– Надо было взять больше провианта, – вздохнул Вандом, с тревогой взглянув на корзины с выпивкой, закуской и фруктами.
– Дай Бог этот съесть, – сказал капитан, – Все трюмы забиты и добрая часть палубы.
– Провиант, так же как свинец и порох, мы добудем в Алжире, если какая нехватка, – Гугенот гнул свою линию, расчитывая на трофеи, добытые в грядущих баталиях, – На кой черт переполнять трюмы лишним грузом? Как я понимаю, господин де Вентадорн, скорость корабля повышается, если заострить форму корпуса, это я просек еще в Тулоне. И также уменьшить объем трюмов на носу и в корме.
– Вы так торопитесь в Алжир? Хотя мы и сохранили дедвейт, – сказал капитан ''Короны", – то есть полную грузоподъемность, направление ветра нам благоприятствует, и мы идем…
– Мы бежим!- воскликнул Вандом, – хоть этот термин моряки и не употребляют. А раньше ползли как черепахи.
– Черепаха черепахе рознь, – сострил Гугенот, – Быстроногий Ахиллес и то никак не мог догнать черепаху. И еще черепаха была у древних римлян…нет, паж, вам это определенно не интересно. Эх!
Аве, Цезарь!
Вандом зевнул.
– Nemo nascitur artifex,* – сказал Анри небрежно. Люк рассмеялся.
… *Nemo nascitur artiflex /лат./ – Никто не рождается мастером. Нэмо насцитур артифекс.
…
Капитан подмигнул Гугеноту и Люку. Они поняли, что и паж оценил юмор Гугенота, но так же и то, что паж пытается не очень-то умело подражать Бражелону, и это вызвало улыбки моряка и мушкетера и смех художника. Анри по наивности решил, что общество восхищено его знанием латыни и остроумием и задрал нос.
– После столь остроумной реплики шевалье де Монваллана в защиту черепах, – сказал капитан, – два слова относительно нашей ''черепахи''. Я вам объясняю очень просто. Элементарные морские маневры, поворот по траверзу – не понимаете, Анри?
– Простите?
– Я тоже,- сознался Люк,- Мы развернули корабль, вроде так?
– Прощаю, паж, – кивнул капитан,- Так, господин Люк, так. Мы развернули корабль, чтобы замедлить ход и зарифили паруса. Ну, тут я не буду говорить вам, какие именно. Будет с вас на сегодня.
Люк и Гугенот с улыбками переглянулись.
– Все равно не поймем,- вздохнул Вандом, – Но сейчас-то вы их разрифили, чтобы ускорить ход.
– Еще не все, – продолжал капитан, отдавая распоряжения своему неизменному де Сабле, и матросы полезли по такелажу / вантам или веревочным лестницам / на рангоут / рей грот-мачты развязывать "завязки" у верхнего паруса – так, во всяком случае, восприняли Люк и Вандом грот-бом-брамсель у самого салинга грот-мачты.
– Вы развернули корабль и распустили паруса, – предположил Вандом.
– А не слишком ли мы теперь торопимся?
– Скорость? – спросил де Вентадорн у своего помощника.
– Девять узлов, господин капитан, – ответил де Сабле.
– Хорошо! Так держать!
До Анри долетело слово ''узлы''. Это не карета, подумал паж, по бегу лошади еще можно определить скорость, но с привычных лье на морские мили, а тем более не узлы очень трудно было переключиться. Да и узлы в представлении Анри, или, вернее, той, кем на самом деле являлся Анри, ассоциировались с иголками, нитками, вышивками, изнаночной стороной красивой вышивки, маленькие узелки, которые нужно аккуратно спрятать, которые нужно завязать на двойной нитке, иначе шов распустится. При чем тут огромные пенящиеся волны? Этого Анри еще не понимал. Задумавшись о своих узелках и нитках, адмиральская дочка пропустила информацию о направлении ветра, и это не смогла записать в своем дневнике. Но, судя по надутым парусам, развевающимся вымпелам и флагам, ветер был попутный.
А на шканцах уже началась пирушка. Корзины были опорожнены, к Пиратам присоединились Жюль де Линьетт и Шарль-Анри де Суайекур. Записка на салфетке с эмблемой ''Короны'', которую Рауль передал де Невилю во время ужина, предупреждала ''магистра пьяниц'' о том, что в грядущем ''шторме'' будут новые участники, и он, Рауль, вносит за них необходимый взнос. Де Невиль ничего не имел против, зная Жюля с давних пор как своего земляка, и Шарль-Анри был ему хорошо известен. Правда, несколько лет разницы заставляли лихого барона смотреть на гвардейцев Королевского Полка как на желторотых. Де Невиль любил веселые компании. Не всякую компанию он считал веселой и достойной себя, но здесь были все свои, и знали друг друга с незапамятных времен ''фрондерского детства''. Душа его отчасти успокоилась после беседы с Шевреттой, к изящной словесности он особой склонности не имел, если не считать пары-тройки популярных песен, волочиться было не за кем, оставалось только пить! Барон решил наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность.
Серж де Фуа, полный дум об оставленной красавице, Великой Мадемуазель, не уверенный в завтрашнем дне, в том, что Анна-Мария-Луиза Орлеанская сдержит клятву и дождется его, тоже, как Оливье, решил гулять и ни о чем не думать.
И Рауль, примерив к себе пиратскую бандану, решил, что этот головной убор предполагает и пиратский образ жизни. И еще ему очень хотелось отключиться от всех тревог и проблем, а денек сегодня выдался весьма напряженный и суматошный. В отличие от Анри де Вандома, Рауль не фиксировал свои переживания. В отличие от Ролана, Рауль не собирался писать хронику IX Крестового Похода. Он искал покоя и забвения. По его представлениям, желанное забвение должен был дать ему хоть на какое-то время грядущий ''шторм''. Не то, чтобы у него был большой опыт подобных мероприятий, – во время возлияний с друзьями он всегда останавливал себя, хотя совсем недавно спьяну уже успел сделать несколько глупых поступков. Эти свои глупые поступки он и хотел поскорей забыть.
Ролан, разумеется, в гулянке не участвовал – Жюль де Линьет категорически воспротивился. Ролан не протестовал: ему и без этого дел хватало. У него было чтиво на всю ночь – ''Неистовый Роланд", его знаменитый тезка, сочинение Людовико Ариосто! И любимое детище – ''Мемуары''. Оставалось несколько страниц в тетради, открывающейся скучнющими сведениями по истории, которыми пичкал Ролана когда-то, еще в родном Нанте, его педант – гувернер / короли Франции и даты их царствования /. За Их Величествами шли главы ''Мемуаров'', и в тетрадку Ролан вложил похищенные на ужине салфетки, предполагая, что бумаги не хватит, и, приметив, что де Фуа использует салфетки для поэтического творчества.
Пираты Короля-Солнца, уже ''хорошие'', бойко приветствовали капитана и его спутников. Шайка сидела на ковре по-турецки. Похоже, они надолго обосновались на столь престижном и уважаемом моряками месте, как шканцы. Люк и Гугенот на упрек де Невиля в "дезертирстве" заверили, что скоро присоединятся к компании Пиратов и наверстают упущенное.
– Идемте же в библиотеку, – предложил капитан, – Или вы еще хотите полюбоваться морским пейзажем?
– Если мы вас не задерживаем,- сказал Люк,- Такой горизонт, такие краски! Я так счастлив! Мне и не снилось такое! Я и представить не мог такую красоту!
Капитан вздохнул.
– Тс! – сказал паж, – Пираты поют что-то интересное!
Гугенот навострил уши.
– Как раз по интересующей вас теме, г-н де Монваллан, – промолвил капитан. Пассажиры услышали гитарный перебор и голос Оливье де Невиля с утрированно-восточным акцентом:
…Вдруг с вэстью гонэц запыленный к нэму:
Пагыбла надэжда Ислама!
И, гнэвно, кынжал он свой в сэрдце ему
Взывая: Алама! Алама!
И дружное ''Ура!'' пьяных Пиратов. Песня прервалась, кто-то из шайки перехватил гитару у грифа.
– Так выпьем же за то, – услышали пассажиры голос Бражелона, – Чтобы погибла надежда Ислама!
Последовало очередное ''ура'', и романс продолжился:
…Сэрэбраны струны звучат на поход,
Литавры бьют звонкие рано,
С оружьем на площадь толпытса народ
В устах у Султана: Алама!
– Вам знакома эта песня?- спросил Анри с любопытством, судя по тому, как капитан заулыбался, кивая головой в такт испанскому романсу, виртуозно исполняемому де Невилем.
– Еще бы!- сказал капитан де Вентадорн,- "Романс весьма печальный об осаде и взятии Аламы'', – Алама, Альгама, Аляма – переводите как вам угодно, речь идет о крепости-дворце мавританского правителя Гранады. Внезапный захват Аламы христианами в 1482 году предрешил победу испанцев в Реконкисте и падению всего Гранадского эмирата в конце XVI столетия.
– 1492 год или десять лет спустя, – уточнил образованный Гугенот.
– Султан Абдалла из романса, так жестоко поступивший со своим гонцом – Абу Абдалла Боабдиль, последний мавританский правитель Гранады. Вы как раз интересовались, господин де Монваллан, историей войн испанцев с маврами.
– Да-да, – закивал Гугенот, – Оливье знает этот романс и на испанском. У него же слуга – выходец из Испании, Педро-цыган. Помню припев: Ay, de mi Alama!
– А что же печального, если христиане победили мусульман?- удивился Вандом.
– Слушайте! Название, разумеется, шутливое. И барон очень весело это поет.
Узнайте, о други, что скорби виной:
Нэ жэч нам Алле фимиама.
Кастилец свой крэст вадрузыл над Луной,
Прэд ным прэклонылас Алама!
– Кастилец! – пожал плечами Вандом, – То английские песни, то испанские романсы. Свое сочинить слабо?
– Но мы еще не победили, Вандом. Наберитесь терпения. Все же Крест над Луной, понимаете? Это наша общая победа.
– Взятие Аламы в XVI веке?- не унимался Анри,- Я рад, как добрый католик, всякой победе Креста над Полумесяцем, но сейчас хочу победы Лилий! Вот!
– А Лилии победят, – сказал граф де Вентадорн, – Будьте уверены.
– Тогда мы вам и споем ''Романс весьма веселый об осаде и взятии Джиджелли''. Ай, де ми Джиджелли – даже лучше рифмуется, чем Алама. Мы просто обречены на то, чтобы взять эту крепость!
– Я подожду, – сказал Анри, – Смотрите не обманите.
– Если жив буду, – сказал Гугенот, – Грех детей обманывать.
В отвэт с бородою по грудь альфаки
Вэщает: нам ждать было срама!
И рэчь его прэрвал в порыве тоски
Султан, восклицая: Алама!
– Альфаки – это визирь или мулла? – опять поинтересовался Вандом.
– Законник у мусульман,- прокомментировал капитан, – В некоторых текстах его заменили на алькальда.
– Алькальд – у мавров? – хихикнул Вандом, – Вот тупые!
– Народу так понятнее,- сказал де Вентадорн, – Кстати, в испанском варианте письмо о взятии Аламы Султан в гневе бросает в огонь.
– ''Las cartas echo en el fuego''*,-сказал Гугенот, – Это мы тоже знаем.
… * Las cartas echo en el fuego / исп/. – Письма бросил в огонь.
…
– Господа, мы задерживаем нашего капитана, – заметил Люк, – Тут так здорово, так и стоял бы всю ночь!
– Идемте, – пригласил капитан, – Мы уже почти пришли. Библиотека в двух шагах.
– Алама, – пробормотал Анри, – Это никак не связано с тополями? Насколько я знаю, по-испански ''тополь'' – ''эль аламо''.
– Спросите что-нибудь полегче, господин де Вандом. Очень возможно, ваша этимология правильна. Но я не посещал Испанию, мы только в порты заходили. Я готов ответить на любой ваш вопрос о моем корабле и морских путешествиях, но насчет Гранады поинтересуйтесь у тех, кто там побывал.
– Спросите Педро-цыгана, – посоветовал Люк, – Он присоединился к Филиппу де Невилю в Испании, где батюшка нашего барона скрывался от Ришелье.
– Или спросите Рауля – он был в Гранаде с принцем Конде совсем недавно, – сказал Гугенот.
– Предпочитаю цыгана, – наморщил нос Вандом и удивился, почему все опять захохотали.
– А зря, – заметил Гугенот, отсмеявшись, – Педро соврет – недорого возьмет. Уж я-то его знаю!
– А Рауль дорого берет, когда врет? – съязвил Анри.
– Не цепляйтесь к словам, Анри, Рауль вообще не врет.
– Сейчас вы говорите неправду, Анж де Монваллан!- сказал Анри, – Таких людей не существует! Все люди лжецы! Уж на что я честный, и то…ввожу людей в заблуждение, а Рауль, ваш пират, тем более, наверно, изоврался вконец.
– Вандом, я вам прощаю как несмышленышу. А то бы я…,- и Гугенот усмехнулся воинственно, вернее, агрессивно. По лицу капитана пробежала тень.
– Спокойно, спокойно, – промолвил де Вентадорн,- Мы уже пришли. Вот и библиотека.
– Ай да ми Алама, ай де ми Джиджелли! – пропел Гугенот. Капитан достал ключ, открыл резную дверь и пропустил любителей литературы в большую каюту, предназначенную для библиотеки.
– Как тут у вас замечательно!- воскликнул Вандом восхищенно, – Просто Лувр под парусами! Цветы, картины, а книг сколько!
– О книгах чуть позже,- произнес капитан,- Мои милые пассажиры, я должен предупредить вас, и, полагаю, вы передадите своим приятелям мое правило, которому я неукоснительно следую.
– Не зачитывать книги и аккуратно с ними обращаться?- влез Анри, – Это мы поняли.
Люк и Гугенот тревожно взглянули на капитана. По лицу де Вентадорна, ставшему вдруг напряженным и суровым, путешественники догадались, что их любезный и умный гид хочет сообщить им нечто очень важное и не очень веселое.
– Что-нибудь случилось?- спросил Люк.
– На корабле пробоина, и нас заливает? – спросил Гугенот, – Нужно организовывать помощь?
– С кораблем все в порядке. Быть может, светлейший герцог не довел до вашего сведения, что здесь, на корабле, строго запрещены дуэли.
Пассажиры беспечно расхохотались.
– Открыли Америку!- фыркнул паж.
– Дуэли запрещены королевским указом, – заметил Гугенот, – На суше тоже.
– Примите к сведению, молодой человек, и вы все тоже – а также ваши товарищи на шканцах – если здесь кто-нибудь из вас осмелится устроить дуэль – будет ли то поединок между пассажирами, спровоцируете ли вы и ваши друзья кого-нибудь из офицеров моего экипажа, хотя мне такое не представляется возможным, исход один: виновные будут повешены на ноке рея.
Наступила тишина. Нарушил молчание Анри.
– Какой ужас!- воскликнул Анри, – Вы не имеете права! Дворян не вешают!
– Морской закон, – ответил капитан, – Гревской площади здесь нет, палача я не держу. Дуэлянта ждет веревка, кем бы ни был дуэлянт. Вы поняли, шевалье де Монваллан?
– Да, господин капитан. Я понял. Но я не собираюсь драться. Я обнажу шпагу только против мусульман.
– А вы, господин де Вандом?
– Я, как добрый католик, считаю кровопролитие грехом. Но…если меня оскорбят? И я буду драться?
– Будете болтаться на ноке рея.
– Понял, – сказал Вандом,- Сурово, капитан.
– Мое дело предупредить, – произнес капитан, – Надеюсь, до этого не дойдет.
– Вот что, любезный капитан де Вентадорн, – с учтивым нахальством заговорил Анри, – Вы, конечно, здесь хозяин, но над вами, сударь, стоит кое-кто повыше! Я уверен, что мой… герцог, да-да, мой герцог, Великий Адмирал Франции, отменит ваш бесчеловечный, дикий, варварский приказ, оскорбляющий наше сословие! Я готов в этом поклясться!
– А я уже клянусь, что велю повесить любого, так я и поступлю, не будь я Ришар де Вентадорн. Что до вашего…герцога… Светлейший герцог уже подписал приказ. Это доведут до сведения экипажа и пассажиров. Завтра утром. Сегодня мы решили не тревожить это милое общество, и так день был тяжелый. Пусть себе гуляют.
– Бофор… подписал? Сам Бофор? – переспросил Гугенот,- Но ведь герцог сам неоднократно дрался на дуэли!
– Бофор подписал… – умирающим голосом произнес Анри.
А Люк ничего не сказал. Он разглядывал книги и картины.
– А что вы так переживаете, шевалье? Вы только что заверяли меня, что намерены применять оружие только против мусульман.
– Да, но…бывают непредвиденные обстоятельства.
– Значит, вы все-таки рассчитывали на защиту Бофора?
– Черт возьми! – сказал Гугенот,- Хитро придумано.
– Выясняйте отношения где угодно, но не на моем корабле.
– Венсенский лес слишком далеко, – вздохнул Гугенот,- Остается только читать, пить и спать. Но я, право, ни с кем не собирался затевать ссоры. Просто… чем строже запрет, тем сильнее искушение его нарушить. Так уж устроен человек.
– Запретный плод сладок, но лучше откажитесь от мысли его попробовать и займите чем-нибудь свой ум, вот вам мой добрый совет, – сказал капитан уже более мягким тоном.
– А ведь вы верно сказали, уважаемый господин Гугенот!/ Анри назвал Гугенота его прозвищем, но в пылу полемики даже не заметил это/. Меня так и подмывает устроить дуэльку и посмотреть, что из этого выйдет! Неужели Бофор велит МЕНЯ повесить? Или барабанщика? Очень сомневаюсь!
– Вы же несовершеннолетний,- сказал капитан,- И вы, Вандом, и барабанщик. Известно ли вам, что негласный дуэльный кодекс запрещает участие в поединке несовершеннолетних? Ни один уважающий себя дуэлянт не вызовет малолетка. Если и вызовет, то для потехи, попугать молокососа. Но в данной ситуации, как бы вы ни петушились, никто из моего экипажа не примет ваш вызов, милый юноша. За экипаж я ручаюсь.
– А я ручаюсь за наших,- сказал Гугенот, – Хотя, господин капитан, позвольте заметить, иногда и несовершеннолетние дрались на дуэли. И побеждали.
– Вы имеете в виду гасконца? – спросил паж.
– Я имею в виду нашего адъютанта. Он дрался еще в более молодом возрасте и победил. Без всякого кровопролития, учтите. Просто разоружил противника несколько раз.
– Господин де Монваллан, видите, у Вандома уже слюнки текут от зависти. Господин Люк, вы нашли для себя что-то интересное?
– ''Жизнеописания художников'' Вазари и ''Сонеты'' Микеланджело Буонаротти. Господин капитан, я хотел спросить вас, знаменитый трубадур Бернар де Вентадорн не ваш предок?
– '' Уж не вернусь я, милые друзья,
В наш Вентадорн, она ко мне сурова", – процитировал Ришар де Вентадорн, – Нет, господин Люк, мой предок как раз сеньор знаменитого трубадура.
– Виконт Вентадорнский? – спросил Люк,- Ясненько! С чем вас и поздравляю! Ergo, мы с вами земляки, капитан.
– Это я уже понял. Хотя вы и носите фамилию Куртуа.
Люк сдержался, не желая называть свою настоящую фамилию, которую скрывал от всех. Только Рауль, волей случая узнавший его тайну, знал, что Люк – не кто иной как наследник славного и знатного рода де Фуа и кузен Сержа. Но Люк умолял сохранить его тайну…
– Поэтому меня, как южанина, особенно задевает наглость пиратов Магриба, – сказал Ришар де Вентадорн.
– Ну, если вы потомок виконта Вентадорнского, – тоскливо сказал Анри де Вандом, – С вами все ясно. Что же вы раньше не похвастались своим знаменитым предком?
– Зашел разговор, к слову пришлось, и всего лишь. В отличие от нашего восторженного барабанщика, который кстати и некстати поминает доблестного соратника Людовика Святого, героического крестоносца…
– Жоффруа де Линьета! – хором сказали Люк, Гугенот и Анри, и все захохотали.
– Понимаю, – засмеялся и капитан, – Ролан и вас достал со своим предком.
– Достал – не то слово! Кажется, о Жоффруа уже знают и кок, и капеллан, и врач, и, наверно, последняя корабельная крыса. А крысы здесь водятся?
– Вы боитесь крыс, шевалье де Вандом?- спросил капитан насмешливо,- Не бойтесь – крысы в трюмах.
– Вот еще! Очень мне нужно бояться!
– А туда нам нет доступа? – спросил Гугенот.
– Вы желаете посетить трюмы?
– Я просто так спросил. Я желаю подробнее ознакомиться с ''Короной". Пушки нам, к примеру, не показали.
– Не все сразу, друг мой. Если интересуетесь, покажу. Я счел, что всему обществу это не интересно.
– Итак, мы можем ходить, где хотим? – спросил Анри.
– На бушприт и на салинг-то вы сами лезть не захотите.
– Это куда Ролан залез?
– Ролан забрался на ростр.
– Боже сохрани! Я не самоубийца! А спросил я вас потому, что у меня возникли подозрения. А не везете ли вы, к примеру, контрабанду?
– Королевская таможня,- рассмеялся капитан, – Не волнуйтесь, груз проверен не один раз. Будь на борту контрабанда, стал бы я разрешать пассажирам свободно бродить по всему кораблю?
– А в трюмах только груз и крысы? – продолжал вредничать Вандом.
– А что же еще?
– А не везете ли вы, случайно, негров?
– Негров – из Тулона? Где вы таких глупостей набрались, паж?
– Мне говорили, что есть такие жестокие капитаны, которые наживаются на торговле людьми!
– Против таких мы и начинаем войну. Только их называют "реисами''.
– Я не имею в виду торговлю людьми, которую ведут мусульмане. Просто я слышал, что и европейцы промышляют работорговлей.
– Я знаю о таких мерзавцах. Но эти деятели орудуют в Центральной и Южной Африке и вывозят несчастных чернокожих в Америку. Обшарьте все мои трюмы, если найдете хоть одного негра в кандалах, ваш… адмирал может повесить меня самого на ноке рея.
– Да как вы могли подумать такое, Вандом? – возмутился Гугенот, – Таких уродов я и сам бы вешал на реях.
– Вы меня успокоили,- сказал Вандом,- Простите. Мой вопрос был провокационный. Я решил, что, раз вы готовы вздергивать дуэлянтов, чего не делали ни Ришелье, ни наш христианнейший монарх, то почему бы вам не подзаработать на торговле чернокожими? А ваш приказ – такой же беспредел по отношению к нам, как пиратский захват и продажа в рабство бедняжек-чернокожих!
– Оставьте меня в покое с вашим чернокожими!- сказал капитан, – В данный момент меня интересует Северная Африка и судьба европейцев, попавших в рабство к мусульманам. Всех проблем сразу не решить.
– А пиратство – это не проблема? – спросил Вандом.
– О пиратстве особый разговор,- заметил капитан, – Господин де Монваллан, вот интересующая вас книга.
– ''Морские разбойники Средиземного моря'', – прочел Гугенот, – То, что надо!
– Читайте побыстрее, – сказал Вандом, – Я тоже хочу.
– После меня, – ответил Гугенот.
Вандом сунул нос в книгу. ''Падение Гранадского царства''. Гугенот перелистывал страницы.
''Испанская армия, после осады, стоившей больших потерь обеим сторонам, принудила, наконец, город Малагу к сдаче…
– О, Малага! Отличное вино! Гасконец его любит!
… Фердинанд опустошал Андалузию до 1489 года. Муллей-бен-Гассан умер, и престол наследовал сын его Мухаммед-Абдалла-эль-Зогоиби.
– Вот нехристи, – шепнул Вандом, поеживаясь.
…Баязет II, султан константинопольский и смертельный враг его, султан Египта, отсрочив свою кровавую распрю, заключили договор для подания помощи испанским мусульманам…''
– О Господи, – прошептал Люк, – А если и сейчас против нас объединятся все мусульманские правители? Во главе с турецким султаном…
Гугенот перелистал еще несколько страниц.
''Бесчеловечия морских разбойников ни в чем не уступали жестокости испанцев: бесчисленные набеги опустошали прекрасное побережие Андалузии, и всякий раз нападающие, нагруженные добычей, возвращались на корабли свои с толпой несчастных, осужденных испытать все бедствия рабства. Напрасно испанские войска старались подавать помощь несчастным: они никогда не поспевали вовремя. Враги налетали подобно туче, разили как гром, и когда кастильские всадники появлялись на месте набега, то находили дымящиеся развалины, пустыню, усеянную трупами и плач нескольких старух, которых пираты не сочли достойными увоза в неволю''.
– Господи Боже, – прошептал Вандом, – Правда, это Андалузия, но все-таки жаль людей…
– То же происходит и в Провансе, – хмуро сказал капитан.
– Боже! – охнул паж,- Читайте же, что было дальше! Вот ужас!
''Ужас, произведенный этими хищничествами и убийствами, которым, по тонко рассчитанной мести мавров, подвергались дворяне и монахи больше, чем простой народ, дошел до того, что Фердинанд
Католик, наскучив беспрерывными жалобами, в 1504 году принужден повелеть, чтобы приступили к приготовлениям для крестового похода в Африку…''- прочитал Гугенот.
– А почему священникам и дворянам больше доставалось от этих злодеев?- спросил Анри.
– Святая простота! Священник – более опасный враг для оголтелых мусульман.
– Это понятно. А дворяне?
– А дворяне могут оказать ожесточенное сопротивление, и за них можно содрать выкуп побольше, чем с мирных поселян.
– А дальше? Что тут у вас?
''Кампании кардинала Хименеса. Харуджи-носильщик, пират алжирский''. Вау! Я смотрю, тут и крепость Джиджелли мелькнула где-то..
– Стоп! – сказал Гугенот, – Хорошего понемножку. Я читаю первым, потом вы, господин паж.
– Значит, за полтора с лишним века до нас, – вздохнул Люк,- Фердинанд Католик. 1504 год… История повторяется… Испанцы тоже называли себя участниками крестового похода…
– Ай, де ми Алама! – сказал на этот раз сам капитан, заметив, что пассажиры приуныли, – Как там поется: ''Погибла надежда Ислама''?
– Вы так полагаете? – спросил Вандом с надеждой.
– Будем стараться, – улыбнулся капитан,- Вас еще что-то интересует, господин де Монваллан?
– Да, сударь. Учебник или что-нибудь в этом роде, самое примитивное, для начинающих.
– По навигации? – спросил капитан.
– Нет, сударь. Что-нибудь арабское или турецкое. Если можно, и то, и другое.
– А испанским вы владеете?
– В достаточной мере.
– В таком случае с арабским вы должны разобраться. Дело в том, что мой учебник на испанском языке.
– А наши, что ли, не издавали арабскую грамматику? – спросил Анри.
– Может, и издавали, но до меня сия литература не дошла, – вздохнул капитан,- Чтобы легче разобраться, могу дать кое-какие свои записи. И простейший словарь типа разговорника.
– Буду вам очень признателен. А как с турецким?
– Здесь проще. Наши короли поддерживали со Стамбулом связь, и литература такого рода выходила еще в прошлом веке.
– Что вы говорите?- вытаращил глаза Вандом, – Наши короли сотрудничали с Турцией, тем самым, предавая Испанию?
– Трудно иметь дело с молодыми наивными людьми,- вздохнул граф де Вентадорн,- Вы знаете историю XVI века?
– Знаю, конечно! Итальянские войны, Франциск. Первый и Диана де Пуатье, petit bande, роковой турнир, копье Габриэля де Монтгомери, Амбуазский заговор… – затараторил Анри.
– Остановитесь на мгновение, – взмолился капитан.
– Но я еще не все сказал! Злодейство Екатерины Медичи, отравленные перчатки Жанны Д'Альбре…ай! Я забыл сказать, что,…давая жизнь Генриху Наваррскому, героическая Жанна пела! А еще колдун Рене! Ай! Я забыл Мишеля! Великого ученого Мишеля Нострадамуса! Что еще? Свадьба Генриха и Марго, героические планы Адмирала /!!!/…Колиньи по освобождению фламандцев, ужасная резня, самая позорная и кровавая страница нашей истории – Варфо…
– Остановитесь,- снова воззвал капитан, – Мы все это знаем…
– Ла Моль! – не унимался Анри,- Восковая фигурка, страстная, роковая, безумная, прекрасная люовь Провансальского графа де Ла Моля к прекраснейшей королеве Маргарите Наваррской и еще…
– Я хотел сказать вам, паж, – простите, что перебиваю вас, только то, что в шестнадцатом веке Испания стремилась играть ведущую роль в европейской и мировой политике. Варфоломеевская ночь отчасти была спровоцирована Мадридом. Короли Франции стремились помешать гегемонистской политике Мадрида. Отсюда и сотрудничество со Стамбулом. Ну, а теперь Мадрид не опасен. Не так опасен, – поправился граф де Вентадорн.
– Когда же настал перевес в нашу сторону?
– В нынешнее царствование, если с этим подразобраться. К этому стремились и Великий
Генрих IV и жестокий кардинал Ришелье. Почти все войны и заговоры нынешнего века проходили не без участия наших южных соседей. Вижу, художник, и г-н де Монваллан разделяют мою точку зрения.
– Конде их проучил! – сказал Вандом.
– О да, Конде их проучил. Победы Конде значительно ослабили Мадрид. Не будем останавливаться за недостатком времени на отношениях Великого Конде с Мадридом и Парижем, это особая тема. В итоге – Пиренейский мир и союз – брак нашего короля и испанской инфанты Марии-Терезии.
– Значит, это не было предательство со стороны молодого короля? – спросил Вандом, – Мне говорили другое. Мне говорили, что, женившись на инфанте, Людовик предал свою первую любовь, Марию Манчини…
– Вы хотели бы видеть на троне Франции племянницу Мазарини? – холодно спросил капитан, – Женившись на инфанте, король поступил как мудрый политик. Война была предотвращена. Кто осуждает короля за это – очень наивен и не понимает высокой миссии монарха.
– Лучше бы взял в жены дочь Карла Первого,- вздохнул Анри,- Принцесса Генриетта умна и прелестна, она и любила короля!
– Свадьба короля с инфантой опередила Реставрацию Карла Второго. Произойди Реставрация раньше, может, так и случилось бы. Но лучше не сожалеть об этом. И я когда-то очень сожалел, что Король-Повеса женился не на Габриэли Д' Эстре, а на Марии Медичи. Но что толку думать о том, что могло бы быть? – и он все-таки вздохнул.
Путешественники тоже вздохнули.
– Не сыпьте соль на рану,- сказал Вандом, подняв голову, – Тогда королями были бы Вандомы, а не Бурбоны!
– Раз короли – Бурбоны, господин де Вандом, мы их подданные, и долг наш – служить им.
– Смотрю, вы убежденный сторонник Короля-Солнца, – заметил Вандом.
– А как же иначе? – удивился капитан.
– Ох! Даже голова разболелась от этой дискусии.
Гугенот, нагруженный книгами и тетрадями капитана, собрался покидать библиотеку.
– Я вам помогу, – предложил Люк.
– Господин де Монваллан! Я после вас буду читать книгу капитана! – напомнил Вандом, – Никому не давайте!
– Хорошо, буду иметь в виду. Полагаю, кроме вас будут желающие, так что долго не держите.
– Но! – погрозил пальцем капитан.
– Не зачитывать! – хором сказали пассажиры.
– Господин Люк, а вы взяли только две эти маленькие книжки? – удивился Анри.
– Мне читать некогда, – улыбнулся Люк, – Предстоит большая работа, – и он блаженно улыбнулся.
Чем будет заниматься Гугенот, Анри де Вандом представлял – изучать военные действия какого-то там кардинала Хименеса в испанском крестовом походе, а также учить арабский и турецкий. Но что будет делать Люк Куртуа, паж и не догадывался. Капитан пообещал Люку завтра же дать драгоценные белила и охру и решить все технические вопросы. Люк и Гугенот откланялись. Вандом стоял перед графом. Пришло его время.