26. ГРИМО – ИНТРИГАН.
Я становлюсь отъявленным негодяем, – думал Гримо, натянув на лысину ночной колпак, – Прочел стихи бедной девочки, которые она, быть может, и духовнику не доверила бы, и писала-то она их в шторм, на грани гибели – как я понял, она была уверена, что мы все потонем. А результат нулевой. Разыграл перед м-ль де Бофор оскорбленную невинность и даже не смог сделать самое главное – стащить этот дневник и подсунуть моему господину! А сам заподозрил мальчишек в том, что они подзуживают меня похитить рукопись мемуаров графа! У них и в мыслях этого не было.
Говаривал когда-то мой граф о принципе рыцарской морали, мол, благородные души, которым неведом обман, не подозревают его и в других людях. У дочки Бофора как раз такая мораль, а у меня, негодяя, и мораль-то негодяйская. А я думаю, может, еще какой случай подвернется, удастся-таки выкрасть анжеликину тетрадочку! Буду уж до конца негодяем, только бы детки были счастливы. О-хо-хонюшки, будь на моем месте господин Д'Артаньян, тот, конечно, нашел бы выход. Приходится на старости лет учиться интригам. А как же иначе? Да, пожалуй, надо действовать как Д'Артаньян. А гасконец начинал с того, что составлял план действий. Обычно у него три пунктика было.
Вот и решим, какие вопросы для нас самые важные, и, решив это, будем продолжать интригу. А потом, если моя интрига завершится успехом, во всем покаюсь, повинюсь перед нашим графом, он уж на радостях и простит меня, грешного. Так что нам надо выяснить? Три пунктика. О гасконец, уступи бедняге Гримо капельку своей хитрости!
1. Как относится мой господин к мадемуазель де Бофор?
2. Как насчет ''плаксы Лавальер'' – все так же, еще хуже или совсем хорошо?
3. И что он замышляет насчет Мальтийского Ордена?
– Гримо! – позвал Рауль.
– А?! – вздрогнул старик.
– Ты что-то замышляешь?
– Ох,- сказал Гримо, – С чего это вы взяли?
– У тебя на лице написано. Ты обдумываешь какие-то хитрозагадочные планы. Если твои коварные планы относятся к арабам или стукачу, я только приветствую, старина. Какие козни ты придумал, Гримальди?
– На этот раз вы ошиблись, господин Рауль, я просто предаюсь воспоминаниям о минувших днях, – сказал Гримо, – И вот что-то мне припомнился молодой Бофор и его прелестная дочь Анжелика, когда она еще ребенком была. Вы ведь тоже знавали м-ль де Бофор в те годы?
– Кто не знал крохотулю Бофорочку! Но десять лет назад я и вообразить не мог, что вреднющая избалованная девчонка превратится в прелестнейшее создание!
Гримо кхмыкнул и заулыбался.
– Разве мадемуазель де Бофор в детстве была страшненькой? – спросил он, – На мой взгляд, она и в детстве была прелестнейшим ребенком.
– Я говорю не о внешности. Конечно, Анжелика де Бофор была милашка…
– А верно, что де Гиш назвал ее ''мечтой фрондера''? – спросил Гримо, припомнив текст баллады.
– Да. Знаешь почему? Она, хоть и от горшка два вершка, но была одета по-фрондерски. Это впечатляло! Крохотульку обожавшие ее герцогини одевали по последнему писку фрондерской моды. Сам Конде еще тогда назвал ее ''Юной Богиней Фронды''. И еще она представлялась как Маленькая Мадемуазель – по аналогии с Великой Мадемуазель, знаменитой дочерью Гастона Орлеанского.
– А кто назвал мадемуазель де Бофор ''фрондерской куклой''? – спросил Гримо.
– Черт возьми, – сказал Рауль, – С чего это ты вдруг?
– Так вы не знаете?
– Знаю.
– Бофор?
Рауль покачал головой.
– Я.
Гримо охнул: ''О-хо-хонюшки. Неужели вы так прямо и сказали?"
– Нет, конечно. Вырвалось под досаду в беседе с друзьями. Очень уж настырная была в детстве Бофорочка. Пыталась натравить меня на капитана гвардии Анны Австрийской Гито – за то, что последний арестовал в свое время ее отца. Сочиняла какие-то глупые записки с ужасающей орфографией и невероятной смесью печатных и каллиграфических букв типа того:
''Асоба, жилающая сахранить в тайни свае знатное имя, просит виконта де Бражилона паследавать за падатильницый сево паслания к качелям в парки вандомково дварца. Очинь важно! Сахранити маю тайну!'' – это все она, Бофорочка.
Отца называла душкой-Атосиком и выблазнила у него мою фрондерскую рогатку, а потом пуляла по изображению Мазарини – это тоже она, Бофорочка!
Собиралась сочинять воззвания вроде того: ''Анжелика де Бофор, дочь Короля Парижских Баррикад – к народу Франции! Соотечественники! К оружию! Долой Мазарини!'' – и это Бофорочка.
Гримо почесал нос. Теперь ему становилось более-менее ясно, о каких глупых капризах писала повзрослевшая "фрондерская кукла".
А сейчас Анжелика де Бофор – прелестнейшее создание! Как бы Гримо ни пытался интриговать и хитрить, многолетнее общение с Атосом дало о себе знать. И он отважился на прямой вопрос:
– Вы ведь видели дочь Бофора совсем недавно, если говорите, что она прелестна?
– Она обворожительна. Я не хочу повторять поэтические штампы. Сент-Эньян сказал бы, что она покоряет вселенную блеском красоты, при виде которой бледнеет утренняя заря, и распускаются цветы. Но это риторическое преувеличение, сам понимаешь. И заря занимается, когда ей положено, и цветы распускаются сами по себе. Но когда человек достоин восхищения, он становится центром вселенной. И это Бофорочка.
– Она вам так понравилась?
– Знаешь, старина, лучше, чем Шекспир не скажешь:
И я любил? Нет, отрекайся взор -
Я красоты не видел до сих пор!
– Позвольте вас поздравить, мой господин.
– С чем?
– Я уверен, что она вас любит!
– И я ее.
– Вот и слава Богу!
Рауль вздохнул.
– Не так все просто.
– Та, прежняя? – спросил Гримо осторожно.
– Мой дорогой конфидент! Прекрати изъясняться намеками. Ты не в Фонтенбло. Давай называть вещи своими именами.
– О! Так Луиза де Лавальер для вас вещь?
– Давай называть всех поименно. Луиза де Лавальер для меня прошлое. И, честно говоря, мне сейчас очень жаль бедную Луизу и… как-то тревожно за нее. Да что там! Я за нее боюсь. Это правда. Зная ее нежный характер и коварство этих трещоток, ее злоязычных подружек, я не могу не сожалеть о ней. Король ее защитит – теперь я могу говорить об этом спокойно. Но женщины ее изрядно помучают. И, возможно, я сам невольно буду косвенной причиной этих интриг. А ведь даже сейчас я готов жизнью пожертвовать, чтобы Луиза была счастлива!
– С королем?
– С королем – их любовь сила неодолимая. Но в эту любовь подливают горечи ее подлые подружки.
– Вы имеете в виду мартышку?
– Мартышку? Такую не знаю. Кто это?
– Мадемуазель де Монтале. Разве вы не знаете, что ее прозвали мартышкой?
– Ты что-то путаешь. ''Пастушка Филлис'' – мне так передавали!
– Мартышкой ее зовут мушкетеры Д'Артаньяна.
– Меткое прозвище, – смеясь, сказал Рауль.
– Выполняя миссию вашего тайного советника, – зашептал Гримо, – Я хочу успокоить вас насчет мартышки. Вот что задумали ваши приятели. Слушайте! Вы знаете де Жюссака?
– Жан-Поля? Конечно.
– Вот что они решили.
И Гримо рассказал о том, что затеял Жан-Поль де Жюссак, чтобы обезвредить Монтале.
– Да они, как я погляжу, целую коалицию организовали, – сказал Рауль насмешливо, – Группа поддержки Луизы.
– С вашей подачи, – ввернул Гримо, – Де Гиш – Оливье – Жюссак.
– Ну и слава Богу! Одной головной болью меньше. Жюссак справится с Монтале, у него получится. Все старина, закрыли тему. Ух! Хоть вздохну спокойно. А то как-то так… муторно. Кошки на душе скребли. Нехорошо как-то получилось. А сейчас можно спокойно заняться нашими проблемами. Я, со своей стороны, сделал все, что мог.
''Только бы Д'Артаньян не вздумал сейчас отдать ей мое дурацкое письмо, – подумал он, но тревога улетучилась, – Пока я сам жив-здоров, Д'Артаньян не сделает этого''.
При всем уважении к интеллекту нашего героя, приходится признать, что он весьма беспечно относился к своей корреспонденции и опять наступил на те же грабли. Кое-какие выводы он для себя сделал, и де Гишу решил писать то, что разнесется по всему Парижу и окрестностям, включая Фонтенбло.
Прежде всего – о Пиратах Короля-Солнца. Как-то встретит Король-Солнце известие о том, что у него появилась пиратская шайка, и он, Рауль – главарь этой шайки? А если де Гиш умолчит из сображений безопасности – о Пиратах в скором времени заговорит все Средиземноморье. Если не де Гиш, так испанский посол, какие-нибудь лорды из Адмиралтейства, командоры Мальтийского Ордена, венецианские, голландские какие-нибудь еще важные персоны спросят Людовика Четырнадцатого: ''Сир, какие там ваши Пираты объявились в Средиземноморье, кто такие – они наводят ужас на самых жестоких реисов Магриба?'' И король не сможет ответить: "Таких не знаю".
Попиратствуем под знаменами Людовика, а Д'Артаньяну дадим отбой!
Рауль не ожидал, что гасконец, действуя в его же интересах, уже давно вручил Луизе его прощальное письмо, и это вызвало большой переполох. Письмо, которое он намеревался просить Д'Артаньяна уничтожить, стало известно Людовику. А Людовик… А Людовик серьезно призадумался. Впрочем, нечто подобное он ожидал от ''безбашенного Бражелона'' и, со своей стороны, кое-что замышлял. Он же не хотел, чтобы обожаемая Луиза сдержала свою клятву и ушла в монастырь, если Рауль не вернется с войны.
''Заварил кашу, болван, теперь расхлебывай'', – сказал себе Рауль и решительно написал несколько строк:
Дорогой Д'Артаньян!
Отбой! Обстоятельства изменились.
Пожалуйста, уничтожьте известное вам письмо.
Удачи вам! До встречи.
Ваш Рауль.
Гримо с любопытством следил за его действиями.
– Читай, тайный советник, – Рауль протянул ему письмо.
– Что за письмо вы просите уничтожить? – спросил Гримо.
– Д'Артаньян знает. Глупость! Итак, дорогой конфидент, – сказал Рауль, запечатывая свою записку, – Не прозевай почту. РИСААЛЯ, – протянул он.
– Чего?
– Письмо. ГААЛИ САДЫЫК Д'АРТАНЬЯН. Дорогому другу Д'Артаньяну.
''Только боюсь, ГААЛИ САДЫЫК Д'АРТАНЬЯН начнет ехидничать и насмешничать. Ну и пусть! Посмеемся, господин Д'Артаньян, посмеемся. Дело сделано''.
– Вы что-то еще натворили, а господин Д'Артаньян отдуваться должен?
– Без комментариев, – сказал Рауль.
– Без комментариев, так без комментариев.
– Д'Артаньян был прав, называя меня безумцем. "Ты не влюблен, ты безумствуешь".*
– А! А вы все не верили!
– ''Если бы ты был влюблен по-настоящему, мой милый Рауль, это выглядело бы совсем по-другому''.**
…
*,** А. Дюма.
…
– Это вам сказал г-н Д'Артаньян?
– Да, мой конфидент, именно это.
– А сейчас? – спросил Гримо, – Дочь Бофора – центр вашей вселенной, и в нее вы влюблены по-настоящему?
Рауль вздохнул, а Гримо заулыбался.
– Бофорочка… – проговорил Рауль.
– А я так думаю, мой господин, все у вас уладится с вашей Бофорочкой. В один прекрасный день вы с ней… встретитесь, чтобы уже никогда не расставаться.
– Ты так думаешь?
– Я уверен, – сказал Гримо,- И все будут только рады, если, конечно…
– Если, конечно?
– Если, конечно, вы новых глупостей не наделаете.
– Постараюсь воздержаться от новых глупостей.
– А разве не глупость ваше намерение вступить в Мальтийское Братство?
– Гримо! Не надо было бить посуду!
– Посуда, вернее, бутылка, бьется к счастью. Надеюсь, вы передумали?
– Еще ничего не решено, – пробормотал Рауль, – В той ситуации у меня выхода не было. И, должен заметить, я всегда уважал иоаннитов.
– Можно уважать братьев-рыцарей и принимать участие в их экспедициях как частное лицо. Сейчас, я вижу, вы пришли в чувство, и ваши планы изменились?
– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал Рауль и повторил, – Еще ничего не решено.
– А они вам нужны, братья-рыцари? Я буду говорить не как ваше доверенное лицо, а как военный советник. Ваше Братство Пиратов Короля-Солнца – уже самостоятельная боевая тактическая единица, и вы командир этой боевой тактической единицы. А рыцари – наши союзники. Чего тут неясного? И не факт, как вы любите говорить, что вы, узнав поближе иоаннитов, захотите стать одним из них. Очень уж вы свободу любите, мой господин. А они отрекаются от свободы. И от любви, заметим, тоже. Я не говорю о том, что мальтийские братья не брезгуют торговлей и с пленными мусульманами не церемонятся, а среди последних далеко не все жестокие убийцы.
– Поживем, увидим, – сказал Рауль.
– Но вы уже установили с ними контакт, – сказал Гримо, – И письмо командору написали.
– Это опять же под вопросом. Я совсем забыл о том, что мой знаменитый дядюшка Мишель де Бражелон – крупная фигура в Ордене, и, если он узнает…
– Еще бы не узнал! Второе лицо после Великого Магистра, а может, и поважнее Магистра! Что за наивность, сударь! Он вам помешает. Вот это как раз факт!
– Будущее покажет. А пока – попиратствуем, господин Гримо, попиратствуем!
– Я и вообразить не мог, – сказал Гримо, – Что вы за какую-то пару дней соберете вокруг себя шайку лихих парней, присвоите этой ораве дерзкое вызывающее название Пираты Короля-Солнца, сделаетесь главарем этих бедовых ребят в синих банданах и весьма популярной личностью на флагманском корабле. Времени не теряете!
– Ты популярен не меньше, – сказал Рауль, зевая, – И что за выражения – "шайка", "главарь" – фи! Пираты Короля-Солнца – боевая тактическая единица, а я – их командир. Так-то оно лучше, военный советник Вогримо.