Снова стало тихо.

— Юра, твое мнение? — спросил Олег.

Тишина.

— Да нет у него никаких мнений, — сказала Соня. — Он их меняет по три раза на дню. Правде в глаза смотреть боится.

— Ладно, ладно… — пробурчал Юрка. — Мы не на допросе.

— Значит, аргументированных возражений нет, — подытожил Олег. — Ну, и какие будут конкретные предложения?

— Объявить забастовку, — сказал я. — И не прекращать, пока нам всё не расскажут.

— Забастовка — дело хорошее, — задумчиво ответил Олег, — но тут видишь ли как? Анонимы запрограммированы на наши реакции. И если ты наглухо отключишься — они тоже отключатся и будут так сидеть хоть десять лет. Из этого можно сделать грустный вывод…

— Какой? — спросил я.

Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?

— А такой, что, как только мы расхотим играть в их игру, вся эта система, — Олег сделал широкий жест рукой, — вся эта система перестанет работать.

— Ну и пускай перестает! — крикнул я. — И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, в России не пропадем!

— Нет, Лёха, — сказал Олег, — в том-то и дело, что мы не в России.

Я опешил:

— А где же еще?

— Да черт его знает.

Я посмотрел на Олега — он не шутил.

— Постойте, — растерянно сказал я. — Я прилетел сюда на нашем самолете и никаких границ не пересекал.

— Ты в этом уверен? — поинтересовался Олег.

— Ну как же! У меня и загранпаспорта нету.

— Загранпаспорт — это, конечно, аргумент, — сказала Соня. — А как ты себя чувствовал во время полета? Головка не кружилась?

Я похолодел.

— А что… у вас тоже? — спросил я после паузы.

— В том-то и дело, — ответила Соня.

И вновь наступила долгая-долгая тишина.