Пока мы чинили пробки, Борька цветной тушью обводил на большом листе ватмана контуры наших материков. Всего их оказалось четыре: северный фиолетовый — Шурика, западный оранжевый — Борькин, восточный зеленовато-розовый — мой.

И еще один на самом крайнем западе — гигантский белый материк для колонизации, о существовании которого лориальцы еще не подозревали. Был и один маленький остров Гарантии, на котором мы собирались встречаться.

Остальные острова, по тройственному соглашению, постановили стереть, чтобы не возбуждать нездоровых стремлений, и вообще потому, что это были просто белые коралловые рифы.

Когда мы вернулись наконец в каюту, Борькин ватман уже пылал всеми красками, которые способна создать человеческая фантазия. Трагически красивым был Шуриков материк. Гигантские массивы фиолетовых джунглей эффектно перемежались с белыми каемками тундры и с желтыми овалами саванны.

— Ну, не сносить мне головы, — сказал Шурка, бегло взглянув на свой континент. — От этой тундры за версту несет рептилиями. На смерть посылаете, братцы, на верную смерть. Не ожидал я от вас такой пакости.

— Чудак! — сказал я ему. — Да, может быть, лориальская тундра — самое приличное на планете место! Может, знатные лориальцы только и мечтают отдохнуть в этой тундре пару летних недель.

— Никакой знати у меня не будет! — уверенно заявил Шурик. — Это вы можете — организовать свою аристократическую республику, если хотите, а у меня в тундре будет берег общих городов.

— Что это еще за штука? — снисходительно усмехнулся Борька, разрисовывая мой континент.

— Идея века! — гордо ответил Шурка. — Никаких квартир, никаких шкафов, никакой собственности. Из личных вещей — только шкура на плечах. А жить будут, переходя из дома в дом, чтобы в жизни ни разу не переночевать дважды в одной и той же комнате.

— Ну и перебесятся все, — буркнул Борька, нежно-розовой полоской обводя берега моих зеленых озер.

Свой континент он оборудовал куда интереснее, чем наши. Края его были зелеными (это прибрежные болота), джунгли — желтыми и оранжевыми, а в центре, по форме напоминавшее Польшу, расстилалось белое пятно.

— Это, — пояснил мне Борька, — неисследованный район. Кто его знает, что там окажется. Самому интересно побывать.

— А линии что значат?

— Это шоссейные дороги. Из белого асфальта по желтым джунглям — красота!

Словно молнии, прорезают они мой цветущий континент с севера на юг.

— А кружочки бордового цвета? — настаивал Шурик.

— Это, братцы, поселения амазонок. К ним шоссейные дороги не ведут. А вот этот серый массив — это территория каннибалов. В общем, жить можно!

Борька разогнул спину и от удовольствия потер руки.

— Гад, поменяемся! — завистливо сказал я.

— Давай! — с неожиданной готовностью согласился Борька. — Я у тебя в центре джунглей плато динозавров отыщу. А уж амазонки сами ко мне переберутся. На бальзовых плотах вот с этого каменистого берега. Тут, брат, лучше головами поменяться.

— Нет! — решительно сказал Шурик. — Катись ты со своим районом каннибалов.

Когда они тебя сожрут, пришли свои кости на остров Гарантии.

— Пришлю, — кивнул головой Борька. — Их привезет вам в маленьком чемодане из тропических листьев моя синеглазая амазонская княжна. Она смело и без колебаний войдет в вашу кают-компанию и протянет вам свой бесценный чемоданчик, а вы ее потом столкнете вот с этого утеса в море.

— Почему это? — возмутился Шурик. — Да потому, — скорбно ответил Борька, — что вы оба, негодяи этакие, влюбитесь в нее и, чтобы не перерезать друг друга, умертвите.

— Ладно, — сказал я Борьке, — давай мне лист миллиметровки. Я сниму копию с моего континента. А то, видите ли, выдумал все до самой своей смерти. Раз ты умер, то помалкивай. Мы дадим в твою честь салют наций и разделим твой континент пополам.

— Да что вы, братцы! — обиделся Борька. — Я же еще не умер, вот он я, живой!

Это было только предположение.

— Ну то-то же! — сурово предостерегли мы и принялись за работу.