Уже через несколько дней друзья поняли, что первоначальный план провалился. Они обошли один из городов, желая наткнуться на небольшое поселенье, да не тут-то было. То ли в этих краях, то ли во всем Правоморье совсем маленьких деревень не было вовсе. Крестьянские дома строились неподалеку от поместий, и люди работали на землях помещика. Они не имели права владеть собственными наделами и использовали барские ресурсы, отдавая за это часть продуктов.

Об этом путники узнали, когда остановились в одном из таких домов. Больше, чем горячая ванна и теплая постель, им нужна была информация. Потому-то в один из вечеров они и постучали в дом, стоявший на отшибе.

– Да будет ласкова ночная звезда к твоим детям, хозяйка! – сказала Отрава, когда дверь приоткрылась.

– Что? – не поняла старая возвращенка. – Но у меня нет детей. Издеваться надумала? Что тебе надо?

До этого они обсуждали приветственные речи и предположили, что надо говорить что-то про Небесный Свет, но точной формулировки не знали. Потому и решили, что можно использовать старую, ведь любого человека в мире такое приветствие будет приятным. Но оказалось, что даже его при желании можно принять за оскорбление.

Отрава решила побыстрее сменить тему:

– Меня зовут Лада из Изумрудных, хозяйка. Неделю назад на мой караван напали разбойники – всех сопровождающих убили, вот только мне и двум моим рабам удалось спастись. Могу ли я рассчитывать на гостеприимство…

Дверь полностью распахнулась, а лицо возвращенки вытянулось от потрясения.

– Брат! – закричала она в сторону. – Братишка, пойди-ка сюды! Слыхал, что говорят? Разбойники убивают людей!

Рядом с ней тут же показался мужчина примерно того же возраста, который тоже выглядел ошарашенным:

– Да что же это творится? – подхватил он. – Это где произошло? Утром же сообщим господам, пусть свяжутся с внутренней армией! За что они платят налоги, если мы не можем спокойно по дорогам ходить? Пусть займутся этим вопросом! Скольких убили, госпожа?! Пусть Подземная Тьма отомстит за каждого!

Лю, конечно, говорил, что разбойниками тут называли только мелких воришек, но даже он не мог предположить, что настоящие грабители и убийцы давно вышли из моды. Похоже, внутренняя армия не зря собирала налоги с господ.

– Нас было всего четверо, – сообразила Отрава, чтобы еще сильнее не нагнетать обстановку. – И пусть Подземная Тьма отомстит за убитого этим мерзавцам!

Хозяева очень сочувствовали незваным гостям, но в дом почему-то не приглашали. Тогда Отрава перебила очередные излияния женщины:

– Можем ли мы надеяться на ночлег и ужин в вашем доме? Нам нужен отдых после недели скитаний по лесам! – и тут же добавила тише, не уверенная, что не нанесет этим оскорбление: – Я заплачу.

Мужчина с женщиной переглянулись еще более недоуменно, а потом ответила хозяйка:

– Тут? У нас? Да куда ж мы вас… Вам в поместье нужно! Это совсем рядом, я провожу! – кажется, она подобную просьбу впервые слыхала, потому и стушевалась.

Судя по всему, гостеприимство тут было не то что не принято, такая традиция полностью отсутствовала. Любые путники останавливались в доме господ. Только теперь Отраве и стало понятно, почему в дом Иракия пару раз заходили странники, о которых она только из кухонных разговоров узнавала. То есть если в путешествии требовалась передышка, то благородные господа шли прямиком в ближайшее поместье, где для этих целей специально выделялись комнаты. А уж простолюдины и вовсе могли путешествовать без передышек.

Понимая, что иного пути нет, Отрава серьезно кивнула:

– Это было бы очень мило с твоей стороны. А самописки у тебя не найдется? Я заплачу! – поскольку теперь у них еще и челюсти отвисли, когда они услышали, что госпожа после таких трагических испытаний первым делом попросила именно эту вещь, Отрава пояснила: – Я мемуары пишу. Надо срочно вписать, с какими замечательными людьми познакомилась, пока не забыла!

Перо, изнутри заправленное чернилами, ей вынесли и даже мнение свое оставили при себе. Похоже, списали ее умственное состояние на голод и холод. Медную монетку приняли с радостью, позволили сумасбродной госпоже отойти подальше и написать на коленях эти свои мемуары. Буква «а» в документ вписалась замечательно, вот только по цвету немного отличалась. Со временем и она выцветет, а пока и так сойдет.

– Госпожа Лада, – осторожно спросил Лю. – А нам точно нужно в поместье?

Она уверенно кивнула, понимая его опасения. С одной стороны, они сильно рисковали. Но без карт или хоть каких-то ориентировок двигаться дальше не могли. Рискованный путь – всегда самый короткий, чем бы он ни обернулся.

Пожилая возвращенка была простодушной и болтливой, поэтому по дороге без стеснения рассказывала об их быте:

– Вот тот участок – наш с братом. От родителей в наследство остался. Его дети в город жить уехали, не хотели на земле оставаться, потому-то мы с ним другой надел у помещика просить не стали. И без того хватает. Правда, тяжко приходится, если неурожай. Но господа у нас добрые – в такие годы и оброк меньше просят. К таким и в рабы не грех отдаться – теплое местечко! Ну, разве что мы с братом уехать можем, когда пожелаем, хотя куда мы на старости лет поедем? Тут все родное! Да и есть ли труд честнее, чем хлеб выращивать?

Отрава слушала, но сейчас ей нужна была совсем иная информация, а не подробное описание системы сельского хозяйства в Правоморье. Но на вопросы о Мирале крестьянка только плечами пожала, она всю жизнь на одном месте прожила и другими не интересовалась.

Дом был почти таким же большим и красивым, как у господина Иракия. Перед дверью Отрава пригладила волосы и запахнула шубу сильнее, чтобы ее размер не слишком бросался в глаза. Им открыли слуги и после коротких объяснений тут же сопроводили в столовую.

– Сегодня у нас дом полон гостей! – радушно встретил их хозяин, а госпожа сначала приветливо помахала рукой, а затем нахмурилась, рассматривая Отравину шубу явно с чужого плеча. – Заходи, госпожа Лада. Дом Океана рад приветствовать тебя!

Он тут же махнул слуге, чтобы взял верхнюю одежду, да проводил рабов гостьи в другую комнату и там накормил. Отраве стало немного не по себе оттого, что теперь она осталась без молчаливой поддержки друзей.

В столовой, кроме супружеской четы, присутствовал еще один мужчина и восседал во главе стола, на почетном месте. Довольно молодой и приятный на вид, но черты его лица сильно портило суровое выражение. Длинная коричневая ряса, перевязанная толстой веревкой на поясе, подсказывала вид его деятельности. До сих пор Отрава о монахах слыхала многое – и мало приятного, но воочию видела впервые.

– Познакомься, Лада, это клирик Камыш из Зеленокамского монастыря.

Отрава уселась на предложенное место и уже через короткое время поняла, почему хозяева ее появлению так искренне обрадовались. Похоже, занудный клирик успел испортить им аппетит, а теперь хотя бы изредка можно было переключаться на гостью.

– Я все-таки закончу предыдущий разговор, потому что оставлять недоделанное – грех! – говорил монах. – Ваш слуга – тот, что открывает дверь, не выглядит счастливым. Бьете ли вы его?

– Никак нет! – почти хором отозвались хозяева, а госпожа еще и добавила: – Корень – раб с самого рождения, практически член семьи!

Клирик Камыш неожиданно резко ухватился за свой посох, который до сих пор стоял возле стула, и треснул им женщину по плечу. Та ойкнула – то ли от боли, то ли от неожиданности. И возроптала:

– Так ведь не бьем же! Никого из рабов не бьем! А уж Корень вообще живет припеваючи! Его моя матушка и грамоте обучила – хотите, провожу вас в его комнату, сами посмотрите, как он живет?

– Не надо, – неожиданно благодушно протянул монах. – Я тебе верю.

– Чего ж тогда бьете? – буркнула та.

И за это получила еще один удар. На этот раз сообразила промолчать.

– Чтобы ты, возвращенка, не забывала о своем месте. Мы все в этом мире только гости, сейчас ты купаешься в роскоши, а в следующий раз родишься рабыней. И во всех жизнях должна быть добра и ответственна! Потому что когда твои жизни закончатся, там уже будет поздно сожалеть.

Муж пострадавшей подпевал монотонной речи монаха:

– Небесный Свет не делает различий по рангам! Только по поступкам, как правильно заметил уважаемый клирик.

Тот довольно кивнул. Надо сказать, что к трапезе он относился довольно сдержанно. Из аппетитных явств, выставленных на столе, выбирал что попроще: обжаренную шлячку да листья салата. К вину и мясу не притрагивался. Похоже, что их аскетизм не выдумка, да и по телосложению об этом было несложно догадаться: сухое, худощавое тело, впалые щеки, и руки, способные в мгновение подхватить посох и ударить им любого, кто глазу не мил покажется.

Господин же пытался перевести разговор на Отраву:

– Мы прямо с утра отошлем в ближайший город голубя, – так правоморцы называли почтовиков. – Только тебе, милая Лада, придется сообщить все подробности – где и когда произошло нападение! Внутренняя армия быстро с этими преступниками разберется!

К этой теме Отрава успела немного подготовиться:

– Добрый господин Океан! Я о многом успела подумать за дни скитаний. Мой батюшка стар и очень болен. А если я сообщу о нападении, до него эти вести быстро дойдут. Выдержит ли любящее сердце такое испытание?

Клирик нахмурил брови и процедил:

– То есть врать собралась? Ложь во спасение – тоже ложь, возвращенка!

– Как точно замечено, уважаемый клирик! – забеспокоилась Отрава. Получить по руке посохом она не боялась, но ей было важно убедить остальных не привлекать к своему вопросу внутреннюю армию. – Когда я доберусь до своего жениха, как планировала в своем путешествии, то потом мы обязательно сообщим батюшке о произошедшем. Когда это уже будет звучать делами давно минувшими…

– А как же наказание для разбойников? – не понял монах. – По-твоему, старое сердце твоего батюшки важнее, чем безопасность других путников?! Сколько высокомерия!

В груди у Отравы что-то мелко затряслось, но ее паника не парализовывала, как Нанью, наоборот, включала на полную мощь все инстинкты:

– Учусь смирению, уважаемый клирик, только смирению! Возблагодарив Небесный Свет за спасение – не меня, а двух моих преданных рабов – я стала настолько счастливой, что даже зла на тех убийц держать не могу. Пусть покарает их Подземная Тьма.

Кажется, интуиция ее не подвела, потому что клирик теперь хмурился не так сильно:

– Глупо и по-детски, но… нельзя осуждать человека за доброе сердце. Потому как Небесный Свет тебе подсказывает, так и поступай.

Отрава сдержалась от того, чтобы облегченно выдохнуть. К ее счастью, само нападение ни в ком сомнений не вызвало. Она надеялась, что может вести себя, как благородная госпожа, будто отыгрывая эту роль в представлении на рыночной площади. Тут очень помогал образ кровопийцы – прямая, как шпала, спина и ни одного лишнего движения. Даже голову желательно поворачивать как можно медленнее. Поначалу казалось, что она будет выглядеть нелепо, но, судя по вопросам и обсуждениям, все делала верно – никому и в голову не пришло спросить ее бумаг или усомниться в происхождении.

– К нашему огорчению, – говорила госпожа, – мы о твоем роде ни разу не слыхали. Но видим, что твой батюшка воспитал замечательную и любящую дочь! Твой жених должен быть счастлив получить такую прекрасную спутницу…

– А ты за ее жениха не решай! – снова перебил клирик. – Лада в этой жизни рожей не вышла, что уж лукавить. Но если так добра и смиренна, как говорит, то ему стоит благодарить Небесный Свет за подарок. А будет ли он при этом счастлив – это уж как отведено!

– Вы правы, правы уважаемый клирик, – хозяйка спонтанно потерла плечо. – Счастье же не главное!

Наколдованная Наньей «рожа» и впрямь оставляла желать лучшего. Поэтому Отрава и не спешила переживать за счастье мнимого жениха. Было видно, что хозяйка сгорает от любопытства и хочет расспросить ее обо всем, но заметно сдерживается. Неудивительно, если в каждой ее фразе клирик отыскивает, к чему бы придраться. Отраве очень повезло оказаться именно в такой компании! Это застраховало ее от дотошного допроса, достаточно было отделываться бессмысленной высокопарностью про благодетельность и Небесный Свет. Она решила воспользоваться и этой ситуацией для своей пользы:

– Нам удалось прихватить несколько вещей и немного монет, когда мы убегали. Не будут ли хозяева настолько добры, чтобы продать нам пару лошадей для дальнейшего путешествия?

Она осознанно выделила слово «продать» и получила предсказуемый спешный ответ господина:

– Зачем же продавать? Разве добрые люди не должны помогать друг другу в беде? – он напряженно взглянул на клирика, и поскольку тот перебивать не стал, закончил еще более радостно: – Дадим тебе, милое дитя, и двух лошадей, и одежду! А то твой дорожный… сарафан совсем поизносился.

И это тоже оказалось кстати. Уже порядком грязная и порванная одежда выглядела именно грязной и порванной, а не дешевым платьем рабыни. Госпожа тут же закивала, а Отрава удержалась от улыбки. Она и гардероб всем троим обновит, и коней получит! При этом не потратит ни одной монеты, которые лучше сберечь до более сложных времен. А в господских одеждах гораздо легче производить нужное впечатление! Как же оказалось просто получить необходимое – надо лишь поймать нитки и тянуть за них по очереди. Звезды, приведя в этот дом клирика именно сегодня, явно были на ее стороне.

В легких победах есть только один, но очень серьезный недостаток – они расслабляют. Не миновала чаша сия и Отраву, которая ощущала прилив везения и потому становилась невнимательной.

– Так и где живет твой жених, Лада? – спросил клирик.

– В Мирале, – уверенно отозвалась та, понимая, что направление пути ей все равно каким-то образом необходимо выведать.

– В Мирале?!

Реакция всех троих свидетельствовала, что на этот раз она промахнулась. Возможно, что Мираль вообще не является городом или названием какой-то местности. Она начала волноваться:

– Неподалеку от Мираля. Замок моего любимого неподалеку…

– Замок?! Какой еще замок? – способности монаха хмуриться были воистину неисчерпаемы.

– Т… то есть поместье!

На этот раз он кивнул, будто пропуская мимо ушей глупую оговорку:

– Я родом с южного побережья и сам сейчас туда направляюсь. Так из какого рода…

И вот теперь она поняла, что загнана в тупик. Ведь она даже не представляла, о какой по размерам территории идет речь! А вдруг там всего несколько благородных семейств, каждое из которых известно клирику? А если тебя загоняют в угол, выход только один – вырывайся любым, даже самым нелепым, способом:

– Правда?! – Отрава воскликнула это радостно и прижала руки к сердцу. – Значит, мы можем отправиться в путешествие вместе и наполнить наш путь благостными диалогами о Небесном Свете? Какое невероятное везение! Какая удача, что я встретила тебя сегодня!

И после этой фразы все вылупились на нее, как на сумасшедшую. Отрава заторможено переводила взгляд с одного лица на другое, но никак не могла сообразить, в чем же конкретно ошиблась. Монахи не путешествуют в компании, и об этом все знают? Или он только сам имел право такое предложить? Но выяснилось, что все намного сложнее:

– Милая Лада, – сдавленно сказал господин. – Ты хотела сказать «встретить вас»?

И точно! Запоздало Отрава вспомнила, что хозяева обращались к клирику так, будто его много. В Левоморье с любым говорили на «ты». Только Их Величество было принято упоминать во множественном числе – да и то, скорее всего, только потому, что под Их Величеством двое императоров и подразумевались. А тут порядки иные, но откуда же Отраве было знать об этом?

– Конечно, так и хотела сказать! Испытания повредили мой разум!

Она смущенно улыбнулась. Если бы монах сидел ближе, то непременно отлупил бы ее посохом. Но поскольку через весь стол дотянуться вряд ли бы смог, то предпочел проявить понимание к ее беде:

– Возможно, что и так. С рассветом выходим. И иди уже, отдыхай, приводи разум в порядок.

Отрава от радости вскочила на ноги:

– Доброй ночи! И подскажите, куда поселили моих рабов? Хочу заглянуть к ним.

– Зачем? – удивилась хозяйка, но тут же вжала голову в плечи, косясь на монаха. – Неужели ты думаешь, что мы плохо устроили твоих людей, милое дитя?

– Нет-нет! Но… – Отрава на ходу придумывала причину, потому что рассказать обо всем Лю и Нанье было очень важно, – батюшка учил перед сном заглядывать в комнату к каждому рабу!

– Чтобы вместе воздать хвалу Небесному Свету? – недоверчиво уточнил клирик.

– Конечно! – Отрава развела руками, будто это было само собой разумеющимся. Якобы разве не все так делают?

– Вот! – монах указывал на нее пальцем, но глядел на пристыженных господ. – Вот как поступать следует, если вы благочестивые хозяева! А то на словах – член семьи, а на деле… «зачем тебе заглядывать перед сном к членам своей семьи?»

Спешно покидая столовую, Отрава слышала очередное ойканье госпожи, которая заработала новый тычок посохом.

Мираль оказался не так далеко, как опасались друзья, то есть месяцев тяжелых испытаний дорогой не предвиделось. Но и не настолько близко, чтобы они не могли проклясть общество клирика.

Поначалу все втроем согласились, что вполне могут изображать смирение и потерпеть его нотации ради решения основного вопроса. Но уже скоро стало понятно, что это совсем непросто. Клирик Камыш обладал воистину отвратительным нравом – таких Отраве видеть доселе не приходилось. У него никогда не заканчивались силы и желание в очередной раз прогундосить:

– И только вера отличает животное от человека! Озаренная Небесным Светом личность никогда не возжелает другому зла, не позволит поставить свои интересы выше чужих и очистит разум от скверны бытия.

А вот это была любимая часть Отравы:

– Вера в Небесный Свет должна идти изнутри – без анализа и размышлений ума, который подвержен влиянию скверны. Как только ты задумался о сути вещей, так сразу и сделал шаг к Подземной Тьме. Там тебе и место.

В Левоморье люди тоже верили в сверхъестественные силы – да и никто не усомнился бы в их существовании, если есть столько доказательств! Например, кто-то же должен вращать Великое Колесо Жизни! Но из слов клирика выходило, что если человек задумался о доказательствах, то он уже не верит искренне. Вера должна быть именно слепой, и никак иначе.

Помимо бесконечных цитат и нотаций, клирик постоянно цеплялся к любому неверно сказанному слову. И тут же лупил посохом провинившегося. Иногда провинившийся и сам не догадывался, в чем же именно не прав, но это особого значения не имело. Сказано – виноват, значит, получай, а не думай. Не то тебя заподозрят еще и в том, что твоя вера – не слепая. Лю почти постоянно молчал и внимательно слушал, поэтому наказания ему выпадали реже. Но вот Нанье было тяжелее. Несмотря на то, что ее предупредили о странном обращении к монаху, она несколько раз оговорилась. Отрава видела, сколько усилий у подруги уходило на то, чтобы не влепить клирику в ответ шаром или хотя бы кулаком, но та держалась и из последних сил изображала смирение. Потом ее одолело любопытство, заставившее задавать вопросы. От этого почти безобидные тычки посохом превратились в настоящие хлесткие удары по спине. Отрава тоже несколько раз получала наказания за неверно сказанное слово, но довольно мягко – ее оговорки на фоне Наньиных выглядели пустяковыми.

Однажды она получила только за то, что «недостаточно строга к своим рабам». А ей-то казалось, что монах приветствует исключительную доброту. Но выяснилось, что воспитательная строгость тоже обязана быть! То есть если Нанья без разрешения посмела открыть рот, то почему бы Нанье и не дать за это подзатыльник? Рабы – они ведь как дети для господ. Как любящий отец должен быть в меру строг со своими детьми, так и господин обязан себя вести. Правда, все «воспитание» почему-то к тычкам, подзатыльникам, пинкам и сводилось. Но это было даже великодушнее, чем нотации на несколько часов! Поэтому Отрава, дабы осчастливить их нового друга, отвесила Нанье один раз звонкую пощечину. Та отомстит непременно, когда они избавятся от неприятного общества, но сейчас это было необходимо! Ведь никто не просил Нанью использовать непонятные монаху ругательства:

– Госпожа, ты б сама свои вещи взяла. У меня лошадка попроще твоей, и мы с ней скоро замертво ляжем. Так что снизойди до наших проблем, возьми-ка этот кулек, а то прям как хрякова барыня…

Вот в этот момент Отрава и выделила ей оплеуху за грубость. В зрачках у Наньи полыхнуло пламя, но было усилием воли погашено – она тоже знала, что мера необходимая.

– Хорошо, Лада, хорошо, – похвалил довольный рвением своей подопечной клирик. – А ты, Нанья, следи за языком!

Он шагнул к ним ближе и вдруг треснул посохом Отраву по спине. Та вскрикнула от неожиданности, не понимая, как может сразу после одобрения следовать наказание, но Камыш тут же великодушно объяснился:

– Наказывай, Лада, рабов за проступки. Так ты делаешь их лучше. Но и себя наказывай за то, что была вынуждена быть с ними суровой. Так ты делаешь лучше себя.

Отрава окончательно запуталась, но переспрашивать не спешила. Получалось, что бы ты ни делал, наказание все равно должно быть твоим главным спутником. Добрый? Получай. Злой? Получай. Ничего не делаешь? Получай за нерешительность. Но при этом никогда не осмеливайся проявлять решительность даже в пустой болтовне. Веселая жизнь у этих правоморцев! Скорей бы от клирика с его посохом избавиться.

К счастью, большую часть времени они проводили верхом на лошадях, и только Лю, перевернувшись, бежал рядом. Даже в эти переходы монологи клирика не иссякали, но на них хотя бы можно было не обращать внимания.

Отрава эти все мелочи неприятностями называть отказывалась. Первая серьезная проблема возникла через четыре дня путешествия.

– Впереди Ситар, – сказал клирик. – Мы остановимся там на пару дней. Купим хлеба и отдохнем.

Похоже, что Ситар был городом. Значит, там могли потребовать и документы. Отрава пока не чувствовала в себе уверенности пройти любые проверки, поэтому ответила как можно смиреннее:

– Вы, уважаемый клирик, отправляйтесь в Ситар. А я со своими людьми продолжу путь, если вы будете настолько добры, чтобы объяснить мне дорогу.

– А отдых? – не понял клирик, но уже подъехал к ней ближе и ухватился поудобнее за посох.

– Мне не нужен отдых, – уверенно заявила Отрава. – Мой жених ждет меня, а до Мираля, по вашим словам, осталось совсем немного.

Она получила уже ожидаемый удар по плечу.

– Глядите-ка, ей отдых не нужен! А рабам твоим нужен? А лошадям? Только о себе и думаешь, избалованная девка!

Вечером Лю, улучив момент, когда клирик отлучился по нужде, тихо сказал:

– Нельзя в Ситар! Похоже, что город большой, а значит, Иракий сюда весточку про нас точно отправил. По внешности нас, возможно, и не узнают, но в твоем документе написано его родовое имя!

Отрава не знала, что делать. Ее отказ будет выглядеть подозрительно. Не насторожит ли она этим клирика, и не попадутся ли они как раз на этой настороженности? Поэтому она спросила и у Наньи:

– А ты что скажешь?

Та выглядела отрешенной:

– Я сначала тебе врежу, а уж потом смогу думать о чем-то еще.

– Так ведь я посохом получила! – не поверила Отрава своим ушам. – Куда больнее!

– И все равно, – Нанья тяжело вздохнула, – душа у меня как-то не на месте от осознания несправедливости. Но в город идти нужно – этот мерзкий червь нас одних не оставит. А если мы сбежим от него, то точно сообщит… как их там, внутренняя армия? Доберемся мы до Мираля, может, даже Криса отыщем – а за нами уже целая армия идет. Оно как бы почетно, но…

Отрава только кивнула, приняв и ее мнение. И до сих пор не знала, какое решение принять. Хоть обсуждали втроем, озвучить-то все равно ей придется. А за последствия отвечать уже опять коллективно. Поэтому она чувствовала на себе особую ответственность.

***

Кристофер давно заметил: чем чаще прилагаешь усилия, заставляя себя быть дружелюбнее, чем многословнее объяснения, тем назойливее становятся окружающие и все чаще обращаются за помощью по пустяковому вопросу. Среди не-кровопийц это называется дружбой. И хоть сам Кристофер с этим определением согласен не был, но понял, что нет способа проще держать ситуацию под контролем. А еще люди устают от ненависти, поэтому самый легкий способ завоевать их любовь – сначала долгое время вызывать настороженность или неприязнь, а потом дать повод изменить отношение. И тогда отношение резко меняется, будто подопытный только этой поблажки и ждал. Того же эффекта невозможно достичь, если сразу быть для всех лапушкой. Лапушек любят, но не так вдохновенно. Непонятных и острых на слово – если и начинают любить, то изо всех сил. Коротко говоря, Кристоферу даже усилий прилагать не требовалось, чтобы стать центром Миральского сообщества.

– Неужто у вас никакой внутренней армии нет? А кто же борется с разбойниками? – не понимал молодой солдат. – Ведь если их сразу не прижать, они распоясаются!

– А никто толком и не борется, – ответил Кристофер. – Точнее, борются своими силами.

– И скольких разбойников ты убил, Крис?

– Для тебя – господин Кирами. И пшел вон, надоел.

– Ладно-ладно! Можно, я завтра зайду?

Зато разговоры с капитаном Каджем доставляли удовольствие.

– Думаешь, мы за столько времени сами не доперли, что надо топить их корабли? Но эти сволочи слишком быстры – корабль с берега пробить не так уж просто, а они всегда нападают эскадрой. И тут же в шлюпках перемещаются на другой.

Кристоферу было интересно искать выходы – как ребус разгадывать:

– И что, шлюпки заряжены магией, говоришь?

– Иначе такая быстрота невозможна! Наши кудесники научились придавать скорость животным, но не могут сотворить подобного с вещами…

– Значит, надо не топить, а захватывать. Тогда, возможно, кудесникам будет проще сообразить…

– Это да. Но как? – Кадж снова улыбнулся.

Несмотря на военную выправку, Кадж, как и все перевертыши, отличался добродушием, хотя бы в те моменты, когда мог себе это позволить. Он напоминал Лю, если бы тот был на полтора столетия старше. Даром что правоморец. Эти двое непременно нашли бы общий язык… если бы идиоты не сбежали! Кристофер никак не мог простить друзьям, что они нарушили его идеальный план.

– Пока не знаю, Кадж. Но вот, что в голову пришло – по периметру крепости защита стоит, непроницаемая для кровопийц. А если нечто подобное поставить по морю?

– Так на воде же магия не держится.. – задумался капитан. – Но…

– Но защиту можно поставить вдоль всего побережья, – закончил общую мысль Кристофер.

– Это… это слишком кардинально! У нас нет столько кудесников, которые по всему берегу смогли бы ее установить и поддерживать… Но ведь мы можем поставить заслон хотя бы возле поселений!

– И в этом случае налетчикам, если они с кровопийцами, придется искать пешие окружные пути. А на суше у вас преимущество, – добавил Кристофер.

– Вероятней всего, они на это не пойдут, – Кадж вперил задумчивый взгляд в узкое мутное окошко. – Будут нападать без кровопийц, как раньше. Но даже это неплохо! Сегодня же напишу письма во все крупные крепости и Город Королей. У нас военные решения, если они продуктивны, обсуждаются и принимаются быстро. Наверное, реализовать это будет сложно – материк наш узкий, но очень длинный, однако идею предложить стоит!

– А против других рас такие границы невозможны?

– Если бы! – Кадж устало махнул рукой. – Кудесники объясняют, что завязать эту границу можно только на кровопийцах – то ли по протяженности жизни, то ли по другим признакам, не знаю, чем вы там так сильно отличаетесь…

– Умом и чувством собственного достоинства, – подсказал Кристофер верный ответ.

Кадж только рассмеялся. Видимо, решил, что это шутка. Раз у него приступ необоснованного веселья, можно рискнуть:

– Покажи мне ваши береговые установки – может, что-то и подскажу.

– Ага! Для этого пришлось бы снять защиту, а я тебе пока настолько не доверяю!

Кристофер был недоволен – конечно, на лице эта эмоция не отразилась.

– Я сбегу от вас весной. Не люблю холод. Поэтому несколько месяцев можешь спать спокойно.

– А разве в Левоморье зимы не суровее наших? – заинтересовался Кадж.

– Понятия не имею. Я зимой ни разу из замка не выходил. Ну, так что с установками?

Капитан с улыбкой покачал головой:

– Эх… когда мы найдем твоих друзей, я буду чувствовать себя спокойнее. Оставлю их тут в заложниках, тогда тебя можно и на экскурсии водить. А пока…

С каждым днем Кристофер все больше сомневался, что внутренняя армия хоть на что-то способна. Как можно столько времени искать трех обычных людей?

– Ладно, – решил пока смириться он. – Тогда хоть схемы береговых установок принеси – посмотрю. А то мне скучно. И да, книги новые нужны. Я ваши уже по три раза прочитал, скоро наизусть цитировать начну.

– Все-таки зря мои предки кровопийц уничтожили. Вы те еще стервецы, но теперь я вижу, сколько плюсов в вашей долгой жизни. Только успевай договариваться!

– Так успевай, Кадж. До весны. И да, книги по политологии не забудь. Интересная у вас система управления.

– Будет исполнено, господин! – капитан иронично поклонился.

Наивный перевертыш до сих пор полагал, что его сарказм звучит сарказмом, а не искренним уважением.