Белов настоял на том, что мы должны продолжать. В конце концов, все причины, по которым мы ввязались в эту авантюру, существовали и сейчас. И глупо отрицать, что нам обоим становилось легче. Как бы бессмысленно эта игра ни выглядела, я тоже признала, что лучше играть в нее, чем прямо сейчас остаться наедине с собой.

Настроение было придавленным какое-то время, думаю, не только у меня. Сегодня и Танаевы были чуть более молчаливыми, чем обычно. Зато Белов отрывался. Сегодня он выбрал предметом своего стеба Макса, донимая его всю перемену, хотя тот даже не поворачивался в нашу сторону:

— Эй, Седьмой, а чего это у нас спинка сегодня такая грустная? Расскажи, ты где вчера был? Скольких женщин, стариков и детей ты успел осчастливить за истекшие сутки?

Макс терпеливо молчал.

— Максимиллиан! А ты что подаришь своей девушке на восьмое марта? «Какой из?» — переспросишь ты. А я отвечу: «Бляяя, из тебя советчик, как из Васильева — донор мозга!».

Макс не сдавался. Делал вид, что ничего не слышит. Мира с улыбкой смотрела на разыгравшегося Костю.

— А я вот реально теряюсь, что моей милахе дарить! Ну же, маньяк-рецидивист, кто, если не ты, мне подскажет, как завоевать сердце дамы?

Оказывается, терпение Макса не безгранично:

— Господи, кто-нибудь, заткните его, — и упал лбом на сложенные руки.

— Он щас сматерился? Сматерился же, да?

Мира решила вступиться за брата:

— Макс не матерится. В принципе.

Белов призадумался:

— Не пьет, не курит, не матерится… Где-то должен быть подвох, как ты думаешь, Даша? Ведь не может человек быть настолько идеальным? Я лично отказываюсь жить в мире, где такие ангелы водятся! Не-ет, надо просто найти, что с ним не так! Может, он импотент, например?

Тут расхохоталась даже Мира.

Макс поднял голову, все синхронно притихли, предполагая, что Белов доживает последние секунды своей жизни. Странно, но это даже до самого шутника дошло.

— Да-а-ашка, — протянул он. — Защищай меня, а то рискуешь овдоветь.

И он притянул мое трясущееся от смеха тельце к себе, будто прикрываясь им. Но Макс, даже не повернувшись к нам, снова плюхнулся лбом на парту. Тогда Белов перехватил мою руку в запястье и начал ею тыкать в спину Танаева.

— Ма-а-акс, ты дома, не? Расскажи доброму доктору, кого ты предпочитаешь — блондинок или брюнеток? И как относишься к групповому сексу? А к некрофилии? Ну, в самом крайнем случае — если тебе вдруг девушка откажет? Дяде доктору это нужно знать, чтобы выписать правильную таблеточку…

Следующее произошло в долю секунды. Макс как-то мгновенно изменил положение тела, перехватил со стороны Миры стирательную резинку и, не оборачиваясь, через плечо кинул назад. Резинка попала ровнехонько в центр лба Белова, причем с такой силой, что отлетела потом чуть ли не через пол класса, а голова Кости резко дернулась назад от довольно жесткого удара. И поскольку как раз до этого он прикрывался мною и именно моей рукой донимал Макса, то резинка эта — которой, не сомневаюсь, он и убить нас обоих мог, и еще и стену насквозь пробить — пролетела в паре сантиметров от моего лица. Я вскрикнула от неожиданности. Макс тут же обернулся, а через секунду снова смотрел вперед.

— Ёхарный бабай, — едва отойдя от шока, Белов потер лоб. — Шишка же будет.

Сказал он как-то беззлобно, наверное, признавая, что сам выпросил. Но этому артисту требуется удар посильнее, чтобы заставить успокоиться:

— Дашуль, — он захныкал. — Подуй, а! Ва-ва!

Я со смехом выпустила сквозь сложенные трубочкой губы холодный воздух в место, на которое он с таким жалостным видом указывал пальцем.

И теперь в улыбке Миры, которая продолжала сидеть вполоборота к нам, проскользнуло какая-то… не знаю, может, нежность? Или понимание. Или демонстрация отсутствия ревности. Я не знаю точно, но от Белова тут же отодвинулась.

Он недовольно поморщился. На лбу его оставался красный, довольно заметный отпечаток, который впоследствии превратится в синяк. Он взял мой пластмассовый пенал и приложил его к больному месту, выдавая свою полную осведомленность во всех тонкостях народной медицины. А сам переключился на другую тему:

— В пятницу идем в ночной клуб! А то че мы как лохи?

— Да-да-да! — Мира даже вскрикнула от радости. Она уже давно звала всю компанию, вероятно, немного пресытившись нашими простецкими посиделками.

Мнение Макса никого особо не интересовало, потому что все и без озвучки знали, что единственному из нас настоящему владельцу целых нескольких ночных клубов в Москве «пофиг». А меня-то родители не отпустят, о чем я и сообщила с какой-то обидой.

— Слушай, Даша, — отозвался Белов. — Для золотой молодежи ты какая-то слишком… деревянная! Я с пятнадцати по клубам тусил, да все наши время от времени тусят, даже самые зануды!

— Но не отпустят же… — мне очень не хотелось, чтобы меня выкинули за борт из-за строгости родителей.

Белов задумчиво лохматил свою шевелюру.

— Мирамакс! А вы сможете похитить мне невесту? Через окно!

На этот раз они обернулись оба — Макс даже немного развернулся на стуле — и внимательно посмотрели на Костю.

— Двенадцатый этаж! — добить шутку для Белова было делом чести.

Но они почему-то теперь глядели друг на друга, будто о чем-то синхронно думали. Мира заговорила первая:

— Там слева лоджии…

— Но кладка зверская, — подхватил Макс.

— Ага. И около трех метров до ее окна…

— Там есть то ли кайма, то ли шов…

Тут даже непоколебимый Белов охренел. Он наклонился ко мне боком и прошептал:

— Меня одного они пугают? — и тут же громче: — Отбой, Мирамакс, снимаю задание. Попробуем сначала дипломатическими методами.

Как ни странно, но мама после разговора с ним меня отпустила. Ей не особо нравилась эта идея, чего она не скрывала, но наверняка посчитала, что бесконечная изоляция меня от сверстников тоже не очень хороша. К тому же, я там буду с ним, что ее заметно успокаивало.

В итоге в пятницу мы вчетвером отправились в один из ночных клубов города. А я как в музей пришла, с интересом разглядывая обстановку. Помещение огромное, но почти полностью заполненное людьми. Музыка настолько оглушительная, что для того, чтобы услышать собеседника, нужно чуть ли не орать ему в ухо. По периметру множество столиков, разделенных небольшими перегородками, а вдоль противоположной стены разлеталась подсвеченная синим длиннющая барная стойка, которая издалека выглядела как светящаяся полоса. На высоких круглых платформах диаметром не больше метра и огороженных невысоким барьером, девочки танцевали гоу-гоу. Я бы не сказала, что одежда у них была какой-то особо развратной — шортики и топы, ничего слишком сильно не открывающие голодным взорам, но сами движения довольно откровенные, хотя и заметно профессиональные.

Мы еще даже столик не успели занять, как к нам подлетела платиновая блондинка на таких огромных шпильках, что ростом была даже выше наших мальчиков.

— Макс, привет!

— Ага, привет, — он даже не удосужился окатить ее равнодушным взглядом и скользнул мимо.

— Он тут часто бывает, — прокомментировала Мира, пытаясь перекричать музыку. — Самый привычный ареал охоты.

В общем, я догадалась об этом, когда еще на входе ему кивнул один из охранников. Как на работу, наверное, сюда заходит.

А потом несколько разноцветных коктейлей, танцы и веселье заставили позабыть об оглушительном шуме. Через час даже показалось, что я так обычно и провожу свои выходные. Вдалеке мы рассмотрели и компанию знакомых лиц, в числе которых были Яна с Никитой. Некоторые приветливо помахали нам, но объединяться с ними мы не спешили.

Исчерпав все свои физические резервы на танцполе, я направилась к нашему столу, чтобы сделать еще глоток животворящего коктейля и передохнуть. Белов тут же плюхнулся рядом. Он тоже был заметно пьян. Мира танцевала в окружении каких-то парней, привлекая к себе их внимание, как магнит. Но если вдруг эти парни захотят неприятностей, то заботиться придется об их здоровье, поэтому за нее переживать никому из нас бы и в голову не пришло. Она щедро отдавалась всеобщему вниманию, сегодня потакая своей слабости.

— А где Макс? — я пододвинулась к Косте ближе и задала вопрос просто для того, чтобы что-то сказать. На самом деле и ежу понятно, где сейчас Макс. Точнее, чем Макс сейчас занят.

— Без понятия, — ответил Белов, чокаясь со мной бокалами. — Стоит где-нибудь, в крутом раздумьи, среди потных и мокрых рыл, священной злобой возвышаясь над скоплением мудил.

Я рассмеялась. Но замерла, почувствовав, как Костя приставил палец к моему виску, а потом с небольшим нажимом повел его вниз, по щеке, потом по шее.

— Ты что делаешь? — я со смехом откинула его руку.

Но он тут же наклонился к моему лицу со слишком очевидным намерением. Я успела остановить его, подставив руки к груди.

— Костя, ты чего? Заигрался?

Он тут же отказался от своей спонтанной идеи и откинулся на спинку.

— Нет. Я-то играю, как надо. Это ты филонишь.

— Чего?! — я действительно не понимала, что на него нашло. Возможно, просто слишком пьян.

Он снова наклонился ко мне, но теперь, чтобы пояснить.

— Относись ко всему проще, Даш. Нужного эффекта мы с тобой добьемся, только если перестанем строить из себя выпускников детского сада!

— Нужного эффекта? — я еще не успела закончить вопрос, как внезапно поняла, о чем он говорит. Вон она — Мира. Довольно далеко, но если посмотрит в нашу сторону, то все увидит. — Ты… хочешь, чтобы она ревновала?

— А с чего мне этого не хотеть, а? — с каким-то злобным смешком.

— Чтобы вернуть ее… приручить? — уточнила я.

Теперь он рассмеялся в голос.

— Да не хочу я ее обратно! Хочу, конечно, но не пойду на это снова!

Я опешила:

— Тогда зачем?

Он смотрел мне в глаза, явно недоумевая, почему я задаю такие глупые вопросы:

— Чтобы она почувствовала, как это. Чтобы у нее внутри вот так же все разъедало, когда ни спать, ни есть не можешь… Только не говори, что не способна это понять!

Вот оно что. Эта причина стояла превыше тех, что мы обозначили вслух. Ему было необходимо ударить ее точно так же, как она его, чтобы избавиться от своей боли.

— Костя… я думала, что ты на самом деле согласился стать ее другом. Что все это делаешь… чтобы как-то выйти из той ситуации…

Он вздохнул, и теперь на его лице уже не было того же злого веселья.

— Она мне такой же друг, как тебе — Макс. Даша, очнись. Между нами всеми какие-то ненормальные болезненные отношения! Гипертрофированная привязанность друг к другу, и это… не дружба, а зависимость. Они нас с тобой выдернули из того дерьма, в котором мы плавали до их появления. И меня даже в большей степени, чем тебя, — я знала, что он говорит правду. Рано или поздно, если бы все так и продолжалось, он натворил бы что-то непоправимое. Лишь бы насолить отцу. — Поэтому мы так к ним и тянемся.

— А мы для них кто? — я действительно хотела узнать его мнение.

— Мы для них еще большее. Мы — не просто первые, а вполне возможно, что единственно возможные близкие люди, благодаря которым они начали ощущать себя иначе. Посмотри на Макса — он теперь совершенно другой! Мира тоже, просто не так заметно. И они оба знают, что это благодаря нам. Наши отношения — это не дружба, это какое-то необъяснимое извращение! Мы просто паразитируем друг на друге.

Я была вынуждена согласиться с ним, но все же покачала головой:

— И все равно это неправильно. Отпусти свою злость, раз уж у нас все равно «гипертрофированная привязанность», и ты не собираешься ее разрывать…

— Не смог бы, даже если б захотел! — он почти крикнул это мне в лицо, снова меняя настроение. — Я пойду.

— Куда?! — попыталась я схватить его за руку, но он не дал мне такой возможности и уже вставал.

— Как Макс — выйду на тропу войны. У меня томагавк трещит по швам! Может, это решение и моих проблем? — он усмехнулся и направился сквозь танцующую толпу, приближаясь к компании своих старых «друзей».

Я на мгновение прикрыла глаза. Чему я удивляюсь? Ведь это тот самый Белов, который и меня на время ослепил блеском своего фантика. Когда ему больно, он делает больно другим. Именно так всегда и было. Говнюк не превращался в прекрасного лебедя, он просто не проявлял свои худшие качества, находясь в зоне комфорта.

При этом я не могла слишком сильно злиться на него. Абсолютное большинство людей на его месте хотели бы того же — хоть как-то отомстить Мире, пусть и таким дешевым способом. А способ работал, я окончательно поняла это только теперь. Белов же понимал это сразу. Это как раз не было странным, удивительным оставалось иное — абсолютное большинство людей на их месте просто разбежались бы в разные стороны. А у нас тут вызрела «гипертрофированная привязанность», «болезненная зависимость». И я не могла не признать, что в этом пункте он прав на сто процентов. Зачем бы мы держались еще друг за друга с таким отчаянием, если бы не это?

Вся моя эйфория, весь мой настрой улетучился под давлением этой простой мысли. Мы, все четверо, будем продолжать, потому что не видим другого выхода, но «Мира будет ему другом точно так же, как мне — Макс». Четверка двинутых, больных друг другом людей.

Оставаться тут и продолжать разыгрывать любовь с Беловым я не могла физически. Поэтому схватила сумку и направилась на выход. Уже на улице кинула Мире СМС: «Прости, устала, я домой! Не стала вас отвлекать, чтоб не портить веселье».

Сначала хотела сесть в такси, но настроение требовало прогулки с тщательным переосмыслением на свежем воздухе. До дома не больше получаса, мне нужно как раз это время. Вдруг подумала, что это опасно — идти вот так одной, ночью. По всем законам жанра на меня непременно должна напасть толпа насильников и, по всем законам жанра, в самый последний момент явится Макс на белом коне, чтобы выхватить меня из рук извергов. Но не было ни насильников, ни коней. Ничего не было. Даже мысли пропали.

Я просто переставляла ноги, погружаясь в какую-то апатию. Похожее чувство у меня уже было, когда уехал Макс. Все переставало иметь значение, кроме невыносимой усталости. Я устала думать, устала переживать, устала принимать решения, играть в игры, сопротивляться желаниям, желать. Осталось только принять это и растечься вдоль этой длинной улицы воздухом, чтобы просто быть, но не чувствовать.

Меня и раньше выдергивали из этого состояния, и теперь в самый неподходящий момент позвонила Мира.

— Дашуль, вы с Костей поругались? Я видела, как он ринулся от тебя. Сейчас чуть ли не в обнимку с нашей Яной стоит, гаденыш. Хочешь, я ему врежу?

— Не надо. Присмотрите там за ним, он напился. Я дома уже, на такси уехала, — откровенно соврала я, не желая ничего ни с кем обсуждать.

— Точно дома? — почему она не верит?

— Зачем мне врать? Все, Мира, пока. Я спать.

Сразу же отключила телефон, чтобы больше никто не доставал.

Минут десять посидела на лавочке в аллее, но потом замерзла и решила все же идти домой. Сегодня все равно думать не получится. Мне просто все равно. Настолько, что я даже не вздрогнула, увидев Макса у своего подъезда. Вообще ничего ему не говоря, просто прошла мимо. Не хочу сегодня никому ничего объяснять, а он пусть думает тоже, что я расстроена из-за ссоры с Беловым.

Дома вкратце рассказала маме о вечере, заверила ее, что отлично провела время, и та наконец-то отправилась спать. Сама перекусила, приняла душ и ходила по комнате, лениво расчесывая мокрые волосы.

Подошла к окну, чтобы закрыть шторы и случайно обратила внимание на то, что машина Макса так и припаркована возле дома. Он что, сидит в ней или продолжает стоять у подъезда? Зачем? Все же надо включить телефон, хоть что-то сказать. Хоть у нас и болезненная привязанность, но мы на самом деле друг о друге беспокоимся. И я бы беспокоилась о любом из них, даже о Белове, который сегодня снова разнес вдребезги мой мир только тем, что все назвал своими именами. А я не такая эгоистка, поэтому сделаю над собой усилие и заверю, что все отлично. Неужели он стоит возле подъезда? Я скорее по инерции, чем от искреннего любопытства, открыла окно и высунулась наружу, ища его глазами в освещенном дворе.

Какое-то движение в стороне привлекло мое внимание, но сердце остановилось до того, как я поняла, что происходит. Макс подтягивался на выступе лоджии, чтобы перейти к другому, выше. Десятый этаж. Одиннадцатый. Двенадцатый. Остались всего лишь каких-то три метра «зверской кладки», и Макс уже перекинул одну руку, а затем и вторую на выступ не больше сантиметра. Я отшатнулась от окна в ужасе, без малейшего желания это видеть еще хоть секунду.

Жизнь остановилась, слепилась в маленький комок, точку. До того момента, как его рука приземлилась на подоконник. Вторая. Усилие. И вот он — сначала упирается коленом, а потом легко переносит тело в квартиру, бесшумно приземляясь на пол. И теперь только я готова чувствовать, как трясусь всем телом.

А Макс смеется! Смеется!

— Мира будет в ауте! — такого блаженства на его лице я до сих пор, кажется, не видела. — Я сам уверен не был, но черт, как же холодно! Руки вообще перестали чувствовать! Обалдеть можно! Я такое без перчаток ни разу не делал, а температуру явно недооценил.

Он сам закрыл окно и принялся с усилием разгибать, а потом растирать затекшие пальцы. Без куртки, в одной тонкой рубашке, в которой он был в ночном клубе и даже без обуви. Мое тело сложилось пополам, будто ему трудно было оставаться в вертикальном положении, а потом просто осело на пол. Захотелось тоже смеяться от облегчения, но сил хватило только на то, чтобы поднять голову.

— Ты вообще, что ли, ничего не боишься? — голос дрожал.

— Почему же? Я очень боялся, что у тебя на окнах сигнализация! Вот это был бы номер! — он продолжал веселиться, но теперь сел рядом. — Все, Даш, все, дыши. Ты бы видела, что я в Москве вытворял! Мгновенно перестала бы за меня бояться.

— А если бы я не выглянула случайно в окно?! — мне хотелось и плакать, и смеяться, и избить его за такое представление.

— Постучался бы, — он пожал плечами. — Неужели не открыла бы? Ну или назад бы попер.

Я качала головой, пытаясь уйти от переизбытка эмоций. Макс оглядел комнату, приподнялся на колени, схватил болтающиеся на стуле домашние шаровары и протянул мне, продолжая улыбаться.

Ну вот, теперь еще и смущение. Как-то даже и не подумала обратить внимание, в каком я виде. Он поднялся на ноги, продолжая осматриваться. Или давая мне возможность натянуть штаны. Не особо привлекательный вид, но это лучше, чем щеголять в трусах. Хоть сверху додумалась одеть после душа обтягивающую майку.

— Говори тише, — вдруг я вспомнила и об остальном мире.

Родители, конечно, спят, да и звукоизоляция у нас неплохая, но если вдруг услышат, объяснить им, что только что произошло, я бы точно не смогла. Подошла к двери и на всякий случай заперла. Ноги по-прежнему дрожали, поэтому я села на кровать.

Макс продолжал отогревать руки дыханием.

— Ты зачем это сделал? — наконец-то поинтересовалась я.

— Мира услышала звук машины, хотя ты сказала, что дома уже. Она беспокоилась, заставила меня поехать проверить. Отвлекла… А потом ты такая убитая мимо прошла. Вот, решил зайти, поинтересоваться, что с тобой.

Я теперь могла даже усмехнуться:

— Да ничего особенного. Просто так и живу, волнами.

Макс тоже приземлился на кровать:

— Так а что случилось-то? Расскажи, раз уж я так случайно заглянул на огонек. Костя что-то сделал?

— Да нет, — дыхание постепенно выравнивалось. В этот раз я приходила в себя куда быстрее — вот что значит опыт! — У нас с ним нет ничего такого, из-за чего мне стоило бы сильно переживать. Он просто хочет, чтобы Мире было так же больно, как ему.

— Объяснимо, — легко согласился Макс. — Это пройдет у него.

— И еще он сказал… — я замешкалась. — Что мы с тобой, как и он с Мирой, никогда друзьями не будем. Что мы извращенцы, больные…

— Согласен, — и он это понимает! Ну вот что еще добавить?

Я посмотрела на него, спохватилась:

— Слушай, Макс, иди в душ, согреешься. Или в одеяло завернись.

— Да нет, все нормально. Ты мне только дай время отдохнуть, а не выгоняй прямо сейчас, — он отмахнулся. — И нам с тобой лучше обойтись без моего посещения твоего душа.

Еще бы подмигнул! Настолько хитрая физиономия у него была в этот момент. Ну конечно, друзья. А я на секунду представила, каким именно образом он собирается выбираться отсюда.

— Оставайся! Родители до обеда меня точно не потревожат! А там как-нибудь придумаю, как тебя вывести!

— И что, даже рядом разрешишь полежать? — в него Белов, что ли, вселился? Или это после произошедшего, вызвавшего прилив азарта?

Я уже совсем пришла в себя.

— Ты же к девушке друга приставать не собирался!

— А я и не собираюсь, — он вдруг откинулся на подушку и похлопал рядом, зовя присоединиться. — Иди сюда, расскажу подробности. Ты будешь смеяться.

Заинтриговал. Я легла рядом и повернулась в его сторону. Он так и остался лежать на спине, разглядывая потолок.

— Ну давай же, смеши меня уже, — не выдержала я паузы.

Он вдруг приложил ладонь к лицу, задрав локоть вверх. Неужели стесняется чего-то? Это Макс-то?

— Э-э… Я, в общем, перед тем, как лезть, презервативы все вытащил, в машине оставил, — он смеялся. — Чтобы точно не начать приставать. А то думаю, ты как восхитишься моим идиотизмом, потом в душ греться отправишь, а там уже не до таких тонких материй, как «не преследуй меня» и «почти девушка друга».

Я расхохоталась в подушку. Представление, как он об этом размышлял в машине, доводило до истерики. Кое-как успокоилась, перекатилась на живот и уперлась локтями в кровать, чтобы видеть его лицо. Обстановка располагала к интимным разговорам на грани фола:

— А что, без презерватива приставалка не заводится?

Он мельком скользнул по моему лицу одним глазом и снова уставился в потолок.

— Вообще ни разу не было. Мне Сан Саныч прямо сказал, что если я чего подхвачу, то он убьет и меня, и Миру. Так что считай, что у меня фобия.

Во мне проснулся бесенок. То ли от легкости после пережитого шока, то ли он давно ждал своего часа. А скорее, потому, что Макс впервые был настолько уязвим передо мной. И что-то женское во мне заставляло давить на это, дразнить.

— Макс, а сколько у тебя было женщин?

— Не считал, — явно недовольно буркнул он.

— Макс, ну хотя бы приблизительно. Двадцать, тридцать, сотня, тысяча?

Теперь он закрыл лицо и второй ладонью.

— Макс, ты чего там прячешься? Тебе стыдно или ржешь?

Он оторвал руки от лица и с улыбкой все же посмотрел на меня:

— Я, пожалуй, пойду. Что-то тут мне не рады.

Попытался сесть, но я нажала на его грудь, не давая двинуться дальше. Тут же убрала руку.

— Всем оставаться на своих местах! Ну что ты, спайдермен, почему не хочешь откровенничать? Мире-то точно все рассказываешь!

— Ну то Мира, — протянул он. — С тобой это… как-то… не знаю. Ты и без того относишься ко мне… Зачем тебе-то в эту тему углубляться? Думаешь, что если узнаешь каждую грязную подробность, то тебе станет настолько противно, что перестанешь меня так сильно хотеть?

Настала моя очередь отвести взгляд. Но что-то в самой ночи есть такое, что размывает грани. Поэтому и ночные разговоры совсем другие, чем дневные.

— Макс… А если бы у нас были отношения, то какие?

Он резко повернулся на бок, подложив под голову руку, и посмотрел мне в глаза:

— Не могу сказать точно. В идеале — вообще без секса.

— Что?

— Да. Мне кажется, что только так. А секс, страсть — это все так накаляет эмоции… Поэтому они и умирают со временем. Причем у всех, просто с разной скоростью.

Мне стало и грустно, и смешно одновременно:

— Представляю: две ночные твари, соблазняющие всех вокруг, по утрам заворачиваются в теплый плед, один на двоих, и пьют какао.

— Ну, это в идеале. Хотя сомневаюсь, что это реально. Это было бы реально, если бы ты была другой, ну… соблазняла бы всех вокруг.

— Ты не умеешь ревновать, да? — на самом деле, мне очень хотелось коснуться его лица. Но это уже было бы совсем лишним.

— Почему же? Вполне себе ревную. Просто у меня приоритеты иначе расставлены, — он никогда не был настолько откровенен, и поэтому я ловила каждое слово. — Мне неприятно от мысли, что кто-то другой… неважно. Это все ерунда. Но вот думать о том, что ты кого-то другого так же за руку держать будешь, физически не могу.

— А ты так уверен, что тебя я хочу держать за руку?

Он протянул ко мне ладонь, но отдернул ее.

— Не знаю. Но уверен, что ты сама в этом уверена.

— Макс…

— Давай, спи уже. Вряд ли у нас с тобой еще будет возможность просто выспаться рядом.

Я притихла, понимая, что и без того сказано слишком много. Думала, что не смогу отключиться, но вероятно, пережитое сказалось на мне сильнее, чем я предполагала. Уже засыпая, а значит, потеряв остатки контроля, я придвинулась ближе. И он тут же обнял меня, укрывая своим едва уловимым запахом.

Когда утром я открыла глаза, его в комнате уже не было.