Я так и лежала, наверное, часами. Боясь нарушить изгиб смятой с его стороны подушки. Едва кончиками пальцев касалась его, но не давала себе свободы погрузиться в анализ своих ощущений. Страшилась прийти к мысли, что я готова на любые правила, если мы хоть иногда будем спать вот так рядом.

Это грустно, все это очень-очень грустно, но я улыбалась. Потому что точно знала, что других у него не было, что он уже не играет. Он множество раз засыпал рядом с чьим-то безымянным телом, но сегодняшнее для него впервые. И это чувство внутренней уверенности в собственной значимости для того, кто так значим для меня, было потрясающим.

Окно было закрыто изнутри. Это говорило о том, что он вышел через квартиру, и поскольку криков я так и не услышала, Макс остался никем не замеченным. А может, лучше бы мама сейчас прибежала в ужасе, рассказывая, что к нам забрался вор? Тогда бы я хоть наверняка знала, что эта ночь мне не приснилась.

Когда раздалась мелодия звонка, я подскочила от смутной надежды. Но, к моему вящему разочарованию, входящий был от Белова:

— Здарова, подруга. Твои сегодня тоже банкетиться уезжают? Я вечером к тебе приду.

Да, родители сегодня собирались на вечеринку куда-то за город. Но зачем ему сюда приходить? Извиниться за вчерашнее? Но теперь я уже вообще для этого не видела оснований.

— А к Танаевым не пойдем?

— В жопу Танаевых. Короче, буду часов в шесть.

Отключился. Ладно, пусть приходит. Наши разговоры обычно обоим шли на пользу.

Весь день мысли то и дело соскальзывали на ночные приключения с элементами экшена и нежности. Как бы я ни пыталась отвлечься, все время запутывалась в своих ощущениях. Да, наверное, приход Белова — идея очень неплохая, а Танаевых, как он выразился, «в жопу». Хотя бы на один день передышки. Притом я вздрагивала от каждого звука, как натянутая струна, словно ожидая, что услышу стук в окно. Но Макс даже не звонил.

— Будем очень поздно, возможно, завтра! — оповестил довольный отец.

Мама предварительно поинтересовалась о моих планах на вечер, на что я честно ответила, что в гости заглянет Костя. Кажется, она до сих пор радовалась каждый раз, когда я проводила время не с Танаевыми. Ехать родителям предстояло в загородный дом своих друзей, путь неблизкий, поэтому насчет «очень поздно» или даже «завтра» отец ничуть не преувеличил. Наверняка проще будет остаться там. А уж раз я даже не собираюсь покидать пределы квартиры, то им и вовсе не о чем беспокоиться.

Белов пришел ровно в шесть. Зироу-зироу. Я пропустила его внутрь, отметив, что огромный пакет в его руках подозрительно позвякивает.

— Ты чего принес?

— Бухла, — он выставлял на кухонный стол по очереди несколько бутылок вина, какие-то конфеты, сыр и черт знает что еще.

— А-а, тогда понятно, — я заперла дверь и подошла к нему. — Чего задумал, неугомонный?

Только сейчас, посмотрев на него внимательно, я отметила, что он какой-то измученный. Потускневший, что ли. Похоже, гуляния в ночных клубах способны потрепать и его.

— Я задумал нажраться, тебя напоить, а потом мы с тобой переспим по пьяни. Так все обычно и делают! Обещаю — буду нежным! — он одарил меня голливудской улыбкой.

Почему у него глаза такие пустые? Очевидно, что случилось что-то очень плохое.

— Окей, договорились, — ответила я. Подумала и спросила: — Костя, проблемы с отцом?

Он уже сам достал бокалы из шкафа и теперь что-то искал, обшаривая взглядом полки.

— Да нет, все отлично. Он вообще ко мне не лезет. Но, думаю, его скоро просто разорвет, если он не выскажется! — Белов даже отвлекся от поисков. — Так и вижу: он такой раздувается, раздувается, а потом — бабамц — взрыв, и из него вылезают миллиарды маленьких игорёшек, которые потом захватят мир! Где штопор?

Я вытащила из ящика то, что он просил, подала ему.

— А как вчера все прошло? Долго в клубе еще был?

Он опустил руки и отвел взгляд в сторону, теперь не улыбаясь. Я дала ему время, чтобы собраться с мыслями и ответить:

— Макс так и не вернулся, поэтому мы с Мирой вызвали одно такси, — скривился. — И потом… Я такой пьяный, она такая красивая… И сорвало-то даже не на этом, а что она со мной поехала, а не с кем-то… из тех… Очнулся утром — как из комы вышел, а она спит рядом, прижимается, будто моя, — он сквозь зубы втянул воздух. — Тошнит меня, Дашка, от себя самого тошнит. Прямо ненавижу…

Новость меня не особо удивила. Мира, как и Макс, понимала, что у нас с Беловым ничего серьезного нет, и он ей слишком сильно нравится, чтобы не окунуться снова в этот рецидив. Ну, а уж про него и говорить нечего… Стало жаль до такой степени, что я шагнула к нему решительно и обняла. Он попытался отстраниться, но я сжала руки сильнее, не выпуская. Костя притих и склонил голову, а потом все же оттолкнул меня и отвернулся.

— Прекрати. А то я найду себе другого собутыльника, — голос дрожал, но он всеми силами пытался остаться в своем амплуа.

— Ну ага, щас! — я взяла бокалы. — Ты же обещал быть нежным!

Мы уселись на диване в гостиной и врубили какой-то фильм. Чтобы отвлечь его, я рассказала и о своих последних событиях. Белов на глазах оживился, несколько раз переспросил о подробностях взятия Максом Эвереста. И даже после того, как я трижды повторила, все равно никак поверить не мог. Даже смеяться начал от восхищения.

Но разговор, конечно, от Макса должен был вылиться и в соседнее русло.

— Я вот иногда думаю, — Белов залпом осушил бокал и потянулся за бутылкой, — что тут проблема больше в нас с тобой, чем в них. Ну ладно, твою ситуацию я прочувствовать не могу, поэтому на себе объясню… Вот какой бы мужик не радовался, что такая цаца, как Мира, у него есть — безотказная, офигенная, ласковая, как кошка. Причем она реально ни с кем, кроме меня, не спала, то есть и шлюхой ее считать пока рановато… Успокоился бы и наслаждался жизнью! Вот чего мне неймется?

— Потому что ты любишь ее, — высказала я очевидное. — Потому что для тебя других нет. И невыносимо думать, что для нее…

— Может, и так… — он и мне подлил вина. — Но считать ее из-за этого какой-то психически ненормальной — тоже перебор! Да девяносто процентов баб такие, включая мою мать! Уж не знаю, изменяла ли она когда отцу, но то, что для нее внимание окружающих важнее, чем все остальное, — факт.

Я чокнулась с ним бокалами, внутренне соглашаясь. Если бы он действительно научился относиться к этому проще, то вполне возможно, что они бы могли состояться, как пара. Очень многие женщины флиртуют с другими, получают нужные эмоции, но границу так и не переходят. И Мира ее еще не перешла. Я не могла считать поцелуй с Васильевым чем-то по-настоящему значимым — это ж как собаку бездомную погладить — потом помыл руки с мылом и забыл. Но у Белова словно ступор срабатывал, он не видел себя в роли пусть и постоянного, но условного партнера. И даже Миру уже ненавидеть не мог, поэтому так и злился на себя самого.

Еще через бутылку наша моральная усталость превратилась в триумфальные диалоги.

— Да пусть они уже друг с другом спят! Это ж даже не инцест! Хотя этих извращенцев и инцест бы не остановил!

— Точно! Прямо бесят их эти «сюсю-мусю»! Тьфу!

— Ага! И еще демонстрируют при каждой возможности — мол, посмотрите, какие мы невъебенные! На двенадцатый этаж можем! Типа, где вы еще таких огурцов найдете?!

— Да хоть на тринадцатый! Не впечатляет!

— Представляю, если б он окном ошибся — стучит такой к кому-то, а потом уныло стекает вниз по стене!

— И до инфаркта бы кого-то довел! Так, допиваем эту и идем трахаться! А потом к ним, пусть выкусят!

— Разливай!

И неважно, кто произносил ту или иную фразу, потому что в каждом пункте мы были абсолютно солидарны.

Миновав еще полбутылки, мы дрались диванными подушками. Со счетом 33:12 победил Белов, но я визжала от восторга каждый раз, когда мне удавалось сбить его с ног.

Через два бокала он вскочил и бросился в мою комнату. Оттуда вышел, победоносно поднимая в руке расческу.

— Так, садись сюда. Всегда хотел научиться косички заплетать!

Он силой усадил меня на пол перед собой и начал продирать лохматые от недавнего боя распущенные волосы.

— Зачем?! — хоть я и смеялась, но поинтересоваться стоило.

— А вдруг ты мне дочь такую же кудрявую родишь? А я не умею!

— Это да! Сейчас-то я практически не кудрявая, а в детстве прямо как баран была! Так что правильно, давай, учись!

Спустя двадцать попыток и три бокала, ему удалось сплести нечто вразумительное. После этого я мстила, делая малюсенькие хвостики на его челке. Хоть это зрелище и было презабавным, но такие манипуляции, скорее, успокаивают, чем вызывают прилив энергичности. В итоге мы, размякшие, развалились на диване.

— Знаешь, Костя, чего я хочу больше всего?

— В туалет? — он зевнул.

— Влюбиться в тебя. Хоть из тебя периодически и проглядывает мудак, в остальное время ты — классный.

Он вздохнул, а потом ответил тихо:

— Невозможно. Ни в меня, ни в кого-то еще. Пока они тут, мы оба никого больше не разглядим. Вот бы не видеть их какое-то время, сосредоточиться… Поехали на весенние каникулы вдвоем в Лондон?

— Поехали, — зевота, очевидно, как зараза — передается по воздуху.

— Cейчас чуток посплю, а потом домой, — говорит Костя.

— Я тебя разбужу, — пристраиваюсь на его плече. От Кости пахнет дорогим парфюмом, но совсем не так хорошо, как от Макса.

Разбудил меня тихий и веселый голос мамы: «Да-да, Игорь, он у нас. Конечно, тут останется. Ну ладно, созвонимся…». Я открываю глаза и вижу трясущегося от почти бесшумного смеха отца, фотографирующего эту сцену: Белов лежит на боку, а моя голова где-то в районе его талии, уютно пристроившаяся под рукой.

Вскакиваю, но парень продолжает тихо сопеть. Челка его так и завязана красной резинкой в хвостик. Ой-йё, стыдно-то как! Пустые бутылки, недопитое вино, вокруг разбросаны маленькие подушки и мы… в такой позе! Но родители же видят, что мы одеты?! Видят же! Почему тогда так хохочут?

— Мы это… — пытаюсь я расставить хоть какие-то точки хоть над какими-то ё.

— Не думали, что мы так рано заявимся? — закончил отец с едва приглушаемым смехом. — Иди, спи уже, алкоголичка малолетняя.

Я как с поводка сорвалась и позорно бежала в свою комнату. И только там увидела на телефоне один пропущенный вызов — от Макса.

Слишком поздно, чтобы перезванивать. Да и не нужно это. Хотя бы сегодня больше о нем не думать. Но этой надежде не суждено было исполниться, поскольку едва я только легла в свою постель, с того же края, что и вчера, закрыла глаза, то мгновенно завернулась в непроницаемое ощущение его присутствия. Я не знаю, есть ли выход у Белова, но у меня, кажется, нет. Можно и дальше бежать, бежать, бежать, бежать… бежать, бежать…

* * *

Я открыла глаза и даже из своей комнаты расслышала хохот, раздававшийся откуда-то с кухни. Быстро привела себя в порядок и направилась на звук веселья, уже примерно представляя, что увижу: мама готовила яичницу и со смехом что-то обсуждала с Костей, которому стеснение от ситуации, в которой мы оказались, вообще было чуждо. Папа тут же с улыбкой протянул мне телефон, на котором была открыта фотография наших с Беловым «полежалок», а потом заявил: «Ну что, доченька, как поживает твое похмелье? Мы с зятьком уже поправились!» — он указал на початую бутылку коньяка, вызвав новый прилив веселья у остальных. Ну вот, теперь Белов и их окончательно приворожил! Человек-леденец какой-то! Отчего ж я-то такая дура? Вляпалась по самое не хочу в Человека-холодышку, забив на этого всеобщего любимца с замашками садиста.

Когда нам наконец-то удалось выбраться из плена моих родственников, я сразу обозначила, что собираюсь встретиться с Мирой. А иначе, если мы продолжим намеченную тенденцию, то наша четверка действительно развалится на «Мирамакс» и «Дашостя»… «Костяша». Черт, хоть как звучит не очень.

Белов отправился домой, а мы с Мирой, как и договорились еще вчера, встретились в холле торгового центра. Через пару часов обшарили уже все бутики и отяжелили свои пакеты не только новыми сапогами для Миры, но и целым набором косметики для меня — это не считая прочей мелочевки. В ходе этих спешных экскурсий нам было не до обсуждения серьезных вопросов. А потом решили выпить кофе на четвертом этаже. Вот уже там неизбежно нас ждал и разговор, на который обе, втайне друг от друга, настраивались.

— Даш, мне нужно тебе кое-что сказать, — осторожно начала Мира. — Мы с Костей… после ночного клуба… Ну… так получилось у нас, что…

— Да я знаю, он мне сказал, — ответила я, не желая дожидаться, пока она подберет слова.

— Ты извини меня, — она, тем не менее, хотела закончить свою мысль. — У вас ведь ничего серьезного нет?

Мира переживала о моей реакции, хотя, наверное, и не сомневалась, что напрасно. Просто ей нужно было сказать эти слова, как и мне ответить:

— Мира, меня это вообще никаким боком не касается. У нас с ним нет ничего, никогда не было и не будет, — я успокоила ее, но решила и добавить важное: — Но… теперь я не могу сказать, что мне безразлично, что с ним происходит. Поэтому если он тебе не нужен, то отпусти.

Она посмотрела на меня с какой-то обидой, даже насупилась:

— Легко сказать — отпусти! Он же прелесть просто… И он навсегда останется для меня особенным, хоть в это и не верит. Я понимаю, что вроде как нужно… — Мира решила перейти в наступление, вместо того, чтобы продолжать оправдываться: — А вот ты возьми и отпусти Макса!

Я чуть кофе не поперхнулась. Нашла что сравнивать!

— Да я твоего Макса вроде как и не держу!

Теперь она уже улыбалась, немного наклонив голову ко мне:

— Ну конечно, не держишь… Даш, он сам не свой в последнее время. Опять почти не спит — а это очень плохой признак.

— И как же мне отпустить его? — я задала вопрос с искренним желанием узнать ответ.

— А то ты не знаешь! — боже, надеюсь, она сейчас имеет в виду не то, о чем я подумала. Ее хитрый взгляд рушил на это надежду, но я упорно молчала, не желая облекать свою догадку в слова. Мира же жалеть меня не собиралась, спокойно пояснив: — Переспи с ним. Это же Макс! Девяносто девять процентов, что это сработает. Как сто раз срабатывало до тебя и сто раз сработает после.

Да, с ним это точно сработает — кто бы спорил. И правда, мне жалко, что ли? В самом деле, веду себя тут как монашка, не желающая такое простое одолженьице сделать! Только она, видимо, не знает, что в идеале сам Макс совершенно иначе видит наши отношения. С точностью до наоборот. Он не хочет «быть отпущенным» как можно дольше, поэтому именно этот вариант и отвергает.

— Очевидно, что любви к брату в тебе больше, чем симпатии ко мне, — заметила я.

Мира перестала улыбаться.

— Не совсем так… — она задумалась. — Тут речь вообще уже не о любви идет, а о страхе. Я боюсь, что он не выдержит. В самом лучшем варианте — просто схлопнется обратно под свою носорожью шкуру, потом выковыривай его снова… А плохие варианты мне уже в кошмарах снятся.

Не знаю, преувеличивала ли она мое влияние на Максово безумие, но то, что его эмоциональность со мной все же связана — доказательств не требовало. Пусть не только со мной, тут и Белов приложил свою руку, но я в этом списке для Макса стояла на первом месте. И тем не менее, вариант абсурдный:

— А мне как жить после этого?

Мира пожала плечами.

— А ты сделай это не ради него, а ради себя, — она не дала выплеснуться моему возмущению, продолжая: — И к тому же, есть один процент… или меньше, что как раз на тебе его и переклинит. Он раньше ни к кому так не привязывался, и если уж не ты вытянешь его из бездны, то и никто, — она, вероятно, и сама слышала, насколько фальшиво и пафосно это звучит. — Конечно, вероятность этого невысока, если вообще есть, поэтому я не хочу тебя подводить к каким-то выводам. Ты до этих выводов и сама когда-то дойдешь. Не сможешь же ты до бесконечности находиться в таком состоянии…

— Я думала, ты против наших с ним отношений, — мне очень не нравилось, что, по сути, она права. Слишком долго в этом подвешенном положении я просто не выдержу.

— А я и против! Просто другого выхода не вижу. Вы ведь все равно рано или поздно попробуете. А раз это все равно неизбежно, то лучше рано.

— С чего вдруг ты сделала такие выводы?

— С того, как ты смотришь на него, когда он не видит. Как он смотрит на тебя, когда ты не видишь. И с того, что вы оба об этом знаете. И какая в этом случае разница, как я к этому отношусь? — она вдруг стала еще более серьезной. — Но давай только договоримся об одном — что бы между вами ни произошло и какие бы последствия это ни вызвало, мы с тобой останемся подругами.

Я невольно усмехнулась. Хочет и брату мое невинное тело на растерзание отдать, и чтоб я потом его видеть смогла!

— А разве ты сможешь разрываться между нами двумя?

Мира ответила сразу, словно уже обдумывала это не раз:

— Я люблю Макса. Но теперь я люблю не только Макса. И ему придется к этому привыкать.

Она все же уговорила меня после магазинов зайти к ним после СМС-ки от брата: «Дуй домой». Избегать друг друга — не лучший способ стабилизировать отношения хоть в какой-то точке. И я согласилась. Хотя бы потому, что не видела его уже почти два дня — с той самой ночи, что мы провели рядом. Или… потому что теперь я готова обсуждать правила?

— Мира, я уезжаю, — его голос раздался из комнаты, едва мы успели зайти в квартиру.

— Куда? — его сестра, не раздеваясь, направилась к нему.

Макс сам вышел в зал, неся в руках две спортивные сумки, бросил их на диван.

— Привет, Даш, — вскользь и тут же сестре: — Первый Поток обнаружили своего Второго. Они хотят, чтобы я к ним присоединился. Не знаю, зачем: то ли присмотреться ко мне поближе, то ли чтобы я самолично увидел на его примере свое будущее. Я не могу отказаться.

А может, вывезти его подальше, чтобы убрать совсем тихо? Если даже мне такая мысль в голову пришла, то Мира просто подскочила на месте.

— Они же думали, что Второй мертв!

— Думали. В подробности меня пока не посвящали.

Теперь Мира была заметно испугана:

— Я с тобой! Ты не поедешь с ними один!

Макс указал на одну из сумок:

— Я так и подумал. Посмотри, все ли необходимое тебе взял. У тебя пять минут. Я позвонил уже юристу, он прикроет мое отсутствие. А если я не вернусь, то займется переводом наследства на дочь Сан Саныча.

Ес-ли-я-не-вер-нусь.

Остолбенело я наблюдала за их сборами, не находя в себе сил проследить хоть за одной мыслью.

— Загранпаспорт возьми, — крикнул он Мире, мечущейся по всей квартире в поисках того, что надо еще закинуть в сумку.

Заг-ран-пас-порт.

— Мы на машине? — девушка не выходила теперь из рабочего режима, спеша обсудить и технические формальности.

— Нет. За нами заедут. Я перегнал машину со стоянки в гараж. Заплатил аренду за полгода, на всякий случай.

Пол-го-да.

Он натягивает куртку и смотрит на меня. Хочет что-то сказать, но молчит. Подходит и Мира, протягивает мне ключи. Я отупело принимаю связку.

— Даш, это от квартиры. Делайте тут, что хотите, — она порывисто обнимает меня. — Не переживай за нас, милая. Ты сейчас сама до дома доберешься?

И что-то еще, много-много сумбурного текста, а Макс все так же молчит. Потом входная дверь за ними закрывается и наступает тишина.

Сползаю по стене вниз. Вот и вся любовь. Вот и все правила. Слезы сами собой бегут по щекам, но даже руку невозможно поднять, чтобы их вытереть. Мне страшно и больно. Лучше бы Макс сказал хоть что-то. Неважно что — лишь бы мне было, что прокручивать в голове бесконечно.

Нужно позвонить Белову, осчастливить, что наши мечты исполнились.