Глава 1

Что такое философия?

Основные понятия.

Философия в буквальном переводе с греческого означает «любовь к мудрости» («филиа» — любовь, «софиа» — мудрость). Это слово ввел в употребление выдающийся древнегреческий ученый Пифагор (580–500 до н. э.), но широкое применение оно получило в V в. до н. э. В это время в Греции — богатом, процветающем регионе с высокоразвитой культурой — были люди, которых называли софистами, т. е. мудрецами. Они не только рассуждали, но и обучали мудрости, и желающих находилось предостаточно. Однако обучение мудрости сильно отличается от обучения ремеслу, где можно проверить, научился человек чему-либо или нет. Если он способен построить дом, стало быть, овладел строительным мастерством. Самому учителю легко показать, что ремеслом, которому он обучает, он владеет. Ни того ни другого нет, когда речь идет об обучении мудрости. Как доказать, что учитель мудр и действительно чему-то научил? А деньги за обучение брали немалые. Как водится в таких случаях, находились обманщики, желающие заработать на наивности людей. В результате странствующие софисты становились объектами шуток. Подлинно мудрые люди сторонились их и отказывались учить за деньги. Они скромно называли себя философами. Мы только любим мудрость, говорили они, а достигли ее или нет, нам не известно. Один из первых философов — Сократ, иронизируя над объявлявшими себя мудрыми софистами, часто повторял: «Я знаю, что я ничего не знаю». Позже Диоген Лаэртский говорил о семи мудрецах, которые жили в прошлом. Таким образом, философия начинается с сомнения в собственной мудрости и любовного стремления к ней.

Какая любовь и какая мудрость имеются в виду, когда говорят о философии? Любовь — одно из важнейших понятий в жизни. В греческом языке есть несколько слов для обозначения того, что в русском языке называется одним словом, включающим в себя и сексуальную любовь, и любовь к друзьям, детям, Родине. Говоря о философии как любви к мудрости, следует иметь в виду, что филиа означает прежде всего «дружеское влечение». Любовь в данном смысле, как показано в диалоге Платона «Пир», есть духовное стремление к высшему и совершенному, преодолевающее индивидуальную ограниченность физического существования и представляющее собой отказ от себя как обособленной эгоистической личности.

Мудрость же, как писал другой выдающийся греческий философ — Аристотель, «занимается первыми причинами и началами», из которых все выводится, но которые нельзя вывести из каких-то других, более общих положений. Такое знание, отмечал Аристотель, «выше человеческих возможностей». Имея это в виду, современный французский философ Г. Марсель пишет, что мудрыми «не бывают, ими стремятся стать». Мудрость «представляет собой не столько состояние, сколько цель». Она, по Марселю, есть то, что стремится открыть и сберечь смысл жизни, т. е. решить основной, с точки зрения другого современного французского философа — А. Камю, вопрос «зачем жить?», без решения которого жизнь не будет оправдана. Итак, мудрость ориентирована на целостное бытие и смысл жизни.

Становление философии из мифологии.

Любовь к мудрости послужила основой становления философии как отрасли духовной культуры. Если уподобить (что делали древние греки) философию древу, то любовь к мудрости — корень, из которого она произрастает в том смысле, что развитие философии вдохновлено любовью к мудрости. Материалом же для построения духовного древа философии послужила предшествовавшая ей по времени отрасль духовной культуры — мифология .

Мифология как система, уходящая своими корнями к временам первых цивилизаций и являющаяся их духовной основой, состоит из двух уровней: образного, доставшегося ей от искусства, и более глубокого — смыслового, который по мере эволюции логического мышления и развития тенденции рационализации становился все более важным. В определенное время в определенном месте этот развившийся в мифологии глубинный уровень прорвал оболочку образов и вышел на поверхность, заявив о своей самоценности. Философия начинается с осознанной замены образов понятиями. Это точка перехода от мифологии к философии.

В процессе философской рационализации мифа образы мифических сказаний из личных существ превращаются в безличные категории. Постепенное выхолащивание мифологических представлений хорошо видно на примере перехода от образа бабочки-Психеи к понятию души-Психеи (а затем к науке психологии).

Предпосылкой становления философии служит введение отвлеченных сущностей, а окончательно утверждается она тогда, когда эти сущности начинают рассматриваться как понятия, формирующиеся в мозгу человека и выступающие в качестве предмета мышления. От вечных и неизменных понятий берет начало философия, и они — гарант бессмертия человеческого духа.

Когда говорят, что философия — высшее достижение человеческого разума, то под этим можно иметь в виду, что отличающее человека от животных понятийное, абстрактное, отвлеченное мышление достигает в философии своего расцвета. В этом смысле философия в наибольшей степени соответствует понятию Homo sapiens — человек разумный. Этот вид, по современным антропологическим данным, возник примерно 100000 лет назад, но философию он создал только 2500 лет назад. Известный афоризм французского философа Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую» можно интерпретировать таким образом: разумно мысля, я существую как представитель человеческого рода.

С возникновением философии развитие духовной культуры происходит в явном виде, что облегчает ее изучение. Можно наблюдать, как в процессе критического обсуждения происходит смена одних представлений другими. «Философия — это попытка заменить утраченную магическую веру рациональной верой». Философия имеет дело с теми же вечными проблемами, что и мифология, но рассматривает их по-своему.

Философское творчество предполагает личные усилия, а критическая направленность мышления заставляет подвергать сомнению как общепринятые, так и собственные выводы. В обсуждение фундаментальных проблем, стоящих перед человеком, философия тем самым вносит личностную ноту и беспокойство. Это служит стимулом развития культуры в целом.

Примерно 2500 лет тому назад мифологическому периоду с его спокойствием и самоочевидностью пришел конец. Сразу в нескольких точках «началась борьба рациональности и рационально проверенного опыта против мифа… и вызванная этическим возмущением борьба против ложных образов бога». В результате целостность мифа была разрушена, и он стал элементом рефлексирующего сознания. Новое вопрошание, обращенное к миру, привело к иным ответам. Человек открыл внутри себя духовный источник, поднявший его над самим собой и миром. Общим было растущее осознание человеком себя как индивидуальности в пределах целого.

Философия могла возникнуть в Индии, Китае, Греции. Политическая ситуация в трех регионах была сходной: небольшие свободные государства, взаимодействующие друг с другом. Индийская и китайская культуры подготовили появление философии, но возникла она в культуре греческой. Становлению философии в Индии и Китае помешал мистицизм, греческая же мифология оказалась благотворной почвой, создав набор образов, перешедших в понятия. На то были особые причины. Греция — страна наиболее четкой, последовательной и логичной мифологической системы. По мере нарастания драматизма ситуаций в мифах боги очеловечивались; недаром именно в Греции возникла концепция Эвгемера о том, что боги — это мифологизированные культурные герои. Человекоподобное изображение богов подрывало веру в мифы (на что справедливо указывали впоследствии христиане) и способствовало переходу к философии, который совершился, когда мифология достигла апогея.

Необходимость систематизации мифов вела к формированию логики и правил понятийного мышления и тем самым была внутренней культурной причиной, приведшей к возникновению философии. Выход философии из мифа хорошо виден в «Диалогах» Платона, например в «Пире», где миф, во-первых, выступает в качестве отправной точки философствования, а во-вторых, в качестве иллюстрации.

Миф широко использовался в период становления философии как удобная, привычная всем согражданам форма, в которую вкладывалось новое, рациональное содержание. Например, пишется, что для обеспечения возможности совместной жизни людей боги решили «ввести среди людей „стыд и правду“», но что это такое, определяется по-философски. Исследователи отмечают, что довольно длительное время античная философия была своеобразной рационалистически стилизованной мифологией.

Корни философии — в обычных представлениях, прошедших стадию мифологизирования. В одной из основных философских категорий — материи, обозначающей объективную реальность, данную в ощущениях, слышится слово «мать», которое в мифологии поднялось до символа Матери-Земли, Матери-Природы как бесконечного пространства, понимаемого в виде бесформенной протяженности, доходящей до бескачественности в философском понятии материи. А в понятии идеи как образца для всех вещей — отголоски представления об отце или, в мифологизированном варианте, об Отце-Небе как основателе и творце мира. Отыскивая корни философии, можно уйти и глубже — в мистику.

Философия вышла из мифологии, но ее становление не было безоблачным. За возможность развивать философию люди платили своей жизнью. У истоков философии стояла жертва Сократа.

Смерть Сократа.

До своего осуждения Сократ (469–399 до н. э.) — выдающийся древнегреческий философ — дважды был в ситуации, когда его мужественные поступки по велению совести грозили ему смертью. «Я доказал не словами, а делом, что мне смерть, попросту говоря, нипочем, а вот воздерживаться от всего несправедливого и нечестивого — это для меня все», — говорил Сократ на суде.

Официальное обвинение Сократа состояло из трех пунктов. Первый — «повинен в отрицании богов, признанных городом» (надо сказать, что в присяге, которую восемнадцатилетние юноши давали при приеме в афинские граждане, были слова: «Я буду чтить отеческие святыни»). Второй пункт — во «введении новых божественных существ». Обвинители Сократа имели в виду его внутренний голос. Из двух пунктов вытекал третий — «совращение молодежи».

Эти обвинения нельзя назвать справедливыми, несмотря на их оправданность с позиций господствующей отрасли культуры — мифологии. Сократ ни в чем не провинился перед родным городом. Он был патриотом афинского полиса и хотел лишь заменить одну отрасль культуры другой. Он был мучеником за философию, и философия после его казни победила, как позже распятие Христа привело к победе религии над философией.

Сократ умер не только за конкретную идею, но за идею как таковую, и с его идей-понятий начинается философия. Сократ поплатился жизнью за превращение богов в понятия, мифологической истины в философскую.

Это первое философское жертвоприношение не выходило за рамки общекультурной схемы жертвоприношений: сами рамки раздвинулись и вышли за пределы мифологии. Но есть и важное отличие. На стадии философии культура поднялась до понимания жертвы как самопожертвования. Случилось это в «осевое время» (термин немецкого философа К. Ясперса), основными характеристиками которого были становление личности, резкое, скачкообразное развитие самосознания под влиянием тенденции рационализации.

Сократ не только был готов умереть, но и в какой-то степени стремился к этому. Ницше недалек от истины, полагая, что приговора «к смерти, а не к изгнанию… по-видимому, добился сам Сократ». Апофеоз философии — в словах Сократа, что только для истинного философа смерть означает конец мукам и начало вечной блаженной жизни. Это и есть, по Сократу, достижение доступного смертному человеку бессмертия. За такие обещания философия стала на пять веков в Греции и Риме главной отраслью культуры.

Особо следует сказать о сократовской иронии, которая могла привлекать к нему людей, но в какой-то степени послужила причиной его осуждения, когда в последнем слове он предложил вместо наказания устроить ему бесплатный обед в Пританее, после чего за казнь было подано больше голосов, чем до этого. Можно сказать, что Сократ подтолкнул сограждан к такому решению.

Единственная просьба, с которой Сократ обратился к судьям, касалась детей: «Если, афиняне, вам будет казаться, что мои сыновья, повзрослев, станут заботиться о деньгах или еще о чем-нибудь больше, чем о добродетели, воздайте им за это, донимая их тем же, чем я вас донимал».

Сократ мог бежать из тюрьмы, но не захотел этого сделать. Он отвечал, что всю жизнь подчинялся законам Афин и до конца останется этому верен. В назначенный час он выпил чашу с ядом.

В добровольной, по сути, смерти Сократа проявилось его понимание законов как не подлежащих нарушению, поскольку они приняты всеми. Сократ рассуждал, что если он следовал законам, когда они защищали его, то должен исполнять их и когда они наказывают его. Если закон плох, его надо менять, но, пока он существует в таком виде, ему надо подчиняться. Здесь проявилось понимание Сократом государства как «республики», т. е. общего достояния.

Всегда босой, в старом плаще, Сократ шагнул с улиц и площадей Афин в историю культуры.

Как случилось, что в небольшом городе, в котором насчитывалось около 20 тыс. граждан, родились Сократ, Платон, и к ним стекались сотни учеников со всей Греции, а философия росла наподобие снежного кома? Отправной точкой стала казнь Сократа. Платон стал Платоном, каким мы его знаем, наблюдая за осуждением и смертью Сократа (его первый знаменитый диалог — «Апология Сократа»), а дальше начался процесс, который, то затухая, то снова воспламеняясь, продолжается по сию пору.

Сократ — «одна из поворотных точек и осей так называемой всемирной истории». Если бы вся пробужденная Сократом сумма сил была обращена не на познание, а на эгоистические цели индивида, то тогда, по Ницше, произошла бы всеобщая губительная борьба народов.

Сократ создал определенное мировоззрение и собственными жизнью и смертью подтвердил верность своим взглядам. И если поверим современному философу Г. Марселю, что истина есть то, за что человек может умереть, то Сократ истину нашел. Сам Сократ самокритично сказал в своей речи, что дельфийский оракул, признавший его мудрейшим из всех людей, воспользовался его именем ради примера, все равно как если бы он сказал: «Из вас, люди, всего мудрее тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего поистине не стоит его мудрость». Но мудрость Сократа стоила торжества философии. «Страстный философский порыв Сократа к полям блаженным на том свете обернулся духовным бессмертием на этом свете».

Рациональность философии.

Становление философии из мифологии позволяет определить ее как первую рациональную отрасль в истории духовной культуры. В буквальном переводе с латинского «рацио» означает «разум». Но эти два слова не тождественны. Все люди относятся к виду Homo sapiens и в этом смысле все разумны. Но не каждого можно назвать рационально мыслящим человеком. По степени рациональности люди делятся так же, как по расовым, национальным, половым и возрастным признакам.

Что включает в себя рациональность? Ее можно выразить формулой Р = П + Л + Д, где Р — рациональность, П — понятийность, Л — логичность, Д — дискурсивность. Определим составные части рациональности. Понятийность означает умение мыслить с помощью понятий, т. е. слов и терминов, определенных по соответствующим правилам. Эти правила таковы: 1) существенность определения, т. е. представимость в нем наиболее важных обобщенных свойств предметов; 2) всеобщность определения, т. е. принадлежность описанных в нем признаков любому конкретному объекту, принадлежащему к определяемому классу; 3) однозначность определения, т. е. признание его правильным всеми людьми; 4) положительность определения, т. е. включение в определение имеющихся, а не отсутствующих свойств.

Что собой представляет все это на практике, можно проверить с помощью любого понятия, например понятия стола. Определение стола как вида мебели неудачно, так как к мебели относятся не только столы (здесь не выполняется свойство однозначности). Определение стола как предмета на четырех ножках также неудачно, так как существуют столы, не имеющие четырех ножек, да и ножек вообще (здесь не выполняется свойство всеобщности). Определение стола как предмета, за которым можно есть, гладить и т. п., неудачно по причине несоответствия требованию существенности определения (по этой причине неудачны определения, состоящие из перечисления). Определение стола как не стула не отвечает принципу положительности определения. Из этого простого примера видно, что определение понятий далеко не тривиальная задача, необходимость которой была вполне осознана на заре философии Сократом. «Хорошо определить понятие, — писал С.Н. Поварнин, — дело обычно трудное, иногда же, особенно в споре, очень трудное, требующее больших знаний, навыка, труда, затраты времени».

Значение понятий в философии столь велико, что Гегель определил философию как «познание посредством понятий». Понятие, по Гегелю, обладает свойством саморазвития, и именно с саморазвития понятий начинается философия.

Второй составной частью рациональности является логичность , т. е. мышление в соответствии с законами формальной логики, возникшей, кстати сказать, в недрах философии и являвшейся на протяжении двух с половиной тысячелетий истории философии одним из важнейших ее разделов. Отметим, что речь идет о формальной логике, а не о какой-то другой. Требование логичности можно проиллюстрировать на таком примере. Рассмотрим умозаключение, состоящее из двух исходных утверждений — посылок и одного вывода. 1. Все люди должны отвечать за свои поступки. 2. Годовалый ребенок — человек. 3. Годовалый ребенок должен отвечать за свои поступки. Ложный вывод из двух верных посылок следует из-за логической ошибки, а именно потому, что понятие «человек» используется в разных значениях: в первом случае под человеком понимается сознательное правовое существо, а во втором — представитель вида Homo sapiens. Такое использование понятий в разных значениях противоречит первому закону логики — закону тождества, о котором речь пойдет ниже.

Третья составная часть рациональности — дискурсивность . Слово «дискурсия» не надо путать со словом «дискуссия», означающим «обсуждение чего-либо». Дискурсия характеризует способность обосновывать выдвигаемые суждения. Предположим, вы говорите, что вам нравится какой-то человек. Если вы можете объяснить, за что именно он вам нравится (умный, добрый, веселый и т. д.), вы мыслите дискурсивно, и чем более обоснованным окажется ваше суждение, тем выше дискурсивность.

Одна из важных задач рационализации — прояснение мыслей. По этому поводу Поварнин справедливо пишет: «Иллюзия ясности мысли — самая большая опасность для человеческого ума. Типичные примеры ее находим в беседах Сократа, насколько они переданы в диалогах Ксенофонта и Платона. Подходит к нему какой-нибудь юноша или муж, которому „все ясно“ в той или иной мысли. Сократ начинает ставить вопросы. В конце концов оказывается, что у собеседника иллюзия ясности мысли прикрывает тьму и непроходимые туманы, в которых гнездятся и кроются самые грубые ошибки».

Три составные части рациональности развиты в каждом человеке неодинаково, но все они необходимы для философствования, и их наличие определяет рациональность философии как отрасли культуры. Имея в виду общую тенденцию рационализации, проявляющуюся в эволюции природы (включая сюда и возникновение человека как разумного существа), мышления и общества, можно сказать, что становление философии как рациональной отрасли культуры является закономерным результатом эволюции, подтверждающим наличие этой тенденции.

В философии имеет место и иррационализм , но он возможен именно на фоне общей рациональной основы философии. Разницу между рациональным и иррациональным хорошо выражает сравнение между геометрической теоремой и сном. В доказательстве теоремы каждое последующее положение вытекает из предыдущего, и в результате получаем цепочку логичных ходов мысли. Совсем не то сон, где каждый образ бывает порой нагромождением вещей, никогда не могущих оказаться вместе в реальности, и потом вдруг сменяется совершенно другим, никак не следующим из предыдущего. Сон и теорема — две крайности по отношению к рациональности, которые располагаются на разных полюсах сознания.

Рациональность — основное свойство философии. Но имеют значение и те, на основе которых возникла философия как отрасль культуры. Это интуиция, пришедшая из мистики; стиль изложения, чувство и воображение — главные для искусства; синтез и смысл — присущие мифологии. У разных философов эти составные части философствования развиты в большей или меньшей степени. А вот что для философа не столь важно — это присущие позже возникшим отраслям культуры религиозная вера, научная проверка и идеологический интерес.

О процессе изучения философии А. Бергсон пишет: «На первых порах философская система встает перед нами как законченное здание, с очень искусной архитектурой, и устроенное так, чтобы в нем удобно могли разместиться все проблемы. Созерцая ее в таком виде, мы испытываем эстетическое удовольствие, усиливаемое профессиональным удовлетворением… и под конец начинаем ясно различать в системе то, что мы в ней искали: более или менее оригинальный синтез тех идей, в обстановке которых жил философ». Но потом мы понимаем, продолжает Бергсон, что в основе сложной философской системы лежит простота изначальной интуиции автора. Понятие интуиции как важного элемента философского познания Бергсон обосновал в работе «Философская интуиция». Он говорил о двух способах познания, но затем русский философ Н.О. Лосский объединил их, утверждая, что в основе рационального познания лежит познание интуитивное. «В философии следует отмечать ядро ее, философскую интуицию, питающуюся у источника нашего интимного Я, и ее оболочку, философскую надстройку познавательного типа, призванную выявить и оправдать эту интуицию». Рационализация интуиции — вещь не тривиальная, и недаром Н.А. Бердяев пишет даже так: «Убийственным для мистического опыта… оказывается понятие». Философия идет от интуиций, которые подтверждаются рациональностью разума.

Предмет философии.

Предметом называют то, что изучает данная дисциплина. Относительно философии можно сказать, что ее предметом являются наиболее общие и фундаментальные вопросы происхождения и функционирования природы, общества и мышления. Это совокупность тех проблем, которые частично упоминались выше: каково происхождение и устройство мира; что такое человек; как он познает мир; что есть истина, добро и красота; в чем смысл жизни и т. п.

Аристотель, один из первых философов, четко определивших ее предмет, писал, что «философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное». Здесь Аристотель имеет в виду, что философия должна исследовать сущность вещей (в его понимании сущности), а не сами вещи, представляющие собой подвижное единство формы и материи и изучаемые физикой и математикой. «Что исследование начал умозаключения также есть дело философа, то есть того, кто изучает всякую сущность вообще, какова она от природы, — это ясно. А тот, кто в какой-либо области располагает наибольшим знанием… должен быть в состоянии указать эти наиболее достоверные начала для всего. А это и есть философ».

Внимательный читатель заметит, что предметом философии в этом разделе называется то, что, как выше было сказано, относится к мудрости. Это действительно так, поскольку философия — любовь к мудрости.

Определение философии.

Итак, теперь можно более четко определить понятие философии, отличающее ее от всех других отраслей культуры. Философия — это вдохновляемая любовью к мудрости рациональная отрасль духовной культуры, имеющая своим предметом фундаментальные вопросы человеческого существования, перечисленные выше.

Строгое понимание философии как отрасли культуры следует отличать от образного употребления этого слова, когда, скажем, говорят о «философии успеха» и т. п. Это делается и по отношению к другим отраслям культуры («искусство делать деньги», «наука побеждать» и т. п.). Такое произвольное словоупотребление имеет место, но оно очень далеко от того содержания философии, которое присуще ей как общеобразовательной дисциплине.

Философия имеет культурную специфику. Рациональный характер философии отличает ее от всех отраслей культуры, кроме науки, с которой ее именно по причине данного сходства часто смешивают, говоря о философии как науке (к вопросу о соотношении философии и науки мы еще вернемся). По предмету своих исследований философия отличается от науки, во многом совпадая с мифологией и религией, дающими свой ответ на те же фундаментальные вопросы, ответ преимущественно не рациональный. Соотношение между философией и другими отраслями культуры станет более ясным после ознакомления с основными философскими системами.

Контрольные вопросы.

1. Что такое философия?

2. От каких слов происходит название этой дисциплины?

3. Как они определяются?

4. В чем причины и каковы обстоятельства смерти Сократа?

5. Каков предмет философии?

6. Что такое рациональность, из чего она складывается?

7. Каковы требования к определению понятий?

8. Из какой отрасли культуры и каким образом произошла философия?

Рекомендуемая литература.

Аристотель. Метафизика//Соч.: В 4 т. — М., 1976. — т. 1.

Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. — М., 1975–1977.

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1986.

Ксенофонт Афинский. Воспоминания о Сократе. — М., 1935.

Марсель Г. К трагической мудрости и за ее пределы//Самосознание европейской культуры XX века/Сост. Р.А. Гальцева. — М., 1991.

Ницше Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм//Соч.: В 2 т. — М., 1996. — т. 1.

Платон. Апология Сократа//Соч.: В 3 т. — М., 1968. — т. 1.

 

Глава 2

Предпосылки философии в древней Индии

Некоторые из основных проблем нашей жизни: откуда человек приходит в мир, в чем смысл его существования, что с ним будет после смерти и т. п. — вечны. Они издавна ставились различными народами. Очевидно, что невозможно по-настоящему глубоко оценить новое, не уяснив его истоков, и это определяет интерес к древним культурам, порой так непохожим на нашу собственную.

Среди всех древних культур наиболее загадочна и поразительна индийская. В одежде, поведении, танцах, как и в мышлении индийца, мы замечаем много необычного для нас. В индийской культуре смещена привычная нам граница между жизнью и смертью.

Чтобы понять культуру народа, надо знать его жизнь и историю. «Волею судеб, — пишет С. Радхакришнан, — географическое положение Индии оказалось исключительно благоприятным: щедрые дары природы обеспечивали необходимые условия для успешного развития». Океан и Гималаи защищали от иноземных вторжений. «Природа в изобилии предоставляла пищу, и человек был избавлен от тяжкого труда и борьбы за существование… Когда нет необходимости растрачивать энергию на решение насущных жизненных проблем, на освоение природы и подчинение ее сил, люди начинают думать о более возвышенных материях, о том, как сделать жизнь более духовной: Возможно, что расслабляющий климат склонял индийцев к покою и уединению». В таких природных условиях выработался своеобразный характер, определивший специфику индийской культуры.

Реинкарнация.

Каждая культура имеет свою глубинную черту, которая сообщает ей уникальность и является самым ценным из того, что вносится ею в мировую цивилизацию. Чтобы понять какую-либо культуру, надо принять за основу изучения то, чем она наиболее отличается от нашей. Для индийской культуры это концепция перевоплощения (реинкарнации) и воздаяния (кармы) как результат напряженного внимания к проблеме жизни и смерти и взаимоперехода из жизни в смерть и из смерти в жизнь. В свою очередь, развитие концепции перевоплощения предопределило духовно-мистическую направленность индийского национального характера, а также то, что проблема жизни и смерти стала главной проблемой древнеиндийской философии.

М. Ганди в письме к Л.Н. Толстому с предложением опубликовать его статьи в Индии просил его разрешения исключить места, где Толстой критиковал перевоплощение: «Вера в перевоплощение или переселение душ очень дорога миллионам людей в Индии, а также и в Китае. Можно сказать, что для многих это уже вопрос личного переживания, а не только теоретической допустимости. Она разумно объясняет многие тайны жизни. Она служит утешением…». Толстой отвечал с христианских позиций: «…По моему мнению, вера в реинкарнацию никогда не может быть так тверда, как вера в неумираемость души и в справедливость и любовь Бога».

Карма.

Понятие кармы ключевое для индийской мысли и в основе своей имеет этический характер. Учение о карме, которое распространяется сейчас все шире, — это учение о естественной нравственной причинности. Английский философ Г. Спенсер считал, что этика станет подлинной наукой, когда можно будет вывести общие правила жизни из ясно определенной причины и открыть неизбежные естественные соотношения между поступками человека и их последствиями. Хотя индийцы не создали этики в современном научном смысле, но они были убеждены в существовании естественной этической причинности. Существует опыт (йогов, и не только их), подтверждающий естественную причинность (воспоминания о предыдущих рождениях и т. п.), но нет общеобязательности полученных эмпирических результатов (их не может проверить каждый). Тут открывается поле для научных исследований. Быть может, естественную этическую причинность можно будет когда-нибудь научно обосновать, но для этого понадобится иная по своему соотношению с нравственностью, хотя столь же строгая, как физика и математика, наука.

В соответствии с законом кармы что посеешь в этой жизни, то пожнешь в жизни будущей. Нравственный закон приобретает абсолютный, космический статус. Законом кармы обосновывается социальное устройство Индии — наличие каст, наследственный характер которых имеет, по-видимому, расовую основу (арийцы не хотели смешиваться с дравидами и другими туземными племенами после их завоевания).

Последующие завоеватели использовали эту систему. «У подножия лестницы образовывались новые касты, а победители-пришельцы превращались в правящий класс кшатриев». Кастовая система, обосновывающаяся концепцией кармы, способствовала устойчивости общества.

Итак, природные условия, история и национальный характер придали определенную направленность индийской культуре, создавшей целостный оригинальный архетип. Он образовался из нескольких основных понятий, и прежде всего это понятие перевоплощения и тесно связанного с ним — кармы.

Единое.

Второе исходное положение, общее для всех индийских систем мысли, — о Единой истинной реальности, материализация которой — наша Вселенная. В «Махабхарате» имеется такое обоснование того, что индивидуальная душа человека — часть Единого: «Ведь не может восстановиться разбитое палицей тело, так и обособленное сознание (джнана) стать иным не может (значит, и перевоплощение невозможно)» в этом случае. Перевоплощение возможно только в том случае, если есть Единое. Косвенно это служит доказательством самого Единого. Если бы оно могло распадаться на части, то уже не было бы вечным. Единство и вечность оказываются двумя неразрывно связанными свойствами. Вечное и неизменное в то же время и истинно. Слово «сат» (бытие) означает и реальность, и совершенство. Поэтому Единое не только реальное, но и совершенное, к чему и должен стремиться человек.

Индийская культура, подчеркивал Дж. Неру, не отрицает жизнь, но делает упор на ее конечную цель. «Иными словами, здесь выражена мысль, что между зримым и незримым мирами нужно поддерживать правильное соотношение и равновесие». «Индийские мыслители являются пессимистами, поскольку они смотрят на мировой порядок как на зло или ложь; но они оптимисты, так как чувствуют, что имеется выход из него в царство истины, которое является также благом». Индийская философия мистична, и это не удивительно, если согласиться, что чувственный мир — иллюзия (майя), а истина — вне его. Значит, чтобы достичь истины, надо уйти из мира, погасить все чувства и мысли, поскольку они обусловлены этим миром. В этическом смысле отрешенность обозначает отказ от мирской суеты, необходимый для настройки на божественную волну. Конечно, если считать, что настраиваться не на что и ничего, кроме нашего чувственного мира, нет, иллюзией будут все подобные попытки.

Майя.

Мир — иллюзия (майя), потому что существует высшая реальность — Единое. С. Вивекананда приводил пример призмы, смотря через которую на качественно однородный предмет, видят его в цвете. Так и на весь мир мы смотрим как бы через призму. Но наличие в культуре философского понятия майи, конечно, не означает, что каждый индиец считает жизнь нереальной.

Добро и зло — это свойства майи, но для слияния с Единым человек должен обладать определенным набором нравственных качеств, в числе которых отрешенность от суеты, стремление к истине, воздержание, незлобивость, непричинение вреда живому и т. д. Особенно следует отметить принцип «не навреди живому» (ахимса). «Доброта и сострадание ко всему живущему на Земле являются главной чертой индийской этики».

Ахимса.

Принцип ахимсы в отличие от христианского непротивления злу распространяется и на животных, в которых тоже может перейти душа человека в следующих своих воплощениях. По отношению к ненасилию диапазон древнеиндийских взглядов простирается от последовательной ахимсы джайнистов до оправдания насилия «Бхагавад-Гитой». А по отношению к страданию вообще — от понимания его как своеобразной школы жизни (что получило обоснование у Вивекананды) до стремления как можно скорее кардинально преодолеть его, отказавшись от цепи перевоплощений (у буддистов). Что насилие — зло, не вызывает сомнений, а вот страдание — если и зло, то отнюдь не всегда, и зло меньшее, чем насилие (лучше страдать самому, чем заставлять страдать других).

Дхарма.

Мир — зло, но человек путем добра может освободиться от него. «После категории реальности наиболее важным понятием в индийской мысли является категория дхармы». Дж. Неру пишет, что «…дхарма означает больше, чем религия. Корень этого слова имеет значение „держаться вместе“. Это — внутреннее строение вещи, закон ее внутреннего бытия. Это — этическое понятие, включающее кодекс морали, праведность и весь круг обязанностей и ответственности человека». «Сама эта дхарма была частью риты, основного морального закона, направляющего жизнь вселенной и всего, что содержится в ней». Дхарма — долг — имеет то же значение для индийской культуры, как права личности — для западной. Понятие дхармы потому так важно для индийцев, что они видят высшую цель человека в слиянии с Единым; а чтобы достичь этого, необходимо личное нравственное совершенствование. «Долг — средство для достижения высшего совершенства».

Во всех индийских системах получение знания предполагает нравственное поведение. «Нравственное совершенство — первая ступень к божественному знанию», открывающему путь к освобождению. Для духовных занятий требуется отрешенность от мирского, т. е. чистота и непорочность души. Знание связано с добродетелью не на уровне интеллекта, а на уровне более высшего духовного мышления (или сверхсознания), которое есть источник вдохновения поэтов, художников, скульпторов, проповедников, ораторов. Так, поэт оказывается близок к пророку, а гений и злодейство становятся несовместимыми.

Веды.

Один из древнейших памятников мировой культуры, которому более 3000 лет, — Веды (в переводе с санскрита — «знание»; тот же корень в русских словах «ведать», «ведьма») имеет мифологическую основу.

Ведийская литература делится на четыре части. Самая древняя из Вед — Ригведа (Веда гимнов). Гимны пелись во время жертвоприношений с целью умилостивить богов и природу. Первое жертвоприношение совершил первозданный вселенский человек Пуруша, от которого произошла вся Вселенная, и в том числе представители четырех каст индийского общества.

В Ригведе мы впервые встречаемся с представлением о Едином. «Един Огонь, многоразлично возжигаемый, едино Солнце, все проникающее, едина Заря, все освещающая, и едино то, что стало всем [этим]». Из единства реальности вытекает важное в философском смысле представление Вед о единстве истины, по-разному называемой мудрецами.

В каждом человеке есть индивидуальная душа — атман, которая соотносится с Единым, как капля воды с океаном, как воздух, запечатанный в сосуде, с воздухом вокруг него. Приобщение к Единому идет через молитвы, ритуалы жертвоприношений, изучение Вед и т. д. Идеальная жизнь, по Ведам, предполагает жертвенные церемонии, гостеприимство, милосердие, любовь к людям, защиту живого.

Нравственный долг человека — дхарма — в соответствии с одним из древнейших индийских правовых трактатов «Законы Ману» предполагает наличие десяти качеств — это «постоянство, снисходительность, смирение, непохищение, чистота, обуздание чувств, благоразумие, знание Вед, справедливость и негневливость».

Упанишады.

Большое значение в древнеиндийской традиции придавалось непосредственной передаче знания. «Лишь знание, полученное от учителя, ведет по самому прямому пути». Упанишады буквально и значат «сидеть подле». Имеется в виду ученик, слушающий наставления учителя и его разъяснения священных книг Вед. На стадии Упанишад более ценятся не жертвоприношения, а размышления. В Ведах Единое представляет собой в соответствии с мифологией Бога. Но уже в Упанишадах Единое — безличное начало.

Человек в Упанишадах образно определяется так: «Знай, что атман — это едущий в колеснице, тело — колесница. Знай, что разум — возница, мысль поистине узда. Говорят, что чувства — это кони, а то, что действует [на чувства], — их пастбище. Мудрецы говорят, что упряжка из тела, чувств и мыслей и есть наслаждающийся [атман]».

Душа человека не умирает вместе с телом («если кто-либо умирает, он скрывается и люди перестают его видеть»), а перевоплощается в другого человека, животное или растение в зависимости от того, как он жил в предыдущей жизни — другими словами, какая у него карма. Это представляется наглядно в виде колеса жизни — сансары. Человек состоит из намерения. «Каков замысел человека в этом мире, таким он будет в том мире». Вследствие греха телесных деяний человек идет к состоянию неподвижности (т. е. возрождается растением), греха словесных деяний — к состоянию животного, греха умственных деяний — к состоянию человека низкого рождения.

Так как чувственный мир — иллюзия, тот, кто ищет земных благ, заблуждается. Он ищет приятного и тем самым удаляется от истины. Жизнь в реальном мире неистинна, поэтому цель человека — достигнуть такого нравственного совершенства, чтобы преодолеть колесо перевоплощений и больше не рождаться вовсе. Упанишады ориентируют на внутреннее очищение разума: «не ненавидь и не поддавайся гневу, злости и жалости». Этика Упанишад индивидуалистична, но в идеале индивидуализм преодолевается в слиянии с Единым. В стремлении к нему преодолевается эгоизм, из которого возникает все дурное.

Интерес Упанишад к Единому объясняется тем, что человек смертен и единственный способ мыслить его вечность в том, чтобы представить его как часть, а еще лучше как тождество с Единым. Это и стало основной целью индийской философии.

Контрольные вопросы.

1. Что такое реинкарнация и закон кармы?

2. Как соотносятся Единое и майя?

3. Каково основное содержание Вед и Упанишад?

4. Что такое атман?

5. Что такое ахимса?

6. Какова роль этики в индийской культуре?

7. В чем специфика отношения индийской культуры к проблемам жизни и смерти?

Рекомендуемая литература.

Весть: Книга советско-индийской дружбы/Сост. Н. Скалдина. — М.; Дели, 1987.

Древнеиндийская философия/Сост. В.В. Бродов. — М., 1963. Дхаммапада. — М., 1960.

Классическая йога. — М., 1992.

Махабхарата. Рамаяна. — М., 1974.

Открытие Индии: Философские и эстетические воззрения в Индии XX в./Под ред. Э. Комарова и др. — М., 1987.

Радхакришнан С. Индийская философия: В 2 т. — М., 1956.

Ригведа. — М., 1972.

Упанишады: В 3 кн. — М., 1992.

 

Глава 3

Предпосылки философии в древнем Китае

Двумя основными особенностями китайского национального характера являются обращенность к проблемам мира, в котором человек живет, и преимущественная нацеленность на исследование взаимоотношений людей. Китай соседствует с Индией, и часто мудрость обоих великих народов объединяют, говоря о философии Дальнего Востока. Вместе с тем эти народы очень сильно отличаются своими взглядами, даже постановкой проблем. Индийская культура основана на представлении о перевоплощении душ и воздаянии; китайская исходит из того, что «рождение — начало человека, смерть — его конец… Смерть наступает один раз, [человек] не возвращается». Индийцы думают о том, как выйти из колеса перевоплощений и обрести вечное блаженство вне мира; китайцы считают, что «жизнь — это хорошо, а смерть — это плохо». Индийская мысль создает учение о Едином, которое является основой бытия и высшей истиной; китайская — учение о двух противоположных началах — «ян» и «инь», господствующих в нашем мире.

Если душа человека — часть Единого, это служит оправданием индивидуализма, характерного для индийской культуры. Поэтому современный индийский философ Раджнеш говорит: «Я не спаситель. Я спас самого себя, а вы должны спасти себя». Совсем иначе ориентирована нравственно-философская мысль Древнего Китая. Конфуций, сопоставляя личный успех человека с делами в государстве, говорил:

Итак, если бы Конфуцию предложили стать миллионером в нищей стране, лишившейся мощи и достоинства, он вряд ли согласился бы.

Это не значит, впрочем, что можно оправдывать собственное зло влиянием окружения. Человек сам отвечает за свои поступки. «Осуществление человеколюбия зависит от самого человека, разве оно зависит от других людей?» — риторически спрашивал Конфуций.

Исходя из социально-практической устремленности китайской мысли, иным, чем в Индии, был и престиж мудрецов. Их ценили не за взгляды, а за службу, которая считалась обязательной, и термин «использовать», который при этом применялся, удачно передает суть дела.

Философское представление о природе.

Среди натурфилософских представлений Древнего Китая следует отметить учение о пяти стихиях: воде, огне, земле, дереве и металле. «Вода увлажняется и течет вниз, огонь горит и поднимается вверх, дерево сгибается и выпрямляется, металл подчиняется [внешнему воздействию] и изменяется, земля принимает посев и дает урожай». Пять стихий соотносятся с пятью вкусовыми ощущениями. «То, что увлажняется и течет вниз, создает соленое; то, что горит и поднимается вверх, создает горькое; то, что сгибается и выпрямляется, создает кислое; то, что подчиняется [внешнему воздействию] и изменяется, создает острое; то, что принимает посев и дает урожай, создает сладкое».

Интересно сопоставить это учение с натурфилософскими представлениями древних греков, возникшими примерно в то же время, с их четырьмя главными элементами: водой, воздухом, огнем и землей.

В «Книге перемен» большое место занимают рассуждения о двух противоположных началах, взаимодействие которых обусловливает появление вещей, смену явлений природы и т. д. Эти начала: «ян» и «инь» — соответственно светлое и темное, твердое и мягкое, мужское и женское, успешное и неудачное. Представление о двух противоположных началах, взаимодействие которых является движущей силой раздвоения мира, получило название диалектики.

В «Толкованиях к „Книге Перемен“» образование мироздания объясняется так. Первоначально существовал хаос. Борьба противоположностей внутри него привела к становлению неба и земли. В результате их взаимодействия сформировались четыре сезона года, а установившееся единство между небом, землей и четырьмя сезонами привело к возникновению ветра, грома, воды, огня, гор и болот, а также человеческого общества.

Ритуал.

Постоянство китайцы хотели обрести на земле, а не по ту сторону жизни. Отсюда значительная роль, которая отводится ритуалу (знаменитые китайские церемонии) и чувству долга.

Чтобы достичь согласия и устойчивости в быстротекущем мире, китайцы нашли способ, аналогичный медитации индийцев, но вполне земной. С его помощью текучее становится неподвижным. «Ритуал — высшая мера поведения людей, как безмен — высшая мера веса», — писал Сюнь-цзы. Цель китайцев — не изменение и прогресс, а благоденствие как результат постоянства, охраняемого ритуалом и долгом. Отсюда традиционное миролюбие китайцев, которое сродни миролюбию индийцев. Стремление к устойчивости как повторению прошлого — общая черта китайского понимания времени, а будущее имеет религиозное оправдание лишь постольку, поскольку оно способно узаконить простое продолжение, точное и верное воспроизведение прошедшего.

Поскольку, однако, чувственное бытие текуче, возникает проблема обеспечения гармонии начал, являющейся источником развития. «А ведь гармония фактически рождает все вещи, в то время как единообразие не приносит потомства. Уравнение одного с помощью другого называется гармонией, благодаря гармонии все бурно развивается и рождаются предметы. Если же к вещам одного рода добавлять вещи того же рода, когда вещь используется до конца, ее приходится выбрасывать. Именно поэтому покойные ваны смешивали землю с металлом, деревом, водой и огнем, создавая благодаря этому все вещи» — эти слова сказаны в VIII в. до н. э. Все существующее, стало быть, результат гармонии между «ян» и «инь». «Связь между двумя началами порождает гармонию, а затем рождается все сущее».

Стремление к постоянству связано у китайцев с тем, что они так же, как и индийцы, признают неизменное более истинным. Для самой возможности познания необходим покой — здесь китайская мысль также солидарна с индийской. Сердце выступает органом познания, а сердечный покой дает возможность достичь истины.

Три мыслителя.

Три величайших мыслителя Древнего Китая, которым следует уделить наибольшее внимание, — покрытый ореолом таинственности Лао-цзы, всеми почитаемый Конфуций и мало кому ныне известный Мо-цзы, который, однако, сформулировал за четыре с лишним века до Рождества Христова концепцию всеобщей любви.

Знакомство со взглядами этих мыслителей облегчается тем, что имеются три текста, прямо связанные с их именами. Правда, авторство Лао-цзы и время написания «Дао дэ цзина» нельзя считать точно установленными; основной канон конфуцианства написан не самим Конфуцием, а представляет собой записи учеников; трактат «Мо-цзы» тоже, скорее всего, написан его последователями, хотя это единственный из трех связный текст с внутренней логикой в пределах глав, а не просто сборник афоризмов.

Лао-цзы.

Лао-цзы — прозвище, означающее «старый учитель». Сведений о его жизни очень мало, но известно, что он был хранителем императорского архива Чжоуского двора — величайшего книгохранилища Древнего Китая.

Жившего ранее двух других великих китайских мыслителей Лао-цзы (VI–V вв. до н. э.) нелегко понять не только потому, что основное его понятие «дао» очень неоднозначно: это и «главное над множеством вещей», и «матерь земли и неба», «первооснова мира», и «корень», и «путь»; но и потому, что в постижении этого понятия мы не имеем возможности (как, например, в древнеиндийской и других культурах) опереться на какие-либо мифологические образы, которые облегчили бы усвоение. Дао столь же неопределенно у Лао-цзы, как понятие Неба во всей китайской культуре.

Дао — источник всех вещей и основа функционирования бытия. Одно из определений дао — «корень». Корень находится под землей, его не видно, но он существует до растения, которое из него появляется. Так же первично и невидимое дао, из которого продуцируется весь мир.

Дао понимается и как естественный закон развития природы. Основное значение иероглифа «дао» — «дорога, по которой ходят люди». Дао — путь, по которому идут люди в этой жизни, а не только нечто вне ее. Человек, не знающий пути, обречен на заблуждение, он заблудший.

Дао можно трактовать и как единство с природой через подчиненность одинаковым законам. В этом значении дао созвучно понятию «риты» в индийской философии. «Путь благородного мужа начинается среди [обычных] мужчин и женщин, но его глубинные [принципы] существуют в природе». Коль скоро существует этот всеобщий закон, нет необходимости в каком-либо моральном законе — как в естественном законе кармы, так в искусственном законе человеческого общежития.

Дао ищется в себе. «Кто знает самого себя, тот сможет выяснить [сущность вещей], а кто знает людей, тот способен вершить дела». (Сравни с античным «познай самого себя».) Чтобы познать дао, надо освободиться от собственных страстей. Познавший дао достигает «естественного равновесия», потому что все противоположности приводит в гармонию и достигает самоудовлетворения.

Дао ничего не желает и ни к чему не стремится. Так же должны поступать и люди. Все естественное происходит как бы само собой, без особых усилий личности. Естественному ходу противопоставляется искусственная деятельность человека, преследующего свои эгоистические, корыстные цели. Такая деятельность предосудительна, поэтому основным принципом Лао-цзы выступает недеяние (увэй). «Дао постоянно осуществляет недеяние, однако нет ничего такого, что бы оно ни делало». Здесь опять диалектика. Увэй не есть пассивность, а, скорее, непротивление естественному ходу событий и деятельность в соответствии с ним.

Даосизм.

Какое значение имеет эта далекая от нашего миропонимания концепция для современности?

Лао-цзы считается основателем даосизма — направления китайской мысли, дошедшего до наших дней. На близость даосизма к нарождающемуся новому пониманию природы указывают экологи. Лао-цзы советует приспособляться к естественным циклам, указывает на самодвижение в природе и на важность равновесия, и, возможно, понятие «дао» является прообразом современных представлений о космических информационных поясах.

В трактате «Чжуан-цзы» сообщается о беседе Лао-цзы с Конфуцием, которая могла состояться между 518 и 511 г. Была она на самом деле или нет — неизвестно, но сообщение о ней ценно в том смысле, что показывает различия между двумя крупнейшими мыслителями Древнего Китая. Лао-цзы в этой беседе сказал Конфуцию: «Гуманность и справедливость, о которых ты говоришь, совершенно излишни. Небо и земля естественно соблюдают постоянство, солнце и луна естественно светят, звезды имеют свой естественный порядок, дикие птицы и звери живут естественным стадом, деревья естественно растут. Тебе также следовало бы соблюдать [естественное] дао и его дэ [проявление]. Нет необходимости с усердием распространять учение о гуманности и справедливости… Этим ты только смущаешь народ».

Вместе с тем признание человеколюбия основой отношений между людьми принесло славу Конфуцию.

Конфуций.

Младший современник Лао-цзы Конфуций (ок. 551 — ок. 479 до н. э.) отдает традиционную для китайской культуры дань Небу как творцу всех вещей и призывает беспрекословно следовать судьбе, но главное внимание уделяет сознательному конструированию необходимых для нормального функционирования общества социальных связей.

Родился «учитель Кун» в бедной семье, рано остался сиротой и познал нужду, хотя, по преданию, происходил из царского рода. Он занимал невысокие должности в царстве Лу, путешествовал, а вернувшись на родину, жил в окружении многочисленных учеников. Основное произведение Конфуция «Лунь юй» («Беседы и высказывания») было записано его учениками и пользовалось на протяжении всей последующей истории Китая такой популярностью, что его заставляли даже заучивать наизусть в школах. Оно начинается фразой, почти дословно совпадающей с хорошо нам известной: «Учиться и время от времени повторять выученное».

Деятельность Конфуция, как и Лао-цзы, приходится на трудный для китайского общества период перехода от одной формации — рабовладельческой, к другой — феодальной, и в это время было особенно важно не допустить крушения социальных устоев. К этой цели Конфуций и Лао-цзы шли разными путями.

Примат нравственности, проповедуемый Конфуцием, определялся стремлением китайского духа к устойчивости, спокойствию и миру. Учение Конфуция посвящено тому, как сделать счастливым государство через рост нравственности прежде всего высших слоев общества, а затем и низших. «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклониться [от наказаний] и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуалов, народ будет знать стыд, и он исправится».

Нравственный образец для Конфуция — благородный муж: преданный, искренний, верный, справедливый. «Благородный муж ко всему подходит в соответствии с долгом; совершает поступки, основываясь на ритуале, в словах скромен, в поступках правдив». Противоположность благородного мужа — низкий человек. «Благородный муж ко всем относится одинаково, он не проявляет пристрастия; низкий человек проявляет пристрастие и не относится ко всем одинаково». «Благородные живут в согласии [с другими людьми], но не следуют за ними, низкие следуют [за другими людьми], но не живут с ними в согласии».

Золотая середина.

Стремление к реалистичности привело Конфуция к следованию правилу «золотой середины» — избегания крайностей в деятельности и поведении. «Такой принцип, как „золотая середина“, представляет собой наивысший принцип. Люди [уже давно не обладают] им».

Понятие середины тесно связано с понятием гармонии. Благородный муж «…[строго придерживается] середины и не склоняется ни в одну сторону. Именно в этом и состоит подлинная сила! Когда в государстве царит порядок, [он] не отказывается от того поведения, [какое у него было раньше]… Когда в государстве отсутствует порядок, [он] не изменяет своим принципам до самой смерти». Так же отвечали и греческие философы. Но благородный муж не безрассуден. «Когда в государстве царит порядок, его слова способствуют процветанию; когда в государстве нет порядка, его молчание помогает ему сохранить себя».

Большое значение как в истории Китая, так и в учении Конфуция приобретает следование определенным, раз и навсегда заведенным правилам и церемониям. Будда отказался от жертвоприношений, следуя принципу ахимсы. А Конфуций возразил желавшему положить конец обычаю принесения в жертву животных: «Ты заботишься о баране, а я забочусь о ритуале». На вопрос, что значит не нарушить принципов, Конфуций ответил: «При жизни родителей служить им, следуя ритуалу. Когда они умрут, похоронить их в соответствии с ритуалом и приносить им жертвы, руководствуясь ритуалом». «Использование ритуала ценно потому, что оно приводит людей к согласию». Ритуал признает только те поступки, которые освящены и проверены традицией. «Почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости».

Цель ритуала — добиться не только внутрисоциальной гармонии, но и гармонии с природой. «Ритуал [основан на] постоянстве [движения] неба, порядке [явлений] на земле и поведении народа. Раз небесные и земные явления [происходят] регулярно, то и народ берет их за образец, подражая ясности небесных [явлений], и согласовывается с характером земных [явлений]… Но если этим злоупотреблять, то все перепутается и народ утеряет свои природные качества. Поэтому для поддержки этих [природных качеств] и создан ритуал».

Ритуал, по живописному выражению, «это красочность долга». «Что называется долгом человека? Отец должен проявлять родительские чувства, а сын — почтительность; старший брат — доброту, а младший — дружелюбие, муж — справедливость, а жена — послушание, старшие — милосердие, младшие — покорность, государь — человеколюбие, а подданные — преданность. Эти десять качеств и именуются человеческим долгом».

Конфуций провозгласил принцип, который красной нитью проходит через всю историю этики: «Не делай людям того, чего не желаешь себе». Конфуций не был первым, кто сформулировал эту нравственную максиму, названную впоследствии «золотым правилом этики». Она встречается еще во многих древних культурах, а затем у философов Нового времени. Но в этом изречении выражена суть основных понятий Конфуция — человеколюбия, гуманности.

Встречаем мы у Конфуция и много других мыслей относительно правил общежития. «Не печалься о том, что люди тебя не знают, а печалься о том, что ты не знаешь людей». «В дела другого не входи, когда не на его ты месте». «Слушаю слова людей и смотрю на их действия».

Понимая значение знаний, Конфуций предостерегал от преувеличенного представления о собственных знаниях: «Зная что-либо, считай, что знаешь; не зная, считай, что не знаешь, — это и есть [правильное отношение] к знанию». Он подчеркивал важность соединения обучения с размышлением: «Напрасно обучение без мысли, опасна мысль без обучения».

Лао-цзы, по преданию, уехал из Китая на запад (в Индию), и эта легенда отражает его близость к индийской мысли. Но и наиболее точно выразивший дух китайского народа Конфуций тоже потерпел неудачу в распространении своих взглядов. Сходство между Лао-цзы и Конфуцием в том, что оба они в соответствии с архетипом китайской мысли искали постоянства, но Лао-цзы нашел его в недеянии, а Конфуций — в постоянстве деятельности — ритуале. Общим был и призыв к ограничению потребностей. Различие же между ними в том, что они считали более важным. Но и Лао-цзы писал о человеколюбии, и Конфуций сказал: «Если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть».

Мо-цзы.

Современник Сократа Мо-цзы (ок. 479 — ок. 400 до н. э.) (служилый человек, а затем учитель), подобно Сократу, отождествлял мудрость и добродетель, а своей проповедью любви был близок Христу. Принцип всеобщей любви Мо-цзы сформулировал в четкой форме, противопоставив любовь, «не знающую различий по степени родства», любви отдельной, эгоистической. Отметим, что любовь (в понимании Мо-цзы) касается отношений между людьми, а не к Богу, как в христианстве.

Лао-цзы и Конфуций подчеркивали значение воли Неба как высшей силы. По Мо-цзы, события нашей жизни зависят не от воли Неба, а от прилагаемых человеком усилий. Однако Небо имеет мысли и желания. «Следовать мыслям Неба — значит следовать всеобщей взаимной любви, взаимной выгоде людей, и это непременно будет вознаграждено. Выступления против мыслей Неба сеют взаимную ненависть, побуждают причинять друг другу зло, и это непременно повлечет наказание». Авторы «Истории китайской философии» правильно пишут, что Мо-цзы использовал авторитет Неба как идеологическое оружие для обоснования истинности своих взглядов. Так же впоследствии Маркс использовал представление об объективных законах общественного развития.

Подобно всем великим утопистам Мо-цзы создал свою концепцию идеального государства и даже представление о трех последовательных фазах общественного развития: от эры «неустройства и беспорядков» через эру «великого благоденствия» к обществу «великого единения». Чем не привлекательная перспектива! Ведь все люди хотят перехода от неустройства и беспорядков к благоденствию и единению. В отличие от Конфуция Мо-цзы отрицал судьбу, необходимость ритуалов, преклонение перед древними обычаями, например обязательность изучения музыки, стрельбы из лука и пр.

Взгляды Мо-цзы были очень популярны в IV–III вв. до н. э., но потом реализм Конфуция все же победил в практичной душе китайца. Учение Конфуция также устремлено к идеалу, но идеалу нравственного самосовершенствования. Мо-цзы был социальным утопистом и хотел принудительного внедрения всеобщего равенства. Конфуций занял место между Лао-цзы, с его недеянием, и Мо-цзы, с его насилием; и его концепция оказалась «золотой серединой» между пассивностью и экстремизмом.

Двумя великими народами — индийским и китайским — заложена содержательная база философии как дисциплины. Но для того, чтобы сформировалась философия, нужны формальные предпосылки: метод получения результатов и их общезначимость. Эти предпосылки обеспечила древнегреческая мысль, начиная с Сократа, который не только, по справедливому заключению Диогена Лаэртского, «ввел этику», но и создал философию, став ее олицетворением.

Контрольные вопросы.

1. Каково значение понятий «ян» и «инь» в китайской культуре?

2. В чем основные отличия китайской культуры от индийской?

3. Каковы натурфилософские представления Древнего Китая?

4. Каково значение ритуала в китайской культуре?

5. Что такое «дао»?

6. Каковы представления об общественном устройстве в Древнем Китае?

7. Какое значение имеет китайская культура для становления философии?

Рекомендуемая литература.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. — сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1. — ч. 1.

Быков Ф.С. Зарождение политической и философской мысли в Китае. — М., 1966.

Древнекитайская философия: В 2 т./Сост. Ян Хин Шун. — М., 1972, 1973.

История китайской философии/Под ред. М.Л. Титаренко. — М., 1989.

Шицзин. — М., 1987.

Щуцкий Ю.К. Китайская классическая «Книга перемен». — М., 1960.

 

Глава 4

Становление философии в древней Греции

Миф и осевое время.

В книге «Истоки истории и ее цель» немецкий философ К. Ясперс определил время около 2500 лет тому назад как осевое и определяющее в дальнейшей судьбе человечества. В этот период человек начал осознавать бытие как целое, себя как личность, свои возможности. Он ощутил безграничность мира, собственное бессилие и самоценность. Сознание стало самосознанием, мышление обратилось к самому себе. Усилились внутренние духовные конфликты.

«В осевое время произошло открытие того, что позже стало называться разумом и личностью». Однако духовный порыв не был подхвачен большинством населения, и, когда осевой период потерял свою творческую силу, начался процесс догматизации достигнутых результатов. Вскоре во всех трех регионах — Древней Индии, Древнем Китае, Древней Греции — образовались созданные завоевателями империи, правители которых, впрочем, поддерживали сформировавшиеся в осевой период буддизм, конфуцианство, греческую философию, способствуя их вхождению в сокровищницу мировой культуры. «Тем, что свершилось тогда, что было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня. В каждом своем порыве люди, вспоминая, обращаются к осевому времени, воспламеняются идеями той эпохи».

Несколько очагов загорелось почти одновременно и, по-видимому, независимо друг от друга, но только в одном из них — Древней Греции — пламя разума и творческого горения достигло того, что заслужило названия философии. Почему произошло именно так? Дело в том, что помимо общих причин, имевших место во всех трех регионах, — развития мифологии и культуры в целом и благоприятной политической ситуации — в Древней Греции существовали еще и специфические причины, которых не было у других народов. Философия не только обязана древним грекам своим именем, она близка именно греческому духу.

Философия зародилась за 500 лет до Рождества Христова и начала нашей эры в Древней Греции — богатой рабовладельческой стране с разнообразной культурой. В многочисленных мифах о возникновении и управлении Вселенной действовал целый сонм богов во главе с Зевсом. Примерно за 700 лет до появления философии были созданы Гомером выдающиеся произведения литературы — «Илиада» и «Одиссея».

Рабы выполняли в Древней Греции все тяжелые работы, у свободных людей было много досуга и денег, нажитых ремеслами и торговлей. Процветало театральное искусство, особенно в жанре трагедии. Произведения Эсхила, Софокла и Еврипида с интересом смотрят и сейчас. Посещение спектаклей считалось обязательным для свободных людей. Амфитеатры, в которых показывали трагедии, могли вместить несколько тысяч жителей города. Широкое распространение получили скульптура, музыка и физкультура. Древняя Греция — родина Олимпийских игр. Слово «гимнастика» имеет тот же корень, что и «гимназия» (так назывались до 1917 г. школы в России, и это слово снова входит в оборот), потому что в древнегреческих гимнасиях не только изучали науки, но занимались атлетическими и физическими упражнениями на различных снарядах, уделяя им по нескольку часов в день. Поговорка «В здоровом теле — здоровый дух» пришла из Древней Греции. Образование было направлено на то, чтобы воспитать целостного, гармонически развитого человека, о чем мечтают и поныне.

Гармонически развитый человек должен быть умным. Но можно ли научить уму-разуму? Чувство собственного достоинства, свойственное грекам, не переходило в самомнение и сознание собственной непогрешимости, и они оставались достаточно критичными в области мышления.

Подлинно мудрые называли себя в отличие от софистов философами, т. е. не мудрецами, а лишь любящими мудрость. Многие удивятся: при чем здесь любовь, если речь идет о знании? На самом же деле, именно любовь побуждает человека трудиться с желанием, без которого он не добьется успеха в выбранной им деятельности.

Философия начинается с критического анализа достижений культуры, прежде всего различных мифов, чтобы путем рассуждений удостовериться в их истинности. Но возникновению философии способствовали еще и обстоятельства, специфичные для Древней Греции. Прежде всего, там существовала прочная традиция свободных дискуссий, развившаяся в эпоху демократии — власти народа (от «демос» — народ, «кратос» — власть), когда все свободные граждане собирались на главной площади города и совместно обсуждали общие дела, выслушивая всех желающих и принимая решения большинством голосов. Древние греки владели искусством выражать свои мысли, что было необходимо для убеждения других в собственной правоте. Тот же, кого не хотели слушать, мог переехать в другой город (Древняя Греция состояла из независимых городов-государств) и проповедовать свои взгляды там. Вот этой возможностью и способностью рассуждать, особым, рациональным складом ума, необходимым для философствования, греческий народ и отличался от других.

Особо следует подчеркнуть, что философы в Древней Греции были свободными людьми, отдававшими себя полностью философии. Они не были жрецами, как в Древней Индии, что привязывало бы их к традиционной религии, и не обязаны были находиться на государственной службе, как в Древнем Китае, что связывало бы их с существующими социальными традициями. Греческие философы были полностью свободны в своих действиях и не подчинялись никому, кроме собственной совести, а это как раз то, что необходимо для развития философии.

Конечно, люди мыслили со времен своего появления на Земле. В широком понимании мудрого, целостного постижения бытия философия существовала во всех культурах. Она зародилась именно в Древней Греции. Мудрые изречения мы находим и в произведениях, созданных на Ближнем Востоке, в Древней Индии, Древнем Китае, но философия как дисциплина с определенной системой понятий начинается там, где человек теоретически выделяет себя из окружающего мира и начинает рассуждать об отвлеченных понятиях, формирующихся в мозгу и выступающих в качестве предмета мышления (т. е. того, о чем мыслят).

Еще одна причина появления философии именно в Древней Греции, тесно связанная с другими, — высокий престиж «любящих мудрость». Когда, завоевав очередной город, Александр Македонский подошел к сидящему на земле философу, чтобы облагодетельствовать его, и, нагнувшись над ним, спросил: «Что я могу для тебя сделать?», Диоген Синопский гордо ответил: «Отойди, не загораживай мне солнца». И Александр Македонский не наказал дерзнувшего отказаться в довольно грубой форме от помощи «властителя Вселенной», а сказал, обратившись к приближенным: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном». Да ведь и учителем его был знаменитый философ Аристотель.

Милетская школа.

Откуда произошло все существующее в мире? Этот вопрос с давних времен волнует людей, и философия ищет на него ответ. Древнегреческие философы смогли критически переосмыслить мифы и сформулировать представление о первоначалах, из которых, по их мнению, все существующее возникло. Фалес (ок. 625 — ок. 545 до н. э.) признавал первоосновой воду, Гераклит (ок. 544–483 до н. э.) — огонь, Анаксимен (585–525 до н. э.) — воздух, другие — землю, число, атом, идею и т. п. Конечно, это совсем не та вода и не тот атом, какие мы знаем сейчас. «Вода» Фалеса — невидимая сущность, из которой все образовалось, как из семени, и прообразом которой является видимая всеми вода. То же самое можно сказать и о других первоначалах, открытых древнегреческими философами.

Анаксимандр (ок. 611–545 до н. э.), отходя от аналогии с видимыми веществами, предложил в качестве исходной сущности беспредельное (апейрон). Представление о мельчайших частицах, из которых состоят все тела, принадлежит Анаксагору (ок. 500–428 до н. э.), который называл их гомеомериями («подобными частицами»), поскольку из них происходят все вещи, подобные своим невидимым прообразам. Он считал, что в каждом из тел содержатся любые частицы, но имеет оно облик в соответствии с тем, какие частицы в нем преобладают. Гомеомерии, которых бесконечно много, содержат все разнообразие мира как бы в миниатюре.

Философия — искусство рассуждения, способ обучения критическому мышлению. Только возникновением новой традиции обсуждения мифов, основу которой составляет «изобретение критического мышления», можно «объяснить тот факт, что в ионийской школе три первых поколения философов создали три различных философских учения». Имеются в виду Фалес, Анаксимандр и Анаксимен.

Эту школу также называют милетской, поскольку трое ее главных представителей жили в Милете, крупнейшем городе средиземноморского побережья малой Азии — Ионии. На примере этой первой в истории философии школы можно также понять, что собой представляет философская школа как таковая и в чем ее специфика. Философская школа в широком смысле слова представляет собой направление, которое создается учителем и его учениками и может существовать в течение нескольких поколений. Представители данной школы решают одну или несколько близких философских проблем (например, представители милетской школы занимались поисками первоначала). Спецификой философских школ является то, что их представители могут приходить к разным выводам.

Пифагор.

Виднейшим представителем другой школы — италийской (ее представители жили в греческих колониях в Италии) — был древнегреческий математик и философ Пифагор. Пифагору принадлежит концепция, согласно которой основу явлений природы составляют числа, образующие «порядок». Мысль Пифагора как математика развивалась следующим образом. В основе функционирования мира лежат законы природы, которые могут быть выражены математически в виде определенного соотношения чисел. Оно и образует порядок, которому подчиняются и движение небесных тел, и музыкальная мелодия. Само слово «космос», которое сейчас обозначает все находящееся вне Земли, в переводе с греческого — «порядок» (поэтому слова «космос» и «косметика» однокоренные, косметика буквально переводится как приведение себя в порядок). Небесные тела не вращаются произвольно, а их движение подчиняется закону всемирного тяготения, и, подставляя в формулу данного закона соответствующие числа, мы узнаем, где будет находиться в любой момент времени данное небесное тело. Конечно, закон всемирного тяготения был открыт гораздо позже, но здесь дело в принципе первичности объективных законов природы, выраженных в соотношении чисел, что и имел в виду Пифагор. Отметим также, что в отличие от представителей милетской школы, у которых первоначала являются вещественными, материальными (вода, воздух), «число» Пифагора — нетелесное, нематериальное начало. Число как таковое, как и мысль, нельзя ни увидеть, ни услышать, ни осязать. Гегель писал, что учение пифагорейцев — один из промежуточных этапов на пути от признания первоначал физическими к признанию их идеальными, на пути от милетской школы к Платону.

Так постепенно обогащался понятийный аппарат философии, поскольку «число» Пифагора уже не математическое понятие (так же, как «вода» Фалеса — не физическое), а философское. Соответственно расширялась база философских исследований. Чем больше слов существует в языке, тем больше предложений может быть составлено. Точно так же, чем больше понятий существует в философском языке, тем плодотворнее процесс философствования.

Демокрит.

Особо следует остановиться на учении Демокрита (ок. 460 — ок. 371 до н. э.), и не только потому, что он ввел понятие идеи — понятие, которое затем вошло в качестве главного в философскую систему, послужившую основой нового направления.

Мельчайшие неделимые и непроницаемые частицы, из которых состоят все тела, Демокрит называл идеями (другое, ставшее общепринятым, название этих частиц — атом). Атомы («эйдосы») бесконечны по числу и отличаются размерами, положением, порядком и внешними формами, которые также бесконечно разнообразны — шаровидные, пирамидальные, крючковатые и т. п.

Атомы не имеют чувственно воспринимаемых качеств. «[Лишь] в общем мнении существует сладкое, в мнении — горькое, в мнении — теплое, в мнении — холодное, в мнении — цвет, в действительности же [существуют только] атомы и пустота».

Демокрит допустил наличие пустоты между атомами, чтобы объяснить возможность их движения. В Новое время понятие атома вошло в физику для обозначения частиц, из которых состоят молекулы, пустоту стали называть вакуумом.

Элейская школа.

Наиболее известными представителями элейской школы были Парменид (ок. 540–480 до н. э.) из Элеи, города в Южной Италии, и его последователь Зенон Элейский (ок. 490–430 до н. э.). Начнем с рассмотрения взглядов представителей этой школы на движение, которые коренным образом отличались от взглядов Демокрита.

Еще Диодор Крон сформулировал «популярный аргумент в пользу неподвижности, говоря: если что-либо движется, то оно движется или в том месте, в котором находится, или в том, в котором не находится; но оно не движется ни в том, в котором находится (поскольку оно в нем пребывает), ни в том, в котором не находится (поскольку оно не находится в нем); следовательно, ничто не движется».

Возразить на это, по всей видимости, просто. «Каким образом упраздняющий движение апоретик, выйдя поутру из дома и справив житейские дела, опять возвращается домой? Все это неопровержимо, [говорят они], свидетельствует о движении. Отсюда один из древних киников на силлогистическое рассуждение против движения ничего не ответил, но, встав, прошелся, обличая этой очевидностью неразумие софистов».

Древний спор прокомментировал А.С. Пушкин:

Вопрос о движении действительно не так прост, как может показаться на первый взгляд. Зенону Элейскому принадлежат знаменитые апории (парадоксы). Одна из них утверждает: «Бегун никогда не сможет добежать до конца дистанции, так как для этого ему необходимо сначала преодолеть 1/2 дистанции, затем 1/2 оставшейся половины и т. д. Следовательно, всего бегуну необходимо преодолеть 1/2 + 1/4 + 1/8 + 1/16 +… дистанции. Но чтобы преодолеть бесконечно большое число отрезков, бегуну, по мнению Зенона, необходимо затратить бесконечно большое время».

Другая апория Зенона называется «Ахиллес и черепаха». «Быстроногий Ахилл никогда не может догнать самого медленного животного — черепаху, ибо при условии одновременного начала их движения в момент появления Ахилла на месте черепахи она уже пройдет известное расстояние, и так будет во всех остальных точках пути движения Ахилла и черепахи».

Еще одна апория «Летящая стрела» напоминает приводимый выше аргумент. Если летящая стрела находится в покое каждое мгновение, занимая определенную точку, то она вообще находится в покое, т. е. не движется.

Как относиться к подобным парадоксам? По мнению А.Ф. Лосева, элеаты не отрицали движения как феномена, фиксируемого чувствами, они отрицали только дискретность его, разложимость на сумму отдельных точек. «На самом деле здесь отрицается не движение вообще, но возможность получить движение из отдельных неподвижных и вполне дискретных его точек». Поскольку же мышление оперирует «неподвижными точками», постольку оно не соответствует чувственным данным и надо выбирать какой-то один из критериев истинности. Элеаты выбрали мышление.

В плане современного системного подхода можно сказать, что элеаты утверждали несводимость целого к сумме элементов. Поэтому и одно из основных понятий элеатов — Единое — не сумма чувственно данных элементов. Другими словами, элеаты открыли специфику рационального мышления и предположили существование объекта, соответствующего его выводам.

Единое элеатов в отличие от древнеиндийского Единого и древнекитайского дао рационально, и наличие его обосновывается мышлением. Оно противостоит миру текучих вещей как нечто неподвижное именно из-за того, что рациональное мышление может оперировать только неподвижными сущностями. Подходя к нерациональному Единому древних индийцев, мысль останавливалась. Рациональное Единое элеатов входило в рамки философского обсуждения как одно из важных понятий.

Гераклит.

Противоположной по отношению к элеатам точки зрения на движение придерживался Гераклит из Эфеса (ок. 544–483 до н. э.). Гераклит считается основоположником античной диалектики. Основное его положение — «все движется и ничего не покоится», и поэтому «нельзя дважды войти в ту же самую реку».

По словам Гераклита, Гомер ошибался, призывая: «Пусть исчезнет вражда среди богов и среди людей». «Он не понимал, что молил бога уничтожить Вселенную… все привыкли к войне, и вражда вполне закономерна… война является первопричиной и царем всего, и одних она делает богами, других — людьми, одних — рабами, других — свободными». «Все возникает через борьбу и по необходимости» — такова точка зрения Гераклита.

Все свойства вещей, продолжает Гераклит, относительны и переходят в свою противоположность: «холодное нагревается, горячее охлаждается». Поэтому «одно и то же живое и умершее, молодое и старое, ибо первое исчезает во втором, а второе — в первом». Диалектический ответ на апории (например, о летящей стреле) заключается в том, что сущее одновременно и движется, и покоится. Диалектика есть компромисс между чувствами и мышлением, от которого, впрочем, нет пути ни к развитию чувств, ни к развитию мышления. Лишь тогда, когда мышление, вопреки диктату чувств, начинает осознавать свою самоценность, оно получает действительное развитие. А ведь с точки зрения мышления, по Аристотелю, «невозможно допускать, чтобы какая-либо одна вещь существовала и в то же время не существовала, как считал Гераклит».

Гераклиту принадлежит представление о всеобщей разумной истине, «ибо все человеческие законы питаются единым божественным». Единое божественное господствует над всем и называется «логос». «Мышление обще для всех». Все «желающие говорить разумно должны опираться на это всеобщее». Эти мысли затем развил Сократ в полемике с софистами, о которых уже говорилось во вступительной главе.

Сократ.

О жизни и взглядах Сократа (469–399 до н. э.) известно немало, но, так как сам Сократ ничего не писал, мы судим о нем по книгам его учеников, и прежде всего Платона и Ксенофонта.

В отличие от конкретных наук, истины которых все равно были бы открыты не тем, так другим ученым, в философских рассуждениях огромное значение имеют личность философа, его характер и мироощущение. Поэтому мы уделим особое внимание личности Сократа, которого К. Маркс назвал «олицетворением философии».

Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» пишет, что «Сократ обладал больше всех на свете воздержанием в любовных наслаждениях и в употреблении пищи, затем способностью переносить холод, жар и всякого рода труды и к тому же такой привычкой к умеренности в потребностях, что при совершенно ничтожных средствах совершенно легко имел все в достаточном для него количестве». Он говорил, что «легкое времяпрепровождение и удовольствия, получаемые сразу, без труда, ни телу не могут дать крепости, ни душе не доставляют никакого ценного знания; напротив, занятия, соединенные с упорным трудом, ведут к достижению нравственного совершенства».

Современники отмечали силу воздействия Сократа на окружающих. Один из собеседников вспоминал, что он цепенел от речей Сократа. Слушателям казалось, что нельзя дальше жить так, как они жили. Порой Сократ иронизировал над людскими пороками, и это служило источником обиды.

Вопреки мнению софистов, считавших, что истина относительна, т. е. своя у каждого народа и даже индивида, Сократ подчеркивал всеобщность истин философии. Софисты были правы, утверждая, что боги различны у разных народов, но нравственные ценности, полагал Сократ, должны быть одинаковы для всех людей. Если для софистов мера вещей — индивидуальный человек, то для Сократа — человек как родовое существо.

Прежние религиозные верования и нравственные нормы софисты подвергали анализу и критике, но Сократ пошел дальше их. Его позиция была конструктивной, поскольку он заложил основы новой нравственности, базирующейся на мудрости и вырабатывающей общезначимые ценности. С Сократа начинается этический этап развития греческой философии и философии вообще.

Диоген Лаэртский имел право сказать, что Сократ «ввел этику», потому что он выдвинул формальные основания для создания новой науки и разработал ее метод. Науки существуют постольку, поскольку их истины справедливы для всех. Если бы для одного 2×2 было равно 4, для другого — 5, для третьего — 6, не было бы науки математики. То же самое и в сфере морали. И здесь надо узнать, сколько будет 2×2, и, узнав, все люди будут вести себя, как считал Сократ, в соответствии с этим.

Общепринятые нормы человеческих поступков существуют, по Сократу, потому, что существует общезначимое знание. Надо сообщить это знание людям, точнее, помочь прийти к нему им самим, и тогда все будут вести себя одинаково и перестанут ссориться друг с другом. Знание добродетели заложено внутри человека, и его выявление ведет к всеобщему счастью.

Представление о том, что для всех людей существуют одни и те же ценности, и есть главная заслуга Сократа. Сегодня об этом говорят многие, но еще 2500 лет тому назад философ задал вопрос: что нужно, чтобы социальная жизнь была гармоничной? И ответил: чтобы глубинные духовные ценности были одинаковы для всех.

Существует противоречие в том, что, с одной стороны, человек — мера всех вещей, а с другой стороны, моральные нормы универсальны. Сократ преодолевает его созданием своего метода. Сократ отличался от софистов тем, что не просто учил, т. е. передавал знания, а пользовался методом приведения людей к истине, благодаря которому каждый приходит к ней сам.

Майовтика.

Довести до сознания индивида дремлющее в нем знание призван был сократовский метод майовтики («повивального искусства»). Сократ считал, что спорить надо так, чтобы путем последовательных рациональных шагов мысли человек сам приходил к истине, поскольку истину нельзя внушить, а можно только самостоятельно открыть для себя.

Основным в учении Сократа было то, что к благу, даваемому общезначимым знанием, каждый приходит, что называется, своим умом. Никакие внешние предписания не могут заставить человека вести себя хорошо, и в этом Сократ соглашался с Конфуцием. Человек сам должен понять, что надо поступать именно так, но ему нужно помочь «родить плод добродетели». Отвечая на обвинения, Сократ говорил, что никогда никого ничему не учил, а только не препятствовал другим задавать ему вопросы и задавал вопросы сам. Это и составляло суть того метода диалога и приведения к истине, который исповедовал Сократ.

Диалектика Сократа отличалась от китайской диалектики, которая была прежде всего объективной и не знала искусства спора. «Великое дао не [может быть] названо; великий спор не [может быть решен] словами». А для становления философии нужно именно рациональное обсуждение как способ достижения истины. В этом проявился древнегреческий дух и гений Сократа. Метод Сократа хорош тем, что человек не принуждается к истине, а приходит к ней свободно. Философия — это свобода мысли, а не закабаление ее.

Ученик Сократа — Платон использовал его метод как форму своих произведений, и даже в первом произведении Платона, написанном не в форме диалога, — «Апология Сократа» — диалог между Сократом и его обвинителем Мелетом все же присутствует.

Для того чтобы дремлющее в душе человека знание проявилось, надо, чтобы он совершил над собой усилие познать то, что заложено в нем. Сократ обратил человека к самому себе, призвал его к самопознанию. Отсюда афоризм, который он часто повторял: «Познай самого себя». Это важнейший принцип, с которого берет свое начало этика как практическая философия, размышляющая не над тем, как устроен мир, а над тем, что в этом мире делать человеку и кто он такой.

Все основные направления учения Сократа связаны между собой, выявляя своеобразную структуру его духа. Утверждение «Познай самого себя» происходило из утверждения, что «добродетель есть знание», и, стало быть, нравственное совершенство личности невозможно без познания своих способностей и сил.

Справедливость.

Особый интерес с точки зрения этики представляет взгляд Сократа на сопротивление злу. Лучше терпеть несправедливость, чем причинять ее, хотя и то, и другое плохо, считает Сократ.

В пользу добродетельной жизни Сократ приводит помимо этических космогонический (без справедливости не было бы космоса как «порядка») и теологический (посмертная судьба зависит от того, как человек жил на Земле) аргументы. Многие мотивы сократовского диалога «Горгий» — необходимость ограничения потребностей и др. — будут повторяться затем на протяжении всей истории философии, найдя свою кульминацию в спорах о ницшеанстве с его представлением о воле к власти как движущей причине человеческих устремлений.

Диалог «Горгий» относится к начальному периоду творчества Платона, когда он, как считается, наиболее точно передавал мысли Сократа. В этом диалоге объясняются и суд над Сократом, и его почти добровольная смерть. Сократ поступил так, как считал нужным в соответствии со своими взглядами.

Ученики Сократа.

У Сократа было много учеников, которые образовали школы: киников, киренаиков, мегарцев и т. д. Подобно древнеиндийскому мифу о сотворении людей из тела Пуруши, можно сказать, что из Сократа вышла вся античная философия: из его разума — академики и перипатетики, из его чувств — киники и киренаики, из его иронии — скептики, из его смерти — стоики.

Ученики Сократа получили название «сократиков». Их разделяют на тех, кто развивал все основные направления философии Сократа, и тех, кто занимался каким-то одним направлением. Первых называют полными сократиками и относят к ним Платона и Аристотеля; вторых — неполными сократиками; и среди вторых разделяют тех, кто уделял основное внимание этике, с одной стороны, и логике — с другой. Об этических направлениях, развиваемых учениками Сократа, речь пойдет позже.

Наиболее известным учеником Сократа был Платон. Сократ выработал принцип единства понятий, который позволил Платону создать особый «мир идей». Ему осталось выделить эти понятия в особое место, отделив их от чувственного мира.

Контрольные вопросы.

1. Почему философия зародилась именно в Древней Греции?

2. Каковы натурфилософские взгляды ионийских философов?

3. Что такое атом в понимании Демокрита?

4. В чем суть диалектики Гераклита?

5. Зачем нужны апории Зенона?

6. Что можно сказать о Сократе как личности?

7. В чем ценность метода майовтики?

8. Каков взгляд Сократа на соотношение знаний и добродетели?

9. По каким причинам Сократ предпочел смерть бегству из тюрьмы?

10. Каково значение Сократа для возникновения философии?

Рекомендуемая литература.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. — сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1. — ч. 1.

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1986.

Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. — М.; Л., 1935.

Лосев А.Ф. Античная философия истории. — М., 1977.

Лосев А.Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. — М., 1968.

Материалисты Древней Греции/Под ред. М.А. Дынника. — М., 1955.

Платон. Сочинения: В 3 т. — М., 1968–1972. — т. 1, 2.

Фрагменты ранних греческих философов/Сост. А.В. Лебедев. — М., 1989.

Хрестоматия по истории философии: В 2 ч./Отв. ред. Л.А. Микешина. — М., 1994. — ч. 1.

Ясперс К. Истоки истории и ее цель. — М., 1992.

 

Глава 5

Время Платона

IV век до н. э., начавшийся в Афинах казнью Сократа, стал периодом наивысшего расцвета древнегреческой и мировой философии. Учения Гераклита, Пифагора, Анаксагора, Демокрита, Парменида, Сократа создали основу для глубочайших обобщений и великого синтеза, осуществленного учеником Сократа Платоном (427–347 до н. э.). Отправной точкой стали обстоятельства смерти Сократа.

Сократ отождествил законы, принятые в афинском государстве, с истиной, и незаслуженные обвинения и казнь доказали как его мужество и верность своим взглядам, так и их уязвимость. В этом смысле можно сказать, что смерть Сократа стала источником прозрения для его последователей, и прежде всего для Платона, который понял, что даже принятые большинством населения законы могут не быть правильными, а истина имеет независимый от мнения людей характер.

Платон — самый известный из учеников Сократа. О взглядах и деятельности самого Сократа мы узнаем прежде всего из произведений Платона, поскольку сам Сократ никогда ничего не записывал. В диалогах Платона именно Сократ является главным действующим лицом.

Платон также посвятил свою жизнь исканию истины и достиг в этом совершенства. В качестве знаменитого мыслителя, подобным которому следует стремиться быть, Ломоносов упомянул его в своей «Оде на день восшествия на престол Елисаветы Петровны»:

Платон родился в знатной, царского происхождения семье и получил воспитание в соответствии с античными представлениями об идеальном человеке (так называемой калокагатии, от calos — прекрасный и agathos — хороший), соединяющее в себе внешнюю физическую красоту и внутреннее нравственное благородство. Прозванный Платоном-«широким» — за крепкое сложение, он в юности много путешествовал, в том числе по Италии и Египту; а вернувшись в Афины после неудачной и опасной поездки в Сицилию к тамошнему тирану Дионисию, купил себе дом в афинском пригороде, называвшемся в честь героя Академа, и основал там школу. Она прославила не только самого Платона, но и слово «академия», которым теперь называют самые престижные научные учреждения.

Платоновская Академия, представлявшая собой союз единомышленников, преданных философии и изучавших все тогдашние науки, просуществовала 1000 лет и была закрыта византийским христианским императором Юстинианом в 529 г. С ее закрытием прекратила свое существование античная философия.

Хотя жизнь Платона не очень ярка внешними событиями, он является примером теоретика-мечтателя, который хотел практически применить свои концепции в масштабе небольшого государства. С этой целью он трижды отправлялся в Сицилию к тиранам Дионисию Старшему и Дионисию Младшему, чтобы устроить в их стране идеальное общество.

Платон понял после казни Сократа, что и демократическая власть, убившая его учителя, не идеальна, и создал первую в истории социальную утопию. Ему, однако, не удалось добиться ее реализации.

Диалектика Платона.

Платон воспринял сократовский метод спора, доведя его до совершенства, и учение об общечеловеческой истине использовал для решения основных проблем бытия: как устроен мир, каковы причины развития и т. д. От Платона берет начало термин диалектика (от dialegomai — беседую), а также главное философское направление — идеализм.

По Диогену Лаэртскому, Платон в дополнение к физическому и этическому роду рассуждения ввел третий — диалектический и тем завершил становление философии. Правда, диалектика скорее относится к методу, а этика и физика — к содержанию рассуждений. В одном из диалогов Платона диалектиком называют того, «кто умеет ставить вопросы и давать ответы».

Главным достижением Платона все же является, однако, то, что он разработал концепцию, в соответствии с которой помимо нашего чувственного мира, который мы видим, слышим и т. п., существует еще мир сверхчувственный — мир идей (греческое слово idea означает «образ», а также «вид», «род»). Понятия, которыми пользуются, когда говорят: дерево, дом, человек и т. д., — есть лишь отпечатки невидимого мира, не данного нам в ощущениях. То есть существуют не только отдельные дома, но и дом как таковой, «идея дома».

Мир идей.

Мир идей можно сравнить с таблицей умножения, которую мы тоже не видим и не слышим, но которой пользуемся при расчетах, когда, например, строим дом и т. д. Идеи есть как бы реально существующие вне нас отпечатки наших понятий, но Платон, наоборот, именно понятия, возникающие в мозгу человека, считал отпечатками мира идей, который представлялся ему более реальным, чем мир, подвластный нашим чувствам. Платон сравнивал людей, живущих на Земле, с обитателями пещеры, которым видны через отверстие, ведущее наружу, лишь тени проходящих по поверхности существ.

В стране идей все совершенно, прекрасно и неизменно; и каждая идея представляет собой вечный образец того, что производит природа. «У Платона отношение идеи и материи мыслится как отношение отца и матери, а возникающее от этого брака детище есть любая реальная вещь». Каждая идея представляет собой идеал, к осуществлению которого следует стремиться на Земле. Для того чтобы лучше понять связь между идеей и идеалом, представим круг. Каждый реально изображенный круг есть большее или меньшее приближение к некоему одному, существующему в нашем воображении идеально круглому кругу, который и есть его идея. Платон соглашается с Гераклитом, что в нашем мире все течет и изменяется, но мир идей неизменен, как неизменны боги.

Величие Платона в том, что он построил свое учение на всем материале предшествовавшей философии. Помимо взглядов Гераклита и Сократа он использовал представление Демокрита о том, что все вещи состоят из мельчайших неделимых частиц — атомов (Демокрит обозначал их также словом «идея»); учение Пифагора о том, что в основе вещей лежат числа; учение Анаксагора о гомеомериях (идеи подобны вещам, хотя нечувственны и идеальны в том смысле, что являются «образцами» вещей). Тем самым Платон осуществил глубокий и всесторонний синтез древнегреческой философии.

Мир идей нужен был Платону для обоснования возможности познания вещей в мире, в котором «все течет и все изменяется» (Платон соглашался с Гераклитом, что дважды нельзя войти в одну и ту же реку). Платон соединил диалектику Гераклита с понятиями Сократа и атомами-идеями Демокрита. Выделив чувственный и умопостигаемый миры, Платон придал первому свойство становления, а второму — подлинного существования. «Прежде всего, по моему мнению, надо различать: что всегда существует и никогда не становится и что всегда становится и никогда не существует». Платон сделал это, чтобы решить спор между Гераклитом и Парменидом без отрицания одной из реальностей — путем построения иерархии, в которой один мир — умопостигаемый — предстал более истинным и первичным, а второй — произведением первого. Получилась стройная система, первая в истории философии. Аналог чувственного и умопостигаемого — соответственно люди и боги. Первые смертны и изменчивы, вторые неизменны и вечны. Очевидны параллели Платона и индийской мудрости. Мир идей, как и Единое древних индийцев, не только потусторонен, но представляет собой — как мир идеальных образцов — совершенную реальность.

Синтез Платона показал, что предшествующие философы не только спорили, но вносили свой вклад в создание в дальнейшем некоей целостности, оправдывая пословицу, что в спорах рождается истина. Не во всех, конечно, спорах, а в тех, которые вдохновлены именно поисками истины как высшего блага, а не стремлением одержать победу над противником и прославиться.

Мир идей нужен был еще и потому, что этим Платон объяснял убеждение Сократа, что все люди приходят к одинаковым мыслям — ведь идеи по природе своей одинаковы для всех и содержатся в одном месте, откуда люди и получают их. Наконец, есть еще одна причина, вызывающая необходимость мира идей. Платоновское учение характеризует страстное влечение к идеальному сверхчувственному миру («платоническая любовь») и стремление сделать действительность насколько возможно полным отражением идеала (из-за чего он чуть было не поплатился жизнью, пытаясь создать идеальное государство).

Душа.

Души, по Платону, до соединения с телом человека созерцают вечные идеи. Они обрекаются на существование на 10 000 лет и после смерти тела каждый раз попадают в Аид, ведя там жизнь, зависящую от поведения человека на земле. Этим же определяется и то, в кого она снова воплотится. «Кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству… перейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных». Это происходит на тысячном году пребывания души в потустороннем мире, и, таким образом, общее количество воплощений души, по Платону, равно 10. Учение о переселении душ известно нам по философии Древней Индии, а к Платону оно попало от пифагорейцев.

Душа способна к созерцанию мира идей и к воспоминанию о своем пребывании в нем, и благодаря этому идеи становятся доступны человеку. Представление о знании как воспоминании конкретизирует сократовский метод майовтики. Прежде чем истина появится на свет, она уже существует в душе, и остается только помочь ей «родиться».

Мысли Платона могут показаться нынешнему читателю необычными, однако безотносительно к представлению о душе наличие врожденного знания (существующего в виде инстинкта) подтверждает современная генетика.

Душа, по Платону, состоит из разумной, страстной и вожделенной частей. Она подобна колеснице, управляемой возничим — разумом и запряженной двумя крылатыми конями — страстью и вожделением. Государство также должно состоять из трех частей: классов правителей, воинов, ремесленников и земледельцев. Трем частям души и трем классам общества — каждому присуща своя из трех добродетелей: мудрость, мужество и умеренность. Гармонию всех трех устанавливает четвертая добродетель — справедливость. Наибольшее благо в душе человека и в государстве — это единство и гармония, а наибольшее зло — раздор.

В своих этических воззрениях Платон исходил из предположения Сократа, что добродетель как положительное нравственное качество и знание тождественны и, чтобы правильно вести себя, достаточно знать, что хорошо и что плохо. Считая, вслед за Сократом, что высшая добродетель — мудрость, Платон ставит рядом и другие добродетели и дает классификацию четырех основных добродетелей, которые он нашел в народном сознании. Вводя добродетели, относящиеся к сфере чувств, Платон обогащает этику (мотивами поведения человека, но еще ограничивает себя по методам нравственного совершенствования, замыкаясь в сфере разума. Впоследствии Аристотель разовьет эти мысли.

Платон представлял главную линию учеников Сократа, и он существенно расширил и обосновал основные положения философии своего учителя. Но от Сократа берут начало и школы (прежде всего этические), которые развивали какое-либо одно из положений учителя, часто абсолютизируя и доводя его до абсурда. Одна из проблем, которую пытались решить эти школы, — проблема счастья. В чем оно? Удовольствие не может иметь абсолютной ценности, так как рождает все новые желания — и так до бесконечности. Стремление к удовольствиям должно подчиняться разуму и добродетели. Платон дает такую формулу счастья: гармония знания и наслаждения по правилам меры, истины и красоты.

Киренаики и киники.

В любой развитой культуре встречаются разные взгляды на проблемы. Одни из них главенствуют и определяют душу культуры, другие находятся на периферии. После Сократа произошло разделение на теоретические школы академиков и перипатетиков (Платона и Аристотеля) и практические школы. Мы рассмотрим две наиболее интересные из последних, остро противоборствовавшие друг с другом. Начавшись с Сократа, эти школы проходят через всю дальнейшую историю античной этики.

Расхождение между киренаиками, названными так по имени Аристиппа из Кирены, греческой колонии в Северной Африке, и киниками (от названия гимнасии «Киносарг», где вел беседы Антисфен, или от греческого слова «собака») было по вопросу о значении внешних обстоятельств, а также удовольствия и страдания для блага человека.

Киренаики основывались на представлении Сократа, что жить приятно — благо, а жизнь без удовольствия — зло. Из этого они делали вывод, которого избежал Сократ: что удовольствие и есть благо, а достижение удовольствия — высшая цель.

Киренаики подчеркивали стремление к личному счастью, которое, по Сократу, присуще человеку; киники — сократовское понятие добродетели, которую они считали самодостаточной для счастья. Киренаики преувеличивали значение чувств для человека; киники преуменьшали его, воспользовавшись тем, что у Сократа чувства были на втором плане — после разума.

Если заострить противостояние между двумя школами, то можно сказать, что киники призывали к добродетели, чтобы стать счастливыми, а киренаики считали, что для осуществления этой цели надо стремиться к удовольствиям.

Обе школы были практическими. Это образ жизни, а не теория; поведение и воздействие на окружающих своим примером, а не рассуждениями; этика поведения (греческое слово «этос» означает «нрав», «обычай», «характер»), призванная давать не знание добродетели, а саму добродетель, когда наше отношение к тому, кто нас учит, определяется не столько получаемыми знаниями, сколько личностью учителя. «Добродетель не нуждается в многословии, в нем нуждается зло». Краткость выражений, прозванную лаконичностью, киники взяли у лаконцев-спартанцев, суровые нравы которых очень уважали. Практический характер обоих школ иллюстрируется легендой, в которой киник Антисфен опровергает апории Зенона собственным фактом хождения.

Кто такие киники ? Преимущественно люди, или не принадлежащие к свободным гражданам, или выбитые из господствующей структуры, настроенные резко против как обычаев государства, в котором жили, так и культуры, поддерживающей их. Основатель кинической школы, старший современник Платона Антисфен (ок. 444–368 до н. э.) был сыном афинского гражданина и рабыни и не пользовался правами свободного человека. Таковыми были и многие из его учеников — рабы, бродяги, люди, лишенные политических прав.

На вопрос, почему он так суров с учениками, Антисфен ответил: «Врачи тоже суровы с больными». Этот ответ следует понимать расширительно, не только по отношению к ученикам. Презрение киников к внешнему миру доходило до того, что они прогоняли приходивших к ним учиться, тогда как Аристипп снова стал, по примеру софистов, брать с учеников плату. Отвергая основные принципы культуры и государства, в котором они жили, киники не могли не считать всех людей больными, а себя врачами. Поэтому они и проявляли суровость.

Диоген.

Наиболее легендарная фигура в древнегреческой философии — киник Диоген (ок. 412–323 до н. э.) (не путать с автором книги «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»; имя Диоген — «рожденный богами» — популярно в Греции) из Синопа, греческой колонии на южном побережье Черного моря, был сыном менялы, изгнанного с родины за изготовление фальшивых денег. По некоторым сообщениям, сын помогал ему. Легенда гласит: Диоген обратился к оракулу с просьбой сказать, чем ему заниматься; тот ответил: «Перечеканкой монет»; Диоген воспринял слова оракула буквально и лишь потом понял, что речь шла о том, что его удел — «переоценка ценностей» в обществе.

О деятельности Диогена свидетельствуют наиболее любопытные из древних легенд о философах, и это неудивительно, если знать образ жизни киников и практический характер их учения. Прославился Диоген жизнью в глиняной бочке и тем, что ходил днем с фонарем и на недоуменные вопросы отвечал: «Ищу человека».

Поступки Диогена не были случайными или спонтанными. Он был человеком выдающегося интеллекта и достойным представителем рациональной, по преимуществу, древнегреческой культуры. Киники сознательно выбрали эпатаж как метод воздействия на окружающих, и Диоген превзошел здесь всех. Так же поступают известные «звезды» эстрады, знающие свою власть над толпой. В Древней Греции эстрады не было, а престиж философов был столь высок, что они могли позволить себе все. «Почти у каждого человека за обеденным столом, — сообщает Тэффи во „Всеобщей истории, обработанной „Сатириконом““, — сидел какой-нибудь философ. Слушать философские рассуждения за жарки́м считалось столь же необходимым для древнего грека, как для наших современников — румынский оркестр». В конце XX в. сказали бы — рок-музыку.

Диоген был намеренно экстравагантен, утверждая, что людей видит, а человека — нет. Это был своеобразный метод воздействия на окружающих, который в отличие от сократовского влиял не на их ум, а на чувства. В чем-то это напоминает дзэн-буддизм, считающий, что к истине приходят не посредством усвоения книжного знания, а путем внутренней углубленной медитации. Сам Диоген объяснял, что он «берет пример с учителей пения, которые нарочно поют тоном выше, чтобы ученики поняли, в каком тоне нужно петь им самим», — сообщает Диоген Лаэртский. То есть Диоген не призывал к тому, чтобы все афиняне походили на него, он как бы демонстрировал на практике идеал поведения, к которому, с его точки зрения, все должны стремиться.

В отличие от многих других древнегреческих философов Диоген много путешествовал по Греции и был настоящим бродягой «без родины и дома, изгнанный из города своих отцов, — нищий, живущий лишь настоящим днем». Диоген отрицал необходимость семьи и брака, он говорил: «Я — гражданин мира» — и выражал этим идею внутренней свободы от социальных зависимостей. В своем известном ответе Александру Македонскому (встреча произошла в Коринфе) Диоген выказал не только находчивость и мощь разума, но и внутреннюю независимость киника. И Александр Македонский, говоря, что если бы он не был Александром, то хотел бы быть Диогеном, выразил мысль, что если бы он не обладал возможностью царя удовлетворять все свои желания, то хотел бы иметь такую же внутреннюю свободу, которой обладал Диоген.

Диоген Лаэртский сообщает о нем такие сведения-легенды. «Диоген понял, как надо жить в его положении, когда поглядел на пробегавшую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не пугалась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений». Учился Диоген и у окружающих людей. «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: „Мальчик превзошел меня простотой жизни“». «Спрошенный, какие люди самые благородные, Диоген ответил: „Презирающие богатство, славу, удовольствия, жизнь, но почитающие все противоположное — бедность, безвестность, труд, смерть“». «Диоген говорил, что знает многих, которые состязаются между собой в борьбе и беге, но никогда не видел, чтобы состязались в искусстве быть прекрасным и добрым».

Диоген умер в 323 г. до н. э., 90 лет от роду. На его могиле была воздвигнута колонна с мраморной собакой. Впоследствии сограждане почтили его медными изображениями, написав на них:

Киники ближе к Сократу по своему поведению, но утрировали многие его идеи. Наслаждения для киников — зло, и это противоречит Сократу.

Аристипп.

Киренаики, подчеркивая сократовское, что человек стремится к приятному, отсекали вторую часть, что именно добродетель и благо дают наслаждение. Основатель школы Аристипп (ок. 435 — ок. 355 до н. э.) приехал в Афины, привлеченный славой Сократа. «Он умел применяться ко всякому месту, времени или человеку, играя свою роль в соответствии со всею обстановкой», — сообщает Диоген Лаэртский. Однажды, когда он проходил мимо Диогена, который чистил себе овощи, тот, насмехаясь, сказал: «Если бы ты умел кормиться вот этим, тебе не пришлось бы прислуживать при дворах тиранов». — «А если бы ты умел обращаться с людьми, — ответил Аристипп, — тебе не пришлось бы чистить себе овощи». Произошел ли такой разговор на самом деле или нет, но легенда свидетельствует о двух противоположных жизненных установках.

Для киренаиков все наслаждения качественно однородны. Высшие удовольствия — телесные, которые более интенсивны, чем духовные (степень удовольствия измеряется интенсивностью). Самые сильные наслаждения — испытываемые в данный момент, поскольку движение души угасает с течением времени, прошлое прошло, а будущее еще не наступило. «Есть только миг… между прошлым и будущим». Смысл учения киренаиков: «Лови момент наслаждения». Такое мировоззрение получило название гедонизма (от греческого слова hedone — удовольствие).

Киренаики провозгласили в качестве высшей ценности жизнь человека в ее чувственных проявлениях, и Аристиппа с полным правом можно считать основателем гедонизма.

Кардинальное расхождение между киниками и киренаиками шло по вопросу, что важнее: добродетель или удовольствие. Не только взгляды, но и образ жизни киников и киренаиков резко расходились: одни — бродяги, другие — придворные; одни гонят учеников палкой, другие берут деньги за обучение и т. д. Но нельзя не видеть и сходства. Оба течения — реакция против современной им культуры как таковой, обычная в эпоху крушения культа. Всегда, когда культура теряла свое религиозное значение, а это происходило в Древней Греции 2500 лет тому назад, усиливались антикультурные настроения. Киренаики — реакция против рационализма в культуре, подчеркивающая значение потребления удовольствий.

Однако бунт против культуры не может выйти за ее рамки, так как бунтари рождены в данной культуре и действуют в ней. Благодаря культуре они и их поведение становятся известны всем. Здоровая культура в конце концов адаптирует бунтарские взгляды. Если же она больна, они помогают ее концу. Киников и киренаиков не заметили бы, если бы это не происходило в Древней Греции в период становления философии и этики. Их деятельность осуществлялась в определенной культурной ситуации и была как бы приправой к ней, дополняя культуру до целостности. На фоне пиков — Сократа и Платона — это были горные равнины.

В конце концов и киники, и киренаики соглашались, что разум должен главенствовать над чувствами. Диоген говорил: «Кто разумно станет обходиться сам с собой, тот будет черпать удовольствия и в слухе, и в зрении, и в пище, и в любви». Но и Аристипп полагал, что надо властвовать над наслаждениями, не подчиняясь им.

И киники, и киренаики извлекали из философии то, что им было нужно. На вопрос, что дала ему философия, Антисфен ответил: «Умение беседовать с самим собой», а Аристипп сказал: «Дала способность смело говорить с кем угодно». И для киников, и для киренаиков главное — отдельный индивид. В какой-то мере это возвращение к софистам.

У киренаиков мораль приспосабливается к обыденной жизни, к чувствам и желаниям обывателя, у киников — противопоставляется окружающей действительности. Но крайности сходятся. Антисфен говорил: «Я бы предпочел безумие наслаждению», а Диоген практически реализовал это, получив кличку «безумствующий» Сократ. Кинизм — форма поведения, отходящая от общепринятой, почему и произошло от киников слово «циники», хотя значение его было во многом другим. От полной внутренней независимости один шаг к пренебрежению общественными нормами морали и превращению кинизма в то, что получило название с изменением одной буквы — цинизма — уже совсем не школы, а просто образа действий. В то же время ученики Аристиппа поняли, что постоянное осуществление принципа удовольствия невозможно, потому что чувственное наслаждение слишком скоротечно и труднодостижимо, быстро приедается, и один из них — Гегесий (ок. 320 — ок. 280 до н. э.), прозванный Учителем Смерти, начал нравственно оправдывать самоубийство и даже призывать к нему.

Контрольные вопросы.

1. Что такое мир идей в понимании Платона?

2. Каково значение любви по Платону?

3. В чем специфика диалектики Платона?

4. Какова классификация добродетелей по Платону?

5. Как представлял себе Платон идеальное государство?

6. В чем значение Платоновской Академии?

7. В чем отличие киников от киренаиков?

8. В чем секрет известности Диогена Синопского?

9. Каково соотношение в античной философии между знанием, удовольствием и добродетелью?

Рекомендуемая литература.

Антология кинизма/Отв. ред. А.А. Тахо-Годи. — М., 1984.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1.

Асмус В.Ф. Платон. — М., 1975.

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1986.

Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. — М., 1977.

Лосев А.Ф. История античной эстетики: Высокая классика. — М., 1974.

Лосев А.Ф. История античной философии. — М., 1989.

Платон. Сочинения: В 3 т. — М., 1968–1972.

Рассел Б. История западной философии. — М., 1959.

Хрестоматия по истории философии: В 2 ч./Отв. ред. Л.А. Микешина. — М., 1994. — ч. 1.

 

Глава 6

Время Аристотеля

Аристотель продолжил линию преемственности, которая началась с Сократа. В отличие от Сократа и Платона он родился не в Афинах, а на севере Греции, вблизи Македонии, в г. Стагиры в 384 г. до н. э. Отец его был одно время придворным врачом македонского царя. В семнадцатилетнем возрасте Аристотель приехал в Афины и поступил в Платоновскую Академию. Ему суждено было стать самым известным учеником Платона и достойным продолжателем его дела. Аристотель не только усвоил систему Платона, но постепенно стал создавать собственное учение, подвергнув взгляды предшественников серьезной критике. Слова Аристотеля «Платон мне друг, но истина дороже» стали расхожим афоризмом. Даже стиль Аристотеля существенно отличался от платоновского. Если Платон создавал свои произведения в форме диалогов, то Аристотель писал философские трактаты.

Платон и Аристотель различались не столько взглядами, сколько характером и отношением к поиску истины. Платон — вдохновенный художник и писатель, которого фантазия уносит из реального мира. Аристотель — собранный, вдумчивый исследователь, который ничего вокруг не склонен оставлять без внимания и определения. Хотя в античные времена не было науки в современном понимании, Аристотель подошел к ней ближе всех и был, можно сказать, типичным ученым.

После смерти Платона Аристотель в 347 г. до н. э. покинул Академию и вернулся в родные края. Он был в те годы уже известным философом, и поэтому неудивительно, что македонский царь Филипп пригласил его в 342 г. до н. э. в качестве учителя к своему тринадцатилетнему сыну Александру, будущему знаменитому завоевателю. Аристотель как настоящий грек, никогда не пренебрегавший общественными делами (по его определению, «человек — существо политическое»), согласился. На его решение повлияло то обстоятельство, что в отличие от Платона, считавшего, что в идеальном государстве должны править философы, Аристотель полагал, что правителю самому философствовать не нужно, а достаточно прислушиваться к советам мудрецов.

Аристотель написал для Александра Македонского книгу о том, как надо царствовать и как необходимо для царя быть добрым. И могло бы показаться, что он выполнил свою задачу. «Сегодня я не царствовал, — говорил иной раз Александр, — ведь я никому не делал добра». Участие Аристотеля в воспитании Александра Македонского помогло тому стать человеком, обладающим глубокими знаниями в различных областях, но в целом попытка философа оказалась столь же неудачной, как и стремление Платона создать идеальное государство в Сицилии. По мере того как Александр Македонский завоевывал одну страну за другой, он становился все более коварным, невоздержанным и скорым на расправу с теми, кто смел ему возражать. Уроки Аристотеля забывались, а дурной нрав Александра брал верх. Вместо благородного царя из Александра Македонского получился кровавый завоеватель. Может быть, именно этот неудачный педагогический эксперимент и привел Аристотеля в противовес Сократу к убеждению, что «знание… имеет малое значение или вовсе его не имеет по отношению к добродетели» и что большее значение имеют привычки, сформировавшиеся с первых лет жизни ребенка.

В 335 г. до н. э. Аристотель вновь возвращается в Афины и основывает свою собственную школу возле храма Аполлона Ликейского (от греческого слова «волк», так как бог Аполлон почитался в виде волка), по которому близлежащая местность называлась Ликеем. От аристотелева ликея получило имя учебное заведение — лицей.

Учил Аристотель во время прогулок в саду, отчего его последователей звали перипатетиками (греч. peripateo — гулять), тогда как учеников Платона — академиками.

Аристотелю в отличие от Платона, который уезжал из Афин устраивать идеальное государство, приходилось бороться с реальной тиранией, угрожавшей Греции. Как полагается древнему греку, Аристотель активно участвовал в политической жизни, смело проповедуя свои взгляды. Кончилось это тем, что в 323 г. до н. э. он был обвинен в нечестии за то, что «не поклоняется идолам, которых чтили в те времена», — обвинение, сходное выдвинутому против Сократа. Не дожидаясь суда, Аристотель уехал на остров Эвбею. Спросившему, почему он покинул Афины, Аристотель ответил, что не желает, чтобы сограждане вторично совершили преступление перед философией.

Аристотель поступил не как Сократ, и связано это, возможно, с тем, что он не был афинянином по рождению и не обязан был Афинам своим воспитанием. Да и следовало ли повторять то, что на века прославило Сократа? Так или иначе, Аристотель поступил, как считал нужным. В изгнании он и умер, а если верить Диогену Лаэртскому, покончил с собой.

Материя и форма.

Аристотель не отрицал существования идей, но, во многом отойдя от своего учителя Платона, считал, что находятся они внутри отдельных вещей как принцип и метод, закон их становления, энергия, фигура, цель. Понятая так «идея» была названа впоследствии латинским словом «форма». В противоположность Демокриту, Платон говорил о бесформенности вещества, а Аристотель, синтезировав оба эти представления, рассматривал идею как оформляющую пассивную материю. Материя — это то, из чего все рождается, и имеет тот же корень, что и слово «мать». Понятие материи имеет в русском языке и бытовой смысл: материя как ткань. Еще одно однокоренное слово, употребляемое в том же значении, — «материал». «Под материей же я разумею, например, медь; под формой — очертание-образ; под тем, что состоит из обоих, — изваяние как целое».

Форма и материя — простые сущности, из которых возникают все вещи. Один и тот же предмет чувственного мира может рассматриваться и как материя, и как форма. Медь — материя по отношению к шару, который из нее отливается, но она же форма по отношению к тем элементам, соединением которых является вещество медь. Форма есть действительность того, возможностью чего является материя. Аристотелево деление на форму и материю можно проиллюстрировать генетикой. Наследственный аппарат выступает в качестве формы, но формы материальной. Противоположность формы и материи тем самым преодолевается.

Определяя материю как возможность, Аристотель считал, что Анаксагор и другие древнегреческие философы близко подошли к этому выводу, утверждая, что «все вещи были вместе в возможности, в действительности же нет».

Развивая взгляды своих предшественников на элементы, из которых состоит мир, Аристотель выделял в качестве основы первоматерию. Она наделена двумя парами противоположных качеств: теплое и холодное, сухое и влажное. Комбинации этих свойств дают четыре стихии: огонь, воздух, воду и землю. Каждое тело образуется из этих стихий, которые могут трансформироваться одна в другую (вода в пар и т. д.). К четырем стихиям Аристотель добавлял квинтэссенцию — божественный эфир, из которого состоят вечные тела — звезды и небо.

Природа находится в вечном движении и изменении, она всегда существовала и будет существовать. Аристотель различал формы движения по сущности (возникновение и уничтожение), по качеству (превращение), по количеству (увеличение и уменьшение) и по положению (перемещение). Каждое явление природы содержит в себе, по Аристотелю, изначальную внутреннюю цель своего развития. В растении актуализируется возможность, заключенная в семени, так же как в скульптуре — возможность, заключенная в мраморе. Представление о том, что все происходящее имеет какую-либо цель, получило в философии название телеологии (от греч. telos — цель). Последовательное проведение телеологического взгляда привело Аристотеля к утверждению, что форма предшествует материи, как план постройки предшествует зданию.

Понятия движения, развития, цели имели большое значение в философии Аристотеля. Рассматривая вопрос об источнике движения и развития всех вещей, Аристотель предположил, что на них действует космический Ум, в который у него превратился потусторонний платоновский мир идей. Перводвигатель привел мир в движение, как, скажем, человек заводит часы. Однако аристотелевское понятие Ума лишено непосредственно этического значения, присущего платоновской идее блага.

Наличие вечного перводвигателя Аристотель объяснял вечным движением светил. Как светила вечны, так «и то, что движет их, должно быть вечным и предшествовать тому, что им приводится в движение».

Если, по Платону, материя без идеи «не сущее», то, по Аристотелю, также не может существовать и форма без принадлежащей ей материи. Отношение материи и формы Аристотель уподоблял отношению мрамора и статуи, и это сравнение не случайно, поскольку Аристотель весь мир рассматривал как произведение искусства (недаром космос для древних греков — лад, гармония, порядок и даже красота).

Платон воспринял слова Сократа о значении, которое для познания бытия имеют понятия, и шел от «идей» как первообразов мира через явления чувственного мира, в которых эти «идеи» как истинные формы бытия представлены в искаженном виде, к понятиям, схватывающим сущность явлений — их тождественную и неизменную основу.

Считая, что познание направлено на неизменную сущность вещей, а основные свойства предметов раскрываются в понятиях о них, Платон сделал вывод, что понятия — не только наши мысли о бытии, но существуют сами по себе, самобытно и, безусловно, независимо от чувственного мира. Против этого и выступил Аристотель.

Метафизика.

Идея какой-либо вещи, скажем дома, находится, по Аристотелю, в самой этой вещи как общее, что присуще всем отдельным домам. Это общее и познает наука. Познание наиболее общего, что есть в вещах, первых причин существования вещей — задача философии. «Философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное». Оно находится за явлениями чувственного мира, за физикой и является, таким образом, метафизикой («мета» — предлог, означающий «за», «позади»). Данное определение закрепило за метафизикой в отличие от диалектики значение изучения бытия как выявления вечных и неизменных форм.

Главное для Аристотеля — определить причины движения, познать природу. Для Аристотеля более важен реальный мир, чем мир идеалов.

Для объяснения развития Аристотель определяет четыре причины: формальную, в силу которой вещь такова, как она есть; материальную — то, из чего что-либо возникает; движущую и целевую.

Обосновав важное значение причин и определив мудрость как «науку о первых причинах», Аристотель с полным правом может считаться родоначальником науки как таковой. Наука становится возможной тогда, когда идея и материя рассматриваются как соединенные вместе и идея познается через исследование материи как ее истина. Утверждая, что «знание о чем бы то ни было есть знание общего», Аристотель дает тем самым определение научного знания.

Аристотель систематизировал и приблизил к реальности учение Платона. Три величайших философа античности — Сократ, Платон и Аристотель — становятся в один ряд, олицетворяя торжество преемственности. Различия между Платоном и Аристотелем напоминают различия между индийской и китайской философией. Истина индийской философии, как и мир идей Платона, находится по ту сторону чувственного мира, истина китайской философии — в этом мире, как в вещи Аристотеля неразрывно слиты идея и действительность. Философия Платона ориентирована на мир мысли, идеалов. Это нормативная философия, антитезис по отношению к материалистической философии Гераклита. Философия Аристотеля ориентирована на мир реальный, действительный.

Аристотель отбросил предпосылку Платона о предсуществовании души в мире идей, и разум человека для него — продукт развития. Не возникает только начало всякого движения — Ум. Душа, по Аристотелю, принадлежит к всеобщему ряду развития форм жизни. Поэтому Аристотель определяет строение души, исходя из известной эволюции жизни на Земле, а не из мифологически-религиозных соображений, как Платон. Растительная часть души обща для растений, животных и человека; страстная присуща животным и человеку; разумная — только человеку.

Платон говорил о бессмертии души, и это соответствовало его вере в обособленное существование идей, которые отражает душа в виде понятий.

По Аристотелю, как форма неотделима от самой вещи, так душа человека неотделима от тела и смертна. Страдания души в телесных оковах подобны страданиям живых людей, которых этрусские пираты привязывали к мертвецам. Растительная и страстная части души находятся в постоянном становлении и умирают вместе со смертью человека, тем самым умирает его индивидуальная душа. Остается только разумная часть души как средоточие всех идей, как «форма форм».

Логика.

Аристотеля по праву называют также основоположником логики и ее основных законов. В качестве универсального принципа бытия Аристотель формулирует закон непротиворечия как самое достоверное из всех начал: «…невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении». Аристотель сформулировал три основных закона логики, которые до сих пор составляют ее основу. 1-й закон логики носит название закона тождества, и в соответствии с ним любое понятие, суждение, умозаключение должны употребляться в процессе рассуждения в одном и том же смысле. 2-й закон — закон исключения третьего. В соответствии с ним одно понятие или равно, или не равно другому, и третьего варианта не может быть. О законе непротиворечия (3-й закон) сказано выше. Законы формальной логики Аристотеля составляют логические основания науки.

Ограничивая гераклитовскую диалектику и заземляя платоновские «идеи», Аристотель призывает изучать чувственный мир, а это и есть задача науки. Для того чтобы научное познание стало возможным, Аристотель формулирует две предпосылки: 1) имеется неизменная сущность вещей; 2) началом познания служат недоказуемые определения. Предположенное Аристотелем наличие вечных причин обосновывает положение о наличии вечных законов природы.

Этика.

Справедливо считающийся основателем многих наук, Аристотель сформулировал и основные положения этики как учения о добродетелях. Ему принадлежит само название этой науки (от слова «этос» — обычай, нрав, характер, образ мыслей) и первый трактат по этике — «Этика Никомахова», — обращенный к его сыну Никомаху.

Аристотель дает определения основных понятий этики. Так, благо — это «то, к чему стремятся». Благо для грубых людей — в наслаждениях, для благородных — в почестях, для мудрых — в сознании.

Назначение человека — в разумной деятельности, отличающей его от растений и животных. Как на Олимпийских играх награждаются не самые сильные и красивые, а победители, так и блага достигают, действуя. От нашей деятельности зависят качества характера, приобретаемые нами.

Высшее благо, или счастье, есть «деятельность, сообразная с высшей добродетелью». Для счастья нужна как полнота добродетели, так и достаточная обеспеченность внешними благами. Вопреки киникам Аристотель считал, что не может человек быть счастлив во время пытки, а вопреки киренаикам — что никто не был бы доволен, если бы ему пришлось прожить жизнь, обладая разумом ребенка, даже если бы она прошла в удовольствиях. Понятие счастья Аристотель отделяет от понятия блаженства как не зависящего от внешних обстоятельств.

Аристотель отличает намерение как имеющее дело с тем, что в нашей власти, от желания, которое может от нас не зависеть. Так как достижение добродетели — деятельность, а не только созерцание, для Аристотеля очень важно понятие воли, которое он определяет как стремление к цели. Аристотель на место судьбы и рока ставит свободу воли человека.

Проанализировав неудачу Платона с устройством идеального государства и свой собственный педагогический опыт, Аристотель пришел к выводу о необходимости воспитания нравственности с раннего возраста путем накопления нужных привычек. Наука дает знания, отличающие истину от заблуждения, нравственность дает ценности, различающие добро и зло. Знания приобретаются в процессе обучения, но, чтобы стать нравственной силой и деятельным началом, они должны сжиться с человеком, войти в его плоть и кровь, способствовать созданию определенной расположенности души, накоплению соответствующего опыта, переживанию и привычкам.

Аристотель поясняет свою точку зрения следующим образом: зерно — знания, почва — внутренняя склонность человека, его желания. И то, и другое необходимо для получения урожая. Давая общую картину становления добродетели, Аристотель подчеркивал, что нет неизменных правил, применение которых гарантирует похвальное поведение. Наличие в человеке определенных добродетелей заменяет правила. Внутренними механизмами, свидетельствующими о добродетельности поступков, являются стыд и совесть.

Добродетель.

Основываясь на изучении действительности как таковой, Аристотель проводил линию добродетели и в область этики. У Платона добродетель зиждется на первоначальных свойствах души, которые возникают из отношения души к миру идей. Идеал добродетели мыслился Платоном в виде нормы, лежащей вне реального человека. Аристотель, исходя из единства формы и материи, рассматривает добродетель как приобретенную душой в процессе воспитания.

Хотя Аристотель и соотносит добродетель с чувствами человека, главенствующие добродетели для него в соответствии с основной античной традицией — мудрость, рассудительность, здравый смысл. Эти добродетели имеют безусловную цену, так как не зависят от частных житейских обстоятельств.

Среди разумных добродетелей встречаем у Аристотеля науку, искусство, практичность, изобретательность. На различии мудрого и практичного основан отказ Аристотеля от убеждения Платона, что философы должны управлять государством.

Различая мудрость и разумность, Аристотель пишет, что «мудрость направлена на вещи доказуемые и неизменные, разумность же не на них, а на вещи изменчивые». Разум выступает в роли управителя у мудрости, и его задача — научиться управлять чувствами и подчинять действие определенной цели. Заботясь о своих душевных качествах, личность создает себя.

Растительная часть души, отвечающая за рост и развитие тела, не может, по Аристотелю, иметь добродетелей. Животная, или страстная, часть имеет добродетели, которые Аристотель называет этическими. В отличие от чувств — гнева, страха, зависти, робости и т. п. — они являются не врожденными, а приобретенными воспитанием и привычками, свободно и сознательно выбранными. Этические добродетели, по Аристотелю, представляют собой среднее между двумя противоположными чувствами: мужество — середина между трусостью и отвагой, щедрость — между скупостью и мотовством, великодушие — между самопревознесением и самоуничижением, умеренность в наслаждении — между невоздержанностью и бесстрастностью. По природе люди склонны к крайностям. Одна из крайностей всегда более ошибочна, чем другая. Поэтому из двух зол надо выбирать меньшее (отважность лучше трусости, бесстрастность лучше невоздержанности и т. д.). Поскольку наслаждение и страдание управляют всеми нашими действиями, надо научиться управлять ими, больше всего отклоняя себя от наслаждения.

Все имеет свою меру: корабль, растение, государство. «Усиленное или недостаточное занятие гимнастикой губит телесную силу, точно так же и недостаточные или излишние пища и питье губят здоровье». Наилучшей оказывается «золотая середина». «Легко промахнуться, трудно попасть в цель, поэтому-то избыток и недостаток — принадлежности порока, середина — принадлежность добродетели». Несколько ранее тоже говорил Конфуций.

Аристотель выделяет 11 этических добродетелей: мужество, умеренность, щедрость, великолепие, великодушие, честолюбие, ровность, правдивость, любезность, дружелюбие, справедливость. Последняя — самая необходимая для совместной жизни.

Нравственный человек, по Аристотелю, тот, кто руководствуется разумом, сопряженным с добродетелью. Аристотель принимает платоновский идеал созерцания, но соотносит с ним деятельность, поскольку человек рожден не только для умопостижения, но и для действия.

Для Платона человек — несовершенный бог, для Аристотеля бог — это совершенный человек. Поэтому мера всех вещей и истины для Аристотеля — совершенный нравственный человек.

Подводя итог деятельности Аристотеля, можно сказать, что если Сократ заложил формальные основы философии, Платон обосновал ее объективный характер и наличие этического идеала, то Аристотель завершил создание философии как дисциплины с четко обозначенным, реальным предметом исследования.

Эпикур.

Философом, вступившим в борьбу с Аристотелем, был Эпикур, один из последних в плеяде греческих мудрецов, которым эта дисциплина обязана своим возникновением и расцветом. Эпикур родился на о. Самосе, по-видимому, в 341 г. до н. э. и, хотя, будучи на военной службе в Афинах, по некоторым данным, слушал лекции Аристотеля, учеником его не стал. Так прервалась линия преемственности и передачи знания от лица к лицу, которая шла от Сократа, и это совпало с гибелью античной греческой демократии, которая была разгромлена воспитанником Аристотеля Александром Македонским.

Интересуясь с детства тем, чем пристало интересоваться философам, Эпикур в 12 лет озадачил школьного учителя вопросом о происхождении Хаоса, из которого образуется Космос. Философией, как он сам говорил, Эпикур начал заниматься с 14-летнего возраста. После окончания военной службы он много странствовал, начав учить философии, а в 306 г. до н. э. основал в Афинах свою школу в приобретенном для этой цели саду, на воротах которого начертал надпись: «Гость, тебе будет здесь хорошо, здесь удовольствие — высшее благо». Посетителя при входе ждали кувшин с водой и лепешка.

Школа получила название «Сад Эпикура». Все члены общины были связаны узами теснейшей дружбы и взаимной симпатии. На равных правах в нее входили женщины и рабы, чего не могло быть у Платона и Аристотеля. Эпикур основал общество друзей-единомышленников, и оно просуществовало 600 лет.

Главным для Эпикура было практическое значение философии. «Пусты слова того философа, которыми не врачуется никакое страдание человека. Как от медицины нет никакой пользы, если она не изгоняет болезни из тела, так и от философии, если она не изгоняет болезнь души».

Философия Эпикура основывалась на атомизме Демокрита и гедонистическом учении киренаиков. Для атомистов Вселенная вечна и бесконечна и, кроме нее, ничего нет. Все вещи состоят из мельчайших частиц — неделимых и неизменных атомов, и из них слагается мир, как из букв — комедии и трагедии. Буквы — атомы, драматические произведения — наш мир.

В отличие от Демокрита Эпикур считал, что атомы различаются не только по величине и форме, но и по весу (у Демокрита атомы невесомы). По Левкиппу и Демокриту, причинами неделимости атомов являются их малость и отсутствие частей; под влиянием критики Демокрита Аристотелем Эпикур пришел к выводу, что атомы имеют части, но неделимы из-за абсолютной непроницаемости. Эпикур также полагал, что бесконечно лишь количество атомов, а не форм. В ответ на критику Аристотелем атомистов за то, что они не объясняют природы движения атомов, он выдвинул гипотезу о самопроизвольном отклонении атомов от первоначального направления. В этике это соответствовало признанию свободы воли человека. «То, что зависит от нас, не подчинено никакому господину».

Относительно проповеди Гегесия Эпикур высказывался так: человек, который призывает к самоубийству, сам должен уйти из жизни, если она ему не нравится. Сохранив основную предпосылку киренаиков, что главная цель человека — наслаждение, Эпикур существенно преобразовал их систему.

Принцип удовольствия, по Эпикуру, заложен в самой основе жизни, и ему нужно соответствовать. На вопрос, для чего нужна добродетель, Эпикур отвечает: чтобы приносить человеку удовольствие и делать его счастливым. Аристотель шел от идеализма Платона к реальному человеку, рассматривая добродетели как его свойства; Эпикур пошел еще дальше и выше всего поставил чувства, а не разум. У Эпикура разум подчинен телу, а не наоборот, как у Сократа, Платона, Аристотеля. В основе человека лежат материальные потребности. Но все же в соответствии с общегреческим представлением о человеке Эпикур считал, что наибольшие удовольствия человеку доставляет то, что оправдано разумом.

Эпикур иначе определил само наслаждение. Если киренаики понимали его как деятельность, то Эпикур отдал предпочтение наслаждению покоем, поскольку, с его точки зрения, динамические наслаждения всегда сопровождаются предшествующим желанием, приносящим страдания, а статические удовольствия — нет. Статические наслаждения — это наслаждения от достижения цели, некое состояние равновесия. Разъясняя эти различия, Б. Рассел пишет, что киренаики наслаждением считают сам процесс еды, а Эпикур — состояние насыщения, когда есть уже не хочется.

Стимулом динамических удовольствий является желание. Но все ли желания следует исполнять? Эпикур делит желания на естественные и вздорные (желание почестей, например), а естественные — на необходимые (пища, жилище) и не необходимые (изысканные яства и т. п.). «Не следует насиловать природу, следует повиноваться ей, а мы будем повиноваться ей, необходимые желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные сурово подавляя».

Естественных необходимых желаний вполне достаточно для счастья. «Богатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается; а богатство, требуемое вздорными мыслями, простирается до бесконечности». Желания человека, хочет сказать Эпикур, бесконечны, а средства их удовлетворения всегда ограничены, поэтому конфликт неизбежен. «Ничего не достаточно тому, кому достаточное мало». Отсюда зависть и т. п. Чтобы понапрасну не расстраиваться, лучше ограничить себя необходимым. А необходимы лишь те желания, неудовлетворение которых ведет к страданию. От остальных желаний следует отказываться, так как само желание связано со страданием. Чтобы всегда делать правильный выбор — в пользу удовольствия, превышающего страдания, — необходимы мудрость и благоразумие.

При оценке удовольствия Эпикур отказался от критерия интенсивности и предпочел в качестве такового длительность. При этом душевные критерии удовольствия и страдания оказываются большими, чем телесные, так как связаны с прошлым и будущим. Значит, именно к душевным удовольствиям следует стремиться, а душевных страданий избегать, побеждая их. Должно вырабатывать в себе нравственную стойкость в перенесении страданий, которые от нас не зависят, противопоставляя им ясность и силу мысли.

Мудрость избавляет от ложных страхов и ложного понимания удовольствия. Благоразумие учит, что «нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно».

К душевным удовольствиям Эпикур относил знания и дружбу, и, стало быть, термин «эпикуреец», которым мы называем человека, любящего вкусно поесть, понежиться в постели, больше относится к киренаикам, чем к Эпикуру. Лишь в силу того, что учение Эпикура приобрело большую известность, именно слово «эпикуреец» дошло до нас.

Для Эпикура, как и для киренаиков, чувства — источник счастья. Критерий счастья для киренаиков и Эпикура — чувство приятного, но уже киренаики говорили о разумном наслаждении, а Эпикур наполняет принцип удовольствия нравственным содержанием. Первое практическое правило для сохранения состояния удовольствия — умеренное пользование дарами жизни, предпочтение духовных удовольствий чувственным. Если для киренаиков высшим благом было мгновенное телесное наслаждение, то для Эпикура — длительное отсутствие страданий. Через устранение телесных страданий и душевных тревог человек приходит к здоровью тела и безмятежности души, что является целью счастливой жизни. Если для Сократа и Платона «философствовать — значит учиться умирать», то для Эпикура философствовать — значит учиться жить.

Для понимания учения Эпикура важно знать, что смолоду он страдал тяжелейшим и неизлечимым недугом, причинявшим ему такие муки, что во время приступов он терял сознание от боли. Может быть, поэтому избегание страданий он и считал высшим благом. Собственная болезнь обращала его к физическому в человеке.

Эпикур изучал пределы страданий и наслаждений. Исследовал он чувства безопасности и страха, и это понятно, поскольку перед его глазами были судьбы философов, да и вообще в Греции в период македонского давления жить становилось все труднее.

Чтобы преодолеть душевные невзгоды, надо, по Эпикуру, избавиться от страха богов, смерти и природы. Эпикур призывал не бояться ни богов, которые, блаженствуя на небесах, не оказывают влияния на жизнь людей (иначе как, всемогущие и всеблагие, они допустили зло на земле), ни смерти, которой нет, пока мы живы, а когда она есть, нет нас. Эпикур хочет освободить людей и от страха природной необходимости, судьбы. «В самом деле, лучше было бы следовать мифу о богах, чем быть рабом судьбы физиков (имеются в виду изучающие природу и ее законы. — А.Г.); миф дает намек на надежду умилостивления богов посредством почитания их, а судьба заключает в себе неумолимую необходимость». Изучение природы, по Эпикуру, нужно только для избавления от страха.

Принципом свободы воли Эпикур обосновал возможность независимости человека от общественных связей. Мы видели, как активно пытались воздействовать на окружающих киники, как пытался воплотить в жизнь свой идеал государства Платон. Ни к чему подобному не стремился Эпикур, и это связано с упадком общественной жизни и философии в это время. Его лозунг: «Живи незаметно». И хотя Эпикур основал свою собственную школу, она напоминала замкнутую пифагорейскую общину, а не Платоновскую Академию.

Умер Эпикур в 271 г. до н. э. Спустя два столетия на мраморной стеле были высечены слова, выразившие суть его этики:

Нарушилась нормальная, размеренная трудовая жизнь греческих городов, поэтому теперь проблемы страдания и наслаждения вышли на первый план. Эпикур жил в то время, когда независимая республика погибла, и он не считает юридические законы справедливыми. Жить надо не по законам общества, а по природе. Справедливость относительна и зависит от обстоятельств. Этот вывод подсказала Эпикуру сложная судьба древнегреческих городов. Государство для Эпикура уже не «общее достояние», а необходимое зло. Кто желает сохранить душевный покой, должен жить в уединении. Вместо участия в общественных делах на первый план выходит личная дружба. Эпикур пишет: «В наших ограниченных обстоятельствах дружба надежней всего». Дружбу в отличие от своих предшественников — киников высоко ценили и стоики.

С годами последователи Эпикура все дальше отходили от сути его учения. Они помнили, что основа счастливой жизни — наслаждение, а о том, что подлинное наслаждение, по Эпикуру, заключается в здоровье тела и безмятежности души, забывали. Неудивительно поэтому, что слово «эпикуреец» дошло до наших дней с негативным оттенком.

Стоицизм.

Основателем стоицизма был Зенон (ок. 336–264 до н. э.) из Кития, греческого города на Кипре. Нескладный, слабосильный, с кривой шеей, он, попав в Афины, пришел в восторг, прочитав в книжной лавке «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта. Зенон спросил у продавца, где можно найти подобных людей. Мимо лавки как раз проходил киник Кратет, ученик Диогена. «Вот за ним и ступай», — посоветовал продавец. Зенон стал учеником Кратета, а затем сам учил, прохаживаясь взад и вперед по портику, который назывался Расписной Стоей, почему его ученики и получили название стоиков.

Стоики говорили, что философия похожа на фруктовый сад, где логика является оградой, физика — деревьями, а этика — плодами. По их представлениям, вначале существовал только огонь (так считал и Гераклит), затем появились другие первоэлементы (воздух, вода и земля), а из них произошла Вселенная. Но рано или поздно свершится космический пожар, и все снова превратится в огонь. Это не конец, а завершение цикла: процесс же будет продолжаться вечно. Все, что случается, случалось и раньше и случится снова — и не однажды, а бесчисленное количество раз.

В мире два начала: страдательное — вещество и деятельное — бог, представляющий собой неотделимое от вещества дыхание. Бог (он же Ум, Судьба, Зевс) наполняет собой весь мир, как мед наполняет пчелиные соты. Бог — душа мира, и в каждом из нас содержится частица божественного огня.

Душа человека должна быть замкнута в себе, чтобы телесные страдания не сопровождались душевными. Человек должен поступать в соответствии с волей богов и проникаться внутренней силой и стойкостью от сознания этого. Важна не жизнь как таковая, а ее нравственное содержание. Зенон любил повторять: «Не в силе добро, а в добре сила».

В мире все предопределено, но лучше по своей воле действовать в согласии с природой, в то время как дурных людей можно сравнить с собакой, привязанной к тележке и вынужденной идти туда, куда она едет.

Природа для стоиков — закон, разум (как космос не просто все, находящееся за пределами Земли, а разумно и гармонично устроенный мир). Жить по природе означает стремиться к добродетели, которая достигается таким усовершенствованием человеческого разума, при котором он тождествен природному закону, а жизнь человека, вследствие этого, становится согласной, как с идеальной природой, так и с природой вообще. Это и есть обретение назначения человека, ведущее к счастливой жизни.

Действие, согласное с природой, Зенон называл надлежащим. Надлежащие поступки — чтить родителей, братьев, отечество, любить друзей.

Стоики, как и киники, считали, что добродетели достаточно для счастья, но, с их точки зрения, состояние внутренней свободы не является полным безразличием к внешнему, а связано с признанием его относительной ценности или отсутствием таковой. Богатство, славу, здоровье, силу и т. п. стоики относили к предпочтительному безразличному, как имеющему ценность для жизни, и таким образом они отходили от аскетизма киников.

Удовольствия и страдания.

В то же время, вопреки Аристотелю, стоики считали, что истинное назначение разума состоит не в том, чтобы находить «золотую середину» между противоположными чувствами, но в освобождении от страстей. Страсть, по Зенону, есть неразумное и несогласное с природой движение души или же избыточное побуждение. Он выделял четыре основных вида страстей — желание, страх, наслаждение, скорбь. Ключевые слова для стоиков: апатия — идеальное состояние души, не подверженной страстям, и автаркия — самостоятельность, независимость от чужого и умение довольствоваться своим.

Как и киники, стоики отрицали значение наслаждения, но главным для них была не естественная жизнь, а жизнь, отданная выполнению долга, как его понимал разум. Они считали, что надо не отворачиваться от мира, а принимать его таким, каков он есть. Главное правило практической морали стоиков — покорность судьбе. Стоики были горды своей покорностью и этим отличались от христиан, которые проповедовали смирение. Над стоиками не стоял личный бог, пред которым необходимо смиряться, а было лишь безличное дыхание, к которому принадлежал и сам человек. Отсюда гордость и отсутствие жалости и сострадания к другому и к самим себе. Если же телесные страдания нарушают покой души, то лучше добровольно уйти из жизни. Так и поступали стоики, начиная с Зенона. Стоическая непривязанность ни к чему, кроме добродетели, близка индийской философии, но не так радикальна.

Пожалуй, учение стоиков дошло до нас в наиболее точном виде. Это свидетельствует о том, что оно подходило к условиям жизни в различные периоды истории. Следовать ему трудно, но идеал остался в памяти человечества, как помним мы имена героев (любимым персонажем стоиков был Геракл). Это модель поведения, когда потеряна власть над внешними обстоятельствами.

Для киников добродетель — в избегании наслаждений, для стоиков — в стойком перенесении страданий. Эпикур считал, что надо понять, что страхи напрасны, и пересиливать боль необходимо духовными наслаждениями. Способ стоиков: закалить человека, заставить его смотреть опасностям в лицо. Мы ничего не можем сделать с внешними обстоятельствами, но внутренне все зависит от нас: и добродетель (у стоиков), и удовольствие (у Эпикура).

В эпоху гибели древнегреческого государства-полиса наиболее умные люди начали понимать неизбежность происходящего. Для философа было два пути: удалиться от общественных дел, как Эпикур (единственное благо по отношению к миру, говорил он, быть свободным от мира), или, наоборот, несмотря на неминуемое поражение, бороться, к чему были готовы стоики, утверждавшие, что человек не может быть лишен добродетели в силу внешних причин и в любом случае должен сохранять ее. Если киники демонстрировали стойкость по отношению к природным условиям жизни, то стоики делали то же по отношению к социальным условиям.

Скептики.

С течением времени в Древней Греции все большее влияние стали приобретать отрицавшие возможность что-либо доказать скептики (в буквальном переводе — «высматриватели»), которые, как писал Диоген Лаэртский, в противоположность догматикам («догма» — всякое признание какой-либо вещи) «всегда высматривают и никогда не находят».

В древнегреческой философии всегда был силен скептический момент. Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю» — и считал, что человеку не познать окружающий его мир, а все, что он может и должен, — это познать самого себя. Слова Сократа кажутся странными. Вот стол, и я знаю, что это стол, а не стул или что-либо еще. Но стол — это предмет, который мы воспринимаем нашими органами чувств. А наука утверждает, что на более глубоком уровне рассмотрения это совокупность атомов, физических полей, кварков. А на самом глубоком сущностном уровне? Тут и возникает философская проблема, осложняющаяся языковой. В греческом языке несколько слов, обозначающих знание. В данном случае имеется в виду не знание как мнение, а знание конечных причин, абсолютное знание.

Главный аргумент античных скептиков в том, что существуют разные точки зрения по различным вопросам, а какая из них истинна, определить невозможно. Скептики отрицали возможность доказать предпочтительность одного мнения другому и воздерживались от суждений. Их девиз: «Ничего не определять, ни с чем не соглашаться».

Из воздерживания от суждений следует невозмутимость, потому что мы не можем знать, что произойдет в следующий момент. Про известного скептика Пиррона (ок. 360 — ок. 280 до н. э.), который «…ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем», рассказывают такую легенду. «На корабле во время бури, когда спутники его впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, и говоря, что такой бестревожности и должен держаться мудрец». Для скептиков тоже важна атараксия (невозмутимость, хладнокровие, спокойствие), но она обретается ими не через знание, а через отказ от него.

Пройдя круг развития, философия вернулась к сократовскому «я знаю, что я ничего не знаю», но с добавлением «я не знаю даже и этого». Скептики напоминают своим релятивизмом софистов. Круг замкнулся. Однако он не был бесполезен. Именно в нем зародилась философия.

Упадок.

Наступил закат древнегреческой мысли. Еще будут всплески волн, но единая творческая традиция передачи знаний от учителей к ученикам потеряна, и начинается застой.

В чем причина упадка древнегреческой философии? В соответствии с теорией циклов можно считать причину естественной: как физический плод развивается, созревает и затем начинает портиться, так и духовный. Упадок можно объяснить причиной, о которой писал П. Флоренский: отрыв культуры от исходного культа. Несомненна еще одна причина — изменение общественной ситуации. Одним из условий появления философии было утверждение демократического правления в Афинах. Гибель демократии стала одной из важнейших причин упадка философии и ее престижа.

Подведем итоги. В эпоху кризиса древнегреческих городов-государств в связи с македонским завоеванием на смену мечтам об идеальном человеке и государстве пришли вопросы: можно ли быть добродетельным в порочном мире и счастливым в мире страданий? Выше всего стало цениться личное благо — добродетель и наслаждение. Отсюда дорога к цинизму и самоубийству. Отойдя от сократовских представлений об абсолютности знания, всесилии разума и бессмертии души, философы неизбежно впали в споры о соотношении знания, блага и удовольствия. Для киренаиков и эпикурейцев добродетель лишь средство для счастья, для киников и стоиков она — цель. Эти споры велись почти 100 лет, хотя менялись названия противоборствующих школ. Модифицированные крайности стали в эпоху заката афинской демократии главенствующими и потом перешли, в качестве основных, в римскую культуру.

Большое значение имеет уникальное сочетание обстоятельств. Философия появилась в Древней Греции именно в то, и ни в какое иное, время. И она могла жить полноценной жизнью именно тогда. Один новейший философ сказал, что все, чем занимались философы после Платона, — это обсуждение проблем, которые он поставил. Философия не только появилась в Древней Греции, она достигла там своей высшей точки. Древнегреческая философия стала образцом философии как таковой, она определила ее возможные варианты развития и в этом смысле была закончена в себе, совершив самый большой и плодотворный в истории философии круг. Конечно, и после люди определенного склада ума философствовали, но их усилия были как искры в ночи, в то время как в Древней Греции это был факел разума. Быть может, то же самое можно сказать в отношении греческой трагедии и скульптуры. Мы не можем утверждать, что трагедия и скульптура прогрессировали потом на другой почве, хотя они и возникали там. То же с философией. Мы изучаем плод, который никогда не вырастет вновь в таком же виде. Правда, плод культуры в отличие от физического плода сохраняет свое значение преемственности. Знание древнегреческой философии — ключ к философии средневековой и новоевропейской, ключ к Августину и Фоме Аквинскому, Канту и Гегелю.

Контрольные вопросы.

1. Что такое форма, по Аристотелю, в отличие от идеи?

2. За что критиковал Аристотель платоновский мир идей?

3. Какое значение придавал Аристотель развитию и цели?

4. Что внес Аристотель в логику?

5. Как развил Аристотель античную этику?

6. Каковы сходства и различия во взглядах Эпикура и киренаиков?

7. Чем различались взгляды Эпикура и Демокрита?

8. Что, с точки зрения Эпикура, мешает человеку быть счастливым?

9. В чем сходство и различие во взглядах стоиков и киников?

10. Кто такие скептики?

11. В чем причины упадка древнегреческой философии?

Рекомендуемая литература.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1.

Аристотель. Сочинения: В 4 т. — М., 1976–1983.

Гончарова Т.В. Эпикур. — М., 1988.

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1986.

Лосев А.Ф. История античной философии. — М., 1989.

Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Аристотель. — М., 1982.

Лукреций Кар. О природе вещей: В 2 т. — М., 1947. — т. 2.

Материалисты Древней Греции/Под ред. М.А. Дынника. — М., 1955.

Рассел Б. История западной философии. — М., 1959.

Хрестоматия по истории философии: В 2 ч./Отв. ред. Л.А. Микешина. — М., 1994. — ч. 1.

 

Глава 7

Философия древнего Рима

После подчинения Греции Риму во II в. до н. э. на древнеримскую почву переходят учения, которые появились в Древней Греции в эпоху крушения афинского государства, — эпикурейство, стоицизм, скептицизм. Древнеримские авторы подробно разъяснили и развили на протяжении пяти веков концепции, зачастую сохранившиеся от древнегреческого периода лишь в отрывках, придали им художественную завершенность и практичность римской души.

Римляне в отличие от греков были очень деятельны, и им претил созерцательный характер греческой философии. «Ведь вся заслуга доблести состоит в деятельности» — как само собой разумеющуюся роняет эту фразу Цицерон.

Практическая направленность римской души привела к тому, что в Древнем Риме интересовались не диалектикой и метафизикой, а преимущественно этикой. Ближайший по времени к Римской империи греческий философ Эпикур приобрел известность в Древнем Риме, и у него нашлись последователи. Его взгляды очень подошли к политической обстановке Древнего Рима периода распада республики.

Лукреций.

Популярности Эпикура способствовала поэма «О природе вещей» Лукреция Кара (ок. 99 — ок. 55 до н. э.) (Лукреций — имя, Кар — прозвище), уроженца Рима, жившего в эпоху гражданской войны между сторонниками Суллы и Мария и восстания Спартака. Лукреций был не теоретиком, а поэтом; даже скорее эпикурейцем, чем поэтом, потому что сам утверждал, что взялся изложить взгляды Эпикура в поэтической форме для облегчения их восприятия, следуя принципу, что главное — наслаждение, как, скажем, больному дают горькое лекарство вместе с медом, чтобы не было неприятно пить.

Лукреций разъяснил многое из взглядов Эпикура, произведения которого сохранились лишь в отрывках. Он писал об атомах, которые должны иметь другую природу, чем видимые вещи, и не разрушаться, чтобы из них постоянно возникало что-то новое. Атомы невидимы, как ветер и мельчайшие пылинки, но из них образуются (как из букв слова) вещи, люди и даже боги.

Ничто не может возникнуть из ничего по воле богов. Все происходит из чего-то и превращается во что-то в силу естественных причин. На самом же деле, все изменения происходят в мире от движения атомов, имеющего случайный, механический характер и незаметного для людей.

Лукреций рисует грандиозную картину эволюции мира как процесса, который протекает без участия каких-либо сверхъестественных сил. Жизнь, по его мнению, возникла путем самозарождения из неживой природы. Свойства всех вещей зависят от особенностей атомов, из которых они состоят, и они же определяют наши ощущения, с помощью которых человек познает окружающий мир. Душа и дух также материальны и смертны.

Общественная жизнь людей — результат их первоначального свободного договора между собой. Боги не вмешиваются в жизнь людей, о чем свидетельствует существование зла и то, что наказание может постигнуть невиновного, а виновный останется цел.

В таких очень точных словах передает Лукреций суть учения Эпикура.

Эпикуреизм больше подходит для свободных людей, могущих забраться в башню из слоновой кости. А раб? Как он может жить незаметно и без страхов наслаждаться жизнью? Каждый человек в эпоху империи был под пятой тирана. В этих условиях учение Эпикура теряет жизненную силу, уже не подходит к социальным обстоятельствам Римской империи, когда человек вынуждается идти на противостояние с властью.

Стоики.

Взгляды римских стоиков отличались от греческих по тональности — силой своего чувства и выразительностью поэзии, — и это объяснялось изменением социальных условий. Постепенно подтачивалось достоинство людей и вместе с тем их уверенность. Иссякал психологический запас прочности, и начинали преобладать мотивы обреченности. Б. Рассел писал, что в плохие времена философы придумывают утешения. «Мы не можем быть счастливыми, но мы можем быть хорошими; давайте же представим себе, что, пока мы добры, не важно, что мы несчастливы. Эта доктрина — героическая и в плохом мире полезная».

У римских стоиков ведущими чертами становятся не гордость, достоинство, уверенность в себе и внутренняя непоколебимость, а, скорее, слабость, ощущение ничтожности, растерянность, надломленность. Нет у них и оптимизма греков. Понятия зла и смерти выходят на первый план. Римские стоики демонстрируют стойкость отчаяния и терпения, сквозь которую прорывается мотив духовной свободы.

Известным римским пропагандистом стоицизма был Цицерон (106-43 до н. э.). Им разъяснены основные стоические понятия. «Но первая задача справедливости — в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя на это не вызвали противозаконием». Жить в согласии с природой означает «быть всегда в согласии с добродетелью, а все остальное, что соответствует природе, избирать только в том случае, если оно не противоречит добродетели» (т. е. богатство, здоровье и т. п.). Больше, впрочем, Цицерон известен как оратор.

Сенека.

Цицерон стоял у одра республики. Будучи сенатором, он говорил с подданными, избравшими его, как государственный муж. Следующий известный стоик — Сенека (ок. 5 до н. э. — 65 н. э.), пришел, когда республика уже погибла. Он не мечтает о ее реставрации, смирился с ее гибелью и своей проповедью, не назидательной, как у Цицерона, а дружественной, обращается не к жителям государства, а к отдельному человеку, другу. «В пространных же рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия — это добрый совет, а давать советы во всеуслышание никто не станет». Голос Сенеки трагичней и безнадежней, в нем нет иллюзий.

Испанец по происхождению, Сенека родился в Риме. С 48 г. н. э. он воспитатель будущего императора Нерона, от которого и принял смерть. Произведения Сенеки так же трудно разбирать, как художественный роман. Пересказывание как будто не открывает ничего нового, но, если начать читать, попадаешь под обаяние стиля. Это автор для всех времен и народов, и если есть несколько книг, которые в своей жизни должен прочитать каждый, в этот список входят и «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки. Чтение их полезно и доставляет неизъяснимое духовное наслаждение.

С эстетической и нравственной точки зрения произведения Сенеки безупречны. Даже у Платона высокохудожественные части текста перемежаются с вполне заурядными. У Сенеки все тщательно отделано и соединено в одно целое, хотя мы имеем дело с циклом писем, по-видимому, действительно написанных адресату в разное время. Единство произведению придает цельность мировоззрения автора. Нравственная проповедь Сенеки не грешит назидательностью, дешевыми лозунгами, а тонко ведет и убеждает. Мы видим в авторе сочетание гордости, доблести, благородства и милосердия, что не встречаем ни в христианских миссионерах, отличающихся иным комплексом добродетелей, ни в философах Нового времени.

В творчестве Сенеки преобладает мотив страданий, а уверенность в возможности избавления от них гаснет, оставляя надежду только на себя. «Изменить… порядок вещей мы не в силах, зато в силах обрести величие духа, достойное мужа добра, и стойко переносить все превратности случая, не споря с природой». Вне себя человек бессилен, но он может быть господином самого себя. Ищи опору в собственной душе, которая и есть бог в человеке, советует Сенека.

Внешнему давлению Сенека противопоставляет индивидуальное нравственное самосовершенствование и борьбу прежде всего с собственными пороками. «Ничего я не осудил, кроме самого себя. И не с чего тебе приходить ко мне в надежде на пользу. Кто рассчитывает найти здесь помощь, ошибается. Не врач, а больной живет здесь».

Для обретения независимости от деспотических сил, во власти которых находится человек, Сенека предлагает стать равнодушным к судьбе, не следовать, подобно скоту, за вожаками стада и воззрениями, которые находят много последователей; а жить, как требует разум и долг, т. е. по природе. «Жить счастливо и жить согласно с природой — одно и то же». «Ты спросишь, что такое свобода? Не быть рабом ни у обстоятельств, ни у неизбежности, ни у случая; низвести фортуну на одну ступень с собою; а она, едва я пойму, что могу больше нее, окажется бессильна надо мной».

Понимая рабство в самом широком смысле и борясь против него, отражая тем самым растущие антирабовладельческие настроения и приближая гибель рабовладельческого строя, Сенека верит в то, что каждый человек свободен потенциально, в душе, которая не может быть отдана в рабство.

Мораль Сенеки отличается милосердием, человеколюбием, состраданием, жалостью, благоговейным отношением к другим людям, благожелательностью, незлобивостью. Во всесильной империи жизнь философа небезопасна, и это в полной мере испытал Сенека, обвиненный своим бывшим учеником Нероном в заговоре против него. Хотя никаких улик не нашлось, Сенека, не дожидаясь ареста, вскрыл себе вены, сохранив верность своим взглядам. Не столь важно, участвовал Сенека в заговоре против Нерона или нет. Уже то, что он принимал участие в государственных делах, говорит о том, что он готовил себе гибель. Он виноват только в одном.

Сенека — вершина нравственно-философской мысли человечества. Ему удалось синтезировать все ценное, что было в античной этике, не исключая и учение оппонента стоиков Эпикура. Он мог согласиться, что абсолютная истина невозможна, но для него не этот вопрос важен, а вопрос «как жить?». От этого вопроса не спасешься парадоксами, его надо решать здесь и сейчас.

Сенека соединил в себе судьбу трех великих древнегреческих философов. Он был воспитателем будущего императора, как Аристотель (хотя в отличие от него считал, что добродетельный человек может быть счастлив и под пыткой); писал столь же художественно, как Платон, и умер, как Сократ, в убеждении, что по установлению природы «несчастнее приносящий зло, чем претерпевший».

Эпиктет.

Эпиктет (ок. 50 — ок. 140 н. э.) — первый из знаменитых философов, который был рабом. Но для стоиков, признающих всех людей равными, это неудивительно. Издевавшийся над ним хозяин сломал ему ногу, а затем отпустил — калеку. Вместе с другими философами он был впоследствии выслан из Рима и открыл свою школу в Никополисе (Эпир). Его учениками были и аристократы, и бедняки, и рабы. В своей школе нравственного совершенствования Эпиктет учил только этике, которую называл душой философии.

Первое, что требовалось ученику, — осознать собственную слабость и бессилие, которые Эпиктет называл началом философии. Стоики вслед за киниками считали, что философия есть лекарство для души, но, чтобы человек захотел принять лекарство, он должен понять, что болен. «Если хочешь быть хорошим, сперва проникнись убеждением, что ты плохой».

Первая ступень философского обучения — отбрасывание ложного знания. Начав учиться философии, человек испытывает состояние шока, когда под воздействием истинного знания он как бы сходит с ума, отказываясь от привычных представлений. После этого новое знание становится чувством и волей человека.

Три вещи необходимы, по Эпиктету, чтобы стать добродетельным: теоретические знания, внутреннее самоусовершенствование, практические упражнения («нравственная гимнастика»). Требуются ежедневное самоиспытание, постоянное обращение внимания на себя, свои мысли, чувства и поступки; зоркое слежение за собой, как за злейшим врагом. Освобождаться от страстей надо постепенно, но последовательно. Ты привык сердиться ежедневно, постарайся сердиться через день и т. д.

Два основных принципа Эпиктета: «Выдерживай и воздерживайся». Стойко выдерживай все внешние трудности, которые обрушиваются на тебя, и ко всему, что бы ни случилось, относись спокойно. «К свободе же ведет лишь одна дорога: презрение к тому, что не зависит от нас». Воздерживайся от любых проявлений собственных страстей, памятуя, что твои — только разум и душа, но не тело. «Возьми мое тело, мое имущество, мою честь, мою семью — но мысли моей и воли никто не может у меня отнять, ничто не в силах их подавить». «И ты, хотя ты еще не Сократ, должен, однако, жить как человек, желающий стать Сократом».

Обнаруживаем мы у Эпиктета и «золотое правило этики»: «То положение, которое ты не терпишь, не создавай для других. Не желаешь быть рабом — не терпи рабства около себя».

Марк Аврелий.

Необычно для философа, но полностью противоположно, чем у Эпиктета, общественное положение Марка Аврелия (121–180 н. э.) — император. Тем не менее, его пессимизм и мужество отчаяния столь же выразительны.

Шатко стало не только положение личности, тем более раба, но и империи. Наступал период ее заката. Это не пессимизм раба или придворного, а пессимизм императора и, стало быть, империи. У Марка Аврелия были вся власть, все «хлеба и зрелища», но они не радовали его. Как ни покажется странным, именно в период максимального могущества империи человек внутри нее чувствует себя в наибольшей степени незащищенным и ничтожным, раздавленным и беспомощным. Чем сильнее государство, тем слабее человек. И не только раб или придворный, а и сам неограниченный правитель.

Важное место в философии Марка Аврелия занимает требование быть всегда одинаковым в ответ на воздействия внешних обстоятельств, что означает постоянную соразмерность, внутреннюю согласованность душевного склада и всей жизни. «Быть похожим на утес, о который неустанно бьется волна; он стоит, и разгоряченная волна затихает вокруг него».

Сходные мысли встречаем и у Сенеки. «Поверь мне, великое дело — играть всегда одну роль. Но никто, кроме мудреца, этого не делает; все прочие многолики». Отсутствие целостности и цельности — причина того, что люди, запутываясь в перемене масок, оказываются расщепленными. А целостность нужна, потому что сам человек — часть мирового целого, без которого он не может существовать, как рука или нога отдельно от остального тела. Мысль о единстве всего во вселенной постоянно повторяется Марком Аврелием.

То был единственный случай в мировой истории, когда государством правил философ и достигнута была видимая социальная вершина торжества философии. Казалось бы, именно Марку Аврелию и попытаться создать государство на тех философских принципах, которые разрабатывались в философии, начиная с Сократа и Платона. Но Марк Аврелий не только не начал кардинальных преобразований (хотя как у императора у него были все возможности для этого — не то, что у Платона), но даже не обращался к людям со ставшими модными в то время философскими проповедями, а лишь вел дневник — для себя, не для печати. Это крайняя степень разочарованности в возможности улучшить положение. Осуществилось одно из желаний Платона о философе, управляющем государством, но Марк Аврелий понимал, насколько трудное, если не безнадежное, дело — пытаться исправить людей и общественные отношения. В самоумалении Сократа была ирония, в самоумалении Сенеки и Марка Аврелия — неподдельная скорбь.

Учащий людей, как жить, бывший раб Эпиктет, философ на престоле Марк Аврелий, государственный деятель и писатель Сенека, сравнимый по художественному мастерству только с Платоном, а по пронзительности своих сочинений более близкий нам, чем Платон, — наиболее значительные имена римского стоицизма.

Всех троих объединяло убеждение, что существует разумная необходимость подчинения всеобщему высшему началу, а своим следует считать только разум, а не тело. Различие же в том, что, по Сенеке, во внешнем мире все подчинено судьбе; по Эпиктету — воле богов; по Марку Аврелию — мировому разуму.

Сходство между римскими стоиками и эпикурейцами, как и между греческими, заключалось в ориентации на жизнь по природе, замкнутость и самодостаточность, безмятежность и бесстрастие, в представлении о материальности богов и души, смертности человека и его возвращении в мировое целое. Но осталось понимание эпикурейцами природы как материальной Вселенной, а стоиками — как разума; справедливости как общественного договора — эпикурейцами и как долга перед мировым целым — стоиками; признание свободы воли эпикурейцами и высшего порядка и предопределенности стоиками; представление о линейности развития мира у эпикурейцев и цикличности развития у стоиков; ориентация на личную дружбу у эпикурейцев и участие в общественных делах у стоиков. Для стоиков источник счастья — разум, а основное понятие — добродетель; для эпикурейцев — соответственно чувство и удовольствие.

Секст Эмпирик.

Скептики противостояли стоикам и эпикурейцам в Риме, как и в Греции, и значение их возрастало по мере ослабления творческих потенций философии. Скептицизм является неизбежным спутником рациональной мудрости, как атеизм — спутником религиозной веры, и он только ждет момента ее ослабления, как атеизм — момента ослабления веры.

От древнегреческих скептиков остались обрывки работ. Секст Эмпирик (конец II — начало III в. н. э.) дал законченное учение с развернутой критикой представителей других направлений. Он проделал такую же обобщающую работу, как Лукреций по отношению к Эпикуру.

В представлении об относительности добра и зла Секст находит свои преимущества. Отказ от представления о всеобщем благе делает человека более устойчивым к общественному мнению, но в отсутствие главной индивидуальной цели, подчиняющей себе все прочие, человек в суете обстоятельств теряет уверенность в себе и устает от выполнения мелких целей, зачастую противоречащих друг другу и лишающих жизнь смысла. Сам скептик как философ должен считать мудрость благом.

Секст дает исчерпывающую сводку скептических выводов и учений. Мы находим у него логические парадоксы типа «я лжец», свидетельствующие о том, что мышление в принципе не может быть строго логическим и избежать противоречий. «Я лжец», — заявляет человек. Если это так, то его утверждение не может быть истинным, т. е. он не лжец. Если же он не лжет, то его слова справедливы, и, стало быть, он лжец.

Встречаем мы у Секста парадоксы, связанные с качественными изменениями вещей, например парадокс «зерно и куча», приписываемый философу мегарской школы Эвбулиду из Милета (IV в. до н. э.): «Если одно зерно не составит кучи, и два не составят кучи, и три и т. д., то никогда не будет кучи». Здесь можно сказать о непонимании того, что для современной науки очевидно, — появления новых свойств у более сложных вещей. Отрицая их, Секст доказывает, что если часть не обладает каким-либо свойством (буква не обозначает вещь), то не обладает этим свойством и целое (слово). Секста можно поправить в соответствии с современной наукой, но краеугольные камни скептицизма остаются.

Диоген Лаэртский считал скептицизм направлением, пронизывающим всю античную философию. Древние греки уделяли большое внимание логическим затруднениям, потому что для них наибольшее значение имели рациональные аргументы, и парадоксы привлекали возможностью их разрешить, что оказывалось порой безуспешным.

Однако если все отрицать, то ни о чем невозможно говорить. Это заставляет все же делать положительные утверждения. Если я не знаю, знаю ли я что-либо, то, может быть, я все же что-то знаю? Последовательный скептицизм открывает путь вере.

Заслуга скептиков — в попытке определить пределы рационального мышления с тем, чтобы узнать, что можно ждать от философии, а чего нельзя. Недовольные рамками, в которых функционирует разум, обращались к религии. Подрывая авторитет разума, скептики тем самым подготовили наступление христианства, для которого вера выше разума. Несмотря на усилия Эпикура и стоиков, оказалось, что страх смерти не победить разумными доводами. Распространение христианства вызвано всей логикой развития античной культуры. Людям хочется счастья не только здесь, но и после смерти. Ни Эпикур, ни стоики, ни скептики не обещали этого. Встав перед дилеммой: разум или вера, — люди отвергли разум и предпочли веру, в данном случае христианскую. Отвернувшись от рациональной мудрости, более молодое и уверенное в своих силах христианство победило античную философию. Последняя почила, как мудрый старик, уступающий место новому поколению.

С конца II в. христианство завладевает умами множества людей. Можно сказать, что христианство победило самую могущественную в истории человечества империю, а единственный в истории император-философ Марк Аврелий потерпел сокрушительное духовное поражение. Почему это произошло? Ослабление творческих потенций античной философии, изменение духовного климата и социальных условий жизни тогдашнего общества привели к триумфу христианства. Философия была сначала низвергнута, а затем использована для нужд религии, превратившись на 1500 лет в служанку богословия.

Контрольные вопросы.

1. Каковы основные идеи поэмы Лукреция «О природе вещей»?

2. Каковы основные идеи «Нравственных писем к Луцилию» Л.А. Сенеки?

3. Что необходимо, по Эпиктету, чтобы стать добродетельным?

4. Каким должен быть человек, по Марку Аврелию?

5. В чем специфика и значение древнеримской философии?

6. В чем сходство и различие между римскими стоиками и эпикурейцами?

7. В чем сходство и различие между древнегреческими и древнеримскими стоиками?

8. Каковы основные постулаты античной этики?

9. Каково общее значение античной философии?

10. В чем значение философии Секста Эмпирика?

11. В чем принципиальные отличия античной философии от индийской и китайской?

Рекомендуемая литература.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1. — ч. 1.

Вундт В. Введение в философию. — СПб., 1903.

Лосев А.Ф. История античной философии. — М., 1989.

Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика I–II вв. н. э. — М., 1979.

Лукреций Кар. О природе вещей: В 2 т. — М., 1946. — т. 1.

Марк Аврелий. Размышления. — Л., 1985.

Рассел Б. История западной философии. — М., 1959.

Секст Эмпирик. Сочинения: В 2 т. — М., 1975, 1976.

Сенека Л.А. Нравственные письма к Луцилию. — М., 1977.

Чанышев А.Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. — М., 1991.

 

Глава 8

Средневековая философия

Особенности средневековой философии.

Средневековая философия возникла после крушения Римской империи. Культурные периоды, однако, не совпадают точно с периодами историческими. Хотя Рим был захвачен варварами в 476 г., средневековая философия в соответствии с ее главной особенностью — тем, что это религиозная философия (христианская и затем мусульманская), — начинается раньше, с того времени, когда в пределах и за пределами Римской империи стало утверждать себя христианство, победившее в конце концов и подчинившее себе античную культуру.

Античная культура пришла в упадок не только из-за нашествия варваров, но и потому, что античный разум, стоявший в центре ее, не смог обосновать возможность и неизбежность посмертного вознаграждения за муки жизни, уча преодолевать их или уходить от них в небытие. Результатом могло быть внутреннее удовлетворение, достигаемое усилием воли. Но чем труднее земное существование, тем большего хочется иметь после него. Рационализм не оправдал надежд. И именно в этот период засиял новый мощный источник духовного света — христианство. Не проводя его детального анализа, скажем только, что на место разума пришла вера, на место наслаждения — любовь к Богу, на место гордости — смирение.

Христианство стало религией верящих в Бога и жаждущих отдохновения людей. Не только нечего бояться после смерти (как у Эпикура), но там-то и ждут высшие блага. Это понравилось больше, чем эпикурейство, хотя от земных радостей отказываться спешили не все.

Чтобы уяснить различия между античной философией и христианской религией, сравним проповедь Христа со спорами Сократа. Главный тезис Сократа — «Познай самого себя». Знание для Сократа тождественно добродетели, поэтому само познание себя автоматически ведет к праведности. Последующие античные философы отказались от данного тождества, а христианство началось с противопоставления разума и добродетели. Нравственная цель и Христа, и Сократа — праведная жизнь, но пути ее достижения различны: в одном случае — познание человека, в другом — познание Бога.

Это уже иная отправная точка, чем у философии. Показателен в этом смысле вопрос Пилата, обращенный к Христу: «Что есть истина?» Прокуратор Иудеи, образованный античный человек, хотел вступить в философский спор, но для Христа истина совсем не то, что для Пилата. Это не понятие, которое надо точно определить и потом уже спорить о нем по определенным правилам. Ответ Иисуса Христа: «Я есмь путь и истина». Истина становится личностью, не объектом мысли, а предметом веры.

Однако по мере универсализации христианства перед его проповедниками вставало все больше проблем, разрешить которые было нельзя без обращения к интеллектуальному потенциалу, выработанному в языческие времена, в том числе и к античной философии.

На смену борьбе философии и религии пришла эра их сотрудничества, и результатом стало создание религиозной философии. Основным импульсом религиозной философии является стремление человека к Богу, а основной задачей — рациональное обоснование теологических истин. В этом симбиозе философии и религии философия играла подчиненную роль и была объявлена служанкой богословия.

Философия Средних веков — служанка и помощница религии, имеющая значение не только для обоснования религиозных истин, но и для прихода человека как личности к Богу. Она открывает путь к Богу для рационально мыслящего человека. В этом одна из задач философии как таковой и главная задача религиозной философии.

Основы религиозной философии заложены двумя мыслителями, которые имели для нее такое же значение, как Платон и Аристотель для античной философии. Первый из них — Августин Блаженный, признанный святым в католичестве.

Августин.

Августин (354–430) родился в Северной Африке и пришел к христианству через манихейство — религиозное учение, возникшее в Иране, скептицизм и неоплатонизм. Манихейство и в большей степени неоплатонизм нашли отражение в философских произведениях Августина.

Августину принадлежит обоснование необходимости церкви в трактате «О граде Божьем». Находясь под влиянием Платона, Августин трансформировал его представление о двух мирах — мире идей и чувственном мире — в представление о «двух градах» — граде Божьем и граде Земном. В отличие от мира идей Платона град Божий есть нечто находящееся и укрепляющееся на самой земле и становящееся церковью. Августин, таким образом, обосновал необходимость церкви, конкретно Римской католической церкви.

Важнейший вопрос, который пытался разрешить Августин, — о соотношении судьбы и свободной воли человека. Этот вопрос возник с тех времен, когда развились астрология, различные формы гаданий, определений характера и т. д. Этические следствия из него вызвали резкие споры между стоиками и эпикурейцами. В христианстве этот вопрос — в виде соотношения свободной воли человека и благодати Божьей (и в более общем плане — соотношения религии и морали) — впервые осмыслен Августином.

Человек обладает свободой воли, но она, как все остальное, даруется человеку Богом в знак его благорасположения, ожидания выбора человеком по собственной инициативе верного пути. Свобода воли, однако, может увести человека ко злу, которое происходит от извращения божественных предначертаний.

Благодать — дар Божий. Каждый получает свое дарование (талант), свою степень поддержки от Бога. Человек действует по своей воле, но так как в основе ее лежит божественная благодать, то все заслуги — от Бога. Такова мысль Августина. Поэтому нет смысла кичиться своими достижениями и проявлять гордыню, как свойственно стоикам, а, наоборот, надлежит быть смиренным. Источник морали — в духе, как и полагали стоики, но зиждется он на осознании собственной греховности. Собственные заслуги человека — зло. Если же они добрые, то даны от Бога. Мы обращаемся к Богу нашей волей, дарованной им, а он к нам — своей благодатью. «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение», — проповедует Августин. Без божественной благодати человек не способен на великие поступки. Пользоваться земными благами, но не радоваться им — этический принцип Августина.

Второй важный вопрос, связанный с предыдущим, — о том, к кому обращена божественная благодать. Дается ли она за определенные заслуги как награда за добродетельное поведение? Нет, отвечает Августин, возражая тем, кто полагал, что божественное воздаяние соразмерно делам человека. Благодать не может быть воздаянием за заслуги; это противоречит ее определению. Тогда это был бы не дар, а долг. «Благодать не от дел, чтобы никто не хвалился». Она дается не во искупление грехов, а для праведной жизни и тому, кому Бог пожелает (может быть, и грешнику) — как проявление любви, а не как вознаграждение. «Возмездие за грех — смерть». Наказание же ждет человека не здесь, а на Страшном Суде.

Еще один вопрос — о том, откуда берется зло. Он особенно важен в христианстве, поскольку Бог всемогущ и всеблаг. Зачем он допускает зло в мире? Если он не может ничего с этим поделать, то он не всемогущ; если не хочет, то не всеблаг. Августин в молодости был сторонником учения манихеев, последователей проповедника Ману, который в соответствии с древнеперсидской религией — зороастризмом — утверждал, что в мире существуют две противоборствующие силы, два войска — добра и зла, которые находятся между собой в непрерывной борьбе. Как христианин, считавший, что все происходит по воле Бога, Августин не мог допустить, что Бог создал зло, и полагал, что оно результат свободной воли человека, который сам выбирает свой путь в жизни. Зло наказуется и поэтому необходимо для постижения божественной справедливости.

Вслед за апостолом Павлом Августин считал основополагающими принципами христианства веру и любовь. «Дела от веры, а не вера от дел». Все — средство на пути к цели — любви к Богу.

Итак, по Августину, «все, что существует, есть добро». На человеческом уровне добро — результат свободного решения человека. Грех, зло — это отсутствие добра, отступление от предписаний Творца, неправильное употребление свободной воли, данной человеку для исполнения заповедей Бога.

Если у стоиков мораль была главной характеристикой человека и замыкалась на него, у Августина ее основа переносится в надзвездные сферы. Не человеку различать добро и зло в высшем смысле этих слов — так можно интерпретировать притчу о запрете Адаму и Еве есть плоды с дерева познания добра и зла. Воля Бога, который выше добра и справедливости, — высшее благо. Так как мораль исходит от Бога, Бог не может быть связан ее нормами.

Августин явился родоначальником направления в христианской философии, которое господствовало в Западной Европе вплоть до XIII в.

Мусульманская философия.

Средневековая арабо-мусульманская философия сходна со средневековой европейской тем, что строится также на основе религии, только не христианства, а ислама, главная книга которого — Коран — сюжетно во многом схожа с Библией.

Ислам — это попытка соединения веры и разума, что подтверждают частые ссылки мусульманских авторов на греческую философию. В мусульманской философии было два основных направления: аристотелизм как попытка рационального объяснения истин Откровения (Аль-Фараби, 870–950; Авиценна, 980-1037) и суфизм как мистическое истолкование Корана (Аль-Газали, 1058–1111; Ибн-Араби, 1165–1240). Мусульманские философы первыми осуществили синтез религии с философией Аристотеля, который затем продолжил Фома Аквинский. Таким образом они внесли крупный вклад в мировую культуру и подготовили европейское Возрождение.

Один из представителей аристотелизма — Аль-Фараби строил свое философское учение на основе соединения аристотелевской космологии с представлениями неоплатоников об эманации (истечении) божества как способа сотворения мира. Он учил, что «интеллект — это не что иное, как опыт». Таким образом, в мусульманской философии уже содержались в зародыше представления о важности эмпирического познания, которые позже были развиты в философии Нового времени (особенно в английском эмпиризме). Согласно Аль-Фараби, разумная душа в человеке бессмертна и после смерти индивида она соединяется с бессмертным деятельным разумом. Предвосхищая эпоху Возрождения, арабские философы уделяли внимание проблеме идеального общественного устройства. В «Трактате о взглядах жителей добродетельного города» Аль-Фараби сравнивает идеальное общество со здоровым телом, в котором все органы во взаимодействии друг с другом выполняют предназначенные им функции. Представление об обществе как организме затем получает всестороннюю разработку в эволюционизме (особенно у Г. Спенсера).

Арабские философы были также и выдающимися учеными, как, например, Авиценна, который был знаменитым врачом. Этим арабская философия также предвосхитила европейскую философию Нового времени. Авиценна пытался постичь идеальность мысли и связь мысли с материей, организмом и мозгом человека.

Второе направление мусульманской философии — суфизм возник как мистико-аскетическое течение в исламе в середине VIII в. на территории нынешнего Ирака и Сирии. Его относят к мистико-пантеистическим учениям, возникшим как протест против ортодоксального ислама. Цель — слиться с Богом путем внутреннего очищения и самосовершенствования. Каждый, по учению суфиев, содержит в себе божественную субстанцию. Существует несколько течений в суфизме: от поднимающих человека до уровня Бога до призывающих людей к непротивлению злу.

У суфиев было представление о божественном свете, исходящем от Аллаха, который (свет) несет в себе часть души человека — «тайник сердца», обращенный к Богу. В суфийском учении есть и концепция предвечного договора, заключенного между Аллахом и людскими душами до их появления в материальном мире. Присягнув в верности Аллаху, души, обретя телесную оболочку, забыли о договоре. Цель суфия — вернуться к своему предвечному состоянию путем внутреннего самосовершенствования.

Суфизм широко представлен в исламе не только потому, что мистицизм свойствен любой религии, но и в силу специфических причин, к которым следует отнести запрет на видимое изображение Аллаха. Бог как бы уходил из поля зрения людей, затрудняя его рациональное истолкование, и мистика приобретала исключительные права.

Фома Аквинский.

Творения Августина относятся к эпохе патристики, или деятельности святых отцов церкви, продолжавшейся по IX в. Следующая за ней эпоха получила название схоластики и характеризовалась углубленным вниманием к философским проблемам богословия. Наиболее ярким представителем этого периода был Фома Аквинский (Аквинат, 1225–1274). Если Августин следовал Платону, то Фома Аквинский основывался на философии Аристотеля.

Задача Фомы Аквинского состояла в примирении веры и знания, что было, как убедительно показало позже обсуждение гелиоцентрической системы Коперника, не простой проблемой для католической церкви. Фома Аквинский пытался разграничить области веры и знания, и средством для этого стало разграничение царства природы и царства благодати в главном произведении Фомы Аквинского «Сумма теологии». В соответствии с использованным Фомой Аквинским принципом иерархии природа является подготовительной ступенью для царства благодати, которое, в свою очередь, ведет к Богу. Соединение с Богом возможно в моменты мистического экстаза в интеллектуальном созерцании. Так вся средневековая сумма знаний и верований оказалась представленной в виде одного грандиозного здания.

Фоме Аквинскому принадлежат пять обоснований бытия Бога: 1) движение предполагает неподвижный первый движитель; 2) цепь причин и следствий не может идти в бесконечность — нужно предположить существование первой причины; 3) в мире не может господствовать случайность и должен быть источник необходимости; 4) все предметы различаются по степени совершенства, и должно быть нечто, представляющее высшую степень реальности и совершенства; 5) наличие целесообразности в мире предполагает Бога как ее источника.

Здесь Фома Аквинский использовал концепцию причинности Аристотеля, говоря и о причине как таковой, и о причине движения, и о целевой причине. Аргумент наличия необходимости также сводится к причине, а в основе четвертого аргумента лежит принцип иерархии, на котором основана вся система Фомы Аквинского.

Соглашаясь с Августином, святой Фома объявляет зло не сущим. Производное от Бога бытие есть благо, а опосредованное волей человека может быть злом. Значит, нравственная цель заключается в стремлении к Богу, а блаженство достигается при его созерцании. Благодать Божья — необходимое условие добродетели. Но в отличие от Августина Фома считал, что моральный образ действий гарантирует спасение.

Бог представлен в человеке в виде совести. Как видим, сходное понятие проходит через всю историю: демон у Сократа, гений у стоиков, искра Божия у христиан.

Следуя Аристотелю, Аквинат разделял добродетели на умственные и нравственные, но как христианин добавлял к ним и богословские, считая их наивысшими, — веру, надежду, любовь.

Хотя основными философскими темами в эпоху схоластики были те, которые исходили из религиозных задач (почему средневековая философия названа «служанкой богословия»), чем дальше, тем больше выходили на поверхность собственно философские проблемы в религиозной упаковке. Одна из таковых — о реальном существовании идей — восходит к античности.

Реалисты и номиналисты.

Спор в Средние века начался между реалистами, которые признавали существование идей, или, как их тогда называли, универсалий, и номиналистами, которые полагали, что идеи формируются в мозгу человека как обобщения многообразного мира единичных вещей. Выйдя из недр античности, этот спор трансформировался в Новое время в спор между объективными и субъективными идеалистами.

Спор между реалистами и номиналистами стимулировался основной задачей схоластики — разумного обоснования веры, доказательства бытия Бога. Попытка оказалась безуспешной, и мнения номиналистов, следовавших преобладавшему в эпоху патристики представлению о непостижимо мистической природе веры в Бога, мешали примирению разума и веры. В то же время номинализм подрывал основы веры в Бога, способствуя освобождению философии от подчинения религии.

Христианство было господствующей доктриной в западном мире на протяжении Средних веков. Но постепенно статус его стал снижаться. Этому способствовали новшества в католичестве, которые вызвали отрицательную реакцию населения, например выпуск индульгенций, купив которые верующий считался прощенным за свои грехи. Орден иезуитов прославился гонениями на еретиков и инакомыслящих, а инквизиция ужасала своими жестокими мерами — от пыток до сжигания на костре.

Восставшие против официальной церкви протестанты, хотя и руководствовались стремлением очистить христианскую религию, подготовляли кризис католичества. К рубежу схоластики и Возрождения усилился философский скептицизм, свойственный, в частности, Н. Кузанскому (1401–1464). В его сочинениях находим ставший в то время модным пантеизм, утверждающий: «Бог во всех вещах, как все они в нем».

Скептицизм.

Эпоха Возрождения началась с сомнения в истинности религиозных догм. Как в Древней Греции противоборствующие школы последователей Сократа не смогли прийти к согласию относительно основ нравственности и возник скептицизм, так в конце Средних веков, когда ослабла религиозная вера, скептицизм возродился вновь. Он готовил почву для новой веры — в разум человека, его силы и способности. «Пусть совесть и добродетели ученика находят отражение в его речи и не знают иного руководителя, кроме разума», — писал М. Монтень (1533–1592). Когда Монтень призывает «сосредоточить на себе и своем собственном благе все наши помыслы и намерения», то этим он выражает одну из основных идей Возрождения, в соответствии с которой в центре мироздания — человек с его чувствами и помыслами. Обращенность к человеку нужна Монтеню, чтобы выразить сомнение в символе религиозной веры. В этом он близок к античным скептикам и завершает круг средневековой философии. Философия возвращается вместе с ренессансом античной культуры к своим традиционным проблемам, чтобы повторить античность на новом уровне с учетом специфики западной души.

Центр внимания философа в эпоху Возрождения перемещается от Бога к человеку, и главным становится понятие гуманизма (от homo — человек). Яркий пример философа-гуманиста — Эразм Роттердамский (1466/69—1536).

Значение средневековой философии.

Роль философии в Средние века была служебной. Ограниченность средневековой философии Гегель объяснял так: «…греческая философия мыслила свободно, а схоластика несвободно, так как последняя брала свое содержание как данное, а именно данное церковью».

Почему два основных пика средневековой европейской философии оказались так далеки друг от друга во времени — почти на тысячелетие? Дело в том, что Августин жил вблизи точки возникновения средневековой философии, когда позиции античной философии были еще очень сильны, и неоплатонизм, повлиявший на Августина, был активным и влиятельным направлением в культурной мысли. Это был первый плодотворный синтез философии и религии.

Вторая основная точка средневековой философии приходится на то время, когда господствующее положение церкви начало ослабевать и создались условия для еще одного плодотворного синтеза философии и религии. К этому подталкивало европейскую философию воздействие со стороны арабской философии, в которой традиционно сильно было влияние Аристотеля, а также пробуждение интереса к античной культуре в целом и к античной философии в частности. Так что неудивительно, что два культурных пика в развитии средневековой европейской философии пришлись на ее начало и конец.

В целом средневековая философия была отступлением от античной философии в направлении решения проблем, поднятых христианством и исламом. Главенствующее положение религии в культуре определило своеобразие данного этапа развития философии, который можно назвать религиозной философией.

Контрольные вопросы.

1. В чем основные особенности средневековой философии?

2. Как соотносятся с античной философией представления Августина?

3. В чем отличие, по Августину, града Божьего от града Земного?

4. Каково соотношение между заслугами человека и благодатью, по Августину?

5. Каковы главные направления мусульманской философии?

6. Что такое суфизм?

7. Как соотносятся с античной философией представления Фомы Аквинского?

8. Что такое реализм и номинализм в средневековой философии?

9. В чем отличие средневековой философии от античной?

Рекомендуемая литература.

Аль-Фараби. Философские трактаты. — Алма-Ата, 1970.

Антология мировой философии: В 4 т./Ред. сост. В.В. Соколов. — М., 1969. — т. 1. — ч. 2.

Ибн-Сина. Избранные философские произведения. — М., 1980.

Кузанский Н. Сочинения: В 2 т. — М., 1979–1980.

Монтень М. Опыты: В 3 кн. — М., 1992.

Роузентал Ф. Торжество знания. — М., 1978.

Соколов В.В. Средневековая философия. — М., 1979.

 

Глава 9

Философия нового времени

Субъект и объект.

В философии Нового времени появляются понятия субъекта и объекта, о которых К. Фишер писал так: «Мир и „я“ относятся друг к другу не как целое к части и не как две противоположности, исключающие друг друга, но как объект к субъекту, обусловливаемое к условию».

При таком философском понимании субъектом является не только человек. Субъектом стали называть все активное и индивидуальное, понимая его как основу сущего. Поднял субъекта на головокружительную высоту Декарт, а две выдающиеся философские системы Нового времени, базирующиеся на субъекте, создали Кант и Гегель. Субъект стал не только мерой (по Протагору и античным софистам), но и основанием всех вещей.

Объектом же будут называться не только независимо от человека существующие предметы, но и все пассивное, что противостоит субъекту как активному началу.

Теория познания.

Для античной философии главной была этика, для средневековой — теология, для новоевропейской — теория познания. Не как вести себя в мире, а как познать его — вот основной вопрос новой философии. Большинство философов Нового времени, в том числе И. Кант, считавший вопрос «что есть человек?» главным, смотрели на человека прежде всего как на познающее существо.

Такой сдвиг интересов был вызван тем, что господствующей отраслью культуры в Новое время стала наука, и философия переориентировалась на те вопросы, в решении которых наука была в наибольшей степени заинтересована.

Р. Декарт, Д. Локк, Г. Лейбниц, Д. Юм, И. Кант занимались философским обоснованием науки, по-своему отвечая на вопрос Аристотеля: «…если ничего не существует помимо единичных вещей — а таких вещей бесчисленное множество, — то как возможно достичь знания об этом бесчисленном множестве? Ведь мы познаем все вещи постольку, поскольку у них имеется что-то единое и тождественное и поскольку им присуще нечто общее». Суть этого общего и пыталась раскрыть новая философия.

Р. Декарт.

Родоначальник новоевропейской философии Рене Декарт (1596–1650), подобно Сократу, отказался «от всех суждений, принятых человеком ранее на веру», и писал, «что то немногое, что я узнал до настоящего времени, почти ничто в сравнении с тем, чего я не знаю и что я не отчаиваюсь узнать».

Философия возвращалась к здравому смыслу. Как Сократ предпочитал не рассуждать о небесном и божественном, поскольку о нем ему ничего не известно, так и Декарт, «узнав… что истины, познаваемые путем откровения, выше нашего разумения… не осмелился сделать их предметом… слабых суждений и полагал, что для успешного их исследования нужно иметь некое сверхъестественное содействие неба и быть более, чем человеком».

Декарт освободил философию от власти религии, как Сократ освободил ее от власти мифологии. Наступило возрождение философии как часть возрождения культуры. Были обретены нити, потерянные Средневековьем, и восстановлена преемственность. Престиж философии резко взмывает вверх. «Философия… одна только отличает нас от дикарей и варваров… каждый народ тем более гражданственен и образован, чем лучше в нем философствуют».

Как Сократ, Декарт призывает познать прежде всего самого себя. Но декартовский человек — субъект и находится в основании всего. Первый принцип метафизики Декарта — «я мыслю, следовательно, я существую». «В то время как я готов мыслить, что все ложно, необходимо, чтобы я, который так мыслит, был чем-нибудь». О самом своем существовании человек узнает только потому, что он мыслит.

Не только мысль, но мыслящий человек становится в основание сущего.

Декарт — родоначальник рационализма Нового времени, как Сократ — основатель философии как рационального подхода к целостному бытию, и неудивительно, что для Декарта столь же большое значение имел метод.

Сократ боролся против предрассудков софистов и обывательских суждений толпы, и то же делал Декарт, выражая сомнение в истинности общепринятого мнения. Его сомнение не убеждение агностика, а предварительный прием. Можно сомневаться даже в существовании внешнего мира, но если я сомневаюсь, я мыслю, следовательно, существую.

Критерием истинности познания Декарт признает ясность и отчетливость идей. Его ясность и отчетливость сродни аристотелевой очевидности: «А самое достоверное из всех начал — то, относительно которого невозможно ошибиться, ибо такое начало должно быть наиболее очевидным (ведь все обманываются в том, что не очевидно) и свободным от всякой предположительности».

Декарт формулирует правило: «Никогда не принимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью… и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвергать их сомнению». Принципы Декарта — в отличие от сократовской майовтики — методы научного познания. Тут и анализ, и переход от простого к сложному, и полнота охвата исследуемого предмета. За образец принимается математика. Математическое знание, по Декарту, совершенно достоверно и обладает всеобщностью и необходимостью. Декарт отводил исключительную роль дедукции, под которой понимал рассуждение, опирающееся на вполне достоверные исходные положения (аксиомы) и состоящее из цепи также достоверных логических выводов. Достоверность аксиом усматривается разумом интуитивно, без доказательства, с полной ясностью и отчетливостью. Вооруженный интуицией и дедукцией, разум может достичь полной достоверности во всех областях знания. Метод Декарта представляет собой распространение на все познание приемов, применяемых в математике.

Совершенство знания и его объем определяются зависимостью нашего познания от врожденных идей. О телесных вещах достоверно известно очень немногое, гораздо больше — о человеческом духе и еще больше — о Боге. Однако чем дальше мы продвигаемся в познании, тем необходимее данные органов чувств.

Учение Декарта о непосредственной достоверности самосознания, врожденных идеях, интуитивном характере аксиом — опора рационализма Нового времени. Метод Декарта направлен не на спор с другими людьми, как у Сократа, а на овладение бытием, господство человека над силами природы, открытие новых технических средств, усовершенствование природы человека.

Философия Нового времени сформулировала представление о субстанции как вещи, которая не нуждается для своего существования ни в чем, кроме себя самой. Аналогично тому, как Сократ ввел понятия в противоположность вещам, так Декарт — духовную субстанцию, атрибутом (главным свойством) которой является мышление, в противоположность телесной субстанции, атрибут которой — протяжение. От декартовых субстанций идут споры о соотношении материального и идеального и о том, что из них первично.

По Декарту, восприятие, воление относятся к мыслящей субстанции; к телам относятся величина, т. е. протяжение в длину, ширину и глубину; фигура, движение, расположение и делимость частей и прочие свойства, больше относящиеся к форме тел, чем к содержанию.

Б. Спиноза.

После выделения Декартом двух субстанций возникла проблема их связи. Решая ее, Бенедикт Спиноза (1632–1677) предположил, что мышление и протяжение представляют собой два атрибута одной субстанции. Отсюда следовал вывод, что Бог существует во всех телах природы и во всех точках пространства. Такое представление называется пантеизмом (от «пан» — все, «теос» — Бог). Единственная вечная и бесконечная субстанции Спинозы — «причина самой себя» и всех многообразных вещей — ее порождений. Спинозова самопричинность мира напоминает представление индусов о Брахмане как причине самого себя.

По мнению Декарта, зависимость души от тела проявляется в человеческих страстях. Декарт сформулировал «естественный закон психофизической обусловленности», в соответствии с которым страсти никогда не исчезают, но более слабые страсти вытесняются более сильными. Б. Спиноза, подобно Декарту, полагал, что аффекты, являющиеся страданием души, проистекают из неадекватного познания. Душевное состояние, необходимое и непосредственно сопровождающее ясное сознание, названо им «интеллектуальной любовью к Богу». По мнению Спинозы, мы ни к чему не стремимся только потому, что это — хорошо, наоборот, потому считаем что-либо добрым, что стремимся к нему, желаем и хотим его. «Мы различным образом возбуждаемся внешними причинами и волнуемся, как волны моря, гонимые противоположными ветрами, не зная о нашем исходе и судьбе». В другом смысле, но сходными словами Б. Паскаль назвал человека «мыслящим тростником», имея в виду его слабость в безбрежном океане Вселенной.

Спиноза отрицал свободу воли, которая для него лишь осознанная необходимость. Концепция свободы Спинозы коренным образом отличается как от представлений античных философов, которые считали свободой (как Сенека) избавление от внешних обстоятельств или (как Эпикур) избавление от внутренних страхов, так и от представлений средневековых философов о свободе как дарованной Богом человеку возможности поступать, как он хочет. С точки зрения Спинозы, человек свободен не тогда, когда проявляет своеволие, а когда понимает (осознает) необходимость поступать в соответствии с объективными законами.

Г. Лейбниц.

Немецкий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) в «Новых опытах о человеческом разуме» подверг критике субстанции Декарта и Спинозы за пассивность, утверждая, что нельзя понять субстанций (материальной и телесной) без всякой их активности, что активность свойственна субстанции вообще. Лейбниц стремился отыскать динамические начала для объяснения многообразия мира. Он утверждал, что все вещи обладают собственной силой, внутренней способностью непрерывно действовать. Это и есть их субстанция.

Возражая Декарту, Лейбниц отмечал, что из одних лишь геометрических свойств тел нельзя вывести физические характеристики — движение, сопротивление, инерцию и т. д. «Протяжение» Декарта Лейбниц назвал явлением, за которым скрывается непространственное, чисто духовное бытие простых субстанций, которые он назвал монадами. Монады не влияют друг на друга, «они не имеют окон» в мир; каждая монада — это «сжатая вселенная». Согласованность между ними — результат «предустановленной гармонии», обеспечиваемой Богом.

На представление Лейбница о монадах как «единицах» бытия большое влияние оказало открытие микроорганизмов в биологии с помощью появившегося тогда микроскопа и создание дифференциального исчисления, в основе которого лежит понятие «бесконечно малой величины». Монада и является такой бесконечно малой нетелесной, но реально существующей величиной.

Лейбниц дополнил три закона логики Аристотеля «законом достаточного основания», в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны.

Континентальный рационализм и английский эмпиризм.

Декарт, Спиноза и Лейбниц принадлежали к направлению, получившему название континентального рационализма, поскольку все три философа жили на европейском континенте и были рационалистами.

Поиски истины и ее критерия велись также на путях эмпиризма, подчеркивавшего первостепенное значение чувственного опыта. Соперничающие линии рационализма и эмпиризма продолжают традиции соответственно элеатов и Гераклита. В Европе к рационализму больше тяготела немецкая философия (во Франции после Декарта укрепились позиции материализма, склонного отождествлять эмпирическую реальность с сущностью вещей), к эмпиризму — английская. Направление, противостоящее континентальному рационализму и представленное английскими философами, получило название английского эмпиризма. Среди его представителей выделим также трех философов.

Ф. Бэкон.

Для старшего современника Декарта Френсиса Бэкона (1561–1626) лучшее из всех доказательств — опыт, а чувства — основа знания. Бэкон считал причиной заблуждений ложные идеи, которые называл идолами, или призраками. Призраки рода общи всем людям и являются искаженным отражением вещей из-за того, что человек примешивает к их природе свою собственную. Призраки пещеры возникают из индивидуальных особенностей каждого человека. Призраки рынка — из неверного использования слов. Призраки театра — ложные учения, завлекающие подобно пышным представлениям.

Путь преодоления призраков — обращение к опыту и обработка его с помощью индукции. Индукция, «выведение аксиом из опыта», исходит, по Бэкону, из восприятия отдельных фактов и, поднимаясь шаг за шагом, доходит до самых общих положений, составляя основу научного метода.

Как и Декарт, Бэкон высоко ценил значение научного метода, который, подобно циркулю, стирает различие индивидуальных способностей и дает каждому возможность начертить самый правильный круг. Но рациональным методам он предпочитал эмпирические.

Бэкон особенно подчеркивал значение научного эксперимента и анализа. «Лучше рассекать природу на части, чем отвлекаться от нее».

В утопическом произведении «Новая Атлантида» Бэкон дал образ идеального государства. Но если в платоновской Атлантиде главный упор делается на идеальные принципы управления, то у Бэкона в соответствии с надеждами, которые в Новое время питали на науку, благосостояние жителей зиждется на научно-технических достижениях, хотя мудрые правители острова предварительно решают, какие из них использовать, а какие нет.

Д. Локк.

Следующий представитель английского эмпиризма — Джон Локк (1632–1704) первым в философии Нового времени выделил теорию познания как специальную дисциплину. Локку принадлежит учение о первичных и вторичных качествах, заставляющее вспомнить античную атомистику. К первичным качествам он относил те, которые «реально существуют в телах», неотделимы от них (объем, плотность, форма, число, расположение, движение). Вторичные качества (цвет, запах, вкус, звук) не присутствуют в самих телах, а представляют собой следствие воздействия на нас первичных качеств. Итак, первичные качества существуют в телах независимо от человека, а вторичные — результат взаимодействия тел с органами его чувств.

Локку принадлежит определение рождающегося человека как tabula raza («чистая доска»). Все свои понятия, по Локку, человек приобретает из жизненного опыта и не имеет, вопреки Декарту, врожденных идей. С позиций эмпиризма Локк подверг критике представление о мыслительной субстанции.

Д. Юм.

Завершением английского эмпиризма стала философия Дэвида Юма (1711–1776). Критикуя учение Локка о первичных и вторичных качествах, Юм писал, что качества протяжения и непроницаемости не имеют права на название первичных. Идею протяжения мы получаем исключительно посредством чувств зрения и осязания, а если все качества, воспринимаемые чувствами, существуют в уме, но не в объекте, то заключение это должно быть перенесено и на идею протяжения, которая находится в полной зависимости от чувственных идей, или идей вторичных качеств.

Так, например, представление о плотности как первичном качестве связано с относительными размерами человека и окружающих тел. Если бы размеры человека были близки к размерам атома, то окружающий мир не казался бы нам плотным. Например, если бы ядро атома было величиной с горошину, то расстояние от него до электронов составило бы 5 км. А Вселенная, наоборот, приблизясь к размерам человеческого тела, не казалась бы столь разреженной, и Большая Медведица превратилась бы из скопления редких звезд в нечто более единое и плотное.

Общий вывод Юма таков: все качества тел являются вторичными, и мы ничего не способны знать о внешнем мире как существующем сам по себе.

Большое внимание Юм уделил проблеме причинности, и здесь он также выступил последователем агностицизма. Он не утверждал и не отрицал объективного существования причинности, но полагал, что она недоказуема, так как то, что считают за следствие, не содержится в том, что принимается за причину и не похоже на нее. Структура представлений о существовании причинных связей формируется, по его мнению, так. Сначала эмпирически констатируется пространственная смежность и следование во времени события Б после А, а также регулярность появления Б после А. Затем эти факты принимают за свидетельство необходимого порождения следствия причиной. Таким образом, понятие причинности возникает на основе логической ошибки (после этого — значит, по причине этого). Ошибка перерастает в устойчивую ассоциацию ожидания, в веру, что всякое появление А повлечет за собой Б. «Опыт только учит нас тому, что одно явление постоянно следует за другим, но не открывает нам тайной связи, соединяющей их и делающей их неотделимыми друг от друга», — заключал Юм. Так, из того, что Солнце всходит и заходит каждый день, не следует, что утверждение «завтра Солнце взойдет» является истинным.

И. Кант.

Агностицизм Юма, поставивший под вопрос обоснование возможности объективного научного познания, стимулировал создание трансцендентальной философии Иммануила Канта (1727–1804). Декарт и Спиноза имели отправной точкой систему Аристотеля, в соответствии с которой идеи находятся в самих вещах, и нечто устойчивое назвали субстанцией. Критика этого понятия Локком, Беркли и Юмом оказалась близка западному желанию перенести все определяющее в познании внутрь человека как субъекта. Почва для системы Канта, в которой человек не просто исходный пункт познания, как у Декарта, но формирует его результаты своими внутренними характеристиками, была подготовлена.

Развитие новоевропейской философии строилось на трех основаниях: общей логики развития философии; логики ее развития в пределах данного круга; национальных особенностей народов Европы. В соответствии с этим Кант (как и Платон, синтезировавший главные из предшествовавших ему взглядов) соединил континентальный рационализм с английским эмпиризмом, взяв от первого представление о самостоятельности и автономности разумного в человеке, а от второго — опыт как критерий истинности суждений об окружающем мире.

Попытку синтеза рационализма и эмпиризма предпринял Лейбниц, добавив к локкову «нет ничего в интеллекте, чего не было бы в опыте» свое «кроме интеллекта». Оставалось выяснить, что же есть разум, и это взял на себя Кант.

Декарт говорил о врожденных идеях, Лейбниц — о врожденных принципах. Кант обобщил эти взгляды в представлении об априорных (доопытных) формах восприятия и мышления. Таким образом, разум как бы предрасположен к выводу о необходимой связи. «Лишите материю всех ее представимых качеств, как первичных, так и вторичных, и вы до некоторой степени уничтожите ее, оставив только какое-то неизвестное, необходимое нечто, в качестве причины наших восприятий». Это нечто Кант назвал «вещью в себе».

Соотношение рационального и чувственного познания.

Кант переосмыслил проблему истинности чувственных восприятий, которая пришла из античности. Демокрит полагал, что восприятия ложны, а истинны внечувственные атомы. Эпикур считал чувственные данные истинными, как и Аристипп. Аристотель и стоики занимали промежуточную позицию, признавая одни чувственные восприятия истинными, а другие ложными. Рационалисты ближе к Демокриту, эмпирики — к Аристиппу. Позиция Локка близка к позиции Аристотеля. Кант, приняв в качестве критерия истинности согласованность разумного с чувственным, ушел от решения вопроса об истине в абсолютном смысле. Примирить рационализм с эмпиризмом Кант попытался с помощью практического разума, продолжая линию скептиков, которые, как писал Секст Эмпирик, не собирались бороться против житейской практики. В сфере чувственных восприятий все истинно, что подтверждается практическим разумом, но это истины субъекта, а не мира самого по себе. Гипотезой об априорных основах познания Кант спасал науку от юмовского скептицизма, хотя сама эта гипотеза эмпирически непроверяема.

Кант отрицал знание как воспоминание и способность мышления как такового проникать в суть вещей. Он начинает с проверки доводов разума чувственными данными. При этом сразу лишается смысла вопрос об истинности Платонова мира идей и самостоятельной сферы духа. У Канта выводы определяются исходными посылками. Ведь если истины мышления нуждаются в проверке органами чувств, значит, сфера духа не имеет самодовлеющего значения и бессмысленно говорить об истинности объективного существования идей. Кант считал, что «чистый» разум, т. е. разум, в котором отсутствует информация, получаемая органами чувств, не способен что-либо доказать, но, стало быть, недоказуемы и его исходные посылки.

Своеобразие Канта в том, что он анализирует возможности разума, исходя из убеждения в истинности только чувственных данных. До Канта этим занимались, как правило, те, кто считал источником истины разум. Например, Декарт из того, что протяжение можно мыслить само по себе, выводил его истинность. Кант из этой же посылки выводит его априорность и субъективность.

Кант отвергает метафизику как внечувственное исследование бытия. Мышление по самой своей природе, по его мнению, впадает в противоречия (антиномии), когда оно хочет познать бесконечное и не опирается на данные органов чувств. Четыре антиномии, рассмотренные Кантом, касаются вопросов: является ли мир ограниченным или неограниченным в пространстве и времени; делима ли материя до бесконечности или состоит из атомов; обусловлено ли все совершающееся в мире причинной связью, или в мире существует свобода; принадлежит ли к миру (как часть его или как его причина) безусловно необходимое существо или такового нет?

Основной вопрос теории познания звучит так: где критерий того, что наши мыслительные конструкции соответствуют объективной реальности? Можно начать ходить, как Антисфен, доказывая реальность движения и тем самым признавая практику критерием истины. Но теория познания на то и теория, чтобы предлагать рациональные решения.

В своих попытках обоснования научного знания Кант сделал по отношению к Декарту примерно то же, что Платон по отношению к Сократу, но только мир идей Платона находится вне человека, а Кант поместил его внутрь человеческого разума. В свое время Августин отнес мир идей к Богу, что естественно для христианина. Кант действовал в соответствии с идеалами эпохи Просвещения. Он предположил, что идея, например идея равенства, находится не в самой действительности и не вне ее, а в голове человека. Это и есть субъективный идеализм, к которому шла новоевропейская философия.

Важное для Канта понятие — трансцендентальное единство апперцепции, благодаря которому на основе различных ощущений возникает целостный образ предмета. Данные всех пяти органов чувств (это и носит название апперцепции) соединяются, по Канту, вместе в голове человека (это и называется трансцендентальным). Я формирует предмет (понятие «форма» идет от Аристотеля, но данная форма существует не в самих вещах, а в человеческом сознании). Поэтому предмет познания, по Канту, не дан, а задан разумом.

Кантово преодоление дилеммы рационального и эмпирического близко аристотелеву решению проблемы соотношения идеи и материи. Одно соединяется с другим, но только не в действительности, как у Аристотеля, а в сознании человека. У Аристотеля форма накладывается на материю, создавая реальную вещь; у Канта априорные формы созерцания и рассудка накладываются на «вещь в себе», создавая явление.

Представление о субстанции зашло в тупик, что послужило стимулом для Канта. С одинаковой вероятностью могут быть и две субстанции, как думал Декарт, и одна, как считал Спиноза, и бесконечное множество (по Лейбницу) и не быть ни мыслительной (Локк), ни материальной (Беркли), ни какой-либо еще (Юм). Кант отбросил эту проблему, отнеся ее к непознаваемой «вещи в себе». Взамен ее он предложил свою позитивную программу, основанную на том, что пространство и время являются априорными формами чувственности, а категории качества, количества и др. — априорными формами рассудка.

По Канту, то, что всеобще и необходимо, — априорно, категории врожденны, законы мышления, как и грамматика, формальны и не зависят от содержания. Твердые формальные принципы (например, недопустимость логических противоречий) создают общеобязательность результатов мышления. Чувственный материал формируется сознанием, и в пределах опыта наука возможна, тогда как метафизические вопросы силами человеческого разума не разрешимы.

Эмпирики полагают, что сознание приноравливается к природе, в то время как, по Канту, сознание человека приспосабливает чувственные впечатления к своему аппарату. Общий вывод Канта: «Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей». Это было названо коперниканской революцией. До создания Коперником гелиоцентрической системы мира люди думали, что Земля находится в центре Вселенной, а Солнце и планеты вращаются вокруг нее. Коперник доказал, что Земля вращается вокруг Солнца, совершив переворот в астрономии. Такой же по значению переворот в философии совершил Кант.

То, что мы считаем с позиций здравого смысла реальные вещи существующими независимо от нас и признаем объективную причинность, как раз подтверждает мысль Канта, что без трансцендентального единства апперцепции, форм созерцания и априорных категорий мы не можем мыслить. Тем не менее, мы обречены на сомнение: а что же существует само по себе?

Кантовское противопоставление явления и «вещи в себе» возвращает нас к Единому. Все чувственное — иллюзия, плод человеческого ума, реально лишь Единое. Первое — феномен, второе — «вещь в себе». Кант останавливается на феноменах, отказываясь рассуждать о существующем за миром явлений, тогда как индийская мысль устремлена за границу чувственного мира. Кант — итог попыток западной философии отделить явление от сущности. Он закрыл эту проблему, приблизив новоевропейскую философию к индийской.

Помимо разума и чувств Кант соединил ранее разделенные скептицизм и научное знание. Получилось, что правы и агностики, и ученые, верящие в истинность своих результатов. Но результаты науки могут претендовать не на абсолютную, а на интерсубъективную (общечеловеческую) истину, что оказывается достаточным для практической деятельности людей.

В целом можно заключить, что философия Нового времени представляла собой определенный синтез античной мысли, к которой пробудился интерес, начиная с эпохи Возрождения, с христианской философией. На этот синтез наложились познавательная активность и практическая направленность западной души, создав оригинальную совокупность черт. В XIX в. этот синтез получил свое дальнейшее развитие.

Контрольные вопросы.

1. Как понимаются субъект и объект в философии Нового времени?

2. В чем специфика новоевропейской философии?

3. Что нового внес в философию Декарт?

4. В чем суть коперниканского переворота в философии?

5. Каковы основные проблемы теории познания Нового времени?

6. В чем разница между эмпиризмом и рационализмом?

7. Что такое феномен и «вещь в себе» по Канту?

8. Как соотносятся у Канта рациональное и чувственное познание?

Рекомендуемая литература.

Беркли Д. Сочинения. — М., 1978.

Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. — М., 1977. — т. 1.

Декарт Р. Сочинения: В 2 т. — М., 1989. — т. 1.

Кант И. Сочинения: В 6 т. — М., 1965. — т. 4. — ч. 1.

Лейбниц Г. Сочинения: В 4 т. — М., 1983. — т. 2.

Локк Д. Сочинения: В 3 т. — М., 1985–1988.

Спиноза Б. Избранные произведения: В 2 т. — М., 1957. — т. 1.

Юм Д. Сочинения: В 2 т. — М., 1965. — т. 2.

 

Глава 10

Философия XIX века

Фихте.

С Канта началась немецкая классическая философия. Отныне последующие философы не могли избежать отношения к нему. Кант обосновал возможность научного знания. Но, введя понятие непознаваемой вещи в себе, он выступил как агностик в отношении достижения абсолютной истины и тем самым поставил под сомнение ценность философского знания. Развитие немецкой классической философии как раз и было реакцией на эту ситуацию. Ближе всех по времени стоял к Канту Иоганн Фихте (1762–1814). Он нашел противоречие в том, что, отрицая метафизику как вне-опытное знание, Кант допустил существование никакими органами чувств не фиксируемой «вещи в себе». У Фихте высшим понятием трансцендентальной философии стало не понятие вещи в себе, а понятие Я, которое соединило в себе данные органов чувств со всем тем, что существует в человеческом разуме.

Фихте критиковал Канта с точки зрения деятельного Я, подметив чисто познавательный характер философии Канта. «Понятие действования… есть единственное понятие, соединяющее оба мира, существующие для нас в наличности, — чувственный и умопостигаемый. То, что противостоит моему действованию — противопоставить ему что-нибудь я должен, ибо я конечен, — есть чувственный мир; то, что должно возникнуть через мое действование, есть умопостигаемый мир». Цель человека, по Фихте, — он сам в единстве со своей свободой, с высшим Я. Достигнуть такого единства можно только при бесконечном стремлении разума подчинить все не-Я.

Ф. Шеллинг.

Другой немецкий философ — Фридрих Шеллинг (1775–1854) критиковал кантовское представление о явлениях. Пусть они определяются формами человеческого восприятия, но, может быть, они в таком же точно виде существуют и в природе? Самосознание, которое так высоко поставил Шеллинг, исходит из фихтевского Я, превратившегося в единство субъекта и объекта, которое, в свою очередь, Шеллинг объясняет тождеством природного и разумного, бытия и мышления.

И тот и другой критикуют последнее прибежище метафизики, которое стоит особняком от кантовой теории познания — «вещь в себе». Отказавшемуся от «чистого» разума нечем ее защитить.

Кант показал, как возможно общезначимое знание. Но Шеллинг заботится не об общезначимости, а об абсолютности его. Считая себя последователем трансцендентальной философии, Шеллинг говорит не о принципе бытия (такого последователь Канта не мог допустить), а о принципе знания, которое было бы гарантом достижения абсолютной истины.

Принцип знания, по Шеллингу, не может быть усвоен посредством доказательства; он должен быть абсолютно свободным и поэтому может быть получен только через интеллектуальное созерцание, порождающее объект и тождественное с ним. Кант отрицал возможность абсолютного познания, а Шеллинг сразу же берет его как предпосылку, выдвигая гипотезу тождества бытия и мышления. Шеллинг находит тождество субъекта и объекта в самосознании. В акте самосознания, по Шеллингу, от «я мыслю» переходим к «я существую», т. е. от понятия Я к самому Я.

Шеллинг по отношению к Канту сделал то же, что Спиноза по отношению к Декарту. Спиноза из двух субстанций создал одну, Шеллинг соединил явление и «вещь в себе». Кантовское Я общечеловечно, а не индивидуально. Но теперь стало возможным общечеловеческое Я превратить в сверхчеловеческое.

Когда Шеллинг, вслед за Фихте, отказывается от «вещи в себе», то возникает вопрос: как же происходит развитие из Я? Шеллинг вводит диалектику противоречий: «Не существуй в Я противоположения, ему вообще чужды были бы движение, созидание и, значит, оно и не порождало бы ничего». По Шеллингу, абсолютное Я раздваивается на идеальную и реальную действительность и отсюда проистекает ложное деление на ограниченное сознанием Я и «вещь в себе». Используя диалектику, Шеллинг подводит сознание и «вещь в себе» под третье — Абсолют. Различение противоположностей идеального и реального, субъекта и объекта и т. д., а затем их слияние в единое Я — основной прием Шеллинга.

Отходя от пропасти, которую возвел между явлением и «вещью в себе» Кант, Шеллинг настаивает на моменте гармонии. Кант, обосновав знание научное, ограничил знание метафизическое. Шеллинг проложил этому знанию дорогу. Он приводит соображения против двойственности явлений и «вещей в себе», аналогичные возражениям против двух субстанций Декарта. Единство явления и «вещи в себе» возможно, по Шеллингу, только в том случае, если имеется нечто высшее, что соединяет их вместе.

В конце трактата Шеллинг ставит вопрос о целесообразности истории: «Заслуживает ли вообще наименования истории простой ряд событий, протекающих без плана и цели, и не заключается ли уже давно в одном понятии истории представления о такой необходимости, на пользу которой вынужден работать даже самый произвол?». Тем самым Шеллинг выявляет основную особенность западной философии XIX в. — ее историчность и формулирует ее высшую ценность — прогресс. Философия стала рассматриваться как «развивающийся процесс самопознания» человеческого духа и в согласии с принципом историчности оказалась историей философии.

После того как Фихте отбросил «вещь в себе», только распространение Я на всю природу могло спасти целостность философского подхода. Немецкая классическая философия представляет собой единую цепь, начатую Кантом и законченную Гегелем. Г. Гегелю осталось в духе западной цивилизации придать представлениям Шеллинга законченно рациональную форму.

Г.В.Ф. Гегель.

Как и Шеллинг, Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) близок Пармениду, утверждавшему, что «одно и то же есть мысль и бытие». Но Парменид на основании этого отрицал движение, а Гегель, напротив, создал диалектическую систему. Еще ближе он к гераклитову тождеству огня и логоса и к утверждению стоиков, что в идеале мудрец тождествен космическому разуму.

Оттолкнувшись от принципа тождества бытия и мышления, Гегель понятийную диалектику Канта, близкую Платону, опрокинул в бытие. Он подошел к Канту, как Аристотель к Платону, вернув мир идей в объективную действительность, но представил их функционирование в соответствии с духом XIX в. как процесс. Идеи, по Гегелю, не только присутствуют в природе, как у Аристотеля; природа — инобытие идеи, и как таковая она тождественна человеческим представлениям в их абсолютной истинности. Аристотель мыслил познание как постепенное проникновение в идею, так что «ум и предмет его — одно и то же». Аналогично тому, что сделал Аристотель по отношению к Платону, Гегель вывел «идеи» Канта из человеческого сознания в природу. Он тоже связал идеи с действительностью, но иным способом — не эмпирически, как Аристотель, а с формальной стороны. Познающий субъект Гегеля не только ищет идеи в природе посредством ее изучения, как предлагал Аристотель, а заранее исходит из того, что бытие тождественно мышлению человека.

Аристотель сформулировал законы формальной логики, Гегель — законы диалектики, которых у него тоже три. Аристотель ввел принцип развития, но результаты познания у него неизменны, как и идеи. Гегель обосновал самодвижение в мире, чего не сделал Аристотель, предположивший первоначальный толчок извне. Подобно Спинозе, Гегель объяснил движение развитием субстанции (в этой роли у него выступает Абсолютная Идея).

Диалектика Гегеля противостоит метафизике Аристотеля. Аристотель сформулировал законы мышления, познающего мир; Гегель — законы развития самого мира. Таких законов три — закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания. Сам универсум рассматривается в виде триады — идея, природа, дух.

Аристотель свел к минимуму находящееся вне реального мира, и таковым оказался у него только Бог — как перводвигатель. Гегель поместил перводвигатель внутрь действительности, представив ее самодвижущейся. Таким образом, Гегель совершил синтез идей Аристотеля (а через него Платона) и Канта. В то же время Гегель писал, что нет ни одного положения Гераклита, которое он не включил бы в свою систему. По сути, его философия и есть переложенный на западный манер Гераклит, Логос которого может рассматриваться как предтеча идей Платона и Канта.

Величие философа заключается в глубине и широте его синтеза. Чем более разнородные вещи он соединяет и чем удачнее это делает, тем более ценна его работа. Кант пытался соединить агностицизм и науку, разум и чувство. Гегель предпринял попытку соединить мышление и бытие, диалектику и логику, конструируя диалектическую логику.

Из кантовских антиномий чистого разума Гегель делает вывод не о том, что разум не способен в принципе достичь абсолютной истины, а о том, что самой действительности свойственны противоречия, открываемые разумом. Так появилось представление об объективной диалектике бытия. По мнению Гегеля, антиномий не четыре, как у Канта, а они содержатся «во всех предметах всякого рода, во всех представлениях, понятиях и идеях. Знание этого и познание предметов в этом их свойстве составляют… диалектический момент логического». Гегель назвал вывод Канта об антиномичности мышления, когда оно имеет дело с бесконечным, — отрицательным. «Истинное же и положительное значение антиномий заключается вообще в том, что все действительное содержит в себе противоположные определения и что, следовательно, познание и, точнее, постижение предмета в понятиях как раз и означает познание его как конкретного единства противоположных определений».

По Канту, чистое мышление не может подняться выше антиномий бытия, и это его недостаток. По Гегелю, мышление способно подняться до диалектики бытия, и это его достоинство. Различие в подходе объясняется тем, что для Канта основная цель мышления — добиться общечеловеческих результатов, и она оказывается недостижимой для чистого разума. По Гегелю, мышление должно отражать текучесть бытия, и он считает, что это возможно, хотя критерию общезначимости знания не удовлетворяет и гераклитовское «все течет, все изменяется».

Всякий, кто захочет утверждать что-то как абсолютно истинное, должен прежде принять гипотезу тождества бытия и мышления. Но гегелевская диалектика не дает возможности высказать ни одно общезначимо истинное положение. Формальная логика, по Гегелю, не соответствует диалектике бытия, но без нее оказывается невозможным устойчивое познание.

Если, по Шеллингу, о тождестве субъекта и объекта мало что можно сказать с помощью разума, то Гегель постарался расширить возможность разумного проникновения в суть данного тождества. Для этого он отошел от формально логического мышления, ограниченность которого показал Кант, и обратился к мышлению диалектическому. Гегель не мог не войти в конфликт с современной ему наукой, пользующейся формально-логическим аппаратом. Нынешние попытки создания трехзначной логики и эволюция науки в сторону статистического описания мира ведут к его более полному постижению в том же направлении, по которому шел Гегель.

Гегель упрекал Канта за то, что тот ставил границы мышлению до самого акта мышления, которое гипотеза тождества бытия и мышления делала безграничным. Гегель критикует критическую по отношению к философии позицию Канта, говоря о невозможности опровергнуть философскую систему извне. Оправдание способности познавать абсолютное «есть само по себе философское познание и поэтому может иметь место лишь внутри философии».

Как для Декарта и Канта, метод для Гегеля — самое главное. Если для Канта важно, чтобы метод был общезначим, то для Гегеля — чтобы он был имманентен (внутренне присущ) предмету исследования.

В противоположность древнегреческим философам, больше занимавшимся этикой, немецкая классическая философия искала прежде всего формальные основания познания бытия. Кант не рассматривал вопрос о происхождении априорного. Он не историчен в подходе к разуму, который берет как нечто готовое. Дарвиновское учение позволяет выдвинуть гипотезу о зависимости разума от окружающей природы, к которой человек приспосабливался в процессе эволюции, и в этом смысле служит естественно-научным основанием идей о тождестве бытия и мышления Гегеля и Шеллинга, идущих, однако, гораздо дальше, чем может позволить себе любая наука.

Законы диалектики.

Центральное место в системе Гегеля занимает логика, и ее предметом является Абсолютная Идея, развертывающая свои моменты как категории, составляющие основу действительности. Логику Гегеля составляют учения о бытии, сущности и понятии. Каждый отдел разделяется по принципу триады. Первая часть начинается с характеристики самой абстрактной категории — бытия как чистой абстракции, которое поэтому есть ничто. Это заставляет опять вспомнить Единое древних индийцев. Единство бытия и ничто есть становление. Здесь вспоминается дао, подтверждая, что история философии есть история развития идей. Но Гегель ведет начало философии от Древней Греции и поэтому выстраивает следующий ряд: понятие бытия соответствует в истории философии этапу элеатов, понятие становления — этапу Гераклита.

Результат становления — наличное бытие . Оно, по Гегелю, содержит в себе три ступени: качество, количество и меру. «Качество есть в первую очередь тождественная с бытием определенность, так что нечто перестает быть тем, что оно есть, когда оно теряет свое качество. Количество есть, напротив, внешняя бытию, безразличная для него определенность». Мера есть единство качества и количества. Качество связано с количеством таким образом, что постоянные количественные изменения, превышая определенную меру, приводят посредством скачка к возникновению нового качества (второй закон диалектики). Как пример действия этого закона можно рассмотреть процесс нагревания воды. Последовательные количественные изменения температуры приводят в определенный момент времени к скачкообразному изменению качества — вода превращается в пар.

Главной проблемой учения о сущности является проблема противоречия, которое — «корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно, в конечном счете, движется, обладает импульсом и деятельностью». Единое раздваивается в самом себе на свои противоположности, которые находятся в единстве и борьбе между собой (первый закон диалектики). Примером могут служить китайская диалектика «ян» и «инь», о которой говорилось в главе 3, или неразрывно связанные друг с другом полюса магнита.

Развитие понимается как развертывание и преодоление («снятие») противоречий, в процессе которых все самое ценное, что возникло на предыдущем этапе, сохраняется. Логически развитие предстает в виде триады — тезис, антитезис, синтез (третий закон диалектики). Как пример данного закона можно привести развитие философии в Новое время: континентальный рационализм явился здесь тезисом, во многом противоположный ему английский эмпиризм — антитезисом, а философская система Канта, вобравшая в себя все самое ценное из предыдущих этапов, — синтезом.

В единстве находятся все основные философские категории, представляющиеся противоположностями. Сущность является, а явление существенно.

Единство внутреннего и внешнего образует действительность. В категории взаимодействия Гегель фиксирует идею всеобщей связи. Учение о сущности завершается анализом категории свободы, которая определяется как постигнутая в понятии необходимость.

Третьим разделом логики является учение о понятии , которое, по Гегелю, не есть простая форма мышления и результат абстрагирующей деятельности. «Понятие есть то, что живет в самих вещах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие. Не наша субъективная деятельность приписывает предмету тот или иной предикат (свойство. — А.Г.), когда мы переходим к обсуждению предмета, а мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности».

Понятие реализовано в вещи, как душа в некотором теле. Подчеркивание Гегелем первичности понятия добавило еще один аргумент в определении основного вопроса философии как вопроса о первичности материи или сознания.

«Объективность, по Гегелю, есть, таким образом, как бы только покров, под которым скрывается понятие». После этого Гегель дает определение идеи. «Идея есть истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности. Ее идеальное содержание есть не что иное, как понятие в его определениях. Ее реальное содержание есть лишь раскрытие самого понятия в форме внешнего наличного бытия». Это определение, по мнению Гегеля, близко тому, которое давал Аристотель. «Идея есть истина, ибо истина состоит в соответствии объективности понятию… Но также все действительное, поскольку оно есть истинное, есть идея и обладает своей истинностью посредством и в силу идеи».

Аристотель поместил платоновские идеи в действительность, Гегель отождествил их с нею. Его рассуждения кажутся абстрактными и далекими от жизни, но речь идет об обосновании возможности и способах познания окружающего мира, а именно познание и последующее преобразование мира определили его современный облик.

Природа — бессознательная мысль («окаменелый интеллект», по Шеллингу). Истина постигается разумом, но предпосылкой адекватного постижения является то, что истина чувственного предмета есть мысль. Гегель использовал скептические аргументы против догматиков, свидетельствующие о том, что их определения лишь относительны (правое не может существовать без левого и т. п.). Но если скептики делали отсюда вывод, что все противополагаемые определения неистинны и истины, таким образом, нет, то Гегель, признавая неистинность конечных определений, находит истину в абсолютных бесконечных определениях, в которые конечные определения входят как «снятые».

Еще Платон в «Филебе» писал от лица Сократа: «К чему мы не примешиваем истину, то никогда не может на самом деле возникнуть, а возникнув, существовать». Гегель пошел гораздо дальше и все существующее объявил истинным. Древние искали истину в «золотой середине». У Гегеля часть истины содержится и в крайностях. Она — переход и единство.

Кант отверг все потустороннее как нерациональное, то есть совершил в философии то, что в целом в культуре эпоха Просвещения. Гегель сделал следующий шаг — рационализировал посюсторонний мир, тем самым обоготворив его. Только богом он стал (в соответствии с западным представлением о прогрессе) в его становлении, подтвердив, что в философии какой-либо эпохи и нации признается то, что соответствует духовному ядру данной культуры.

Философии свойственна тяга к единому и неизменному. Но сущность западной культуры в отличие от восточной — движение. Как примирить это? По Гегелю, неподвижная Абсолютная Идея присутствует в начале и в конце, а не за чувственным миром, в котором все течет, все изменяется. Гегель развил диалектику, придав ей предельно четкую и логичную, но схематизированную форму.

Единство разумного и действительного утверждается Гегелем в афоризме: «Все действительное разумно, все разумное действительно», вызвавшем много споров и возражений.

Гегель различает чувственное как единичное, представление как чувственное по содержанию и мыслительное по форме и мысль как всеобщее. Говоря, что истина познается только мышлением, Гегель возвращается от Канта к Декарту. Человек, по Гегелю, конечен в жизни и бесконечен в познании.

Гегель поставил познающее человеческое Я выше мира, и индивид почувствовал себя всесильным. Философия при Гегеле вернула себе ранг средства достижения абсолютной истины. Подъем духа и последующее разочарование были громадными. Гегель предложил своим последователям стать владельцами абсолютной истины, и многие польстились, причем позаимствованную у Гегеля абсолютную истину применяли к различным областям жизни, например к общественной, как Маркс и Энгельс, которые, посчитав, что мир философами уже объяснен, поставили перед философией задачу его преображения.

Источник развития — борьба нового, прогрессивного со старым, отживающим, из которого остается только необходимое для будущего, а все ненужное уничтожается («снимается») по третьему закону диалектики. Эта борьба составляет источник прогресса, по Гегелю, основное содержание книги бытия, а страницы счастья — пустые страницы истории. Маркс наполнил гегелевскую диалектику социальным содержанием.

В соединении несоединимого в философских системах — ключ к пониманию повсеместного их принятия и последующего ниспровержения. Все, что бросил Гегель ради журавля абсолютной истины, последующие философы восстанавливали в своих правах. Л. Фейербах и С. Кьеркегор возвратили в философию конкретного человека, Э. Гартман ушел в бессознательное, О. Конт обратился к науке, Г. Спенсер вернулся к опыту. Артур Шопенгауэр (1786–1861) направился от интеллекта в сторону воли — по пути, по которому пошел Кант после «Критики чистого разума». На место кантовской «вещи в себе» Шопенгауэр поставил волю как основу существования и развития мира, и это вполне экстравагантная гипотеза. Можно, впрочем, заметить, что шопенгауэровы представление и воля очень напоминают лейбницевы способность представления и стремление как основные свойства души.

Материализм.

Зачатки материалистического направления в философии присутствуют в представлении Анаксимандра о бесконечном начале (апейроне) и в представлении Демокрита об атомах. В Новое время материализм возрождается преимущественно во французской философии, но окончательно оформляется в XIX в. Этому способствовала гегелевская философия, которую в схематичной форме можно представить в таком виде:

АИ → П + И → Ч + И,

где АИ — Абсолютная Идея, П + И — природа, в которой содержатся идеи, Ч + И — человек, в котором также присутствуют идеи. Стрелка означает процесс развития, идущий в рамках гегелевской триады (три основных этапа). В истории философии первый этап соответствует миру идей Платона, второй этап — философской системе Аристотеля, третий — системе Канта.

Из этой схемы легко вывести материализм. Если мы зачеркнем Абсолютную Идею, а также идеи из второго этапа, то у нас образуется основная схема материализма, в соответствии с которой бытие (природа) первично, а сознание вторично.

Развернутое материалистическое учение было создано вскоре после смерти Гегеля Людвиком Фейербахом (1804–1872), а затем в другом варианте Карлом Марксом. Маркс, сохранивший в своем учении гегелевские законы диалектики, назвал его диалектическим материализмом в отличие от материализма Фейербаха, который он считал метафизическим за то, что в нем вместе с гегелевской Абсолютной Идеей отрицались и законы диалектики.

Маркс наполнил гегелевскую диалектику конкретным социальным содержанием. Новое, призванное победить старое, предстало в виде единственного передового класса — пролетариата, который в процессе классовой борьбы побеждает буржуазию и революционным путем захватывает власть (насилие, по Марксу, — «повивальная бабка» истории; вспомним, что у Сократа метод спора помогал рождению истины, но не нового общественного строя) и создает идеальное общество, в котором осуществляются социальная справедливость и такие прекрасные принципы, как «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и т. п. Исторический материализм Маркса оказал огромное влияние на социальное развитие в XX в., особенно в таких странах, как СССР, Китай и др.

Позитивизм.

Огюст Конт (1789–1857) предположил после Гегеля, что эпоха метафизики закончилась. Гегель следовал Декарту и Канту в том, что предметом философии сделал мышление. Но мышление в процессе самодвижения далеко отходит у него от чувств, расщепляясь с ними. Критика системы Гегеля способствовала нарастанию неверия в разум у всех последующих мыслителей, и это симптом кризиса философии. Эпоха Просвещения сменяется в XIX в. периодом Истории и Прогресса.

Позитивизм О. Конта продолжил традиции эмпиризма. Конт полагал, что идеи могут быть сведены к чувственному восприятию. В соответствии с присущей XIX в. историчностью он рассматривал эволюцию человеческой культуры как проходящую три последовательные стадии: религиозную, метафизическую и позитивную — стадию науки, основанной на эксперименте. Сначала человеческое мышление было религиозным (теологическим) и объясняло все происходящее действием богов. Потом оно стало философским (метафизическим) и выводило все из умопостигаемых идей и сущностей. В последовавшее за эпохой Возрождения Новое время мышление стало научным (позитивным), и оно делает выводы на основе эмпирической проверки теоретических построений, открывая законы природы.

Такое мышление утверждается в исследовании природы, затем в изучении общества. Вначале возникли естественные науки — астрономия, физика, химия, биология, затем должна появиться наука, изучающая общество. Для нее Конт и предложил название «социология», что в буквальном переводе означает «наука об обществе».

Позитивизм Конта отражал реальный факт превращения науки в господствующую отрасль культуры в Новое время, но его излишняя категоричность не вполне соответствует действительности, в которой сохраняют свое значение и философия, и религия.

Эволюционизм.

Гегель полагал, что принцип становления имеет силу лишь в царстве духа; природа хотя и существует во времени, но не развивается, а только разнообразится в пространстве: «между духовным и природным миром существует… еще и то различие, что последний постоянно лишь возвращается в самое себя, между тем как в первом, безусловно, имеет место также прогресс».

Герберт Спенсер (1820–1903) нашел прогресс и в природе. Он хотел примирить традиционный английский эмпиризм, модный в то время позитивизм, дополненный им эволюционизмом, с философией Канта. По Канту, формы созерцания и мышления существуют с самого появления человека и не могут быть результатом постепенных изменений. Спенсер признавал наличие априорного в данном человеке, но считал, что оно не предшествует эволюции и не результат индивидуального опыта, а врожденная и унаследованная им способность.

Эволюционная концепция базируется на естественно-научных данных. Под эволюционизмом понимается учение о постепенном развитии всех живых существ, общественных учреждений и верований. Научную основу его составила теория Дарвина. Социал-дарвинисты распространили учение Дарвина на общественную жизнь. Спенсер еще до Дарвина предположил, что человечество в своем развитии проходит два состояния: воинственное и сменяющее его промышленное. Борьба за существование, по Спенсеру, уменьшается в человеческом обществе по мере перехода от войн к промышленному сотрудничеству.

Историческая и эволюционная концепции подают хорошую надежду на будущее. Но вместе с тем такие взгляды ведут к пассивности людей, думающих, что объективные законы, олицетворением и исполнителем которых являются знающие их правители, сами пробьют себе дорогу, а подданным достаточно исполнять идущие сверху приказы.

XIX век доверился историзму, и XX век пожинает плоды этого. Если в истории все осуществляется с железной необходимостью, то к чему индивидуальные нравственные усилия? Духовное оскудение вело к нигилизму и к тому, что Серен Кьеркегор (1813–1855) назвал «отчаянием» как «смертельной болезнью» эпохи.

Воля к власти.

Считая, что в основе человеческого поведения лежит не воля к жизни, как полагал Дарвин, а воля к власти, Фридрих Ницше (1844–1900) видел в ней источник развития от обезьяны к сверхчеловеку — следующему после Homo sapiens эволюционному виду. Прогресс, по Ницше, находится по ту сторону добра и зла, и эти понятия неприменимы к процессу выживания наиболее приспособленных. Человек имеет право, осуществляя волю к власти, на любой поступок по отношению к другим людям и всему, что ему противостоит.

В основе мира, по Ницше, лежит воля, понимаемая многозначно: как некоторая движущая сила «становления», имманентная действительности; как «сущее» в его динамичности; как страсть, чувство, аффект с различными оттенками; как «воля к власти», к расширению своего Я, к экспансии. Ницше заменил Шопенгауэров монистический волюнтаризм признанием множества конкурирующих и сталкивающихся в смертельной борьбе «центров» духовных сил. Он решительно отверг учение Шопенгауэра об отказе от воли и аскетизме, как «намеренном сокрушении воли путем отказа от приятного и взыскания неприятного».

Воли к власти Ницше придает значение, выходящее за пределы жизни, рассматривает ее как космическое начало, основу и движущую силу мирового прогресса. Один из источников идей Ницше — дарвинизм в мальтузианском русле. Как мальтузианство видело в рождении людей опасность перенаселения планеты, так Ницше видит в культуре упадок «высшего типа человека».

Ницше считал, что возвышенные идеи есть не что иное, как «завуалированное» зверство, где за добрыми словами скрывается воля к власти, которая у людей слабых проявляется как воля к свободе, у более сильных — как воля к большей власти, и если безуспешно, то как воля к справедливости, у самых сильных — как любовь к человечеству, которой прикрывается стремление к подавлению чужой воли. Взамен христианской «морали рабов» Ницше провозгласил «мораль господ», не знающую жалости и сострадания, по которой сильному позволено все.

Философия бессознательного.

В конце XIX в. усилился скептицизм. Истина, по Ницше, есть «род заблуждения». Отрицание высшего начала и истины порождало иррационализм. Отказ от гегелевского всесилия логики привел к философии бессознательного Эдуарда Гартмана (1842–1906).

Бессознательное, по Гартману, является единой духовной субстанцией, общей для природы и людей и лежащей в основе их деятельности. В человеке бессознательное действует на уровне инстинкта, который никогда не ошибается. Представление о бессознательном присуще не только западной культуре. В древнеиндийской философии ему уделялось большое внимание — как подсознательным мотивам, так и сверхсознанию, под которым понималась часть человеческого существа, находящаяся в контакте с Единым.

Гартман продолжал Канта и особенно Шопенгауэра в том значении, которое они придавали воле. К сознательной воле Гартман добавил волю бессознательную, которая, по его мнению, первична и более сильна.

Одно из свойств бессознательного — моментальность действия. Если мы что-то делаем, не раздумывая, по первому побуждению, это и есть проявление бессознательной воли. Она может находиться в конфликте с сознательными желаниями, и этим объясняется состояние, когда мы разумом понимаем, что нужно делать, но что-то внутри, непонятное нам самим, мешает приступить к выполнению намеченного, и делаем мы совершенно иное. С помощью представления о бессознательной воле можно объяснить, почему удовольствие часто переходит в свою противоположность. Человек отдает себя во власть инстинкта, являющегося выражением бессознательной юли. Но после его удовлетворения последняя ослабевает, зато более сильной становится сознательная юля, недовольная происшедшим; отсюда чувство неудовлетворенности собой.

Делая вывод, что небытие мира заслуживает предпочтения перед «безумным карнавалом бытия», Гартман перебрасывает мостик в философию XX в.

Контрольные вопросы.

1. Каковы основные черты философии XIX в.?

2. Как связана философия Фихте, Шеллинга и Гегеля с философией Канта?

3. В чем сходства и различия между философией Шеллинга и Гегеля?

4. Каковы основные законы диалектики Гегеля?

5. Что такое Абсолютная Идея?

6. В чем сходство и различие между системами Гегеля и Аристотеля?

7. Как представлял эволюцию человеческой культуры Конт?

8. Каковы этапы развития общества по Спенсеру?

9. Какую роль играет бессознательное у Гартмана?

10. В чем своеобразие учения Ницше?

Рекомендуемая литература.

Гартман Э. Философия бессознательного: В 2 т. — М., 1875.

Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. — М., 1975–1977.

Конт О. Курс положительной философии: В 2 т. — СПб., 1899–1900. — т.1.

Ницше Ф. Собрание сочинений: — М., 1990. — Кн. 1, 2.

Спенсер Г. Сочинения: В 7 т. — СПб., 1898. — т. 1.

Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2 т. — М., 1955.

Фихте И. Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. — М., 1937.

Хрестоматия по истории философии: В 2 ч./Отв. ред. Л.А. Микешина. — М., 1994.

Шеллинг Ф. Сочинения: В 2 т. — М., 1987. — т. 1.

Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 5 т. — М., 1992. — т. 1.

 

Глава 11

Философия XX века

 

Экзистенциализм

В XX в. на смену универсальным системам приходят философия науки как методология познания, прагматизм как философия действия и герменевтика как истолкование текстов и т. п. Одно из основных отличий философии XX в. в том, что она больше занята человеком как конкретной индивидуальностью.

В поисках реальной связи субъекта и объекта Гегель пришел к Абсолюту, низведя личность до уровня его орудия. Серен Кьеркегор, идя от Канта и осознав выводы, которые следуют из системы Гегеля, в противоположность последнему, представил личность как «вещь в себе» и тем утвердил ее ценность и абсолютное значение, умерив ее познавательные амбиции. Гегель претендовал на абсолютную истину, но потерял конкретного человека. Кьеркегор отказался от абсолютной истины во имя индивида и стал предтечей экзистенциализма — нового направления, которое появилось в западной философии в начале XX в. (от слова «экзистенция» — существование).

Знаменитый афоризм Декарта «Мыслю, следовательно, существую», которым он хотел подчеркнуть важность разума, экзистенциалисты перевернули, поставив на первое место существование: «Существую, следовательно, мыслю». Даже не зная, что значит быть, человек может сказать «Я есмь». Здесь-то, по Мартину Хайдеггеру (1889–1976), и открывается доступ к бытию как таковому: к нему можно проникнуть через наше «существование».

Основные черты экзистенциализма — обращенность к отдельной личности, восстановление и возвеличивание роли индивидуальности в общественном развитии. Главное внимание экзистенциалисты уделили наиболее важным, с их точки зрения, состояниям и чувствам человека, таким, как тревога, страх, совесть, забота, отчаяние, любовь и т. п.

Страх.

В исторических и эволюционных концепциях упор делается на объективные законы развития, которые ведут к неизбежному лучшему будущему, а человек предстает как простой исполнитель мировой необходимости. С точки зрения экзистенциализма, таких законов нет, и человек остается с самим собой перед лицом неизбежной смерти. Поэтому самым естественным состоянием человека, в котором он раскрывается наиболее полно, является страх — «прапереживание, лежащее в основе существования… В состоянии страха мир как бы берется в скобки и человек оказывается наедине с собой, со своим существованием». Преследуемый страхом смерти, человек ищет свое место в обществе. Но социальная жизнь индивида неистинна. В глубине его личности скрыто подлинное, одинокое существование, которое доступно немногим. Страх смерти раскрывает человеку его индивидуальность и его одиночество, ибо никто не может умереть вместо другого, каждый уходит из жизни сам.

Экзистенциализм вернулся к Сократу в том смысле, что проблема смерти стала для него основной, как и для Сократа, который говорил в «Федоне», что философствование есть умирание. Но там это было, так сказать, конструктивное «умирание», связанное с выработкой позитивной жизненной программы, здесь — с острым ощущением абсурда существования. Казалось бы, один и тот же вывод, но направленность в каждом случае совершенно разная и разное распределение энергии, затраченной в одном случае на решение проблемы, а в другом — на переживание ужаса от факта ее осознания.

В то время как верующий христианин считает, что страх нагоняют на человека бесы, и признает только страх Божий, экзистенциалисты полагают, что страх естествен, и даже обоготворяют его за то, что в нем проявляется подлинность человека. Несомненна связь страха с отсутствием веры в загробную жизнь. Экзистенциалисты обосновывают беспокойство человека его конечностью, как теологи этим же — необходимость Бога.

В эпоху Возрождения на смену аскетизму церковной морали пришел идеал жизнерадостности и наслаждения. Прошло несколько веков, и основатель экзистенциализма немецкий философ Хайдеггер вернулся к обычным для стоиков разговорам о смерти своим утверждением, что только в сильных переживаниях — страха, тревоги, ужаса — человек раскрывается таким, каков он есть на самом деле. Однако если стоики не видели в смерти ничего страшного, а скорее освобождение от тягот бытия, то в экзистенциализме, отказавшемся от представления о Высшем Существе и загробном существовании, смерть предстает концом данной личности.

Абсурд.

В XX в. поблекли идеалы Просвещения и Прогресса. Остались идеалы материального потребления, дополняемые пессимизмом людей духовного склада. На первое место выходит понятие абсурда существования.

Альбер Камю (1906–1960) обращается к весьма характерному образу Сизифа, занятого бесполезным трудом — вкатыванием на гору камня, который затем летит вниз. В жизни нет духовной цели, а стало быть, она нелогична, абсурдна. Экзистенциалисты убедительно показали (например, Камю в «Постороннем»), что, если быть последовательным, вере в Бога можно противопоставить только убеждение в абсурдности бытия.

Жизнь, кончающаяся неизбежным распадом, предстает как нонсенс. Если нет Бога и человек умирает насовсем, то жизнь бессмысленна — таков пессимистический вывод экзистенциализма. Душа без веры в Бога и без истории, предоставленная самой себе, оказывается во власти абсурда, который Жан Поль Сартр (1905–1980) определял так: «Абсурдность изначальная — прежде всего разлад, разлад между человеческой жаждой единения с миром и непреодолимым дуализмом разума и природы, между порывом человека к вечному и конечным характером его существования, между „беспокойством“, составляющим самую его суть, и тщетой всех его усилий».

Свобода.

Сартр подчеркивает значение личного выбора, который мы можем делать только сами и для себя, потому что не существует какого-либо одного, пригодного для всех решения. Даже если и есть наилучший вариант, мы его не знаем. «Выбирать можно все, что угодно, если речь идет о свободе решать». Поэтому свобода — главная ценность и основание всех ценностей.

Экзистенциалисты показали такой идеал личности, что на его фоне померк обычный человек и усилились разговоры об отчужденности, одномерности, деперсонификации и т. п. Экзистенциалистов беспокоило, что в современных условиях, когда большинство людей живут в крупных городах и подвержены сильному влиянию средств массовой информации, они становятся все больше похожи друг на друга и теряют свою неповторимую индивидуальность и свободу, которая начинается по ту сторону социальной сферы — в духовной жизни личности. Быть свободным — значит быть самим собой, не думать и не поступать так, как поступают и думают другие.

Человек, по Сартру, обречен быть свободным, если нет Бога, который руководил бы его поступками, и нет объективных законов, которым бы он подчинялся. В отличие от Ницше экзистенциалисты признают свободу не только для себя, но для всех людей. Это абсолютная свобода в том смысле, что нет ничего над человеком, что определяло бы его поведение.

Обеспечить такую свободу нелегко. Сартр утверждает, что конфликт — изначальный смысл социальной жизни. Человек — эгоист, поэтому зло и борьба с другими людьми неизбежны. Используя военную терминологию, Сартр пишет: «Я являюсь проектом отвоевания для себя моего бытия». Жизнь — как бы исходный плацдарм, с которого надо начинать битву за себя. «Но это невозможно себе представить иначе, как путем присвоения мною себе свободы другого. Выходит, мой проект отвоевания самого себя есть, по существу, проект поглощения другого». Вывод, что «единство с другим фактически неосуществимо», Сартр обсуждает на примере любви. Для любви нужен отказ от самого себя. В действительности же «мы хотим овладеть именно свободой другого как таковой». Но человек не хочет властвовать над автоматом. «Полное порабощение любимого существа убивает любовь любящего», потому что он хочет владеть свободным человеком. Выхода из этого противоречия как будто нет, но другой знаменитый экзистенциалист — Хосе Ортега-и-Гассет (1883–1955) — высказал идею, что влюбляемся мы в того, кто близок нам, и это способ узнать, кто мы (скажи мне, кого ты любишь, и я скажу, кто ты).

Чем больше отвоеванная свобода, тем больше ответственность. Ведь некого винить за то, что мы сделали, коль скоро мы свободны. Если человек создает самого себя и все его поступки — результат личного решения, на которое не влияют ни гены, ни общество, и нет никого, кто стоял бы за человеком — ни Бога, ни дьявола, — то именно он, и никто другой, ответствен за себя и мир. Как на свободу, человек осужден на ответственность и на вину за свои грехи. Камю в романе «Падение» говорит: «В конце всякой свободы нас ждет кара: вот почему свобода — тяжелая ноша».

К середине XX в. экзистенциализм начал распадаться на несколько течений, чему способствовала Вторая мировая война. Эссе А. Камю «Бунтующий человек» начинается с утверждения: «Мы ничего не сумеем сделать, если не будем знать, имеем ли право убивать ближнего или давать свое согласие на его убийство». И далее Камю формулирует свой разрыв с прошлым: «Во времена отрицания небесполезно поставить перед собой вопрос о самоубийстве. Во времена идеологий необходимо разобраться, каково твое отношение к убийству. Если для него находятся оправдания, значит, наша эпоха и мы сами вполне соответствуем друг другу».

Единение возможно, по Камю, только в бунте против абсурдного мира. Но «революция, не знающая иных границ, кроме исторической эффективности, означает безграничное рабство». Сомневался Камю и в нравственных возможностях политики, которая «отнюдь не религия, а став таковой… превращается в инквизицию».

Сартр утверждал, что экзистенциализм исходит из тезиса героя Достоевского: «Если Бога нет, то все дозволено», но Камю понял, что не все дозволено, и сделал вывод: «Справедливость бессмертна». Обратившись к человеческой душе, экзистенциализм вернулся к нравственности. Начав со стремления к свободе, осознал масштаб ответственности.

Экзистенциалисты исследовали расщепление человека на социальные и технические функции, которые он выполняет. Обратившись к личности, они поняли, что души как нравственного ядра у современного человека нет. Поставленный в центр Вселенной в эпоху Возрождения, человек оказался лишенным внутренней целостности. Особенно это трагично для привыкшего поступать по велению разума. Габриэль Марсель (1889–1978) заключает: «…для сегодняшнего человека мудрость явно может быть только трагической». Она была опасной для Сократа, но теперь угрозы таятся внутри. Мудрость становится трагичной к концу каждого этапа развития философии, проходя три стадии — опасную, восторженную и трагичную.

Экзистенциалистское понимание сущего как мира безгранично чуждого, «абсолютно случайного» (Сартр), в котором нет упорядоченности и законосообразности, противостоит попыткам теоретически отобразить объективную реальность. Действительность нельзя познать с помощью науки, потому что научное познание — это частное познание, имеющее дело с определенными предметами, а не с самим бытием, утверждает Карл Ясперс (1883–1969). Это как бы противоположные полюса, но сходятся они в одном: в противопоставлении сущего и смысла бытия, с одной стороны (у экзистенциалистов), и объективного знания и человеческой деятельности — с другой (у неопозитивистов).

Экзистенциализму свойственно внутреннее убеждение, что «чисто научный и технический прогресс не в силах сам по себе способствовать установлению между людьми согласия, без которого невозможно никакое счастье». Социальный прогресс, в который верили в XIX в., тоже стал иллюзорным в абсурдном мире.

Более того, Хайдеггер призывает к отказу от рационализма, как слишком схематичного и удаленного от реальной жизни. Бытие познается через интуитивный акт «переживания», «схватывания» предмета, а не посредством абстрагирования от него, и только так достигается единство человека с миром. Философии следует вернуться к досократическому взаимопроникновению мышления и ощущения. У Платона, по Хайдеггеру, истина стала пониматься как «соответствие мыслительного представления с предметом», а у досократиков была чувственно-образная трактовка истины (несокрытость ее в сущем).

Экзистенциализм — реакция на чересчур интеллектуальное представление о человеке, характерное для немецкой классической философии, для которой человек был прежде всего мыслящим существом. Она рассматривала мышление как демиурга, а человека, как носителя мирового духа. Экзистенциализм лишил, вслед за Ницше, мышление престижа основы, определяющей поведение человека. Акцент на немыслимость существования (Кьеркегор: «Существование нельзя мыслить»; Ясперс: «Экзистенцию можно только прояснить») противоречит, однако, возвышению человеческой индивидуальности. Ведь человек превосходит другие существа тем, что обладает мышлением. Экзистенциалистский переворот «существую, следовательно, мыслю» — результат вторичной рефлексии. Начальный же импульс к рефлексии о существовании дает акт мысли. Экзистенциализм не может быть нерациональным, если хочет остаться философией.

По Хайдеггеру, нигилизм исчезнет с преодолением метафизики, разрывающей мир на бытие и смысл. Смысл мыслится с помощью категорий, и поэтому его можно посчитать субъективным с последующим нигилистическим отказом от него. Но как же иначе мыслить смысл? Еще Платон понимал (это было основой построения им мира идей), что «чувственное воззрение ничего не показывает нам в чистом виде, таким, каково оно есть в себе». Это обоснование неизбежности метафизики. Кант, по существу, закрыл двери во внечувственный мир, а экзистенциалисты сделали попытку вернуться к досократическому мировосприятию, не выходящему за область чувственно данного. Такой подход был следствием того, что прямое игнорирование Шеллингом и Гегелем взгляда Канта на метафизику не прошло.

Хайдеггер призвал вернуться к представлению о нерасчлененном бытии в качестве высшего. Он отверг метафизику как учение, противопоставлявшее чувственное и сверхчувственное. Сверхчувственное и чувственно-наличное соединяются в языке, сущность которого в том, что он несет весть о мире. Хайдеггеровская концепция языка гласит, что язык — «дом бытия». Человек живет при данном языке, и не он говорит с помощью языка, а язык как онтологическая сущность высказывается посредством человека.

 

Гуманизм

Спорный вопрос философии XX в.: человек ли создает свое научно-техническое и индустриальное бытие, или бытие действует через человека? Вторая точка зрения существенно ближе к Востоку, и Хайдеггер склоняется к ней. В связи с этим очень важен в экзистенциализме спор о гуманизме. Сартр в работе «Экзистенциализм — это гуманизм» утверждал, что экзистенциализм благодаря своей обращенности к конкретному человеку и есть наиболее последовательно выраженный гуманизм. Хайдеггер в «Письме о гуманизме» соотносит гуманизм со свойственной западной цивилизации, начиная с эпохи Возрождения, постановкой человеческой субъективности на верхнюю ступень пьедестала универсума. Отождествляя гуманизм с антропоцентризмом и отрицая последний, Хайдеггер подвергает сомнению весь европейский гуманизм. Проблема бытия снова выходит у него на первый план, затмевая проблему познания, и участью человека становится скромное «вслушивание» в бытие и вопрошание его. Точка зрения Хайдеггера близка к концепции Единого и дао и как бы возвращает нас к истокам философии.

Хайдеггер четко обозначил два предмета философии: целостное бытие и человеческое существование. С первым он вернулся к предфилософии, второй характерен для всего экзистенциализма XX в. Стержень новоевропейской философии — дилемма объективного и субъективного — был поколеблен. Хайдеггер интересен критикой основ западного подхода к реальности. Тем самым он намечает выход из него.

Экзистенциализм — философия конкретного, обособленного в себе человека, зовущая его к свободе и обращающая в конечном счете к выводу, что наилучший путь (по которому далеко не каждый может идти) — становление духа, сфера творчества.

 

Психоанализ

Глубокое проникновение психологии XX в. во внутренний мир человека дало основания сомневаться в том, что поведение полностью определяется и контролируется сознанием. Сформировалась концепция, во многом противоположная экзистенциализму (хотя в некоторых начальных моментах близкая к нему) и восходящая к философии бессознательного Гартмана. Если экзистенциализм обратился к душе человека, то психоанализ проник в подсознание. Он обнаружил подсознательные мотивы поступков и отверг постулат экзистенциализма о свободе воли человека.

Вначале XX в. австрийский врач Зигмунд Фрейд (1856–1939) получил экспериментальный материал, подтверждавший основополагающую роль подсознания в человеческом поведении. Фрейд объяснил самоубийство не сознательным признанием абсурдности бытия и бессмысленности жизни, как считали экзистенциалисты, а подсознательной тягой к разрушению и смерти, которая оказывается выше сознательных мотивов, лишь оправдывающих подсознательные влечения.

Воле к разрушению и смерти противостоит в человеке воля к жизни, частью которой является сексуальное желание. Взаимодействие этих двух воль определяет, по Фрейду, поведение человека. Первичные желания могут замещаться другими, находящимися на более высоком уровне. Сексуальное желание может переходить в творчество. В этом смысле вся духовная культура является сублимацией (превращением) исходных инстинктов человека. Иногда первичные желания, если они не могут быть удовлетворены или модифицированы, приводят к психическим заболеваниям. Поскольку источником болезни являются подсознательные мотивы, важным становится осознать их. Для этого Фрейд разработал специальную технику, в которой большую роль играет толкование сновидений. Бессознательное, которое тщательно скрывается и подавляется в сознательной жизни, прорывается во время снов, когда цензура сознания отсутствует. Фрейд построил теорию сновидений как исполнения желаний. Чтобы разгадать бессознательные мотивы, надо раскрыть содержание снов. В книге «Толкование сновидений» Фрейд показывает, как это делать.

Архетип.

Подсознательное психическое первоначало Фрейд видел в сексуальной энергии. Его ученик Карл Юнг (1875–1961) считал таковой иерархию архетипов — универсальных бессознательных образов, властвующих над человеком. Эти образы или, точнее сказать, символы имеют для человека такое значение, что неокантианец Эрнст Кассирер (1874–1945) назвал человека «символическим животным». Символ отличается от знака тем, что не только обозначает определенный предмет, но имеет и другое, более глубокое значение, которое никогда не может быть полностью раскрыто, как никогда нельзя точно вычислить иррациональное число. Такую особенность символа объясняют тем, что его значение уходит в глубины бессознательного.

Коллективное бессознательное проявляется во сне, но и к нему все сновидения не сводятся. Тем не менее, на почве осознания подсознательных желаний возможно разрешение внутренних конфликтов, которое полезно не только для излечения больных, но и для обретения душевного спокойствия здоровыми людьми.

Наметилась тенденция к соединению фрейдизма и экзистенциализма. Юнг под внутренним ядром человека (он называл его «самость») понимал сумму сознательного и бессознательного. Бессознательное влияет на человека, но это влияние можно скорректировать, если понять подсознательные мотивы действий и поставить их на службу высшим устремлениям и ценностям человека.

Модели поведения.

Эрих Фромм (1900–1980) развил представление о двух моделях поведения, выбираемых индивидом. Или он идет по пути приобретательства, стараясь заполучить как можно больше вещей в свою собственность, — путь, который выбрало большинство населения западных стран, названных «потребительским обществом». Или он совершенствует заложенные в каждом способности. «Иметь или быть» назвал Фромм эту дилемму. Человек идет по пути потребительства, когда не осознает свое глубинное стремление стать полноценной личностью. Другая, по Фромму, основная дилемма — между ложным единством в тоталитарном обществе, в котором свобода каждого подавляется, и истинным единством через любовь. Задача, таким образом, состоит в том, чтобы на смену агрессивно-потребительскому отношению к миру пришло отношение любовно-творческое.

Понятие Фроммом любви близко к Мо-цзы, Нагорной проповеди и словам Паскаля: «Из всего, что есть на земле, он (праведник — А.Г.) принимает участие только в неудовольствиях, а вовсе не ищет удовольствий. Он любит своих ближних, но его любовь не ограничивается этими пределами, она распространяется и на его врагов, а потом и на врагов Бога». Основной вывод «Искусства любить» Фромма, что любовь «является единственно здравым и адекватным решением проблемы человеческого существования». Поэтому «всякое общество, которое так или иначе ограничивает развитие любви, неизбежно рано или поздно погибнет, придя в противоречие с основными потребностями человеческой природы».

Принципы психоанализа взяли на вооружение не только экзистенциалисты, но и представители других направлений. Представитель «франкфуртской школы» Герберт Маркузе (1898–1979) писал, что современные идеологии представляют собой сознательное оправдание скрытых подсознательных желаний. Это напоминает предположение Ницше, что за словами революционеров о том, что они хотят всеобщего счастья, скрывается подсознательная воля к власти. И в данном случае, помогая раскрытию глубинных стремлений человека, психоанализ существенно расширяет представления об основах поведения и помогает выбрать наилучшее с точки зрения нравственных критериев, решение.

 

Неопозитивизм

Позитивизм в XX в. под воздействием достижений естествознания и математической логики трансформировался в неопозитивизм, признавший главным предметом философского исследования логический анализ языка.

Неопозитивисты выдвинули принцип верификации, в соответствии с которым научно-осмысленной может быть только такая теория, которая подтверждается эмпирическими фактами и для которой существуют воображаемые факты, опровергающие ее, если бы они на деле имели место (такая теория истинна); или же которая опровергается фактами и для которой существуют воображаемые факты, подтверждающие ее, если бы они имели место (такая теория ложна). Поэтому основной задачей неопозитивизма стала проверка научной осмысленности предложений и их истинности через сравнение с фактами опыта.

Людвиг Витгенштейн (1889–1951), продолжая учение Канта, который ставил границы мышлению, ставит границы языку. Успехи математической логики способствовали иллюзии, что только логика является адекватным инструментом познания. Как когда-то Декарт, Витгенштейн стремился прежде всего к ясности. Главная мысль его «Логико-философского трактата» заключается в том, что то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно. Но ясность и отчетливость мысли Декарту были нужны для последующей формулировки философской позиции, а у неопозитивистов этот тезис привлекается, по существу, в обоснование отказа от метафизики как таковой. Витгенштейновское «о чем нельзя говорить, о том следует молчать» (своеобразное знамя неопозитивизма) проистекает от скептического «воздержания от суждений» Секста Эмпирика.

Все суждения, полагает Бертран Рассел (1872–1970) в фундаментальном труде «Человеческое познание. Его сфера и границы», можно свести к положительным суждениям о единичных фактах. Эта отдельная попытка атомизации мира соответствует сциентистской методологии, поскольку наука призвана отвечать на частные вопросы, и сциентисты всегда пытались показать, что частности являются самой реальностью, из которой конструируется общее.

По Расселу, знание складывается из опыта и веры, основанной на прежнем, даже дочеловеческом опыте. Знание, таким образом, есть оправдывающаяся вера всего опыта человека как продукта эволюции. Расселовское априори имеет эволюционную основу, и объективно Рассел идет вслед за Кантом ко все более тесному объединению эмпиризма с рационализмом по пути, который начал Лейбниц знаменитым «нет ничего в интеллекте, чего не было бы в опыте, кроме интеллекта».

Цель неопозитивизма — свести все научные результаты к некоторому количеству базисных положений, непосредственно проверяемых эмпирически, — оказалась нереализуемой. Предпринятые в методологии науки попытки выработать универсальные модели, по которым «работает» наука, тоже не удались.

Аналогично кантовской критике «чистого» разума, неудачные попытки неопозитивизма свести теоретический уровень исследований к эмпирическому стимулировали критику «чистого» опыта. Только разум и опыт вместе могут приблизиться к истине — таков вывод Карла Поппера (1902–1994).

Метод Поппера состоит не в доказательстве истинности научных положений, а в избавлении от ложных гипотез. Методологический вывод Поппера: «Именно возможность опровержения или фальсификации теорий определяет возможность их проверок, а следовательно, их научный характер».

Как и неопозитивисты, Поппер выводит за скобки все неверифицируемые, нефальсифицируемые и бессмысленные, по классификации Витгенштейна, философские рассуждения. Для этих направлений они оказываются попросту ненужными.

Поппер выступал против библейского «возлюбите врагов ваших», считая, что этого не следует делать, так как это якобы ведет к навязыванию другим наших предпочтений, но он считал фундаментальным положение рационализма — «я могу ошибаться, а ты можешь быть правым». Рационализации не опасны, когда есть способ проверки. Но сам Поппер говорил, что проверка (опытная) возможна только в естественных науках. Здесь и возможности разума больше, и опасностей меньше (если не считать опасностей от самой научной деятельности). Но в политике, истории и т. п. опасности рационализации неизмеримо возрастают, и поэтому надежды на разум уступают здесь место надеждам на любовь. Это понял Фромм.

Для экзистенциалистов жизнь абсурдна. Для Поппера «история не имеет смысла», хотя «мы можем придать ей смысл… Именно мы привносим цель и смысл в природу и историю».

 

Прагматизм

Если экзистенциалисты заботились о свободе человеческой индивидуальности и ее подлинности (тождественности с самим собой), а психоаналитики — о выявлении подсознательных мотивов деятельности, то американские философы поставили во главу угла определение принципов поведения, помогающих достичь успеха в деле. Корни такого направления, получившего название прагматизма (от греческого слова «прагма» — дело, действие), можно найти в Древней Греции.

Философия прагматизма ставит во главу угла деятельность. Она помогает решать человеческие проблемы. Это напоминает философию Древнего Рима. То, что полезно для человека, можно считать истинным. В качестве примера приведем рассуждение Уильяма Джемса (1842–1910) о выгодности веры в Бога. Если вера окажется ложной, то я ничего не теряю и не окажусь в худшем положении, чем атеист; но если она окажется истинной, я обеспечу себе спасение и вечную жизнь. Не стоит терять единственный шанс, и, значит, есть все резоны верить в Бога. Как и для Рассела, истина для прагматизма представляет собой веру, не подверженную сомнению.

Разум для прагматизма — инструмент добывания успеха в мире, а научные теории — орудия, помогающие в этом. Какая-либо идея становится истинной, когда воплощается в жизнь.

По словам Джона Дьюи (1859–1952), разработавшего инструменталистскую версию прагматизма, функция интеллекта не в том, чтобы копировать объекты окружающего мира (да и почему вселенная должна существовать в копиях и как она может быть скопирована во всей полноте?), а в том, чтобы создавать наиболее эффективные и выгодные отношения с объектами.

У Декарта в основе всего лежала человеческая мысль, у Ницше — воля. «Мышление для нас средство не „познавать“, но обозначать, упорядочивать происходящее, делать его доступным для нашего употребления: так мыслим мы сегодня о мышлении; завтра, возможно, иначе» — эти мысли Ницше вполне в духе прагматизма, последнее слово которого — «мир есть то, что мы из него делаем», заставляющее вспомнить Поппера и экзистенциалистов, — в каком-то смысле итог всей новейшей философии.

Этично с точки зрения прагматизма все, что способствует успеху в делах, и здесь прагматизм переходит в то, что получило название деловой этики. Наибольшая известность выпала в XX в. на долю Дейла Карнеги (1888–1955), советы которого разошлись по свету в миллионах экземпляров. Карнеги много взял из человеческой мудрости, чтобы выработать правила общения и достижения делового успеха. Они сводятся к следующему: имеет хорошие отношения с людьми и достигает успеха в делах тот, кто максимально внимателен к другим и как можно меньше выпячивает собственное Я. Эти правила напоминают «разумный эгоизм» Чернышевского, но здесь человек меньше думает о пользе других и всех, а больше — о себе, хотя разум его смиряет эгоизм.

 

Скептицизм

Философия XX в., как позднеантичная и ранневозрожденческая, вернулась к человеку. На вершине развития научной и технической мысли философия в лице Хайдеггера и Швейцера призывает человека вернуться к бытию и ответственности за мир и поведение в нем. Одновременно потребительству и агрессии противопоставляется раскрытие внутренних потенций человека, т. е. то же бытие в человеческом измерении.

Если самое влиятельное направление отказывается от решения вопроса о смысле жизни и утверждает абсурдность бытия — это кризис. Справедливо или нет утверждение Хайдеггера, что понятийное мышление исчерпало себя и требуются иные формы познания, — это свидетельство того, что философия завершила еще один круг развития. Своим «вопрошанием» философия вернулась к Сократу, но Хайдеггер тянет ее дальше и прямо заявляет, что хотел бы конца философии вообще. Философия пришла к самоотрицанию вслед за тем, как европейская культура, по Хайдеггеру, — к нигилизму.

Провозгласив возврат к античной культуре, деятели Возрождения способствовали восстановлению преемственности в философии. Призвав вернуться к досократикам, Хайдеггер поставил под вопрос философию как таковую, завершая не только ее отдельный этап, но философию в целом. Антиинтеллектуализм (скептическое отношение к разуму как к таковому) прагматиков, психоаналитиков, экзистенциалистов и неопозитивистов — реакция против рациональных основ философии Нового времени. Появляется много интересных частных направлений, но теряется целостность видения мира.

Камю говорил о трагедии разума, который в отсутствие веры не смог найти потерянный смысл жизни. Если Новое время началось с сомнения в доводах веры, то XX век усомнился и в доводах разума. Европейская философия дошла до скептицизма и пессимизма, и завершение ее круга — третьего после античного и христианского — неслучайно совпало с мировыми войнами, разгулом тоталитаризма и экологическим кризисом.

Роль скептиков, отрицающих метафизику, сыграли неопозитивисты, которые побивали философию наукой с ее требованием эмпирической проверяемости, прагматисты с их заменой истинности на полезность, психоаналитики с их заменой сознания подсознательным, экзистенциалисты с признанием истинным того, что личностно значимо для индивида. Если нет логики истории, на которую рассчитывал XIX век, значит, все случайно: и в человеческой жизни, как считает экзистенциализм, и в природе, как считают неопозитивизм и современная методология науки.

Контрольные вопросы.

1. Как в XX в. решается проблема историзма в философии?

2. Что такое экзистенция?

3. Как понимал экзистенциализм проблему свободы и становления личности?

4. В чем различие в понимании гуманизма Хайдеггером и Сартром?

5. В чем основное философское значение психоанализа?

6. Что нового внес в психоанализ Юнг?

7. Каковы основные характеристики двух моделей поведения по Фромму?

8. Каково соотношение опыта и веры в теории познания XX в.?

9. Каковы основные исходные предпосылки и выводы прагматизма?

10. В чем проявился скептицизм в философии XX в.?

Рекомендуемая литература.

Камю Л. Бунтующий человек. — М., 1991.

Новая технократическая волна на Западе/Сост. П.С. Гуревич. — М., 1986.

Поппер К. Логика и рост научного знания. — М., 1983.

Проблема человека в западной философии/Сост. П.С.Гуревич. — М., 1988.

Самосознание европейской культуры XX в./Сост. Р.А. Гальцева. — М., 1991.

Сартр Ж.П. Экзистенциализм — это гуманизм. Сумерки богов. — М., 1989.

Фромм Э. Душа человека. — М., 1992.

Фромм Э. Психоанализ и этика. — М., 1993.

Хайдеггер М. Время и бытие. — М., 1993.

Швейцер Л. Благоговение перед жизнью. — М., 1992.

 

Глава 12

Русская философия

Особенности русской философии.

Философия каждого народа определяется рядом обстоятельств, среди которых немаловажное значение имеет национальный характер. Мы это отмечали на примере Индии, Китая, Греции, Рима, европейских и мусульманских народов. Не составляет исключения и Россия. В России в отличие от Греции или Германии философия никогда не была главенствующей отраслью культуры, поэтому ее развитие шло в русле задач, поставленных другими отраслями. В Средние века в Европе философия была служанкой религии, и то же самое было в России в течение продолжительного времени с самого возникновения русской философии и до XIX в. Большая продолжительность этого периода связана с тем, что если в Европе после эпохи Возрождения главной отраслью культуры стала наука и философия обратилась к решению проблем познания, то в России этого не произошло — наука в России получила развитие только в послепетровское время, а точнее, во второй половине XVIII в. Соответственно философия познания возникла позднее, чем в Европе. Русская философия сохранила преимущественно религиозное направление до начала XX в., когда это направление было наряду с другими разгромлено пришедшими к власти большевиками, а виднейшие русские философы — Бердяев, Булгаков и другие — были высланы из России (что не помешало им развивать религиозную философию в эмиграции) или репрессированы, как Флоренский.

Особенностью русской философии также была ее нацеленность на проблемы этики, что отнюдь не противоречило ее преимущественно религиозному характеру. Это заметно уже в первом религиозно-философском произведении «Слово о Законе и Благодати» и сохранилось тогда, когда после церковного раскола религиозная направленность философии стала ослабевать. В этом смысле для русской философии характерно то же, что и для русской литературы, которая также отличалась своей этической направленностью.

Другой особенностью русской философии был ее акцент на социальную проблематику. Это проявилось со времени зарождения идеи Москвы как «третьего Рима», с которой связывают формирование русской идеи как таковой. Ориентация на социальные проблемы способствовала тому, что после разгрома большевиками русской религиозной философии философия из служанки богословия в СССР стала служанкой идеологии и осталась таковой до 1991 г. Советский этап можно назвать вторым этапом развития русской философии, из которого ныне она перешла в третий, не получивший пока четких очертаний.

«Слово о Законе и Благодати».

В середине XI в. через полвека после принятия христианства на Руси митрополит Иларион — первый русский, занявший высший церковный пост в нашей православной церкви (до этого его занимали греки, присланные из Константинополя), создает знаменитое «Слово о Законе и Благодати», перевод которого на современный русский язык лишь недавно стал достоянием нашей общественности. Эту проповедь митрополита Илариона, произнесенную в середине XI в., можно считать первым философским произведением Древней Руси.

Далеко выходящее за рамки чисто церковной или исторической проблематики это, пожалуй, первое в русской литературе самобытное философское произведение ставит и решает фундаментальные жизненные проблемы, обосновывая их религиозными аргументами. Силу своего красноречия Иларион обращает против Закона и в защиту Благодати. Можно думать, что имеются в виду законы Моисея, как они сформулированы в Библии, но на самом деле мысли Илариона идут гораздо дальше. Иларион толкует понятие Закона расширительно, и оно предстает олицетворением всего, что заключают в себе внешние предписания.

В обоснование своей точки зрения Иларион ссылается на Евангелие, но весьма избирательно, приводя цитаты, которые работают на его мысль. Концепция Закона как чего-то внешне накладываемого и гнетущего высказана Иларионом в сильных, энергичных выражениях. В этом первом памятнике русской правовой (а точнее, неправовой) мысли вполне ясно выразилось и пренебрежение к закону как таковому, и нетерпеливое желание в одночасье провозгласить и достичь Божественной Благодати. Вместо того чтобы представить Закон как первую и необходимую стадию Благодати, к чему склонялась традиционная трактовка библейских текстов, основывающаяся на словах из Нагорной проповеди: «Не нарушить пришел я (имеется в виду закон. — А.Г.), но исполнить», Иларион, воспевая обретенную или обретаемую Благодать, отрицает Закон как рабство.

Теперь перенесемся почти через тысячелетие и заглянем в книгу «Государство и революция», написанную в августе 1917 г. и служащую главным ленинским трудом по государственно-правовым вопросам. «Всякое государство не свободно и не народно», — писал В.И. Ленин (1870–1924), подчеркивая слово «всякое» и частицы «не». Ленин доказывает со ссылкой на Маркса и Энгельса, что государство не средство взаимосогласования интересов различных социальных сил, а продукт непримиримости классовых противоречий и орган подавления; сила, стоящая над обществом и все более отчуждающая себя от него. Отсюда вывод: «Пролетариату нужно… государство… устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать». Какова в этом случае роль права и закона? Это всего лишь атрибуты пройденного этапа развития человечества, от которых чем скорее отказаться, тем лучше. «Демократическая республика есть наилучшая возможная политическая оболочка капитализма». Значит: коль скоро уничтожается капитализм, долой демократическую республику и да здравствует диктатура пролетариата. Всеобщее избирательное право — орудие господства буржуазии. Значит: долой всеобщее избирательное право, да и право вообще. Все то, для чего ранее существовало государство и право, будет выполняться теперь «без особого аппарата, простой организацией вооруженных масс» с «простотой и легкостью». В демократической республике действуют лишь формальные принципы права, но нет демократии реальной (форма здесь сопоставляется не с содержанием, как можно было бы ожидать, а с реальностью и третируется). Вообще право — лишь надстройка над экономическим базисом, следующая ему.

Хотя Иларион в своих утверждениях основывался на религиозном вероучении, а Ленин — на атеистическом, мы обнаруживаем в их текстах за различным понятийным аппаратом нечто фундаментально общее, а именно: желание побыстрее достичь, перепрыгнув через необходимые этапы, цели, каковой для Илариона было осуществление на Земле христианской заповеди любви, обещавшее небесную Благодать, а для Ленина — построение коммунизма, обещавшее рай на Земле. Иларион и Ленин выдвинули религиозный и социальный аргументы против права, но то, что столь различные по типу соображения использовались для обоснования по сути одного и того же, свидетельствует, что в основе был аргумент национальный. И у Илариона, и у Ленина чувствуется твердая уверенность в том, что благодать (небесная и земная) наступит не сегодня-завтра, и здесь присутствует своя правда духа. Идеи «третьего Рима», мессианские чаяния всегда падали в России на благодатную почву.

Какой можно сделать вывод из сопоставления двух данных текстов, разделенных почти тысячью лет? Если существуют явно сходные по сути высказывания, сделанные совершенно разными по своему происхождению, образованию и убеждениям людьми, жившими в различных социально-экономических формациях, то, стало быть, есть в этих людях нечто общее. Чем оно определяется? Прежде всего национальными особенностями характера, тем общим в нем, что дает возможность нации сохраняться и воспроизводиться, несмотря на все неблагоприятные влияния внешней среды. Приходят и уходят завоеватели, меняются социальные и экономические условия жизни, а нация продолжает существовать в течение тысяч лет, пока воспроизводятся особенности национального характера.

Трудно предвидеть изменения, потому что для этого надо учитывать еще не проявившиеся факторы, но если видим постоянство в чем-либо на протяжении тысячи лет, то можем сделать вывод, что оно сохранится и в следующую тысячу лет.

Можно возразить, что всегда найдутся в культуре случайно выбранные два произведения, близкие по духу. Однако процитированные работы, определившие направления русского православия и русского коммунизма, оказали огромное влияние на всю нацию, чего не могло быть, если бы они не оказались созвучны русской душе.

Противопоставление Закона и Благодати фундаментально для русской души. В основе рассуждений славянофила А.С. Хомякова (1804–1860) лежит мысль, что внешние государственные формы не соответствуют духу русского народа. И.В.Киреевский продолжает: «Даже самое слово „право“ было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду». Позже Н.К. Михайловский (1842–1904) саму истину в русском смысле определит как правду-справедливость. «Слабость юридического развития Руси — факт несомненный» — утверждал в XX в. Г.П. Федотов. А что же соответствует русской душе? А.С. Хомяков считал, что чувство соборности, И.В. Киреевский — христианство в истинном смысле.

Эволюция русской идеи.

В историческом плане впервые о русской идее мы можем говорить в связи с созданием монахом Филофеем в XVI в. концепции Москвы как «третьего Рима». Она идеологически помогла становлению великого государства Российского, но суть ее была бы неправильно понята, если бы свелась только к созданию русской империи. Последнее было средством, целью же — сообщение всему человечеству света православного христианства в его русском понимании. «Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея».

Идея «третьего Рима» выражала вселенский характер русского православия. Отметим три основные черты концепции Филофея, который, кстати сказать, отнюдь не первый ее сформулировал — первенство здесь не за Россией: несокрушимая вера в истинность христианской религии именно в ее православном варианте; стремление сообщить свет этой веры всему миру; и, наконец, мессианское убеждение, что России это удастся.

Первую трещину в русское православие внес церковный раскол XVII в., а ощутимый удар ему нанес Петр I не столько ориентацией своей политики на Запад, сколько тем унижением, которому подверглось национальное в угоду западному. Церковный раскол, ослабивший духовную мощь церкви, очень помог Петру. Проникновение западного просвещения существенно ослабляло русское православие, и в начале XIX в. произошел светский раскол общества на западников и славянофилов.

Звонком, возвестившим о раздвоении интеллигентского сознания, послужило философическое письмо П.Я. Чаадаева (1794–1856). С этого момента через весь XIX век проходит истощающая духовные силы русского общества борьба, аналог которой мы вряд ли отыщем в мировой истории, потому что в ней отразилась та же специфика русской души — вера в особое предназначение России и стремление обеспечить счастье для всех (то, что Ф.М. Достоевский назвал «всемирной отзывчивостью»), пусть даже в ущерб своей нации и крайним напряжением сил.

Поляризация общественного сознания и общественных сил продолжалась до конца XIX в. Нарождавшийся капитализм создавал экономическую основу для крушения русской идеи. Она, однако, оказалась настолько живучей, что смогла победить, вопреки историческому материализму Маркса и Энгельса, экономический базис общества ценой модификации в мессианский большевизм.

Размышляя над исходом противостояния западников и славянофилов, нельзя не отдать должного третьей силе, которая на время смела их с исторической арены, — русскому коммунизму. Одна из причин, почему это удалось, заключается в том, что большевики соединили в теории демократическую идею всеобщей свободы со славянофильской идеей предназначенности России дать миру истину и счастье. Ни то ни другое большевики не смогли осуществить, но они сами вдохновились этой идеей и вдохновили других. В.С. Соловьев писал, что «русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской». Теперь мы знаем, что русская идея может быть атеистической идеей построения рая на Земле без Бога. Основа русской идеи не в конкретно-конфессиональном содержании, а в ее соответствии особенностям русского национального характера — вере в возможность обеспечения всеобщего счастья (в этом проявляется «всемирная отзывчивость» русской души); убежденности, что принесет его всему миру Россия (мессианизм) в кратчайший срок (максимализм) и готовности к неимоверным усилиям для достижения этого (самопожертвование).

В настоящее время споры о русской идее стали очень актуальны, и представители всех политических сил или объявляют русскую идею мифом, или наделяют ее различными чертами, соответствующими собственным идеологическим позициям. Вместо одной, объединяющей всю нацию идеи опять видим две противоположности, только западники называются теперь демократами, а славянофилы — патриотами. Способна ли какая-либо из этих двух сил дать новый вариант русской идеи, объединяющей всю нацию? Русский философ Н.А. Бердяев писал, что «русское сознание не может быть ни славянофильским, ни западническим».

В основе своей русская идея восходит к христианству, заимствованному из Византии. Вторая модификация русской идеи — русский коммунизм — результат переработки возникшего на Западе марксизма. В русской идее нет ничего имперского, как, скажем, в древнеримской, поскольку цель здесь — не завоевать мир материально, а осчастливить его духовно.

И.В. Киреевский.

Из значительного количества русских философов XIX–XX вв. выделим трех, которые сыграли, пожалуй, главную роль в развитии оригинальной русской философии. Первый из них — Иван Васильевич Киреевский (1806–1856) поставил вопрос о том, какой должна быть оригинальная русская философия. Киреевский подверг критике современную ему западную философию за ее чрезмерный рационализм и призвал к развитию синтетической философии, которая включала бы в себя гармоничное сочетание разума и чувств человека, разных типов культуры. Главная заслуга Киреевского в том, что он осознал, чем может и должна быть русская философия — синтезом западной и восточной философии и синтезом различных отраслей культуры — философии, религии, искусства. Киреевский не выполнил этой задачи в полном объеме, но четко сформулировал ее в статье «О необходимости и возможности новых начал для философии». Статья была задумана Киреевским как введение к большой работе, но скоропостижная смерть помешала ее написанию. Н.О. Лосский отмечал, что Киреевский многое сказал о методе достижения истины. Он оставил идеи, которые потом нашли продолжение в трудах русских философов XIX — начала XX в. и еще ждут своего дальнейшего развития.

Киреевский считал, что главное в человеке — «сердце», чувство. Особо он ценил чувство печали, которое, как он полагал, создает возможность проникновения в сущность жизни. Киреевский верил, что, овладев всеми сторонами европейского просвещения, Россия станет духовным вождем Европы.

Критикуя противопоставление в европейской философии Нового времени разума и чувственного опыта, Киреевский не принимал решения, предлагаемого системой Канта. По Киреевскому, существование не должно выводиться из мышления, как сделал Декарт, поскольку имеется внутреннее непосредственное сознание собственного бытия как «живая истина» (впоследствии С.Л. Франк писал о «живом знании»). Киреевский писал о «верующем разуме» и о философствовании, которое должно опираться на сочинения отцов церкви.

Противопоставляя духовное физическому, Киреевский отмечал: «В физическом мире каждое существо живет и поддерживается только разрушением других; в духовном мире созидание каждой личности создает всех и жизнию всех дышит каждая». Положение о необходимости «духовного общения каждого христианина с полнотой всей Церкви» получило развитие в учении А.С. Хомякова о соборности. Киреевский понимал цельность общества как соборность и общинность, сочетающую личную самостоятельность с общим порядком. Истина доступна только цельному человеку, утверждал Киреевский. «Тот факт, — писал Лосский, — что различные части программы Киреевского осуществлены многими русскими философами, которые часто даже не были знакомы с его работами, говорит о существовании удивительного сверхэмпирического единства нации и о том, что Киреевский был выразителем сокровенной сущности русского духа».

В.С. Соловьев.

По пути, намеченному Киреевским, пошел самый крупный русский философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900), сын известного историка С.М. Соловьева. Он также считал, что истина достижима только посредством соединения всех способностей человека, всей полноты его разума и опыта, включая сюда и чувственный, и нравственный, и религиозный, и эстетический опыт. Соловьев полагал, что любая вещь познается в ее отношении к целому. Это целое не множественность вещей, а всеединство. Эмпирически человек способен познать лишь частную и множественную действительность.

Полное определение истины, по Соловьеву, содержится в трех словах: сущее, единое, все. Данные опыта и мышления соединяет, по Соловьеву, религиозный принцип. Внешнее (эмпирическое и рациональное) познание должно дополняться познанием внутренним, мистическим и абсолютным, в котором содержится объективная реальность. Этот третий вид познания Соловьев называл верой, понимая под ней не субъективное убеждение, а интуицию, т. е. непосредственное созерцание сущности. Это истинное знание как соединение эмпирического, рационального и мистического познания будет также соединением полноты содержания духовных созерцаний Востока с логическим совершенством западной формы. Таким образом, данный гносеологический синтез предстает как синтез достижений двух типов общества, осуществляемый русской философией как занимающей промежуточное положение между Западом и Востоком. Такой же синтез западной и восточной мысли на основе синтеза достижений мировых религий пытался осуществить Л.Н. Толстой.

Абсолютная истина мыслилась Соловьевым как синтез науки, философии и религии. Истиной как всеединством предстает Бог, воплощающий в себе и божественное, и человеческое начала. Бог соединяется с разумной душой человека и его материальным телом.

Человек как индивидум, содержащий в себе абсолютное начало, не хочет и не может удовлетвориться никаким условным содержанием, а убежден, что может достичь полноты бытия. Однако обретается эта полнота только посредством полного взаимопроникновения всех живых существ, объединенных любовью друг к другу и к Богу. В этом объединении «смысл любви», как называется одна из работ Соловьева. Таким образом, мир есть абсолютное становящееся, тогда как Бог есть абсолютное сущее. Человек может совершенствовать процесс воссоединения всех существ с Богом, принося себя в жертву ради любви к Богу и единому миру. Эволюцию природы и человека Соловьев трактовал как стремление к всеединству. Царство минеральное, растительное, животное в царстве человеческом возвышается до идеи безусловного совершенства.

Здесь уже основы модной ныне концепции ноосферы. При этом каждая последующая эволюционная ступень своей материальной основой имеет предыдущую ступень, а содержание свое получает от Бога. Эволюция, по Соловьеву, не только эволюция материального, но и эволюция ценности и сущности. Можно сказать, что Соловьев создал сверхнатуралистическую теорию эволюции как практический синтез науки, философии и религии.

Соловьеву был присущ славянский мессионизм, основанный на признании им у русского народа прирожденной способности к самоотречению, свободе от ограниченности и односторонности.

Идеальное было для Соловьева конкретным бытием, к осуществлению которого человек должен стремиться, а не абстрактной идеей. В этом стремлении человек обретает дар бессмертной жизни, распространяющейся на всю природу, находящуюся ныне в состоянии смерти и разрушения. Природа, по Соловьеву, живое тело человека, и она покоряется совершенному человеку. Представлением о Боге как всеединстве Соловьев делал шаг от христианской философии к пантеизму.

Н.А. Бердяев.

Николай Александрович Бердяев (1874–1948) — еще один представитель русской религиозной философии, который жил, однако, уже в других исторических условиях. Поэтому религиозные мотивы в его творчестве тесно соприкасались с социальными, так что последние часто выходили на первый план. Этот социальный контекст состоял из трех русских революций (1905–1907 гг., февральской и октябрьской 1917 г.), Первой мировой войны, прихода к власти большевиков и вынужденной эмиграции.

Основная противоположность, с которой начинается разработка мировоззренческих проблем, по Бердяеву, — между духом и природой. К понятию духа Бердяев относил жизнь, свободу, творческую деятельность, Бога; к понятию природы — вещь, психику, необходимость. Свобода не создается Богом, а существует до него, поэтому Бог не ответствен за свободную волю человека.

Личность есть, по Бердяеву, духовная категория. Ее реализация начинает восхождение от подсознательного через сознательное к сверхсознательному. Творческая деятельность человека представляет собой дополнение к божественной жизни, она является «божественно-человеческой». Ставя личность во главу своей философии и придавая ей божественные атрибуты, Бердяев называл свою философию персоналистической (от «персона» — личность).

Человек — двойственное существо, живущее одновременно в двух мирах — явлений и вещей в себе. Между ними может быть взаимодействие посредством любви. Духовное познание — это единение между субъектами в мистическом опыте, в котором (здесь Бердяев использует строку из стихотворения Тютчева) «Все — во мне, и я — во всем».

Интересна в русской философии концепция «живого знания» Семена Людвиговича Франка (1877–1950) как единства мышления и переживания, как мыслящего переживания, позволяющего преодолеть противоречие между декартовским «мыслю, следовательно, существую» и экзистенциалистским «существую, следовательно, мыслю» на основе соединения двух реальностей: «мыслю и существую».

Михаил Михайлович Бахтин (1895–1975) развил концепцию диалогического познания как познания субъекта, который рассматривается в качестве мыслящего и чувствующего, в форме диалога с ним. Живое и диалогическое знание можно сопоставить в западной гносеологии с концепцией личностного знания М. Полани (1891–1976), под которым понимается учет индивидуальных переживаний ученого в процессе познания.

Советская и постсоветская философия.

Идеологичность советской философии возвращает к понятию благодати, важному для русской философии, но к благодати не божественной, а атеистической. Это благодать объективных законов развития, которые помогают человеку в его деятельности, поскольку он познает их и следует им. Философия в ее марксистско-ленинском варианте была ориентирована на познание объективных законов развития природы, общества и мышления, став, по сути своей, служанкой коммунистической идеологии.

Во второй половине XX в. в русской философии возобладала социальная направленность, но не утопическо-коммунистическая, как было в СССР в первой половине века, а критическо-коммунистическая. Вместо того чтобы писать в ленинско-сталинском духе, каким будет коммунизм, стало модно анализировать, каков на самом деле образовавшийся после революции 1917 г. «реальный коммунизм» (так и называется книга А.А. Зиновьева, p. 1922), хотя коммунизм остался заявленным в программе КПСС на 1980 г., но непостроенным. Точнее, говорить о реальном социализме, как его называли официально. Этот реальный социальный строй периода, названного застоем, подвергся в постсоветское время резкой критике (в частности, Зиновьевым в «Зияющих высотах»), хотя позже назван тем же Зиновьевым самым выдающимся периодом в истории России. Сопоставляя Социально-философскую критику и ее результаты, Зиновьев ввел в оборот афоризм, часто повторяемый ныне: «Метили в коммунизм, попали в Россию».

А.А. Зиновьев описал законы «реального коммунизма». В условиях, когда цензура не давала возможности свободного исследования социальных явлений в традиционной философской форме, Зиновьев нашел оригинальную форму изложения. Его произведения в определенной мере возвращают нас к платоновскому диалогу, совмещенному с аристотелевским трактатом.

Значение русской философии.

Русская философия стоит особняком по отношению к западной, и границей водораздела стала философия Канта. Русская философия не пошла по пути обоснования науки посредством противопоставления явления и вещи в себе. В ней сильнее сказались религиозное начало и стремление к поиску абсолютной истины.

Русскую философию можно назвать преимущественно религиозно-социальной. Н.О. Лосский отмечал, что русской философии присуще острое чувство реальности и интуитивизм в гносеологии. Другая черта — это стремление к целостности познания и поведения человека, основанной на единстве рационального мышления, чувственного опыта, эстетического вкуса, религиозных и нравственных представлений и мистической интуиции. Все это указывает на синтетический характер русской философии, которая помимо отмеченных имеет еще один аспект, связанный с промежуточным положением России между европейскими и восточными цивилизациями, — синтез западных и восточных представлений.

Русская мысль разрабатывала фундаментальные философские темы и в то же время внесла в философию свою специфику, вытекающую из особенностей национального характера. На шкале «интуиция — рационализация» русская философия, как и подобает религиозной философии, будет ближе к левой части. Без русской философии невозможна философия как целостное постижение мира, поскольку ей присуща в качестве основной синтетическая функция. Этим путем синтеза определяется и ее будущее.

Контрольные вопросы.

1. Каковы особенности русской философии?

2. Как соотносится «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона с «Государством и революцией» В.И. Ленина?

3. Какие этапы развития прошла русская идея?

4. Каковы перспективы дальнейшего развития русской идеи?

5. Каковы основные черты программы развития русской философии И.В. Киреевского?

6. Каковы главные особенности философии В.С. Соловьева?

7. Каковы главные особенности философии Н.А. Бердяева?

8. Каковы основные направления развития советской философии?

9. В чем значение русской философии?

10. Каких современных русских философов вы знаете?

Рекомендуемая литература.

Бердяев Н.А. Русская идея: В 2 т. — М., 1994.

Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. — М., 1991.

Киреевский И.В. Избранные статьи. — М., 1984.

Лосский Н.О. История русской философии. — М., 1991.

Русская идея/Сост. М.А. Маслин. — М., 1992.

Соловьев В.С. Сочинения: В 2 т. — М., 1988.