Он был очень серьезен. И, как всегда в такие минуты, руки заложил за спину, глядел исподлобья и нетерпеливо покусывал нижнюю губу. А говорил коротко, отрывисто, вроде бы приказания отдавал:
— Ну-ка, выйди, Липучка. Прогуляйся! Липучка независимо устремила в потолок свои глаза и нос, усыпанный веснушками:
— А чего ты распоряжаешься в чужой комнате?.. Шура, мне можно остаться?
Я взглянул на Сашу, потом на Липучку, потом на пол и неопределенно пожал плечами.
— Секреты, да? — насмешливо спросила Липучка. — Говорите, что девчонки секретничают. А сами? Мы с Сашей молчали.
— Значит, мне уходить, да?
— Вот-вот, прогуляйся, — с беспощадной твердостью произнес Саша.
— Прогуляться? Хорошо, ладно. Я ухожу… Мужчины, называется! Кавалеры!
Рыцари! Мушкетеры!.. Веник бы никогда так не поступил. Потому что он действительно образованный… И очень интеллигентный. Настоящий москвич!
Это уж был выстрел в мою сторону. Боясь, что промахнулась или слишком легко ранила меня, Липучка взглянула в упор своими зелеными глазищами:
— А еще поэт! Пушкин!
Она так хлопнула дверью, что легкая деревянная чернильница на столе подпрыгнула и на скатерти появилось маленькое фиолетовое пятнышко — уже не первое со времени моего приезда в Белогорск.
— Зачем ты ее так? — спросил я Сашу.
— Дело потому что… важное!
Так как Саша был капитаном нашего корабля, я спросил:
— Задание какое-нибудь? Приказ?
— Нет. Просьба.
— Просьба? Ко мне?
— Да, к тебе. И не перебивай. Тайну мою узнать хочешь? Я, кажется, второй раз в жизни почувствовал, что у меня, где-то под левым кармашком, есть сердце и что оно довольно-таки сильно колотится (первый раз я почувствовал это, когда учительница объявляла фамилии двоечников, получивших переэкзаменовку). И еще я понял — как это верно говорят: «Он вырос от гордости!» Мне и правда показалось, что я стал чуть-чуть выше ростом.
Значит, Саша теперь доверяет мне, как самому себе! Доверяет свою тайну, такую важную, что он из-за нее даже не поехал в туристический поход! Такую важную, что она привязывает его и наш плот вместе с ним к Белогорску! И он еще спрашивает, хочу ли я узнать ее!..
— В общем, дело ясное, — сказал Саша. — У меня — переэкзаменовка. Понятно?
Я как-то машинально присел на стул:
— У тебя?.. Переэкзаменовка?..
— Ага. Пишу я плохо. С ошибками. Понимаешь? Вот и схватил двойку. Поможешь, а?
— Кто? Я? Тебе?
— Да, ты — мне. Ясное дело, не я тебе. Ведь ты же образованный, культурный.
Поэт! Липучка сегодня уши всем прожужжала. Как она мне «Пионерку» показала, так я сразу решил: попрошу Шурку! И вот… Согласен?..
Я даже не мог неопределенно пожать плечами — так и сидел раскрыв рот, словно рыба. И молчал тоже как рыба. Мой вид не понравился Саше.
— Смотри, в обморок не кувырнись. Побледнел, как Веник. Не хочешь помогать — так и скажи. Без тебя обойдусь.
Тут наконец у меня прорезался голос. Правда, чей-то чужой — слабенький, неуверенный, — но все же прорезался:
— Да что ты, Саша! Я с удовольствием… Только у меня нет… этого… как его… педагогического опыта…
— И не надо. Ты просто будешь мне диктанты устраивать и проверять ошибки.
Понятно?
— Понятно…
Я буду проверять ошибки! И почему я честно, как вот Саша сейчас, не рассказал о своей несчастной двойке? Вернее, несчастная была не двойка, а я сам. Зачем я, как дурак, пожимал плечами? Эти мысли уже не первый раз приходили мне в голову. Но раскаиваться было поздно. И нужно было не выдать своего волнения.
— И это вся тайна? — с наигранным спокойствием спросил я.
— Вся.
— А я-то думал!..
— Мало что ты думал.
Да, я действительно думал мало, иначе не попал бы в такое глупое положение.
— И ты из-за такой ерунды не пошел в туристический поход? И наш корабль к городу привязал? — неестественным голосом удивлялся я.
— Это не ерунда. Я должен сдать экзамен, — очень решительно сказал Саша. — Понятно? Лопну, а сдам! Осенью отец с матерью из геологической разведки приедут — я им обещал.
— А-а! Они, значит, осенью приедут? А у тебя, значит, переэкзаменовка?
От растерянности я, кажется, говорил не совсем складно.
— И еще я Нине Петровне обещал. Учительнице нашей. Она не хотела в деревню уезжать из-за меня. А я уговорил: сам, сказал, подготовлюсь. Понятно?
— Не совсем. Она тебе двойку вкатила, все лето тебе испортила, а ты о ней заботишься?
— Сам я все испортил!.. В общем, согласен помочь или нет? Я смотрел на Сашу с таким удивлением, будто он с другой планеты свалился. Защищает учительницу, которая ему Двойку поставила! И от похода отказался. Странный он парень! Так мне казалось тогда.
Не дождавшись ответа, Саша твердыми, злыми шагами направился к двери. Что было делать? Не думая о том, как все повернется дальше, я догнал Сашу:
— Буду помогать тебе! Конечно, буду! Это же очень легко… и просто. Будем заниматься прямо с утра до вечера. Хочешь?
— Не хочу, а придется, — ответил Саша.