23 июля 1914 г. Австро-Венгрия, заявив, что Сербия стояла за убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда, объявляет ей ультиматум из 10 пунктов, с требованиями, по заявлению министра иностранных дел С. Д. Сазонова, «совершенно неприемлемыми и изложенными в ультимативной форме». На ответ дано 48 часов. В тот же день Сербия начинает мобилизацию, однако соглашается (с теми или иными оговорками) на все требования Австро-Венгрии, кроме шестого пункта — «участия в этом расследовании австро-венгерских агентов и властей». 28 июля Австро-Венгрия, заявив, что требования ультиматума не выполнены, объявляет Сербии войну. Австро-венгерская тяжёлая артиллерия начинает обстрел Белграда, ее регулярные войска пересекают сербскую границу.

Россия заявляет, что не допустит оккупации Сербии. 29 июля Николай II отправляет телеграмму императору Германии Вильгельму II с предложением «передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию». «Кузен Вилли» на телеграмму не отвечает. 31 июля в Российской империи объявляется всеобщая мобилизация [*Здесь и далее все даты приведены по новому стилю, за исключением дат в текстах цитируемых документов]

1 августа 1914 г. в штабы военных округов направляется циркулярная телеграмма с подтверждением, что «до получения особой телеграммы открытие военных действий с нашей стороны недопустимо. Бывший в одном округе случай взрыва нами моста признан несоответствующим обстановке, требующей избегать пока фактов, могущих повлечь перерыв продолжающихся дипломатических переговоров».

1 августа Германия объявляет войну России, и в тот же день немцы вторгаются в Люксембург без объявления войны стране. Начинается Первая мировая война.

С началом войны главная цель военной разведки на государственном уровне заключалась в добывании разведывательных сведений, которые позволяли бы вскрыть планы и намерения противника, определить численность его воинской группировки и направления главных ударов.

Отсутствие у военной разведки ценных агентов-источников, способных добывать важную военную и военно-политическую документальную информацию в ходе боевых действий поставило Главное управление Генерального штаба и сформированные штабы фронтов и армий перед необходимостью срочно изыскивать пути для выхода из создавшейся ситуации. Имевшиеся ранее немногочисленные источники с началом войны отошли от сотрудничества по целому ряду причин, в первую очередь, из-за того, что не были обусловлены условия связи в новых обстоятельствах. Рассчитывать на быстрое внедрение агентуры в высшие военные структуры Германии и Австро-Венгрии не приходилось. Главное внимание военной разведки было теперь сосредоточено на вскрытии планов противника, связанных с перевозкой воинских формирований по железнодорожным магистралям.

Неготовность противника, и в первую очередь Германии, проводить крупномасштабные наступательные операции приводила к необходимости осуществления значительных перебросок войск с одного театра военных действий на другой, а также в пределах одного театра военных действий (ТВД). Переброска войск с Западного фронта на Восточный и наоборот занимала, как правило, семь дней.

Вскрытие самого факта происходившего перемещения войск и состава перебрасываемых частей давало возможность путем анализа и сопоставлений делать важные выводы. В связи с этим основное внимание было обращено на безотлагательную вербовку подвижных или разъездных агентов с последующим командированием их к местам возможных перебросок, а также на внедрение агентуры — резидентов — на узловых железнодорожных станциях, по которым они могли производиться с Западного фронта на Восточный. При остром дефиците времени это был единственный выход из создавшейся ситуации [924]Там же. С. 31–32.
.

П. Ф. Рябиков вводит название категории агентов, применимое к данной ситуации. Это ходоки (ездоки, подвижные агенты), ‘получающие временные отдельные задачи для исследования известного пункта, направления или района, или же для выполнения какого-либо особого поручения’ [925]  Рябиков П.Ф.  Разведывательная служба в мирное и военное время. Ч. I. Разведывательная служба в мирное время и тайная агентура в мирное и военное время. — Томск, 1919 // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924 // Вступ. Статья А. А. Здановича. — М., 2007. — С.225.
. Речь идет о ездоках, подвижных агентах. Ходоки, агенты-ходоки используются при организации передачи сведений через линию фронта. Объездные агенты — так назовет эту категорию агентов полковник П. А. Игнатьев [926] Игнатьев Павел Алексеевич, граф (18/30 декабря 1878, СПб. — 19 ноября / 2 декабря 1930, Париж, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа). Принадлежал к старинному аристократическому роду. Отец, Алексей Павлович Игнатьев, был командиром кавалергардского полка, Сибирским, а затем Киевским, Подольским и Волынским генерал-губернатором, генералом от кавалерии, товарищем министра внутренних дел, членом Государственного совета. Был застрелен 9 декабря 1906 г. членом боевой организации эсеров. Старший брат — Генерального штаба генерал-майор Алексей Алексеевич Игнатьев. Мать — София Сергеевна, урожденная княжна Мещерская. П.А.Игнатьев окончил Киевский лицей (с отличием), затем учился в СПб. ун-те, получил диплом лиценциата права. Владел французским, английским, немецким, итальянским и отчасти испанским языками. 30 августа 1901 г. зачислен вольноопределяющимся в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк. Службу проходил в Царском Селе. В 1902 г. выдержал экзамен по 1-му разряду на офицерский чин при Николаевском кавалерийском училище. Корнет — с 1905 г.
В 1906 г. поступил в Николаевскую академию Генштаба, окончил в 1909 г. по 1-му разряду; «за отличные успехи в науках» вместо очередного чина был награжден орденом Св. Станислава 3 степени. Поручик — с 1908 г., изъявил желание продолжить службу в строю, вернулся в свой полк и поэтому не был причислен к корпусу офицеров Генштаба.
Штаб-ротмистр — с 1912 г. С начала Первой мировой войны — командир 2-го эскадрона лейб-гвардии Гусарского полка, участвовал в Восточно-Прусской кампании. 29 ноября 1914 г. — 23 февраля 1915 г. — временно и. д. начальника штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Вынужден уйти со строевой службы из-за ранения, проходил излечение в Ковно. Прикомандирован к штабу Юго-Западного фронта (с 23 марта 1915 г.) и  «состоял в разведывательном отделении, где выполнял различные задания и поручения… Генштаба».  Принял активное участие в создании и развитии уже имевшихся агентурных организаций штаба фронта по разведке в Австро-Венгрии. «Наша агентура, — отмечалось в «Справке об агентуре Юго-Западного фронта» от 15 ноября 1915 г., — ведется до настоящего времени лишь через Румынию, где имеется ряд наших организаций, имеющих во главе подготовленных нами для этого специальных офицеров, кроме того, есть ряд таких же бюро с такими же офицерами во главе на нашей территории, но работающими также через Румынию» (королевство Румыния к тому моменту еще соблюдала нейтралитет).
Штаб Юго-Западного фронта на 25 ноября 1915 г. располагал шестью агентурными организациями. Первая (в Одессе) возглавлялась ротмистром Максимовичем. Среди его агентов был «еврей Пинчов», проживавший в Яссах, занимавшийся подбором агентуры.
Один из центров организации (заведующий Фельдесман) находился на лесопильном заводе в г. Унгены, где под его руководством работал Лесснер, а в Румынии — агенты-приказчики. На связи у Лесснера были офицер 24-го пехотного полка в Вене, «профессор» на артиллерийском складе в Вене и агенты, осуществлявшие торговые связи с Австро-Венгрией.
Центр второй агентурной организации (на территории России в Кишиневе) возглавлял капитан Глебов, корреспондент газеты «Киевлянин» в Яссах. Его агентами, действовавшими на территории Румынии, были три человека. Первый — капитан румынской армии в Яссах. Второй агент — ресторатор Шмидт, он же прапорщик Лейша. У него на связи было несколько резидентов: «дама» — в Унгенах; жена офицера — в Черновцах; студент — в Ужгороде, резиденты во Львове, Злочеве и в Рэдэуци (Радовцы), а также серб (пленный австро-венгерский офицер), проживавший в Бухаресте. В агентурную организацию Глебова входил его брат и служащий по интендантскому ведомству, также помощник редактора газеты «Молдова» в Яссах.
Руководитель третьей организации Александров (центр был в Ровно) занимался организацией «посылки агентов через фронт войск и подготовкой резидентов на случай отступления».
Организация (четвертая) штабс-капитана Юрьева была при российской миссии в Бухаресте. Его помощником был «еврей Каминский», занимавшийся вербовкой агентов и осуществлявший связь с агентурными организациями в Австро-Венгрии: Трансильванской, которую возглавлял дезертир Попович; Львовской, деятельность которой только налаживалась; Венской во главе с Селим-Бейем и Буковинской. В организацию Юрьева входили также «подвижные агенты».
Пятую организацию (центр был в столице Румынии) возглавлял не офицер, а некий журналист Кюрц. В распоряжении его были католический священник Лукач в Бухаресте, руководивший организацией взрывов на заводах в Венгрии; некий Андраши; старший инспектор венгерской полиции, работавший в южных районах Венгрии; офицер Генштаба Штенберг, служивший в Будапеште; болгарский посланник в Будапеште, а также «подвижные агенты». Кюрцу удавалось также получать сведения из Военного министерства Румынии. Личность Кюрца была весьма сомнительной, в своей деятельности он вышел далеко за круг поставленных задач.
Шестую организацию возглавлял прапорщик Борис Мезенцев «под видом певца». Помощником его был «еврей Вейнбаум, наборщик агентов». обязанность которого заключалась в вербовке «подвижных агентов» и «высылке» их в Австро-Венгрию.
В конце осени 1915 г. в связи с недостаточностью разведывательных данных об Австро-Венгрии, получаемых из Румынии, штаб Юго-Западного фронта решил организовать разведку союзницы Германии с территории Швейцарии и Франции.  Создание нового разведывательного центра  ( службы разведки и контрразведки )  с соответствующей агентурной сетью было поручено П. А. Игнатьеву . Учитывая тот факт, что ротмистр Игнатьев был известен австро-венгерской контрразведке, было решено представить его во Франции как корреспондента крупной петроградской газеты под именем Павла Истомина.
 9 декабря 1915 он прибыл в Париж, где военным агентом во Франции являлся его старший брат — Генерального штаба полковник А. А. Игнатьев.
На первых же порах ротмистр Игнатьев встретился с серьезными трудностями. Он предполагал работать с лицами, указанными ему перед отъездом штабом Юго-Западного фронта. Однако выяснилось, что использование большинства из них было невозможно.
«Когда я приехал в Париж, — докладывал он в ГУГШ 28 августа 1917, — я не имел ни одного агента, кроме трех, высланных из России раньше меня в Швейцарию, которые как организаторы оказались никуда негодными. В Париже меня ждало запрещение использовать свои румынские связи». Познакомившись с обстановкой, Игнатьев решил создать зарубежную агентурную сеть, которая состояла бы из ряда центров и многих организаций, чтобы они не имели непосредственной связи друг с другом и существование одного центра не было бы известно даже руководителям других центров. Планируя создание разведывательной сети по принципу строгой конспирации, он исходил из следующих соображений:
— во-первых, создание многих разведывательных организаций, неизвестных друг другу, предотвращало опасность одновременного провала всех разведывательных центров и агентурных сетей в целом;
— во-вторых, наличие нескольких разведывательных организаций на одном направлении создавало известные условия для контроля за работой и проверки правильности сведений, доставляемых одной организацией, данными, получаемыми из других;
— в-третьих, наличие нескольких организаций на одном направлении должно было обеспечить непрерывность работы агентурной сети в целом, даже в случае провала отдельных ее агентов.
Для решения поставленных задач Игнатьев должен был завербовать необходимых лиц, изыскать различные пути и средства.
«Главнейший принцип, который я считал необходимым поставить во главу начатых организаций, — докладывал Игнатьев 2-й (так он изначально подписывался под всеми документами) в Ставку, — были:
 1) не иметь дело с профессионалами, вроде специальных бюро и т. д.,
 2) иметь таких сотрудников, которых лично можно было при желании всегда видеть и знать,
 3) организовать сразу несколько, по возможности, дополняющих и проверяющих друг друга организаций,
 4) использовать все представляющиеся случаи, не стесняясь тем, если они прямой пользы Юго-Западному и далее русскому фронту не принесут, а могут принести пользу союзникам».
К концу июня 1916 г. были созданы организации: № 1, № 2, № 3, № 4, № 5, № 6 и № 7, из них наиболее «сильными» явились организации № 1, № 3, № 5, № 6. Одновременно было начато формирование организаций № 8 и «Гаврилова».
В августе 1916 г. ротмистр Игнатьев был вызван в Ставку в Россию и 5 октября 1916 г. назначен временно исполняющим должность начальника русского отделения Междусоюзнического бюро в Париже (в последующем — начальник этого отделения).
Между тем, предпринимались настойчивые попытки производства ротмистра графа П. А. Игнатьева в полковники. В рапорте от 11 сентября 1916 на имя начальника штаба Юго-Западного фронта В. Н. Клембовского генерал-квартирмейстер штаба фронта Н. Н. Духонин писал: «Состоящий при разведывательном отделении штаба фронта лейб-гвардии гусарского Его Величества полка ротмистр граф Игнатьев несет ответственную службу при штабе фронта; считаю крайне необходимым сохранить названного офицера на занимаемой должности… Ходатайствую о производстве его в полковники по полку числящегося при разведывательном отделении ротмистра лейб-гвардии гусарского Его Величества полка графа Павла Игнатьева выпуска 1902 г.». В январе 1917 он числился полковником.
Перед отъездом из Петербурга Николай II сообщил ему о «слухах, циркулирующих в Париже и Лондоне, а также в иностранной печати, согласно которым» он и императрица якобы хотят заключить сепаратный мир, и попросил Игнатьева «по возвращении во Францию провести глубокое расследование, чтобы узнать источник этих слухов». 28 ноября 1916 Игнатьев прибыл в Париж для исполнения должности начальника русского отделения Междусоюзнического бюро и «заведующего агентурой всех фронтов и армий».
Штаб Юго-Западного фронта к августу 1917, по докладу полковника Игнатьева 2-го, имел «семь самостоятельных организаций, из коих:
1) Наиболее крупная, жизненная, деятельная и лучше всех организованная организация № 1.
2) Небольшая вполне надежная с прекрасной системой связи с резидентом — организация № 2.
3) Организация № 3 — работающая специально в Австро-Венгрии и, вероятно, имеющая возможность несколько расшириться. Сведения, полученные от этой организации, хотя и не имеют характера крупных стратегических известий, однако большею частью были весьма правдоподобны.
4) Организация № 5 — сейчас находится в периоде ликвидации.
5) Организация № 6 — имеющая специальный характер, состоящая из лиц, вполне преданных русским интересам, и освещающая Болгарию и Турцию.
6) Наконец, организация № 10 — пока еще не налаженная окончательно, но по своим связям могущая дать хорошие результаты в Австро-Венгрии».
На самом деле, если посчитать, было не семь, а шесть «самостоятельных организаций», «из коих» одна находилась в стадии ликвидации, а другая еще не приступила к работе.
К моменту назначения Игнатьева начальником русского отделения (в последующем — отдела) Междусоюзнического бюро штаб Верховного главнокомандующего (Ставка) не имела собственной зарубежной агентурной сети. «Испанская» («Католическая») и «Масонская» организации, находившиеся в стадии формирования, были переданы Ставке из состава агентурных организаций штаба Юго-Западного фронта. «Испанская» организация должна была добывать разведывательные сведения по Австро-Венгрии и Германии, завязав через Ватикан и испанский двор контакты с католическими кругами этих стран, и вести вербовку перспективных для разведки лиц среди католиков. Осуществить этот план не удалось из-за сильных прогерманских настроений, ненадежности и недостаточной компетентности лиц, которым была поручена вербовочная работа. Безуспешными оказались попытки организовать работу через масонские ложи. Достаточно быстро Игнатьев 2-й создал восемь пунктов «Римской» организации (организация № 8). Ему не пришлось долго искать людей и строить все заново, т. к. в его распоряжении имелись кадры «Римской» организации № 5, оставшиеся вне подозрений после ликвидации организации военного агента в Италии полковника О. Энкеля. «Восемь пунктов Римской» организации должны были наблюдать за перевозками по железным дорогам на севере Германии.
В декабре 1916 Игнатьев приступил к созданию новой организации «Шевалье», по псевдониму ее главы некоего Сватковского, представителя Петроградского телеграфного агентства в Швейцарии. Последний предложил организовать «сеть агентов, использовав одно весьма влиятельное лицо в австро-германских украинофильских кругах в нашу пользу».
Помимо «Шевалье» Игнатьев создал организации «Американская», «Румынская» и «Одиннадцатая» (организация № 11). «Американская» добывала сведения военного, военно-морского и контрразведывательного характера. Во главе ее стоял американский подданный, работавший безвозмездно в пользу русских. Во второй половине 1917 г. он был зачислен капитаном американской армии и назначен в американское разведывательное отделение в Париже. В его распоряжении имелись два резидента, один якобы служил в цирке в Берлине, другой — в Будапеште. Донесения поступали два раза в месяц через американское консульство или через жену этого циркового артиста, служившую в Цюрихе.
Организация «Румынская», созданная «в связи с организацией Западного фронта», должна была стать основой разведывательной сети в Румынии.
«Одиннадцатая» (№ 11) имела задачей установление связи с русскими военнопленными в Германии, а именно: содействие им в побегах, осведомление военнопленных обо всех событиях, происходивших в России и у ее союзников, снабжение русских военнопленных необходимыми инструкциями и указаниями по организации саботажа в тылу врага и по добыванию сведений разведывательного характера. Руководитель этой организации — «латыш, эмигрировал в 1905 г., полуинтеллигент, был одним из старших переводчиков одного из лагерей Германии».
Не все агентурные организации работали эффективно и оправдывали выделяемые на их содержание средства. В ноябре 1917 была завершена ликвидация организации № 5 («Римской») штаба Юго-Западного фронта и «восьми пунктов Римской» организации Ставки.
В январе 1918 г. решением союзных властей российская военная миссия при Междусоюзническом бюро была упразднена, ее архивы опечатаны и переданы в Историческую секцию французского Генштаба.
После окончания Первой мировой войны П.А. Игнатьев оказывал помощь ее участникам в составе Русского экспедиционного корпуса во Франции. В Париже входил в Комитет по установке памятника русским воинам, павшим на французском фронте.
В 20-е годы в эмигрантской среде в Париже были предприняты попытки окончательно дискредитировать П. А. Игнатьева, доказав некую его связь в годы Первой мировой войны с немцами и наличие в его агентурной сети двойных агентов, и тем самым обвинить его в государственной измене. Русский общевоинский союз (РОВС), начавший эту провокационную затею, попытался найти законные основания для начала следствия и передачи его дела в военный суд. Однако известный журналист П. Бурцев, прославившийся разоблачением провокаторов царской охранки, считал эти сведения ложными и недостаточными для выдвижения обвинения. Все попытки РОВСа организовать судилище над Игнатьевым 2-м оказались безуспешными.
Эти инсинуации не прошли бесследно для П. А. Игнатьева. Он умер в Париже 19 ноября 1930 г.
Благодаря усилиям его жены Марии Андреевны Левис оф Менар, урожденной Венгловской, «по праву пекущейся о доброй памяти своего мужа», оставленные после его смерти разрозненные заметки, написанные на русском языке, были «благоговейно» собраны воедино, переведены на французский язык и изданы в 1933 г. в Париже в Соllection «Mйmoires de guerre secrиte» (серия «Воспоминания секретной войны») под названием: «Ма mission en France». Colonel Paul Ignatieff, chef du 2-e bureau interalliй en France. («Моя миссия во Франции». Полковник граф Игнатьев, бывший руководитель 2-го Междусоюзнического бюро во Франции).
В Предисловии к французскому изданию читаем: «В последнее время появилось много книг о разведке и контрразведке в дни мировой войны: однако эти произведения принадлежат перу руководителей спецслужб, агентов или даже просто писателей, получивших в свое распоряжение документы: все они — англичане или французы. До сего дня не последовало никаких публикаций с русской стороны. Что произошло у русских? Каково было истинное положение в их армии? Какими организациями они располагали? Все эти события окутаны глубокой тайной, а их история не написана.
Сегодня приподнимается уголок этого покрывала. Страницы, которые вы прочтете, — иногда забавные деталями и изобретательностью, которые проявили русские руководители в различных сложных обстоятельствах, — полны бесконечной грусти. Они рисуют нам армию без оружия и боеприпасов, лишенную всего необходимого, вынужденную сражаться холодным оружием. Сегодня мы лучше понимаем отчаяние, охватившее массы людей, и легкость, с которой они отказывались от выполнения своего долга.
Автор книги — полковник Российского Генерального штаба граф Павел Игнатьев, который был начальником контрразведки сначала на австрийском фронте, затем в Париже и который умер в нашей столице в декабре 1930 года. Мне выпало большое счастье и удовольствие быть одним из его близких друзей. Очень часто он заглядывал ко мне вечерком, чтобы обсудить происшествия дня. Весьма скромный, он никогда не выпячивал свою роль и хранил полное молчание относительно серьезных событий, в которых был непосредственно задействован. Безупречный джентльмен, абсолютно порядочный человек, он вызывал симпатию. Поэтому я был сражен его кончиной, последовавшей после непродолжительной болезни. Русская национальная партия потеряла в его лице активную силу, которая проявила бы себя наилучшим образом среди прочих сил в ходе близящихся событий.
Его супруга, графиня Игнатьева, по праву пекущаяся о доброй памяти своего мужа, благоговейно собрала его разрозненные заметки, написанные на русском языке. Вместе с сестрой, г-жой Кривцовой, она перевела их и оказала мне честь — доверила доработку этих страниц.
Я сохранил нетронутым французский текст, ограничившись исправлением описок и некоторых временных глагольных форм. Другими словами, произведение полковника сохранено целиком, с его быстрым темпом повествования и солдатской четкостью изложения. Оно должно послужить суровым уроком для всех правительств, которые, позволяя идеологии разрушения увлечь себя, забывают свой высший долг: исправить до мельчайших деталей допущенные ошибки и восполнить понесенные потери.
Мы сами чуть было не стали жертвами этих жалких идей и демагогов, бывших их выразителями. Между ними и предателями была весьма тонкая линия раздела Не будем повторять их ошибку, воображая, будто мы в одиночку можем исправить человечество. Восстанавливая вновь эти печальные события, полковник граф Павел Игнатьев оказывает тем самым услугу Франции, которую он так любил. Эжен Юнг, бывший вице-резидент Франции в Тонкине, литератор». В 1999 г. эта книга была переведена на русский язык и издана в России под названием «Моя миссия в Париже». Граф Павел Игнатьев.
Алексеев Михаил.  Военная разведка России… — С.242–251; С.319–342.
, начальник русского отделения Междусоюзнического бюро и «заведующий агентурой всех фронтов и армий».

Действия объездных агентов, ездоков, подвижных агентов и резидентов на узловых железнодорожных станциях (и не только) будет квалифицировано как агентурное наблюдение. Так, 29 сентября 1917 г. генерал-квартирмейстер ГУГШ генерал-майор Н. М. Потапов направил в Париж П. А. Игнатьеву телеграмму следующего содержания: «Первое, желательно выяснить, все ли железнодорожные линии, служащие австро-германцам для войсковых перевозок с одного театра на другой, находятся под планомерным агентурным наблюдением, необходимо добиться последнего путем соглашения союзников в целях взаимного дополнения агентурного наблюдения за перевозками, учитывая громадную важность своевременного получения сведений. Второе, желательно путем взаимного соглашения союзников завести в каждом корпусном округе Германии резидентов, наблюдающих в своем районе за новыми формированиями, призывом новых возрастных классов и прочее» [927]РГВА. Ф. 37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 76–81.
.

В момент наибольшего обострения политической напряженности командование Балтийского флота оказалось практически отрезанным от жизненно важной для него информации. «Теперь особенно нужна была агентура, а у нас ее, видимо, совсем нет» [928]  Петров В.А.  Военно-морская агентурная разведка в Первой мировой войне // Русское прошлое. — СПб., 1998. — Кн. 8. — С. 165–201.
, — резюмировал командующий морскими силами Балтийского флота адмирал Н. О. Эссен. Еще резче выражался флаг-капитан по Оперативной части штаба флота капитан 1 ранга А. В. Колчак — правая рука Эссена по оперативным вопросам: «Мы совершенно лишены сведений о противнике. Разведке нашей цена 0. Она ничего путного не делает» [929]Там же.
.

Но ранее, до начала общей мобилизации, к 25 июля 1914 г. заведующим «столом Балтийского театра» Особого делопроизводства Морского генерального штаба старшим лейтенантом В. А. Виноградовым [930]  Виноградов Виктор Андреевич  (04.11.1879, СПб. — 22.07.1918, Сестрорецк?). Дворянского происхождения. Отец был доктором, имел ранг действительного статского советника. Обучался в СПб. Технологическом институте, не окончил, в 1901 г. был принят юнкером во флот, в 1903 г. произведен в мичманы. Служил на надводных и подводных судах военного флота . 21 августа 1912 г. прикомандирован к МГШ и зачислен в его статистическую часть. 17.7.1914–1916 гг. — заведующий столом Балтийского театра Особого делопроизводства МГШ. Старший лейтенант с 2.11.1914. Подан заведующим Особым делопроизводством в списке на награждение орденом Св. Владимира IV ст. за организацию разведки на Балтийском ТВД  ( добился необходимой достоверности и полноты сведений о противнике )  и за участие в организации разведки на Южном ТВД. Осенью 1914 г. участвовал в обследовании крейсера «Магдебург». 6.2.1915 произведен в капитаны 2 ранга. В 1915 –11.12.1917 гг. возглавлял Морскую Регистрационную службу  ( морская контрразведка )  в составе Особого делопроизводства МГШ. Сдал должность и исключён из списков флота 21.12.1917 г . Летом 1918 г. бесследно исчез. Документы на его имя, найденные в Сестрорецке в июле 1918 г., вызвали предположение, что он утонул 22.7.1918 г. Но арестованный в 1926 г. Н. А. Арбенов показал на допросе, что Виноградов осенью 1918 г. якобы уехал в Архангельск. Однако каких-либо документов о его пребывании в Архангельске в 1918–1920 гг. обнаружить не удалось. Из телеграммы английского военно-морского атташе в Петрограде Фрэнсиса Кроми от 24.06.1918 г. явствует, что англичане считали некого Виноградова своим «главным агентом» в России. Не исключено, что речь шла об упомянутом выше В. А. Виноградове. Известно, что «по состоянию здоровья» 21 дек. 1917 г. официально уволившись из МГШ, он мог в целях личной безопасности перейти на нелегальное положение. А получив от англичан паспорт на другое имя, покинул Россию, перебравшись в Англию или во Францию, которая в своё время наградила его Орденом Почётного Легиона. В апреле 1919 г. его имя упоминалось по делу о шпионаже в Морском генеральном штабе. —  Тотров Ю. Х . Из истории английской разведки. «Дело Генмора» // Кортик. Флот. История. Люди. — СПб., 2015. — Вып. 15. — С. 20–36;  Белозер В. Н.  Военно-морская разведка России: история создания, становления и развития (1696–1917). Диссертация на соискания ученой степени кандидата исторических наук. — М., 2008. — Приложение 29. — С. 41–42.
 был подготовлен очередной, достаточно реалистичный проект организации «Службы наблюдения за противником во время войны», в котором наряду с агентами-наблюдателями предполагалось иметь агентов-передатчиков и агентов-контролеров:

«Организация ВР [военной разведки] в предполагаемом полном, окончательном виде.

Предусмотрены пока два театра… Северный — Швеция, Германия и Южный — Турция, Австрия, Италия, Греция.

Для Северного театра агенты-наблюдатели расположены в Киле, Данциге, Фленсбурге, Хольтенау, Экернферде, на Борнгольме, Рюгене, в Стокгольме, Карлскроне, на Аландских остр<овах>. и т. д., всего в 20 пунктах.

Для Южного театра агенты-наблюдатели расположены в Константинополе, Афинах, Таранто, Венеции, Себенико, Фиуме, Поле, Триесте и т. д. — всего 10.

Каждый агент-наблюдатель телеграфирует по коду в нейтральный ближайший пункт агенту-передатчику данного театра; передатчик по своему усмотрению избирает маршрут передачи депеши. Агент-контролер театра (отставной или запасной морской офицер) имеет постоянное жительство в нейтральном месте, но совершает информационные поездки для проверки получаемых сведений, контроля агентов-наблюдателей и их замены или найма новых в случае необходимости нового места наблюдения. Он телеграфирует в СПб. лично.

Центральный пункт получает в СПб. телеграммы, и передает их в Д[обровольный] флот. Связь — 9 агентов-передатчиков связи передают поэтапно телеграммы.

Центральный пункт 7 000

Связь 6 000

2 контролера 12 000

2 передатчика 10 000

30 наблюдателей 30 000

Итого:65 000 рублей» [931]Российский государственный архив Военно-морского флота. Ф. 418. Оп. 2. Д. 63. Л. 17 (далее — РГАВМФ).
.

Как видим, основные наблюдательные пункты (с явным опозданием) планировалось развернуть на Северном театре военных действий в зоне Датских проливов, откуда можно было бы контролировать передвижение немецких судов в районе их главной военно-морской базы Киль. Несколько пунктов предусматривалось создать в Швеции, что, было целесообразно.

Что же касается Южного ТВД, то нельзя не отметить, что сеть агентов-наблюдателей должна была охватить в основном часть Средиземноморского побережья, принадлежавшую Италии и Австро-Венгрии, а необходимость ее наличия на побережье Турции явно недооценивалась.

В начале войны агентурную разведку на Балтике курировали лишь два морских офицера — заведующий столом Балтийского театра Особого делопроизводства старший лейтенант В. А. Виноградов и его помощник старший лейтенант Р. Окерлунд [932]  Окерлунд Рагнар Рафаэль Ансельмович  (02.12.1883, Ловис в 100 км. От Хельсинки — 12.04.1919?).
Финн по национальности. Отец, Ансельм Окерлунд — потомственный морской капитан.
По окончании гимназии Р. Р. Окерлунд учился в частном лицее Борга в г. Порво (1899–1903), потом — на физико-математическом факультете Императорского Александровского университета в Хельсинки. Уже тогда помимо русского и финского он отлично владел шведским языком. В 1904 изучал экономику в любекской школе экономики в Германии, а в 1905 г. совершенствовал английский язык в Лондоне. В 1906–1907 работал в гельсингфорcком отделении «Северного акционерного банка для торговли и промышленности» (Nordiska Aktiebank). В мае 1907 г. согласно предписанию Главного морского штаба был зачислен юнкером в 8-й флотский экипаж. Через три года произведен в мичманы и направлен в Сибирский флотский экипаж. В 1910–1914 служил штурманским офицером на судах действующего флота на Тихом океане на канонерской лодке «Манджур», затем — на крейсере «Аскольд». В феврале 1912 был награждён орденом Св. Станислава III ст. «за услуги, оказанные Русской миссии в Ханькоу», а в декабре 1913 произведен в лейтенанты. В апреле 1914 был назначен и. д. флагманского штурманского офицера штаба командующего Сибирской флотилией. Но в связи с началом войны он написал рапорт о желании быть назначенным на суда Балтийского флота, и в августе 1914 получил назначение в Петроград. Там был оставлен в Морском генеральном штабе как подходящий для работы в разведке офицер, к тому же в совершенстве владеющий скандинавскими и финским языками.  О том, что он «практически и теоретически знает английский и немецкий языки» указывалось в аттестации на него ещё в 1910. Таким образом, заведующий Особым делопроизводством (начальник морской агентурной разведки) МГШ капитан 2-го ранга М. И. Дунин-Борковский приобрёл ценного работника. На просьбы о назначении на Действующий флот он неизменно получал отказ, т. к. ему трудно было найти подходящую замену. В рапорте начальнику МГШ адмиралу А. И. Русину 2 ноября 1914 Дунин-Борковский доложил о «весьма полезной деятельности лейтенанта Окерлунда, выполнившего несколько самостоятельных поручений с должным умением и успехом». 30 июля 1915 он награждён начальником МГШ орденом Св. Анны III ст. Дунин-Борковский трижды направлял рапорт начальнику МГШ с предложением «представить Окерлунда за отличие по службе к производству в старшие лейтенанты». Приказ о его повышении в звании был подписан морским министром адмиралом И. К. Григоровичем только 30 июля 1916 г., когда Окерлунд уже  «занимал в Особом делопроизводстве должность обер-офицера высшего оклада и самостоятельно вёл ответственное дело агентурной разведки на Балтийском театре».
Дунин-Борковский считал, что его подчинённый «проявляет чрезвычайно важные для этого специального дела способности, выражающиеся как в умении направлять деятельность работающих по разведке лиц, так и в умении завязывать и поддерживать неоценимые знакомства и связи с нужными людьми за границей».
Создание в странах Балтийского ТВД надёжной агентурной сети, которая обеспечивала бы МГШ своевременной информацией о противнике, требовала от Окерлунда весьма напряженной работы. Окерлунд, а также руководивший в Особом делопроизводстве контрразведкой капитан 2-го ранга В. А. Виноградов под руководством Дунина-Борковского активно создавали агентурную сеть в странах Балтийского ТВД, совершая инспекционные поездки в этот регион, проводя контрольные встречи с агентурой.
На оперативные расходы, связанные с выплатой вознаграждения агентуре, МГШ регулярно переводил своим резидентам в странах Балтики крупные суммы в рублях и валюте. Виноградов и Окерлунд совершали визиты в Лондон и Париж для встреч и обмена информацией со своими английскими и французскими союзниками и партнёрами. В октябре 1917 Окерлунд был в Лондоне. Приход большевиков к власти в России застал его в Амстердаме.
С ноября 1917 из МГШ перестали поступать деньги на содержание агентуры и др. расходы. Окерлунд решил обратиться за помощью к британскому Адмиралтейству, т. е. к начальнику английской военно-морской разведки адмиралу Р. Холлу, посоветовавшись с морским агентом Н. А. Волковым. Так, 18 декабря (ст. ст.) 1917 он писал Дунину-Борковскому: «Надеюсь получить 15 000 фунтов стерлингов от англичан за счёт России для продолжения нашей работы, что хватает на месяц». Однако Окерлунд, видимо, забыл, что имеет дело с разведкой. Он сообщал в МГШ: «Адмиралтейство готово взять все наши полезные им организации со всем личным составом».
На это Окерлунд ответил, что без распоряжения своего руководства (т. е. Дунина-Борковского) ничего сделать не может. «Наши сведения пока передаю им», — сообщал он Дунину-Борковскому.
Очевидно, что Окерлунд действительно болел душой за созданную при его участии агентурную сеть, и деньги от МГШ ему были необходимы не для личного обогащения в это смутное время, а для того, чтобы расплатиться с агентами. Об этом свидетельствует тот факт, что из 15 тысяч фунтов (полученных от англичан) 5 тысяч он перевёл агенту «Барону» и 10 тысяч — «Гого» (предположительно Гойеру).
Дунин-Борковский полностью поддерживал позицию, занятую Окерлундом. Так, в телеграмме, отправленной им в Лондон 22 декабря 1917 г., он пишет: «Необходимо стараться сохранить дело для России. Прилагаю все усилия перевести деньги. Веймарн (Христиания) по моему приказанию перевёл Сташевскому 20 тысяч крон». Ориентируя Окерлунда о ситуации в Морском Генеральном штабе, возникшей при новом режиме, Дунин-Борковский пишет, что «работа в ОДЕ [Особом делопроизводстве] продолжается без контроля [со стороны комиссара], под моей личной ответственностью». Отвечая на вопрос Окерлунда относительно возможности использования диппочты, Дунин-Борковский предостерегает его об опасности, т. к. «вализа осматривается комиссаром. Продолжайте свою работу, несмотря на все затруднения. Считаю Ваше пребывание в Лондоне очень полезным для дела». 8/21февраля 1918 «по настоянию комиссара Генмора [Морского Генерального штаба] Раскольникова и по постановлению Морской коллегии» разведка МГШ была упразднена. По постановлению Морской коллегии, это решение объяснялось тем, что «при изменившемся политическом и социальном строе» эта разведка якобы «не может выполнять своего назначения».
15/28 февраля Окерлунд неожиданно получил из МГШ (как обычно за подписью Дунина-Борковского и начальника МГШ Беренса) указание о передаче российской морской разведки Адмиралтейству, т. е. разведке ВМФ Великобритании. Эта шифровка Дунина-Борковского начиналась так: «Я получил приказание ликвидировать все заграничные организации морской разведки. Кроме того при создавшейся обстановке никакие сведения использованы быть нами не могут, а потому и продолжение агентурной работы для России является бесцельным. Вследствие этого приказываю Вам: 1) по Вашему усмотрению и по соглашению с Адмиралтейством передать им в полное распоряжение все наши организации со всем личным составом». В пункте № 3 приказывалось: «Сообщить о происшедшей перемене Сташевскому (Стокгольм), Безкровному (Копенгаген), [несмотря на то, что Верховная коллегия ещё в 1917 г. уволила его с этой должности «за антибольшевисткую позицию»], Веймарну (Христиания), Спешневу (Амстердам), Яковлеву (Париж) и Макалинскому (Афины) и предложить желающим работу на новых условиях, а я их извещаю, что они получат дальнейшие указания от Вас».
На следующий день Дунин-Борковский отправляет в адрес Яковлева, Спешнева и др. военно-морских агентов телеграммы следующего содержания: «Дальнейшие указания по разведке будете получать от Окерлунда из Лондона». Это означало, что вся морская разведка России фактически переходила под контроль англичан, и во главе этой новой структуры ставился Окерлунд. В пункте № 5 своего приказа Дунин-Борковский, касаясь теперешнего статуса Окерлунда, дал понять, что его теперь ничто не связывает с МГШ: «Лично Вы свободны поступить по Вашему усмотрению, вследствие перевода флота на вольнонаёмные начала, увольнение от службы производится беспрепятственно».
А тем временем Окерлунд, уже как руководитель военно-морской разведки России, «упразднённой» советской властью, продолжил переговоры с разведкой Адмиралтейства. Поскольку для английского правительства уже стало очевидно, что Россия из союзника превратилась в заклятого врага, адмирал Холл договорился с Окерлундом об использовании его разведывательной организации против большевиков. Он назвал эту организацию О.К. — по первым буквам фамилии её создателя и руководителя. Причём, особый акцент делался на её внедрение в различные советские организации и получение разведывательной информации о положении в России.
В течение марта-апреля план работы этого разведывательного органа был полностью согласован и 25 апреля 1918 Холл направил английскому военно-морскому атташе в Христиании следующую телеграмму: «Для Вашего личного сведения. Прошу направлять мне непосредственно все информации, которые к Вам могут поступить диппочтой или по телеграфу, имеющие префикс О.К. или подписанные Окерлунд». Эту дату можно рассматривать как день создания разведывательной организации О.К.
В ноябре 1918 Окерлунд, оказавшийся на территории Советской России, был арестован ВЧК и предстал наряду с другими обвиняемыми по «Делу Морского генерального штаба» «перед Верховным трибуналом при Всероссийском Центральном Исполнительном комитете», который заседал 8-12 апреля 1919 г. Его обвиняли в том, что «будучи знаком по своей прежней службе со всеми деятелями Морского генерального штаба и его агентами в России и за границей, он сознательно и умышленно вошел в сношение с английскими империалистами и принял на себя агентуру в России по переправке людей, по агитации и пропаганде в России для свержения Советской власти. Пользуясь своими старыми связями и знакомствами по морскому штабу, он вовлек в организацию служащих штаба: Дунина-Борковского, Иванова, Чеховича, Абрамовича, Дерфельдена, Сыробоярского и Богданова, установил нелегальную связь через Царскосельскую радиостанцию с заграницей, собирал и переправлял через посредство их условную переписку и сведения для союзнической агентуры о положении на фронте. По приговору Верховного трибунала «по делу Морского штаба»: Р. А. Окерлунд, А. К. Абрамович и А. Д. Иванов признаны виновными в шпионаже и приговорены к расстрелу. —  Тотров Ю. Х . Из истории английской разведки… — С. 20–36; Известия Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских, Казачьих и Красноармейских Депутатов и Московского Совета рабочих и Красноармейских Депутатов (далее — Известия) 12 апреля 1919 г.
, что создавало немалые трудности. Отсутствие зарубежной агентуры, способной с началом боевых действий вскрывать планы и намерения командования военно-морских сил Германии и Турции после ее вступления в войну, привело к тому, что именно внедрение агентов-наблюдателей, отслеживающих перемещение неприятельских сил и своевременно докладывающих об этом, было выбрано в качестве основного и пожалуй, единственно возможного направления организационной деятельности Морского генерального штаба в складывающейся ситуации.

В качестве организаторов выступали официальный морской агент и его помощник в скандинавских странах, а также подобранные Особым делопроизводством лица, которым была поставлена задача по проведению вербовочной работы как на территории России, так и в нейтральных государствах. К созданию агентурных сетей с позиций нейтральных стран приступили с первых же дней войны морской агент России в Швеции, Норвегии и Дании капитан 2-го ранга В. А. Сташевский [933]  Сташевский Владимир Арсеньевич  (14.01.1879, Ярославль — 30.10. 1955, Стокгольм). Капитан 1 ранга (06.12.1916).
Сын генерал-лейтенанта А. Д. Сташевского (1851–1916), военного губернатора Приморской области в 1914–1916 гг. и наказного атамана Уссурийского казачьего войска.
Окончил Морской кадетский корпус (1897–1900 гг.), Минный офицерский класс (1902–1903 гг.), основной (1908–1911 гг.) и дополнительный (1911–1912 гг.) курсы Николаевской морской академии. Владел английским, немецким, французским и шведским языками.
Служил на кораблях Черноморского флота, был на преподавательской работе: минный офицер крейсера «Капитан Сакен», преподаватель класса минеров флота, минный офицер канонерской лодки «Уралец», преподаватель минных офицерских курсов, офицер учебного отряда, флагманский минный офицер линкора «Георгий Победоносец» (1903–1908 гг.).
После окончания Николаевской морской академии был прикомандирован (26.04.1912 г.) к Морскому Генеральному штабу «для занятий» — к иностранной части МГШ и направлен со специальным разведывательным заданием в Швецию. После его успешного выполнения 17. 2. 1914 г. назначен морским агентом в Швеции, Норвегии и Дании. С 23.5. 1916 г. — в Швеции и Норвегии. Вместе со своим помощником Б. С. Бескровным (1883–1944) сумел наладить регулярное получение и передачу разведывательной информации. 12.2.1918 г. был уволен в отставку, однако до осени 1918 г. продолжал поддерживать связь с МГШ, действуя в интересах организации О.К. Вёл переписку с лейтенантом В. А. Абазой в Лондоне, возглавившим эту организацию после расстрела Окерлунда. Имел оперативный псевдоним «Буки», который в 1919 г. был принят в О.К. по аналогии с «Азбукой» В. Шульгина.
Под псевдонимом «Адмирал» в 1933 г. привлечен к разведработе для РУ штаба РККА после подачи заявления о получении советского гражданства, военным атташе СССР в Швеции А. А. Риттером («Рудольф»). Связь со Сташевским была прервана в связи арестом «Рудольфа» в марте 1938 г. органами НКВД, а восстановили ее в 1939 г, после начала 2-й мировой войны. Наиболее активная фаза работы группы Сташевского приходится на 1941–1944 гг. Связь с Центром поддерживал с помощью рации, на которой работала «Акма» (Сигне Эриксон). Был арестован шведской контрразведкой в декабре 1944 г. Во время следствия и суда вёл себя достойно, своей вины не признал, никого не выдал, своей связи с советской разведкой не раскрыл. Был приговорён к 2 годам и 10 месяцам заключения. После освобождения жил в Стокгольме.
Награжден орденами: Св. Станислава 3 ст. (1906), Св. Станислава 2 ст. (1913), Св. Анны 2 ст. (1915), Св. Владимира 4 ст. (1916). — Алексеев М.А., Колпакиди А.И., Кочик В.Я.  Энциклопедия военной разведки. 1918–1945 гг. М., 2012. — С. 731–732;  Тотров Ю.Х . Из истории английской разведки. «Дело Генмора» // Кортик. Флот. История. Люди. СПб., 2015. — Вып.15. — С.20–36.
 (сменивший в феврале 1914 г. старшего лейтенанта П. Ф. Келлера), чьим местопребыванием был Стокгольм, и помощник морского агента капитан 2-го ранга Б. С. Безкровный [934]  Безкровный Борис Сергеевич  (21.02.1883, СПб. — 06.1944, Льеж, Бельгия).
Капитан 2 ранга «за отличие» (06.12.1914).
Окончил Морской кадетский корпус (1902 г.), Штурманский офицерский класс (1904 г.) и офицерский класс Учебного отряда подводного плавания (1907 г.), офицер подводного плавания по первому списку Участник Русско-японской войны. Защищал Порт-Артур, сражаясь на крейсере «Боярин», затем на миноносце «Беспощадный» и канонерской лодке «Гиляк». Находился в японском плену (1905–1906 гг.). Командир подводными лодками «Судак» (1907–1910 гг.) и «Аллигатор» (1910–1912 гг.). С 4.10.1912 г. прикомандирован к МГШ «для занятий». С 1914 г. помощник морского агента в Швеции, Норвегии и Дании. С 23.05.1916 г. морской агент в Дании.
В связи с отказом признать советскую власть, был уволен с должности и перешёл на службу к англичанам по линии организации О.К.
В июне-июле 1918 г. под псевдонимом Васильев работал в Мурманске, с августа 1918 г. по январь 1919 г. — в Архангельске (уже как Безкровный). Назначенный генералом Пулом начальником одного из отделов его штаба, поддерживал периодический контакт с местными руководителями английской и французской контрразведки Маклареном и де-Люберсаком. В ноябре1918 г., вероятно в связи с арестом Окерлунда, выезжал в Христианию. В феврале 1919 г. вместе с Веймарном был вызван в Лондон «для выяснения существенных вопросов работы на Севере». Пробыл там до июня. В отсутствие Абазы периодически исполнял в Лондоне обязанности руководителя представительства О.К. Среди друзей и коллег был известен как «Чичи», в переписке О.К. имел оперативный псевдоним «Ферт». После окончания Гражданской войны в России и ликвидации организации О.К. переехал в Бельгию, где окончил университет и получил диплом инженера.
С началом Великой Отечественной войны хотел вернуться в СССР, чтобы сражаться с немцами, но не смог оставить семью. Участник Сопротивления. Умер в июне 1944 в г. Льеже, где и похоронен рядом с «местом упокоения» советского солдата (судя по всему, на военном кладбище Робермон, где захоронены советские военнослужащие и военнопленные, умершие в местном лагере). Дочери Безкровного обеспечивали связь подполья с русскими военнопленными вблизи г. Льежа.
В 1990 г. старшая дочь Б. С. Безкровного передала награды и памятные вещи отца (подарок экипажа подводной лодки «Судак» — именной серебряный подстаканник, а также фарфоровую вазу с изображением линейного корабля «Император Павел I») военному, военно-воздушному морскому атташе при Посольстве СССР в Мексике капитану 1 ранга С. В. Бушуеву для Центрального Военно-морского музея в Ленинграде.
Награжден орденами: Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом (20.12.1904); Св. Станислава 2 ст. с мечами (19.03.1907); Св. Владимира 4 ст. (22.03.1915); Св. Анны 4 ст. «за храбрость» (1904); Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом (12.12.1905); Св. Анны 2 ст. с мечами (10.04.1915).
Тотров Ю. Х . Из истории английской разведки… — Вып. 15. — С.20–36;  Белозер В. Н.  … Приложения к диссертации. С.32–33.
, находившийся в Копенгагене.

В течение всей войны основной базой для разведывательных операций против Германии служила Дания. Этому способствовала не только территориальная близость двух стран, но и отсутствие среди населения последней сильных антирусских настроений, чего нельзя было сказать об отношении ее официальных властей. Значительно сложнее была обстановка в Швеции, возможность вступления которой в войну на стороне германского блока считалась реальной.

С началом войны произошли непредвиденные срывы — неожиданно отказались от сотрудничества с русской разведкой те агенты-наблюдатели в Дании, которые были привлечены Б. С. Безкровным. Правда, вскоре положение удалось поправить. 15 сентября 1914 г. Безкровный докладывал в МГШ: «Пробую устроить в Стокгольме получение сведений от шведской службы связи о движении немецких судов. Прошу указания, в случае успеха организовать ли передачу на Сташевского или через меня» [935]РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 38. Л. 16 об.
.

От агентов-наблюдателей, вербовавшихся из местных жителей, требовалось умение четко различать типы кораблей, но именно это достигалось с большим трудом. Некоторые агенты не могли быстро освоить коды условных обозначений при передаче сообщений телеграфом.

Не менее важное значение приобретала засылка разъездных агентов (агентов-маршрутников) из Скандинавских стран в порты Германии (Киль, Свинемюнде, Данциг-Нейфарвассер и др.) для получения данных о дислокации, перемещениях и повреждениях судов, береговой обороне, расположении минных заграждений. Подобную информацию могли передавать датские и шведские рыбаки, часто плававшие вблизи немецкого побережья и заходившие в порты. Часть сведений могла исходить от датской береговой охраны. К сотрудничеству удалось привлечь агентов-резидентов, постоянно проживавших в Киле. Эта система сбора информации о противнике была налажена в основном за несколько месяцев. В дальнейшем происходило неоднократное обновление агентурных сетей за счет создания новых звеньев взамен выбывавших по различным причинам [936]  Алексеев Михаил.  Военная разведка России. Первая мировая война. — Кн. III. — Ч. II. — М., 2001. — С. 41.
.

Если к середине сентября 1914 г. сбор агентурных сведений о немецком флоте постепенно налаживался, то главной проблемой оставалась своевременность передачи разведывательной информации в штаб флота. Так, 16 сентября 1914 г. флаг-капитан по оперативной части штаба командующего Балтийским флотом капитан 1-го ранга А. В. Колчак писал заведующему Особого делопроизводства МГШ капитану 2-го ранга М. И. Дунину-Борковскому: «Важнейшей стороной разведочной деятельности в настоящее время я считаю донесения о движении неприятельских сил, базирующихся, по всем данным, на Киль, в Балтийском море и обратно.

Мы получаем, по-видимому, вполне надежные сведения, но, к сожалению, зачастую они запаздывают, и мы не имеем возможности их использовать. Дело в том, что немцы взяли правилом подходить на вид наших наблюдательных постов и дозорных крейсеров всегда под вечер, часов около 4-х пополудни. От нашей стоянки в Ревеле до выхода из Финского залива около 100 миль, то есть 6 часов хода (16-ти узловым). В силу этого, мы, выйдя немедленно по получении известия о появлении неприятеля, выходим в море ночью и можем что-либо предпринять с рассветом на другой день. Так как ночью плавание без определений и с тралами целой эскадрой крайне рискованно, то практически мы выходим с рассветом на другой день и никого уже не застаем. Держать же все время флот в море мы не можем уже из-за одного этого вопроса. Отсюда Вы усмотрите всю важность своевременно получить извещение о проходе неприятельского флота к Ost-у [Востоку] от Борнголъма, когда мы могли бы своевременно встретить его в северной части Балтики. До 24-го числа прошлого месяца ни одно из больших судов не появлялось у нас, но теперь, надо думать, они будут появляться чаще. По всем данным, они не намерены оперировать в Финском заливе и не ищут боя с нами, а потому надо нам самим встретиться с ними. В силу высказанного прошу Вас, Михаил Иосифович, в первую очередь ускорить и обеспечить всеми мерами передачу сообщений о движении неприятельских судов с датской территории, делая эти сообщения срочными по радио, а не телеграфом» [937]РГАВМФ. Ф. 418, оп. 2, д. 69, л. 38–39.
.

Замечание Колчака о запаздывании «вполне надежных сведений» принимал и разделял Дунин-Борковский, по словам которого, главная трудность для разведки заключалась «не в объекте, а в сроке». Любые проблемы, связанные со сбором информации, по его мнению, в принципе могли быть решены с помощью наличных средств, но те, что были связаны со своевременной доставкой разведывательных сведений, представлялись неразрешимыми. Единственным оперативным средством связи являлся телеграф, но даже при самых благоприятных обстоятельствах простейшая схема передачи информации по этому каналу выглядела так: с Датского побережья — в Копенгаген, в Петроград и только потом — в штаб Балтийского флота. Все это должно было сопровождаться неизбежной потерей и искажением информации.

Так выглядел идеальный вариант, на практике почти не осуществлявшийся. Во-первых, частая передача телеграфных сообщений из малонаселенных пунктов Дании или Швеции о прохождении одиночных кораблей немецкого флота вызывала естественные подозрения местных властей. Реальным было только оповещение о движении больших групп судов, что случалось намного реже. В этих случаях информация из прибрежных пунктов передавалась по почте или через курьеров и, конечно, тоже запаздывала. Во-вторых, правительства Скандинавских стран с началом войны ввели строгий контроль за отправкой телеграмм за рубеж.

Что же касается Германии, то там использование телеграфа как способа передачи разведывательных сведений по соображениям безопасности практически исключалось. Так, после подачи агентом условной телеграммы «Сейчас получил три письма, здоров», местные власти потребовали от него предъявить эти письма» [938]  Петров В.А.  Морская агентурная разведка на Балтийском театре накануне и в годы Первой мировой войны // Гангут. — 1999. — № 19. — С. 103.
.

«К сожалению, должен заметить, — писал А. В. Колчаку 22 ноября 1914 г. М. И. Дунин-Борковский, — что ежедневное и срочное осведомление относительно востока Балтики почти невыполнимо, и вот по каким причинам:

1. Нет никакой гарантии отправки частных телеграмм из Германии даже в нейтральные страны.

2. Отправляющий неизменно попадает под наблюдение.

3. Наблюдение, таким образом, приходится вести посылкой агентов, что требует несколько дней, даже при посылке их из ближайших мест, что мы и делаем.

4. Для очень частого осведомления потребовалось бы чрезмерное количество агентов, что, как уже сказано, представляет опасность для дела же, но, несмотря на это, если Вы, считаясь со всеми этими соображениями, все-таки найдете необходимым давать такие задания, мы сделаем все возможное в этом направлении. Но я должен предупредить, что если слишком энергичное наблюдение поведет к ликвидации части нашего личного состава агентов, то это может выразиться задержкой представления сведений по новым заданиям, пока не будет найдена замена» [939]РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 69. Л. 58–59.
.

Введенные «Отчетом о деятельности разведывательного отделения Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем» с 4 марта 1905 г. по 31 августа того же года [940]Тайны Русско-японской войны. — М.,1993. — С. 179–229.
 названия дальняя разведка, дальний агент не нашли закрепления в разведывательной терминологии и не встречаются в документах Первой мировой войны. Вместо прилагательного дальний (дальняя) появляется определение стратегический (стратегическая) и, как следствие, термины стратегическая агентура, стратегическая разведка.

«Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, изданный в 1940 г., дает следующее определение прилагательного стратегический: 1. Прил. к стратегия. Стратегическое искусство. 2. Прил., по знач<ению>. связанное с действиями, важными для осуществления общих целей войны, соответствующими стратегии воен.’ С<тратегический>. пункт. Стратегическое развертывание армий. Стратегическая обстановка. Стратегическая железная дорога. Достигнуть тактических и стратегических успехов» [941]Толковый словарь русского языка. Т. I–IV. / Гл. ред. Б. М. Волин, Д. Н. Ушаков; Сост. В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский, Д. Н. Ушаков / Под ред. Д. Н. Ушакова. — М., 1940. — Т. IV — Стб. 548.
. Есть в этом словаре и толкование существительного:

Стратегия [от греч. stratçgнa]. 1. Искусство ведения войны. С<тратегия>. Красной армии. С<тратегия>. Кутузова в войне с Наполеоном. Немецкая с<тратегия>. С<тратегия>. молниеносного удара. С<тратегия>. измора противника. || Наука о ведении войны. Курс стратегии. 2. перен. Искусство руководить действиями какого-н. коллектива для достижения общих, главных целей в его борьбе с противником. Революционная с<тратегия>. пролетариата. Стратегия и тактика ленинизма есть наука о руководстве революционной борьбой пролетариата. Сталин».

Применительно к реалиям Первой мировой войны речь шла о об агентуре не на театре военных действий, а на территории противника — Германии, Австро-Венгрии, Турции, Болгарии — и в первую очередь, в столицах этих стран, в высших военных штабах, органах государственной власти, там, где принимаются важные военные и военно-политические решения, а также на территории нейтральных государств, поддерживающих отношения с воющими против России, Англии и Франции странами. Чтобы показать удаленность такой агентуры от ТВД Рябиков применяет термин глубокая стратегическая агентура.

Так, состояние разведки в России во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. специалистами оценивалось крайне низко. «Неналаженность тайной агентуры в мирное время, невозможность получать весьма жизненные и важные сведения о японский армии секретными путями привели к колоссальнейшей ошибке в подсчете всех сил, кои могла выставить Япония и к совершенному игнорированию резервных войск [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова], неожиданно появившихся на театре войны, — писал в 1919 г. в своем труде «Разведывательная служба в мирное и военное время» один из руководителей военной разведки Генерального штаба генерал-майор П. Ф. Рябиков. — Полная неподготовленность театра войны Маньчжурии в агентурном отношении и лишь постепенное налаживание агентуры во время войны имело следствием нашу слабую осведомленность в стратегических группировках и передвижениях японцев, что крайне вредно отражалось на наших действиях, связывая их инициативу и порождая неуверенность» [943]  Рябиков П.Ф.  Разведывательная служба в мирное и военное время… Ч. I. — С. 176.
.

Имея в виду первые итоги Первой мировой войны, П. Ф. Рябиков продолжал: «Последняя мировая война коалиционного международного масштаба еще более подтвердила совершенную необходимость прочной организации агентуры как мирного времени, так и во время войны. С самого начала войны стало ясно, какое громадное значение имеет в современных условиях глубокая стратегическая агентура, которая только и может давать сведения о стратегических перебросках с театра на театр и с фронта на фронт на отдельных театрах; сразу почувствовалось, что наша разведка со своими органами, стратегической конницей и с едва начинавшей развиваться авиацией коротка; высшее командование часто не предупреждалось заранее о рокировках неприятеля, и войска натыкались иногда своей войсковой разведкой на новые группы противника неожиданно; так, например, во время Варшавской операции 1914 г., и особенно во время октябрьского отхода Гинденбурга от Варшавы, отсутствие заранее заложенной агентуры в приграничной полосе и в более глубоких тылах территории противника или, быть может, ее неудовлетворительность крайне тяжело отразилась на наших действиях» [944]Там же.
. Здесь П. Ф. Рябиков явно сужает предназначение глубокой стратегической агентуры до выявления стратегических перебросок «с театра на театр, с фронта на фронт на отдельных театрах».

П. Ф. Рябикову принадлежит введение термина стратегическая разведка. «В военное время сведения о самых глубоких тылах противника и о творящемся в его стране, а также о намерениях и планах неприятеля может давать агентурная разведка — беспредельная по глубине своей работы, — настаивает профессиональный разведчик П. Ф. Рябиков и продолжает: — Учитывая коалиционный характер современных войн, наличие целого ряда театров борьбы и громадное значение стратегических перебросок войск с театра на театр и с фронта на фронт в пределах театров, приходим к выводу, что агентура в современной войне приобретает особенное значение как орган стратегической [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова] разведки, могущий давать высшему командованию крайне важные сведения.

Недостатки агентуры — частая ее ненадежность и запоздалость донесений — вызывают необходимость в привлечении к работе в агентуре возможно большего числа надежных, доверенных людей и к самой внимательной организации вопроса связи, обеспечивающей быстроту передачи донесений. Роль тайной агентуры как прифронтового тактического средства разведки значительно уменьшилась вследствие крайней трудности прохода агентов через боевые линии, особенно в периоды позиционной войны» [945]  Рябиков П.Ф.  Разведывательная служба в мирное и военное время… Ч. II. — С. 303.
.

Вопрос вскрытия стратегических перебросок для разведки являлся коренным и единственно возможным в годы Первой мировой войны. В этой связи Рябиков писал в своем фундаментальном труде, посвященном разведывательной службе: «Итак, благодаря отсутствию заранее налаженной прочной агентуры на важных железнодорожных узлах приграничной полосы или ее неудовлетворительности, сведения о посадке отступившей из-под Варшавы германской армии и переброски ее против правого фланга II армии получены несвоевременно, с большим опозданием, что, конечно, весьма тяжело отразилось на оперативных распоряжениях командования II армии, принужденного производить необходимый контрманевр при весьма трудных условиях близости противника и с вынужденным отказом от инициативы в действиях, которой мы владели. Кто знает, какой оборот приняла бы вся крайне дерзкая операция Гинденбурга, если бы мы, владея превосходством в силах, вовремя получили сведения о посадке и начавшейся переброске?

Итак, необходимость тайной агентуры сознавалась со времен древности; шпионство, или тайная агентура, как орган разведки давно известно, испытано и отлично использовалось великими полководцами и выдающимися государственными деятелями; последняя же всемирная война еще больше подчеркнула, что грандиозный масштаб коалиционных войн, постоянные железнодорожные переброски, допускающие быстрые сосредоточения сил к определенным фронтам, делают глубокую стратегическую, а также прифронтовую агентуры, заблаговременно, прочно и планомерно заложенные, совершенно необходимыми, так как разведки конными массами и авиасредствами, имея сравнительно слишком короткий радиус работы, часто запаздывают в донесениях стратегического характера, что очень неблагоприятно отражается на оперативных распоряжениях высшего командования» [946]Там же. Ч. I. — С. 177.
.

Термин прифронтовая агентура, введенный П. Ф. Рябиковым, не прижился и остался только в теории.

Он сформулировал основные задачи, стоявшие перед разведывательным органом Генерального штаба в ходе войны, отметив необходимость организации и ведения политической и экономической разведок: «Разведывательный орган Центрального управления Генерального штаба, продолжая во время войны неослабную разведку всех имеющих значение иностранных государств в общегосударственном масштабе, должен все время учитывать требования и задачи Верховного командования, направляя разведку в соответствие с очередными задачами политики и стратегии.

При коалиционном характере войн разведка центрального органа ведется в полном контакте с союзными разведывательными отделениями при постоянном обмене сведениями и при направлении работы в соответствии с очередными стратегическими задачами всех союзных армий.

Особенно внимательно надлежит следить за стратегическими перебросками противников с фронта на фронт, стараясь определить их возможно заблаговременнее, лучше всего — еще в стадии подготовки.

В междусоюзническом же масштабе ведется и общий учет войск противников на всех театрах военных действий; все союзники постоянно по телеграфу обмениваются сведениями об установках войск противника в известных районах с указанием, каким именно органом разведки произведена установка (пленные данных частей, показания пленных о других частях, документы и пр.).

Систематическое ведение установок очень облегчает определение группировки противника на всех театрах и фронтах; данные о группировках должны быть всегда нанесены на соответственные, постоянно освежаемые схемы.

Центральным же органом ведется и систематическое изучение организационных данных армий противника, исследуются им и вопросы комплектования и пр.

Экономическая разведка во время войны приобретает особенно важное значение, так как, по возможности, точный учет всех экономических средств дает возможность делать выводы о том напряжении, которое может вынести данная страна.

Политическая разведка, ведомая в тесном единении с Министерством иностранных дел, должна все время способствовать тесной связи политики со стратегией, столь важной во время войны» [947]Там же. Ч. II. — С. 352–353.
.

С началом войны разведку всех имеющих значение иностранных государств в общегосударственном масштабе организовывал и вел не только «Разведывательный орган Центрального управления Генерального штаба» — Отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, — но и штаб Верховного Главнокомандующего и штабы фронтов. Все эти структуры организовывали и вели военную, политическую и экономическую разведку. И только с 31 июля 1917 г. эти задачи были возложены на один ОГЕНКВАР ГУГШ, структура которого отличалась от той, которая была накануне и в начале войны.

29 сентября 1917 г. генерал-квартирмейстер ГУГШ генерал-майор Н. М. Потапов направил в Париж в Межсоюзническое бюро телеграмму следующего содержания: «Третье: обследование экономического, финансового и политического положения в государствах наших врагов желательно продолжать с полной энергией, всемерно используя с этой целью архивы Bureau Interalliй [Междусоюзническое бюро] и сообщая полученные таким путем данные в Огенквар и Ставку. Четвертое: представляется желательным большее развитие при Bureau Interalliй общей обработки и сводки отдельных указанных выше данных разведки, получаемых от различных союзников. Пятое: заключения о замеченных агентурой перебросках необходимо тотчас срочно сообщать, дабы иметь время на использование командованием. Шестое: путем сопоставления всех добытых сведений, заблаговременное выяснение планов противника для предстоящих операций. В частности, крайне необходимо принять теперь же всесторонние общие меры к выяснению ближайших намерений противника на Востоке» [948]РГВА. Ф. 37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 76–81.
.

«Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова дает наряду с другими следующее значение глагола обследовать (обследую, обследуешь): сов. и несов., кого-что. — ‘Исследуя, произвести (производить) ряд наблюдений над кем-чем-н. Статистически о<бследовать>. сельское хозяйство области. Разведчики обследовали местность. Врач обследовал больного’ [949]Толковый словарь русского языка… / Под ред. Д. Н. Ушакова. — Т. IV. — Стб. 710–711.
.

В декабре 1915 г. было учреждено Междусоюзническое бюро (Bureau Interalliй) как центр, объединивший деятельность разведывательных органов всех союзных государств с местом пребывания в Париже и с причислением его организационно ко 2-му бюро Генерального штаба Франции. Важнейшими задачами Междусоюзнического бюро являлись централизация информации о противнике, получаемой от разведывательных служб союзных держав с целью оптимального ее использования, а также совместное изучение и выработка общих мер борьбы со шпионажем, контрабандой и враждебной пропагандой.

Междусоюзническое бюро под вывеской учреждения «Общие архивы» расположилось в частном доме на Сен-Жерменском бульваре. Оно состояло из уполномоченных разведок союзных армий. Аппараты уполномоченных разведок получили статус миссий союзных держав при французском Военном министерстве.

Таких миссий (отделений) было шесть: французская (в составе пяти офицеров), английская (три офицера и один гражданский чиновник — специалист по экономическим, торговым и финансовым вопросам), итальянская (два офицера и один чиновник военной полиции), бельгийская (три офицера), сербская (один офицер) и русская (один офицер).

28 ноября 1916 г. в Париж прибыл один из выдающихся разведчиков Первой мировой войны ротмистр П. А. Игнатьев, младший брат военного агента в Париже Генерального штаба полковника А. А. Игнатьева, для исполнения должности начальника русского отделения Междусоюзнического бюро [950] В августе 1917 г. полковник П. А. Игнатьев сформулировал «задачи, преследовавшиеся начальником русского отдела Союзнического бюро в Париже:
1) Возможно полная, согласно имевшихся в руках средств, военная разведка противника на всех фронтах, соприкасавшихся с русской армией.
2) Возможно полная разведка экономического положения противника и тесно связанных с нею вопросов по контрабандному снабжению противника через нейтральные страны.
3) Возможно полное освещение внутреннего положения и политических тенденций противника и отдельных национальностей, как то: Польши, Украины и т. д.
4) Изучение вопросов по контрразведке по сведениям, получавшимся от союзников, и в последнее время развитие своей контрразведывательной сети». Российский государственный военный архив (далее — РГВА). Ф.37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 126.
 и заведующего агентурой всех фронтов и армий. Формально П. А. Игнатьев 2-й, как он подписывал документы, считался начальником всей русской зарубежной агентурной разведки, но фактически он таковым не был. Став главой русского отделения Междусоюзнического бюро, он остался непосредственным руководителем зарубежной агентурной разведки штаба Юго-Западного фронта, выполняя одновременно функции начальника зарубежной агентурной разведки штаба Верховного главнокомандующего (Ставки). Штаб Северного фронта никого не прикомандировал к Игнатьеву 2-му и, следовательно, решил вести зарубежную агентурную разведку без его помощи. Игнатьев 2-й не получил также никаких указаний из Главного управления Генерального штаба. Это значило, что руководство ГУГШ не хотело подчинять ему свою зарубежную агентурную сеть, вело работу отдельно от него, отказываясь от объединения руководства зарубежной разведывательной деятельностью в едином органе — Ставке, то есть под непосредственным руководством П. А. Игнатьева. Зарубежной агентурной разведкой штаба Западного фронта он должен был руководить через прикомандированного офицера, подпоручика А. Быховца, который нес ответственность за текущую работу, в то время как органами зарубежной агентурной разведки штаба Юго-Западного фронта и штаба Верховного главнокомандующего Игнатьев должен был руководить непосредственно. При этом ему была поставлена задача создать дополнительную агентурную сеть для вышеперечисленных штабов. Такое положение с руководством зарубежной разведкой чрезвычайно тормозило эффективное разведывательное обеспечение операций русской армии в целом и не могло не привести к неоправданно большим затратам денежных средств.

Отсутствие эффективной, созданной еще в мирное время агентурной сети и острая необходимость быстрейшего получения разведывательных данных о противнике являлись причинами поспешности в вербовочной работе. В условиях войны не могло быть речи о планомерности в создании агентурных сетей. Функции организаторов агентурных сетей с началом Первой мировой войны выполняло большинство официальных военных и морских агентов России, находившихся за рубежом в нейтральных странах: начальник русского отделения Междусоюзнического бюро полковник (с декабря 1916 г.) П. А. Игнатьев, а также военнослужащие, направляемые Отделом генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба и штабами фронтов. В последнем случае к сотрудничеству с разведкой в качестве организаторов агентурных сетей в этот период привлекались порой недостаточно проверенные и даже случайные лица, что, естественно, отражалось на эффективности деятельности военной разведки России. Значительно реже в качестве организаторов разведки выступали лица, давно проживавшие за рубежом.

Создаваемые агентурные организации чаще всего назывались по кличке — псевдониму руководителя или имели порядковый номер. В ряде случаев названия агентурных организаций были связаны с национальностью руководителя (организация Американская), с местом расположения (организация Римская), с принадлежностью к тайным органам (организация Массонская), с вероисповедованием (организация Испанская Католическая) и т. д.

Самой крупной среди агентурных организаций, созданных в годы войны, была организация № 1 штаба Юго-Западного фронта, во главе которой стоял А. М. Гартинг [951]  Гартинг Аркадий Михайлович  (настоящее имя — Авраам Мойшевич Геккельман, псевд. Абрам Ландезен) (20 октября1861–?) — крупный деятель российского политического сыска (первоначально — участник революционного движения), действительный статский советник. После увольнения в отставку проживал за границей как частное лицо.
 («Харламов»), которого привлек к сотрудничеству с военной разведкой П. А. Игнатьев. Центр ее находился во Франции. В Швейцарии размещались центры входивших в ее состав подорганизаций «Борисов», «Малер» и «Пьер», названные по псевдонимам руководителей. Первые две имели по три резидентуры в Германии, третья располагала агентурой в Польше и Австро-Венгрии. «Борисов» работал в Генеральном штабе Швейцарии и передавал ценные сведения: «Очень способный… и труженик», «первый указал в августе 1916 г. об общей мобилизации и о формировании новых полков» [952]РГВА. Ф.37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 150.
. «Пьер» — поляк, журналист, имел связи в польских кругах Швейцарии и в самой Польше. Используя эти связи, «Пьер» передавал сведения с польской оккупированной территории и из Австро-Венгрии. Организация «Пьер» работала «специально по польским делам и саботажу». «Малер» — эльзасец-коммерсант, имел коммерческие дела в Германии и Австро-Венгрии. Организация «Малер» объединяла анархистов, имела сотрудников в некоторых германских военных частях, передавала «чрезвычайно важные сведения», включая переброску альпийского корпуса в составе германских войск на Западный фронт. «Малер» не знал, что «работает для России» [953]Там же.
.

В организацию № 3 штаба Юго-Западного фронта (по состоянию на 15 июня 1917 г.) входили две организации, одна из которых возглавлялась «Диомедом» — чехом, вторая «Юртью» — голландцем-контрабандистом. Обоих руководителей организации П. А. Игнатьев называл рекрутерами, т. е. вербовщиками, каковыми по сути они и являлись.

О руководителе организации № 3 В. Лебедеве в августе 1917 г. Игнатьев докладывал: «Работает лицо, два раза делавшее для нас поездки и успевшее наладить там [в Австро-Венгрии] три центра. Работа их несколько отличается от других, ибо кроме сведений общего военного характера они вертятся в среде отпускных офицеров, следят за отправлением их на фронт и таким образом добывают сведения. Один из осведомителей работает таким же образом в госпиталях. Эта группа имеет свой оборудованный центр на австро-швейцарской границе для переноса сведений. Кроме этой группы имеется еще один рекрутер, которому удалось пропустить в Австро-Венгрию трех лиц, кои дают письменные сведения периодически, и можно предполагать, что эта вторая группа могла бы несколько расшириться» [954]Там же. Л. 149 об.
. Агент организации № 3 «Степанов» работал в австро-венгерской Главной квартире [955]  Алексеев Михаил . Военная разведка России… — Кн. III. — Ч. II. — С. 244.
.

Резидентами организации № 6 были «Швейцарец» — работник швейцарской администрации, «Болгарин» — сотрудник болгарского посольства и «Турок» — сотрудник турецкого посольства в Швейцарии [956]Там же. С. 81.
.

Организация Гаврилова вела постоянное наблюдение за железнодорожными линиями Германии. Она имела объездных агентов, большей частью в Западной Пруссии, Курляндии, а также в Литве и Царстве Польском. Связь с Голландией поддерживалась посредством почты и кодированных телеграмм.

Гавриловская организация объединяла деятельность четырех самостоятельных агентурных подорганизаций. Первая «РХ» имела девять резидентов, которые, пользуясь соответствующими документами, точно знали и сообщали каждый день обо всех передвижениях противника в районе Варшава — Познань — Берлин — Оппельн. Так продолжалось четыре месяца. Затем последовал провал. Работа временно прекратилась. Руководителю организации «РХ» удалось избежать ареста, и он к августу 1917 г восстановил ее деятельность.

Вторая «CW» имела своих резидентов на железнодорожной линии Лович — Белосток, Бреславль — Краков, Берлин — Бромберг и периодически вела наблюдение в западной и восточной Пруссии.

Третья «DV» имела двух резидентов на железнодорожной линии Берлин — Кенигсберг.

Четвертая «Н» строила свою работу специально на использовании объездных агентов, которые, однако, выезжали нерегулярно.

Кроме названных, имелась так называемая «маленькая организация» в распоряжении «Пети», которая работала по опросу дезертиров. Результаты ее работы были незначительными.

В целом Гавриловская организация имела семь резидентов, находившихся к северу от линии Франкфурт — Калиш — Варшава [957]Там же. С. 244.
. Эта организация в начале 1917 г. подверглись арестам в Швейцарии. Два ее агента были расстреляны в Австро-Венгрии, один пропал без вести. «Несмотря на один крупный провал зимой 1917 г., организация эта оправилась от него довольно быстро» [958]РГВА. Ф. 37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 147.
.

Объездные агенты, по терминологии П. А. Игнатьева, — подвижные агенты, должны были отслеживать переброски войск, проведение призывов, в целом обстановку по маршруту движения.

В целях определения степени достоверности получаемых разведывательных данных было решено, что телеграммы от П. А. Игнатьева должны иметь условные обозначения, которые позволят штабам правильно оценивать достоверность донесений и источники этих донесений. В «Допускаемых сокращениях и условных обозначениях в телеграммах», разработанных Игнатьевым, содержался обширный перечень категорий агентов от очень верного агента (источника) до пробного агента (как представляется, с совершенно излишней детализацией):

«Очень верный агент (источник) — сведениям которого можно вполне доверять.

Верный агент — которому можно доверять на 90 %.

Очень серьезный агент — кот[орому]. можно доверять на 75 %.

Серьезный агент — кот[орому]. можно доверять на 60 %.

Хорошо осведомленный агент — кот[орому]. можно доверять на 45 %

Агент — кот[орому]. можно доверять на 30 %.

Пробный агент — кот[орому]. можно доверять лишь на 20 %.

Выражения “якобы” или “будто” — значит, что я лично не доверяю правдивости сведений.

“Борисов” — сведения из Швейцарского Генерального штаба.

“Гаврилов” — сведения, полученные от Центров в Голландии.

“Числов” — сведения, полученные от Чешских организации.

“Викторов” — сведения, полученные от Австро-Германских военно-дипломатических кругов в Швейцарии.

“Никифоров” — очень серьезный информатор организации № 6.

“Степанов” — очень серьезный информатор при Австр[ийской]. Гл[авной]. квартире от организации № 3» [959]Там же. С. 497.
.

«Серьезный источник Гавриловской организации сообщает от 14 августа следующее…», — докладывал шифрованной телеграммой 30 августа 1917 г. П. А. Игнатьев из Парижа в Отдел генерал-квартирмейстера ГУГШ [960] РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 86. Л. 6.
.

В ряде официальных документов времен войны 1914–1918 гг., когда речь шла о лицах, добывающих разведывательную информацию, агенты также назывались источниками. Так, в «Сводке сведений, поступивших в Главное управление Генерального штаба» за 27 декабря 1916 года [раздел «Документальные сведения (источник А)»] читаем: «1 января н. ст. 1917 г. командование на Румынском фронте должно перейти к генералу Фалькенгайну» [961]Там же. Л. 82.
.

С течением времени решение главной задачи, стоявшей перед военной разведкой, а именно — вскрытие намерений противника путем наблюдения за перебросками его воинских формирований — стало формулироваться как одно из важнейших направлений. «Общие указания и задания остаются неизменными, сведения о перевозках, перегруппировках, сосредоточении, новых формированиях и средствах борьбы, внутреннем положении страны» [962]РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 98. Л. 242.
 — сообщалось полковнику П. А. Игнатьеву в Париж из Управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем в телеграмме от 27 марта 1917 г.

Отслеживание перебросок воинских эшелонов с помощью агентуры получило специальное название — агентурное наблюдение. «Сводка сведений, поступивших в Главное Управление Генерального штаба за 24-е ноября 1916 года» зафиксировала следующее: «Общие сведения о противниках. …

Австро-Венгрия.

7. Агентурными наблюдениями устанавливаются следующие воинские перевозки через территорию Австро-Венгрии с севера на юг.

Через Тржебинье, с 5-го по 13-е ноября прошло на Освенцим 12 поездов (180 ваг.), с германскими частями…

Через Мария-Терезиополь, с 4-го по 11-е ноября, от Будапешта на Белград — 32 поезда (384 ваг., 64 платф.), с австрийским ландштурмом» [963]РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 86. Л. 44–44 об.
.

Добыванием данных о перебросках войск противника занималось подавляющее большинство агентурных организаций, что объяснялось кажущейся простотой решения задачи путем вербовки объездных агентов, подвижных агентов, резидентов на узловых железнодорожных станциях и в районах новых воинских формирований. Однако именно к достоверности данных, получаемых от агентуры, были наибольшие претензии со стороны полевых штабов. Справедливость подобных нареканий в значительной мере объяснялась слабой подготовленностью агентов к выполнению задач, «засоренностью» агентурной сети недостаточно проверенными, а зачастую и случайными лицами, неудовлетворительной организацией агентурной связи, не обеспечивавшей оперативной передачи добытой информации, а также мероприятиями, проводимыми штабами вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии с целью введения противника в заблуждение. Такая ситуация сохранялась до лета 1917 г., когда масштаб мероприятий, проводимых штабами германских и австро-венгерских вооруженных сил по пресечению распространения информации о проводившихся перебросках, достиг апогея, существенно снижая эффективность агентурного наблюдения.

Как следовало из немецких источников, опубликованных после окончания Первой мировой войны, накануне готовящихся крупных наступательных операций германских и австро-венгерских войск проводились следующие мероприятия:

инструктаж в войсках по мерам конспирации;

переброска транспортов с войсками и техникой по обходным маршрутам;

закрытие границы с нейтральными странами;

задержка в пересылке почтовой корреспонденции и телеграмм;

ужесточение общего режима;

активные меры по дезинформации противника.

Войска инструктировались по вопросам личной переписки. Письма и открытки своим близким не должны были содержать никаких данных, касающихся местонахождения войск или боевых действий, благодаря которым разведка противника могла бы получить важную дополнительную информацию. Во время транспортировки категорически запрещалось говорить посторонним лицам что-либо о части, откуда она прибыла, и о дальнейших целях. С формы военнослужащих и с транспортных средств удалялись полковые знаки. Строго-настрого запрещалось говорить обо всем указанном выше с местными жителями, хозяевами квартир и т. д. [964] Die Weltkriegs-Spionage. — Mьnchen. 1931. —S. 245–246.
За годы войны только на территории Германии «за преступления против законов о военной и государственной измене» был осужден 401 человек. Среди них было 225 немцев, в том числе 67 эльзас-лотарингцев, 46 французов, 31 голландец, 25 швейцарцев, 22 русских, 20 бельгийцев, 13 люксембуржцев, 5 датчан, 4 австро-венгра, по 3 англичанина, итальянца, шведа и 1 перуанец.
Германской контрразведке удалось вскрыть деятельность работавших на разведку Франции 175 агентов, Англии — 59, России — 55, Бельгии — 21 и Италии — 2. В 14 случаях арестованные агенты работали, как выяснилось в ходе допросов, на несколько спецслужб одновременно.
Общее число осужденных было значительно больше. Так, только осужденных за шпионаж, арестованных на территории Бельгии, достигло к началу 1917 г. 507 человек. Общее число арестованных измерялось тысячами. — Николаи Вальтер. Тайные силы. Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время войны и в настоящее время. — М., 1925. — С. 97, 119.

Разведка России учитывала возможность таких действий противника и принимала свои меры. В докладе 25 июня 1917 г. Разведывательного делопроизводства, созданного вместо Особого делопроизводства в части 2-го обер-квартирмейстераОгенквара ГУГШ, на имя начальника Генерального штаба, была сделана попытка поставить вопрос о целесообразности привлечения агентуры к наблюдению за перевозками, а также были сформулированы другие задачи, которые могли быть поставлены перед агентурой:

«Первое. Ввиду крайней трудности добывать достоверные сведения о перевозках, а с другой стороны, полной возможности для недобросовестных агентов посылать вымышленные сведения (в особенности при указании числа проходящих через известные пункты воинских поездов, а тем более вагонов и платформ), казалось бы желательным или совсем отказаться от получения агентурным путем сведений о перебросках, которые в весьма редких случаях совпадают с действительностью, а если и оказываются верными, то обыкновенно уже раньше известны из данных нашей или союзной войсковой разведки, или ограничиться требованием указывать, в каком направлении в каждый данный период перевозки идут с большей или меньшей интенсивностью.

Второе. Ограничить требования от агентов о планах наших противников, так как все эти данные, почерпнуты из разных якобы достоверных источников, большей частью оказываются фантастическими и могут в лучшем случае служить показателем того, какие слухи умышленно распространяются нашими противниками.

Третье. Желательно направить больше усилий на документальную разведку при условии оплаты добываемых сведений пропорционально достоверности и ценности полученных документов.

Четвертое. Желательно обратить большее внимание на получение сведений, по возможности документальных, об использовании людского запаса и о новых формированиях, производимых внутри неприятельских стран.

Пятое. Сведения внутриполитического и экономического характера, наиболее доступные для агентов, хотя и заимствуются ими часто из газет, но все же могут представлять интерес ввиду большей скорости их получения» [965]РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 105. Л. 92.
.

Серьезных последствий для деятельности агентурной сети за рубежом данные рекомендации не имели, и задача агентурного освещения перебросок войск и техники По-прежнему оставалась одной из первоочередных.

Анализ шифртелеграмм полковника П. А. Игнатьева показывает, что освещение вопроса о воинских железнодорожных перевозках противника занимало в его донесениях центральное место. Он посылал сведения и другого характера: о дислокации войск противника — 14,94 проц., о планах и намерениях неприятеля — 11,68 проц., о формированиях воинских частей — 5,98 проц., об экономическом положении в странах австро-германского блока — 4,8 проц., о политическом положении в этих странах — 4,34 проц., о вооружениях — 2,44 проц., прочие — 0,27 проц. [966]РГВА. Ф. 37967. Оп. 9. Д. 46. Л. 134.
 Большинство этих сведений удовлетворяло интересы штабов Западного и Юго-Западного фронтов.

17 мая 1917 г. Ставка телеграммой запросила все штабы фронтов, пользовавшихся услугами Игнатьева, считают ли они «достаточно ценными сведения», поступающие от его организаций, и признают ли «необходимым, или хотя бы желательным, продолжение работы этих организаций?» [967]  Звонарев К.К.  Агентурная разведка. Т.1. Агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914–1918. — М., 1929. — С. 176.

19 мая от штаба Западного фронта пришла телеграмма, подписанная помощником генерал-квартирмейстера штаба генералом А. А. Самойло:

«Полковник гр. Игнатьев объединяет все организации Штазапа [штаба Западного фронта], работающие через Швейцарию и Голландию под непосредственным руководством офицера Штазапа, находящегося в Париже в подчинении Игнатьева. Эти организации приносят несомненную и существенную пользу в деле [здесь и далее курсив автора] и необходимы для выяснения группировки противника в связи с постоянными перебросками его частей с одного фронта на другой и в связи с предпринятым в настоящее время немцами переформированием дивизий и полков по национальностям. Кроме того, сведения, доставляемые полковником гр. Игнатьевым 2-м, ценны, так как: 1) они своевременно доставляются и 2) наиболее полно обслуживают именно интересы Штазапа в деле распознавания намерений противника и группировки его сил. Что касается достоверности сведений полковника Игнатьева, то они в большинстве подтверждаются другими способами разведки. Ввиду изложенного признаю не только продолжение работы упомянутых организаций необходимым, но и желательным даже их дальнейшее расширение» [968]РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 98. Л. 274.
.

В свою очередь штаб Юго-Западного фронта телеграфировал следующее: «Агентура полковника Игнатьева 2-го, основанная в декабре 1915 г., уже с февраля 1916 г. давала ценные сведения и в большинстве случаев отмечала все важнейшие в военном отношении события жизни противника. Особенно ценными являлись сведения о перевозках, которые в связи со сведениями, добытыми войсковой разведкой, давали возможность судить о намерениях и планах противника. Кроме того, агентура дала много ценных сведений о новых формированиях, вооружении и экономическом состоянии австро-германцев. Сравнительная дороговизна объясняется тем, что первое — работа ее не была подготовлена в мирное время, второе — около 20 процентов всех посланных денег идет на потерю в курсе при пересылке из Франции в нейтральные страны, Австрию и Германию. Третье — агентам выплачивается крупное вознаграждение. На основании изложенного продолжение работы организаций полковника Игнатьева желательно, хотя денежные затраты представляются значительными» [969]Там же. Л. 276.
. Телеграмма была подписана генерал-квартирмейстером штаба Западного фронта генералом Н. Н. Духониным.

В это же время и. д. генерала для делопроизводства и поручений Управления генерал-квартирмейстера при Верховном Главнокомандующем генерал-майор В. Е. Скалон в докладе генерал-квартирмейстеру Ставки от 4 мая 1917 г. отмечал, что сведения о перевозках поступают в весьма большом количестве, «но основываться на этих данных безусловно нельзя… На основании их нельзя делать каких-либо выводов… Сведения о новых формированиях внутри страны ограничиваются обычно только указаниями на то, что идут какие-то формирования. Достоверные данные о том, что именно формируется, получаются весьма редко. Сведения о планах и намерениях противника никогда не могут считаться достоверными, хотя и почерпнуты из самых якобы достоверных источников. Но они… очень часто могут служить показанием того, какие слухи умышленно распространяются нашими противниками о своих планах. Сведения политического и экономического характера… часто заимствуются из газет» [970]Там же. Л. 304.
.

В августе 1917 г. согласно предписанию представителя Ставки Верховного главнокомандующего и Временного правительства во Франции генерала М. И. Занкевича была создана комиссия из числа находившихся в Париже трех офицеров для проверки разведывательной деятельности «Русского Военного бюро при Междусоюзническом комитете». Комиссией были «изучены материалы 9-ти организаций из имеющихся 13-ти за период с 1-го мая по 1-е августа 1917 г.» [971]РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 46. Л. 76–81.
, — докладывал председатель комиссии полковник В. В. Кривенко.

Комиссия сделала ошеломляющие и обескураживающие выводы. Из 324 направленных в Россию телеграфных донесений признаны «ценными» –38; «запоздалыми» — 17; «бесполезными» — 87; «несерьезными» — 28; «неверными» — 154; «а всего, следовательно, удовлетворяющими задачам, возлагаемым на бюро, — 38, не удовлетворяющими таковым — 286» [972]Там же.
. «Столь ничтожный процент удовлетворительных сведений» комиссия признала «фактом, свидетельствующим о серьезных недочетах в организации и деятельности названного бюро».

Одновременно полковник В. В. Кривенко направил 26 сентября 1917 г. доклад Комиссии (которая даже не удосужилась правильно воспроизвести название органа, возглавляемого Игнатьевым 2-м) руководителю всей зарубежной агентурной разведки помощнику 2-го обер-квартирмейстераГУГШ генерал-майору П. Ф. Рябикову, что послужило основанием для проведения проверки поступивших донесений от «агентурных организаций Игнатьева» в указанные Комиссией сроки. Было вскрыто некорректное обращение членов Комиссии с цифрами. Чаще всего оценки телеграмм, отправленных Игнатьевым из Парижа, данные Комиссией Кривенко, не соответствовали реальному положению вещей. На докладе Комиссии была наложена резолюция генерал-квартирмейстера ГУГШ генерал-лейтенанта Н. М. Потапова от 21 октября 1917 г.: «2-му обер-квартирмейстеру. Прошу хранить отчеты как материал по оценке результатов организаций. Выводы вовсе не соответствуют положению дела, кроме того, они для нас лишены интереса… Инициатива расследования мне непонятна» [973]Там же. Л. 76 об.
.

На самом деле причины отрицательной оценки донесений агентурных организаций полковника П. А. Игнатьева были на поверхности — личный интерес человека, инициировавшего такое расследование, и личный интерес председателя комиссии, проведшего расследование — генерала Занкевича и состоявшего при нем полковника Кривенко [974] Общее заключение комиссии «о работе названного бюро за отмеченный срок» было «неудовлетворительным». Тем не менее, «Комиссия не могла не посчитаться с фактом чрезвычайной сложности организации агентурной разведки в нейтральных странах». Она полагала, что «затраченные уже суммы, а равно самый труд, положенный на организацию дела не должны пропадать даром», в связи с чем Комиссия пришла к выводу, что «русское разведывательное бюро в Париже желательно сохранить при условии некоторой его реорганизации, а именно:
1) Руководящий принцип его деятельности должен быть видоизменен в том смысле, чтобы в дальнейшем агентурные сведения, поступающие с мест, подлежали известному коррективу, вытекающему из обстановки, из данных уже имеющихся в наличности.
2) В этих же целях в штат бюро необходимо ввести должность начальника разведывательного бюро из числа офицеров, могущих по своим знаниям и опыту заниматься специально сличением получаемых сведений с обширным проверочным материалом [здесь и далее курсив авт. —  М.А. ], могущим быть собранным в его распоряжение и им затем постоянно возобновляемым.
Подобная реорганизация требует теснейшей связи разведывательного бюро с органами, ведающими общими оперативными работами, а равно обладающими всей совокупностью наличных данных об обстановке, группировке сил противника и т. д., каковое слияние достигается подчинением этого бюро военному Представителю Временного правительства при французских армиях». — РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 46. Л. 82.
.

Из сказанного отнюдь не следовало, что к работе «организаций Игнатьева» по освещению перебросок войск нельзя было предъявить претензий. Претензии были и весьма существенные, серьезные, что привело к ликвидации ряда агентурных организаций. Однако перечеркнуть всю работу Игнатьева 2-го было бесчестно.

В фундаментальном труде «Разведывательная служба в мирное и военное время» организатор разведки П. Ф. Рябиков привел градацию категорий агентов, оговорившись при этом, что «точная классификация агентов по категориям большого практического значения не имеет и не поддается точному определению, так как жизнь выявляет иногда такие побуждения, такие формы агентуры, которые бумажными терминами предусмотреть невозможно».

«Разделяя агентов и шпионов, служащих нашему государству, на категории, можно установить подразделения в зависимости от побуждений [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова], заставляющих идти на службу агентуры, а также в зависимости от характера выполняемой деятельности; лица, поступающие на службу по собственному желанию, называются добровольными агентами, лица же, принуждаемые силой обстоятельств выполнять агентурные поручения, носят названия агентов по принуждению.

Добровольные агенты, в зависимости от двигающих ими побуждений, могут быть подразделены на:

а) людей, идущих на работу исключительно из патриотизма, из желания своей ответственной работой принести пользу Родине.

К этой рубрике относятся все офицеры и другие доверенные лица всевозможных профессий — наши подданные, работающие из высоких побуждений; категория эта самая надежная и наиболее желательная в службе агентуры;

б) агенты, работающие из-за озлобления по разным причинам против страны или ее правительства; люди, принадлежащие к политическим партиям, враждебным при данной обстановке стране, наконец, люди авантюристической складки, жаждущие опасностей, приключений, перемен мест и пр.

Агенты перечисленных категорий могут быть русскими или иностранными подданными и даже подданными той страны, против которой ведется агентура. Степень надежности и продуктивности работы таких лиц зависит в большой мере от чистоты их побуждений, качества, натуры и степени интеллигентности и подготовки.

в) люди невысокой нравственности, работающие исключительно из корыстных побуждений.

К этому сорту агентов могут относиться лица всех национальностей, положений и профессий; все они одинаково требуют внимательного к себе отношения и осторожности к доставляемым сведениям; при оплате их, в зависимости от ценности доставляемых сведений, такие агенты могут давать и важные данные. Жажда наживы при нравственной неустойчивости легко делает этих агентов двойными, почему работа их должна вестись под неослабным контролем.

г) ремесленники дела.

Эти люди посвящают себя тайной разведке, как ремеслу, как службе, дающей определенный и верный заработок; среди них встречаются люди честные, опытные, любящие свое дело и относящиеся к нему с сердцем, но, наравне с ними работает целый ряд малозначащих, серых людей, годных лишь к исполнению самых незначительных поручений; встречаются и мелкие шантажисты, стремящиеся проводить руководителей и извлекать лишь выгоды, не разбирая средств, из службы агентуры.

Умелое руководство, соответственные поощрения и наказания могут в значительной мере поднять продуктивность работы людей этой категории.

При сложности агентурного аппарата и обширности его функций обойтись без второстепенных сотрудников типа ремесленников дела — не представляется возможным.

К агентам по принуждению относятся лица, посылаемые на разведку насильно под различными угрозами; пользование агентами по принуждению возможно почти исключительно во время войны и, главным образом, в маневренный период, когда возможно прохождение агентов через неприятельские линии. …

По роду задач, ими выполняемых, агентов, в главнейшем, можно разделить на:

а) Резидентов, живущих в определенных пунктах и имеющих постоянную задачу, относящуюся к данному пункту или району.

б) Ходоков (ездоков, подвижных агентов), получающих временные отдельные задачи для исследования известного пункта, направления или района, или же для выполнения какого-либо особого поручения.

Задачи подвижных агентов в мирное время могут быть как чисто разведывательного характера, так и в целях контроля агентов-резидентов, передачи им вознаграждения и пр.

В военное время ходоки получают отдельные задачи по осмотру известных пунктов, направлений или районов в прифронтовой полосе, допускающей скорое выполнение задач пешком.

в) Агенты связи служат для передачи донесений агентов или приказаний руководителей; при работе во время войны глубокой заграничной агентуры (для связи с организациями, работающими в странах противников) в нейтральных государствах закладываются промежуточные центры связи между агентами и руководящими инстанциями.

г) Агенты-вербовщики, имеющие целью вербовку агентов и шпионов.

д) Агенты-контролеры, поверяющие работу различных организаций и отдельных лиц.

Контролеры избираются из людей, заслуживающих полного доверия руководящих инстанций» [976]Там же.
.

Термины агенты связи, агенты-вербовщики нашли закрепление в разведывательной лексике в ходе Первой мировой войны.

Вместе с тем в переписке существительное агент в словосочетании агент-вербовщик чаще всего опускается. В феврале 1917 г. согласно «Приходно-расходному отчету», была проведена следующая выплата: «Выдано в счет вербовки вербовщику Дон Альфредо — 300 франков» [977] РГВА. Ф. 37967. Оп. 2. Д. 99. Л. 82.
. И месяц спустя — в апреле 1917 года выплачивается разновременно главному вербовщику Клерваль жалованье до 1-го мая — 24000 франков» [978]Там же. Л.77.
.

Практик — организатор разведывательной службы — П. Ф. Рябиков с большим пиететом относится к «знатоку разведывательной службы» теоретику В. Н. Клембовскому и многократно его цитирует, особенно при рассмотрении «главнейших требований от агентов»: «Агент должен быть добросовестен, умен, наблюдателен, хитер, находчив, никоим образом не болтлив, предусмотрителен и осторожен; находясь во главе какой-либо организации, должен не быть излишне доверчивым и весьма осторожно и тонко выбирать себе сотрудников; в агентах-женщинах ценится красота, ум, знание света и людей, умение очаровывать, выдержка и такт.

Громадное значение для выполнения тех или иных задач имеет профессия и положение в обществе агента.

Иметь в своем распоряжении агентов, удовлетворяющих всем требованиям, недостижимо, необходимо лишь подыскивать людей наиболее соответствующих по своим качествам и положению наилучшему выполнению задач, могущих быть на них возложенными.

Для занятия должностей по руководству агентурными сетями, а также наиболее ответственных агентов-резидентов [здесь и далее курсив автора] и других более важных сотрудников агентуры, крайне желательно привлечение вполне доверенных, надежных и интеллигентных лиц с соответствующим образованием и подготовкой; резидентурные пункты за границей не могут быть заняты исключительно русскими подданными, так как при объявлении войны они все будут высланы; еще в мирное время, согласно общего плана агентуры, целый ряд резидентур должен быть заполнен подданными нейтральных государств, руководимых, по возможности, русскими подданными из нейтральных стран» [979]  Рябиков П Ф.  Разведывательная служба в мирное и военное время… Ч. I. —С. 226.
. Резидентура — ‘тайная разведывательная организация одного государства на территории другого’.

Наряду с уже существовавшим термином резидент П. Ф. Рябиков вводит определение агент-резидент, пишет о конспиративных способах связи, агентах-передатчиках (синоним агента связи, по Рябикову). Характеризуя способы связи в военное время, он пишет о глубоких заграничных агентах. «Способами связи в военное время могут быть:

1) Телеграф и почта [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова] с глубокими заграничными агентами, причем сотрудники, находящиеся на территории противников, посылают свои условные донесения агентам связи в нейтральных государствах, которые, перешифровав донесения, направляют их по условным адресам соответственным руководителям разведки. Лучше всего, конечно, донесения, получаемые с территории врагов, передавать конспиративными способами в наши дипломатические учреждения в нейтральных и союзных странах, которые передают их немедленно шифром по телеграфу. «Идеал связи — вступление в агентурные сношения с иностранными миссиями в странах противников, которые, получая конспиративно донесения, передают их шифром в свои посольства в нашей стране» [980]Там же. С.228.
. — Подчеркивает Рябиков.

Несрочные донесения посылаются через дипломатические учреждения с курьерами, что вполне обеспечивает надежность доставки.

2) Для связи с прифронтовыми агентами существуют следующие способы сношений:

а) Более глубокие прифронтовые агенты могут также доносить условными телеграммами и письмами на имя агентов связи в нейтральных государствах; для успеха такого рода связи имеет громадное значение заблаговременное (в мирное время) и прочное насаждение сетей агентуры с вполне легальной и действительной деятельностью в странах возможных врагов и в нейтральных государствах; деятельность эта может выражаться в различных торговых конторах, банках, пароходствах и пр., имеющих свои отделения по многим точкам земного шара; если не все такие учреждения будут созданы нами исключительно в шпионских целях, то в подобные конторы и предприятия должны постепенно внедряться наши агенты, которые могут, ведя свою непосредственную деловую работу, выполнять и дело агентуры; конечно, для таковой работы в странах возможных противников необходимо привлечение иностранных подданных нейтральных государств, интеллигентных, подготовленных и, по возможности, работающих не исключительно из-за корыстных побуждений, а и из каких-либо политических, национальных или личных стремлений;

б) Личный доклад возвращающихся агентов. Личный доклад практикуется при работе прифронтовых агентов-ходоков, посылаемых с определенными задачами на короткий срок.

в) Посылка донесений через агентов связи (агентов-передатчиков). К этому способу прибегают ближние агенты-резиденты; передача донесений ведется как словесная (что более безопасно), так и проносом письменных донесений. Способы тайных проносов донесений бесчисленны и вполне зависят от ловкости и изобретательности проносчика: в Русско-японскую войну японские агенты-китайцы заплетали донесения в косы, закладывали в подошвы, зашивали в швы платья, в хомуты и пр.; о способах проноса донесений можно судить по прилагаемой… германской инструкции «Основы распознавания и обезвреживания лиц, подозреваемых в шпионстве», добытой и изданной штабом Северо-западного фронта.

г) Оптическая сигнализация возможна лишь при близкой к фронту работе агентов для передачи самых простых донесений о присутствии или отсутствии противника в известных районах, о приблизительном количестве сил, месте его артиллерии и пр.

д) Голубиная почта. При заранее оборудованных секретных голубиных станциях — способ связи вполне возможный.

е) Объявления в газетах. Условные объявления в газетах, заключающие краткие донесения, возможны для глубоких заграничных агентов при обязательном условии, что определенные газеты получаются агентами связи в определенных нейтральных государствах.

Одна из шведских газет во время всемирной войны поместила статью, в которой утверждала, что наши союзники получали часть сведений из Германии путем объявлений в газетах; таким путем сообщались сведения о перебросках войск, причем движение на запад отмечалось объявлением в «Hamburger Fremdenblatt», а движение на восток — в «Berliner Tageblatt»; так в «Hamburger Fremdenblatt» объявлялось: «заграничный купец желает купить 600 пар дамских ботинок; предложения адресовать Ганновер — Банхофсотель» это означало: «через Ганновер на запад прошло шесть поездов пехоты»…

ж) Связь подземным телеграфом и телефоном. Возможна при заблаговременном оборудовании в ожидании наших отходов из занимаемой полосы при наличии опытных специалистов телеграфистов и при не слишком большом удалении от закладываемых секретных станций.

Оборудование линии (прокладка кабеля) должно производиться, в большой тайне и под видом работ совершенно другого назначения, так как разглашение смысла прокладки кабеля неминуемо приведет к провалу всего дела.

з) Связь по радио возможна при заблаговременном устройстве тайных радиостанций, передающих донесения шифром» [981]Там же. С. 247–249.
.

Связь резидентов из неприятельской страны со своим руководителем, находившимся в нейтральном государстве, осуществлялась двумя путями: во-первых, через агента-курьера, направлявшегося как от резидента к организатору агентурной сети, так и от него к резиденту; во-вторых, через почтовые ящики и передаточные пункты, созданные на территории нейтрального государства в непосредственной близости от границы. Почтовым ящиком назывался ‘агент, к которому поступают донесения от резидентов, или отдельных агентов’. Передаточный пункт — это ‘агент, к которому стекаются донесения от других агентов — почтовых ящиков (boоte а lettres)’ [982]  Алексеев Михаил . Военная разведка России… — Кн. III. — Ч. II. — С. 95.
.

Резиденты организации № 3 держали связь со своим руководителем через почтовые ящики, используя симпатические чернила. Кроме этого, для маскировки агентурных донесений применялся шифр. Руководитель подорганизации «Юртью» для связи с резидентами создал на границе Швейцарии с Австро-Венгрией свой «пункт для переноса агентурных сведений, куда агентурные материалы доставлялись агентами-курьерами» [983]Там же.
.

Резиденты организации № 6 поддерживали связь с организатором «Леоном» через три почтовых ящика (по одному на резидента), созданных в приграничных с Австро-Венгрией и Германией районах Швейцарии. Организация № 1 для получения почтовой корреспонденции от резидентов из Германии постоянно имела 15–20 почтовых ящиков. Текст письма зашифровывался и писался симпатическими чернилами.

На границе Швейцарии с Германией и Австро-Венгрией в качестве своих курьеров агентурные организации широко использовали контрабандистов и граждан нейтральных государств, преимущественно коммерсантов, имевших торговые связи с фирмами противника, а также журналистов. Агенту-курьеру сведения передавались в устном виде, а если в письменном — непременно с использованием симпатических чернил.

П. Ф. Рябиков дает характеристику способов секретной переписки: «Так как пользование для тайных агентов при посылке ими депеш шифром или криптографией невозможно (помимо пересылки шифрованных депеш через дипломатические учреждения. — Прим. П.Ф. Рябикова), им приходится прибегать или а) к условной переписке (коду), или б) к механическим способам переписки, или же, наконец, в) к тайнописи.

а) Условная переписка. Под условной перепиской понимается написание донесений под видом самых обыкновенных торговых или частных писем или телеграмм, раскрытие истинного смысла которых возможно лишь при знании обозначения фраз или слов. Составление кодов для условной переписки дает самый широкий простор изобретательности и не поддается никаким шаблонам. Перед началом составления кода для данного агента надлежит прежде всего принять во внимание задачу, которая возлагается на агента, и в зависимости от нее, составить те фразы и слова, которые будут полезны для донесений, и затем уже подставлять фразы в слова кода.

При пользовании условной перепиской полезно принять во внимание следующие требования:

1) Телеграммы и письма должны иметь вид самых обыденных частных или торговых писем или телеграмм.

2) Система кода должна быть проста и легко запоминаема, дабы могла, по возможности, уложиться в памяти агента.

3) Код не должен иметь очень схожих слов, легко искажаемых на телеграфе, а по существу имеющих различное значение.

4) Дешифрирование условных донесений должно быть быстрым, простым и не допускающим искажения текста.

5) Код не должен возбуждать подозрений цензуры и контрразведки, будучи составлен из фраз и слов, относящихся к действительной деятельности агента (коммерческой, аптечной, по торговле лесом, колониальными товарами и пр.).

6) Применение кодов, основанных на семейных отношениях, нежелательно, так как контрразведка отлично знакома с этим приемом и легко может напасть на след обмана, тем более, что при частых донесениях правдоподобное варьирование текстовых «семейных» телеграмм весьма затруднительно.

7) При составлении кода необходимо иметь условные обозначения для даты наблюдения и степени достоверности донесения (документально, по личным наблюдениям, по слухам, из прессы и пр.).

8) Код должен быть возможно короток, означая целые понятия одним словом.

9) Как отправляющий агента руководитель, так и сам агент должны отлично владеть кодом и во время подготовки агента проверить друг друга в умении шифровать и расшифровывать, проделав целый ряд примерных донесений; кстати, агент практикуется в составлении донесений.

10) Код, кроме донесений по существу задачи, должен предусматривать и фразы о личных делах агента: о получении денег, о переезде из одного пункта в другой, о необходимости высылки денег и пр.» [984]  Рябиков П.Ф.  Разведывательная служба в мирное и военное время… Ч. I. — . С. 250.
.

Отдельный раздел «Меры соблюдения тайны и безопасности разведчика» П. Ф. Рябиков посвятил правилам конспирации разведчика, направляемого через линию фронта в тыл неприятеля для сохранения в тайне своей принадлежности к разведке:

«1. Разведчик должен быть одет так, чтобы его одежда не бросалась в глаза и вполне согласовалась с одеждой жителей той местности, где он действует. Главное, чтобы одежда разведчика вполне соответствовала избранной им роли: чернорабочего, лакея, извозчика, газетчика, нищего и т. п. Разведчик всегда должен иметь готовое, хорошо обдуманное объяснение для оправдания своего пребывания в данной местности, откуда и куда он идет и где его постоянное местожительство.

При задержании он должен сохранить спокойствие и хладнокровие, не выдавая испуга, и должен быть смелым и храбрым. На допросе нужно быть очень осторожным и внимательным, и, давая показания, все сказанное хорошо запомнить, дабы сколько бы раз ни допрашивали, показывать одно и то же.

2. В случае задержания разведчика неприятелем и допроса, если ему будут обещаны даже свобода, награды или будут даваться какие бы то ни было обещания или сулиться большие деньги, будут стараться извлечь у него сознание [признание] путем угроз или насилия, разведчик должен твердо помнить, что если он сознается в чем-либо, то безусловно будет повешен.

Если бы разведчику были предъявлены снимки (фотографии) знакомых ему других разведчиков, он должен отвечать наотрез, не задумываясь, что их не знает; при очной ставке с другими задержанными, отрицать наотрез знакомство с ними.

3. Разведчик, наблюдая за чем-либо или за кем-либо, должен не присматриваться слишком внимательно, а только мельком, чтобы не обращать на себя внимания, и должен держать себя совершенно спокойно.

Встречаясь со своими начальниками на улице, разведчик не должен раскланиваться и подходить к ним, наблюдая лишь, не будет ли ему подан знак. Если таковой последует, то он должен держаться сзади на некотором расстоянии, следуя за начальником.

При встрече со своими сотрудниками-разведчиками на улице или на видном людном месте, он ни в коем случае не должен останавливать их и вступать в разговор, а в случае надобности указать им глазами следовать за собой сзади. Разговаривая с сотрудниками где бы то ни было, нужно быть осторожным и помнить, что и стены имеют уши.

4. Разведчик при наблюдении должен твердо и точно запомнить все, что он увидит, название местности, где он что-либо видел, число и день, когда это было, ничего не записывая, а запоминая твердо все виденное и слышанное. Он не должен иметь при себе никаких записок и карандашей. Денег следует иметь лишь самую необходимую сумму, стараясь разменять их при отправке на старые бумажки и мелочь.

5. Разведчик не должен сразу входить в города, большие центры и на станции, а сперва в окрестностях выяснить у местных жителей, как можно туда без риска проникнуть и какие там порядки; как можно получить пропуск или вид от неприятельских властей.

Рекомендуется разведчику покупать от населения, в тылу неприятеля, его реквизиционные квитанции на скот, лошадей и прочее, каковые могут служить оправданием его пребывания в данной местности. Имея квитанции (квитки), он может ходить по штабам и клянчить об уплате по ним денег, жалуясь на обиду высшему начальству. Эти же реквизиционные квитанции могут служить иногда разведчику, если они выданы недавно, указанием на то, какие части стоят в данной местности. Их он должен предъявить по возвращении с разведки в подтверждение своих показаний.

6. Разведчик при проходе через неприятельскую линию в одну и другую сторону должен хорошо изучить местность, расспросив разведчиков при полках и местных жителей, должен применяться ко времени и обстоятельствам. В этом отношении общие указания даны быть не могут, однако чаще всего выгодно стараться пройти по болотистой или лесистой местности вечером, ночью или на рассвете; вечером — когда подвозятся кухни и обедают, в темную или дождливую ночь, снежную метель — когда плохо видно, и на рассвете — когда часового клонит ко сну. Разведчик не должен проходить неприятельской линии во время смены неприятельских постов. Разведчик должен стараться сразу уйти как можно дальше от неприятельского фронта, для того чтобы он мог вернее сойти за местного жителя.

При проходе неприятельской позиции, даже в тылу, разведчик должен остерегаться полицейских собак, специально обученных. Полицейская собака не бросается на человека, не лает, а напротив, ласкается, обнюхивает, уходит к своим и лаем дает знать, что проходил чужой. По следу этой собаки едут верховые и указанного собакой человека задерживают. Поэтому разведчик должен всех ласкающихся к нему собак убивать ножом или отравой.

Рекомендуется разведчику при проходе неприятельский линии туда или обратно в морозные дни обертывать сапоги тряпкой, чтобы ступать тихо и не вызывать скрипа снега под ногами.

Рекомендуется разведчику в тылах у неприятеля набирать себе сотрудников по работе из толковых, смелых местных жителей, исключительно русских, поляков или латышей, на которых в случае задержания разведчика неприятелем он мог бы ссылаться и даже их местожительство выдавать за свое.

Запрещается разведчику входить в какие-либо сношения с евреями, так как они почти все германские шпионы и преданы Германии» [985]Там же. С. 274–276.
.

Разведчик, отправляемый через линию фронта с разведывательным поручением, у Рябикова назван агент-ходок, ходок, агент и агент-разведчик.

Из «Руководящих указаний для агентов-ходоков, составленных в штабе 2-й армии» (раздел «IV. Уход и возвращение агента»), в которых П. Ф. Рябиковым изложены правила конспирации, даны инструкции по сбору разведывательных сведений:

«6. Пробравшись до населенного пункта, выжидать в скрытном месте наступления дня, рассмотреть, имеются ли в нем жители, и стараться встретить их, не заходя в дома, а предварительно разузнать об имеющихся в селении войсках через жителей.

7. Во время следования по дорогам, стараться сесть на подводу жителей или иногда даже солдат, прося подвезти.

8. Наблюдательному ходоку много расспрашивать не приходится, почти достаточно читать цифры на погонах, касках, какого цвета погоны и цифры, вид вооружения, определять возраст солдат, и уже ясно, к какой части принадлежит солдат.

9. Надлежит побольше расспрашивать местных жителей, особенно подробно — проживающих около дорог, перекрестков, железнодорожных станции, пристаней и т. д.; расспросы солдат вести осторожно и у одного и того же солдата много не спрашивать. Лучше двум солдатам задать по вопросу, чем одному задать два вопроса.

10. Расспросы жителей и особенно солдат надлежит вести не серьезным, а добродушно-шуточным тоном или же подобострастно-наивно.

11. Для собирания сведений пользоваться почаще и обязательно солдатскими дешевыми чайными, лавочками, кинематографами, театрами и, особенно, где производится продажа спиртных напитков, заходя по несколько раз и изучая нумерацию и вооружение посещающих военных.

12. Весьма полезно посещать публичные дома; часто публичные женщины дают ценные указания о расположении полков и штабов, а также о намерениях неприятеля и перегруппировках, о расположении тыловых резервных частей, обозов и т. п.

13. Находясь в крупных населенных пунктах, надлежит забрать с собой в виде доказательства действительного своего пребывания в пункте лекарства с рецептом за подписью врача, счета магазинов (куда завернуть мыло, гребенку), папиросы, спички, деньги (боны) того города, где находился, и т. п., взять с собой газеты, но обязательно завернув в них, например, белье, хлеб, колбасу и т. п., чтобы газеты служили в качестве оберточной бумаги…

16. Около складов, обозов, штабов, станций, переправ и т. д. отмечать №№ на погонах и цвет их, например, зеленый номер или красный и название части охраняющих солдат, а также их возраст…

26. Для более удобного запоминания всяких цифр пользоваться мнемоникой, т. е. стараясь запоминаемую цифру свести на другую, легче запоминаемую, например, видел цифру 43, свести ее на свои лета или лета других родных и знакомых, прибавляя или убавляя такое-то число (тоже года знакомых, номер знакомого дома и т. п.).

Примечание: попутно, при удобном случае, можно поинтересоваться также о том, какие лица, крестьяне, помещики, священники, пасторы, чиновники и т. д. перешли на сторону немцев и какие оказывают им услуги; также о частной жизни оставшихся жителей, о ценах на продукты, товары, их качество, обилие.

27. Отправляясь на разведку, агент [курсив автора] должен подробно обдумать и запомнить, что он будет показывать в случае, если попадется немцам в плен.

28. Попавшись в плен, на допросах ни в коем случае не отступаться от однажды уже данного показания, ибо изменение показаний — явная улика в ненадежности арестованного. На допросах обдумать ответы и держать себя спокойно.

29. Раз навсегда запомнить, что в плену ходоку будут сулить всякие блага, чтобы он сознался в шпионстве, а после сознания — безусловно будет повешен, ибо никто не может поручиться и поверить в свою безопасность и добрые намерения немцев относительно хотя бы сознавшегося шпиона — и всегда их вешают без исключения. Если же агент не сознается, немцы ограничиваются угрозами, вплоть до демонстрации расстрела, но, не имея никаких улик, не могут казнить, а в случае хотя бы крайней подозрительности задержанного, вынуждены, в конце концов, в худшем случае ограничиться высылкой агента в лагерь военнопленных под наблюдение…

31. Во время содержания под арестом часто немцы сажают с задержанным под видом также арестованных — преданных немцам людей, для разведывания о задержанном. Поэтому — никому не доверяться, помня, что откровенность, хотя бы неполная, может стоить головы.

32. Где бы ходок ни находился, хотя бы под арестом, продолжать наблюдение и сбор сведений о неприятеле, рассчитывая на освобождение или побег или на возможность передать сведения другому лицу для передачи по назначению…

46. Не доверяться ни одному человеку, хотя бы он уверял, что состоит нашим агентом, но о всех таких лицах запоминать их фамилии, особые приметы и когда и кем посланы, старясь разузнать это постепенно и под разными невинными предлогами.

47. Что агент состоит нашим разведчиком, должен знать лишь начальник, его пославший, и больше никто на свете, даже ни родители, ни жена, ни родственники и т. д.

48. Агенты-разведчики [курсив автора] подвергаются наказанию вплоть до высылки в Сибирь или предания военному суду за: а) открывание кому бы то не было своего положения и службы по разведке, б) за скрытие сведений о неприятеле или передачу их посторонним людям, в) за принесение и дачу ложных показаний.

49. Точно предусмотреть все способы собирания справок, а равно подробно перечислить все, за чем агент должен наблюдать, о чем собирать сведения нет возможности; поэтому каждый агент должен постоянно иметь открытыми глаза и уши, интересоваться всем окружающим и сам должен, имея голову на плечах, постоянно думать и соображать во всяком месте и при всякой обстановке…

54. После прихода к своему начальнику не имеет права никуда отлучаться без заявления и проводника из отведенного ему помещения, не посещать без проводника публичных собраний, театров, кинематографов, ресторанов и т. д., пока снова не будет отправлен на разведку или не будет дано начальником право свободного проживания в городе.

Несоблюдение всего этого влечет немедленно увольнение агента и выселение его из района военных действий и отдачу под надзор полиции» [986]Там же. С. 282–286.
.

Как пример «толкового доклада агента-ходока, давшего вполне правильную картину группировки противника перед 2-й армией в январе 1915 г.», П. Ф. Рябиков приводит копию сводки штаба 2-й армии от 14 января 1915 г. № 79, в котором используется термин агентурный источник.

Из надежного агентурного источника получены следующие сведения: Первое [курсив документа]. В Липно 9 января ст. стиля наблюдались 107-й ландверный полк, два батальона 49-го ландверного полка и 2 эскадрона 2-го драгунского полка; около Липно велись окопные работы фронтом на юг. Замечены и проволочные заграждения» [987]Там же. С. 288.
.

Особое внимание П. Ф. Рябиков уделяет приему на службу агентов с учетом частого «предложения услуг по агентуре» разных категорий лиц: «Вследствие полной возможности подсылки к нам двойных шпионов, а также ввиду частого предложения услуг различными шантажистами и аферистами, при приеме на службу предлагающих свои услуги лиц надо быть крайне осторожным и разборчивым.

Рассуждая о подготовке агентов на своей территории, П. Ф. Рябиков использует понятие конспиративная квартира: «Естественно, что все сношения с агентами должны вестись совершенно скрытно на конспиративных квартирах [здесь и далее курсив автора] или в таких местах, где свидания могут происходить совершенно незаметно и не вызывая никаких подозрений. Совместные появления на улицах и в общественных местах руководителей агентуры и агентов совершенно недопустимы, разве только если агент является личным знакомым руководителя и по своей профессии не вызывает никакого подозрения в причастности к агентуре. …

Гораздо конспиративнее и надежнее работа с отдельными лицами или с небольшими группами, состоящими лишь из родственников или знакомых, предложивших совместно услуги разведке. Подготовка должна вестись обязательно на так называемых “конспиративных” квартирах, обеспечивающих тайну свидания; каждое разведывательное отделение должно иметь целый ряд квартир, как для приема агентов, возвращающихся по выполнении задач, так и для приема кандидатов и подготовки агентов. Ряд квартир необходим для того, чтобы не все агенты знали адрес квартиры и чтобы затруднить контрразведке противника выяснение адресов квартир, а с ним и личностей наших агентов и лиц, готовящихся стать агентами. Особо секретные свидания желательно обставлять так, чтобы и агенты не знали мест свиданий; это достижимо при пользовании закрытыми автомобилями» [988]Там же. С. 233–234.
.

«Прежде принятия агента, — пишет П.Ф. Рябиков, — он должен был внимательно, всесторонне, во всех отношениях обследован и о нем должны быть наведены справки в регистрационных бюро контрразведки [курсив автора], не был ли он когда-либо причастен в той или другой мере к делам шпионства; необходимо внимательно осмотреть его документы, убедившись в их подлинности и действительной принадлежности их агенту и, подробно опрашивая кандидата в агенты, занести все данные о нем в весьма секретную книгу “Предложения услуг по агентуре”. Требуемые сведения таковы: имя, отчество, фамилия, звание, род занятий, вероисповедание, лета, судимость, отбывание воинской повинности, место рождения, настоящее местожительство с точным обозначением адреса, каково семейное положение, где находятся семья и родные, чем занимается, кто знает агента из достойных уважения лиц и мог бы за него поручиться, какое и где получил образование, какие языки знает, какие города, страны и районы особенно хорошо известны агенту, есть ли и какие именно связи в странах и районах, подлежащих разведыванию и, наконец, какие побуждения заставили данное лицо решиться на службу по тайной агентуре [курсив П.Ф. Рябикова].

Все полученные от агента сведения проверяются в течение некоторого времени совершенно негласными путями, причем никоим образом не должно быть обнаружено желание данного лица поступить в агентуру; лучше, если и агент не знает о факте наведения о нем справок, а особенно о тех путях, кои приняты для получения справок. Только после получения вполне благоприятных результатов негласного обследования агент принимается на службу, и начинается его подготовка к выполнению намечаемых ему задач» [989]Там же. С. 231.
.

В цитируемой ранее «Объяснительной записке по проекту штата Особого делопроизводства Морского генерального штаба […] февраля 1916 г.» штаб-офицер Морского генерального штаба капитан 2 ранга М. И. Дунин-Борковский, он же заведующий Особого делопроизводства МГШ, вводит термин морская регистрационная служба применительно к морской контрразведке. «Для обеспечения преемственности и правильности работы как по тайной морской разведке, так и по борьбе с иностранным морским шпионажем, — докладывал Дунин-Борковский, — выяснилась необходимость создания в составе Морского генерального штаба постоянного органа, на который должна быть возложена работа и руководство по указанным вопросам. За этим новым органом правильнее всего было сохранить уже вошедшее в обиход штаба наименование “Особого делопроизводства Морского генерального штаба”, находящееся в полном соответствии с наименованием подобного органа в составе Главного управления Генерального штаба, исполняющего такие же функции.

Начальник Особого делопроизводства, наравне с начальниками прочих отделений Морского генерального штаба, подчиняется начальнику сего штаба. Для руководства всею морской контрразведкой (т. е. борьбой с иностранным морским шпионажем) в составе Особого делопроизводства предусмотрена должность “начальника Морской регистрационной службы”, подчиненного начальнику Особого делопроизводства, но пользующегося правами начальника и таким же окладом вследствие особой трудности и ответственности возложенной на него работы. Для обеспечения непрерывности в работе “Морской регистрационной службы” (т. е. морской контрразведки) и вследствие большого количества служебной переписки является необходимость в учреждении должности “помощника начальника Морской регистрационной службы”. Далее, для направления тайной морской разведки на трех наших морских театрах (Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском) необходимы три офицера, достаточно подготовленных к этой специальной работе и знающих нужные для этого иностранные языки. Этим офицерам справедливо присвоить высший оклад в 3 000 рублей в год, принимая во внимание необходимость привлечения на эти должности особенно талантливых офицеров, непременно обладающих большим служебным тактом…

Изложенное распределение должностей вполне соответствует назревшей ныне потребности для обеспечения правильности и преемственности в выполнении Морским генеральным штабом возложенных на него многосложных и ответственных задач по тайной морской разведке и морской контрразведке» [990]  Белозер В.Н.  Указ. соч. Приложение 35. С.138.
.

«Устав полевой службы», утвержденный 27 апреля 1912 г., содержал руководящие указания для организации разведки в войсках в военное время с учетом появления новых технических средств и ввел ряд новых разведывательных терминов: артиллерийская разведка, наблюдение с воздухоплавательных аппаратов, разведка саперов, разведывательные дозоры.

Во втором отделе «Устава» (ст. 52 «Разведывание») отмечалось: «Каждый начальник должен всегда сам заботиться, чтобы быть осведомленным обо всем, что может обеспечить выполнение задачи и безопасность вверенных ему войск» [991]Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. –1912. Т. XXXII. Отд. I. — Петроград, 1915. — № 36949. — С. 338.
. И здесь же: «Сбор сведений о неприятеле и о местности, на которой предстоит действовать, достигается разведыванием. Разведка неприятеля заключается в розыске его, в определении сил, расположения и действий противника. Разведкою местности определяются ее свойства, имеющие влияние на расположение и действия войск» (ст. 53).

Далее разъяснялось: «Сбор сведений производится высланными на разведку частями и наблюдениями с воздухоплавательных аппаратов. Кроме того, сведения о неприятеле могут быть получены опросом пленных, перебежчиков и жителей; от шпионов, из почтовой и телеграфной корреспонденции; из бумаг, найденных на убитых и пленных, и из газет, а также наблюдением различных военных примет» [992]Там же.
 (ст. 54). Организация агентурной разведки «Уставом полевой службы» не затрагивалась, так как она не входила в компетенцию штабов соединений и частей в военное время.

В документе подчеркивалось, что «Устав дает руководящие указания для действий войск: применять же их в каждом случае следует сознательно, памятуя завет Великаго Петра: “не держаться устава, яко слепой стены”» [993]Там же. С. 334.
.

Согласно «Уставу» средствами разведки войск являлись конница (кавалерийская разведка), пехота, артиллерийская разведка, инженерная (саперная) разведка и разведка с применением воздухоплавательных средств (воздушная разведка): «При значительном удалении неприятеля разведывательную службу несет преимущественно конница. На близких расстояниях к разведкепривлекается также пехота. Непосредственно перед боем, во время боя и после него конница сосредоточивает свою разведку на флангах в тыле неприятеля; разведка перед фронтом возлагается на пехоту. Артиллерия и саперы ведут разведку для получения сведений, необходимых для выполнения их специальных задач.

Воздухоплавательные средства применяются для разведки в зависимости от их свойств.

59. Непосредственными органами разведки служат разъезды, а в пехоте — разведывательные дозоры, действующие отдельно или в связи с выславшими их разведывательными частями.

Деятельность разъездов и пехотных дозоров состоит преимущественно в розыске неприятеля, наблюдении за ним и в сборе сведений о местности. К боевым столкновениям они прибегают, когда это соответствует цели разведки, особенно если могут рассчитывать на поддержку выславших их частей» .

«Устав полевой службы» предусматривал два вида организации и ведения разведки конницей в зависимости от глубины ее ведения и от привлекаемых сил и средств:

собственно «разведка конницею», т. е. разведка войсковой конницей — теми кавалерийскими частями, которые придавались общевойсковым соединениям и частям (дивизиям, полкам) в качестве средства ведения разведки. «66. Для разведки неприятеля от конницы высылаются отдельные разъезды и целые части (отряды). Разъезду поручается преимущественно разведка в определенном направлении или определенного пункта. Разведывательной части (отряду) — преимущественно определенный фронт или район (полоса) разведки»;

«разведка армейскою конницею». «93. Армейская конница (отдельные кавалерийские дивизии), подчиняясь непосредственно Командующему армией, ведет разведку по его распоряжению… если это нужно для лучшего достижения целей разведки, несколько дивизий могут быть соединены и под командою одного кавалерийского начальника. 94. Главная цель разведки армейской конницы собрать сведения о группировке по возможности всех сил неприятеля, действующего против нашей армии. Для этого она должна стремиться опрокинуть его кавалерию, прорваться за передовые неприятельские отряды из всех родов войск и проникнуть своими частями к главным силам противника».

Перед армейской конницей стояла «задача разведывания в глубине расположения неприятеля».

«Устав полевой службы» 1912 г. применительно к ведению разведки в глубоком тылу противника вводит такое понятие как «набег»: «116. Набеги предпринимаются: для разведки в глубоком тылурасположения неприятельской армии для действия на ее сообщения и для других целей, указываемых условиями обстановки и ходом военных действий.

117. Конница, высланная в набег, отрывается от своей армии. Но пребывание ее в тылу противника обыкновенно не может быть продолжительным. Поэтому, исполнив возложенную на нее задачу, конница возвращается к своей армии.

118. Успех набега главным образом зависит от энергии и таланта начальника и от неожиданности предприятия.

Последняя достигается:

а) полным сохранением тайны подготовки набега;

б) выбором соответствующего направления, скрывающего движение конного отряда;

в) быстротою движения, не дающею неприятелю времени изготовится даже в том случае, когда набег им обнаружен».

Набег — ‘нападение’, читаем в Словаре русского языка XI–XVII вв. А точнее, применительно к данному контексту, это — ‘внезапное нападение’, способ ведения боевых действий конницей, кавалерией. Конница и кавалерия выступают в качестве синонимов.

Наряду с «Уставом полевой службы» в 1912 г. «высочайше утверждается» «Строевой кавалерийский устав». Складывается впечатление, что авторы обоих уставов не озаботились ознакомиться с работой друг друга.

В «Строевом кавалерийском уставе» за регулярными кавалерийскими частями закрепляется ведение боевых действий лавой [1001]Донские казачьи полки в 1812–1814 гг. сохранили тактику действий легкой конницы кочевых народов. Наиболее часто применялся такой тактический прием, как «лава» — атака рассыпным строем. «Лава» — подвижный, бесформенный, не поддающейся никакой регламентации или уставным правилам строй. Это был излюбленный боевой порядок казачьей кавалерии, изобретенный самими казаками, который наиболее соответствовал их природным качествам — сметливости, ловкости, наблюдательности, способности действовать в одиночку.
, о чем умалчивается в «Уставе полевой службы» и, как следствие, отсутствует и понятие усиленная разведка. «1. Лава представляет собой не строй, а тактические действия кавалерии без определенных форм и построений. Части лавы принимают тот порядок, который сулит им больший успех в данную минуту. Успех же ее действий зависит от находчивости и сметки ее начальника и всех чинов, до рядового включительно» [1002] Строевой кавалерийский устав. Часть II. Взвод. Эскадрон. Полк. Высшие соединения. Ч. III. Бой. Высочайше утвержден 12-го февраля 1912 г. Исправлен по 1 февраля 1917 г. — Изд. Товарищества В. А. Березовского. Комиссионер Военно-Учебных заведений. — Петроград, Колокольная 14. 1917 г. — С. 259.
, — следовало из «Наставлений для действия лавою». Было предусмотрено применение лавы и эскадроном, и полком.

«Наставления для действия лавою» закрепляло применение лавы и регулярными кавалерийскими частями, в том числе для ведения усиленной разведки:

«3. Лава применяется:

а) Для расстройства сомкнутых частей противника перед атакой;

б) Для завлечения противника на направление, выгодное для нашей атаки;

в) Для воспрепятствования противнику в производстве разведки;

г) Как завеса для прикрытия маневрирования своих войск;

д) Для рекогносцировки позиций противника;

е) Для замедления наступления противника;

ж) Для заманивания его под внезапные удары скрытых своих сил;

з) Для производства усиленной разведки противника и местности» [1003]Там же. С. 260.
.

При этом пояснялось: «Лава применяется как против кавалерии, так и против пехоты. При действиях против пехоты лава служит преимущественно целям разведки» [1004]Там же. С. 261
.

В свою очередь в «Строевом кавалерийском уставе» не упоминается понятие «набег» как способ ведения боевых действий конницы, в том числе и для производства разведки в глубоком тылу неприятельской армии.

«Армейская конница» (кавалерийские соединения) должна была решать задачи, так называемой стратегической конницы — осуществлять броски, прорывы и обходы, преследование противника, рейды по тылам противника, заниматься дальней, стратегической разведкой, обеспечивать прикрытие определенных оперативных направлений, что на практике в ряде случаев и имело место.

Однако эти понятия не были введены ни в «Строевой кавалерийский устав», ни в «Устав полевой службы», хотя в последнем речь шла о «разведывании в глубине расположения неприятеля».

О том, как использовалась конница для разведки в операциях фронтов в начале войны, можно судить по ее действиям на Северо-Западном фронте в ходе Лодзинской операции. Командование Северо-Западного фронта 13 ноября 1914 г. разработало директиву № 1489 о наступлении на территорию Германии. В тот же день соответствующий приказ № 41 был отдан командованию 2-й армии. А 14 ноября командующий этой армией генерал от кавалерии С. М. Шейдеман высказал и. д. начальнику штаба фронта генералу от кавалерии В. А. Орановскому следующие соображения:

«Коннице генерала Новикова согласно указанию Главнокомандующего поставлена задача — произвести поиск в общем направлении на Познань, Лисса (Лешно), ведя разведку в этом районе, имея целью выяснить здесь силы противника и разрушить железные дороги, идущие параллельно границе. В настоящее время перегруппировка противника, по-видимому, закончилась, и в районе между Вислой и Вартой уже обнаружилось наступление значительных сил немцев; по левому берегу Варты тоже обозначилось наступление в направлении на Унеюв. При таких условиях присутствие в районе боевых действий армии конного корпуса, который решительными и смелыми операциями во фланг и тыл наступающему противнику много мог бы содействовать успеху армии, представляется крайне желательным. Не признает ли Главнокомандующий возможным изменить задачу, поставленную коннице генерала Новикова, из стратегической на тактическую? Оставаясь в районе между Калишом, Туреком, Слупцей, конница генерала Новикова могла бы развить энергичные действия во фланг и тыл противнику, наступающему с северо-запада, и вести разведку на фронт Сомпольно (Врешен), Яроцин. 7791. Шейдеман» [1005]  Шапошников Б.М.  Воспоминания. Военно-научные труды. — М., 1982. —С. 353.
. Начавшаяся Лодзинская операция свела на нет ходатайство командующего 2-й армией.

«До мировой войны, когда авиация только начинала выбиваться из пеленок, — писал в 1923 г. будущий маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, — задачи дальней разведки ложились главным образом на конницу. Последняя своей активной работой на фронте и флангах, выброшенная далеко вперед, должна была своевременно выяснить обстановку командованию, дабы тотчас же могли быть внесены коррективы в развивающийся план операции. От конницы требовалось разведать намерения и группировку сил противника в операции и скрыть от последнего свой маневр, иными словами — накинуть густой вуаль на фронт нашей маневрирующей армии, то есть решить хорошо задачу завесы. Разведка не ограничивалась только в рамках операции, а шла и дальше, переходя в область тактики — в ближнюю разведку, непосредственно ведущуюся перед фронтом наступающих или обороняющихся войск и составляющую их тактическое обеспечение.

И в этом виде разведки значительная часть ее ложилась на конницу. Одним словом, “разведка — насущный хлеб конницы”, как определял для конницы значение этой задачи Ф. Бернгарди [1006] Фридрих фон Бернгарди (нем.  Friedrich von Bernhardi , 22 ноября1849, СПб. –11 декабря 1930, Куннерсдорф) — германский генерал от кавалерии, военный писатель и историк.
. Мы не будем приводить известных всем изречений, что конница — глаза армии и т. д., являющихся для нас характерными лишь в том, что разведывательная деятельность и устройство завесы в оперативной работе массовых армий главным образом возлагались на конницу, а авиация пока оказывалась лишь подсобным средством… неумелое распределение и направление разведывающих конных масс, быстрое развитие операций, условия современного боя конницы с пехотой, отсутствие у конницы надлежащего духа активности и, наконец, истощение конского состава — все это сводило разведывательную деятельность конницы к ничтожным результатам, заставляя двигавшиеся массы с плохо ориентированным командованием натыкаться на внезапные маневры противника. То, чего требовали массы для успешного проведения операции — хорошей разведки — конница не давала, и только авиаторы немного возмещали это крупный недостаток» [1007]  Шапошников Б.М.  Конница (Кавалерийские очерки). Изд. 2-е. — М., 1923. —С. 240.
.

Участник Первой мировой войны ротмистр В. И. Микулин писал в 1924 г. о дальней войсковой разведке конницы, дальней разведывательной службе конницы, стратегической разведывательной работе конницы в мировую войну: «Конница была тогда единственным фактором дальней войсковой разведки в полевой войне, опять-таки единственным приемом, при помощи которого высшее командование, захватив в разведывательную “вилку” целый ряд оперативных направлений, выяснит важнейшие из них в результате получения от конницы сведений о группировках и действиях сил противника, обнаруженных ею… Скудость, недостаточность и хроническая несвоевременность сведений, большие потери, измотанный конский состав — такова в общем и целом картина этих результатов, общая для всех участвовавших сторон и на всех фронтах. Те отдельные более или менее удачные достижения в области дальней разведывательной службы конницы, которые могут быть установлены, носят эпизодический характер и тонут в общей массе хотя и героических, но почти неизменно безрезультатных попыток конных масс удержать за собой и разведывательную монополию в стратегическом масштабе. В общем и целом отрицательный характер стратегической разведывательной работы конницы в мировую войну можно считать фактом, прочно установленным» [1008] Военная мысль и революция [журнал]. 1924. Март. — С. 79.
.

Отдел II («Разведывание») «Устава полевой службы» 1912 г. содержал раздел «Разведывательная деятельность других родов войск», в котором говорилось об артиллерийской разведке:

«114. Артиллерийская разведка производится с целью собрать сведения необходимые для соответственных действий артиллерии в бою.

Задачами для разведки служат:

1) розыскание и исследование наблюдательных пунктов и мест расположения для своей артиллерии, исследование подступов к ее позициям;

2) розыскание мест расположения неприятельских батарей и своевременное обнаружение других целей для стрельбы, видимых и укрытых;

3) наблюдение за действиями неприятеля, особенно его артиллерии;

4) изучение местности, лежащей в сфере действий своей артиллерии для определения пунктов (площадей), поражаемых с занимаемых позиций.

Разведку ведут артиллерийские начальники лично, а также офицерские и фейерверкерские [унтер-офицерский чин (звание и должность) в артиллерийских частях русской императорской армии] разъезды и дозоры из артиллерийских разведчиков».

Термин войсковая разведка (как составная часть «разведывания» — «сбора сведений о неприятеле и о местности, на которой предстоит действовать», организуемая в войсках) появляется позже — в годы Первой мировой войны как составная часть тактической разведки и будет определяться глубиной ее ведения и отсутствием использования агентуры и ведения разведки с «применением воздухоплавательных средств».

В своей монографии «Разведывательная служба в мирное и военное время» П. Ф. Рябиков в состав войсковой разведки включил кавалерийскую разведку, пехотную разведку (пешую и конную), артиллерийскую разведку и инженерную разведку. Он считал, что суть войсковой разведки состоит в том, что наблюдение производится «собственным глазом», «усиленным оптическими приборами», а, следовательно, и получаемые сведения «достоверны». Давая характеристику войсковой разведки, профессиональный разведчик указывал и на основной ее недостаток — малая глубина ведения. «1. Войсковая разведка заключается в наблюдении противника войсками собственным глазом [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова], — писал он. — 2. В зависимости от рода войск ее производящих — войсковая разведка делится на кавалерийскую, пехотную (пешую и конную), артиллерийскую и инженерную. 3. Войсковая разведка, являясь основным и достовернейшим органом разведки, имеет большим недостатком малую глубину проникновения к противнику, определяя главным образом линию его фронта и получая сведения лишь о ближайших тылах. Кругозор войсковой разведки весьма ограничен…. 5) Войсковая разведка будет давать ценные результаты лишь при ее непрерывности и точности, ясности, правдивости, беспристрастности и своевременности донесений… 7) Задачи войсковой разведки крайне разнообразны и зависят от тех видов операции, кои войсками производятся; для самой возможности ведения войсковой разведки — она должна прежде всего найти противника, войти с ним в соприкосновение и это соприкосновение поддерживать; не довольствуясь определением лишь присутствия противника и линии его фронта; войсковая разведка должна принимать все усилия к наиболее глубокому проникновению к противнику и к определению захватом пленных и документов организационных единиц врага. Одним из средств проникновения к противнику и захвату пленных служат поиски и бои частями различной силы и состава в зависимости от обстановки и разведывательной задачи. 8) Войсковая разведка должна вестись не случайно, а продуманно и планомерно в полном соответствии с стоящими на очереди задачами».

Далее П. Ф. Рябиков. замечает: «При современных условиях боя начальники принуждены большей частью передоверять [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова] личное наблюдение за противником различным органам разведки и, особенно, войсковой, значение которой вследствие этого очень возросло; уже из сказанного можно сделать заключение, насколько важна точная, правдивая, беспристрастная и своевременная ориентировка начальников войсковыми частями… При значительном удалении от противника войсковая разведка ведется конницей, которая, будучи выброшена возможно дальше вперед, должна стремиться разыскать противника, определить его группировку, силу, состав, а также организационные единицы; при встрече с конной завесой неприятеля наша конница обязана не ограничиваться доставлением сведений лишь о коннице врага, а должна принимать все меры к проникновению своей разведкой до пехотных частей противника; разведка конницей ведется наблюдением, а также захватом пленных и документов, которые дают весьма ценные сведения по определению организационных единиц противника, а иногда раскрывают и намерения противника.

При дальнейшем сближении начинается и непрерывная пехотная разведка (пешая и конная), приближающаяся все ближе и ближе к противнику и имеющая целью выяснить все детали происходящего у противника, причем, кроме работы наблюдением, и пехотная разведка должна прилагать все усилия к захвату пленных и документов.

При возможности вступления в бой начинает свою разведку и артиллерия, имеющая целью “полный сбор всех сведений, необходимых для решения боевых задач артиллерии, точную систематизацию полученных данных разведки”; кроме того, артиллерийская разведка попутно получает и все сведения, полезные командованию и другим родам войск.

При необходимости и, главным образом, в позиционной войне ведется и специальная инженерная разведка [1011]Там же. — С. 306.
, “имеющая целью собрать возможно полные и правильно оцененные данные о расположении и техническом оборудовании неприятельской укрепленной позиции, а также о подступах к неприятельской и нашей позициям”1[1 — «Определение артиллерийской и инженерной разведки взято из «Наставления по организации разведывательной службы в действующей армии» изд. Штаверха. 1917». — Сноска П.Ф. Рябикова].

При достаточном сближении противников начинаются личные разведки начальников, кои обязаны при малейшей возможности лично знакомиться со всем происходящим перед их частями.

При ведении войсковой разведки должно всегда соблюдаться указание полевого устава о том, что “каждый начальник должен всегда сам заботиться, чтобы быть осведомленным обо всем, что может обеспечить выполнение задачи и безопасность вверенных ему войск”. Все сведения о противнике должны добываться энергично, разведка должна быть активной» [1012]Там же. С. 305–306.
.

Здесь Рябиков противоречит самому себе. Ранее он неоднократно справедливо заявлял: «Обстановка современных боев, когда личные разведки начальников, даже мелких, не могут по большей части служить основой для принятия решений, выдвигают большое значение войсковой разведке, стремящейся войти в соприкосновение с противником, увидеть его и наблюдать собственным глазом» [1013]Там же. С. 303.
.

Личные разведки начальников — это те рекогносцировки, проведение которых предписывалось командирам разных уровней еще в конце XVIII века, во времена генералиссимуса А. В. Суворова.

В результате возможностей для оценки противостоящего противника, которые дает командованию войсковая разведка, П.Ф. Рябиков приходит к следующему заключению: «Как бы внимательно и энергично войсковая разведка ни велась, проникать ей далеко вглубь неприятельского расположения удается лишь в исключительных случаях (например, при успехе в маневренной войне и при удачном прорыве в позиционной); в большинстве же случаев войсковая разведка, даже кавалерийская, определяет лишь линию фронта [здесь и далее курсив автора — М.А.] противника, за которую он ее обыкновенно не пускает, и тот ближайший тыл, который поддается непосредственному наблюдению глазом.

Особенно стеснена войсковая разведка при позиционной войне, когда сплошная линия окопов противника, усиленная препятствиями, дает возможность только “наблюдать”, “прислушиваться” и “подслушивать”, что говорится у неприятеля, по телефону. Стремление к тому, чтобы не только детальнейшим образом наблюдать все, что творится у неприятеля, но и проникнуть вглубь, заглянуть за окопы, выяснить, кто именно стоит перед нами и что есть у него сзади, приводит к поискам разведчиков и даже боям единиц различной силы в зависимости от задач разведки. Во время боев войсковая разведка может давать наиболее ценные и серьезные сведения, так как противник волей-неволей открывает свою группировку, обнаруживает ближайшие тылы и дает хотя бы и незначительное число пленных, достаточных для выяснения организационных единиц неприятеля, всегда своими показаниями более или менее подробно способствующих раскрытию обстановки» [1014]Там же. С. 307–308.
.

«Устав полевой службы» 1912 г. в части ведения разведки с «применением воздухоплавательных средств» немногословен: «115. Большую пользу в разведке неприятеля и местности могут принести наблюдения с воздухоплавательных аппаратов. Средствами для такой разведки служат: управляемые аэростаты, аэропланы и привязные воздушные шары (сферические и змейковые).

По своим свойствам управляемые аэростаты пригодны для более длительных наблюдений. Аэропланы наиболее способны к быстрому доставлению сведений на основании частых, но кратковременных наблюдений. Привязные шары могут применяться исключительно для разведки на небольшие расстояния, так как пределом наблюдения с шара, при самых благоприятных условиях, следует считать 7–10 верст.

Для передачи результатов наблюдений от места подъема привязного шара распоряжением старшего начальника к воздухоплавательному отделению придаются ординарцы или самокатчики [военнослужащие, передвигавшиеся на велосипедах], или устанавливается телефон».

Термин воздушная разведка появляется уже в ходе Первой мировой войны. Этот термин Рябиков переносит на использование «воздухоплавательных средств» для анализа действий разведки в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг.: «Несмотря на значительную нашу техническую отсталость, авиация приносила громадную пользу и нашей армии во время последней войны; опыт войны, а также знакомство с развитием авиации у союзников постепенно поставили вопрос “воздушной разведки” на правильные и прочные основания, как в смысле организации авиационных средств, так и в смысле разумного руководства их работой; “воздушную разведку” стали понимать, ценить, а вместе с ней и начали предъявлять к ней разумные требования, основанные на понимании основных свойств авиации».

«Средствами для современной воздушной разведки, — отмечает П. Ф. Рябиков, — являются дирижабли, аэропланы и привязные аэростаты. Громадная уязвимость дирижаблей делает их работу днем над расположением противника невозможной, а ночью разведка дает минимальные результаты.

Привязные аэростаты играют роль поднятых на воздух наблюдательных вышек и служат как для разведки, так и для корректирования стрельбы, а также иногда для сигнализации; преимущество работы аэростатов над аэропланами заключается в непрерывности наблюдения, но зато очень ограниченного, и в непосредственной связи аэростата телефоном с землей. Вся разведывательная служба над расположением противника и в его тылах ложится на аэропланы различных систем». «Успех наблюдения [привязных аэростатов] в значительной мере зависит от погоды, состояния атмосферы и пр., и конечно, полной непрерывности наблюдений достигнуть нельзя», — констатирует автор.

Рассуждая о месте воздушной разведки среди других ее видов, П. Ф. Рябиков употребляет термин глубокие заграничные агенты, который является синонимом рассматриваемого им ранее словосочетания глубокая стратегическая агентура

«Развитие авиационной техники выдвинуло новый, громадного значения орган разведки — “воздушную” разведку, дающую возможность проникать глубоко в тылы противника, быстро разведывать и быстро доносить [здесь и далее курсив автора — М.А.]; воздушная разведка создала новую эру в разведывательной службе, значительно расширив ее рамки и восполнив те недостатки, которые присущи как войсковой, так и агентурной разведке; как ни стремится войсковая разведка, даже конная, заглядывать возможно глубже в тылы противника, ей это не удается, а если и удается частично, то видит она лишь кусочки картины о противнике и не может быстро донести; как ни старается агентура, находясь в самой глубине расположения неприятеля, быстро донести о всем виденном, она не может, — и лишь человек, поднятый высоко на воздух и быстро в любом направлении передвигающийся над расположением и территорией, занятыми противником, заглядывая в тылы противника и видя не отдельные ограниченные уголки в его расположении, а сразу большую картину, может быстро, точно и достоверно ориентировать начальников и войска.

Обладая особыми, присущими только ей свойствами, авиация не может заменить собой другие органы разведки, а является лишь отличным средством разведки, имеющим колоссальное значение в разумной комбинации с другими органами разведки; воздушная разведка в современной войне совершенно необходима как высшему командованию для выяснения данных, имеющих стратегическоезначение, так и самым малым войсковым частям, давая им мельчайшие детали в расположении неприятеля, имеющие тактическое значение; нет ни одного вида операции, во время которой воздушная разведка, правильно организуемая и разумно направляемая, не играла бы громадной роли: уже в период сосредоточения и стратегического развертывания неприятеля; авиаразведка, работающая впереди конницы и в полном с ней взаимодействии, определит пункты высадок, сосредоточения и первоначального развертывания, проверяя имеющиеся донесения наших глубоких заграничных агентов; при начале операций опять-таки прежде всего воздушная разведка разыщет группы противника, определит их расположение, проследит за их передвижениями, выяснит подходы резервов и пр.; в периоды различных фазисов маневренной войны неутомимая и хорошо налаженная воздушная разведка оказывает неоцененные услуги как командованию, так и войскам, стремясь своевременно открывать группировку противника и его маневры; наконец, в период позиционной войны только воздушная разведка совместно с фотографированием дает точнейшую картину не только расположения передовых частей, но и всей сети укреплений противника, определяет места его батарей и подробности устройства тыла; авиация же принесет свое крупное значение и при подготовке к прорыву и будет облегчать работу командования и войск при развитии операций после удачного прорыва, предупреждая об укреплениях в тылах, о подходе резервов, о перегруппировках противника и пр…

Быстрота развития техники авиации будет все расширять и расширять ее значение как органа разведки, но с другой стороны, будет и вызывать меры к сокрытию всего происходящего от взоров воздушных наблюдателей и к препятствованию разведки путем создания сильных боевых воздушных флотов, долженствующих составлять завесу против проникновения за боевые линии неприятельских аппаратов.

Всемирная война является первой войной в истории, во время которой авиация получила громадное развитие и доказала, каким могучим органом разведки является «воздушная» разведка…

Было обращено большое внимание и на фотографирование с аппаратов, но в этой области мы остались позади наших союзников, доведших вопросы фотографирования до степени совершенства».

Воздушная разведка в зависимости от уровня штабов, которые ее организуют, и как следствие глубины такой разведки, подразделяется П.Ф. Рябиковым на стратегическую разведку и тактическую разведку: «Каждый штаб ведет воздушную разведку в своих интересах, т. е. более крупные штабы ведут и более глубокую, скажем, стратегическую разведку, более мелкие — свою тактическую разведку, преследующую чисто местные интересы данного войскового соединения».

Наряду с термином глубокие стратегические агенты, П. Ф. Рябиков использует понятие глубокая стратегическая агентура, а также термин авиаразведка.

Говоря об особенностях задач, которые стоят перед воздушной разведкой в период сосредоточения и развертывания войск, он пишет: «После перерыва дипломатических сношений и при начале противником перевозок, сосредоточения и, наконец, стратегического развертывания, для высшего командования является вопросом первостепенной важности своевременно проникнуть во все эти операции, производящиеся врагом. Сведения о мобилизации, перевозках и сосредоточении получаются от глубокой заграничной агентуры [здесь и далее курсив автора — М.А.], конечно, при ее прочной налаженности и безотказном и быстром действии связи; органом же разведки, который может проверять получающиеся сведения и давать свои наблюдения по всей стратегической работе в приграничной полосе, является авиаразведка… Авиаразведка является как бы авангардом нашей стратегической конницы, выбрасываемой в главнейших направлениях немедленно после объявления войны и работающей в самой тесной и непрерывной связи с авиа… Авиаразведка, прежде всего, направляется на главнейшие железнодорожные магистрали, определяет пункты высадки войск, расхождение их по грунтовым путям и первоначальную группировку; всеми мерами надо стремиться не упускать из наблюдения раз замеченные группы противника, а “передавать” их для соприкосновения с войсковой разведкой» [1021] Там же. С. 344–345.
.

Генерал от кавалерии А. А. Брусилов отмечал в своих воспоминаниях о действиях, предпринятых им сразу же по вступлении в должность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта в марте 1916 г.: «Уже заранее с помощью войсковой агентуры и воздушной разведки мы ознакомились с расположением противника и сооруженными им укрепленными позициями. Войсковая разведка и непрерывный захват пленных по всему фронту дали возможность точно установить, какие неприятельские части находились перед нами в боевой линии.

Выяснилось, что немцы сняли с нашего фронта несколько своих дивизий для переброски их на французский. В свою очередь австрийцы, надеясь на свои значительно укрепленные позиции, также перебросили несколько дивизий на итальянский фронт в расчете, что мы больше не способны к наступлению, они же в течение этого лета раздавят итальянскую армию. Действительно, в начале мая на итальянском фронте они перешли в решительное успешное наступление. По совокупности собранных нами сведений мы считали, что перед нами находятся австро-германцы силою в 450 тысяч винтовок и 30 тысяч сабель. Преимущество противника над нами состояло в том, что его артиллерия была более многочисленна по сравнению с нашей, в особенности тяжелой, и, кроме того, пулеметов у него было несравнимо больше, чем у нас. Агентурная разведка, кроме того, сообщила нам, что в тылу у неприятеля резервов почти нет и что подкреплений к нему не подвозится. В свою очередь воздушная разведкас самолетов сфотографировала все неприятельские укрепленные позиции как ее боевой линии, так и лежавшие в тылу. Эти фотографические снимки с помощью проекционного фонаря разворачивались в план и помещались на карте; фотографическим путем эти карты легко доводились до желаемого масштаба. Мною было приказано во всех армиях иметь планы в 250 саженей в дюйме с точным нанесением на них всех неприятельских позиций. Все офицеры и начальствующие лица из нижних чинов снабжались подобными планами своего участка».

С 1917 г. штабом Юго-Западного фронта стали издаваться авиационные сводки, в которых в первую очередь давались разведывательные сведения. Так, в сводке от 27 апреля 1917 г. сообщалось:

«VII армией выполнены охрана фронта и разведка на участке Бржезаны — Большовце и западнее Станиславова; движение в тылу противника обычное; сфотографированы участки восточнее Бржезаны, Бурштын и западнее Станиславова; сброшены 2 бомбы на ст. Павельче. Корабль «Илья Муромец» в районе Галича произвел разведку и бомбометание. В течение дня было много случаев воздушных столкновений: у Куропатники наш самолет с летчиками подпоручиком Лющ и солдатом Макаренко был атакован тремя истребителями противника и погиб в неравном бою; он упал за австро-венгерскими окопами; летчики унесены австро-венграми к себе» [1023]Эпизоды из боевых действий русской авиации 1914–1917 гг. // Красный архив. — 1939. — Т. 5(96). — С. 131.
.

Помимо выпуска штабом Юго-Западного фронта отдельных авиационных сводок результаты разведывательной деятельности авиации приводились в приложениях к разведывательным сводкам указанного щтаба фронта. Так, в приложении к разведсводке от 5 сентября 1917 г. сообщалось: «Деятельность наших летчиков. На Волынском участке. Нашими самолетами освещен ближайший тыл противника на всем протяжении участка и осмотрен глубокий тыл на Ковельском направлении. Кроме разведки, сфотографирован с небольшими перерывами участок Геленин — Витонеж (протяженностью около 70 верст) и прокорректировано шесть наших батарей».

Представляется некорректным противопоставлять разведку и фотографирование участка местности, которое является средством воздушной разведки.

«Органами разведки исключительно военного [курсив П.Ф. Рябикова] времени, — утверждает организатор разведки накануне и в годы Первой мировой войны П. Ф. Рябиков, — являются следующие:

1) Войсковая разведка.

2) Опрос пленных, дезертиров, наших чинов, бежавших из плена, захваченных шпионов и местных жителей.

3) Добыча документов и предметов, дающих документальные сведения о противнике.

4) Подслушивание в передовых линиях и телефонослежка.

5) Радиотелефонная разведка (слежка).

6) Воздушная разведка».

В пункте 5 речь идет о радиотелеграфной разведке (слежке), а указанная «радиотелефонная разведка (слежка)» — результат ошибки, не выявленной автором при знакомстве с текстом книги перед изданием.

Представляется, что корректнее было бы назвать вышеперечисленное не органами разведки, а источниками разведывательных сведений.

П. Ф. Рябиков чрезвычайно высоко оценивает роль опроса пленных и ознакомление с захваченными при них документами, характеризуя этот способ получения нужной информации как один «из самых главных органов разведки»:

«Опрос пленных и ознакомление с захваченными при них документами дают большей частью в высокой степени ценные сведения.

Как во время Русско-японской, так и последней всемирной войны, сведения от пленных являлись одним из самых главных данных разведки [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова]. Если даже пленный никаких существенных показаний не даст, то уже самый факт взятия в плен чина определенной части в данном месте является важным фактором для дела разведки; взятие же ряда пленных на известном фронте дает целую картину расположения противника.

Пленные — настолько важный орган разведки, что все штабы и все войсковые части должны стремиться к захвату пленных при малейшей к тому возможности» [1026]Там же. С. 311–312.
.

Очередным органом разведки военного времени, по Рябикову, является добыча документов и предметов, дающих документальные сведения о противнике.

«Кроме личных непосредственных наблюдений за противником и захвата пленных, для разведывательной службы имеет громадное значение и захват всевозможных документов и вообще всего того, что может дать те или другие сведения о противнике… Немцы в одном из приказов так отзываются о важности документов: “Необходимо помнить, что наиболее ценные сведения, если не считать показания пленных, дают письма и документы, находимые у них”. (Из сводки штаба Западного фронта от 26 октября 1917 г.). После каждого боя, каждой стычки и поиска — сейчас же пересылать в штаб все найденные документы и предметы, не забыв отметить, где именно они взяты.

Все позиции, деревни, города, брошенные неприятелем, надо тщательно осматривать, и все найденные документы, даже мелкие записки, бандероли, газеты, частные письма, представлять.

Особенно тщательно надо осматривать пункты, где стояли штабы, не пренебрегая печками, чердаками и разными потайными уголками, куда иногда запрятываются в спешке документы.

Телеграфные станции и почтовые конторы немедленно по их захвате арестовываются и организуется систематический разбор и изучение корреспонденции. Если масса корреспонденции будет и незначащей, то ценность некоторых [курсив П.Ф. Рябикова] документов уже окупит всю работу.

К документам, найденным на убитых, надо относиться весьма осторожно, стараясь определить точно часть, к которой принадлежал убитый, а по датам на документах выяснить, когда именно данная часть в районе находилась…

Документы можно подразделить на следующие виды:

1) Официальные печатные издания (уставы, наставления, инструкции, приказы, сводки и пр.).

2) Официальные писанные документы: приказы, приказания, телеграммы, телефонограммы, сводки и пр.

3) Солдатские записные книжки.

4) Дневники.

5) Частные закрытые и открытые письма. Конверты с адресами.

6) Различные объявления местных военных и гражданских властей.

7) Всевозможные графические документы: карты, схемы, диаграммы и пр.

8) Газеты» [1027]Там же. С. 324–325.
.

Далее П. Ф. Рябиков указывает на значимость для разведки различного рода документов:

1) Документы и предметы, дающие документальные данные о противнике, имеют весьма большое значение для дела разведки,

2) Все войсковые части должны при всякой возможности захватывать документы и предметы, принадлежащие противнику, и немедленно [здесь и далее курсив П.Ф. Рябикова] их представлять, ничего не задерживая. При представлении всегда точно отмечать, где, когда и кем взяты.

3) Польза от захвата документов и предметов может быть только тогда, когда они правильно обработаны, а результаты быстро сообщены кому следует» [1028]Там же. С.330.
.

Подслушивание в передовых линиях и телефонослежка так же отнесены Рябиковым к органам разведки исключительно военного времени:

«Для возможно более подробного выяснения всего происходящего у противника, при малейшей возможности необходимо, кроме зрительного наблюдения, применять и наблюдение слуховое, т. е. прислушиваться к звукам, характеризующим то или иное явление у противника, например, по языку, наречию можно судить о принадлежности к тем или иным частям, топот ног может характеризировать смену, металлический звон может означать прибытие цилиндров с газами, наконец, необходимо отмечать и шум работ, грохот артиллерии, свистки узкоколеек и пр.

Для специального и систематического слухового наблюдения, в частях организуются команды слухачей, выставляющих слуховые посты, выдвигаемые, по возможности, вперед; в слухачи надлежит выбирать людей наблюдательных, с тонким слухом и придавать им обязательно лиц, знающих хорошо разговорный язык неприятеля.

Еще более ценные сведения могут давать хорошо организованные и правильно обслуживаемые посты телефонной слежки или подслушивания… Станции должны составлять принадлежность определенных участков, а не войсковых частей и, по возможности, реже менять места; так как открытие станции влечет провал ее работы, надлежит принимать все меры к сохранению секретности работы…

Офицер, заведующий разведкой в полку, ведет общую сводку всех интересных для полка разговоров, составляет перечень фамилий неприятельских офицеров, унтер-офицеров и телефонистов, записывает номера частей, упоминаемых в разговорах, а также номера позывных; обобщая и сопоставляя все полученное подслушиванием, он старается возможно подробнее выяснить все детали жизни неприятеля; все сведения, полезные артиллерии (разговоры наблюдателей противника, все данные, полезные для корректирования и т. д.), сообщаются ей безотлагательно; сведения телефонного подслушивания представляются и в высшие штабы, которые найдут в них ряд полезных данных, как то: установление номеров частей, разговоры об ожидаемых сменах и факты состоявшихся смен, маршруты следования отпускных, а иногда и прибывших пополнений и пр.» [1029]Там же. С. 333–335.
.

При характеристике радиотелеграфной разведки (слежки) как «вспомогательного органа разведки, могущего давать данные громадной важности, особенно при возможности быстрого расшифрования депеш» [1030]Там же. — С. 337.
, Рябиков приводит несколько синонимов этого органа разведки: радиотелеграфная слежка, радиослежка, радиоразведка. При этом автор не отдает предпочтение ни одному из них: «Радиотелеграфная слежка [здесь и далее курсив автора — М.А.] как орган разведки определяется исчерпывающе “Наставлением по организации разведывательной службы в действующей армии”, изданным штабом Верховного главнокомандующего в начале октября 1917 г. Наставление в § 14 говорит: “Радиотелеграфная разведка служит вспомогательным средством при ведении общей разведки сил противника и его намерений; она заключается в следующем:

а) в определении районов расположения работающих станций противника;

б) в постоянном наблюдении за работой радиостанций противника для суждения о группировке сил противника и характере радиосвязи между различными группами;

в) в систематическом приеме оперативных и служебных радиотелеграмм противника для использования полученного материала с целью открытия кодов и шифров противника;

г) в приеме официальных сообщений и агентских радиотелеграмм, а также отдельных нешифрованных радиопереговоров радиостанций противника”.

Для более сосредоточенной и внимательной радиослежки работу эту надлежит вести особо установленными станциями с подготовленным составом. Для более определенных и точных выводов желательна работа большого числа пеленгаторных, радиокомпасных и радиотелеграфных станций. Радиослежку ведут штабы фронтов и армий под руководством особых офицеров-специалистов, ведающих радиотелеграфной разведкой.

В периоды затишья радиотелеграфная разведка дает весьма мало результатов, так как противник пользуется большей частью проволочным телеграфом и телефоном; в периоды же маневренной войны, во время перегруппировок и полевых операций ведется противником и усиленная радиотелеграфная работа, а потому и радиослежка в эти периоды должна быть особенно внимательна.

Все перехватываемые телеграммы и разговоры записываются в особые дневники; как все перехваченные телеграммы, так и результаты радиослежки по определению группировки и работы станций противника, представляются заведующими радиоразведкой начальникам разведывательных отделений, после обмена мнений с которыми и составляется окончательное заключение по радиослежке для включения в общую сводку…

Все получаемые шифрованные телеграммы немедленно направляются в штабы, где ведется расшифрование (особое бюро расшифрований организуется или при Главном управлении Генерального штаба или при штабе Верховного командования)» [1031]Там же. С. 335–336.
.

«Идеалом успеха радиослежки, — указывает Рябиков, — было бы немедленное расшифрование оперативных телеграмм; в таком случае мы были бы и в курсе намерений противника, но работа по расшифрованию (кроме случая получения путем шпионства ключа) требует очень много времени и достигает успеха лишь в некоторых случаях, почему даже расшифрованные телеграммы, будучи всегда запоздалыми, не имеют срочной оперативной ценности, но все же весьма важны для разведки как документальная поверка имеющихся сведений…

Для достижения успеха в расшифровании в бюро должна, с одной стороны, вестись все время непрерывная работа над получаемыми шифрованными телеграммами, а с другой — тайная агентура должна пытаться доставать коды и шифры шпионскими путями.

Радиотелеграфная разведка, кроме перехвата депеш шифрованных и нешифрованных, определяет районы расположения станций, их тип и позывные, напряжение работы, а также и передвижение уже определенных станций. По всем этим данным можно получать признаки группировки противника, его передвижений, усиления или ослабления его групп.

Все данные, получаемые радиоразведкой, надо подвергать самой серьезной обработке и критике, учитывая возможность проявления неприятелем искусственной радиоработы, исключительно в целях введения нас в заблуждение.

О том, какие данные может давать радиослежка, свидетельствует «Сводка данных о радиостанциях противника по сведениям, полученным с фронтов за время с 15 августа по 1 сентября 1917 г.», изданная штабом Верховного главнокомандующего; рассматривая ее, можно прийти к заключению, что против всех фронтов были определены слежкой мощные станции (Берлин, Науэн, Константинополь и др.), тыловые станции, полевые, морские и судовые; выяснены позывные, типы станций, работа станций, связь между ними; сводкой отмечалось и оживление, проявляемое станциями» [1032]Там же. С. 336–337.
.

С мая 1915 г. на фронтах стали издаваться ежесуточные разведывательные сводки с выводами о противнике на основе анализа его радиосвязи. К сводкам прилагались схемы расположения и связи радиостанций противника. В июне 1915 г. был издан первый документ по радиоразведке в русской армии «Наставление для производства радиотелеграфной слежки», определявший цели и задачи радиоразведки на фронтах. В нем, в частности, говорилось: «Радиотелеграфной слежке путем постоянного наблюдения за работой неприятельских радиостанций, при определенной систематизации перехватываемых при этом позывных, отдельных знаков и целых радиограмм, а также по степени оживленности обмена радиограммами неприятельских станций между собой представляется возможность получить данные для суждения о группировке войск противника; кроме того, ведение слежки дает возможность получить материал в виде перехваченных шифрованных и нешифрованных радиограмм, который может быть использован для открытия неприятельских радиотелеграфных кодов и шифров» [1033]Радиоразведка в период Первой мировой войны // Очерки из истории радиоразведки. На правах рукописи. — М., 1993. — С. 3.
. С начала 1915 г. на фронтах стали создаваться специальные радиостанции для ведения радиоразведки [1034] В армейских и фронтовых радиодивизионах связи для перехвата немецких радиограмм было выделено по две приемные станции, полностью освобожденные от связных функций. Одновременно стали проводиться испытания по использованию радиокомпасных станций системы Баженова, которые имели антенну в виде веера горизонтальных лучей, включенных на вход приемника через коммутатор. Переключая антенны, оператор по лучшей слышимости определял направление на работающую радиостанцию. В 1915 г. в русской армии появились полевые радиопеленгаторы с вращающейся рамочной антенной. С 1916 г., помимо радиокомпасных, стали создаваться пеленгаторные станции. И те, и другие предназначались для выполнения функций перехвата и пеленгования. — См. подробнее  Алексеев Михаил . Военная разведка России… Кн. III. — Ч. II. — С. 120–129.
.

Средства корабельной радиосвязи находились в заведовании судовых минных специалистов, а общее руководство корабельной радиосвязью осуществлял 2-й (радиотелеграфный) флагманский минный офицер штаба командующего морскими силами Балтийского моря, с 17 июля 1914 г. — флотом Балтийского моря. Береговые радиостанции флота входили в состав Службы связи флота. Накануне войны должности начальника Службы связи на Балтийском флоте занимали соответственно старший лейтенант И. И. Ренгартен, сменивший на этой должности старшего лейтенанта А. М. Щастного, и капитан 1-го ранга А. И. Непенин.

В самом начале войны командованием Балтийского флота было принято решение об установке в Кильконде на острове Эзель первого разведывательного радиопеленгатора. Конструкцию этого приемника, известного как радиопеленгатор «компасного типа», главной составляющей которого является антенна направленного действия, разработал И. И. Ренгартен.

Особую роль в активизации радиоразведки на Балтийском флоте сыграла история с захватом германского крейсера «Магдебург», потерпевшего в ночь на 13 августа 1914 г. навигационную аварию у острова Оденсхольм в устье Финского залива. При захвате крейсера в руки русских моряков попали ценнейшие документы по радиосвязи германского флота, в том числе два экземпляра «Сигнальной книги германского флота». Уже к середине октября 1914 г., благодаря усилиям Ренгартена, было налажено дешифрование действующих немецких шифров и стало возможным читать составленные по «Сигнальной книге германского флота» радиограммы. К середине ноября 1914 г. старший лейтенант Ренгартен разработал «Правила донесений о радиотелеграфировании неприятеля» для береговых радио- и радиопеленгаторных станций. В «Правилах» указывалось, что «все береговые радиостанции должны записывать принимаемые ими иностранные радио, как бы отрывочно они ни принимались. Содержание таких радио должно быть через центральные станции представлено в штаб Командующего флотом в возможно короткий срок».

Состояние Революционной армии свободной России, в которую была переименована Русская императорская армия после отречения Николая II, в сентябре-октябре 1917 г. стало совершенно удручающим. В «не подлежащих оглашению» сводках этого периода, которые составлялись военно-политическим отделом штаба Верховного главнокомандующего, содержались следующие неутешительные выводы: «Общее настроение армии продолжает быть напряженным, нервно-выжидательным. Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, По-прежнему являются неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-нибудь развязке. Кроме того, недостаток обмундирования и продовольствия, отсутствие каких-либо занятий ввиду ненужности и бесполезности их, по мнению солдат, накануне мира угнетающе действуют на настроение и приводят к разочарованию».

В той же сводке приводилось донесение командующего 12-й армией: «Армия представляет из себя огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенную жаждой мира и всеобщим разочарованием». Такая жесткая характеристика без преувеличения могла быть в равной степени применена ко всем войскам и флоту.

В этой ситуации разведывательная информация, не упреждающая, не раскрывающая планов противников, была просто не нужна. Профессиональные разведчики, офицеры и генералы вместе со своей Родиной пришли к Октябрю 1917 г., который круто изменил судьбу страны и всего мира и развел по разные стороны баррикад родных и близких, вчерашних соратников и единомышленников.