Ну вот, теперь мы знаем, откуда происходит русский фразеологизм "бразды правления". На тему этого сонета также написан народный романс "Гори, гори, моя звезда". Борхес явно переоткрыл сонет в русском языке (фразеологизм и романс существовали задолго до его рождения), надо полагать, анализируя букворяд какого-то широко известного фрагмента священного писания – а Библия, говорю по личному опыту, наиболее вероятный источник подобных открытый. Обращаю внимание читателя на древнейшее уподобление тела – колеснице, разума – колесничему, а чувств – коням. Оно встречается уже в "Бхагаватгите"! Оцените же возраст сонета. А теперь – немного индийского юмора. Общество сознания Кришны издало книгу "Бхагаватгита как она есть", в котором этот древнейший текст на санскрите прокомментирован Шри Шриман А.Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупадой (Москва. – Бхактиведанта Бак Траст. – 1986. – 832 с.) и откройте цветную вставку под номером тринадцать. На ней изображена колесница материального тела, в которой сидит обусловленная Душа. Она изображена в виде Пьеро, в грустной белой маске с алым ртом. Колесницей управляет возничий – Разум. Он изображён в виде распахнувшего уста европейца с длинными женскими волосами и в голубом плаще, судя по гримасе ужаса, пребывающего в панике. Колесницу несут не слушающиеся бразд правления Чувства в виде пяти коней: красного (око), рыжего (обоняние), чёрного (ухо), белого (осязание), синего (вкус). Можно, следовательно, предположить, что "Бхагаватгита" и данный сонет, переоткрытый Борхесом, написаны примерно в одну эпоху. Русский язык, следовательно, тогда уже был таким, каков он есть. При всей своей древности этот язык мало того, что никогда не выпячивал свой возраст в семье новоевропейских языков, а напротив, сделал вид, что он того же возраста – и молодёжь ему поверила! Но вот появляется в этой семье язык-выскочка, который заявляет, что он первый, самый первый, и нет других первых кроме него. Я говорю об английском, который Бодлер в одном из "Сплинов" изобразил в виде дряхлого юнца. Вообразите себе на картине, написанной маслом, компанию, где за одним костром сидят персонажи, символизирующие языки. Меж ними выделяются юный старец и дряхлый юнец. Здесь – сама скромность, там – требовательный крик: "Пустите меня занять почётное сидалище!". Не напоминает ли вам это живописное полотно также двадцать третью песнь "Одиссеи"?