6. БУТЫЛОЧНАЯ ПОЧТА.

Ролан и Анри перебежали с бака ''Короны'' на стоянку Пиратов. Там, как и предполагал барабанщик, было пусто – все разбрелись по каютам отсыпаться после ''мессы Бахуса''. Анри взялся наводить порядок, ворча: ''Вот насвинячили…'' Паж брал двумя пальчиками и кидал в плетеную корзину салфетки, кожуру от апельсинов, куриные косточки. Туда же последовали и пустые бутылки.

– Что вы собираетесь с этим делать, Анри? – спросил помогавший пажу Ролан.

– Что-что, за борт выкину!

– Стойте! У меня идея!

– Что за идея?

– Вы знаете, что в бутылках посылают письма?

– Нет, не знаю.

– Очень просто. Объясняю! С корабля бросают бутылку, и, если встречный корабль ее выловит, и в письме что-то важное, ее отправляют в Морское министерство той страны, которой принадлежит корабль. Потом из Морского министерства письмо отправляют по адресу. Давайте письма напишем! Так скорее: подумайте, пока еще мы дойдем до Африки, да пока напишем, да пока отправят, да то, да се, а так, может, сразу и пойдет.

– Ох, Ролан, дорогой ты мой Ролан, – вздохнул Вандом, – Мое письмо никак не доплывет до человека, которому я хотел бы написать.

– Он так далеко? Кто это?

– Мой друг, – сказал Анри, краснея, – Самый любимый… Самый лучший…

– Даже лучше меня? – ревниво спросил бретонец.

Анри де Вандом печально улыбнулся и опустил голову.

– Понимаю, – грустно сказал Ролан, – Мы не так давно знакомы, Анри.

– Ролан, не обижайся! Это из области таких чувств, которые нельзя сравнивать. Я очень люблю тебя, но сейчас ничего не могу тебе объяснить. Я очень волнуюсь за него. О нем нет никаких известий уже давно, и я боюсь, не случилось ли с ним какой беды.

И мое письмо никак не дойдет до него.

– А вдруг дойдет? Куда уехал ваш друг?

– В Китай – так он сказал.

– Ну и что? Представьте карту Мира. Очень даже может быть, что дойдет. Пишите своему другу, Анри. И я буду писать.

– А вы кому?

– Только не считайте меня маменькиным сыночком, но я хочу написать маме. В Нант.

– Я не считаю. Вы должны написать маме. А разве вы еще не написали? Герцог же сразу сказал, чтобы все на случай оказии написали домой, что с нами все в порядке.

– Нет, – смутился барабанщик, – Времени не было.

– Да у вас совести нет, шевалье де Линьет! Как вы могли! – возмущенно сказал Вандом, – Ваша мама, наверно, волнуется! Напишите немедленно!

– Я напишу, – сказал Ролан.

– Он, видите ли, мемуары пишет… /Анри чуть не выпалил ''какие-то дурацкие''/, на это он время находит! А мать в Нанте, небось, совсем извелась.

– Не мучайте меня, Вандом! Я уже взял бумагу и карандаш. И бутылка рядом.

– Нет, – сказал вредный Вандом, – Буду мучить. Вам не пришло в голову, что вы могли передать записку для вашей матери с Шевреттой?

– С Шевреттой?

– Ну да, с Шевреттой, если вы из Бретани. Мне что, вам объяснять? Или вы не знаете ее девичью фамилию?

– Кто в Бретани не знает Роганов! Знаю, конечно!… Но я… постеснялся… И разве ей до меня было?

– Ну, вашу записку она бы передала.

– Конечно, ведь они знакомы – моя мама и Шевретта.

– Вот видите, какой вы бессовестный! Пишите немедленно, пока не напишете, я отказываюсь с вами разговаривать! Понятно, шевалье?

– Понятно. Вы правы. А вы будете писать этому китаезе?

– Китаезе? – Анри де Вандом от души расхохотался, – Это не китаец! Я никогда живых китайцев не видел! Это француз, и слишком французский француз!

– Как это? – вытаращил глаза Ролан, – Что-то я не очень понимаю эту превосходную степень?!

– Я сам не понимаю и не могу объяснить, но это так.

– В чем же его превосходство?

– Во всем! А сейчас отстаньте от меня, дайте сосредоточиться, я тоже буду писать письмо – в Китай!

– Да я к вам и не пристаю, – промолвил Ролан и принялся писать:

"Дорогая мамочка!

У меня все нормально. Я посылаю тебе это письмо с борта самого лучшего корабля нашего королевства ''Корона'', флагмана эскадры герцога де Бофора, который оказал мне честь, назначив своим барабанщиком при Штабе. У Жюля тоже все нормально.

Я посылаю письмо таким способом, в надежде, что оно скорее дойдет до тебя, и ты не будешь беспокоиться за меня и за Жюля. Кормят нас хорошо. Я здоров. И мы с Жюлем вернемся в Бретань, увенчанные славой, богатые, и восстановим могущество рода де Линьетов. Мы будем достойны нашего героического предка-крестоносца Жоффоруа де Линьета!

Пожалуйста, не ругайся, что я удрал со двора Людовика XIV, куда Вы, дорогая матушка, меня пристроили благодаря протекции любезной герцогини де Шеврез. Перед герцогиней я извинился лично, теперь приношу Вам свои глубочайшие извинения. Просто служба при Дворе – не по моей натуре. Надеюсь, Вы обо мне еще услышите!

Господин де Бофор отнесся ко мне очень благосклонно. И я уверен, что прославлю свое имя! Мне очень нравится наше путешествие, и я пишу свои мемуары. Это, на мой взгляд, уже серьезная вещь, и я надеюсь Вас с ними познакомить. И Вы удостоите мемуары своим благосклонным вниманием, как когда-то мою первую трагедию в стихах ''Тайна друидов'', которая теперь мне кажется полной ерундой по сравнению с мемуарами!

И еще мне очень нравится окружение господина де Бофора. Герцог их называет ''мои львята'', и я надеюсь быть достойным их героического общества!

Перечитав свое письмо, нашел важную ошибку. Но не исправляю – Вы меня ругали за исправления. Я написал неверно имя нашей покровительницы. Сейчас ее зовут графиней де Ла Фер!!! Здорово, правда?

Припадаю к Вашим стопам и почтительно целую Ваши ручки.

Ваш любящий сын, шевалье Ролан де Линьет.

В Нант, Бретань. Графине де Линьет''. х х х

''В Китай. Дворянину, называющему себя Шевалье де Чен-Дени.

/ Исправлено на Сен-Дени /

Мой любимый!

Яд разлуки с тобой отравляет мою жизнь и наполняет мою исстрадавшуюся душу самой черной меланхолией, адскими муками, бесконечной болью. А мир вокруг прекрасен, но что мне этот мир, синее-синее море, яркое-яркое солнце, белые-белые паруса, когда в этом мире нет тебя, мой любимый!

О Шевалье, я вспоминаю тебя, твои синие глаза, твои нежные уста, твой звонкий голос, твои пламенные поцелуи… Кажется, все… Нет, не все – еще твою шпагу, которая сломалась по моей вине… Надеюсь, ты уже починил ее, и она защищает тебя от всех бед и опасностей в далеком Китае. А еще тебя должны защищать мои молитвы… И твой Ангел-Хранитель…

Мое письмо, конечно, не найдет тебя – я уверена, что не найдет… и все-таки я немного надеюсь на чудо, госпдин де Сен-Дени!

Но, если чудо свершится, и ты будешь держать в руках этот листок – запомни – я люблю тебя и буду любить всей душой и всю жизнь. В этом, господин де Сен-Дени, я поклялась перед всем высшим обществом Парижа. Я дала торжественную клятву, что либо выйду за вас замуж, либо уйду в монастырь, если вы не сможете или не захотите жениться на мне.

Прощайте, Шевалье. Но молю Бога, чтобы мы с вами встретились… И, если всемогущий Господь надо мной сжалится, о мой любимый Шевалье де Сен-Дени, так и не захотевший открыть свое настоящее имя, мы встретимся скорее рано, чем поздно.

Любящая вас Анжелика де Бофор''.

– Вот, – сказал Ролан, – На горизонте показался…

– Пиратский корабль? – ахнул Вандом, оторвавшись от своего письма и взглянув на линию горизонта, – Где?

– Вы не туда смотрите, друг мой.

– Я смотрю на горизонт.

– Я имел в виду не настоящий горизонт. Я просто так сказал. Выражение такое.

– Следите за своей речью, Ролан, вы же писатель, – сказал Анри, – Так что там, на вашем горизонте?

– Не что, а кто, – поправил Ролан, улыбаясь, – Наш Вожак собственной персоной.

– Ой! – пискнул Анри, – Сейчас нас прогонит, как пить дать.

Он поспешно засунул в бутылку свое свернутое письмо и заткнул пробкой. ''Ну, это мы еще посмотрим'', – проворчал Анри.

– Вы испугались, Анри? С чего это нас прогонять? Мы тоже имеем право здесь находиться, как все Пираты!

– Утром он велел мне не высовывать носа из каюты! В весьма резких выражениях!

– Мне тоже Жюль велел здесь не появляться. Но ситуация изменилась. Я забыл вам сказать, извините!

Анри перевел дух.

– Бросайте якорь, Вожак! – сказал паж.

Пиратский Вожак подошел к пажу и барабанщику.

– О, навели порядок, – заметил он, – Молодцы.

Ролан просиял, а Анри надулся.

– Еще бы, – буркнул паж, – Вот, – извольте взглянуть, что осталось после вашего ''шторма''. Обломки кораблекрушения, – он брезгливо взял двумя пальчиками апельсиновую кожуру и бросил в корзину, – Такое свинство развели!

– Свинство, – согласился Рауль, – вот я и зашел посмотреть.

А Вандом, расстроенный своим лирическим посланием, продолжал ворчать:

– Не знаю, как вам, а мне очень стыдно за нас всех перед моряками. Львята! Поросята, а не львята!

– Вот как? Господин де Вандом, потом не обижайтесь, что я говорю с вами каким-то не таким тоном! Да еще и герцогу жалуетесь, – последнюю фразу Рауль процедил тоном снисходтельного презрения.

Анри вздрогнул.

– Я?! – вскричал паж, – Я жалуюсь на вас герцогу? На вас? Вы что, с ума сошли? Вы понимаете, что вы сказали?

Пиратский Вожак не снизошел до ответа. Он только небрежно рукой махнул. Этот жест еще больше обидел Анри.

– Вы посмели назвать меня доносчиком! Но это клевета, понимаете, клевета! Это самая гнусная ложь! Я никогда ни на кого не ябедничал! Надо же придумать такую гнусность! Ну почему, почему вы вечно подозреваете меня во всяких гадостях?

Рауль не хотел продолжать эту дискуссию и объяснять маленькому Вандому, что он не считает его доносчиком, если малый и нажаловался герцогу, то не из коварства и подлости, а по простоте душевной. Но объяснение с Вандомом Пиратский Вожак считал ниже своего достоинства. А от разгневанного и оскорбленного Вандома не так-то просто было отвязаться. Анри собрался добавить еще что-нибудь очень резкое, но вдруг шмыгнул носом, и по щекам его покатились слезы.

– Ну вот, теперь еще и слезы, – вздохнул Рауль, – А скажут, что я вас довел до слез.

"Да ты всегда меня до слез доводишь!" – подумал Анри.

Ролан решил вмешаться.

– Вандом действительно не может быть доносчиком, – убежденно сказал барабанщик, – Я за него ручаюсь! Я знаю его лучше, чем вы. Вы зря это, господин виконт. А если герцог что и сказал вам лично насчет Вандома, так это, наверно, потому, что он, Бофор, прекрасный человек, очень добрый и умный, и он хочет, чтобы нас – Анри и меня – тут не обижали.

– Виконту просто напекло голову, – зло сказал Анри.

– А вы не ревите, Анри, – сказал барабанщик, – Тошно смотреть! Было бы из-за чего плакать!

– Было бы из-за кого плакать, – прошипел Анри.

Причиной грусти Анри де Вандома был не столько упрек Пиратского Вожака, сколько печальное письмо в Китай. Сочиняя свое послание, Бофорочка чуть не плакала от нежности к оставившему ее Шевалье, тревоги за него и безвыходности ситуации. Ей было до слез жаль и его и себя, и, стоило с уст Рауля сорваться одному неосторожному слову – она дала волю своим чувствам. Но об этом не подозревали ни Ролан, ни Рауль.

– Вот что я вам скажу, господин виконт, – Анри смахнул слезы и постарался придать себе как можно более задорный и бравый вид, – Я не намерен в дальнейшем выслушивать ваши оскорбления. Хоть вы и важная персона, VIP, как говорят англичане, клянусь честью, доберемся до суши, и вы ответите за свои слова как дворянин, если еще когда-нибудь позволите себе нечто в этом роде! К вашим услугам! – и паж поклонился.

– Может, мне и напекло голову, как вы выразились, но не настолько, чтобы связываться с таким салагой, – насмешливо сказал Рауль.

– Да перестаньте вы ругаться! – сказал Ролан, – Вы лучше скажите, господин виконт, есть ведь такой морской обычай – бросать в море бутылки с письмами?

– Да.

– И, если наши бутылки выловят, их передадут по адресу?

– Смотря, кто выловит. Если наши или союзники… возможно. А вы хотите написать письма?

– Мы уже написали. Закиньте мою бутылку подальше, пожалуйста, – попросил Ролан, – Я, конечно, и сам могу, но у вас сил побольше и еще у вас рука счастливая. Как вы думаете, может мое письмо дойти до Нанта?

– До Нанта?

– Да, до Нанта. Там мама живет.

– Я знаю… Должно дойти… Дойдет, вероятно. Но… есть одно обстоятельство… Вы позволите?

– Конечно! – доверчиво сказал Ролан, – У меня нет секретов от вас! Читайте! Только как бы вынуть из бутылки? А! Знаю! Где наши пистолеты?

Ролан достал из какого-то ящика пистолет, поставил свою бутылку на бочку, попросил Рауля проверить, все ли в порядке с его оружием, и, отойдя от бочки с мишенью на расстояние, показавшееся Вандому весьма значительным, прицелился в бутылку.

– Подойдите поближе, – сказал Вандом.

Ролан затряс головой.

– Помочь прицелиться? – спросил Рауль.

– Я сам! Я верно держу руку?

– Все правильно, малек.

– Промажет, – проворчал Анри.

– Попадет, – сказал Рауль.

– Скомандуйте, пожалуйста, – попросил Ролан.

– Огонь! – скомандовал Рауль.

Ролан выстрелил. Попал! Удачный выстрел Ролана отстрелил горлышко сосуда.

– Вот, – сказал Ролан, опуская еще дымящийся пистолет, – Выстрел моей карронады сбил грот-мачту мусульманской галеры!

– Ты хороший стрелок, малек.

– Еще бы, – сказал Ролан, – Школа Д'Артаньяна.

Барабанщик достал письмо и подал Раулю. Анри принялся убирать осколки – стрельба стрельбой, а люди могут порезаться. Рауль просмотрел послание барабанщика и растроганно улыбнулся.

– Ну, как? – спросил Ролан с любопытством.

– Просто шедевр эпистолярного жанра! – сказал Рауль без своей обычной насмешливости, – Ты вывел формулу письма домой, пиратский историограф!

– Ну, шедевр – это слишком, – смущенно заметил барабанщик, – Но, как вы думаете, когда мама получит мое письмо, она не будет за меня бояться? Я хотел найти такие слова, чтобы успокоить ее. А это труднее даже, чем писать мемуары!