В небольшой комнате, освещённой единственной догорающей свечой, сидел за столом человек и размашисто писал на листах писчей бумаги. Его всклокоченный вид, небрежно накинутая на тело одежда, скулы, обтянутые бугристой, «нестираной» кожей, и впалые небритые щёки выдавали образ отверженного безумца, если бы не одно «но». Этого человека никто не отвергал, и он не безумствовал. Это был известный на всю округу чудак. Старушки чинно замолкали, когда он проходил мимо, а мальчишки весёлой ватагой провожали чудака до булочной и обратно, крича наперебой: «Семён, соври что-нибудь!»

Родился Семён сорок четыре года назад кудрявым статным мужчиной, но годы застольного труда наклонили его величавый профиль. Жил он один, семьёй так и не обзавёлся. Девушки хмыкали и отворачивались, когда выслушивали от Семёна вместо слов ласки рассказы о межпланетных путешествиях и загробных приключениях. Правда, с одной из них по имени Валя он дошёл-таки до ЗАГСа, но войти внутрь с избранницей сердца не удалось. У Центрального входа, чуть заступив за порог, любимая Валя посмотрела ему в глаза, чмокнула в щёку и сказала: «Дальше – без меня!»

Казалось, он увлёк спутницу изложением преимуществ низкого старта, когда азимут выбран настолько удачно, что можно выйти за основные рубежи гравитации почти в два раза быстрее, чем обычно. А это – колоссальная экономия топливного ресурса! Что смутило Валю, почему она не пошла дальше, так и осталось для Семёна загадкой.

Впрочем, он не слишком переживал о нестроении личной жизни. Как говорят, на любовь и дружбу тоже требуется время. Именно отсутствие свободного времени не позволяло Семёну обрести нормальный человеческий быт. Судите сами. Первую половину дня он тратил на вычитывание текста и правку, или, как он называл этот процесс – предполётную подготовку.

Затем наступало время обеда. Можно было не обедать и пойти подарить кому-нибудь цветы. Но Семён не позволял себе даже этого. Если же он отступал от биорекомендаций штатного психолога (в роли которого, как правило, выступал сам), то только для того, чтобы лишний раз проверить комплектацию бортовых самописцев, «подзарядить вечное перо», или что-нибудь подобное.

Главной своей обязанностью Семён считал создание рукописного факсимиле того круга задач, которые ему приходилось решать в одиночку, один на один с вечностью. Проще говоря, он напоминал никому ненужного писателя, разгуливающего без спасительного скафандра по дну собственной фантазии. Писателя, который пытается вытолкнуть на поверхность житейского водоёма концепцию собственного «я». Творца, который всеми силами пыжится преодолеть мерцающую глубину забвения, наивно полагая, что там, на поверхности уже собрались моторные лодки, океанские лайнеры, яхты и вельботы. И на каждом плавсредстве люди, люди, люди, огромное количество людей, которые с нетерпением ждут грандиозное событие – всплытие восхитительного авторского «я»!..

Шло время. Количество исписанных листов росло и уже не умещалось в пухлых пачках на антресоли шкафа. Шкаф стоял неустойчиво, пачки рукописей часто падали, разлетаясь веером по комнате. Семён забывал нумеровать страницы, поэтому каждый раз после падения одной, или нескольких пачек сутками вычитывал разрозненные листы, чтобы восстановить их порядок.

Однажды в комнату постучали.

– Кто там? – не отрывая глаза от рукописи, спросил Семён.

– Скажите, пожалуйста, здесь проживает Семён Гольфстримович? – ответил вопросом на вопрос вежливый мужской голос.

Семён обернулся и, хотел было направиться к двери, но увидел прямо перед собой незнакомца в чёрном плаще и коричневой велюровой шляпе.

– Простите, как вы вошли?.. – осведомился наш герой, немного растерявшись.

– Это неважно. Давайте сразу о деле.

Гость оглядел комнату и, не ожидая приглашения, сел в старенькое кресло, с которого только что поднялся Семён. Хозяин, не смея возразить, присел на корточки возле стола и приготовился слушать.

– Скажите, вам не надоело быть посмешищем окрестных мальчишек и героем подъездных пересудов? Короче, я готов приобрести всю вашу писанину и заключить с вами очень выгодный договор на владение всеми будущими произведениями. Понимаете? Всё, что вы напишите – будет принадлежать мне. За это я плачу хорошие деньги!

При последних словах гость достал из нагрудного кармана плаща толстую пачку пятитысячных купюр и небрежно бросил её на стол поверх исписанных листов.

– Я не часто вхожу к людям так запросто. Последний раз, помнится, имел удовольствие заказать Реквием одному шалопаю. Я не люблю людей, в них слишком много жалости к себе.

– Тогда почему вы не явились Бродскому? – поинтересовался Семён, – то-то был чудак, похлеще Моцарта!

– Йося? Он сам ко мне пришёл! Я первый раз увидел человека, любовь которого совершенно очистилась от жалости к самой себе. Мы долго беседовали. Тогда же и сговорились.

– Кто вы?

– Э-э, об этом потом как-нибудь. Ну что, по рукам?

– По рукам!

Когда утихли восторженные вибрации восклицательного знака, Семён ощутил внутренний холодок, скользнувший вслед принятому решению. Незнакомец исчез, исчезли все пачки рукописей и черновиков с антресоли шкафа.

«Может, оно и к лучшему», – подумал Семён. На пустом столе лежала вызывающе толстая пачка ассигнаций. Он дотронулся пальцем до верхней купюры. Приятное скольжение человеческой кожи по лощёной поверхности новенького денежного знака заставило его задуматься. «И что же теперь, – спросил он сам себя, – выходит, я продан?..» Сочинитель прогнал неприятную мысль, сел за стол и попытался что – то писать. Но на первой же букве «Вечное перо» скользнула по листу и разломилось надвое.

– Р-рэ-кви-и-эм! – неприятный раскатистый крик, как крохотная шаровая молния, влетел в приоткрытую форточку и заметался по комнате. Пламя свечи вздрогнуло и погасло. Семён встал, подошёл к окну и взглянул на двор. Кроме двух играющих детей во дворе никого не было. На сухой ветке единственного нераспустившегося дерева сидел огромный чёрный ворон и коричневым клювом чистил крыло, поглядывая по сторонам.