Евгений Чудаков родился 20 августа 1890 года в селе Сергиевском Тульской губернии. Бабушка его на утро следующего дня отправилась в город к появившейся там недавно и быстро ставшей знаменитой «французской предсказательнице». В отличие от крикливых цыганок, хватавших за руки прохожих, и городских старух гадалок с их затертыми сонниками и позавчерашней кофейной гущей, мадам предсказывала по-ученому. Выложив на солидный письменный стол толстые книги, изданные в Англии и во Франции, она надела очки и продиктовала приезжей черты характера и вероятную судьбу новорожденного, затем дала советы, как руководить поведением внука. Снисходительно пояснила мадам посетительнице, что все это следует из даты рождения маленького Жени и расположения небесных тел.

Вернувшись домой, бабушка спрятала рядом с пеленками тетрадку с аккуратно записанными пророчествами. Из них следовало, что вырастет внук человеком чувствительным и склонным к размышлениям. Будет пользоваться уважением, но нередко вступать в конфликты со старшими и начальством. В характере его, возможно, проявятся подозрительность и эгоизм. Однако в целом мужественность и сила станут главными его чертами. Созвездие Льва, царившее на небосводе в день появления Жени на свет, предопределяет, как утверждала предсказательница, такие черты, как доброта, естественность, легкий нрав, способность увлекаться, верно дружить, некоторое честолюбие.

Более серьезные основания для прогнозов давала родословная Евгения. Его дед носил фамилию Шевелев и был крепостным крестьянином одного из помещиков Орловской губернии. Отличали Шевелева любознательность и трудолюбие. Заметив это, помещик взял его в усадьбу и пристроил в обучение к повару. После освоения искусства европейской и восточной кухни Шевелев был возведен в должность шеф-повара. И такие кушанья стал готовить, так занятно украшать их и умело подавать, что не раз барин восклицал пораженный: «Ну, учудил, брат, так учудил!» Отсюда и пошло: Чудило — Чудик — Чудак. И сын Шевелева стал Чудаковым сыном.

Алексею, сыну своему, вышедший на волю шеф-повар постарался дать настоящее образование. Алеша выучился на бухгалтера, что по тем временам для крестьянского сына было совсем редкостным делом. И латынь знал молодой бухгалтер, и французский, и литературой увлекался. И женился на образованной — Павле Постниковой, фельдшерице-акушерке, представительнице самой нужной на селе медицинской профессии.

У супругов Чудаковых, купивших полдома на краю села Сергиевского, родилось трое детей. После рождения третьего ребенка — Жени — благополучие семьи пошатнулось. Отца не миновала печальная болезнь, типичная для многих разночинцев: Чудаков-старший стал запивать. Пил он помногу и подолгу. Павла Ивановна не дрогнула, всю работу по дому взяла на свои плечи, старалась зарабатывать побольше, но денег не хватало. Евгений помнил детство как нору тяжелого труда и постоянных лишений.

От отца Женя унаследовал усидчивость, любознательность, способности к наукам. Когда ему было пять лет, старшая сестра Мария, уступая приставаниям любопытного братишки, показала ему буквы, объяснила, как каждая называется, как складывать слоги. Каково же было удивление домашних, когда через несколько дней они увидели Женю с газетой «Тульские ведомости». Громко и старательно, по слогам читал он текст, ничего, конечно, в нем не понимая.

К семи годам Женя мог бегло читать, писать и считать до ста. Надо было отдавать его в школу. В Сергиевском находилась начальная народная школа — так называемое министерское училище, куда принимали с восьми лет. Кроме того, была церковноприходская школа, куда, однако, брали только девочек. Что было делать?

Помогли личные отношения. Учительница Елизавета Ивановна Троицкая, хорошая знакомая семейства Чудаковых, в нарушение всяческих правил согласилась взять способного мальчика в женское учебное заведение. Беспокоились только, как Женя будет чувствовать себя в единственном числе среди трех десятков девочек. Не застеняется ли?

Первые же дни занятий опровергли все сомнения. Мальчишка, несмотря на насмешки и лукавые взгляды, бодро бегал в школу, прилежно учился. На уроках арифметики Женя успевал решить задачку в уме, пока его соклассницы, старательно скрипя перышками, только еще записывали условие. И громко выпаливал ответ удивленной учительнице, не обращая внимания на язвительные замечания девочек. Год спустя, когда Жене исполнилось восемь лет, его перевели в министерское училище.

От матери Женя унаследовал ровный нрав, здоровье, ловкость, силу. В любимых играх деревенских ребят — в бабки и в ладошки — Женя был бессменным победителем. Когда наступала пора собирать урожай с яблонь и груш, именно ему поручалось забираться на деревья и трясти их. Хотя брат Николай был на два года старше, у Жени это получалось ловчее и быстрее.

Сельские мальчишки предавались и не столь безобидным развлечениям. Кулачные бои, или, попросту говоря, групповые драки, были в те времена своеобразным деревенским массовым видом спорта. В Сергиевском дрались часто. По никому не ведомым причинам ребята из «верхней» части села, расположенной на возвышенности, традиционно враждовали с «нижними». В каждой, как сказали бы теперь, возрастной группе были свои бойцы и свои вожаки.

«Верхними» мальчишками командовал Васька Акатов, долговязый и длиннорукий забияка. Славился он тем, что из драк «стенка на стенку» умел, находясь в самой гуще, выходить без единого синяка или царапины. А Женька Чудаков, правда, небольшой любитель кулачных потасовок, но честный рядовой «нижних», известен был тем, что никогда не плакал и не пускался наутек.

Однажды, когда восьмилетний Женя с двумя приятелямн — братьями Русановыми, жившими по соседству, возвращались из школы, на них напало четверо «верхних» во главе с Васькой Акатовым. Учтя численное превосходство противника и Васькину славу, Русановы благоразумно удрали, благо дом был рядом. Женька остался один против четверых. Подняв с земли суковатую палку, он принялся яростно отбиваться.

Из окна дома побоище увидел брат Николай. Он выбежал на улицу и, схватив здоровенный булыжник, с пронзительным криком «Наших бьют!» бросился на помощь. «Верхние» ретировались. На месте драки остался тяжело дышавший Женька. Нос его был расквашен, левый глаз подбит.

— Чего ж ты до дому не рванул? — спросил брат.

— Ваське еще кровянку не пустил, — ответил Женька.

— Ваське! На себя глянь — всего измурыжили.

— Меня-то? Ерунда. Завтра заживет, — заявил Женька и улыбнулся распухшими губами.

Ныне Сергиевское превратилось в городок Плавок, названный по имени речки Плавы, протекающей через него. Те, кому доведется побывать там, восхитятся чудесными видами. Вокруг города разбегаются рощи и перелески, привольно растекаются поля и луга, тихо струятся спокойные, уютные речки. В те времена, когда Евгений Чудаков был мальчишкой, в этих речках водилось много рыбы и раков, в полях и перелесках шныряли куропатки, рябчики, глухари, зайцы. Кроме воспоминаний об учении, о домашних заботах, которыми было полно его детство, надолго сохранил Чудаков светлую память о рыбалках и охоте, о походах за грибами и ягодами по утренней росе, о веселом скрипе январского снега под санными полозьями. Навсегда полюбил он природу родного края.

Между прочим, свое первое изобретение Женя сделал уже в раннем детстве. Случилось это вот как. Сергиевские ребятишки любили ловить раков. Самые добычливые пользовались особым уважением. Технология этого дела была весьма простая. Засучив штаны, мальчишки бродили по мелководью, заглядывая под кампи и коряги. Увидев рака, хватали его и бросали в корзину. Надо было знать места, излюбленные раками, обладать зорким глазом, а главное — не жалеть времени. Этого-то Женя и не мог. Удавалось урвать разве что полчаса-час, не больше. И приходил он домой с десятком-другим раков. А «чемпионы» притаскивали с реки по полкорзины, вызывая восторги не только однолеток, но и взрослых.

И вот однажды Женя насобирал гибких прутьев, гвоздей, плапок и бечевок, засел дома и три дня на улицу не показывался. На четвертый, когда стемнело, он вышел с чем-то громоздким в руках, завернутым в мешковину, и зашагал в сторону кладбища у церкви Всех Святых. Там, за кладбищем и полем, текла речка Локня, дальняя, как ее называли в селе, в отличие от ближней — Плавы.

На берегу Локни при лунном свете Женя распаковал свое сооружение. Оно оказалось похожим на несколько птичьих клеток разной величины, которые еще требовалось определенным образом соединить, прежде чем погрузить в воду. Проделав все операции, мальчишка расположил в нужных местах наживку, опустил сооружение в реку и зашагал домой. На следующее утро он убежал из дому чуть свет, а через полчаса вернулся с полной корзиной раков!

В 1900 году Женя закончил училище. Нужно было учиться дальше, но в Сергиевском других учебных заведений не было. Тогда мать отправила обоих сыновей в расположенный неподалеку уездный городок Чернь к своему брату Ивану Ильичу Постникову. Там было городское училище, в котором можно было получить образование, соответствующее нынешней восьмилетке.

У Ивана Ивановича и его супруги своих детей не было, и они радушно предоставили свой кров шумным племянникам, приехавшим учиться. Всю жизнь Чудаков с благодарностью вспоминал приветливую и заботливую тетку Марью Семеновну, добродушного дядю Ваню, веселую компанию ребят, закоулки просторного дома, где было так привольно играть и прятаться.

У дяди Вани был трактир. Братья часто заходили туда проведать дядю. И там, как во всех трактирах во все времена, подвыпившие посетители ругались отчаянно. Наслушавшись ругани, десятилетний Женя приобрел стойкое отвращение к ругательствам. Никогда никто даже слов «черт возьми» от него не слышал. Самым сильным выражением в словесном арсенале взрослого Чудакова было разве что «каналья».

Чернское городское училище представляло собой довольно серьезное учебное заведение. Здесь преподавали алгебру, геометрию, физику, астрономию, иностранные языки. Женя быстро выдвинулся в число лучших учеников. На проверках, которые нередко устраивали в училище инспектора ведомства просвещения, его неизменно вызывали к доске как ученика надежного и сообразительного. Неоднократно маленький Чудаков, словно оправдывая свою фамилию, предлагал своеобразные варианты ответов, весьма удивлявшие учителей.

Так случилось и в 1903 году, когда в училище нагрянул с проверкой сам С. И. Анциферов, директор всех городских училищ Тульской губернии. В классе, где учился Женя, Анциферов присутствовал на уройе геометрии.

— Чудаков! — вызвал учитель и начертил на доске треугольник. — Докажите-ка нам, что сумма двух сторон этого треугольника, как, впрочем, и любого другого, больше третьей.

В учебнике геометрии Вулиха, по которому занимался класс, это доказательство было подробно изложено, и учитель был уверен, что стоящий перед ним и спокойно выслушавший задание подросток сейчас сделает на доске чертеж и аккуратно перескажет написанное в учебнике. Вместо этого Женя, не двинувшись с места, тоном спокойной убежденности заявил:

— Нечего доказывать. Это и так видно.

Учитель удивленно поднял брови и взглянул на сидевшего в дальнем углу директора городских училищ. На лице того сначала появилось выражение озадаченности, затем оно сменилось едва заметной улыбкой. Класс замер…

Тут надо кое-что вспомнить. Курс геометрии, который проходили тогда в средних школах, как и тот, который изучается школьниками нынче, начинается с нескольких аксиом, то есть истин, не требующих доказательств. Одна из них та, что прямая, проведенная между двумя точками, есть кратчайшее расстояние между ними. Руководствуясь этой аксиомой, следует признать, что любая сторона треугольника как расстояние между его вершинами есть прямая, которая меньше любой ломаной линии двух других сторон, соединяющих эти вершины. Причем признать аксиоматически, безо всяких доказательств, как графическую иллюстрацию основополагающей истины.

— Отлично, молодой человек, — прервал всеобщее молчание Анциферов. — Дерзко, но верно.

И грозный директор улыбнулся ясно и доброжелательно, чего раньше в присутствии учащихся не допускал никогда.

Годы учения в Черни промелькнули быстро. В семье было твердо решено дать сыновьям среднее специальное образование. Пожалуй, это был единственный вопрос, по которому к тому времени совпадали мнения отца и матери Чудаковых. Но выбрать учебное заведение оказалось Делом весьма непростым. Прежде всего останавливали препятствия материальные — обучение в среднем, а тем более в высшем специальном учебном заведении стоило дорого. Затем проблема выбора специальности. И чисто бытовые сложности: где жить, где столоваться?

Наконец, родители решили послать сыновей в город Богородицк той же Тульской губернии, где недавно открылось среднетехническое сельскохозяйственное училище. Решение это диктовалось в основном материально-бытовыми соображениями. Богородицкое училище было интернатом с невысокой платой за обучение и содержание, там выдавались казенные обувь и одежда. Окончание училища давало возможность работать агрономом — должность по тем временам завидная.

В Богородицк Евгений приехал, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Жизнь среди десятков ровесников — молодых людей, собравшихся из разных городов и сел России, жизнь, наполненная идеями, спорами, новыми мыслями и чувствами, подхватила и понесла его в своем стремительном потоке. Перед ним открылись дали, дотоле неведомые или недосягаемые, обозначились увлекательные возможности. Их, правда, приходилось соотносить с учебным расписанием и довольно строгими порядками интерната, но для Евгения больших проблем все это не представляло.

Учение давалось ему, как всегда, легко, а в общежитии благодаря его аккуратности, организованности и веселому нраву он пользовался всеобщими симпатиями. Первым увлечением Жени в Богородпцке стала скрипка. Еще дома, во время приездов на каникулы из Черни, он научился играть на гитаре и балалайке. Пел вместе со всем семейством по вечерам русские песни и модные романсы. Но все это от случая к случаю. А в Богородицке появилась возможность заниматься постоянно с учителем-профессионалом, да еще на каком инструменте!

Целый год Женя ходил на занятия и сделал серьезные успехи. Но… вскоре новое увлечение целиком захватило Евгения. Имя ему — театр. Как взволновала провинциального юношу возможность жить хотя бы три часа в неделю жизнью средневековых рыцарей и плутов, монахов и путешественников, бродяг и гениев! Он стал признанным премьером любительского театра. Для каждой роли он умел найти что-то свое, неповторимое, и каждый спектакль сыграть с каким-то неожиданным поворотом. Правда, иногда повороты случались и помимо его воли.

Однажды весной, когда учащимся задают особенно много домашних заданий, Женя примчался на спектакль, едва успев к своему выходу в середине второго акта. Пьеса ставилась модная. Как многие модные пьесы, она была вскоре начисто забыта, но тогда на нее, как говорится, народ валом валил. В городском саду, где давали спектакль, свободных мест не было. Даже на деревьях, окружающих сценическую площадку, расположились зрители — любопытные мальчишки.

И вот подгоняемый нервничающими товарищами Женя наспех переодевается, выскакивает на сцену, где уже начинают волноваться и… выпаливает в лицо героине текст из совершенно иной постановки. В зале — чей-то нервный смешок, затем — гробовая тишина. Глаза героини округляются, и, заикаясь, она произносит едва слышно, но по инерции, в ритме белого стиха, которым написан текст:

— Ах, что вы, сударь, говорите?!

И юный Чудаков, мгновенно сообразивший, что произошло, после небольшой запинки отвечает ей на глубоком дыхании:

Скамейки грохнули аплодисментами, деревья зашумели ветвями. Слава артиста Евгения Чудакова поднялась «на недосягаемую высоту». Кстати, десятилетия спустя в кругу близких друзей Чудаков неоднократно говорил, что слава «в радиусе трех верст» — самая верная и добрая.

Нелишне вспомнить, что в начале нынешнего века театр в России переживал подъем. На сценах шли пьесы таких драматургов, как Островский, Толстой, Чехов, Горький, в постановке новых режиссеров, чьи имена навсегда вошли в историю театра. Имена Качалова, Ермоловой, Комиссаржевской, Москвина стали легендарными. И немудрено, что не лишенный актерского дарования Женя Чудаков, обладающий к тому же приятным баритоном, неплохо поющий, умеющий играть на гитаре и на скрипке, стал серьезно подумывать об актерской профессии.

Об этом было написано матери, об этом велись нескончаемые разговоры с друзьями. Девочки из соседней гимназии, с которыми дружили «семинаристы», как в шутку называли в Богородицке учеников сельскохозяйственного училища, советовали «отдать себя театру». Даже познакомили Женю с антрепренером какой-то бродячей труппы, который, привлеченный молодостью и здоровьем Евгения (по-видимому, в труппе не хватало рабочих менять декорации), изъявил готовность «записать в штат» семнадцатилетнего юношу. Приятели-«семинаристы» воздерживались от советов, ревниво сознавая Женину одаренность и боясь уронить собственный престиж.

Мать ответила резким отказом и пригрозила сводить к доктору, «если сам от дури излечиться не можешь». Слово матери было решающим, и Женя остался в Богородицке еще на год. Потом, много лет спустя, он не раз жалел, что не пошел «в артисты». В трудные минуты жизни эти слова звучали вполне серьезно.

На третий год учебы в Богороднцке Евгений стал все чаще испытывать чувство, дотоле ему мало знакомое — неудовлетворенность. Причина была не в том, что специальные дисциплины требовали много времени и не оставляли возможности регулярно заниматься музыкой и театром. Сама постановка дела в училище, уровень преподавания, характер получаемых знаний уже не устраивали молодого Чудакова. Он с особой остротой стал ощущать, что готовят его, как и других учащихся, к древней профессии на уровне только чисто практическом, не связывая этой подготовки с новыми достижениями науки и техники, с изобретательством. И это в то время, когда в мире чуть ли не каждый месяц совершались поразительные открытия, создавались конструкции, о которых тысячелетиями человечество только мечтало!

Сеть железных дорог соединила города России. Мощные паровые локомотивы надежно и быстро доставляли пассажиров в нужное место. Огромных успехов добились строители. В 1889 году А.-Г. Эйфель построил в Париже быстро ставшую знаменитой стальную башню высотой 305 метров. В 1903 году в США появился висячий мост с пролетами по 488 метров. В 1905 году было закончено строительство самого длинного в Европе Симплонского туннеля длиной более 19 километров. На речную гладь и океанские просторы вышли сотни пароходов. Крупнейшие из них имели водоизмещение около 20 тысяч тонн, паровые машины мощностью 5 тысяч лошадиных сил и могли двигаться со скоростью до 40 километров в час.

Во все сферы жизни стало стремительно входить электричество. Электрические лампы преобразили административные помещения и школьные классы, театральные залы и городские бульвары. Телеграф и телефон сблизили людей в городах, странах и на континентах.

Стремительно росло число заводов и фабрик. Они оснащались машинами, способными с легкостью двигать и обрабатывать многие тонны металла, тканей и других материалов. Изобретения французов П. Мартена и англичанина Г. Бессемера позволили получать из железных руд сталь в массовых количествах.

В 1897 году русский ученый А. С. Попов с помощью изобретенного им устройства установил связь между кораблями «Европа» и «Африка» на расстоянии 5 километров. В 1901 году итальянец Г. Маркони подобным способом, названным им телеграфированием без проводов, передал сообщение из Лондона в Нью-Йорк.

Немецкий изобретатель Г. Даймлер в 1885 году получил патент на изобретенный им бензиновый двигатель. Двигатель имел мощность три четверти лошадиной силы и мог быть установлен на моторной лодке или на «самоходном экипаже». А спустя семнадцать лет, в 1902 году, на автомобильных соревнованиях в Довнле французский гонщик М. Габриель развил скорость свыше 130 километров в час на машине, оборудованной бензиновым мотором.

Бразилец С. Дюмон выиграл в 1901 году приз 30 тысяч фунтов стерлингов, облетев на дирижабле по семимильному кругу Эйфелеву башню быстрее, чем за полчаса. А 1903 год стал годом рождения авиации. Американцы братья О. и У. Райт начали полеты на аэроплане с бензиновым мотором. К 1907 году самолеты стали подниматься в небо многих стран Америки и Европы, в том числе и в небо России.

И все это совершилось за какие-то несколько лет и было сделано не таинственными волшебниками из сказок, а обыкновенными людьми, мало чем отличающимися от прохожих на улицах Богородицка, от преподавателей училища, от «семинаристов». Каждый мог стать в ряды первооткрывателей. Нужны были только ум, желание, образование. Сильное желание и хорошее образование.

Желание серьезно заняться техникой росло в душе Евгения одновременно с разочарованием в профессии уездного агронома. Газеты с сообщениями о новых изобретениях, книги о технике будущего он перечитывал по нескольку раз. Зачастил в городскую публичную библиотеку, прочитал всего Жюля Верна, потом Уэллса. Стал пропускать занятия в училище. Начались конфликты с преподавателями.

Осенью 1908 года Евгений пишет матери о том, что твердо решил оставить училище и поступить в высшее техническое учебное заведение. Просит разрешения и поддержки. Мать отвечает отказом. Ее аргументы — высшее образование стоит дорого, семье неоткуда взять таких денег, а у Евгения нет аттестата о среднем образовании, его не допустят даже к вступительным экзаменам.

Но Чудаков-младший упорствует. В новом письме он сообщает, что все продумал и рассчитал. Аттестат зрелости можно получить, сдав экзамены экстерном. Подготовка к таким экзаменам и сами они должны занять, по его расчетам, месяца два-три. Только в это время он просит мать поддерживать его материально. Далее, сдав экзамены в высшее учебное заведение (в успехе он не сомневается), он обеспечит себе заработок частными уроками. Опыт уроков у него уже есть. Купеческая дочка, двоечница, после нескольких занятий с ним по математике кричит: «Ой, легкота-то!» и сдает на «отлично».

После второго письма Павла Ивановна поняла, что решение Жени вполне серьезно. Скрепя сердце, полная материнской тревоги, она дала согласие и выслала деньги.

Так закончилась жизнь Евгения под сенью родительского крыла и начался ее новый этап, самостоятельный. Первым шагом на новом пути должно было стать полученне аттестата зрелости экстерном.

Экзамены на аттестат зрелости представляли собой в то время труднейшее испытание даже для гимназистов, сдававших курс одного-двух последних классов. Оценки выставлялись по двепадцатибальпой системе. Снисхождений не допускалось. А для сдающих экстерном добавлялись еще дополнительно предметы, которые гимназисты обычно сдавали раньше, в предыдущих классах. Кроме того, к держащим экзамен экстерном предъявлялись особо высокие требования, и часто ответ, за который гимназист мог получить удовлетворительную оценку, у «экстерна» оценивался как неудовлетворительный. Лично для Евгения обстоятельства осложнялись еще и тем, что общеобразовательные предметы, которые предстояло сдавать, в училищах изучались в гораздо меньшем объеме, чем того требовала программа гимназии. А латынь и древнегреческий языки не изучались вовсе.

К решению серьезной жизненной задачи восемнадцатилетний «авантюрист», как в шутку называли его богородицкие друзья, приступил не по годам обстоятельно. Он отправился в городскую библиотеку и просидел там два дпя, листая все относящиеся к делу справочники и «уложения». Выводы сделал такие. Во-первых, поскольку выбранное учебное заведение — императорское Московское техническое училище, самое солидное из технических высших учебных заведений России, — находится в Москве, сдавать экзамены на аттестат нужно там же, чтобы разрыв в требованиях был минимальным. Во-вторых, экзамена по латыни и греческому можно избежать, если получать аттестат не за курс классической гимназии, а за реальное училище. В-третьих, сдавать экзамены имеет смысл при Московском кадетском корпусе, где их принимают в кратчайшие сроки.

Так Евгений Чудаков оказался в Москве. Впервые. Приехал, сиял комнату в дешевом пансионе, отнес документы в кадетский корпус. Документы приняли. Объявили, что за шестнадцать дней надо сдать двадцать три экзамена, в том числе закон божий, историю, иностранный язык, русский язык. Тут же, в коридорах, такие же, как он, поступающие рассказывали, что к ним, «штатским», преподаватели и весь персонал военного учебного заведения относятся с презрением. Придираются по пустякам, выгоняют с экзаменов безжалостно. За минутное опоздание или неопрятный, по мнению офицера-надзирателя, вид могут не допустить к экзамену. Один лишь намек на списывание — остаешься с волчьим билетом. Из пятнадцати экзаменующихся в среднем получить аттестат удается одному.

Услышанное заставило Евгения с еще большим рвением налечь на занятия. Он старался подготовиться к любым неожиданностям, исключить возможности срыва. Занимался по шестнадцать часов в сутки. Осложнений, однако, избежать не удалось. Так, готовясь к экзамену по математике, Женя заранее прорешал из задачника Шапошникова и Вальцова, которым обычно пользовались экзаменаторы, почти все задачи. Точнее, все, кроме одной. Но именно она и досталась Чудакову на экзамене!

С этим осложнением Евгений справился довольно легко — математика всегда была его любимым предметом. Труднее пришлось на экзамене по русскому языку. Он состоял из двух этапов. Первый — диктант, второй — сочинение. Чудаков всегда успевал по русскому вполне прилично, но в последние годы он, как и многие его сверстники, привык обходиться без «ъ» в конце многих слов. В Богородицком училище на это смотрели сквозь пальцы — разумные люди уже тогда оценивали «ъ» в конце слова как ненужный анахронизм.

И вот диктант. Его проводит один из самых суровых и высокомерных преподавателей кадетского корпуса И. Л. Зверев. Предложения он диктует медленно, монотонно, деревянным голосом. Времени на записывание оказывается более чем достаточно, а на проверку его совсем нет. Когда диктант подходит к концу, Евгений вдруг сознает, что по привычке пишет без «ъ». Что делать? Он пытается использовать «дипломатический» ход.

— Скажите, пожалуйста, — спрашивает он экзаменатора, — можно так писать? — и показывает ему тетрадь.

— Писать так — величайшая безграмотность, — следует ответ.

Тогда несчастный экзаменующийся принимается наспех приставлять «ъ» к словам. Но успевает сделать эту работу только наполовину — звенит звонок, и непреклонный Зверев требует сдать тетради. Через день, когда вывешены списки с оценками за диктант, против фамилии Чудаков красуется жирная единица.

Другой, быть может, возмутился бы. Гордо бросил бы комиссии что-нибудь вроде: «История нас рассудит» — и вышел, хлопнув дверью. История бы рассудила через семь лет в его пользу. А тот год был бы проигран. Чудакова такой вариант не устраивал. Ему оставалось только ухватиться за соломинку, благо такая соломинка была. И Евгений решил спасаться с ее помощью.

Дело в том, что в аттестат по русскому языку выставлялась средняя арифметическая оценка за диктант и за сочинение. Проходным баллом, соответствующим нынешней «тройке», была оценка «шесть». Если бы удалось получить за сочинение один из высших баллов — «двенадцать» или «одиннадцать» — в среднем «шестерка» вышла бы. Но «двенадцать» на экзаменах в кадетском корпусе «экстернам» вообще не ставили, как бы распрекрасно они ни отвечали. Значит, «одиннадцать» — практически высший балл. А чтобы получить высший балл за сочинение, надо не только продемонстрировать идеальную грамотность, но и полиостью раскрыть тему и стилем блеснуть!

Тут Евгений, наверное, в первый раз в жизни показал себя хорошим тактиком. День перед сочинением он решил не заниматься вовсе. Хотя, казалось, столько еще тем надо просмотреть, сколько поупражняться в синтаксисе! Вместо этого он отправился в недавно открытый в Москве Зоологический сад, а потом в синераму на новую французскую фильму «Любовь и смерть». Лег спать пораньше. На следующий день, придя на экзамен, он напряг всю свою волю, чтобы написать сочинение на «отлично». И добился своего. Ему, единственному среди нескольких десятков экзаменующихся, поставили за сочинение заветную оценку «одиннадцать».

Пытавшихся получить аттестат экстерном было сто тринадцать. Выдержали экзамены семеро. Чудаков оказался одним из тех, кому это удалось. Правда, за несколько дней до конца экзаменов у него начались сильнейшие головные боли. Известный невропатолог Россолимо, к которому он вынужден был обратиться, констатировал:

— Острое переутомление. Симптомы малокровия мозга. Срочно и в больших количествах необходимы два лекарства — отдых и хорошее питание.

Прошла еще неделя, в течение которой сдавался и злополучный экзамен по русскому, прежде чем Евгений смог выполнить предписания врача.

Зато как радостно встретили его дома! Лето 1908 года запомнилось ему как одно из лучших в его жизни. Женя был единственным жителем Сергиевского, которому удалось получить аттестат о полном среднем образовании. Престиж его в компании давних друзей и подруг поднялся на высший уровень. Куда там недругу детства Ваське Акатову! Теперь бедный Васька работал в шорной мастерской помощником мастера и каждое воскресенье устраивал пьяные скандалы в трактирах окрестных сел.

А компания Евгения находила развлечения поинтересней. Отправлялись на охоту, в лесу под открытым небом разыгрывали сценки из полюбившихся пьес, ездили в цыганский табор, а по воскресеньям уходили на лодках вверх по Плаве и там, вдалеке от посторонних, громко пели «Варшавянку», «Марсельезу», слова и ритмы которых будоражили мысли, волновали кровь.

Этим летом появилась у Евгения девушка. Дочь местного торговца строительными материалами Наташа, не в пример многим другим купеческим дочкам, росла думающей, скромной. В десять лет отец отдал ее в дорогой тульский пансион, где учились в основном девицы благородного сословия. Там девочка получила образование и воспитание, вполне соответствующее тогдашним стандартам «хорошего тона». Два летних месяца Женя и Наташа были неразлучны, а когда, как это всегда случается в небольших городках и селах, «пошли разговоры», Женя, в свойственной ему манере, попробовал решить проблему просто и ясно — предложил Наташе стать его женой.

Павла Ивановна не одобряла столь скороспелого решения, но, поверив в самостоятельность сына, противиться не стала. Совсем иначе повели себя родители Наташи. «Ишь ты, жениться! — бушевал Наташин отец. — Мальчишка, студент несчастный! Во всем доме капиталу на пятьдесят целковых, небось, не наберется, а туда же — жениться! Работать надо, в дело стоящее входить, состояние создавать. Самому! А не из невестиного приданого. А так ведь и в дело не употребит — по ветру пустит. Чудаковы — они такие! Ишь, чего захотел!»

Окончания скандала Евгений дожидаться не стал. Быстро собрав вещи, он уехал в Москву, где через месяц начинались приемные испытания в высшие учебные заведения.

Снова его мечты оказались поставленными на карту. По всей России в те годы было чуть больше десятка учебных заведений, в которых можно было изучать технику на высшем уровне, получить диплом инженера. А молодых людей, желающих поступить в них — тысячи. Причем, как уже говорилось, императорское Московское техническое училище имело самый высокий престиж. Кстати, и сегодня МВТУ — бывшее ИМТУ — один из советских вузов, диплом которого ценится очень высоко во всем мире.

Конкурс оказался огромным — более двадцати человек на место. Однако Евгений решил, что и этот бой он обязательно должен выиграть. Благо по профилирующим дисциплинам он чувствовал себя хорошо подготовленным. Но нельзя было, как он понимал, исключить все возможные неожиданности. Поэтому, чтобы застраховать себя на случай провала, Евгений подал документы параллельно и на механическое отделение Московского университета. То, что экзамены придется сдавать почти одновременно в разных местах, его не смущало.

Он постарался найти преподавателей, которые готовили ко вступительным экзаменам. Тогда, как и теперь, на афишных досках и в газетных отделах объявлений регулярно появлялись сообщения о том, что «опытный, многократно заслуженный преподаватель готовит к экзаменам с гарантией». Только количество таких объявлений и число преподавателей было гораздо меньше. Обычно студенты и поступающие хорошо знали этих преподавателей.

Объединяясь в группы по подготовке к экзаменам, чтобы платить за занятия вскладчину, молодые люди старались выбрать лучших преподавателей. Два дня бродил Евгений по коридорам училища, прежде чем выяснил, что сильнейшей в подготовительных занятиях считается «группа Дмитриева». Несмотря на довольно высокую плату, он стал заниматься именно в ней.

Вокруг шла шумная летняя жизнь огромного города. На бегах разыгрывался Большой приз сезона, в цирке на Трубной Иван Поддубный каждый вечер вступал в смертельный поединок с Черной Маской, у кино «Патэ» на Тверской и около синерамы в «Эрмитаже» толпились зрители, в Замоскворечье пели цыгане, а по улицам, как пушинки с тополей, порхали девушки с кружевными зонтиками.

Немалых трудов стоило восемнадцатилетнему юноше избежать соблазнов. Каждый день с девяти утра до девяти вечера он занимался. В результате в обоих высших учебных заведениях Евгений сдал все экзамены на самые высокие оценки и был принят в оба. Это не создало для него проблем. Один из лучших поступающих в Московский университет исчез бесследно, зато в императорском Московском техническом училище появился новый студент — первокурсник Евгений Чудаков. Таким образом он сам себе сделал наилучший подарок ко дню рождения — 20 августа Евгению исполнилось девятнадцать лет.

Тут опять необходимо небольшое отступление, чтобы рассказать, какое место в русской науке занимали высшие учебные заведения в тот период и конкретно императорское Московское техническое училище.

Научно-исследовательских институтов в России в те времена не было. Промышленность, находившаяся в частных руках, научно-технических исследований, как правило, не поддерживала. Новые конструкции и изобретения создавались энтузиастами-одиночками на свой страх и риск. Львиная же доля всех научных исследований проводилась в стенах высших учебных заведений. Ведущее место среди них занимали такие, как Московский университет и Московское техническое училище.

В императорском Московском техническом училище к началу десятых годов собрались ведущие специалисты России по техническим наукам. Теоретическую механику читал Н. Е. Жуковский, прикладную механику, кинематику и динамику механизмов — Н. И. Мерцалов, автор фундаментальных трудов в этой области, переведенных на многие иностранные языки. Детали машин преподавал A. И. Сидоров, почетный член Лондонской и Парижской академий. В числе профессоров и преподавателей были B. Г. Гриневецкий, К. В. Кирш, К. А. Круг, П. П. Лазарев, имена которых были хорошо известны в техническом мире. Директором училища был крупный ученый и прекрасный лектор А. П. Гавриленко. Он неоднократно бывал в Германии, Франции, Англии, США и в курс технологии металлов, который читал студентам, постоянно вносил поправки, отражающие уровень развития техники передовых промышленных стран.

В то время, когда Чудаков поступил в училище, там организовывались новые лаборатории и формировались новые учебные дисциплины. Н. Е. Жуковский организовал аэродинамическую лабораторию, К. В. Кирш — лабораторию котлов высокого давления. Знаменитый авиационный кружок был создан Н. Е. Жуковским именно в этот период. Тогда же, в 1908–1912 годах, в училище пришли и стали его студентами Борис Стечкин, Александр Микулин, Андрей Туполев — впоследствии всемирно известные ученые и конструкторы, внесшие огромный вклад в развитие советской авиации, моторостроения и других ведущих областей науки.

Порядки и общая атмосфера в училище привлекали свободомыслящую молодежь. Посещение лекций не было обязательным. Каждый мог изучать предмет так, как ему казалось удобнее и интереснее. Экзамены можно было сдавать практически в любое время учебного года. Задержка в сдаче экзамена не наказывалась. Курс обучения был рассчитан на пять лет, но можно было завершить его и раньше и позже. Многие избирали второй вариант и числились студентами по семь — десять лет. Прозвище «вечный студент» обидным здесь, однако, не считалось.

Не было и непреодолимой дистанции между преподавателями и студентами. Напротив, ведущие ученые старались приблизить к себе молодежь, воспитать единомышленников и продолжателей своего дела. Легендарными стали прогулки, во время которых Жуковский, Мерцалов, Гавриленко много беседовали со студентами или принимались объяснять что-то, записывая формулы прутиком на песке. Каким привлекательным и радостным для Чудакова оказался этот мир после ограниченного провинциализма богородицкого училища и казенного формализма кадетского корпуса!

В жизнь Московского техническою училища Евгений погрузился с восторгом. Первое, что он сделал, — обрел вольнодумно-студенческий вид: черная косоворотка, схваченная широким ремнем с пряжкой, студенческая куртка нараспашку, на стриженной под машинку голове — форменная фуражка с эмблемой ИМТУ, большие рыжие усы а-ля Максим Горький. Он снял недорогую комнату, где стал жить вместе с двумя товарищами из Богородицка, поступившими в Московскую сельскохозяйственную академию. Завязав в «группе Дмитриева» московские знакомства и имея репутацию отличника, легко нашел уроки. По утрам, отправляясь в училище, он обычно негромко напевал популярные арии, особенно часто одну, в которой были такие слова: «Не жалейте же Гасана! В жалком рубище своем он, владелец талисмана, не горюет ни о чем».

Но разочарования, пережитые в Богородицке, и обида, нанесенная ему в родном Сергиевском, оставили отпечаток о душе. С новыми знакомыми Евгений был ровен и вежлив, но фамильярных отношений не терпел, ни с кем особенно не сближался и в разговорах всегда обращался ко всем на «вы».

Затеи научно-технические влекли к себе Евгения неодолимо. На первом курсе он записался во все общества и кружки, существовавшие в училище, в том числе и и авиационный к Жуковскому. На втором, немного поостыв, понял, что техника настолько обширна, что охватить со одному человеку не под силу. Надо выбирать свое направление. Предмет, который заинтересовал его более всего, назывался кинематикой механизмов. Мир движущихся шестерен, поршней и рычагов, законы их взаимодействия завладели воображением студента-второкурсника. Этому способствовало и то, что курс блестяще читал Н. И. Мерцалов, на «необязательных» лекциях которого свободных мест не бывало. Евгений пришел к преподавателю и попросил дать ему «настоящее дело». Таким делом оказалось составление задачника по кинематике, до которого у самого Мерцалова, как говорится, руки не доходили.

Так Евгений Чудаков впервые взялся за серьезное дело в сфере научно-технической. Выполнить работу он должен был вместе с сокурсником, знакомым еще по «группе Дмитриева» — Мишей Хрущевым. Первые два десятка простейших задач они составили довольно легко, демонстрируя друг перед другом отличное знание курса. Далее, как это часто бывает с соавторами, начались споры и разногласия. Чуть ли не по каждой задаче средней трудности требовалось решающее слово преподавателя. А тут еще у Евгения появились дополнительные трудности — материальные. Жизнь и учение в Москве стоили гораздо дороже, чем в Черни или в Богородицке. Приходилось брать все больше уроков. Недоставало времени уже не только на составление задачника, но и на занятия.

На что хватило Чудакова в этой ситуации, так это на сдачу всех экзаменов за второй курс в срок и на «весьма». Оценка «весьма удовлетворительно» соответствовала нынешней «четверке».

Итак, первое «настоящее дело» не было доведено и до половины. Наступающее лето несло не столько радости, сколько проблемы. Домой ехать как-то неловко — садиться семье на шею совестно. А ехать еще куда-то не на что.

Лучше всего было бы устроиться куда-то месяца на два. Но обязательно — по технической специальности, чтобы и заработать, и нужные навыки обрести. Однако осуществить это на практике оказалось не так-то просто. Кто доверит неопытному юнцу квалифицированную работу?

Неожиданно помог Миша Хрущев. Узнав, что мучает товарища, он предложил поехать в Орел. Там у Мишиного отца был небольшой заводик по изготовлению двигателей внутреннего сгорания. Сам Миша ехал домой отдыхать, но выказал готовность поговорить с отцом и найти на каникулы работу для Евгения. Предложение было единственным, и Евгений принял его без колебаний. Он не догадывался, что таким образом судьба подталкивает его к главному делу всей его дальнейшей жизни.