На попутной трёхтонке в субботу к вечеру мы прибыли на третью ферму опытного хозяйства Института животноводства. Со мною были мои друзья: Коля со своим пятизарядным автоматом и фотографическим аппаратом и хорошо знакомый осенним полям Фингал.
Все люди любят природу и её крылатых и некрылатых обитателей. Работающие в поле девушки, которые никогда охотниками не станут, подолгу засматриваются на тетерева, чернеющего на макушке сучковатой, престарелой берёзы. Бывает, у ног огородницы Наташи, когда она идёт к ручью напиться, зашуршит опавшая пересохшая листва, и увидит девушка, как покатится серый кубарь. Вздрогнув от неожиданности, она придёт в себя, свистнет, как парень, и весело и радостно крикнет:
- Эй, пошёл, пошёл!
Запрыгают заячьи уши. Куда ему бежать, куда?
И даже стоящий на пригорке перелесок вдруг повеселеет и повторит голос Наташи:
«Пошёл!»
Но сегодня, в один из последних дней осени - в последний бесснежный день в полях нет никого, кроме ветра. Урожай убран, и люди ушли в тепло помещений. Сейчас любые двери гостеприимно раскроются перед охотниками. Мы заночевали в квартире агронома с намерением пораньше встать и, в поисках дичи, пройти вдоль и поперёк логов к городу. Нам рассказывали, что нынешнее недождливое лето дало хороший урожай серых куропаток.
Куропатка несёт двадцать и больше яиц. Во время высиживания на гнездо садятся рядышком курочка и петушок - одной курочке не закрыть такого гнезда. И всё же в дождливое лето часть яиц охлаждается.
Агроном подтвердил сведения о хорошем урожае куропаток. Надо спешить. Вот-вот выпадет снег, и охота с легавой собакой прощай до августа будущего года. Птичные собаки никогда не видят зимнего поля, охотник никогда не видел стойки на снегу.
Тучи пошли низко, ветер юго-западный. И мы бухнулись в постели в надежде на серенькое утро. В такую погоду запахи хорошо держатся на жнивье. Запахи боятся солнечного утра и суховея. Тогда они испаряются.
Коля лежал на постели рядом со мной. Мне слышно было его сонное дыхание. Фингал, наверно, тоже спал - он залез под нашу кровать, когда свет ещё
не был погашен. В эту ночь я не мог сомкнуть глаз, так всегда случалось со мной перед охотой.
Моё воображение рисовало чудесные картины Фингаловых стоек, я слышал резкие сухие звуки взлёта куропачьих стай и громовые выстрелы.
В томительном ожидании рассвета я три раза вставал с постели и подходил к окну. Рассвет не наступал.
Но вот я стал замечать посветление в окне:
- Пожалуй, пора!
Я спрыгнул с кровати и подбежал к окну:
- Батюшки, светы! Снег!
Не веря глазам, я выбежал во двор:
- Да, снег, почти по колено.
Ветер брякает мёрзлыми ветвями берёзок и свистит бесприютно.
Около забора мелькает что-то белое, трудно различимое на белом снегу.
Я хотел позвать:
- Фингал!..
Но медлил… Может быть, это ветер кружит снег?
Так и метёт, так и метёт… Так и метелит.
Но это действительно был Фингал. Я не заметил, как он вслед за мной выбежал во двор.
Я позвал собаку в дом.
- Будем спать спокойно до полного дня.
Днём тоже буранило, и ветер как будто даже усилился.
Самое благоразумное было - выйти на шоссе, до которого не больше километра, и по накатанной дороге возвратиться домой. Каких-нибудь пару часов, и мы - в городе. Но молодость не скупится на трату сил.
Коля предложил:
- Пойдёмте напрямик, по свежевыпавшему снегу.
Я молчал, раздумывая, какое принять решение. Фингал стоял, опустив хвост, и ждал приказания.
Молодой охотник уговаривал:
- Куропатки никуда не подевались. Где-нибудь спят в снегу. Может, наткнёмся - стрелять будем.
Я ещё колебался и не отвечал.
Но Коля уверенно подбирался к моему сердцу:
- Леночка просила поискать перепёлку с красной завязочкой. Она в тёплые края не знает пути - не летала туда. Ну, прикажите Фингалу отправиться на розыски.
Я взмахнул рукой и сказал Фингалу самое приятное слово:
- Вперёд!
Пёс стал носиться взад и вперёд, и вправо и влево, всё время пересекая линию нашего движения.
Мы возвращались в город через неезженое снежное поле. Сыроватый тяжёлый снег согнул голые ветви берёз и посадил белые пятна на густой зелени боровой сосновой молоди.
Коля рассчитывал наткнуться на заячий след и выследить косого. Поймать на мушку, а то - ив объектив фотоаппарата. Я отгонял от себя малейшую надежду на выстрел. Единственно, чем могли мы себя вознаградить, это хорошей прогулкой.
До города не менее десяти километров. Снег почти по колено, а местность изрезанная, ложистая. И хотя охотники привычны к трудным переходам, сегодня мы останавливались отдыхать особенно часто. Это потому, что глазу было невесело, глазу не на чем задержаться: ни следа - ни птичьего, ни звериного. Переставший идти утром снег снова повалил хлопьями. Они били наискосок под напором расшумевшегося, расходившегося ветра.
Коля брёл по снегу, как по белой воде, в сотне метров от меня. Взобравшись на высокий холм, он любовался логами - их изломанными линиями.
А за ними по белизне поля протянулась тёмная лента шоссе - оно узнавалось по движению машин; за лентой дороги лежал наш город.
Спускаясь с холма, Коля случайно набрёл на заячью лёжку, устроенную в высоком жнивье ржаного поля. Серый, ещё не вылинявший косой чувствовал, что побурелое от непогод жнивьё будет ему защитным цветом. Вспугнутый Колей, он побежал вниз под гору. Казалось, кто-то приподнял свежевыбеленный холст за углы, чтобы по нему покатился вниз серый немного продолговатый комок.
Молодой охотник бросился со всех ног в погоню.
Однако условия соревнования были неравные, расстояние между бегущими быстро нарастало.
Косой не попал в объектив.
Коля остановился, поглядел вслед убегающему зайцу и направился ко мне. Потом подал знак рукой и крикнул:
- Смотрите! Фингал.
Ни мне, да и никому на свете не могла прийти в голову мысль о возможности стойки в зимнюю пору.
Я искал глазами нашего белого товарища и не мог найти.
Коля указал рукою и крикнул так громко против ветра, что я ясно услышал:
- Фингал встал на стойку!
Может быть, за всю историю охоты Фингал первым держал стойку на снегу! Но как держал! Он был похож на изваяние. И только раздуваемые порывистым ветром шерстинки показывали, что это живой пёс, а не скульптура.
- Коля, - говорил я шёпотом, - Коля, наводи аппарат быстрей. Фотографируй! Прошу, щёлкай! Щёлкай на всю плёнку!
Когда фотографирование было закончено, мы приготовились к выстрелам, я скомандовал негромко:
- Вперёд!
Это означало: подай, сгони дичь, пусть вылетает тетерев или куропатка - кто там есть.
Не слушает Фингал, не подаёт.
- Неужели он нас обманул? - усомнился Коля.
- Вперёд! - приказал я твёрдо.
Пёс покачнулся, вытащил одну лапу из снега и так удержал её приподнятой, а вперёд не подался.
Отыскивая подозрительные места, откуда могли бы идти запахи, я заметил под самым носом Фингала два стволика полыни. Возле каждого стволика небольшое отверстие, проделанное его колебанием, покачиванием при ветре, отверстие, достаточное разве только для того, чтобы в него мог шмыгнуть самый молодой мышонок.
Фингал не хотел ослушаться и всё же не мог двинуться вперёд. Тонкая влажная кожа кончика его носа заметно подёргивалась. Её колебала струйка запаха, бьющая из-под снега в отверстия возле стволов полыни.
Я начал разрывать ногами снег, и у меня из-под сапог с тревожным чириканьем вылетела пара перепёлок.
Пёс позволил себе единственное движение - это движение зрачков в сторону полёта самых маленьких курочек на свете.
Ветер глушил все голоса, и нашим выстрелам не откликнулось даже слабое эхо. Ни одного малого пёрышка, ни одной лёгкой пушинки не добыли наши дуплеты.
После выстрела Фингал должен был лежать, хотя и не совсем приятно с непривычки растянуться на холодном снегу. Но этого требовали строгие правила поведения. И Фингал лежал. Зарядив ружьё, я скомандовал:
- Фингал, вперёд!
Пёс помчался на новые поиски. И мы побрели. Я повесил ружьё на плечо концами стволов вверх и услышал, как в дульной части моей бескурковки заунывно засвистел ветер.
- Хорошо! - сказал я
И Коля подтвердил:
- Хорошо!
- Ты это о чём, Коля?
- Хорошо, что мы промазали… А вы о чём?
- И я о том же.
Мои размышления были прерваны словами моего молодого товарища.
- Опять стойка! - Коля указал мне на высокие травины, над которыми стоял Фингал.
Какие смышлёные птички! Ещё в первые минуты снегопада перепёлки нашли эти высокие стволики, прижались к ним, как к родным, в надежде, что травины, пошевеливаемые ветром, сделают в снегу отверстия, через которые можно будет дышать. А снежная шуба, накинутая на них, защитит от холода.
И сразу стало веселее и легче идти по снежному целику.
- Такие имеют право на жизнь. Умеют бороться!
Коля разрыл снег вокруг одного стволика, и мы увидели серый комочек. Потом снял кепку, чтобы накрыть затаившуюся птичку. Ветер нещадно трепал его волосы.
- Надень кепку. Простудишься!
Тогда Коля без особой предосторожности взял перепёлку рукой. Точно таким же способом была добыта другая. Тёпленькие серенькие комки! Фингал держал стойку за стойкой. В Колином брезентовом мешке оказалось четырнадцать живых маленьких курочек.
Наша охотничья бригада, состоящая из двух стрелков и одной косматой подружейной собаки, превратилась в экспедицию по спасению погибающих.
Ветер продолжал свистеть в дулах ружей, но теперь этот свист не казался заунывным.
Можно было красиво закончить тяжёлый поход по первому глубокому сырому снегу. И дела всего: найти красную ленточку и сделать бантик вокруг шейки одной из перепёлок. Смотри, Леночка! Сколько у твоей птички подруг! Твоя воспитанница вместе с подругами попала в снежный плен. Фингал их отыскал и спас.
Вы представляете, какие после этого посыпались бы милости на голову Фингала!
Но нет, мы не стали обманывать Леночку»
И вот опять половицы моего кабинета уподобились гречишным и просяным полям, с которых урожай убран. Четырнадцать перепёлок клевали крупинку за крупинкой и пили воду из чайных блюдечек. Птички в один день стали совсем ручными.
Леночка каждую подержала в руках, внимательно обследовала каждую шейку:
- Нет ли следов красного бантика…
Манила:
- Тю-тю-тю…
Ни одна не приходила на зов.
Среди четырнадцати не было той, которая улетела весной.
За окном зима - крыши соседних домов белые, на дворе снег по колено. Вчера ветер свистел в ружейных стволах, а сегодня воет в трубе - приюта ищет, подобно маленьким птичкам.
А на третий день ветер зашёл с другой стороны, с той, откуда зима не ожидала, подул теплом и сдунул с земли белое пуховое, но холодное покрывало. Солнышко просквозило стёкла нашей квартиры не горячими, но всё же ласковыми лучами. Тёплый ветер прогнал зиму обратно. Поторопилась она, не в своё время пришла.
Птички стали поглядывать на окна, и некоторые из них взлетели на подоконники. Двойные рамы закрывали им путь.
Коля пришёл посмотреть на птичек и принять участие в обсуждении их дальнейшей судьбы.
В моём кабинете собрались все участники «совещания»: Леночка, Коля и я. Фингал тоже присутствовал. Пёс сидел, распушив по полу хвост и поглядывая на птичек, которые после сытного обеда пили воду из чайных блюдечек.
Мы боялись, что Леночка предложит всех перепёлок оставить до весны в нашей квартире.
Но она любила их по-настоящему.
- Коля, - начала она, - скажите, пожалуйста, птички не попадут под снег, если мы их выпустим отсюда?
Серьёзность вопроса Фингал подтвердил ударом хвоста, и за это она правой ручонкой обвила шею друга и потрогала длинное лохматое ухо.
Коля ответил:
- Они улетят.
- Куда? Той дорогой, куда ушли весна и лето?
- Да, туда…
- А к нам они ещё прилетят?
- В мае, - заявил Коля. - Перепёлки прилетят к нам вслед за весной…
Наше совещание постановило: освободить птичек. Против не было ни одного голоса.
Коля принёс со станции юных натуралистов четырнадцать алюминиевых колечек. На каждом из них стоял номер и слово «Москва». Колечки легко наделись на птичьи ножки.
После того, как номера были записаны в тетрадку, мы вынесли на огород наших крылатых гостей и отпустили.
Птички разлетелись в разные стороны. Две опустились в заросли конопли около забора. А вечером на солнечном заходе началась перекличка. Она длилась недолго. Птички знали путь к югу. Их бойкие крылышки уверенно дробили тьму осеннего вечера.
Пройдёт длинная снежная зима. Прилетит на родину весна, а за нею и перепёлки возвратятся в те поля, где они родились.
Там птички и совьют себе гнёздышки.
