Вернулся стриженый довольно быстро: я только успел залечить свои раны.

— Всё, угомонились, — сказал он со вздохом облегчения и сел в кресло. — Ну и ночка.

— Есть очень важные новости, — дрожа от нетерпения, начал я.

— Не надо, — остановил меня Олег. — Не надо ничего рассказывать, я всё слышал.

— Что ты слышал?

— Всё. В том числе и то, как ты хамил Егорову.

От обиды у меня перехватило дыхание.

— Кто, я хамил? Это он мне хамил!

— Он не мог тебе хамить, — возразил стриженый. — Ты даже не представляешь, с кем ты разговаривал.

— А ты представляешь?

— О да.

Очень убедительно прозвучало это "О да". Значит, к нам с мамой была приставлена очень важная птица.

— Ну, и что это за Егоров? Главный администратор?

— Теперь уже неважно. И всё, что ты так рвешься мне рассказать, тоже не имеет никакого значения. Пустяки всё это.

Я был в полной растерянности. Так много я узнал, так много нужно было сказать — и вдруг обнаруживается, что для стриженого это пустяки.

— А ребята знают? — помолчав, спросил я.

— Нет, они всё проспали, — устало ответил Олег. — Да успокойся ты, сядь. Слишком перевозбудился.

Я покорно сел.

— Значит, так, Алексей… — сказал стриженый, придвинувшись ко мне ближе.

От него пахло странным перегаром… как будто он пил ацетон.

— Значит, так. До отъезда ты сидишь здесь…

— До какого отъезда?

— Не задавай дурацких вопросов. Из комнаты никуда не выходишь, попыток связаться с ребятами не предпринимаешь…

— Но почему? — возмутился я.

Так здесь со мной еще никто не разговаривал.

— Во избежание нового приступа паники, — объяснил Олег. — Сейчас важно одно: чтобы никто не бесновался, чтобы никто не выбрасывался из окон, чтобы все остались живы. Остальное — потом.

— А где ребята?

— Я отвел их в учебку. Наставники проводят с ними собеседование и тест на солидарность. Тебе это уже не нужно.

— Почему?

— Будем считать, что ты этот тест уже прошел. Точнее, срезался, получил неуд. Нелояльный ты, вот в чем твоя беда.

— Ну, и что мне сейчас делать? — тупо спросил я.

— Что делать, говоришь? — отозвался Олег. — Собирай вещички, сиди и жди. Ты своё уже сделал. Когда будешь нужен — тебя позовут.

Меня обозлила его пренебрежительная интонация.

— Послушай, не много ли ты на себя берешь? В конце концов, ты такой же, как мы все.

— Ошибаешься, — проговорил стриженый. — Я не такой, как вы все. И во избежание долгих объяснений мы сделаем вот что…

Он вскинул обе руки, расслабил галстук, взялся за голову, покачал ее — и поднял высоко над плечами.

Как завоеванный кубок.

Кажется, от неожиданности я клацнул зубами.

Передо мною сидел безголовый человек. За твердым воротничком виднелся только край мускулистой шеи. Кромка ее была словно обрезана бритвой и сочилась темной смолой.

— Теперь тебе всё ясно? — мерцая синими глазами, спросила сверху стриженая голова.

Я хотел сказать "Какой вопрос", но вместо этого только кивнул.

— Ну, вот и славно.

Руки обезглавленного бережно поставили голову на стеклянный столик. Вслепую сделать это было достаточно сложно, и голова оказалась на самом краю.

Я машинально потянулся ее передвинуть.

— Не надо, — проговорила стриженая голова, и по лицевой ее стороне скользнула брезгливая гримаса… — Терпеть не могу, когда меня трогают руками.