Русский запад. Река Наро́ва. Там, за Наровой, за озёрами Чудским и Псковским, лежит Ливония.

Это земли латышей и литовцев. Вторглись сюда в давние времена немецкие рыцари. Подчинили себе местных жителей. Возник здесь Ливонский рыцарский орден. Не раз рыцари нападали на нашу Родину. Поднимались тогда русские люди, давали отпор врагам.

Вспомните князя Александра Невского.

Вспомните знаменитое Ледовое побоище. Это наши предки громили немецких рыцарей, напавших на русские земли.

Во времена царя Ивана Грозного борьба с Ливонским орденом вспыхнула с новой силой.

Россия рвалась на запад, к торговым путям, к Балтийскому морю. Ливонские рыцари мечтали о западных русских землях. В 1558 году между Россией и Ливонией началась ожесточённая война. Получила она название Ливонской и продолжалась более двадцати лет.

 

Разошлись и сошлись

Русские штурмовали ливонскую крепость Нарву. Сильной, хорошо укреплённой считалась крепость. Стоит она на пограничной реке Нарове. Поднялись высоко в небо её боевые башни.

Не удержалась Нарва под натиском русских войск.

Сражались под Ливонской крепостью, в числе других, братья Нил и Кирилл Коржовы. Вот какая случилась с ними в те дни история.

Честно сражался Нил.

Честно сражался Кирилл.

Взяли приступом русские Нарву. Отыграли победу трубы. Есть победа – значит, добыча, награда будет.

Многие из защитников Нарвы попали после сражения к русским в плен. Нил и Кирилл тоже двоих схватили. Стали допытывать имена. Назвались пленные:

– Юхан.

– Яак.

Оказалось, что они, так же как Нил и Кирилл, родные братья. Поразились такому совпадению братья Коржовы. Словно бы на всём белом свете только они, Нил и Кирилл, и могли быть братьями.

– Кто вы – немцы?

– Эсты, – ответили Яак и Юхан.

По законам тех давних времён пленные считались военной добычей. Ты пленил – ты и хозяин. Есть хозяин теперь у Юхана. Есть хозяин теперь у Яака. Пленных, как правило, затем продавали в разные дальние страны. Вот и братья Коржовы своих пленников продадут.

Однако тут пришёл вдруг царский приказ отпустить по домам всех пленённых эстов.

– Как?!

– Почему?!

– По какому праву?!

Жалко было поначалу Кириллу и Нилу лишаться живой добычи. Честно же взяли в плен. Даже прикинул уже Кирилл, сколько за Юхана он получит.

– Три золотых, – заявил Кирилл.

– Пять золотых, – размечтался Нил.

Прикинул уже и Нил, большой ли доход от продажи Яака.

И вот приказ: отпустить всех пленных. Обидно Кириллу и Нилу.

– Несправедливо, – сказал Кирилл.

– Обижают, – промолвил Нил.

Однако потом, посмотрев ещё раз на Яака, на Юхана, уже по-другому заговорили братья:

– Так ведь – эсты. Так ведь люди они подневольные.

И вот расставание. Уходят недавние пленники к себе домой. В дальнейший поход отправляются братья Коржовы. Стоят они у дороги. Люди напротив людей. Братья напротив братьев.

Махнул на прощанье рукой Кирилл.

Юхан ему ответил.

Махнул на прощанье рукой Яак.

Ответил приветом Нил.

Смотрят братья эстонцам вслед.

– Разошлись наши судьбы, – Нилу сказал Кирилл.

– А может, как раз сошлись, – тихо ответил Нил.

 

Кот Фердинанд, пёс Элефант

Немецкий купец Вильгельм Кёнигсмарк при взятии русскими Нарвы бежал из города.

Бросил он в Нарве дом.

Не жалеет, что бросил дом. Благодарит судьбу, что живым остался.

Бросил он в Нарве торговую лавку.

Не жалеет, что бросил лавку. Благодарит судьбу, что живым остался.

Бросил в Нарве на реке Нарове торговый корабль.

Не жалко ему корабля. Спасибо, что жив остался.

Спрятался беглец где-то на далёком эстонском хуторе. Сидит. Дрожит.

Хорошо жилось в Нарве купцу Кёнигсмарку. Нарва – город торговый. Балтийское море почти что рядом. Нарова – река полноводная. Из ближних и дальних стран мира приходят в Нарву торговые корабли.

– Э-эх, жизнь какая была доходная! – вспоминает Вильгельм Кёнигсмарк. Понимает: не видать ему больше Нарвы.

Прошло несколько дней. И вдруг приносит хозяин хутора известие: всех, кто жил в Нарве, созывают назад. И горожан, и купцов, и просто рабочий люд.

Усмехнулся Вильгельм Кёнигсмарк:

– Не такой я дурак! Так и побегу. Слава богу, что жив остался.

Прошло ещё несколько дней. Снова хозяин хутора приносит всё ту же весть. Созывают русские в Нарву всех, кто жил и родился в Нарве, – и жильцов, и купцов, и ремесленный всякий люд.

Посмотрел недоверчиво на хозяина хутора Кёнигсмарк: «Может, просто решил от меня избавиться?»

Вновь посмотрел: «Может, смерти моей желает?!»

Не вернулся в Нарву купец Кёнигсмарк.

Сам не пошёл – так за ним явились.

Ведут его в Нарву. Идёт: «Эх, час мой последний пробил!» Прибыл в Нарву. Подвели его к дому.

– Твой?

– Мой!

Видит: всё как было. Даже кот Фердинанд на трубе сидит.

Подвели его к лавке.

– Твоя?

– Моя!

Видит: всё как было. Даже пёс Элефант у дверей лежит.

Ведут к реке Нарове, туда, где стоят торговые корабли.

– Твой?

– Мой! – закричал Кёнигсмарк.

Говорят купцу:

– Забирай. Промышляй. Торгуй!

Царь Иван Грозный придавал большое значение Нарве, как большому торговому и ремесленному городу. Это по его приказу вернули в Нарву бежавших жителей. Особенно наказывал царь оберегать купцов. Выдал им специальные грамоты. Разрешил без пошлин торговать по всей России.

Доложили вскоре царю:

– Наладилось всё в Нарве. Вновь заморских гостей полно.

Обрадовался царь, как такому же известию тогда из Астрахани.

– Ждём вас в гости, торговые гости.

 

Старый город

Продвигаются русские войска в глубь Ливонии. Вслед за Hap-вой были взяты крепости и города Не́йшлос, Ве́зенберг, Нейга́узен. В июле 1558 года московские полки приступили к осаде Дёрпта. Упорно сражались немецкие рыцари. Пятьсот пушек обороняли город. Не уставая, палили они по русским, смерть налево, направо сеяли.

Оказался здесь, под Дерптом, среди русских ратников знающий человек – Варсонофий. Пробыл он до этого шесть долгих лет в монахах. Не вынес монастырской жизни. Бежал. И вот сразу из монахов попал в ратники. Ростом он человек высокий. В плечах широкий. Как столб верстовой, сразу в глаза бросается.

Показал как-то Варсонофий рукой на ливонскую крепость, произнёс:

– Не Дерпт это вовсе, а город Юрьев.

Сказал, посмотрел на других ликующим взглядом: пусть, мол, все видят, видят и знают, какой он осведомлённый человек.

Только не дождался бывший монах удивления.

– Верно, конечно, Юрьев, – послышались в ответ голоса. Выходит, многие знали другое название этого города.

Прекрасен современный эстонский город Тарту. Второй по величине в республике. Новые здания. Старые улочки. Река Эмайыги. Тартуский государственный университет.

Юрьев, Дерпт, Тарту – это названия одного и того же города.

Когда-то на этих землях находилось поселение древних эстов – Тарбату. Во времена киевского князя Ярослава Мудрого русские основали здесь город, который был назван Юрьевом.

В 1210 году Юрьев был захвачен немцами.

Позднее на какое-то время он вновь переходил к России.

В годы Ливонской войны им владели немецкие рыцари и бывший Юрьев и будущий Тарту называли Дерптом.

После Риги и Ревеля (так в те годы называлась столица современной Эстонии город Таллин) Дерпт был важнейшим ливонским городом.

Две недели штурмовали войска Ивана Грозного стены рыцарской крепости. Как волны шли на приступ стрелецкие отряды.

– Возьмём Юрьев – свечку поставлю Богу, – говорил Варсонофий.

Бьют по-прежнему без отдыха пушки. Летят ядра из крепости в крепость. Смерть налево, направо щедрой рукой бросают.

– На слом! На слом! – неслось в рядах ратников.

– Круши! Круши! – кричал бывший монах и мчал на приступ аршинным шагом.

Не пришлось Варсонофию сдержать данное слово. Не поставил он Богу свечку. Не добежал до стен Юрьева. А другие дошли.

Не выдержал Дерпт осады. Сдали немецкие рыцари город.

 

Тариф и Дружина

Не поверил Дружина Подкова своим глазам. И в первый миг. Да и вслед за первым.

– Привиделось! Привиделось! Наваждение, сгинь!

Штурмовали русские ливонскую крепость Мариенбург. Неприступной считалась крепость. Глубокое озеро. Среди озера высится остров. На острове крепость. Это и есть Мариенбург. Прямо у стен вода. Только дело было зимой. Замёрзло озеро. По льду и шли русские ратники на штурм Мариенбурга. Катили пушки. Ставили туры. Здесь при штурме…

Впрочем, надо начать с другого. Было это во время боёв за Казань. Как и сейчас, шли тогда русские войска на крепостные стены. Шёл и Дружина. А когда подорвали одну из стен и устремились в пролом, вот тут-то всё и случилось.

В бою на какой-то миг вдруг засмотрелся Подкова на одного из казанцев. Уж больно бесстрашно казанец бился. Залюбовался Дружина. И то ли откликнулось отважное сердце в тот миг на отважное, то ли что-то другое в Подкове двинулось, только был момент, когда мог Дружина сразить казанца. А тут вдруг отвёл копьё. Был он тогда в копейщиках.

Быстротечна при схватке встреча. Разнесло их тут же в разные стороны. Однако почудились всё же Дружине: казанец понял, что русский ратник отвёл копьё.

Потом снова солдатская судьба их друг к другу бросила. Занёс над Дружиной казанец меч. Да вдруг задержал, не опустил на темя. Ответило, видимо, отважное сердце отважному. И вновь раскидал их бой.

Что случилось затем с казанцем, Дружина Подкова не знал. Может, погиб в бою. Может, не вынес плена.

Восемь лет прошло с той поры. И вот Мариенбург. Война с Ливонией. Толкает Подкова вместе с другими пушку. Подтаскивают её ратники по льду поближе к ливонской крепости. Напрягается Дружина. Упёрся плечом. Почувствовал рядом плечо другое.

Поднял глаза.

– Свят, свят!

Рядом тот – из Казани. Как громом сражён Подкова. «Да как же так? Вместе? В одном войске?! Плечо к плечу!» Моргает, моргает, моргает Дружина.

– Привиделось! Привиделось! Наваждение, сгинь!

Прошла минута. Пришёл в себя от неожиданности Подкова. Понимает: конечно же тот самый перед ним казанец. Он! Настоящий. Он!

Слегка улыбнулся Дружина. И казанец лёгкой ответил ему улыбкой.

«Признал», – понимает Подкова.

Улыбнулся сильнее. И тот сильнее. Шире, шире, плывут улыбки.

Восемь лет прошло с момента присоединения Казани к России. Немало изменений за эти годы произошло в жизни и страны, и людей. Многие народы населяют теперь Россию.

В Ливонской войне вместе с русскими ратниками принимали участие и татары, и башкиры, и чуваши, и мордва, и мари, и даже жители далёких Кавказских гор.

– Как звать? – спросил наконец казанца Дружина.

– Тариф.

– Дружина, – назвал себя русский ратник.

Толкают пушку Тариф и Дружина. Идут рядом. Плечо к плечу.

 

«Орёл» и «Сокол»

Большую роль в победе русских войск в Ливонии сыграли пушки и русские пушкари. Без них не взять бы царю Ивану хорошо укреплённых ливонских крепостей и рыцарских замков.

Пушки в то время чаще называли «наряд». Существовало и выражение «большой наряд» или «стенной наряд». Это большие тяжёлые пушки. Главная их задача – пробивать крепостные стены.

Большим пушкам часто давали разные названия, собственные имена. Были пушки «Лебедь», «Павлин», «Куница», «Волк», «Медведь». Пушкари Ефим Зубатый и Фрол Чулок назвали свои большие наряды «Орёл» и «Сокол».

Лихими, упорными были в бою и Ефим и Фрол. Не уступали один другому. Каждому честь дорога. Каждый хочет доказать, что он не просто пушкарь, а настоящий мастер.

Даже вскоре так повелось, что другие стали гадать на Ефима и на Фрола. Мол, кто из них первый стену вражеской крепости пробьёт – Зубатый или Чулок? Какой отличится больше из их нарядов – «Орёл» или «Сокол»?

Пищальник Лышика Пень даже стал биться на них об заклад, то есть играть на деньги.

Когда штурмовали Нарву, Лышика Пень заявил, что первым стены Нарвы из своего наряда «Орёл» пробьёт Ефим Зубатый.

Ошибся Лышика.

Первым при штурме Нарвы были «Сокол» и Фрол Чулок.

Пришлось Лышике раскошелиться.

Тогда в следующий раз – а брали в то время ливонскую крепость Нейшлос – поставил Лышика Пень на Фрола Чулка и на его «Сокола».

Вновь не повезло Лышике. Отличился при штурме Нейшлоса как раз Ефим Зубатый и его «Орёл».

Вновь пришлось раскошеливаться Лышике.

Невезучим оказался Лышика.

Проиграл он, когда брали крепость Нейгаузен.

Проиграл, когда брали Дерпт.

То же случилось и при взятии Мариенбурга.

Неудачлив, видать, Лышика.

Зол он за свою неудачу на Фрола Чулка и Ефима Зубатова. Даже хотел побить.

А вот Ефим Зубатый и Фрол Чулок удачливы. Удачливы и их большие наряды «Орёл» и «Сокол». На поле боя в лучших они всегда, в первых, в везучих. Нет им устали на ратном поле. Нет им равных в пушкарном деле.

Хвалят ратники пушкарей:

– Молодцы! Молодцы! Герои!

Самих называют Орёл и Сокол.

– Сокол, ударь из «Сокола»!

– По-орлиному бей, «Орёл»!

Не играет Лышика теперь в заклад ни на Ефима Зубатого, ни на Фрола Чулка, ни на кого другого. Лишь на победу ставит.

Смеются другие ратники:

– Хоть ты и Лышика, хоть и Пень, а поступаешь верно!

Движутся русские войска вперёд. Победа идёт к победе.

 

Московит

Ливонский город Лудза был одним из самых близких к русской границе. Переехал границу – улицы Лудзы бегут навстречу.

Жила в Лудзе девочка Айна.

Пугали немецкие рыцари и бароны латышей и эстонцев русскими. Называли их московитами. Всякие небыли о них говорили. Даже видом страшили. Мол, медвежьей шерстью они поросли. Мол, волчьи хвосты у каждого.

Стали и родители пугать своих детей московитами. Чуть нашалят, чуть напроказят ребята, чуть не так поступят, как бы хотелось взрослым, так сразу же:

– Вот московит придёт!

– Вот московит тебя заберёт!

Шепчут в страхе потом ребята:

– Медвежьей шерстью они поросли.

– Волчьи хвосты у каждого.

Пугали московитами родители и маленькую Айну.

Произошло это в самом начале Ливонской войны. Прошли русские войска стремительно через Лудзу. Задержался лишь небольшой отряд. Среди тех, кто остался в городе, был русский ратник по имени Пётр, по фамилии Негожа.

Вскоре в доме, в котором жила Айна, случилась беда. Вспыхнул пожар.

То ли в трубе загорелась сажа, то ли на деревянный пол выпал огонь из печки, то ли что-то ещё случилось, только взыграло вдруг в доме пламя. Дом деревянный. Дом двухэтажный. Побежал, как стрела, огонь.

Девочка в доме была одна. В комнате на втором этаже. Почувствовала маленькая Айна дымный запах. Побежала к лестнице. Глянула вниз. Бушует пламя. Отпрянула. Заметалась по комнате. Бросилась к окну. Выглянула. Высоко.

В комнате стоял шкаф. Подбежала к нему Айна. Открыла дверцу. Вот где надёжное место. В шкафу от огня и спряталась.

Заметались по улице люди. Сбежались к дому.

– Пожар!

Кинулся кто за ведром, кто за багром.

Прибежала мать девочки.

– Айна! Айна! – забилась в истерике.

Русский ратник Пётр Негожа как раз в этот момент и оказался рядом с горящим домом. Пылает, ревёт огонь. Рыжей гривой из окон рвётся.

– Айна! Айна! – кричит несчастная женщина. Показывает руками на второй этаж.

Понял Пётр Негожа, в чём дело. Девочка в доме. Быстр на решение русский ратник. Перекрестился. Сказал: «С Богом!» – и бросился в пламя.

Вбежал в дом:

– Айна! Айна!

Взлетел на второй этаж:

– Айна! Айна!

Не откликается девочка.

Бушует кругом огонь. Жаром смертельным дышит. Хотел Негожа возвращаться вниз. Да тут словно что-то его задержало. Привлёк внимание Петра Негожи шкаф. Приоткрыл он дверку. Вот она – девочка. Ни жива ни мертва. Кажется, даже не дышит. Видно, от страха лишилась чувств.

Схватил Айну Негожа. Пробился сквозь огонь. Вынес из горящего дома её на улицу.

– Спас! Спас! – сразу понеслись голоса по улице.

– Кто спас?

– Московит.

– Московит?

– Московит!

Узнали люди, что имя русского ратника Пётр. Обступили его.

– Пётр Московит.

– Спасибо тебе, Московит.

Был он Негожа. Стал Московит. Пётр Московит. Тоже звучит неплохо.

Пришла в себя маленькая Айна. Узнала и она, что спас её русский воин. Смотрит на московита. Гадает: «А где же медвежья шерсть? А где же волчий хвост?»

Ищет глазами. Нет ни хвоста, ни шерсти.

Гадает.

Гадает.

Гадает.

«Видать, от пожара в огне сгорели», – решила Айна.

 

Город Гапсаль

Московские войска продвигались всё дальше на запад. Вновь были жаркие сражения. Но всё чаще встречались ливонские города и крепости, которые – одни после недолгого боя, другие вовсе без боя – открывали ворота русским.

Сдался без боя и город Га́псаль. (Теперь этот эстонский город называется Ха́апсалу.)

Ратник из новеньких, Плакида Жук, поражался:

– Как так – без боя!

Готовился он к войне, к схватке, к настоящему сражению. Храбрость думал свою испытать. А тут без боя! «К чему бы это? – рассуждает Плакида. – Не иначе как будет хитрость». Уверен он, что, как только войдут они в город, выскочат из разных засад и укрытий ливонские воины и перебьют русских.

Однако когда вошли они в город, никто из засад не выскочил, никто вражды к русским не проявил. Наоборот. Едва расположились воины на отдых, как вдруг приходят к ним от горожан посыльные. Приглашают ратников на ужин.

Поражается Плакида:

– Как так – на ужин!

Понимает Плакида: идёт война. Сила спешит на силу. А тут вдруг нет боя. А тут вдруг – ужин! «Неспроста это, неспроста, – теперь уже полностью уверен Плакида Жук. – Во время еды отраву небось подсунут».

Пришёл он всё же с другими на ужин. Однако весь вечер сидел. Ничего не пил, ничего не ел. Смотрит на других, на тех, кто ел, на тех, кто пил. Поражается Плакида. Никто за живот не хватается. Никто в судорогах не корчится. Никто не умирает.

Прошло ещё немного времени. Вдруг заиграла музыка.

– Никак, пляски затеяли, – всполошился Плакида Жук.

Недоброе сразу почувствовал ратник. «Заманивают, конечно, заманивают. Их бабы небось с ножами. По команде ножами наших сейчас пырнут». Смотрит внимательно он на пляшущих. Нет, не видать ножей.

Весело было в тот день в Гапсале. Играли на флейтах, на дудках, на каких-то диковинных струнах. Плясали, кружились все. Затем все вместе, взявшись за руки, устроили радостный хоровод.

Смотрел, смотрел на других Плакида. Не сдержался. Левой, правой ногой притопнул. Поднялся. Расправил плечи. Пошёл колесом по кругу.

– Чудное, чудное! Невероятное, – твердил в тот вечер Плакида Жук. Смотрел на своих, смотрел на ливонцев: – Словно и нет войны. Так бы и жили все годы вместе. – Подумал, добавил: – Может, когда-нибудь так и будет.

Весело было в тот день в Гапсале. Отмечали ливонцы какой-то народный праздник.

 

Показал

Рыцарский военачальник, ландмаршал Филипп фон Белль, считался одним из самых храбрых немецких воинов. Известно это имя по всей Ливонии.

– Белль упорен в бою.

– Белль удачлив в бою.

– Слов на ветер фон Белль не бросит.

Поклялся ландмаршал, что одержит победу над русскими.

– Покажу себя, – заявил фон Белль.

Русские войска двигались на замок Эрмес. Умно поступил фон Белль. Приказал он из тех мест, через которые прошли, направляясь к Эрмесу, русские, привести к себе местных жителей.

Явились к нему трое крестьян-латышей.

Первый вопрос у Белля: сколько к Эрмесу русских идёт солдат?

Переглянулись крестьяне.

– Тысяч пять, – заявил один.

– Тысяч пять, – подтвердил второй.

– Да, тысяч пять, – подумав, ответил третий.

– Ладно, пусть будет десять, – накинул Филипп фон Белль.

Второй к латышам вопрос: сколько у русских пушек?

Переглянулись крестьяне.

– Десять, – назвал один.

– Десять, – сказал второй.

– Верно, десять, – подумав, ответил третий.

– Ладно, пусть будет двадцать, – сказал фон Белль.

Прикинул Филипп фон Белль силы русских, прикинул свои.

Больше у Белля солдат и пушек. Значит, будет победа на его стороне.

Третий вопрос у немецкого рыцаря: какой дорогой русские воеводы к Эрмесу ведут войска?

Все трое крестьян одну и ту же указали дорогу.

Устроил на этой дороге фон Белль засаду. Стал на пути у русских.

Ждут рыцари появления московских войск. Приготовились к бою.

Смотрят дозорные вперёд на дорогу.

Ждёт от дозорных фон Белль сигнала.

– Ну как?

– Не появляются русские.

Ещё через какое-то время:

– Как?

– Не появляются русские.

И вдруг:

– Русские! Русские!

Только не с той стороны, откуда их ждали. С тыла вдруг появились московские войска.

– Как так – с тыла?! – не верит Белль.

Бросились русские в атаку. Начался бой под Эрмесом. Всё больше, всё больше подходит ратников.

– Тысяч двадцать, – докладывают Беллю.

Ударили русские пушки.

– Штук сорок, – сообщают Беллю.

– Не может быть! – разводит руками Белль.

Не знал в ту минуту Белль, что это латышские крестьяне помогли под Эрмесом русским. Это они, отвечая на вопросы Белля, специально преуменьшали количество московских войск. Это они провели русские отряды обходными лесными дорогами, и те ударили Беллю в спину.

Проиграли сражение под Эрмесом немецкие рыцари. Более 500 человек осталось на поле боя. Многие рыцари и немецкие дворяне попали в плен.

Обещал показать себя русским Белль. Увидели русские Белля. Идёт он вместе с другими в колонне пленных.

Вот он, смотрите, смотрите, смотрите – отважный ландмаршал Филипп фон Белль.

 

Ээд и Энн

Родились они в самом центре эстонской земли. Ээд – это она. Энн – это он. Он и она. Парень и девушка. Молоды оба. Стройны. Красивы.

Счастливы Ээд и Энн. Любят землю свою. Любят небо своё. Любят речку свою. И друг друга – любят.

Несвободные люди и Ээд и Энн. Крепостные они. Немец-помещик, Ганс Плеттенбинд, их хозяин и их господин.

Хотели Ээд и Энн пожениться. Не разрешил помещик. Ходили к немцу родные Энна.

– Нет.

Ходили родные Ээд.

– Нет.

Соседи просить ходили.

– Нет.

Отправил помещик куда-то подальше Энна. Послал на барскую кухню работать Ээд.

Рухнуло счастье. Погибли надежды. И вдруг…

Проходили теми местами русские. Бежал без оглядки немец-помещик. Бросил свои владения. Бежал помещик. Зато к дому родному вернулся Энн.

Вот снова вместе сердца молодые. Он и она. Ээд и Энн. Энн и Ээд. Нет хозяина больше над ними. Сами себе господа. Могут теперь жениться.

Сыграли эстонцы весёлую свадьбу. От угощений ломился стол. Пригласили на свадьбу и русских ратников. Все понимают: без них не бежал бы помещик-немец, не было бы этой свадьбы. Усадили гостей на почётном месте.

Идёт по кругу щедрая здравица:

– За молодых!

– За урожай!

– За землю-кормилицу!

– За долгий век!

И все в один голос:

– За людское добро!

– За соседство!

Спели хозяева потом по-эстонски. Гости по-русски спели. Прошли в танце эстонском люди. Ответили русские русской пляской.

Солнце покинуло выси. Месяц идёт по небу.

Не утихает свадьба.

Месяц покинул выси. Солнце плывёт по небу.

Не утихает свадьба.

Смотрит на землю солнце:

– Люди, цените дружбу!

Небывалая вышла свадьба. Счастливы Ээд и Энн.

 

Непобедимый Густав

На горе высится замок Лоде. Замок как замок. Крепостные стены. Высокие башни. Бойницы в башнях. Ров перед замком. Подъёмный мост. Вода под мостом во рву.

Живёт в нём рыцарь Густав фон Зи́длиц. Был он со своими воинами под Нарвой. Принимал участие в сражении с русскими. После падения Нарвы вернулся в свой замок. Теперь отдыхает. С русскими в это время наступило как раз временное перемирие. Был перерыв в боях. Лежит замок в стороне от основных дорог. Укрыт лесами. Можно пожить спокойно.

Густав фон Зидлиц – молодой рыцарь. Жил в замке и рыцарь старый, отец Густава – Вольфганг фон Зидлиц.

Был старый Зидлиц в какой-то войне контужен. Странность имел с тех пор. Каждое утро поднимался он на самую высокую башню замка. Брал в руки подзорную трубу. Медленно подносил её к глазам. Внимательно смотрел в одну, затем в другую, затем в третью и, наконец, в четвёртую сторону. Затем говорил:

– Аллес гут. Всё хорошо, – и спускался вниз.

Привыкли в замке к этой причуде. Не обращали внимания на старого рыцаря. Правда, слуги Аллесгутом его прозвали.

И вот Аллесгут как-то снова поднялся на башню.

Взял в руки подзорную трубу. Медленно поднёс к глазам. Посмотрел в одну сторону. Посмотрел во вторую, в третью. Перевёл трубу на четвёртую сторону. И тут! Видит: приближается к замку войско.

– Идут! Идут! – закричал Аллесгут. – Идут!

– Кто идёт?

– Они! Они! Московиты! Русские!

Удивился Густав фон Зидлиц. Так ведь перемирие! Поднялся молодой рыцарь сам на башню. Взял в руки подзорную трубу, да тут же понял: не нужна труба. И так всё видно. Окружают отряды замок со всех сторон.

– К бою! – прокричал Густав фон Зидлиц. – Фбрвертс! Вперёд!

Под стенами Лоде развернулся бой. Только этот бой был совсем не с русскими. Произошло восстание местных крестьян.

Не только здесь, но и под Ревелем, под Ригой, в других ливонских землях поднимались в те годы на бой с немецкими рыцарями эсты и латыши. Заметались немецкие помещики. Не знают, кого опасаться больше. То ли ратников из России. То ли ливонских мстителей.

Самоотверженно всюду сражались восставшие. Вот и под замком Лоде. Атаковали восставшие Лоде. Ещё немного – и взяли бы штурмом рыцарский замок. Однако удержался Лоде. Крепкими были стены. Надёжной была охрана. К тому же из соседних замков на помощь прибыли со своими войсками другие рыцари.

Подавили немецкие рыцари восстание местных крестьян.

Прославился этой победой Густав фон Зидлиц. Даже свои шутили:

– Непобедимый Густав.

 

Илгварс

Не испугаешь страшным ратного человека. Но тут даже видавшие виды вздрогнули.

Шла стрелецкая сотня сотника Романа Тутолмина лесом. Вдруг видят ратники: к стволу огромной сосны, лицом к стволу, человек привязан. Гол человек. Искусан, изъеден весь комарами. Спина от ударов плетьми до костей иссечена.

Ясно: забит человек. Подошли ратники к сосне. Прислушались. Нет, кажется, жив. Значит: бит, не добит. И брошен.

Отвязали, сняли они человека. Понимают: лат.

Пришёл тот в себя. Застонал. Но опять забылся. Когда несчастный очнулся снова, с вопросом к нему стрельцы:

– Звать-то как? Звать?

– И́лгварс… – простонал человек.

– Кто же тебя?

– Рыцарь.

– Да мы ж его!

Узнали русские ратники историю Илгварса. Был у Илгварса сын – маленький Гунар. Рос мальчик без матери. Скончалась у Гунара мать. Всё время мальчик с отцом.

Была у рыцаря необычная ферма. Жили на ней павлины. Называл их рыцарь райскими птицами. Илгварс как раз работал на этой ферме. Здесь же целые дни проводил и Гунар. Среди птиц у рыцаря был любимый петух. Огромного роста был этот райский петух. И очень красив. Имел он длиннющий-длиннющий хвост. Волочился тот по земле за петухом, как королевская мантия. Бывали минуты, когда совершалось чудо. Хвост у петуха вдруг поднимался. Тянулся к небу. Распускался огромным веером. Переливался красным, синим, зелёным цветом. Рябило тогда в глазах. Замирал от этой прелести маленький Гунар.

Гордился рыцарь своим петухом. И вот однажды то ли что-то недоброе съел петух, то ли кто-то отраву ему подсунул, только негаданно сдох петух.

Заподозрили Гунара. Рыцарь приказал схватить мальчика. Били его кнутами. Допрашивали. Не вынес Гунар побоев. Умер.

Отгоревал на могилке сына Илгварс. Направился в лес. Вернулся с большой дубиной. Решил он рыцаря убить. Однако был схвачен. Придумал страшную смерть ему рыцарь: запороть кнутами, тело оставить в лесу на съедение комарам и зверю. Исполнили слуги лютый приказ немецкого рыцаря.

Отошёл, отлежался Илгварс, смотрит на русских ратников.

– Нет мне пути домой.

Подумали русские, пригласили с собой в поход.

И вот пристал Илгварс к стрелецкой сотне сотника Романа Тутолмина, а точнее, к десятку десятника Постника Дыбы. Было их девять в десятке тогда человек. Погиб один из стрельцов недавно. Занял его место Илгварс. Стал в десятке как раз десятым.

Лютым в бою был Илгварс. Не знал усталости на бранном поле.

Шепчутся стрельцы:

– Рыцаря своего ищет.

Неизвестно, нашёл, не нашёл он рыцаря. Точно лишь то: был Илгварс, ливонский житель, в русском стрелецком войске. Славу храброго заслужил.

 

Лучники

Сходили на нет при Иване Грозном и лук, и стрелы. Устаревшим были уже оружием.

Но тут…

Русские двигались к городу Вейсенштёйну. По дороге они узнали, что в 50 верстах от этих мест с большим рыцарским войском находится сам великий магистр Ливонского ордена – Го́тгард Кётлер. Великий магистр – значит самый старший, самый главный над всеми рыцарями. Четыре пеших, пять конных полков под началом Кетлера.

Отдали воеводы приказ: быстрее идти навстречу рыцарским полкам.

Стремительно пошли войска. Торопят сотники и десятники:

– Одна нога тут, другая там!

– Одна нога тут, другая там!

Готовятся воеводы нанести неожиданный удар по Кетлеру.

Быстро идут войска. Однако вскоре путь им преградили топкие места и болота. Проваливаются в трясину по брюхо, по шею кони. Застревает наряд, телеги.

Перекликаются ратники:

– А-у-у!

– О-го-го!

Ропщат:

– Эка ж места проклятущие!

– Бросил под ноги нам чёрт болота.

– Ничего, ничего. Чёрт не утянет, леший не схватит. Смелей вперёд!

Весь день штурмовали войска болота. Вот и снова сухое место. А вот и рыцари Кетлера.

Ударили русские.

Приняли рыцари бой. Однако пока русские шли, пока одолевали болота, наступила уже темнота. Какой же бой в темноте? Соседа и то не видно. Что же делать? Прекратить сражение? Напали русские на рыцарей неожиданно. В этом их преимущество. Бой отложить на завтра – значит, облегчить положение Кетлера.

Не прекратили русские бой.

Ночной бой – непростое дело. Кругом темнота. Кругом чернота. И всё же приладились воины. И русские, и ливонские. Когда стреляли из ружей тех времён, то вместе с зарядом из ружейного ствола вылетал и огонь. Вот и целили сейчас по этим огням противники. Увидит воин неприятельский выстрел и тут же туда стреляет. Несёт потери и та сторона и наша.

И вот тут…

– Лучников сюда! Лучников! – прошла по русским рядам команда.

Удалой народ лучники. Туго натянута тетива. Смертельным жалом летит стрела.

Правда, большинство русских воинов уже были вооружены пищалями, то есть ружьями, стреляли пулями, но находились в войсках, совершавших ливонский поход, ещё отряды и лучников.

– Лучников сюда! Лучников!

Прибыли лучники. Перестали русские стрелять из ружей. Вышли лучники вперёд.

И вот… Всё изменилось на поле боя. Стреляя по русским, немецкие солдаты не видели теперь цели. Уходят пули куда-то в ночь. Зато русские лучники по ружейным вспышкам определяли место, где находились немецкие стрелки, и тут же без промаха били рыцарей.

Ночное сражение продолжалось полтора часа. Лучники и решили его исход. Бросились в завершение боя русские врукопашную. Не удержались ливонские рыцари. Дрогнули. Побежали.

Русские ратники гнали их несколько вёрст. Дошли до глубокой реки. Рядом оказался мост. Кинулись на него рыцари. Не выдержал, обвалился под их тяжестью мост. Многие потонули.

Правда, сам Кетлер остался жив. Бежал он с немногими уцелевшими немецкими солдатами.

– Э-эх, пожалела его стрела!.. – сокрушались лучники.

 

Три Ивана

– Ну, ну, расскажи.

И вот уже в какой раз Абдул-Кериб начинал рассказывать про Кавказ. Про высокие горы, про вечные снега на вершинах гор. Про глубокие ущелья, стремительные реки. Про дома, повисшие над горными обрывами. Про крик орлов и разноцветье высокогорных трав.

Слушал зачарованно молодой ратник Иван Верша.

Поражался, услыхав про горы:

– Чтобы земля и так вздыбилась!

Поражался, узнав про снега на горах:

– Как же так? Как же так? Оно раз горы, так к солнцу ближе!

Абдул-Кериб из Черкесии. Не один он. Принимали участие в Ливонской войне несколько отрядов людей с Кавказа.

Сдружился с Иваном Абдул-Кериб. Вместе под Нарвой были. На стены других крепостей ходили. Под Нейшлосом сражались оба.

Крепость Нейшлос стояла на северном берегу Чудского озера. Важен Нейшлос для русских. В этом месте из озера вытекает река Нарова. По реке Великой, затем по Чудскому озеру и Нарове проходил речной путь из русского Пскова в Балтийское море. Перекрывала немецкая крепость этот путь.

Здесь, под Нейшлосом, Иван Верша и совершил свой солдатский подвиг. Спас он от смерти Абдул-Кериба. Обрушился рыцарь с мечом на черкеса. Хорошо, оказался рядом тогда Иван. Бросился ратник под рыцарский взмах. И как затем всё случилось, даже представить трудно. Вырвал на взмахе он меч из рук рыцаря. И тут же немца тем же мечом сразил.

Поражались тогда другие:

– Эка же сила!

– Эка же удаль!

Выходит, немец меч на погибель себе ковал.

Обнял друга Абдул-Кериб.

– Кунак. Кунак. Верен буду тебе до гроба.

Приглашал он Ивана к себе на Кавказ:

– В горы поедешь. Восходящее солнце увидишь первым. Мечтал Иван Верша попасть на Кавказ. Подняться в горы и первым увидеть солнце.

Не судьба. Погиб он вскоре при штурме новой ливонской крепости.

Вернулся с войны домой Абдул-Кериб. Женился. Родился сын у Абдул-Кериба. В память о русском друге назвал он его Иваном.

Второй родился сын у Абдул-Кериба. И этого тоже назвал Иваном.

Третьего сына Абдул-Керибу судьба послала.

– Быть и тебе Иваном! – сказал Абдул-Кериб.

Старший, средний и младший – три брата, три Ивана растут на Кавказе.

 

Красный крест по белому

Сенька Косой и Курбат Босой – московские мальчишки. Два соседа, два одногодка. Друзья они, неразлучные приятели.

Растолковывал как-то Курбат Сеньке про ливонских рыцарей:

– В латах они, в доспехах. А сверху плащ белый. На плаще, на груди и на спине, – красный крест по белому.

Живут Сенька и Курбат на берегу реки Яузы. А напротив, на левом берегу реки, на высоком холме, – монастырь, Андрониковым называется.

Крутился как-то Сенька Косой возле Андроникова монастыря, заглянул за монастырскую стену – и ахнул. Идёт человек по подворью.

«Рыцарь, – соображает Сенька. – Ливонский рыцарь!» Не верит. «Рыцарь, неужто рыцарь?!» И сразу же: «Так это же снится». Ущипнул себя в руку, ущипнул себя в щеку. Нет, не снится. Кошельком раскрылся у Сеньки рот.

– Откуда же здесь, на Яузе, ливонский рыцарь?!

Метнулся к другу:

– Курбат! Курбат!

Рассказывает, торопится:

– Красный крест по белому. Доспехи. Латы. Ливонский рыцарь!

– Не врёшь?

– Прибей меня гром!

Бегут они к Андроникову монастырю.

– Красный крест по белому, – повторяет Сенька.

Прибежали, сунулись за ограду. Никого за оградой. Пусто.

Какой-то монах одиноко бредёт по монастырской площади. Галка, с ближайшего дерева глянув на мальчишек, недовольно каркнула.

Смотрит Курбат на Сеньку. Обманул!

– Таратуй, обманщик, – сказал Курбат.

Зря он обижался на Сеньку.

В первых же боях с Ливонским орденом русскими в плен было взято много немецких рыцарей. Приказал Иван Грозный отправить пленников в Москву. Показать народу. Часть из них как раз и поместили временно рядом с Яузой в Андрониковом монастыре.

И вот:

– Ведут!

– Ведут!

Несётся по московским улицам:

– Ведут!

– Ведут!

Несётся по московским улицам:

– Рыцари!

Сенька Косой и Курбат Босой тоже вместе со всеми дивиться на немцев бегали.

Гонят пленных рыцарей по Москве.

– Вон он! Вон он! – кричит Сенька. Тычет пальцем на высокого рыцаря.

Идёт тот, ссутулив плечи. В доспехах, в латах. На плаще – красный крест по белому.

Смотрят на пленных немецких рыцарей московские жители. – Значит, сила сломила силу.

 

Кормление

– Новый князь – на кормление!

– Новый князь – на кормление!

Новость неслась по городу Любиму. Передавалась из дома в дом, от одного жителя к другому.

Царь за заслуги своим приближённым раздавал вотчины и даже целые города. Получивший такой дар имел право с населения собирать в свою пользу всякие подати и налоги. Это и называлось кормлением.

Успехи русских войск в Ливонии продолжались. Шла к царю Ивану тогда удача. Русские войска во многих местах вышли к Балтийскому морю, доходили до Риги, до Ревеля, даже до прусской границы. Пало немало ливонских замков и городов.

Стоял август 1560 года. Иван Грозный приказал штурмовать Фелли́н. Крепость Феллин считалась одной из лучших в Ливонии.

Окружили её русские войска, перекрыли все пути, начали осаду города.

Прошёл слух, что в крепости находится бывший великий магистр Ливонского ордена – Фюрстенберг. Долго пробыл во главе ордена Фюрстенберг. Всего лишь год, как заменил его Кетлер. Стар Фюрстенберг. Более молодой пришёл к власти. Не удалось под Вейсенштейном взять Кетлера в плен. Мечтают ратники теперь захватить Фюрстенберга.

– Схватили?

– Схватили!

Смельчаки ходили в разведку. Верно, в крепости находится Фюрстенберг.

Три недели под ударами русских пушек держалась ливонская крепость, но вот пушки пробили стены. Сдался упорный Феллин.

Взяли русские крепость:

– Где Фюрстенберг?

– Где Фюрстенберг?

– Здесь Фюрстенберг.

Разыскали. Схватили. К царю доставили. Рад Иван Грозный большой победе. Благодарит за Феллин, за Фюрстенберга воевод и ратников.

Ждут в городе Любиме нового князя на кормление.

Прибыл.

Интересуются жители у слуг:

– Откуда?

– Из Ливонии.

– Значит, за воинские заслуги. За победы великие. Как звать?

– Фюрстенберг.

– Как-как?

– Фюрстенберг.

Разводят жители руками.

– Неизвестный какой-то, вроде нерусский, заморский князь.

Когда Фюрстенберга вели к русскому царю, не ожидал бывший великий магистр пощады. Стар Фюрстенберг. Горд Фюрстенберг. Не дрогнет перед русским царём. Не упадёт на колени. Не побоится смерти.

Не дрогнул великий магистр перед русским царём.

Не упал на колени.

Не побоялся смерти.

Готов был Фюрстенберг к худшему. Глаза поднял к небу. С жизнью прощался.

Однако неожиданно милостиво встретил его царь Иван. Долго смотрел на старика. На седины его, на морщины. О чём-то думал.

Затем отпустил Фюрстенберга. Все поражались: распорядился Иван Грозный отправить старика в город Любим на кормление.

Кормили, поили его горожане. До самой смерти в Любиме прожил.

Победы русских войск в Ливонии нанесли сокрушительные удары по Ливонскому ордену. Теперь с падением Феллина он и вовсе распался.

Говорили тогда в России:

– Александр Невский начал, а мы добили.

Как военная сила скончался Ливонский рыцарский орден. Зачеркнула его История.