Моцарт обращается к Сальери:
– Сальери, музыки твоей давно не слышал я.
Что нового ты написал? Порадуй!
А вот и инструмент.
Раздвигает гардину, за которой стоит разобранный настройщиком белый кабинетный рояль
– Ах, да, он не настроен. Жаль!
Тебя послушать я хотел сегодня.
Сальери:
– Так встретимся мы завтра!
Я принесу два-три последних сочиненья.
Хочу давно их показать тебе,
но ты всё занят…
Я слышал, ты пишешь Реквием?
В сторону:
– Ах, только бы успеть…
Моцарт:
– Вот-вот, и я лишь думаю о том,
чтобы в каденцию его финальной части
включить два-три аккорда Лакримозы.
Проверь, устал, проскальзывает тема.
Сальери:
– Ах, Моцарт, Моцарт, выпьем что-нибудь!
Вино пьянит, но силы возвращает.
Моцарт:
– Да – да, Сальери, выпьем что-нибудь.
Ты помнишь, как у Пушкина в финале,
тебе играю я на фортепьяно,
а ты в слезах, оплакиваешь друга?
Нет-нет, не друга – самого себя!
Ведь гений и злодейство –
две вещи несовместные, ты помнишь?
Сальери:
– Да-да, прекрасно помню. Ты уходишь.
А может быть, как птица улетаешь,
склевав с ладони дружбы гений друга.
Меня оставив с подлостью вдвоём…
Моцарт:
– Ах, не печалься так, Сальери, полно!
Послушай лучше
мой Реквием.
Пытается играть на расстроенном фортепиано:
– Какой кошмар!
Моцарт уходит.
Сальери:
– Когда б я мог вот так перед толпою
пленять умы музЫкою безгрешной,
я б не завидовал и не искал бы в смерти
союзницу для подлости! Теперь же
всё кончено.
Лети, мой милый Моцарт,
Твоя музЫка в рай тебя проводит!
А нам верни житейские пределы,
Чтоб мы искусство смерти почитали…
Уходит.
Входит настройщик.
Настройщик:
– Опять они раздвинули гардину!
Занавес
