Русские полярные экспедиции 1912 года. Приказ о возвращении. „Ермак“ на горизонте

#img_14.jpeg

Причины, вызвавшие подход «Тороса» к острову Попова-Чукчина, имеют свою историю. Двадцать пять лет тому назад, в 1912 году, от берегов России в полярные моря направились сразу три научно-исследовательские экспедиции на кораблях «Геркулес», «Св. Анна» и «Св. мученик Фока». Не имея координированного плана действий, в буквальном смысле «вразброд», эти экспедиции пошли решать две крупнейшие проблемы Арктики: открытие Северного полюса и освоение прохода из Белого моря мимо берегов Сибири в Берингов пролив. Экспедиции, по существу, направлялись не правительством, а по инициативе частных лиц. Мало того, одна из них — экспедиция В. А. Русанова на шхуне «Геркулес» — направилась к Берингову проливу, сохранив в полной тайне от всех свои планы и намерения. Снаряжение экспедиций в большинстве проводилось без достаточного знания тех условий, в которых им предстояло» очутиться. Наконец, две из них — В. А. Русанова на «Геркулесе» и Г. Я. Седова на «Св. мученике Фоке» — собирались буквально на гроши, отказывая себе в самых необходимых вещах. Правительство смотрело на эти сборы, в лучшем случае, как на чудачества их организаторов, а общественность в царской России, та «общественность», которая имела какое-то право голоса, вообще мало интересовалась чем-нибудь кроме вопросов наживы. Широкие массы русского народа, придавленные гнетом царизма, нуждой и бесправием, просто не имели никакого представления об арктических проблемах и направлявшихся для их разрешения экспедициях. Таким образом, руководители этих трех экспедиций оказались совершенно оторванными от всех, взвалившими на свои плечи огромные задачи.

Нельзя сказать, чтобы они не отдавали себе отчет» в создавшейся обстановке. Пламенный русский патриот Г. Я. Седов затратил не мало сил и энергии на то, чтобы привлечь на свою сторону широкие народные массы. В. А. Русанов, русский политический эмигрант, своими блестящими работами на Новой Земле заставил царское правительство признать себя как выдающегося исследователя. Но ни тот, ни другой не смогли разбить косности тогдашней России, и максимумом их достижений было получение разрешения на организацию экспедиции под их личную и полную ответственность.

Экспедиция Г. Л. Брусилова на «Св. Анне» была в лучшем положении, так как не испытывала материальной нужды. Все ее снаряжение субсидировалось богачом-дядей Г. Л. Брусилова, но в остальном эта экспедиция была так же оторвана от всего, как и предприятия Г. Я. Седова и В. А. Русанова. Для окончательной характеристики экспедиций нельзя не подчеркнуть, что ни одна из них не имела радиостанций, хотя в те годы радиодело стояло уже на достаточно высокой ступени развития.

Итак, экспедиции вышли в море. Официально Г. Я. Седов шел открывать Северный полюс, Г. Л. Брусилов — осваивать Северо-восточный проход и, попутно, бить морского зверя, и, наконец, В. А. Русанов — исследовать угольные месторождения Шпицбергена. Несколько позднее, из записки, оставленной В. А. Русановым в районе Маточкина Шара, узнали, что «Геркулес» тоже направился к Берингову проливу. Надо полагать, что Русанов не объявил о цели своего путешествия при отплытии «Геркулеса» из опасения, что ему, как «политическому», просто не разрешат итти дальше Новой Земли, возможно же, что в этом вопросе сыграла роль скромность Русанова, не хотевшего прежде времени создавать о себе какого-либо шума.

Любопытно, что все три корабля находились у разных новоземельских проливов почти в одно и то же время, абсолютно ничего не зная друг о друге. 18 августа «Геркулес» находился в Маточкином Шаре, 23 августа «Св. мученик Фока» проходил траверз пролива Карские Ворота, и, наконец, 2 сентября «Св. Анна» прошла через Югорский Шар. Дальнейшая судьба экспедиции не была известка в течение двух лет

15 августа 1914 года к одному из рыбацких становищ на Мурманском побережье подошел корабль, вид которого буквально вызвал содрогание у местных жителей. Это был «Св. мученик Фока» — корабль экспедиции Г. Я. Седова. «Фока» представлял собою один корпус, покрытый палубой, все остальное было сожжено в топке котла для того, чтобы как-нибудь дойти до материка. Внутри судна царили невероятная грязь и запустение; снаружи борта напоминали собой скорее мочалу, нежели деревянную обшивку, настолько она была изгрызана льдом. Еще более ужасное впечатление производил экипаж корабля. Среди изможденных, одетых в грязные отрепья людей не было их вдохновителя и начальника Г. Я. Седова. Этот незаурядный человек, бросивший вызов царскому правительству попыткой достичь Северного полюса, нашел свою могилу среди холодных скал Земли Франца-Иосифа. Вместо Г. Я. Седова на борту подлинно «великомученика Фоки» мурманские поморы нашли… двух участников экспедиции Брусилова на «Св. Анне» — штурмана Альбанова и матроса Конрада. Их повествование о судьбе «Св. Анны» было полно трагизма и вместе с тем определенно говорило о гибели этого корабля в далеких полярных льдах. Так как «Геркулес» Русанова должен был находиться неподалеку от «Св. Анны», то, по единодушному заключению, и его судьба мало чем отличалась от участи экспедиции Брусилова. Коротко, рассказ прибывших на «Св. мученике Фоке» сводился к следующему.

Гурий на острове Наблюдений, сложенный экспедицией на яхте „Заря“ в 1901 году.

Экспедиция Г. Я. Седова в год выхода в плавание смогла дойти только до полуострова Панкратьева на Новой Земле, где вынуждена была стать на зимовку. В это же время «Св. Анна» Брусилова попала в дрейфующий лед у полуострова Ямал и начала свое пассивное движение на север через Карское море. Началом дрейфа «Св. Анны» следует считать первые числа октября 1912 года. Русанов на «Геркулесе», повидимому, находился где-то в этом же районе, а возможно, даже и гораздо севернее «Св. Анны», так как было высказано предположение, что «Геркулес» направился в Карское море мимо мыса Желания. В августе 1913 года «Св. мученик Фока» покинул место зимовки на Новой Земле и направил свой путь к Земле Франца-Иосифа, где в начале сентября стал на новую зимовку в бухте Тихой. «Св. Анна» продолжала свой зигзагообразный дрейф на север. Титанические попытки экспедиции освободиться от льдов ни к чему не привели. 2 февраля Г. Я. Седов вышел в сопровождении двух матросов к полюсу. Измученный, больной человек шел на явную смерть, так как знал, что начальство из морского министерства не простит ему поражения, хотя именно министр и был виновен в этом поражении больше чем кто-либо другой. Какой жутью веет от последних слов Г. Я. Седова, сказанных им на прощанье своим спутникам на борту «Св. Фоки»:

«…Совсем не состояние здоровья беспокоит меня больше всего, а другое: выступление без тех средств, на какие я рассчитывал. Сегодня для нас и для России великий день. Разве с таким снаряжением надо итти к полюсу? Разве с таким снаряжением рассчитывал я достичь его? Вместо 80 собак у нас только 20, одежда износилась, провиант истощен работами на Новой Земле, а сами не так крепки здоровьем, как нужно. Все это, понятно, не помешает нам исполнить свой долг. Долг мы исполним…»

20 февраля Георгий Яковлевич скончался от истощения на руках у своих двух матросов на острове Рудольфа.

На «Св. Анне» в это время разыгрывалась драма между начальником экспедиции Брусиловым и его штурманом Альбановым. Трудно сказать, что, собственно, послужило поводом к столкновениям между этими людьми, но известно лишь то, что Брусилов и Альбанов друг друга переносить не могли. 23 апреля 1914 года Альбанов в сопровождении тринадцати матросов покинул «Св. Анну», которая находилась к этому времени в 65 милях к северо-востоку от Земли Франца-Иосифа и продолжала дрейфовать на север. Через одиннадцать дней пути трое из спутников Альбанова отказались итти дальше и вернулись на судно. Одиннадцать человек продолжали невероятно тяжелое путешествие по торосистому дрейфующему льду. В конце июня путевки достигли Земли Франца-Иосифа. Дальнейшее путешествие по островам архипелага оказалось еще тяжелее, нежели переход по паковому льду. Из отряда в живых осталось только двое. Эти счастливцы были найдены судном «Св. Фока» на мысе Флора, куда корабль пробивался во льдах, намереваясь пополнить здесь свои запасы топлива для возвращения на Большую землю. Так произошла встреча участников двух экспедиций. Судьба «Св. Анны» для всех стала ясна. Корабль унесло куда-то к полюсу и раздавило льдом. Находившиеся на нем люди, повидимому, погибли еще до того, как разразилась последняя катастрофа, так как на судне уже ко времени отправки с него Альбанова почти не оставалось топлива и ощущался острый недостаток в продовольствии. «Геркулес», конечно, погиб так же, как и «Св. Анна».

Прошло почти четверть века. Молодая Советская республика, разделавшись со своими врагами, приступила к выполнению огромных хозяйственных задач. Бывший Северо-восточный проход, превратившийся в трассу Северного морского пути, сделался объектом упорного освоения сотнями молодых советских специалистов. В память русских людей, отдавших свои жизни делу освоения Дальнего Севера, Страна Советов назвала именами Русанова и Седова два своих ледокольных парохода, выполняющих научно-исследовательские работы в Арктике.

В 1934 году топографы-геодезисты Западносибирского гидрографического управления Главсевморпути А. И. Гусев и М. И. Цыганюк, выполняя съемку двух островов из группы шхер Минина в Карском море, нашли явные признаки того, что здесь двадцать два года тому назад побывали люди с «Геркулеса» В. А. Русанова. На неизвестном островке, расположенном близ острова Вейзеля, стоял большой столб из плавника с надписью «Геркулес» 1913 года». Южнее, на безымянном островке, расположенном под самым берегом материка, были обнаружены часы, бусоль, патроны, фотоаппарат, обрывки одежды и полуистлевшие документы — мореходная книжка на имя А. С. Чукчина и удостоверение В. Г. Попова. Оба эти лица в 1912 году находились в составе экспедиции Русанова на «Геркулесе». Детальных поисков топографы произвести не могли, но все же след исчезнувшей экспедиции был найден. Важно было подробно обследовать место первоначальной находки с тем, чтобы, по возможности, установить причины гибели экспедиции. Эта задача и выпала на долю «Тороса».

Всякая работа может быть выполнена хорошо только тогда, когда исполнители хорошо знают ее цель и значение. Хотя для «Тороса» стоянка ночью у неисследованного открытого берега и не являлась безопасной, все же я решил, прежде чем начать обследование острова, познакомить нашу команду с сущностью стоящей перед нами задачи.

Короткий рассказ об экспедиции Русанова был выслушай с тем напряженным вниманием, с каким все моряки вообще принимают сообщение о несчастьях с их товарищами, хотя бы имевших место в далекие, прошлые времена. На обследование острова вызвались все участники экспедиции без исключения.

— Нет, всем корабль оставить нельзя. Кроме того, я попрошу товарищей-поваров заняться приготовлением хорошего горячего ужина для тех, кто сойдет на берег. Идет дождь, холодно, а работать придется всю ночь — надо подкрепиться.

— Есть, приготовить хороший ужин, — отчеканил наш шеф Сергей Павлович, кстати, самый старший по возрасту из всего состава экспедиции.

На корабле осталось шесть человек. Остальные двадцать, разбившись на три группы, немедленно сошли на берег. Сергей Павлович обещал сиреной вызвать всех, когда будет готов горячий ужин. Самый многочисленный отряд под командой старшего помощника Сергея Федоровича Рюмина направился цепью вдоль острова, чтобы, как говорится, «прочесать» его весь. Две другие группы сразу же направились к тем местам, где в 1934 году были обнаружены следы погибшей экспедиции.

Остров Попова-Чукчина представляет собой как бы два массива, соединенных низменным песчаным перешейком. На нем у основания большого южного массива располагается небольшое озеро; весь перешеек завален большим количеством плавника, принесенного сюда из рек Оби и Енисея. Поверхность острова покрыта тундрой с редко разбросанными на ней валунами. К морю остров спускается либо глинистой россыпью, либо беспорядочно наваленными валунами. Высота острова не превышает 7—10 метров.

Вместе с северной поисковой группой я направился на обследование меньшего из двух массивов. На самой его вершине стоял на ребре большой камень; здесь М. И. Цыганюк два года тому назад нашел нечто вроде шалаша, сложенного из плавника. Сейчас мы обнаружили, что «шалаш» остался без всякого изменения. К камню было прислонено несколько бревен, образовавших как бы половину шатровой крыши; недалеко лежал небольшой ящик из неструганных досок. Внимательно осмотрев поверхность земли вокруг «шалаша», мы осторожно разобрали бревна и еще раз проверили, нет ли чего-нибудь под шатром. После этого был осторожно снят слой земли с растительностью под бывшим «шалашом» и вокруг камня. Нигде ничего не было обнаружено.

Вскоре подошли люди из отряда Сергея Федоровича. Они также ничего не нашли на возвышенных частях острова.

Зато третий поисковый отряд разыскал на перешейке, соединявшем обе части острова, целую кучу самых разнообразных вещей. Тут были ножи и обоймы от браунинга и патроны различных систем, пуговицы, медные деньги, почтовые росписки, автограф В. А. Русанова я обрывки одежды. Все отряды были соединены вместе и приступили к тщательному обследованию каждого метра по поверхности перешейка. В большинстве найденные вещи были сгруппированы среди плавника, почти на самом берегу упомянутого выше озера. Все обнаруженное находилось прямо на поверхности земли, и лишь некоторые тяжелые металлические вещи, вроде патронов, были засыпаны слоем песка в несколько сантиметров.

Погода явно портилась. Опустился густой туман. Дождь усилился. Не предполагая, что нам удастся еще раз побывать на острове, мы решили не прекращать розысков, несмотря на наступившую темноту. Из плавника были сложены громадные костры, хорошо освещавшие место разыгравшейся здесь когда-то драмы. Около полуночи с «Тороса» донесся вой сирены, подаваемый с короткими перерывами, характерными для тревожных сигналов. Сейчас же на судно были направлены все матросы, штурманы и механики. Найденные вещи, уложенные в ящики, понесли на себе наши гидрографы.

— Что-то на «Торосе» неладно — очень уж гудки странные, — заметил топограф Черниченко, ускоряя шаги.

Бежать в темноте было почти невозможно из-за груды валунов, рассыпанных по берегу. Только сейчас я обратил внимание на то, что с моря тянул ветерок. В тумане стали обрисовываться огни судна. Тревожные гудки прекратились; стало слышно, что на «Торосе» заработал главный двигатель. Неожиданно из темноты вынырнули фигуры двух матросов.

— Николай Николаевич! Лед с моря идет — надо уходить скорее, а то на берег выжмет.

— Идем, идем! А я думал, что это Сергей Павлович на ужин зовет.

— Нет, ужин давно был готов, да он решил пока не тревожить вас — через час позвать, а тут вдруг из тумана лед показался, да все больше и больше, ну капитан и приказал тревогу поднять.

Люди по штормтрапу быстро поднялись на борт.

— Все?

— Все, Владимир Алексеевич. Готово!

— Отдать швартовы!

С кормы было видно, как лед сплоченной массой заполнял все пространство чистой воды. К сожалению, темнота и туман не позволяли определить, идет ли это просто отдельная полоса льда, или же он движется с моря сплошным покровом.

— Вира якорь! — донеслась команда с мостика.

«Торос» медленно тронулся от берега, постепенно разворачиваясь носом в сторону моря. Когда якорь был втянут в клюз, нос судна уже начал натыкаться на отдельные льдины.

— Плохо, чорт возьми! Темень — глаз выколи, и лед, кажется, всерьез задумал напирать на берег, — заметил огорченный капитан.

Машине был дан средний ход, а временами и самый полный. Лед был мелкобитый, но сплоченный до 9 баллов. Не имея возможности выбирать в темноте дорогу, судно шло напролом, испытывая непрерывные толчки. Важно было по возможности дальше отойти от берега, так как вблизи него дрейфующий лед мог либо затащить судно на мель или рифы, либо порядком помять при сжатии. Через полчаса характер льда изменился, стали встречаться обломки ледяных полей. Толчки усилились. Вот «Торос» остановился совершенно, упершись в край ледяного поля, границы которого скрывались в темноте и тумане.

— Малый назад! Прямо руль.

Началось форсирование льда ударами. Неприятна эта работа. Еще С. О. Макаров, создатель нашего первого ледокола «Ермак», говорил: «лед не наковальня, и ледокол, не молот», и что каждый удар судном ускоряет его общую изношенность. Однако он же высказал и другую замечательную мысль о том, что «торосы поборимы, непоборимо лишь людское неверие», и вот в нашем случае пришлось руководствоваться этим вторым положением Как ни жаль было нашего судна, но целость его зависела сейчас от крепости его форштевня и ледовой обшивки, и поэтому они-то и были поставлены на карту.

Наступил рассвет. Сознание того, что скоро будет совсем светло, вносило большую долю бодрости. И «Торос», как бы проникшись уверенностью в своей силе, пошел заметно быстрее вперед. Лед то становился мелкобитым, то попадались остатки крупных ледяных полей. Ветер с моря затих. Туман как будто бы чем-то прижало к самой поверхности моря. С мостика было видно, что вершины наших мачт осветились золотистыми лучами восходящего солнца. Из «вороньего гнезда» раскрылась чудная картина, наблюдать которую приходится только летчикам да еще альпинистам.

Прямо подо мной, в каких-нибудь 3 метрах, над всей площадью моря нависла ярко освещенная солнцем, белая, чуть волнистая пелена. Местами этот покров как бы сам излучал серебристое сияние — это там, где под туманом лежали чистые ледяные поля, покрытые девственным снегом. Со стороны берега над туманом возвышались вершины гор. Поражало то, что туман, имея общую толщину не больше 10 метров, был почти непроницаем для глаз. Яркие лучи солнца начали заметно пригревать. Моя мокрая ватная куртка «запарила». Туман более приплюснуло книзу, и постепенно он как будто бы ушел в воду. Количество льда, по сравнению с тем, которое мы видели вчера, заметно увеличилось.

На мостике у компаса появился Сергей Федорович, берущий пеленги береговых знаков. При свете стало несравненно легче выбирать путь во льдах, и мы довольно быстро удалялись от берега. Снова у компаса засуетились помощники. К ним присоединился капитан. Было видно, что берется большое число пеленгов, которые, видимо, не ложатся на карту. Слева от нашего курса виднелись острова Скотт-Гансена, а почти прямо по курсу вдруг медленно пополз в небо столб дыма. Через несколько времени в бинокль удалось рассмотреть ледокол «Ермак» с караваном из четырех судов.

Это было более чем неожиданно. Ведь «Ермак» — наш передовой ледокол. Где-то впереди него выполняет разведку «Седов». Эх, если бы иметь от Управления разрешение присоединиться к каравану! Увы, телеграмма, решающая нашу зимовку в Архангельске, жгла мой карман, а «партизанщине» в нашей работе, конечно, не может быть места. Наскоро, здесь же в «вороньем гнезде», составляю телеграмму на «Седов», на котором находится начальник гидрографических работ, с сообщением, что «Торос» вышел на видимость «Ермака» и… в случае необходимости может присоединиться к каравану. Мой расчет был не сложен. Ленинград, получив сообщение о том, что «Торос» встретил непроходимый на восток лед, решил ввиду позднего времени не подвергать судно излишнему риску и возвратить его на запад. «Седов» же, узнав, что мы имеем возможность подойти к «Ермаку», который, конечно, так или иначе, а пройдет на восток дальше, чем любой из других кораблей, имеет право изменить распоряжение Ленинграда и дать нам предписание присоединиться к каравану ледокола.

Телеграмма была спущена на фале к радисту, и таким же путем через десять минут я получил на нее ответ:

«Поход восток отменяется всем судам, в том числе и Торосу. Работайте вне ледовой зоны».

Приказ был лаконичен и обсуждению не подлежал.

— На мостике! Передайте капитану, что дальше не пойдем.

Машинный телеграф застопорил машину. «Торос» замер на месте.

— Ну, Владимир Алексеевич, давай составлять план дальнейших действий, — пригласил я к себе капитана, спустившись на палубу. Стакан крепкого чая, предложенный мне Сашей, отогнал желание сна, которое охватило меня, едва я очутился в своей каюте.

— Так вот, товарищ командир, впереди лед — биться нет смысла. Под берегом опять открылась широкая полынья, но восточнее Попова-Чукчина она не идет. К западу полынья выводит на чистую воду. Поворачивай обратно. Если удастся, подойдем еще раз к острову, осмотрим его при дневном свете и — полным ходом к Диксону.

— Как? К Диксону?

— Да, Владимир Алексеевич, к Диксону. На, читай! Я подал ошеломленному моим распоряжением капитану телеграмму из Ленинграда и с «Седова».

— Таак… значит, отменяется. Что же ты мне раньше не говорил?

— Горькая пилюля слаще не делается от того, что ее проглотишь часом позже, а все же лучше оттянуть такой момент.

— Жаль. Хотя, что же, ведь сегодня уже 10 сентября. Когда-то в это время люди зимовки уже начинали. Так разрешите итти к Чукчину?

— Иди, Владимир Алексеевич. Я отдохну часок, а перед подходом к берегу ты прикажи меня разбудить.

В памяти сохранилось только то, как я клал голову на подушку, затем наступил глубокий сон. Часа через три «Торос» снова подходил к острову Попова-Чукчина.

— Николай Николаевич, — встретил меня в штурманской рубке старпом, — компасы вышли у нас из строя. Пренеприятная история, определился я, что называется, еле-еле.

— Как, оба? И путевой и главный?

— Оба. Главный еще хуже путевого.

История, в самом деле, была пренеприятная. В Арктике, в непосредственной близости от магнитного полюса, горизонтальная составляющая магнитных сил настолько слаба, что с трудом действует на компасную стрелку. «Торосу» пришлось за последние дни изрядно потолкаться во льду, от сотрясений стрелки компасов несколько размагнитились, и компасы почти перестали реагировать на изменение курсов корабля. Железо — выхлопная труба, прожектор и металлические поручни, расположенные вокруг нашего главного компаса, — еще более ухудшило его работу.

— Что же делать, Сергей Федорович! Терпите как-нибудь до Диксона, начинайте плавать по «древнегреческому» образцу — по бережку. На Диксоне намагнитим компасы, переопределим девиацию, и все будет «олл райт».

На этот раз «Торос», вопреки указаниям «Лоции», подошел к Попову-Чукчину не с запада, а с востока, где оказалась прекрасная бухточка. Также как и накануне, судно подошло носом к самому берегу. Большой отряд сошел на ледяной припай и направился к косе с плавником. Осматривая в бинокль унылую тундру, я вдруг отчетливо увидел огромного белого медведя, невозмутимо сидящего как-раз там, где предстояло продолжать наши розыски. Ручная сирена остановила людей, шагавших по берегу. Но медведя звук сирены не испугал. Пришлось сделать несколько выстрелов, прежде чем непрошенный гость убрался на лед, к немалой досаде наших охотников. Увы, позволить им полакомиться свежей медвежатиной мешало специальное распоряжение Главного управления Северного морского пути, взявшего под свою защиту этих животных, количество которых у наших берегов начало заметно уменьшаться.

После полудня обследование острова было закончено. Из доставленных на «Торос» вещей и обрывков одежды можно было заключить, что на острове находилось не больше двух человек, чьи документы и были найдены два года тому назад М. И. Цыганюком. Некоторое смущение вызвала, правда, форменная пуговица Политехнического института, принадлежавшая, повидимому, Семенову, механику шхуны «Геркулес», студенту Политехнического института, но по одной вещи делать какие-либо заключения было все же очень трудно. На острове люди пробыли, видимо, очень недолго, так как здесь почти отсутствовали следы костров. Уход их был очень поспешен, так как среди брошенных вещей находились не только патроны, но и ножи, заряженные обоймы от браунинга, компас, часы и часть одежды. Какие же выводы можно было сделать на основании всех находок?

Прежде всего — «Геркулес» не попал в дрейф аналогично «Св. Анне», а проник на восток до меридиана шхер Минина. Поставленный на острове Вейзель столб никак не напоминал сигнала бедствия. Вернее всего будет предположить, что в этом районе Русанов высаживался на берег с целью его обследования и оставил в память этой высадки столб с названием своего корабля. Много дальше, однако, чем остров Вейзель «Геркулес» едва ли прошел, так как при благополучном плавании с корабля не могли уйти два человека, зная, что до жилья здесь было чрезвычайно трудно добраться. «Геркулес», в конечном счете, попал в какую-то беду, что и вынудило Попова и Чукчина предпринять свой пеший поход на юг. Возможно, что до острова, получившего ныне их имя, люди добрались на лодке, хотя это предположение весьма маловероятно. Единственное, что говорит в пользу этого варианта, это большое количество вещей, в частности патронов, найденных на берегу. Нести такой груз на плечах по льду весьма трудно. С острова люди направились либо прямо на юг, либо в сторону острова Диксона, и погибли в тундре, не дойдя до населенных мест. Вот и все, что можно было предположить на основании наших находок. В общем же судьба несчастной экспедиции В. А. Русанова так и осталась неизвестной.

Сделав рекогносцировочный промер пролива между островами Попова-Чукчина и Колосовым, «Торос» направился к острову Диксона. На календаре стояло 11 сентября — полярная навигация подходила к концу.