобы пройти мимо нуждающегося в помощи, не ободрив его, не посоветовав, что и как можно сделать, не развеяв плохое настроение у товарища. Любил он шутку, считая ее просто необходимой в общении с людьми.

Начальник отделения техотдела флота по ремонту подводных лодок военинженер 3 ранга А. Г. Баклагин.

Не раз при встрече со мной Баклагин говорил:

— Ты бы навестил своих подводников. Спрашивали, не пожалуешь ли к ним. Сам знаешь, любят они, когда составляешь актик об их грехах…

Это означало, что Александр Георгиевич заметил где-то непорядок и требовалось мое вмешательство. А он развивал свою мысль дальше.

— Меньше актами занимайся, побольше живого общения с людьми.

И вот встреча на Кавказе.

— А мы знали, что тебя вторично направили к нам, — пожимая руку мне и Шашукову, проговорил Баклагин. — Ждали твоего прибытия. Что же больше всего интересует тебя?

— Ну, хотя бы ремонт транспорта «Анатолий Серов».

— Да не скромничай. Говори все, не забывай, что я живой свидетель, — напомнил Шашуков.

— С транспортом изрядно повозились. Пришел он к нам в Севастополь в охранении эсминца «Безупречный», трех базовых тральщиков и двух сторожевых катеров. Кажется, это было ночью 24 мая. А утром — налет вражеской авиации. К Корабельной бухте, где стоял «Анатолий Серов», прорвались фашистские самолеты и сбросили 8 бомб. Одна из них угодила в трюм. От взрыва в носовой части правого борта ниже ватерлинии образовалась пробоина. В нее хлынула вода, и вскоре нос транспорта сел на грунт…

Кое-что об этом случае с транспортом я уже слышал. Рассказывали и о том, как действовал в создавшейся обстановке инженер-капитан 2 ранга Кокорев. Вместе с Баклагиным он прибыл на судно. Некоторые члены экипажа считали, что их кораблю нет возможности уйти из Севастополя, и приуныли.

— Что это вы носы повесили? — обратился Кокорев к морякам. — Да наша оперативная группа способна и не то сделать. Недавно вон лидеру «Ташкент» корму закрепили. Корму-у… А борт вашего транспорта залатать ничего не стоит. Правильно я говорю, Александр Георгиевич?

— В этом можно быть уверенным, — подтвердил Баклагин и тут же попросил передать по семафору первый заказ в мастерские техотдела, которые размещались на Минной пристани.

Моряки «Анатолия Серова» воспрянули духом. Они еще более энергично стали помогать разгружать судно.

А на транспорте под руководством Баклагина и подоспевшего со своими легководолазами-подводниками Шашукова уже развернулись работы по спасению судна.

— И Слава помогал? — поинтересовался я. — Что же делал наш Шашуков?

Баклагин охотно рассказал:

— Большую помощь оказали нам его легководолазы. Нельзя забывать о том, что фашисты продолжали бомбить транспорт. Шашуков командовал зенитной артиллерией. И не только командовал. Когда враг особенно наглел, Слава сам вставал к орудию и вел по самолетам меткий огонь. Это давало нам возможность продолжать заниматься своим делом.

Бороться за спасение транспорта пришлось в сложной обстановке осажденного города, где не было даже необходимого оборудования. Водолазы осмотрели пробоину, дали Баклагину ее размеры. По разработанному Александром Георгиевичем чертежу за 12 часов изготовили кессон, завели его под пробоину и закрепили. Когда начали откачивать воду, транспорт оторвался ото дна и вскоре был уже на плаву.

Нашлась работа и электрику Александру Сергеевичу Мякоте с его товарищами. Они осмотрели, промыли и просушили все механизмы, побывавшие в воде, и ввели их в строй в сроки, которые под силу только нашим людям.

— А заделать пробоину было не так уж трудно, — добавил Баклагин. — Дело в том, что, как только судно разгрузили, пробоина оказалась над водой.

— Я смотрю, вы в основном занимались работой, ремонтом. Когда же оформляли документы, составляли дефектные ведомости? Или не до них было?

Баклагин, уловив иронию в моем вопросе, ответил с улыбкой:

— Да, бюрократию мы там изгнали окончательно. Не ждали, пока экипажи обратятся к нам с просьбой о ремонте, а сами у бон встречали корабли, интересовались, не нуждаются ли они в нашей помощи. Во время их швартовки уточняли, какие повреждения имеются. А когда с корабля на пирс подавали трап, по нему устремлялись рабочие наших мастерских и сразу начинали ремонтировать вышедшие из строя приборы и механизмы.

— Вот это оперативность! — восхищался я. — О такой оперативности разве что мечтать!

— Война заставила всех быстрее пошевеливаться, быть расторопнее, находчивее, — заметил Шашуков. — Не занимать выдумки и нашему Саше. Ведь что придумал Баклагин в Севастополе? Загонял в док плавбазу, а под ее бортами размещал две лодки. Этот мальтийский способ, как его называет Баклагнн, помог нам оперативно вводить в строй корабли.

— Не я это придумал, — возразил Баклагин. — Докмейстер Михаил Иванович Нигреев посоветовал, а я поддержал его.

— Неважно, кто придумал, важно, что польза от этого была большая. А главное — выигрыш во времени. Для плавбазы не делали клеток, на которые нужно было ставить ее, а размещали корабль прямо на центральной килевой дорожке и укрепляли его бревнами, упиравшимися в борта дока. Вот поэтому и для лодок местечко находилось. В общем, молодец и ты и твой Нигреев.

— Молодцы все вы, кто своим трудом помогал столько дней нашему славному городу сдерживать натиск фашистов. А ты, Саша, расскажи-ка теперь, как эвакуировался из Севастополя, — попросил я Баклагина.

Александр Георгиевич ответил не сразу.

— У нас был документ, подписанный командующим флотом, — задумчиво начал Баклагин. — Я, Эдуард Флорианович Мутуль и другие товарищи должны были уходить из Севастополя на лодке «Щ-209». Но, когда мы подошли к ней, нас не приняли. Тут слышу, кричит мне кто-то: «Саша, прыгай к нам!»

Это приглашал меня на свою лодку «Л-4» Евгений Петрович Поляков. Кричу ему, что я не один, нас пять человек. «Пятерых невозможно взять, — отвечает командир, — думать некогда, прыгай». Говорю: «Не могу без них, оставаться здесь — так всем вместе».

Баклагин прищурил глаза, видимо, вспоминая события последнего дня (а было это 30 июня) пребывания на севастопольской земле. Помолчав минуту, он продолжал:

— Потом вдруг слышу голос Полякова: «Ну, черт с вами, прыгайте все». А лодка уже разворачивалась носом к выходу из бухты. На циркуляции, когда корма подводного корабля приблизилась к нам, мы прыгнули. Инженер-механик Николай Николаевич Прозуменщиков кое-как растолкал нас по отсекам. Так мы и прибыли на Кавказ. Стоит ли говорить, как я благодарен этому славному экипажу…

— А разве подводники забудут, что сделал для них ты, — возразил Шашуков. — Разве в осажденном Севастополе ты не помогал нам?

— Конечно, помогал. Подводник подводнику всегда готов помочь, хотя в Севастополе нам больше приходилось заниматься надводными кораблями. Слышал, Миша, наверное, что произошло у нас с «малюткой» Кесаева?

Об этом случае я кое-что знал.

29 мая 1942 года лодка «М-117» стояла в позиционном положении у стенки в Южной бухте. Около четырех часов дня появился вражеский самолет. Сброшенная им бомба взорвалась в 2–3 метрах от борта. Были повреждены аккумуляторные элементы, разошлись сварные швы корпуса в районе четвертого отсека, вышли из строя перископ и измерительные приборы.

— 15 суток, не меньше, потребуется на ремонт, чтобы лодка смогла своим ходом уйти на Кавказ, — сказали бы в другое время специалисты. Но в условиях осажденного города такой срок — непозволительная роскошь. Осмотрев «малютку», Баклагин задумчиво проговорил:

— На скорый выход из Севастополя не надейтесь. Придется дня два потрудиться и нам, ремонтникам, и членам экипажа.

Два дня вместо пятнадцати… И этот срок Баклагин выдержал. Вечером 1 июня лодка «М-117» вышла в море.

Александр Георгиевич поинтересовался:

— В каком состоянии сейчас «Сто семнадцатая»? Мы ведь «подлечили» ее лишь для того, чтобы она могла сделать переход на Кавказ. А для боевых походов «малютке» Кесаева нужен длительный ремонт.

— Длительный? — переспросил я. — Это допускалось, как ты сам утверждал неоднократно, в мирное время. Какие это славные ребята — наши рабочие-ремонтники, я уж не говорю о подводниках. Да разве они пожалеют что-либо для победы над врагом.

…О том, что лодка «М-117» вышла из Севастополя, мы уже знали до того, как она ошвартовалась у пирса. С трудом довел ее капитан-лейтенант А. Н. Кесаев до базы. Командир дивизиона подводных лодок капитан 3 ранга Л. П. Хияйнен после того, как Кесаев доложил ему о благополучном завершении перехода, объявил экипажу благодарность за хорошую морскую выучку и умелые действия при плавании на аварийной лодке. Потом добавил:

— А теперь задача экипажа состоит в том, чтобы как можно быстрее подготовить лодку к выходу в море.

Мы, флагманские специалисты, осмотрели «малютку». По моей части предстояло заменить некоторые разбитые баки аккумуляторов. Это в лучшем случае. А при более тщательном осмотре после выгрузки элементов могло оказаться, что менять придется целую группу батареи. Требовались и сварочные работы.

— Вероятно, не обойтись без подъема дизеля, — говорили механики и корпусники.

Инженер-механик лодки «М-117» инженер-капитан-лейтенант Виталий Васильевич Ланкин после беседы с флагманскими специалистами бригады отправился к представителям ремонтников, побывал в техотделе. Его волновал вопрос, сколько времени потребуется на ремонт «малютки».

— Три-четыре месяца, не меньше, — ответили ремонтники.

О таких же сроках говорил и воентехник 2 ранга В. А. Худошин.

Лев Петрович Хияйнен не стал выслушивать длинный перечень работ, которые надо было выполнить на лодке. Человек немногословный, но знающий дело, а главное, обстановку на Черном море, он только показал Астану Николаевичу Кесаеву график выхода лодок на позиции.

— График для нас — закон, — отчеканил Хияйнен. — Дивизион должен своими силами обеспечить отведенные нам позиции. Мы, конечно, некоторое время сможем маневрировать, чтобы компенсировать отсутствие одной лодки, находящейся в ремонте, за счет более интенсивного использования других. Но четыре месяца… Надо принять все меры и сократить эти сроки.

Кесаев вернулся на свою лодку.

— Свистать всех наверх! — приказал он своему помощнику старшему лейтенанту П. В. Корниенко.

Петр Васильевич с полуслова понимал своего командира. Он вызвал Ланкина и передал ему:

— Большой сбор!

Это означало: приглашай всех специалистов, представителей ремонтников.

— А мы тут кое-что с парторгом Сосновским уже предприняли, — потирая руки, сказал Ланкин.

Говоря это, он имел в виду, что старшина 1 статьи В. А. Сосновский уже собрал коммунистов для выявления возможностей экипажа по ускорению ремонта. Перед членами партии ставится задача мобилизовать личный состав на то, чтобы максимально помочь ремонтникам.

С этого дня флагманские специалисты бригады много внимания уделяли лодке «М-117». Дивизионный механик В. К. Шашуков закрылся в каюте, обложился чертежами и думал, как разрешить основную проблему — заварить масляную цистерну, расположенную под дизелем, не поднимая его…

Перед самым совещанием, на котором предстояло решить вопрос, как быть с дизелем, Шашуков вышел из каюты. По его загадочной улыбке, хотя он и старался скрыть ее под личиной озабоченности, мы догадались, что наш Слава что-то придумал.

— Если работать по довоенной технологии, — докладывал Шашуков на совещании, — то без демонтажа отсека и выгрузки дизеля мы не обойдемся. И, словно угадывая мысли товарищей, продолжал: — А это значит, что потребуется после завершения ремонта глубоководное испытание лодки в целом.

— Это долгое дело, — вмешался флагманский инженер-механик бригады военный инженер 3 ранга М. Я. Фонштейн.

— Правильно, дело это долгое, — согласился Шашуков. — Вот я предлагаю: разберем только муфту «Бамаг». Отпорными шпильками и талями немного приподнимем дизель. Тут уж добраться до места сварки проще простого.

Внимательно слушавшие В. К. Шашукова старшина группы мотористов Л. Н. Сахаров и командир электромеханической боевой части В. В. Ланкин восхищенно воскликнули:

— Ведь это же здорово!

— Лучшего выхода и не придумаешь!

— Разрешите действовать? — обратился главный старшина Сахаров к командиру. Ему хотелось поскорее обрадовать мотористов приятным известием. Получив «добро», он быстро выскочил в дверь.

Командир подводном лодки «М-117» капитан-лейтенант А. И. Кесаев (второй слева) рассказывает своим боевым товарищам об очередном походе.

Вскоре дизель подняли.

— Варите цистерну вот так, — показывал Шашуков рабочим. Он уже успел освоить и электросварку.

Самый сложный вопрос был решен.

— А что будем делать с батареей — обратился Кесаев к флагманскому электрику Ф. М. Одякову.

До этого я и другие специалисты осмотрели батарею, взвесили наши возможности и пришли к определенному решению. Об этом Одяков и сообщил Кесаеву:

— Эбонитовые баки ремонтировать мы пока не можем, хотя попытки делали. Придется некоторые из них заменить. Заменим, возможно, и отдельные элементы батареи.

Наши аккумуляторщики взялись за дело.

Работа по ремонту «малютки» шла полным ходом.

За 50 дней вместо четырех месяцев удалось рабочим вместе с членами экипажа и с помощью грузинских горняков ввести лодку «М-117» в строй.

— Знаю, — сказал Хияйнен Кесаеву, — что не отдыхал экипаж это время. И все же нужно, чтобы в намеченный срок «Сто семнадцатая» заняла отведенную ей позицию. Отдохнете после похода.

— Тогда прибавьте лишнего поросенка, — не растерялся острый на язык Астан Николаевич.

На шутку Лев Петрович ответил шуткой:

— Сколько сделаешь победных выстрелов при возвращении в базу, столько и поросят будет приготовлено.

Лодка «М-117» отправилась в очередной боевой поход. Немало она их совершила в годы войны, крепко бил ее экипаж фашистов. В мае 1943 года «малютка» потопила крупный немецкий транспорт с удиравшими из Крыма эсэсовцами. За этот подвиг все члены экипажа награждены орденами и медалями. Ордена Красного Знамени удостоен корабль, а его командиру Астану Николаевичу Кесаеву присвоено звание Героя Советского Союза.