Мама, отец и Людмила, как я уже говорил, очень любят изучать моих новых друзей. Если приятель им не понравится, они обязательно дадут мне это почувствовать. Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого из них свой характер.
Отец постарается, чтоб то, что мой новый приятель ему неприятен, мне было приятно. Или по крайней мере, чтоб я не очень расстроился.
- У тебя же есть просто замечательные друзья, - скажет он. - Слишком уж расширять этот круг - все равно что разбавлять вино водопроводной водой: оно крепче от этого не становится. У тебя же есть такие отличные друзья. Такие надежные! Все к тебе тянутся… Любят тебя, мерзавца!
- Это даже хорошо, что ты прощаешь ему все недостатки, - скажет мама про моего нового друга. - Значит, ты добр…
Таким образом я пойму, что у приятеля есть недостатки. Ну, а Людмила и в этом случае не станет переиначивать арии.
- Что касается друзей, то тут я не за количество, а за качество, -скажет она. - Не знаю, так ли уж великолепны твои другие товарищи, но этот проверки на качество не выдерживает.
Ну, а если я все равно захочу проводить время с новым приятелем, они начнут отвлекать меня от него всеми существующими на земле удовольствиями: фильмами, пьесами, футбольными матчами.
В общем, я знал, что в тот вечер, когда должен будет прийти мой новый товарищ, они все трое окажутся дома.
- Надень, пожалуйста, свой тренировочный синий костюм, - попросил я Людмилу.
У нее был новый спортивный костюм, который мне очень нравился.
- Зачем? - спросила сестра. - Ходить по квартире в спортивном костюме?
- Он тебе очень идет. Гораздо больше, чем платье.
Людмила пожала плечами.
- Понимаешь, я рассказывал этому другу, что ты спортсменка… что играешь в теннис и волейбол. Я хочу, чтобы он поверил.
- А он считает тебя лгуном?
За полчаса до того, как должен был явиться мой друг, Людмила стала заниматься гимнастикой, хотя всегда занимается ею по утрам. Нет, она и не думала выполнять мою глупую просьбу, но, когда Иван позвонил к нам в дверь, она случайно оказалась в» том самом спортивном костюме.
Я побежал открывать…
Когда Иван вошел в комнату, все усиленно занимались своими делами: отец, прикрыв глаза, слушал музыку (в этот день он купил огромные пластинки, на которых умещались целые оперы и симфонии), мама вязала мне свитер, а Людмила водила рейсфедером и линейкой по своей чертежной доске. Одним словом, они и не собирались уделять моему другу какое-то особенное внимание.
Иван сказал:
- Здравствуйте!
Тогда они все сразу отвлеклись от своих занятий. Мама с отцом переглянулись. А Людмила не удивилась. Как будто знала, что Иван должен прийти… Она никогда не удивляется.
- Заходи, - сказала она. Потом обратилась к маме, отцу и ко мне: -Познакомьтесь: это Иван.
- Леня ждет своего друга. Он думал, что ты - это он, поэтому так разбежался, - пояснила она Ивану.
Иван растерялся. И я решил тут же ему помочь.
- Заходи, Иван, заходи! - сказал я еще более громко, чем всегда разговаривал дома. - Мы тебя ждали!..
Накануне я никак не мог произнести это самое «ты», и вдруг оно как-то легко и просто слетело у меня с языка.
- Вы знакомы? - спросила мама.
- Да, мы знакомы, - ответил я. Людмила и этому не удивилась. - Я разыскал Ивана и пригласил…
- Прекрасная инициатива! - воскликнул отец. Он ничего ведь не знал о ссоре, и Людмила должна была улыбнуться Ивану:
- Я рада, что вы познакомились.
Что бы стоило ей сказать: «Я рада, что ты пришел!»
Отец выключил радиолу. Мама бросила мой будущий свитер и побежала в соседнюю комнату. А через минуту она вернулась оттуда причесанная и даже губы чуть-чуть подкрасила.
- Мы с Иваном встретились и подружились! - объяснил я всем членам нашей семьи. - Это и есть мой новый товарищ.
- Все точно, - сказал Иван.
И тут я заметил, что в руках у него гвоздики и коробка конфет. Он и сам от волнения забыл о них. Я решил разгрузить Ивана:
- Давай это все!
- Ты уверен, что это тебе? - спросила меня Людмила.
- Нет, тебе! - сказал я уверенно.
- А может быть, маме?
- Наверно, обеим. Иван, это обеим? Скажи, не стесняйся!
Я старался его ободрить: ведь он же был моим гостем.
- Давно вы на «ты»? - спросила Людмила.
Она не могла чертить или читать свои лекции, как делает, если чем-нибудь недовольна. Но обращалась все время ко мне: она не любит встречаться глазами с тем, на кого сердита.
- Это даже хорошо, что вы явились так неожиданно, - сказала мама. - С хозяйки нет спроса! У скромного ужина есть оправдание!..
- Да, прошу вас за стол, - пригласил отец.
- Садись, Иван, - поддержал я отца. - Чувствуй себя как дома!
- Тогда я сниму пиджак! - сказал Иван так громко, словно знал законы нашей семьи.
На буфете у нас стоят фарфоровые фигурки. Их расставила бабушка, которая умерла года три назад. Людмиле фигурки не нравятся, но она их не трогает: это считается памятью о маминой маме.
А в тот вечер мама сама вдруг взяла фарфоровые фигурки и унесла в соседнюю комнату. Она все время оглядывала наши стены и вещи, то и дело что-нибудь вытирала. Она, когда нервничает, всегда водит тряпкой по мебели, ищет пыль, которой там нет. Мама не подготовилась к встрече гостя, мнение которого было для нее, оказывается, так важно. Но не мог же я рассказать обо всем заранее! «Не твое это дело! Ты этого не поймешь!» - сказала бы мне Людмила.
Все волновались. Отец снова и снова включал радиолу и каждый раз спрашивал:
- Не мешает?
- Ну что вы! - отвечал Иван.
Тогда отец выключал… Да и сам Иван, я уверен, снял пиджак просто для храбрости.
Людмила помогала маме на кухне. Когда они внесли в комнату тарелки с сыром, ветчиной и салатом, мы, все трое мужчин, сидели уже за столом.
Людмила взяла пиджак Ивана и, отряхнув рукав, перевесила на свободный стул.
С этой минуты всем стало легко.
Отец достал графин, в котором плавали желтые корки.
Я поймал мамин взгляд. «Надеюсь, ты пить не будешь», - молча сказала она отцу. А он ответил ей вслух:
- Врач разрешил… в исключительных случаях…
- Но сегодня ничего исключительного не происходит, - сказала Людмила.
Иван взял графин и налил в рюмки всем, кроме отца. Мне тоже… Но я боялся, что Людмила какой-нибудь одной фразой все сразу испортит, и поэтому пить не стал.
- За мир и дружбу! - сказал Иван.
- Между народами? - спросила Людмила.
- В том числе и между народами.
Людмила улыбнулась и выпила. Мы с Иваном переглянулись.
Чтоб моя полная рюмка не мозолила всем глаза, Иван незаметно и ее, как говорят, осушил.
Мы долго еще сидели. Отец опять заводил свои огромные пластинки. А Иван терпеливо их слушал. Может быть, он даже получал удовольствие. Потом Людмила переоделась и пошла провожать его.
Когда они стояли в коридоре возле двери, я с радостью сказал сам себе: «Все-таки он чуть-чуть выше сестры. А еще ведь надо учесть ее каблуки!»
- Иван и Людмила! - сказал вдруг отец.
«Иван и Людмила… Руслам и Людмила… Отец за весь вечер ни разу не цитировал песни и арии, - подумал я. - Ни единого раза! И ни разу не назвал меня гордо мерзавцем. Почему? Наверно, стеснялся Ивана. Дорожит его мнением?.. Значит, Иван понравился?»
Но ведь взрослые не торопятся высказывать вслух то, что думают друг о друге. И всегда боятся перехвалить. Обругать они не боятся, а вот прежде чем похвалить, будут долго присматриваться, приглядываться. Даже если все сразу ясно!
- Это хорошо, что ты устроил такой спектакль, - унося на кухню тарелки, сказала мама.
- И как ты это придумал? - воскликнул отец. - Умный, мерзавец! Изобретательный!..
Опять они обо мне!