В первый момент мы просто не поняли, что Шурка переживает звездный час своей биографии. Мы замахали на него руками:

— Планету? Что за дурацкая идея!

— А где хоть она, твоя планета? — глупо спросил я.

— Да какая вам разница, где! — Шурка даже обиделся. — Про остров вы не спрашивали, где! А планет — вон десять тысяч в одной нашей Галактике!

Подобрать одну, чтоб без птеродактилей, почистить хорошенько и разделить на троих. Я бы взял континентик около экватора…

— Хитер, бродяга! — взволновался Боря. — У экватора и дурак будет жить.

Завернулся в банановый лист — и соси молоко из кокоса. Нет, голубчик, у экватора и мне неплохо будет!

— Идиоты! — сказал я ласково. — Нас только трое, а материков будет тоже три штуки. Прописью — три. В районе полюсов мы поместим океаны. И дудки.

— Подожди-ка! — Борька торопливо перебежал к письменному столу. — Набросаем карту, и пусть противовесом одному континенту будет другой. Иначе она не завертится. Я читал!

— Возьми лучше мячик, — посоветовал Шурик.

— Сам ты мячик!

— Обождите! — Мне пришла в голову новая мысль. — Нашли планету — надо ее назвать. Надо записать, в районе какого созвездия она находится. И вообще — зарегистрировать свое открытие.

— Что? Никаких регистраций! — Борька уже распоряжался, как будто это он открыл планету. — Чтобы нас высмотрели в телескоп, а потом прислали к нам своих колонизаторов? Не пойдет. Если это так уж необходимо, то наша планета — в районе большого угольного мешка. Пусть потаращатся потомки! Ни в один телескоп, кроме конской головы, ни черта не увидишь. Да еще радиоактивных облаков напустим.

— А где это — мешок? — смирно поинтересовался я.

— В чулане! — огрызнулся Боря.

Он взял карандаш, лист ватмана, и мы склонились над столом. За нашей спиной несколько раз шмыгала тетя Дуня: не терпелось узнать, почему мы притихли.

Но мы были уже далеко, за сотни миллионов парсеков.

…Наш звездолет, взревев фотонными дюзами, вспыхнул ослепительно голубыми чашами рефлекторов где-то в созвездии Южного Креста и, выйдя на свободную параболу, исчез в угольной черноте мешка, очертаниями напоминавшего конскую голову.

Сразу стало тихо и уютно в салоне. Горела слабая настольная лампа, и мы, склонившись над ватманом, старательно вычерчивали свои материки. И всё слабее звучали наши голоса.

Очертания планеты постепенно вырисовывались на ватманском листе. Три материка изогнулись на ее исполинских боках. Бездна цветущих островов трепыхалась в темно-синем океане.

Вот она, крутобокая, пустынная, тяжело вертится перед нашим окном, демонстрируя своим единственным владельцам то один, то другой континент.

— Фиолетовые леса… — подсказывал нам Шурик.

— А из них встают кварцевые горы. Прозрачные, как хрусталь…

— Муравьиные тропки дорог сквозь лесные толщи…

— И тысячи квадратных километров сиреневого льда…

По мере приближения картина прояснялась. Поначалу, конечно, совершено было много ошибок. Например, отвергли как несостоятельную теорию фиолетовых лесов. Марсианский холод нас не устраивал. Но оранжевые джунгли казались Шурику слишком банальными. Понемногу сошлись на том, что у нашей планеты будут разноцветные континенты. И поскольку Шуркиным любимым цветом был фиолетовый, то его материк пришлось сдвинуть к северу, и только южным лесистым мысом он касался экватора. Весь тропический континент Борьки Лахова порос огненным лесом желто-красных тонов. А моя территория, очертаниями напоминавшая Мадагаскар, была страной зеленых озер и пышных розовых джунглей.

Дело пошло на лад. Лориаль загорелась. Да, я совсем забыл сказать, что Совет Планеты единогласно принял мое предложение назвать планету радуг именем «Лориаль» и навечно занести ее в каталог под номером 21-С-71. Расстояние от Земли колебалось в пределах нескольких сотен тысяч световых лет, я не уточнял.

Много было споров и о видимых дорогах. Шурик и я утверждали, что это лишь трещины в скальных массивах континентов. Борька же доказывал, что это пусть примитивные, но дороги. Он полагал, что планета Лориаль очень даже обитаема.

Борька не ручался за наши материки, но в центре его тройного континента наверняка обитало племя смуглокожих девушек-амазонок, которые, как это ни печально, умирали одна за одною, едва достигнув шестнадцати лет. Не знаю, в какой иллюминатор усмотрел он эту деталь, но у Шурки тот факт, что девушки жили одним племенем и как-то сами по себе рождались и умирали, вызывал большие сомнения.

В конце концов спорить не стали: высадка решит все проблемы. Во всяком случае, визуальные наблюдения за планетой Лориаль не говорили о наличии там высокой цивилизации. Переведя звездолет на планетарную орбиту, мы отправились перекусить.