Вера Новикова – 13 лет.
Сейчас – диспетчер в трамвайном депо.
Сколько лет прошло… А все равно страшно…
Помню солнечный день такой, ветер гонит паутину. Горит наша деревня, горит наш дом. Мы вышли из лесу. Маленькие дети кричат: «Костер! Костер! Красиво!» А все остальные плачут, мама плачет. Крестится.
Дом сгорел… Мы копались в золе, но там ничего не нашли. Одни вилки обгорелые. Печь как была, так и осталась, там стояла еда – блины драные. Картофельные драники. Мама вынула сковороду руками: «Ешьте, дети». А есть блины нельзя, дымом пахнут, но ели, потому что ничего, кроме травы, у нас больше не было. Осталась трава и земля.
Сколько лет прошло… А все равно страшно…
Двоюродную сестру повесили… Муж ее был командиром партизанского отряда, а она беременная. Кто-то немцам донес, они приехали. Выгнали всех на площадь. Скомандовали, чтобы никто не плакал. Возле сельсовета росло высокое дерево, они подогнали коня. Сестра стоит на санях… У нее – коса длинная… Накинули петлю, она вынула из нее косу. Сани с конем дернули, и она завертелась… Бабы закричали… Кричали без слез, кричали одним голосом. Плакать не разрешали… Кричать – кричи, но не плачь – не жалей. Подходят и убивают того, кто плачет. Подростки шестнадцать-семнадцать лет, их постреляли… Они плакали.
Такие молодые… Еще и не женихи, и не солдаты…
Зачем я вам рассказала? Сейчас мне еще страшнее, чем тогда. Я потому и не вспоминаю…