Вечером в третьей комнате я, к своему удивлению, увидел только Соню и Олега. Соня сидела на постели, Олег – в кресле у окна. Он молча показал на свободное место возле журнального столика. Я сел.

– Лена спит, – пояснил Олег, – а Махонин и Дмитриенко пожелали присутствовать дистанционно. Простим товарищам их маленькую слабость?

"Простим", – сказал я молча. Должно быть, это получилось у меня несколько более многословно, потому что Соня фыркнула, а Олег нахмурился.

– Ну, ну, полегче! – услышал я голос Борьки Махонина. – При дамах-то нехорошо.

– Впрочем, если товарищ настаивает, – ехидно зашептал мне на ухо Дмитриенко, – мы можем явиться, так сказать, "о натюрель".

– Без гарнира, – добавил Борька и захохотал.

Тут мне пришло в голову, что умение грамотно и логически мыслить вовсе не мешает человеку оставаться дураком, если он дурак от рождения. Глупость – это не отсутствие ума, это что-то другое. Но сейчас было не время развивать эту мысль, и я оставил ее про запас, запихнув подальше за блокировку. А блочок я себе выбрал ослепительный, просто райское яблочко, а не блочок: "Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах". Я с наслаждением повторял в уме эту фразу, смакуя каждое слово.

– Да прекратите кобениться! – сердито сказала Соня. – Все вы гении, это общеизвестно.

– Иными словами, можно говорить вслух, – сказал Олег.

Я покосился на стену.

– Все в порядке, Андрей, никто нас не слушает.

– Каким же образом это можно установить? – спросил я.

– Об этом потом, – ответил Олег. – Долго объяснять. Не будем отвлекаться.

Наступила полная тишина.

– Ну что ж, – сказал Олег, – прежде чем начать, я хотел бы от своего имени и от всех нас еще раз перед тобой извиниться. Причины нашего недоверия ты теперь понимаешь.

Я понимал и раньше, но не сказал ничего.

– Принимаешь наши извинения? – сухо спросил Олег.

– Да чего там… – Я покраснел.

– Значит, с этим покончено. Андрей, ты свежий человек, расскажи нам, что тебя беспокоит. Может быть, есть какие-нибудь сомнения?

Как раз последнее время меня ничто не беспокоило, но Олег говорил серьезно, и все мои старые опасения опять зашевелились.

Соня и Олег выжидательно на меня смотрели.

– Ну что? – начал я неуверенно. – Возможно, я и глупости буду говорить, но кое-что мне до сих пор кажется здесь странным. Во-первых, почему только семь человек? Ради этого содержать… – Я сделал неопределенный жест рукой. Нерентабельно.

– А мы пробная партия, – возразил Борькин голос. – Получится – объявят массовый набор.

– Что получится-то? – спросил я. Разговаривать заочно я еще не привык. Все время хотелось обернуться. – Что получится-то, ты хоть знаешь?

Борька отмолчался.

– Теперь второе, – продолжал я. – Меня не волнует, что нас по-особому учат: в конце концов, это даже интересно. Вопрос: почему нет учебников? Пусть вузовские, пусть для техникумов, но учебники быть должны.

– Возможно, учебники еще не написаны, – сказал Олег. – По той же причине.

– Ну хорошо, – уступил я. – Допустим, можно и без учебников. А где язык? Без иностранного ни в один вуз не примут. А в каком институте требуют, чтобы поступающие гнули взглядом трамплины?

– Подумаешь! – пробурчал из-за стены Борька. – Нельзя уж и побаловаться!

– Не мешай! – одернул его Олег. – Человек грамотно рассуждает.

– Еще бы! – сказал Славкин голос. – Мы же сами ему ключ задали. Попробовал бы он, как мы, с нуля начинать.

– Ну, и какие же выводы? – спросил Олег, пропустив эти слова мимо ушей.

– Выводы? – спросил я, стараясь выгадать время и собраться с мыслями. Как раз насчет выводов у меня было слабовато. – Ну, предварительно, вчерне… Система у них какая-то… не наша.

Соня заерзала, но ничего не сказала.

– Что значит "не наша"? – строго спросил Олег. – Выражайся точнее.

– В смысле – не советская, – брякнул я.

– А какая же? – с любопытством спросила Соня.

– Не знаю.

– Доказательства, – потребовал Олег.

Но теперь я уже точно знал, что стою на верном пути.

– Ты комсомолец? – спросил я его.

– Да.

– Где же твоя организация?

Стало тихо, как в погребе. Купол за окном, весь запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.

– Четкий подход, – похвалил меня Олег. – Комсомолец здесь я один. Вот и руковожу… добровольно.

– Отчего же добровольно? – спросил я. – Тебя учителя о чем-нибудь спрашивали? Поручали тебе что-нибудь? Нет. Извини меня, но так не бывает.

– Правильно, – согласился Олег. – Не бывает. Ну, а выводы где?

– Да знаем мы эти выводы, – засмеялась Соня. – Еще один союзник у Борьки Махонина. Попался мальчик в лапы иностранной разведки.

– Попрошу не пятнать мое доброе имя! – возмутился Махонин. – Я давно уже отказался от этого заблуждения. Во-первых, не лапы, а руки. А во-вторых, не иностранной, а нашей. И в-третьих – не попался, а попал. Нас готовят к выполнению ответственного задания.

– Точно, – сказал я. – Предстоит погнуть трамплины всех империалистических бассейнов. Чтоб не ныряли.

Я бы еще порассуждал на эту тему, тем более что даже Славка захихикал, но Олег меня остановил.

– Шутки в сторону, – сказал он недовольно. – Здесь не детский сад. Значит, иностранная версия предпочтительнее?

– Тоже отпадает, – уверенно ответил я. – Диаметр купола что-то около трехсот метров. С самолета такую штуку наши давно бы уже засекли.

– Это при условии, что мы находимся в Западной Сибири, – проговорил Олег.

Я опешил:

– А где же еще?

– Да где угодно. В Канаде, например…

Я посмотрел на Олега, потом на Соню – ни тени улыбки.

– Постойте, – растерянно сказал я. – Я прилетел сюда на "ТУ-154"…

– Ты в этом уверен? – поинтересовался Олег.

– Ну как же! У меня даже билет сохранился.

– А как ты себя чувствовал во время полета? – спросила Соня. – Головка не кружилась?

Я похолодел.

– А что… у вас тоже? – спросил я после паузы.

– В том-то и дело, – ответил Олег.

Снова стало тихо. Олег и Соня смотрели на меня, а я был совершенно ошарашен, не знал, что и подумать. Олег поглаживал свою стриженую голову (интересно, кто его здесь стрижет, да еще под нуль). Соня зябко поеживалась, руки она держала между коленями, хотя в комнате было тепло.

– Слушайте… – заговорил я. – Но если это так… если вы меня не дурачите, то как же можно… Как же можно учиться? Паясничать, кувыркаться? В теннис играть?

– А что ты предлагаешь делать? – спокойно спросил Олег.

Меня взорвало:

– Ну, знаете ли! Если вы несколько месяцев только меня и дожидались, чтобы спросить совета… то знаете, кто вы? Не люди, а божьи коровки!

Олег поднял брови и усмехнулся.

– Ну, вот и для Славика кличка нашлась, – сказала Соня. – Он называет это "пассивным соучастием".

– Это вопрос терминологии, – холодно возразил из-за стены Славка. – Можно назвать это "оптимальным вариантом поведения в экстремальной ситуации". А за "божью коровку" Андрюша еще ответит.

– Между прочим, – заметил Олег, – это относилось не только к тебе. Андрей имел в виду, что все мы здесь божьи коровки.

– Или попросту трусы! – сказал я сердито. – Занюханные конспираторы! Не знаю, как вы, а я не собираюсь сидеть сложа руки.

– А что ты собираешься делать? – спросил Олег.

– Пойду сейчас к Дроздову и спрошу напрямик: "Вы советский человек или нет? Если нет, я требую немедленно вернуть меня на родину".

– А как ты думаешь, – спросил Олег, – как ты думаешь, где сейчас Дроздов и чем он занимается?

– Отдыхает, наверное, – удивленно ответил я. – У себя в домике…

– Ты видел, как он отдыхает?

– Конечно, нет. Домик-то без окон.

– И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?

Я молчал: действительно, не пришло.

– Так вот, – сказал Олег, – твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.

– Отдыхают, – со смехом добавил Борька из-за стены.

– А… а что это с ними? – спросил я, запинаясь. Только сейчас мне стало по-настоящему жутко.

– Спокойно, Андрей, – сказал Олег. – Только без паники. Они подзаряжаются от сети. Впрочем, питание я пока отключил… поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты побыстрее бери себя в руки. Соображай.

А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно "птичий базар" изображал оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив "Еще бы!" в ответ на мое замечание, что учителя наши несколько вяловаты… Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась…

– Машины, – сказал я отчего-то шепотом. – Обучающие машины…

– И долго же ты, братец, думал, – снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. – Уж подвели, уж ткнули носом…

– Ты позабыл, наверное, Боря, – сказала Соня, – как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом… Андрей ведет себя куда спокойнее.

– Вернется к себе – поплачет, – заметил Славка.

– И ничего удивительного, – миролюбиво сказал Борис. – Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал…

– Ну, это была рискованная затея, – недовольно проговорил Олег. – Можно было испортить аппаратуру.

Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.

– Послушайте, – сказал я, – так, значит, они не люди…

Все засмеялись.

– Очень тонкое замечание, – сказала Соня.

– Товарищ еще не дозрел, – добавил Славка.

– Да я не о том! – сказал я сердито. – Не люди – те, кто их сделал. Вот в чем беда.

Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.

– Прекрасно держишь мысль, – серьезно сказал Олег. – Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.

– Все ясно даже ежу, – ответил я. – Машины – значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.

– Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? – спросил Олег.

Молчание.

– Да нет у него никаких мнений, – сказала Соня. – Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.

– Ладно, ладно… – пробурчал Борька. – Подумаешь, разошлась!

– Значит, нет возражений, – подытожил Олег. – Тут я на днях провел один эксперимент… Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым-, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: "Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князек. Хотел бы я увидеть ваше начальство". Он и глазом не моргнул: "Увидите". Я спрашиваю: "А какое у вас начальство, страшное?" – "На чей взгляд", – отвечает. И все смеется. Жутковато смеются машины, вам не кажется?

– Ай, не отвлекайся ты! – с досадой сказала Соня. – Дальше-то что?

– Дальше я ему говорю: "А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?" Он – вопросом на вопрос: "А что, у тебя есть жалобы?" – "Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы". – "Какие?" – "Вам сказать не могу". И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу – ожил. "Так о чем мы с тобой разговаривали? " Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего. На что ее настроили, то она и делает.

– А на что их настроили? – спросил я Олега. – Это хоть можно определить?

– Пока установлено только одно, – ответил Олег, – все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрешь… ну, наглухо отключишься… ну, как бы умрешь… они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод…

– Какой? – спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?

– А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, – Олег сделал широкий жест рукой, – вся эта система перестанет работать.

– Ну и пускай перестает! – крикнул я. – И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, не пропадем!

– Нет, Андрей, – тихо сказал Олег, – в том-то и дело, что мы не у себя дома.