Надя Савицкая — 12 лет.

Сейчас — рабочая.

Живет в Минске.

…Как раз мы ждали из армии брата. Думали: брат вернется и будем строить ему дом. Отец уже возил на конях бревна, вечером мы все сидели на этих бревнах, и я помню, как мама говорила отцу, что дом поставят большой, потому что у них будет много внуков.

Началась война, брат, конечно, не пришел из армии. Мать без конца плакала: сыночек у нее был один. У нас так — пять сестер и один брат, и этот брат был самый старший из детей. Всю войну мама плакала, и всю войну мы ждали брата. Я так помню, что ждали каждый день.

Услышим, что куда-то пригнали наших военнопленных, — скорее туда. Испечет мама десять бульбин, в узелок — и пошли. Один раз взять с собой было нечего, а в поле стояло спелое жито. Мы наломали колосьев, натерли в руках зерна. И попали на немцев. Высыпали они наше зерно и показывают: становитесь, расстреливать будем. Мы в плач, а мама им сапоги целует. Они на конях сидят, высоко, она хватает их за ноги, целует и просит: «Паночки! Пожалейте… Паночки, как я умру, когда не знаю, где мой сынок? Паночки, а если он живой? Паночки, как я тогда умру?» Не стали они нас стрелять и поехали.

Как они поехали, я стала смеяться. Смеюсь и смеюсь, десять минут прошло, а я смеюсь. Хохочу! Мама меня ругает — не помогло. Мама меня просит — не помогло. Сколько мы шли, столько я и хохотала. Пришла домой хохочу. В подушки зароюсь, успокоиться не могу — хохочу. И весь день я так хохотала. Думали, что я уже с ума сошла.

У меня до сих пор осталось: если испугаюсь, начинаю громко хохотать.

Освободили нас, и мы узнали, что брат погиб. Мама плакала, плакала и ослепла. Жили мы за деревней в немецких блиндажа, потому что деревня вся сгорела, сгорела наша старая хата и бревна для нового дома. Ничего у нас не уцелело, нашли в лесу солдатские каски и в них варили. В лес за ягодами и грибами ходить боялись. Пооставалось много немецких овчарок, они бросались на людей, загрызали детей маленьких. Они же были приучены к человеческому мясу, к человеческой крови. Если мы шли в лес, то собирались большими группами. Матери нас учили, что надо ходить по лесу и кричать, тогда собаки пугаются. Пока ягод насобираешь, так накричишься, что голос потеряешь, охрипнешь. А собаки были большие, как волки. Их тянуло на человеческий запах…