– Лужица! Здоровья твоим рукам, лучшая, но самая медлительная повариха Левоморья!

– О! – пышнотелая владелица всея кухни отбросила полотенце на стол. – Нанька моя вернулась! Хоть будет с кем поскандалить на равных! Иди, родимая, я тебя шлячкой накормлю.

– Шлячку сама ешь, а мне зажарь кабанчика!

– Ишь, раскомандовалась, обжора!

Нанья будто расцвела, как только они зашли в заезжий дом. Последние пару часов, пока они добирались до города, а потом еще говорили со стражей, она всеми силами поддерживала видимость непринужденной болтовни, но обстановку вряд ли сильно разряжала. И вымоталась от такой тяжкой ноши, но вот теперь с возвращенкой Лужицей, так схожей с ней темпераментом, перекрикивалась от чистого сердца. Нанья тут же бессовестно вторглась и на кухню, чтобы покомандовать там. Или отдохнуть от своих молчаливых друзей, оставив их в компании друг друга рассаживаться за столом.

Отрава поняла, что этот разговор придется пережить – и чем раньше, тем безболезненнее:

– Лю, послушай… Кровопийца… он сильно преувеличил…

– Отрава, я вообще его словам значения не придал! – она уж было подумала, что застала тот редкий момент, когда перевертыш врет, глядя прямо в глаза, как он и сам не выдержал. – Точнее… я теперь понимаю, что все это время был… симпатичен тебе, но раз ты сама об этом говорить не хотела, значит, не настолько уж сильно.

В его последней фразе прозвучала вопросительная интонация. Или надежда. Ему, как показалось Отраве, от этой ситуации было не менее неловко, чем ей самой. Потому она заставила себя быть смелой – трусить можно только в том случае, когда еще есть куда бежать:

– Да, Лю, ты мне нравишься. Возможно, понравился с первого взгляда. Но я не жду от тебя ничего. Честное слово, не жду!

– И не надеешься?

– Нет!

Тут Отрава соврала – хвала звездам, возвращенцы это умеют делать преотлично. Несмотря на то, что Лю не дал ей ни единого повода для надежды, она все равно продолжала мечтать. К счастью, их приключения пока не давали шанса надолго остаться наедине со своими мыслями. Но Лю этим ответом удовлетворился:

– Это хорошо, Отрава. Потому что я не смогу оставить тебя, даже если этим буду причинять тебе боль. По крайней мере до того момента, пока не передам в руки Великого Кудесника.

– Я знаю, Лю, знаю. И даже обижусь, если ты навсегда пропадешь из моей жизни, когда достигнешь цели! Разве мы не стали за это время друзьями? Разве это не важнее… моей симпатии, которая скоро пройдет?

Теперь он улыбался шире и искреннее:

– Надеюсь. Тогда что, все как раньше?

– Все как раньше!

Она сказала это уверенно и тоже облегченно рассмеялась, пожимая его руку. В конце концов, шаткая неопределенность лучше, чем предыдущее напряжение. Мимо стола проплыла барышня в слишком плотном для такой жары бархатном платье и приветливо кивнула Лю. Он заметно напрягся и кивнул в ответ, а Отраве на всю оставшуюся жизнь расхотелось улыбаться. Ну конечно же, все как раньше! Да ничего подобного!

Волнение Лю, когда он увидел ту девушку, послужило абсолютным доказательством предположения, как именно эти двое были знакомы. В последний ли его визит в Серебряное Облако или еще до того, но факт остается фактом – его извиняющийся взгляд был Отраве совершенно ненужным. Словно теперь он обязан считать себя предателем, здороваясь с женщинами, которые…

Понадобится время, чтобы им обоим с этим примириться. А пока можно радоваться достигнутому. Еще и Нанья подлетела к ним, выставляя с подноса тарелки, словно уже успела устроиться тут на работу. Лужица тоже подошла:

– Вы надолго к нам, ребята? Оставайтесь, погостите! Вот только предупреждаю, – она перешла на шепот, – незадолго до вас к нам заселился кровопийца!

– Знаем, – ответил ей Лю. – Нам сразу об этом сказали, когда ключи от комнат выдавали.

Когда уставшая троица услышала эту новость, то даже не удивилась. До замка Кирами путь неблизкий, неудивительно, что Кристоферу надо отдохнуть и отмыть свои белые волосы до фамильного цвета. Да и городская стража его опросила в качестве жертвы и свидетеля. Об убийстве крестьянина он на этот раз не упомянул – это Лю выяснил, когда сам отчитывался. Но это преступление кровопийце списали, ведь вышло так, что впоследствии он убил множество разбойников. Так что страже пришлось выбирать из двух вариантов: либо выставлять его убийцей, либо героем. Поскольку в качестве доказательства вины был только его, почти умирающего, бред, они уверенно выбрали второй вариант. Даже Лю признал – если бы не Кристофер, пусть и вынужденный в этом участвовать, о победе над разбойниками сейчас и речи бы не шло. В Серебряном Облаке уже настолько отчаялись решить эту проблему, что были готовы парад устроить в честь кровопийцы… Но, конечно, не стали – люди бы не поняли.

Лужица же выпрямилась и произнесла торжественно:

– Конечно, сказали! Заезжий дом «Все включено» заботится о душевном благополучии каждого клиента! – и тут же менее торжественно пояснила: – Жаль только, клиенты это не всегда ценят – семейная пара старичков-кудесников тут же съехала и помчалась к конкурентам. Мало кто хочет оказаться с кровопийцей через стенку, хотя те уже лет двести ничего не творили в городе. Традиции сильны! Но зато с кровопийц мы берем за ночлег в пять раз больше. И стараемся не думать, где они перекусывают. Хотя этот вроде бы явился сытым…

Естественно, сытым. Он после разбойничьей трапезы, наверное, месяц не проголодается! Это вам не малюсенькая пробирочка со сданной кровью.

Но за пару дней, проведенных в Серебряном Облаке, они с Кристофером ни разу не столкнулись. Лю только в управе его видел, когда тот давал показания. Нанья и Отрава отдыхали и набирались сил перед долгой дорогой.

Приняв ванную, Отрава отправилась в свою комнату пораньше, но сон снова не шел – опять она тут, вынужденная оставаться на ночь в одиночестве. В заезжих домах было одно правило: каждого селили в отдельную комнату, если это были не родственники. Наверное, считалось, что торговец или путешественник имеет право отдохнуть, как ему хочется, без любопытных глаз друзей. Интересно, как отдыхает Лю? Договорился ли он снова с той девицей или сам спустился в бордель, как называла это странное место Нанья? Или предпочел не расслабляться вовсе, чтобы Отраве лишний раз беспокойства не причинять? А она даже не могла для себя решить, что лучше: чтобы он не обращал внимания на ее влюбленность, живя как раньше, или чтобы постоянно думал о ее интересах. Наверное, первое. Но при этом и ревность полностью игнорировать не получалось.

Как и в прошлый раз она подошла к окну, чтобы посмотреть на взошедшую ночную звезду и услышать внизу женский смех. От тихого стука подскочила на месте. Но стучали, как выяснилось, не в окно. Она осторожно приоткрыла дверь.

– Привет, возвращенка. У меня к тебе дело есть.

Отрава настолько опешила, что позволила Кристоферу отпихнуть себя в сторону и зайти в комнату. На этот раз он выглядел куда лучше, да и одеждой по размеру успел обзавестись. В руках он держал бумажные листы, которые кинул на ее разобранную кровать.

– Ты грамоте обучена? Красивый почерк? – он не обращал внимания на то, что она не отвечает. – Никак не могу написать так, чтобы выглядело женским почерком. Я без пальца и своим-то едва могу. Ну что ты стоишь, рот открыла? Хочу матери письмо написать – мол, помолвку мы с Лионессой по взаимному согласию расторгли. Вот ты за Лионессу и напишешь: «Простите, дорогая тетушка, но ничего, кроме дружбы… ля-ля-ля».

Он подождал минуту, потом медленно наклонил голову набок.

– Я непонятно объясняю? Не хочу домой возвращаться, собираюсь написать письмо, чтобы не переживали. Ну и заодно, чтобы не надеялись на скорую свадьбу. Они не могут понять – нельзя жить тысячи лет с тем, с кем не хочешь жить и дня. Раньше кровопийц было много, они не стремились к скорым бракам и женились только по любви. А тут как-то сразу решилось, что раз мы с Лионессой на такой большой территории единственные молодые, неродные и разнополые, то просто обязаны друг друга полюбить.

– К… крово… Кристофер, – дар речи к Отраве возвращался постепенно, но зато вместе с громкостью. – Ты… ты в своем уме?

– Не обучена грамоте?

– Обучена! Да только мне наплевать на твои заботы!

– Ну и ладно, – он принял это легко. – Просто напиши, можешь не плакать при этом от счастья.

– Нет! – теперь ей захотелось смеяться – это от чувства неожиданного возмездия, пусть и такого незначительного. Кристоферу не составит труда попросить другую девушку – за золотой она ему хоть что напишет, но пусть хотя бы на половину обрубленного пальца подвинется со своего пьедестала. – Не стану я тебе помогать!

– Так, – он зачем-то сел на кровать, словно собирался спорить. – Подозреваю, ты злишься на меня.

– Да неужели?!

– Тогда давай поговорим.

– Не хочу я с тобой разговаривать! – Отрава совершенно его не боялась – Кристофер не производил впечатления глупца, способного убить в напичканном стражей городе. Но ее немного настораживал тот факт, что Лю до сих пор не прибежал – а ведь он уже должен был слышать ее громкие ответы! Неужели в самом деле… отдыхает? Снова накрыла тоска.

– Я удивляюсь, – Кристофер рассуждал сам с собой безжизненным голосом. – У возвращенцев такая короткая жизнь, но вы тратите время на старые обиды.

– Старые? – теперь и она заговорила спокойнее, вдруг ощутив бесконечную усталость. – Этой обиде и суток не исполнилось. Уходи, прошу тебя.

– Ладно, признаю, что сказал это специально. Разозлился, что вы так дружно меня из своего общества отвергали. Заметь, я разозлился, но всего лишь ляпнул такую безобидную мелочь, вместо того, чтобы всех вас прикончить.

– Спасибо огромное за это, добрейший человек!

– Не язви. Я был неправ – не знал же, что мне твоя услуга еще потребуется. Но извиняться не стану. Просто скажи, чего хочешь взамен.

Было в уравновешенной и скромной Отраве нечто темное, что иногда подавало признаки жизни. Именно оно тогда и заставило ее в замке Кирами споткнуться перед перевертышами, которые до этого поклялись, что с ней ничего не случится. И это же темное встрепенулось сейчас:

– Хорошо. Но сначала ты мне окажешь услугу, а потом я тебе. Доверять твоему слову я больше не намерена.

– Говори.

Отрава думала минуту, но уже не могла отказаться от безумной, но горящей мысли:

– Внизу, совсем неподалеку есть… бордель…

– Говори.

– Мне страсть как любопытно, что будет, если ты туда зайдешь и… попросишь девушку на ночь.

Кто ни разу не видел, как камень обращается в камень, тот не знает, как выглядит удивление у кровопийцы. Стеклянные глаза Кристофера стали еще более стеклянными, а голос монотоннее:

– Кажется, я неправильно тебя расслышал. Повтори.

– Все ты расслышал! – Отрава, поддавшись азарту, уже снова улыбалась. – Я не прошу тебя на самом деле с ней… ну…

– Спать? Иметь? Любить? – он перечислял с длинными паузами между словами, будто поверить не мог, что она это серьезно. – Как я бы любил кровопийцу, что ли?

– Вот именно этого я и не прошу! Просто зайди и спроси, я хочу узнать их реакцию!

Он заторможено повернул голову и вперил взгляд в стену. Ответил еще медленнее – наверное, это означало его задумчивость:

– А ничего не будет. Никто не поверит. Это же абсолютно невозможно. Это как если бы возвращенец заявил, что хочет в этом смысле… курицу или тыкву.

– Уверен? А самому не интересно узнать?

Он вдруг встал.

– Интересно. Идем.

Отраве пришлось быстро одеваться: она ведь даже не обратила внимания, что встречала гостя в нижней сорочке. Но тут он прав – разве бы она вспомнила об этом в присутствии медведя или другого страшилища?

Мандраж охватывал все сильнее, когда они вдвоем спускались по лестнице и выходили на темную улицу. Девушек в нижних юбках у входа не оказалось. Кристофер уверено рванул на себя дверь. Отрава поспешила следом. Внутри было шумно и сильно пахло лишай-травкой. Многочисленные посетители, как и девушки на их коленях, затихли и повернулись к вошедшим.

– Ч… что угодно, господин? – спросила женщина, стоявшая в центре. Отрава разглядывала ее, ошалев от удивления. Той было лет девяносто, поэтому платье с невероятным декольте, могло удерживаться там только какой-то магией. Но огромный участок высушенной груди выставлялся напоказ, будто предмет особой гордости.

– Доброй ночи, хозяйка, – Кристофер впервые при Отраве был настолько вежлив. – Могу ли я посмотреть твоих девочек? Плачу золотом.

Вокруг воцарилась гробовая тишина. Как Кристофер сразу и предположил – они не поверили, это теперь и Отраве стало ясно. Но он зачем-то решил пояснить:

– Хочу возвращенку или кудесницу. Сойдет любая.

Хозяйка медленно моргнула, но потом выдавила:

– Ты издеваешься над нами, господин?

На этой фразе некоторые мужчины начали подниматься на ноги, а притихшие девушки попятились, не скрывая непонимания и страха.

– Нет. Ну так что, найдется для меня хоть одна? Или сама сегодня поработаешь?

– Да он издевается! – выдохнула хозяйка.

– Издевается! – тут же подхватил ближайший возвращенец. – Над уважаемой всеми Радостью издевается!

И это словно послужило командой к действию – а народу только повод дай против кровопийцы объединиться. Поодиночке никто бы не рискнул, но в данном случае Кристофер сам будто предложил им разрешить конфликт всем скопом. Трое перевертышей даже одежду стаскивать не стали – обращались под треск ткани. Но первым откуда-то сбоку швырнул синий шар кудесник. Кристофер только чуть отклонился, потому шар, пролетев мимо его носа, врезался в стену и зашипел. Отрава вскрикнула. Кажется, ее забава совсем не оказалась забавной. Вряд ли эта полупьяная толпа была способна причинить кровопийце заметный вред. Опасность была в другом: он сам в порыве драки начнет убивать. По ее, Отравиной, вине!

Она схватила его за локоть и потащила к двери:

– Уходим, Кристофер, уходим!

– Никуда вы не пойдете, пока не объяснитесь! – верещала всеми уважаемая Радость.

– Зачем? – Кристофер посмотрел на Отраву, словно и сам не замечал, что вокруг начинается.

Рядом с Отравой в стену впечатался еще один синий шар.

– Если мы прямо сейчас сбежим, то я напишу это хряково письмо!

– Вторая услуга? Ты мне будешь должна.

И он, мгновенно развернувшись, ухватил ее поперек тела и буквально вылетел наружу. Следом раздавались грохот, крики и рычание – это перевертыши, которые тоже были очень быстры, кинулись за ними. Отрава закричала от ужаса, но замолчала сразу же, как Кристофер коротко распорядился:

– Тихо. Ты привлекаешь внимание.

Поэтому она просто сжалась в его неудобном захвате и слушала ветер в ушах. К счастью, недолго. Кристофер остановился за последними домами у самой городской стены. Постовые, кажется, их перемещение не заметили. Он огляделся или прислушался.

– Отстали. А к утру протрезвеют и остынут, – сказал он тихо. – Ну, может быть, скандалить со мной в заезжий дом прибегут. Но обвинений-то, которые можно озвучить, нет.

Почувствовав под ногами твердую землю, Отрава позволила себе задрожать.

– Извини! Я не предполагала, что так получится!

– Не извиняйся, возвращенка. Это было весело. Я даже не думал, что может быть настолько весело. Меня от смеха сейчас на куски разорвет.

Она удивленно всматривалась в его лицо, пытаясь разглядеть под тусклым светом ночной звезды хоть какие-то изменения:

– Тогда хотя бы улыбнись!

– Третья услуга? – не понял он.

– Да!

Он посмотрел в небо, потом снова на нее.

– Нет, перебор. Идем писать письмо от Лионессы, ты обещала, возвращенка.

Он тут же направился обратно, а она за ним, боясь отстать.

– Меня зовут Отрава! Запомни уже!

– Я помню. Кстати, мне сразу понравилось твое имя. Неаппетитное, конечно, но зато без этих всех… Нежностей и Радостей. Нет, ты видела сморщенную грудь старой шлюхи? Я сейчас умираю от смеха, если ты не поняла.

Отрава же засмеялась вслух – за них обоих. Но быстро осеклась.

– А Лю там был?

– В зале его не было. Но он сбегал с лестницы, когда мы уже покидали это веселое заведение.

Настроение Отравы кануло в небытие. Они шли молча какое-то время, потом Кристофер зачем-то добавил:

– Возвращенка, думай так, что эта твоя жизнь первая и последняя. Убеди себя в этом, даже если я ошибаюсь. Только тогда ты не захочешь потратить ее на пустяки. Например, не станешь любить того, кто не полюбит тебя.

Это было уже слишком – он вздумал раздавать ей советы! Незначительное и незапланированное потепление между ними не отменяло того факта, что Отрава имела право на него злиться:

– Заткнись, кровопийца! Твоего мнения я не спрашивала!

– Меня зовут Крис. Запомни уже.

Он ответил ее же словами, и Отрава почему-то на этот раз была уверена, что сейчас внутри он снова смеется.