Пролог

Первое, что она услышала, придя в сознание, – невнятное пение и бормотание. Вокруг царила темнота; ее разгонял лишь слабый свет, падавший откуда-то сзади. В полумраке она смогла разглядеть только лишь… земляные пласты. Причем пугающе близко, прямо над головой. От бешеного выброса адреналина загудело в ушах, голова закружилась, мрак стал густеть и сжиматься.

Господи, неужели меня погребли заживо?..

Ответ она получила сразу же: кто-то сильно стиснул ее запястья, заломил руки за голову, а потом поволок. Ее тащили по какой-то неровной и очень грязной поверхности. Комья земли забивались в джинсы, цеплялись за ремень. Она пробовала упираться каблуками, инстинктивно пытаясь приостановить того, кто ее тянул, но затекшие ноги не слушались. Внезапно бормотание прекратилось, и послышался хриплый усталый вздох.

Где она? Как она сюда попала? Кто это бормочет и вздыхает?

На эти вопросы ответить она не могла. Единственное, в чем, увы, она была уверена, – в том, что постоять за себя не в состоянии. Сердце захлебывалось, колотилось отчаянно часто. Собрав остатки сил, она запрокинула голову, чтобы увидеть, кто же ее держит. Но света было слишком мало, а перед глазами все плыло. Попытка осмотреться стоила ей такого напряжения, что она вновь потеряла сознание и погрузилась в милосердную мягкую тьму.

Сложно сказать, сколько прошло времени, но когда она снова пришла в себя, слышалось все то же бормотание. Вскоре оно сменилось хриплым мычанием, даже можно было разобрать мелодию. Больше ее никуда не тащили, она чувствовала, что лежит на ровной поверхности, жесткой и холодной. Снова накатила волна страха. Чтобы взять себя в руки, ей пришлось сделать два глубоких вдоха, о чем она тут же пожалела. Легкие охватило пламя: спертый воздух был пропитан жуткой вонью. Нестерпимо пахло одновременно химией и тлением.

Она заставила себя открыть глаза, чтобы посмотреть, откуда доносится леденящее душу пение. Ее ослепил резкий свет. Когда глаза немного привыкли, в дальнем темном углу она увидела его. Он стоял к ней спиной, в руке у него был шприц. Внезапно в мозгу ее с необычайной ясностью пронеслись все ужасные события последних часов.

Мычание прекратилось.

– Ты станешь моим лучшим творением, – проговорил он, не оборачиваясь. Эти простые слова и очевидность его последующих действий придали ей сил. Она предприняла решительную попытку сесть – и осознала, что руки и ноги ее крепко привязаны: она была распластана на стальном хирургическом столе.

– Все пройдет безболезненно, обещаю, – спокойно продолжал ее истязатель. – Если, конечно, ты не будешь сопротивляться.

Она хотела закричать, позвать на помощь, но поняла, что это бесполезно. Судя по тому, что она успела разглядеть, в этом страшном месте услышать ее было некому. Скорее всего, они находились под землей, потому что и стены, и пол, и потолок были земляными, окон видно не было. Прямо перед глазами у нее был вход – не дверь, просто небольшая прямоугольная дыра в стене, в проеме вряд ли можно было встать в полный рост. Слева зияла такая же дыра, только поменьше, рядом с ней у стены располагалась раковина. В углу ютились круглый столик и одинокий стул.

А потом она увидела их. Они висели на стене справа от входа. Два женских лица – застывшие маски, сохранившие красоту. И молодость. Не старше нее самой. Пытаясь оторвать взгляд от жуткого зрелища, она сглотнула, как будто это могло помочь избавиться от тошноты, подкатывавшей к горлу. Казалось, все её внутренности скрутило в тугой узел.

– Само совершенство, да? – спросил он, кивнув на головы.

Она скосила взгляд в его сторону. Теперь он стоял к ней лицом и через миг сделал шаг вперед. Она отчаянно забилась в тугих путах, точно дикий зверь, попавший в капкан. Проволока глубоко врезалась в кожу кистей и лодыжек. Металлическая хватка была слишком крепкой, но она продолжала бороться. Сердце стучало так громко, что, казалось, она оглохнет от грохота собственного пульса.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки и склонился над ней, его лицо потерялось в густой тени над ярким светом лампы. Негромко напевая, он терпеливо ждал, пока силы покинут ее, пока предательски ослабеют перенапряженные мышцы. И вот она безвольно, точно кукла, откинулась на столешницу. Не имело смысла спрашивать, как она здесь очутилась. Не имело смысла умолять ее отпустить. Она знала, чего он хочет, и знала, что никакая торговля не заставит его передумать.

А еще говорят, что перед смертью у тебя вся жизнь проносится перед глазами. Это оказалось неправдой. По крайней мере, у нее перед глазами предстало одно-единственное лицо, и все ее сознание тянулось к бесценным воспоминаниям о минутах, проведенных вместе. Могло ли быть, что эта женщина была всей ее жизнью? От этой мысли резко защемило сердце.

Снова раздалось фальшивое мычание, и в памяти вдруг всплыло название песни: «Пусть я тебе приснюсь»...

– Ты такая красивая… – прошептал ее мучитель, поднимая шприц к лампе. – И скоро твоя красота будет принадлежать мне.

 

Глава первая

Вена, Австрия

Седьмое октября

Знаменитый Венский Концертхаус был не самым выдающимся местом, где Филадельфийский симфонический оркестр должен был выступать в ходе своего Осеннего турне по Европе. Оркестр уже играл в потрясающем Ар Нуво в Праге и во Дворце каталонской музыки в Барселоне с богато декорированным фасадом и высоким сводом из закаленного стекла. Но на свете не так много городов, которые могли бы сравниться с Веной, столицей искусств. Большой Зал, рассчитанный на 1840 мест, был заполнен до отказа ценителями классической музыки. Перед началом последней композиции долго звучали аплодисменты. В завершение концерта оркестру предстояло играть «Шторм». Кэссиди Монро подняла взгляд к великолепному куполу над сценой, пока второй скрипач, стоявший подле нее, готовил ноты.

В огромном зале воцарилась тишина, и дирижер поднял палочку. Кэссиди взволнованно вздохнула и прижала подбородком к плечу свою Дженни Бейли.

Она играла с шести лет и к своим двадцати пяти уже успела поиграть во многих знаменитых симфонических оркестрах мира, но перед исполнением самых сложных и совершенных вещей ее неизменно охватывал благоговейный трепет.

Когда концертмейстер – лидер среди первых скрипок –поднял смычок, чтобы начать соло, Кэссиди позволила себе на мгновение представить себя на его месте. Ей предлагали стать первой скрипкой. Изумлению дирижера не было предела, когда Кэссиди вежливо, но твердо отказалась от этой чести и не дала никаких объяснений. Но Кэссиди не могла позволить себе частых появлений в первом ряду перед зрителями и не была готова к колоссальной ответственности: первой скрипке оркестра необходимо было ездить на все концерты и присутствовать на всех репетициях. Поэтому она и осталась в почти анонимной роли второй скрипки. Как свободный художник, на правах фрилансера. Так у нее сохранялась возможность участвовать только в тех выступлениях, которые не мешали основной работе. Она кинула взгляд на свою правую руку: сейчас ее пальцы держали смычок и были готовы творить истинную красоту. В очередной раз Кэссиди задумалась, как удавалось ей с той же искусностью этой же самой рукой творить то кровавое дело, к которому она обращалась, едва в эту ладонь ложилась рукоять ножа.

Когда концерт закончился, музыканты поднялись и покинули сцену под несмолкающие аплодисменты очарованных слушателей. Едва Кэссиди вошла в небольшую гримерку, раздался стук в дверь.

– Да?

– Курьер, фройлен Монро.

Стоявший на пороге юноша протянул ей букет бордовых роз. Карточка, которую она нашла в цветах, источавших волшебный аромат, гласила: «Ты была великолепна». Далеко не в первый раз получала она цветы от тайного поклонника, и у нее были предположения, кто именно их отправлял. Но она знала, что ее уважаемый строгий босс никогда не допустил бы подобной сентиментальности.

Кэссиди взяла плащ, сумочку и футляр со скрипкой и направилась к выходу. В фойе ее останавливали коллеги, предлагали присоединиться к ним за поздним ужином, выпить – она небрежно отклоняла приглашения. Оркестр был поистине сплоченным коллективом, особенно когда выезжал на гастроли, но Кэссиди всегда избегала ситуаций, где приходилось говорить о себе, семье или жизни вне выступлений. Хотя ответы у нее были заготовлены заранее и каждый был проговорен множество раз, она все же сторонилась таких бесед. По природе своей Кэссиди была индивидуалисткой и предпочитала собственную компанию любой другой. Поздний вечер был излюбленным временем для уединенных прогулок, ей нравилось бродить по живописным незнакомым улицам.

Обычно приземленные желания она удовлетворяла, сняв прелестную незнакомку и весело проведя с ней вечерок-другой. В каком бы городе, в какой бы стране ни оказывалась Кэссиди, она всегда с легкостью привлекала внимание женщин – как лесби, так и гетеро. Для нее не составляло труда замутить короткую интрижку. Но в тот вечер зов первобытных страстей молчал, и Кэссиди даже в голову не пришло искать себе фривольную компанию.

Она зашла в отель всего на пару минут – сменить строгое черное платье и туфли на каблуках на джинсы, кроссовки и простой свитер с V-образным вырезом. Да прихватить косуху. Погода стояла прохладная – вряд ли было многим больше десяти градусов тепла, но Кэссиди переносила холод легче, чем большинство людей. Подступающая зима придавала ей сил, а других гнала с улиц в тепло, это-то и нравилось Кэссиди.

Когда она вышла из здания, публики на улице уже почти не было. Внезапно у нее зазвонил телефон. Она взглянула на номер и нахмурилась.

– Рысь, один, два, один, шесть, шесть, восемь, – ответила она. – А денек это не подождет? У меня завтра концерт.

– По семейным обстоятельствам. Не вариант, – настаивал знакомый голос на другом конце провода. – Твой обратный рейс сегодня в одиннадцать вечера.

Связь прервали.

Дьявол. Кэссиди терпеть не могла уезжать посреди гастролей.

Играть в концертном зале, не важно, в какой стране, всегда было для нее чем-то особенным, давало неповторимое чувство удовлетворения и осознание того, что она на своем месте. Она была хороша – чертовски хороша! – великолепная скрипачка. А возможность поделиться своим талантом с людьми, влюбленными в музыку не меньше нее самой, приносила Кэссиди ни с чем не сравнимое удовольствие.

К тому, что ей действительно нравилось, Кэссиди подходила с истинной страстью. Именно поэтому она не могла долго сердиться на то, что ей велели вернуться. Кэссиди Монро умела показать широкой аудитории, насколько она талантлива как скрипачка, но не в меньшей мере она хотела доказать кое-кому, кто знал ее получше, на что она способна как… Рысь. Это кодовое имя ей великолепно подходило. Со своим тотемом из мира дикой природы Кэссиди имела немало общего: одиночка, любознательная, быстрая. Терпеливый охотник с выдающимися способностями, когда нужно держать след. Организация элитных оперативников всегда выделяла ее из всех других и давала возможность реализовать себя, идти к своей мечте. Не всякая родная семья способна на подобную заботу.

Ей была уготована нелегкая судьба, и на избранном пути много чем приходилось жертвовать. Кэссиди знала, что некоторым оперативникам было крайне сложно оставлять за скобками свою обычную жизнь ради Организации. Но пока судьба щедро воздавала ей, и Кэссиди была готова в знак признательности бесконечно стремиться стать лучшей.

Что вы придумали для меня на этот раз? Пока ей доводилось участвовать только в небольших операциях да бывать на подхвате в больших. Ей многое еще предстояло доказать своим учителям и ОЭН в целом. Но у нее никогда не возникало сомнений в том, что, имея в руках нож, она сможет поразить цель. Это чувство было всегда.

Может быть, звонок из ОЭН был началом чего-то большого, важного собственного задания, ради которого пришлось бы надолго забыть о музыке. Как бы то ни было, Кэссиди представился шанс доказать, что она была готова, что навыки ее на высоте.

v

Пустыня Сонора, Аризона

Одиннадцатью днями ранее

– Нет, ты слышал? – Джуди Эллрой уставилась на своего парня Дуга.

Их приемник играл какую-то мелодию из еженедельного чарта «Топ 40», как вдруг эфир был прерван экстренным выпуском новостей. Прозвучало предупреждение о приближении песчаного шторма со шквальным ветром. Ребята, тинейджеры, примерно с час назад отправились в пеший поход. Их джип теперь был далеко позади, в нескольких милях, а небо начинали затягивать подозрительные тучи. Стемнело. Это Дуг уговорил их отправиться на поиски приключений и исследовать удаленные уголки пустыни. Там не было ничего, кроме багровых кактусов и неугомонных перекати-поле. Разве что невообразимой красоты закаты и сверкающее яркими звездами бескрайнее ночное небо.

– Да все мы слышали, – невозмутимо ответил Дуг.

Они отлично смотрелись вместе: высокий блондин, звезда школьной футбольной команды и длинноволосая жгучая брюнетка, самая обаятельная из чирлидеров. Но в этот раз получилось нехорошо. Он то и дело обещал ей, что, если они благополучно вернутся домой, он станет во всем ей потакать. Он писал ей смс примерно такого содержания: «Да, в этот раз это, действительно, это были не просто голоса у тебя в голове».

– Ущипни меня! Я тебе говорила, что это хреновая затея, – Джуди сняла кроссовок, чтобы вытряхнуть песок. – Н-да, мы бы сейчас сидели себе у бассейна в Вегасе, так нет, понесло же тебя…

– Господи, ну можешь ты не капать на мозги хоть три минуты?

– Нам бы найти место, где укрыться, – проговорил Том, передний защитник их команды, рыжий очаровашка. Он обвил рукой талию Мэри, своей девушки, – и в этом движении  одновременно ощущалась забота и чувство тревоги. – Такую хрень обычно быстро придувает.

– Где укрыться, гений ты, блин? – закричала на него Джуди. – Если ты не заметил, мы вообще фиг знает где. Надо поворачивать обратно.

– Я с тобой, Джуди, – согласилась Мэри. Чирлидеры всегда держатся вместе. – Уже начал подниматься ветер.

– Слишком поздно. Смотрите, – Дуг указал на запад: не более чем в миле от них песок уже вихрился, образовывались так называемые «грязные черти» – небольшие смерчи, за которыми не видно солнца. Смерчи швыряли пыль и песок в глаза, залепляли рот и забивали нос.

– Эта чертова фигня идет. Вот задница, – Джуди с ужасом смотрела на приближавшуюся волну поднятого в воздух песка. – О, прекрасно, и прическа моя туда же.

Том схватил рюкзак.

– Фиг с ней, Джуди. Берите свои шмотки и всё! – он показал на небольшую кучу валунов невдалеке. – Ничего лучше, чем укрыться за этими скалами, нам не светит. Пошли уже.

И они побрели против ветра, отплевываясь от пыли и прикрывая лица, чем только можно. Волны летящего песка хлестали их немилосердно, но в конце концов шторм прошел и в пустыне воцарился покой.

– Ох, – поднявшись на ноги, Джуди терла затылок, – это меня одну так побило? Чем это нас?

Ни Том, ни Мэри не ответили: они сосредоточенно отряхивались. Дуг тоже принялся тормошить на себе одежду, не поднимаясь с колен, как вдруг заметил что-то в песке. Он потянулся, чисто из любопытства.

– Что за… ?

Это была человеческая рука. Целая – от плеча до пальцев. Женская и почти полностью истлевшая. Дуг попятился и вскочил. Его желудок скрутило.

Почти в тот же миг Джуди завопила, и все повернулись посмотреть.

Вокруг нее были… руки, ноги, черепа и всевозможные другие части мертвых тел на разных стадиях разложения.

v

Феникс, Аризона

Два дня спустя

– Есть новости из лаборатории? – спросил специальный агент ФБР Пол Рипли своего коллегу, агента Ника Бьянкони. Последний всматривался в монитор компьютера в Отделе особо тяжких преступлений полевого офиса ФБР в Фениксе.

– Им нужен еще как минимум день. Они пытаются получить результаты как можно скорее, но образцы были далеко не лучшего качества.

– Мы так никогда ни до чего не докопаемся, – протянул Рипли, в нетерпении проводя ладонью по недавно остриженному седому «бобрику» на темени. – Нам надо установить личность, пока не начался цирк в СМИ.

Рипли, бывший военный, моряк, отличался хорошей осанкой и резкими чертами лица. Он вел дело «охотника за головами» уже больше десяти лет, с самых первых жертв. Когда в Куонтико поступили новости о том, что в Соноре нашли могильник, Рипли вылетел из Вашингтона первым же рейсом.

Бьянкони, агент с небольшим пивным пузиком и характерной бородкой, получил приказ ассистировать при работе над делом.

Федералы прочесали всю пустыню на шестьдесят миль к северо-западу от того места, где были обнаружены тела, и все еще собирали улики. На тот момент они уже нашли одну из недавних жертв. Regio facialis, то есть область лица у нее была удалена. Зато под ногтями оказались фрагменты кожи.

Побелевшие кости еще как минимум двадцати жертв тоже отвезли на экспертизу.

Рипли отдал жесткий приказ держать язык за зубами, чтобы информация не покинула стен ни передвижного офиса ФБР, ни полицейского участка Викенбурга, куда поступил звонок с линии 911, когда подростки обнаружили останки.

Наконец, «охотник за головами» снова объявился. Теперь-то уж Рипли не собирался позволить ему улизнуть и продолжать свои омерзительные дела в каком-нибудь еще более отдаленном регионе, где его не нашли бы еще лет десять.

В дверях появился один из специалистов, работавших над делом:

– Идите-ка сюда. Вам будет полезно на это посмотреть.

Рипли и Бьянкони вышли вслед за ним, туда, где еще несколько агентов окружили телевизор, с напряжением вперившись в экран. Корреспондент брал интервью у хорошенькой школьницы с длинными темно-каштановыми волосами, забранными в высокий хвост.

– А я, типа, так испугалась. Там везде, типа, кости… валялись. – Подпись в нижней части экрана гласила: «Джуди Эллрой – свидетельница».

– Черт бы их побрал! – Рипли хватил кулаком по столу. – Говорить соплякам, чтобы держали язык за зубами, все равно, что просить мою жену не сжечь обед…

v

Чино Вэллей, Аризона

С довольным видом мыча себе под нос какую-то песенку, Уолтер Оуэнс окунул кончик тонкой кисти из верблюжьей шерсти в алую краску и осторожно обвел контур выразительных губ. Его ранние попытки не отличались успехом, но практика позволила ему добиться значительных результатов. Последние несколько масок были почти совершенны – цвета, формы: каждая линия – идеал иллюзии. Издалека они даже казались настоящими.

Лампочка на рабочем столе была единственным источником света в мастерской. Окон в цоколе не было, а дверь наверх была заперта. В воздухе пахло формалином и разными другими соединениями, которые обычно использовались в работе, но Уолтер так привык к сильному запаху, что совершенно не обращал на него внимания, не считая тех редких случаев, когда от химии начинала болеть голова. Перед Уолтером на бетонной стене были развешаны в хронологическом порядке все его шедевры. С того дня, когда он узнал о колдовской силе масок, он прошел долгий путь, говорил Оуэнс себе. Какое чувство власти и одновременно безопасности давали они ему. Когда его уродливое лицо было скрыто, он чувствовал себя гораздо сильнее, внушительнее, точно мог, наконец, вызвать уважение, в котором ему всегда отказывали. Он улыбнулся, вспоминая свои первые детские маски. Среди его любимых тогда была чудесная маска роскошного блондина Флэша Гордона, купленная на Хэллоуин, и самодельная полумаска Призрака Оперы, которую он слепил из папье-маше. Он всегда ассоциировал себя с Призраком Оперы, который избегал людей из-за своего уродства. С возрастом пришлось отказаться от детских масок, найти им более реальную замену. Более совершенную и потому обладающую большей силой.

Постепенно это превратилось в наваждение. Он проводил в своей комнате все свободное от школы время, выдумывал разные способы изготовления. Когда у него были все необходимые сведения и, главное, вдохновение, не доставало только финансов, и решение пришло ему на ум само собой, в ту самую ночь, когда отец во время Выпускного сказал: «Скоро, сын, ты, конечно же, захочешь покинуть отчий дом, но мы с мамой всячески будем тебе помогать».

Уолтер отложил кисть и взял в руки новое лицо, которое было почти готово – оставалось нанести последний слой защитного лака.

На экране переносного телевизора мелькали сюжеты местного ABC – полуденный выпуск новостей. После первого блока Уолтер замер, где стоял. Он услышал фразу «тела, обнаруженные в пустыне Сонора, неподалеку от Викенбурга». На экране была юная брюнетка, она выкладывала подробности того, как они с друзьями отправились в поход и вдруг оказались среди скелетов и разрозненных разлагающихся частей тела.

– И эта рука там еще была, – проговорила девушка. – В смысле, типа, знаете, свежая. Я лак на ногтях видела и все такое. Полный пипец. Мэри блеванула.

Репортер рассказал, как подростки позвонили 911 и что им ответили в местном отделении полиции.

– Несмотря на то, что в участок поступило множество запросов, власти отказываются комментировать ситуацию. Источник в отделе убийств, однако, подтверждает, что образцы ДНК с места отправлены на анализ.

Уолтер поднялся на ноги и снял маску, которую выбрал на тот день. Это была одна из его любимых: когда он рисовал ее, то аккуратно подобрал тон кожи, чтобы он практически не отличался от его собствнного. Губы маски были сложены в улыбку, которую Уолтер для себя определил как игривую и загадочную. Но маска больше не подходила его настроению, и он заменил ее чуть более старой, с выражением горечи и решительности.

Все это время он был уверен, что на этот раз выбрал идеальное место. Бреющие ветры и солнце пустыни отлично способствовали разложению отходов его производства. Он был уверен, что вероятность обнаружения могильника близка к нулю там, посреди пустыни, где на многие мили – лишь песок да пыль. Тот факт, что могильник нашли, скорее раздражал Уолтера, чем заставлял его нервничать.

После провала в Северной Каролине он стал еще более осмотрительным и вообще не оставлял следов, чтобы никто не смог даже допустить связи между ним и «донорами», от которых он получал заготовки для своих масок. Уолтер не боялся, что полиция его заподозрит.

Он выключил телевизор и побрел наверх. Он прокручивал в мозгу все меры предосторожности, которые следовало принять, чтобы следы его художественной деятельности не всплыли на поверхность.

Теперь за пустыней будут следить. Пришло время искать новое место.

v

Феникс, Аризона

На следующий день

Специальный агент Ник Бьянкони кивнул Рипли, тот записывал информацию, полученную из лаборатории.

– Есть совпадения с ДНК подозреваемого, – подтвердил Ник. В его голосе звенел энтузиазм, когда он повесил трубку. Рипли поспешил сесть рядом. – Хотя, странно: совпало с результатами экспертизы из следственного отдела в штате Айова.

– Уверен? – Рипли надеялся, что им повезло, и, наконец, у них оказались образцы ДНК «охотника за головами», который никогда прежде не оставлял следов. Но Рипли ожидал, что подтверждение могло прийти из списка признанных виновными или из списка арестованных, но никак не от сектора, занимающегося сбором улик на местах преступлений.

– Я и говорю, странно.

– Позвони в лабораторию и узнай, из какого полицейского участка отправляли образцы, – велел Рипли. – И пусть как можно скорее пришлют по факсу все материалы дела.

– Этим и занят.

Через час Рипли уже ворошил документы, присланные из Айовы, из участка Плезант Хилл. Бьянкони заглядывал ему то через одно плечо, то через другое.

– Уолтер Оуэнс. Главный подозреваемый в убийстве своих родителей… с поджогом. Ему тогда было двадцать, – декламировал Рипли. – Спалил дом, пока они спали, но пожарные успели спасти пару комнат, и отдел убийств получил кое-какие образцы ДНК. Сразу после этого Уолтер исчез – конечно же, у него были доверенности на банковские счета родителей, он их обчистил незадолго до пожара.

– Значит, сейчас ему тридцать пять. – Бьянкони сел за стол напротив Рипли и начал прочесывать базы данных Бюро в поисках случая, когда Уолтер Оуэнс где-либо появлялся под настоящим именем.

– Сто восемьдесят сантиметров, семьдесят три килограмма, волосы черные, глаза карие, – Рипли продолжал читать вслух. – О, да тут кое-что есть: когда ему было девять, он попал в автокатастрофу и сильно обгорел. У него шрам от ожога третьей степени, начинается на левом виске и идет через все лицо, покрывая почти всю левую сторону. Темно-фиолетового цвета, испещренный более мелкими шрамами. А еще на левой стороне лица у него отсутствуют бровь и ресницы. Сразу после происшествия ему сделали несколько пластических операций, но врачи сделали заключение, что его уродство невозможно исправить.

– Он должен быть легко узнаваем, если, конечно, он не сделал еще несколько операций в последнее время.

– Н-да. Возможно. За двадцать шесть лет пластическая хирургия шагнула далеко вперед, особенно в том, что касается восстановления после ожогов. Надо привести в офис пластического хирурга и узнать, сможем ли мы узнать нашего нового друга, если ему делали еще операции.

Рипли вернулся к изучению материалов дела.

– Учителя и соседи, когда полиция их допросила, описывали Оуэнса как необычайно умного и скрытного. Дразнил детей, убил соседского кота. После аварии стал еще более отстраненным и нелюдимым. Родители отправляли его к психиатру, но проку не было.

Специалисты ФБР из Отдела исследования поведения еще десять лет назад составили психологический портрет «охотника за головами». Рипли сравнил эти материалы с тем, что узнал об Уолтере Оуэнсе. Все совпадало. По прикидкам ОИП ФБР, «охотник за головами» жил и убивал в малонаселенных районах не только и не столько потому, что боялся разоблачения, сколько из-за дискомфорта в местах большого скопления людей. Тот факт, что у Оуэнса был этот ужасный шрам и что для своих целей он выбрал отдаленный пустынный район, делал эту версию более чем правдоподобной.

– Звони бихевиористам, – сказал он Бьянкони. – Пусть дополнят психопортрет «охотника за головами» вот этими материалами.

– Ясно. У меня пока никаких успехов в поисках, – Бьянкони поскреб бородку. – Ни задолженностей по налогам, ни водительских прав, ни арестов. Ни в одной базе данных ничего о работе или о смерти. Похоже, имя сменил.

Рипли нахмурился, хотя эта новость вовсе не была  неожиданной.

– А самая свежая фотография сделана еще до ожогов, – он рассматривал черно-белую карточку из школьного альбома, на которой Оуэнсу было восемь. – Скажу отделу специальных проектов, чтобы визуально состарили его и добавили шрамы, как в описании, которое дали соседи. Так хотя бы примерно будем знать, как он выглядит сейчас. – Рипли потер уголки глаз, пытаясь представить, на что теперь будет похожа его жизнь, в которую входил весь этот балаган с расследованием.

– Черт бы побрал этого Оуэнса.

– Что?

– Похоже, у нас просто нет выбора, – он посмотрел на Бьянкони исподлобья. – Я хочу, чтобы его уродливая рожа висела на каждом углу. В аэропортах, на вокзалах, на автобусных остановках, на КПП. Если надо, я сам пойду ее по общественным туалетам расклеивать. И отправь запрос в Аризонский ожоговый центр. Может, его кто-нибудь там узнает.

Ожоговый центр находился всего в паре миль от офиса ФБР и был центральным для всего юго-запада страны; там были организованны программы экс-пациентской реабилитации и группы взаимопомощи выживших после пожара.

– А СМИ?

– И им звони. А я свяжусь с Вашингтоном, проверю, не назначат ли они вознаграждение. На этот раз я этому ублюдку уйти не позволю.

 

Глава вторая

Брайтон Бич, Нью-Йорк

Жаклин Норрис стояла в темном переулке. Она укрылась за огромным мусорным баком, наблюдая, как трое выходили из боковой двери соседнего здания – из стрип-клуба. Мужчины направились вдоль по переулку. Когда они проходили мимо того места, где стояла Жаклин, она услышала русскую речь. Один из амбалов, сопровождавший мафиозного бригадира, описывал со всеми скабрезными подробностями то, что ему хотелось сделать с блондинкой, которая только что исполняла для него приватный танец.

– Dobry vecher, Костя, – Джек сделала шаг вперед, появляясь из непроглядной тьмы. Искреннее пожелание доброго вечера самому высокому из троих громадных русских.

Это был крупный сутуловатый мужчина с крайне неприятным выражением лица. Он чем-то напоминал хорька – глубоко посаженные бегающие глазки, узкие скулы и тонкие губы. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а густые кустистые брови почти сходились над переносицей. Костя Олексеев был одет в дорогой костюм тройку – точно по фигуре, на плечи его было накинуто кашемировое пальто. Сверкающие туфли из тонкой кожи были итальянскими, ручной работы. Но его попытки претендовать на элегантность были абсолютно безуспешны: блеклые крупные пятна убогих татуировок покрывали тонкие руки и шею, увешанные, ко всему прочему, гроздьями нелепых золотых украшений. Несколько толстых цепей и увесистый крест на груди, Rolex и тяжелые браслеты на запястьях... и широкие золотые кольца, по три на каждой руке, не то подчеркивающие тяжесть кулака и остроту костяшек, не то скрывающие зоновские наколки.

Два мужика по сторонам от Олексеева направили на Джек стволы. У одного был Макаров, у другого Токарев.

– Придержи своих псов. У меня нет оружия, – косуха Джек была расстегнута, а черные кожаные брюки и тонкая футболка плотно облегали тело.

Она медленно подняла руки, показывая, что в них ничего нет. Мужчины оглядели Джек с пристрастием и убедились, что та не лжет.

– Это может быстрро измениться, – Олексеев говорил с жутким акцентом, нажимая на каждый звук. Русский английский.

– Все зависит только от тебя, – Джек держалась раскованно, в голосе ее звучала скука. – Я просто хочу поговорить.

Олексеев жестом приказал своим людям опустить оружие. Они повиновались, но стволы в кобуру не убрали.

– Вы меня искали, – подсказала Джек.

Олексеев улыбнулся, обнажая зубы, покрытые темными пятнами. Заядлый курильщик, пренебрегающий услугами дантиста.

– И мы тебя нашли.

– Да ты бы свой член не нашел, будь он хоть у тебя в трусах. Я тут стою только потому, что устала строить догадки.

Русские, стоявшие за спиной Олексеева, хохотнули, но осеклись, когда он повернулся и смерил их презрительным взглядом.

– Пахан хочет с тобой пообщаться, – сказал он Джек. Конечно же, имелся в виду глава местной русской бандитской группировки, так называемой Красной мафии.

– Чему же я обязана удовольствием личной аудиенции у него? – она знала, что редко кого приглашали переговорить с глазу на глаз с самим паханом. Обычно все его дела решали бригадиры вроде Олексеева. Личность пахана никогда не раскрывалась.

– У него для тебя работа. Большая серьезная работа.

– Почему для меня? У него полно своих людей.

– Он хочет, чтобы это сделал лучший и никак с нами не связанный. Посторонний.

Она улыбнулась.

– Кто же знал, что у него еще и вкус есть… Передайте ему, что мне не интересно.

Это была ее обычная тактика – набивать себе цену.

Олексеев недобро прищурился.

– Ох, он не обрадуется.

– Надо же! Насколько мне по барабану это… – она повернулась, чтобы уйти, уверенная, что выстрелов в спину не последует: она была нужна. Очень нужна этим русским.

– Он сделает так, что ты не пожалеешь, – поспешил добавить Олексеев. – Если, конечно, справишься с работой. Речь идет о больших деньгах. Может, с лицом что-нибудь сделала бы.

Она резко повернулась на каблуках. Тон Олексеева мгновенно смягчился.

– В смысле, ну жалко же. Ты такая красивая женщина.

Немногие осмеливались делать замечания относительно ее шрама. Он был не меньше четырех сантиметров длиной и рассекал левую щеку поперек, до самого уголка губ.

– Мне мое лицо и так нравится, – Джек откинула за спину длинные черные волосы и шагнула в круг яркого света от фонаря. Теперь ее шрам был виден очень отчетливо. – Но что-то дела последнее время идут не очень. Скажи ему, я подумаю.

На самом деле, у нее уже несколько месяцев не было работы. А это значило, что оставалось слишком много времени на раздумья о своей жизни. Слишком много лишнего времени. А со своим прошлым Джек никогда не была в ладах.

– У тебя есть время до следующего утра, чтобы решить, – сообщил Олексеев. – Большие деньги.

– Большая работа, большие деньги… – задумчиво протянула она, ухмыляясь. – Что же он пытается компенсировать?

На лице Кости была озадаченность. Похоже, он не въехал.

– Тебе больше не придется возвращаться к работе.

– Ага, и бросить все это? – ответила она, не оборачиваясь. Только обвела изящным жестом глухой вонючий переулок.

– Вы, дамочка, очень хороши, но с годами не молодеете. А это может означать ранний выход на пенсию.

– Я тронута твоей заботой.

По его тону было понятно, как сильно его раздражала ее легкая манера общения.

– Мы говорим о миллионах долларров.

– Я ни с чьими псами дел не обсуждаю. Дам вам знать.

Она пошла прочь.

– Можешь мне позвонить, – предложил он.

– Я знаю, где вас найти, – ответила она не оборачиваясь.

Вслед ей донеслось сдавленное «с-сука».

– Да, и не забывай об этом, – бросила Джек, поворачивая за угол.

На протяжении последних восьми лет она работала на любого, кто предлагал хорошую цену, – фрилансер на службе у самых жестоких людей и аморальных организаций: недобросовестные политики, итальянская мафия, колумбийские наркобароны, азиаты, торгующие живым товаром. В известных кругах ее называли «тихой смертью». Безо всякой иронии: дело было в том, что никто никогда не видел, как она появляется и исчезает. Кто только ни искал ее услуг – и все благодаря ее репутации одной из лучших в своем деле.

Со временем она научилась выносить за скобки любые эмоции, связанные с убийством. Она не знала ни чем занималась жертва, ни какие мотивы у заказчика. Ей было все равно. Когда она встала на этот путь, ею двигали жажда крови и жажда наживы. Ей нужны были средства к существованию, но Джек не рождена была для офисной работы; о том, чтобы вернуться к своим прежним «дневным» занятиям, не могло быть и речи. Слишком большой урон она понесла после провала своего задания в Израиле – урон моральный и физический. Вернувшись, наконец, в Штаты, Джек поняла, что ее непредсказуемые вспышки агрессии не позволят ей быть прежней. И она выбрала мир, где ее злоба могла найти выход. Мир, где она могла безнаказанно творить насилие, от которого когда-то пострадала сама. Она работала на людей, которых ненавидела, ради того чтобы устранять тех, кого ненавидела еще сильнее. В конце концов, в прошлом она была одним из непревзойденных убийц, получивших безупречное обучение. И пусть задания и цели, к которым она стремилась, тогда были куда более благородными. Убийца есть убийца, как его ни назови.

Поначалу Джек важен был только успех: погоня, охота, месть. Что угодно, если это помогало справиться со снами и воспоминаниями. Сейчас, спустя годы, внутренние шторма, мучившие ее так долго, начинали стихать. Хотя сон по-прежнему, не приносил покоя, мрачные мысли были вытеснены тупым неотвязным желанием уйти от этой жизни и от прошлого.

Этот противный русский с острым взглядом и масляными глазками был прав. Джек начинала стареть. Годы бессонницы брали свое, а потребность в охоте давно отпала.

Ей, пожалуй, хотелось почувствовать что-то помимо злобы. Многие годы единственной мотивацией для нее была ярость. Только она вела ее. И вот теперь, казалось, она достигла точки, когда готова была… отпустить. Джек уже и не знала толком, на что была направлена ее агрессия, пока кто-нибудь неосторожным замечанием не напоминал ей шраме.

Хотя она никогда не смогла бы забыть, как ее предал единственный в ее жизни любимый человек, как предали ее те, кого она считала своей семьей и кому не было прощения. Джек ужасно устала от того, что ярость водила ее кругами, не давая идти вперед.

Ей было почти сорок. Как никогда Джек отчетливо ощущала необходимость кардинальных перемен. Нужно было все начинать с начала, а это очень непросто. Никто не знал, кто она такая. Для всего мира она была мертва. Джек, подобно призраку, предпочитала сама выбирать, когда появиться. Она давно уже забыла, что значит мечтать, нуждаться в чем бы то ни было, хоть отдаленно напоминающем нормальное. Теперь появилась перспектива сделать паузу, выполнив работу для русской мафии, известной особой жестокостью и кровожадностью. Но пока Джек не была уверена, мог ли договор на миллион долларов дать ей вдохновение и импульс, в которых она так нуждалась.

v

Неподалеку от парка Поднероса, Аризона

Это был первый день после возвращения в фургончик, стоявший в пятидесяти километрах от Чино Вэллей. Уолтер тщательно отчищал обшитые вагонкой стены, тер пол своего священного убежища, вымывал каждый угол с хлоркой и отбеливателем. Он стоял на четвереньках, вооруженный жесткой проволочной щеткой, и оттирал каждый сантиметр линолеума, хотя делал это после каждой жертвы. Он полировал стальной стол до блеска, потом переворачивал его и прислонял к стене. Ни единого следа присутствия кого-либо из его «доноров». После каждой жертвы Уолтер собирал одежду женщины, все ее личные вещи и избавлялся от них, рассовывая по мусорным бакам на задворках крупных магазинов или газовых заправок.

На следующее утро он провел генеральную уборку, хотя все и так уже было стерильно. Уолтер был безумно дотошным, его дотошность граничила с одержимостью: все должно быть на своих местах, ни больше ни меньше.

Хотя он провел в Аризоне почти десять лет, его пребывание не оставило особых следов – ни в доме, ни в тайном убежище. Весь его гардероб умещался в пару компактных чемоданов, а одежда была невероятно однообразна. Уолтер носил серые рубашки с коротким рукавом и черные брюки. Брюки не представляли собой ничего интересного – он всего лишь не любил джинсы и не любил выделяться. А еще у него было три пары черных ботинок, почти одинаковых. Одна из пар была предназначена исключительно для этого убежища и для места захоронения.

Вся обстановка – стул, стол, лампочка и крохотный телевизор – была подержанная, как и несколько кастрюль, сковорода и тарелки, которыми он пользовался, чтобы приготовить себе еду на электроплитке. Угол, служивший ему кухней, был оборудован стенным шкафом со встроенными полками – для пары консервных банок с полуфабрикатами и тары с питьевой водой. Удобства были, что называется, во дворе. Каждый день новый куст.

Фургончик стоял в чаще леса у безымянной грунтовой дороги неподалеку от парка Поднероса. Уолтер никогда не оставался там надолго, и в этот раз не планировал. В тот вечер он вернулся, чтобы забрать маски, реагенты, компьютер и кое-какие пожитки, прежде чем отправиться на север, может быть, в Монтану. Там было полно мест, где десятки лет не ступала нога человека и где люди, скорее всего, не появятся еще столько же.

Из фургончика Уолтер планировал забрать еще скальпель, инъектор с транквилизатором и единственную маску, которую держал там, ту самую, что одевал, когда занимался… творчеством.

Он приготовил себе чашечку кофе в последний раз перед отъездом и включил телевизор, чтобы посмотреть полуденный выпуск новостей.

Главный сюжет привел его в такое смятение, что Уолтер уронил кружку и она разлетелась вдребезги.

С экрана смотрел его компьютерный портрет, такой точный, что Оуэнс сразу понял: они все знают.

– ФБР обращается к гражданам США за помощью в поимке одного из самых опасных серийных убийц, находящегося в розыске вот уже два десятилетия, – проговорил ведущий новостей.

– Это Уолтер Оуэнс, главный подозреваемый в деле так называемого «охотника за головами». Предположительно, он сейчас находится в Аризоне.

Репортаж продолжался, портрет Уолтера сменился видеоподборкой из Аризоны и других мест, где он раньше жил. Ведущий сказал:

– Десять жертв серийного убийцы было обнаружено десять лет назад в лесах Северной Каролины, останки еще как минимум двадцати семи женщин, найденные в пустыне Сонора, к северо-востоку от Викенбурга, ФБР тоже считает связанными с этим делом.

Снова появился фоторобот. А снизу – номер бесплатной горячей линии.

Оуэнс смотрел на экран, не веря своим глазам. Как они могли его найти? Он узнал свой снимок для школьного альбома за четвертый класс. Они изменили возраст… а шрамы были изображены с пугающей точностью.

– ФБР распространяет портрет этого человека во всех аэропортах, железнодорожных вокзалах и автостанциях, на КПП и на основных магистралях штата. На Мексиканской границе введен особый режим готовности: не исключено, что подозреваемый может попытаться сбежать из страны. ФБР предостерегает граждан: не приближайтесь к подозреваемому. Если Вы видели этого человека, звоните по указанному на экране номеру горячей линии – и Вас соединят с отделением ФБР в Фениксе. За информацию, которая приведет к аресту Уолтера Оуэнса, будет выплачено вознаграждение в размере пятисот тысяч долларов.

Он трясущейся рукой выключил телевизор. Ему нужно было время, чтобы подумать. О том, чтобы возвращаться домой, не могло быть и речи. Слишком велик был риск, что кто-то из его соседей или продавцов магазинов, где он был постоянным покупателем, видел новости и мог его заложить, если они этого еще не сделали. Может быть, люди ФБР уже поджидают его там.

Он пытался успокоить себя тем, что в доме не было ничего, что могло выдать местонахождение тайного убежища в Пондеросе. Он арендовал фургончик давно, через интернет, а владельцу участка платил наличными. Из соображений предосторожности Уолтер никогда не заглядывал в ближайшие магазины и даже на заправки.

Он не мог вернуться домой, но и немедленно сорваться в бега – тоже. По крайней мере, пока на дорогах стояли посты, а их явно не собирались снимать как минимум несколько дней, а то и недель. Уолтеру нужно было спланировать все так, чтобы уехать как можно скорее. Он дождался сумерек, прежде чем покинуть фургончик, чтобы избежать риска быть узнанным при свете дня. И все же у него оставалось достаточно времени, чтобы успеть до закрытия одного магазина в Прескотте. Хозяин магазина мог помочь Оуэнсу сбить ФБР с толку, направить их по ложном следу. Тогда у него было бы время уйти.

Месяца два назад он зашел туда за продуктами. Уолтер и хозяин магазина были поражены тем, как похожи их шрамы, до мельчайших деталей. Этот мужчина даже говорил Уолтеру, что считает ожог чем-то вроде родимого пятна и что такое совпадение не могло быть случайным. Пригласив Оуэнса выпить кружку пива и обсудить тот печальный опыт, который был для них общим, он заявил, что шрамы связывали их особым мистическим образом.

– После того, как это случилось, моя девушка бросила меня. И ни одна с тех пор на меня даже не взглянула. Ужасная жизнь, да? – пожаловался владелец магазина.

Уолтер терпеть не мог любые проявления человеческих слабостей, а уж тем более открытого выражения жалости к себе.

 

Глава третья

Феникс, Аризона

На следующий день

В небольшой комнате, которую в отделении использовали для обсуждений, яблоку негде было упасть. Восемь офицеров спецназа ФБР из управления по городу Феникс в полной экипировке входили в помещение, толпясь у дверей и тесня агентов отдела криминалистики работавших над делом с самого начала.

Ник Бьянкони раздавал копии обработанного на компьютере изображения подозреваемого, Пол Рипли ждал, пока все займут места. На стенде позади него были прикреплены фотографии жертв «охотника за головами» и мест, где были найдены тела.

– Вот что нам известно на данный момент: – начал Рипли, – «охотник за головами», урожденный Уолтер Оуэнс, семьдесят пятого года рождения, Плезант Хилл, Айова, единственный ребенок в семье. В девять лет попал в автокатастрофу, на левой стороне лица большой шрам.

– Операбельный?

– Шрам от ожога. Неоперабельный, по мнению пластического хирурга, которого мы пригласили для консультации. – Рипли подглядел в папку, которую держал в руке, хотя помнил досье наизусть.

– Спустя одиннадцать лет поджог дом своей семьи, убил родителей, предварительно опустошив их банковские счета. Забрал почти полмиллиона долларов. Криминалисты нашли на месте пожара образцы ДНК Оуэнса, они совпадают с образцами из-под ногтей одной из его предполагаемых недавних жертв.

– Той девушки, которую мы нашли в пустыне, – вставил Бьянкони. – Она – одна из двадцати семи жертв, которые там найдены на данный момент, и, мы думаем, это еще не все. В Северной Каролине этот маньяк убивал, как по графику, – раз в три месяца, и, мы полагаем, он был в Аризоне с тех самых пор, как лет десять назад обнаружили первых жертв.

Рипли показал на одну из фотографий из пустыни Сонора, с места, где нашли тела.

– Судмедэкспертиза показала, что последняя жертва – женщина из Юго-Восточной Азии, приблизительно двадцати лет. Она была убита уколом в сердце. Ей ввели широко доступный крысиный яд – дифетиалон. А это полностью сходится с почерком «охотника за головами», мы с ним знакомы еще с Северной Каролины. Но там все жертвы были белыми, местными, о тех девушках было заявлено как о пропавших без вести. А эта, последняя, не опознана. И хотя нам не удалось установить личности остальных жертв в Соноре, ни по ДНК, ни через базы данных стоматологических клиник, похоже, все эти женщины из Азии.

– Нелегальный поток?

– Наверное. Мы пока работаем над этим вопросом.

Глядя на фотографию жутким образом обезглавленной неопознанной жертвы, Рипли продолжил:

– Поначалу наш дружок отнимал им головы. Но потом усовершенствовал технику. Последние жертвы из Северной Каролины, как и наша свеженькая Василиса Пупкина, с головой, но без лица. Лицо удалили хирургическим путем, вероятнее всего, при помощи скальпеля. Отдел исследования поведения считает, что это выражение его собственного уродства, хотя, вероятно, наш дружок хранит лица как своего рода трофеи, может быть, консервирует их каким-то образом.

– Больной ублюдок! – вырвалось у одного из агентов в первом ряду. Он кончиками пальцев коснулся своего лица.

Рипли показал на фотографию симпатичной брюнетки с обворожительной улыбкой.

– Я уверен, что вы помните случай мисс Драшев. Единственная жертва, которой удалось спастись.

– Как такое забыть… – сказал кто-то во весь голос.

– Ее показания привели нас на место, где были найдены первые тела. Именно после этого «охотник за головами» сменил место проведения своих… операций. А сегодня утром у нас, наконец, наметился перелом в ходе следствия. На номер горячей линии позвонила женщина из Чино Вэллей, она сказала, что ее сосед подходит под описание. Дом подозреваемого арендует человек по имени Виллиам Стайкс. Но этот Виллиам Стайкс не значится ни в одной базе данных страны. Он все счета оплачивает наличными.

– Это точно вымышленное имя.

– Ага. Наш дружок всеми силами старается не попасться. Это не тот тип, который ради славы играет в игры с полицией, чтобы привлечь к себе внимание СМИ, – Рипли повернулся к командиру отряда спецназа. – Мы установили наблюдение за домом в Чино Вэллей после того, как час назад нам поступил звонок. В доме ничего не происходит. Мы хотим взять этого типа живьем. Уверен, ему есть, что нам рассказать. Операцию поведу я.

Рипли произнес, обращаясь ко всем:

– Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Отлично. Тогда идем брать его.

Когда агенты ворвались в дом подозреваемого, они сразу обратили внимание на невыносимый запах химикатов. Спецназовцы технично рассыпались по комнатам – целый отряд опытных офицеров с пистолетами наперевес. Вышибали двери в спальню, ванную, кабинет, проверяли все шкафы и другие места, где можно было спрятаться.

Крики «Чисто!» звучали то тут, то там, нарушая шипящее молчание в радиоэфире, во время обыска обоих этажей дома.

– Дверь в подвал заперта, – доложил Рипли один из офицеров, – там серьезный железный замок, нужен резак.

– Так достаньте резак! – приказал Рипли. Повернувшись к Бьянкони, он распорядился:

– Прочесать его компьютер. Постарайтесь найти любые зацепки по части того, где он может быть сейчас.

В доме все было досадно нормальным. Мебель, которой пользовался подозреваемый, была, скорее, функциональной, чем красивой. Никакого завала личных безделушек, которые хранить не хочется, а выбросить жалко, как это бывает в других домах. По всему было видно, что Уолтер Оуэнс был помешан на чистоте.

На его столе в кабинете не обнаружили ничего, кроме ровненькой стопки счетов. Даже никакой личной переписки, ничего, что могло бы связать его с убийствами. Мусорное ведро в кухне содержало только самые обычные пищевые отходы, а банановая кожура, лежавшая сверху, оказалась такой свежей, что можно было с уверенностью сказать: хозяин дома был там не более чем пару дней назад.

– Этот мужик, блин, как Фред Флинстоун, – с изумлением проговорил один из агентов, выходя из спальни, – у него вся одежда одинаковая.

Когда удалось одолеть замок на двери в подвал, Рипли и четверо спецназовцев держали свои «Глоки» и «Зиг Зауэры» на изготовку. Рипли вышиб дверь и увидел… только первые пару ступеней, ведущие в непроглядную тьму, глубоко вниз, точно в бездну.

– Фонари. На «три», – Рипли дал отсчет и ринулся вниз по ступеням. Едкий запах химикатов был таким сильным, что немилосердно защипало глаза.

Когда они поняли, что и в подвале никого нет, один из агентов зажег лампу на рабочем столе Уолтера. Рипли увидел, как агент невольно отступил на шаг, точно укушенный. Другой спецназовец, за спиной Рипли, тревожно коротко втянул воздух сквозь зубы. Еще один выругался вполголоса. Рипли повернулся и, как и офицеры, застыл с раскрытым ртом, глядя на стену, увешанную масками. Хотя в свете лампы все предметы в подвале отбрасывали густые тени, тщательно сохраненные лица были освещены достаточно хорошо.

Первое, что пришло в голову Рипли, когда он вновь обрел способность мыслить, было: «Господи, сколько же их тут!».

Вторая мысль была о том, как этот жуткий маньяк трудился над тем, чтобы запечатлеть все возможные выражения человеческих эмоций.

Рипли думал, что за четверть века своей карьеры в ФБР повидал уже все разновидности насилия, порождаемого больным разумом, и прочей подобной мерзости. Но такое он видел впервые. Рипли, как мог, боролся с рвотными позывами. Агент справа он него оказался менее стойким, его вырвало прямо на цементный пол.

– Простите, – промямлил он, вытирая подбородок.

– Боже, они же настоящие, – другой агент подошел к стене с масками, чтобы рассмотреть их в деталях. Рипли последовал за ним. Это были лица белых девушек, а не азиаток. Очевидно, жертвы периода «охоты за головами» в Северной Каролине, когда маньяк делал только свои первые попытки. У одной маски рот был слишком растянут в гротескном и жутком подобии улыбки, точно у сумасшедшего клоуна. У другой на месте глаз были страшные темные провалы, а искривленные брови были неровными стежками пришиты слишком высоко – навсегда застывшее выражение изумления.

– Пол, – позвал Бьянкони с лестницы, – тут кое-что есть, тебе стоит взглянуть.

Рипли с радостью покинул жуткий подвал  с этими лицами и невыносимым запахом. Он уже знал, что маски эти будут сниться ему не одну ночь. А его мозг будет мучительно пытаться мысленно сопоставить их с фотографиями пропавших девушек из Северной Каролины.

– Только взгляни, – Бьянкони развернул лаптоп к Полу.

– Невесты из Тайланда, Индии, Китая и Меконгского региона на заказ.

Рипли наклонился к дисплею.

– Н-да, вот что у нас сейчас называется живым товаром.

И именно в тот момент раздался сигнал о входящем сообщении.

«Мы надеемся, что Вы довольны своей последней покупкой, – прочел Бьянкони вслух. – Мы ждем Вашего следующего заказа». Он поднял взгляд на Рипли.

– Он что, девушек через интернет покупал?

– Заверните, – бросил Рипли. – Пусть сюда приедут криминалисты, но наши шансы найти его гораздо выше, если мы изучим его поисковые запросы и переписку по сети. И пусть кто-нибудь займется его телефоном.

Когда они шли обратно к машинам, у них перестали принимать мобильные – работа агента, который занимался мониторингом горячей линии.

– У нас зацепка. Анонимный звонок из автомата. Говорят, что Оуэнс арендует фургон к юго-западу от Прескотта, в районе парка Поднероса.

v

Дождь лил как из ведра, когда море агентов ФБР разлилось вокруг фургончика. Видимость была крайне низкой, а шум капель о крыши служебных машин не позволял расслышать, был ли внутри фургончика кто-нибудь. Несколько агентов заняли позиции у дверей своих машин, а спецназовцы укрылись за деревьями.

Стоя позади своего седана, прямо рядом с дверью фургончика, специальный агент Пол Рипли оглядел позиции своих подчиненных. Он был доволен, что Оуэнсу не оставили шанса ускользнуть.

У всех агентов на спине красовались ярко-желтые буквы «FBI» или «SWAT», влажно отсвечивавшие флуоресцентом. Темно-синие форменные куртки заметно топорщились, надетые поверх бронежилетов.

Рядом с фургончиком стоял старый «Линкольн»: скорее всего, Оуэнс не успел смыться. Близились сумерки. Рипли надеялся, что мощные силы, стянутые на место задержания, обеспечат операции успех. Он поднял громкоговоритель:

– Уолтер Оуэнс, говорит специальный агент Пол Рипли, ФБР. Фургон окружен. Выходите медленно, руки за головой.

Прошло три долгих минуты, ни движения, ни звука в ответ.

– Это ФБР. Фургон окружен. Выходите, руки за головой. Если в течение двух минут Вы не подчинитесь, я отдам спецназу приказ взять Вас.

В следующие две минуты ответа не последовало, Рипли приказал ворваться в фургон.

Он сразу понял, что что-то не так. Через какие-то секунды командир отряда спецназа со стволом наперевес, показался в дверях фургона и махнул Рипли, мол: «Заходите».

Оуэнс совершил самоубийство, незадолго до того, как они приехали.

Они нашли его обмякшим на одиноком стуле, возле него лежал револьвер тридцать восьмого калибра. На лице у него была одна из масок, изрядно пострадавшая от выстрела: Уолтер снес себе полголовы. На коленях у него лежала предсмертная записка:

Я не хотел бы им боль причинить,

Я не хотел их за что-то винить,

Я лишь забирал то, что было у них,

То, что они не умели ценить.

О чем сожалеть –

Красоту я искал,

Художник, кто скрыл,

Что чудовищем стал.

Теперь, чтоб и правду скрывать не пришлось,

Я вам покажу, с чего все началось,

А девам, погибшим от этой руки,

Лежать в Каролине у самой реки.

Я вам предаю свои тело и совесть,

Художник, рожденный под именем Оуэнс.

v

Юго-запад Колорадо

Неделю спустя

– Они будут здесь с минуты на минуту, – улыбнулась Джоан Грант, заведующая учебной частью. Она подтянула галстук Монтгомери Пирса.

Бабочки начали порхать в животе Пирса – привычное ощущение после самого мимолетного знака внимания со стороны Грант. Отношения Монти, главы Организации элитных наемников, и Джоан с недавнего времени развивались стремительно и приобрели совершенно новые оттенки интимности, так что ее жест был почти смешным.

– Спасибо, милая.

Монти без стеснения смотрел любовным взглядом в ее яркие зеленые глаза. Нет, он не видел ни гусиных лапок, ни сеточки морщинок на лбу, ни седины. Пусть все это и выдавало возраст Джоан – а ведь ей было уже шестьдесят с хвостиком, взгляду Монти представала все та же блистательная девушка, очаровавшая его сорок лет назад, когда они были еще курсантами.

В просторном кабинете Пирса они были одни. Они стояли у окна, глядя на комплекс ОЭН в Скалистых Горах, раскинувшийся на территории в добрых 25 гектаров. Если бы не высокий забор с колючей проволокой и камерами, комплекс походил бы на частную школу, за которую его, собственно, и выдавали. Большинство зданий было краснокирпичными жилыми корпусами, там размещались общежития курсантов и кабинеты для занятий. Конечно же, были еще спортивные площадки, гимнастические залы, а в центре комплекса красовалось массивное здание в неоготическом стиле – администрация.

Выдающиеся выпускники школы, которые собрались в соседнем помещении, показали в свое время превосходные результаты не только в учебе. Это были одни из самых совершенных тайных агентов, которым поручали миссии, выходящие за пределы компетенции обычных властей.

Монти как раз собирался спросить Джоан о ее планах на вечер, как вдруг раздался стук в дверь.

Джоан отошла от Пирса на шаг и громко ответила:

– Да?

– Нам пора бы идти, – это был голос Дэвида Атэра, начальника отдела боевой подготовки ОЭН, третьего руководителя Организации.

Атэр открыл дверь, и Монти пригласил его войти, но тот остался на пороге. Его волосы были пострижены «бобриком» и окрашены в ярко-медный цвет, чудным образом контрастировавший с неизменной армейской формой цвета хаки.

– Они все собрались.

– Мы пришли к соглашению? – Монти обращался к обоим, но смотрел только на Джоан.

– Она слишком молода, – отозвалась Грант.

– И неопытна, – добавил Атэр.

– Но она способна великолепно выслеживать, а значит, идеально подходит для этого задания. Найти Оуэнса будет нелегко. Он может быть в любом уголке планеты, – возразил Монти. – И, вообще-то, да, она молода. И привлекательна, – сказал он, повернувшись к Джоан. – И это нам только на руку.

– Боже, Монти, ты говоришь так, словно собрался использовать ее в качестве приманки, – Грант отвернулась.

– Он прав, Джоан, она справится, – проговорил Атэр. – Ты видела, что ей по силам. У нее три черных пояса: тхэквондо, кэндо и крав-мага. И ты знаешь, как она орудует клинками.

– Так что все согласны, – подытожил Монти.

– Ага, – Атэр направился к конференц-залу, Джоан взяла со стола Монти досье оперативницы.

Он остановился у дверей подождать Грант, но та прошла, не поднимая глаз. В голосе ее звучала печаль:

– Они нас ждут.

v

Десять лучших представителей Элитных тактических сил – пять мужчин и пять женщин, приглашенные на обсуждение, – собрались в конференц-зале, примыкавшем к кабинету Пирса. Одни пили кофе возле роскошного буфета, другие, которые давно не виделись, прохаживались, обсуждая последние новости друг друга. Когда вошли три руководителя ОЭН, все разговоры стихли.

– Прошу всех садиться, давайте начнем, – проговорил Монти.

– «Три», «два», «один» – и он взлетает, – услышал Монти, когда прошел к окну и по привычке опустил рольставни. До боли знакомый ироничный женский голос принадлежал Аллегро.

– Ну, знаешь, это на случай, если марсиане шпионят за нами через свои до хрена мощные телескопы, – добавила Аллегро полушепотом, обращаясь к Домино, сидевшей рядом.

– Я все слышу, – Монти повернулся, встретился взглядом с Аллегро. Господи, кто бы знал, как он ненавидел этот ее вечный апломб, эту самонадеянность.

– Кстати, я тебе пару билетов до Амстердама отправил.

– Что? Зачем еще? У нас работа.

Он пододвинул стул и занял место между Грант и Атэром за большим круглым столом цвета махагон.

– А некоторым нужно отдохнуть.

– С каких это пор я должна расплачиваться за…

– Это закаляет характер, – отрезал Монти. Домино рассмеялась, увидев, как шокирована Аллегро.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь…

– Довольно. К делу.

Крайне редко бывало такое, чтобы так много ЭТС собиралось на одном обсуждении, вовлекалось в одно задание. Но операция, которую руководящее трио решило провести, была чрезвычайно сложной, и могло понадобиться много оперативников.

Каждый ЭТС великолепно подготовлен к любым ситуациям, но большинство имеет специализацию. Домино – непревзойденный стрелок и мастер перевоплощения, Аллегро всегда была незаменима, когда требовалось что-то отыскать, вскрыть сейф или вести погоню на дороге. Рено,  компьютерному гению, поручали задания по промышленному шпионажу, используя его бесценный навык взлома любых кодов и получения доступа к базам данных. Морок эффективнее всех работала под прикрытием, она могла войти как своя в группировки, занимавшиеся контрабандой оружия, наркотиков, живого товара. В последние годы большинство ее заданий было связано с освобождением заложников сепаратистов. У нее был ценнейший опыт работы с такими группами и масса контактов.

– Если вы в последнее время смотрели новости, то должны знать о деле «охотника за головами». Сейчас освежим кое-какие подробности и расскажем, что нам недавно стало известно. – Монти в деталях описал самого опасного серийного убийцу, его прошлое, его жертв в Северной Каролине и пустыне Сонора, то, как ФБР установило личность Уолтера Оуэнса, основываясь на данных исследования ДНК, о том, как нашли его дом и фургон, благодаря звонкам на горячую линию.

– И, как вы знаете, неделю назад ФБР заглянули в фургон Оуэнса и… по их мнению, нашли подозреваемого. Он был мертв, с дырой в голове. Все сходилось. И рост, и вес, и ожоги на лице. На нем даже была одежда Оуэнса и одна из масок. И он оставил предсмертную записку, благодаря которой были найдены еще две жертвы. Поначалу смущало только то, что у него были обгоревшие кончики пальцев. Федералы решили, что он сделал это нарочно, чтобы его не обнаружили по опечаткам, а самоубийство совершил только когда осознал, что ФБР у него на хвосте, а все трассы перекрыты.

Он вгляделся в лица своих оперативников.

– Однако тот, кого они нашли в фургоне, был не Оуэнс. Это была подстава. Вчера судмедэксперты это подтвердили.

– Агенты ФБР прокололись: они успели объявить прессе, что дело закрыто, до того, как были получены результаты анализа ДНК, – вставил Атэр. – Они сняли посты на трассах и особый режим на границе, дали Оуэнсу достаточно времени, чтобы ускользнуть. Машина, которую Оуэнс бросил у мексиканской границы, была угнана как раз в ту ночь, когда ФБР провело рейд. Причем угнана неподалеку от фургона, расстояние можно легко покрыть пешком. Старый хозяин машины спохватился только на следующее утро. Очевидно, Оуэнс пробрался в дом и выкрал ключи. Раз подозреваемый ускользнул из страны и больше не находится в юрисдикции ФБР, за дело беремся мы.

– Оуэнс не остановится, – сказала Монти. – Из его истории очевидно, что, как только он чует, что его вот-вот раскроют, срывается на новое место. Выжидает, потом через пару лет снова появляется и продолжает убивать. Федералы очень хотят его голову. Они уже дважды профукали его на глазах всей общественности.

Пирс повернулся к Рено, положив ладонь на одну из папок, которые принес с собой.

– Логи его ПК, – Монти, точно отдал пас, направил папку Рено. – Неплохое начало для удачного поиска.

Папка, вращаясь проскользила по столу. Рено взял ее в руки.

Пирс добавил:

– Там имя человека из Бюро, эксперта по ИТ, который над этим работал. Выйди на него, посмотрим, может, так появятся какие-то зацепки.

Рено сразу покинул конференц-зал, Монти вернулся к обсуждению.

– Раз у нас столько неизвестных в данной миссии, я хочу, чтобы эта группа обеспечивала мощное прикрытие со всех сторон. Кто-то из вас будет работать над делом отсюда, удаленно, кто-то в режиме готовности будет ждать, когда потребуется его участие. В первую очередь, нам нужен оперативник в поле, ЭТС, конечно. Необходимо начать разыскивать Оуэнса немедленно.

– Отправьте меня, – вызвалась Аллегро. – И очень скоро я отправлю этого больного ублюдка к праотцам.

Домино закатила глаза.

– Господи, если она спасла мир, то теперь будет думать, что он принадлежит ей.

Остальные рассмеялись.

Потом она добавила, уже серьезно:

– Монти, я тоже предлагаю свою кандидатуру.

– Его нужно взять живым. Они хотят допросить его о других жертвах, чтобы проверить его выходы на азиатских торговцев живым товаром. А еще они хотят шумиху в СМИ, чтобы в этот раз публика поверила, что они, наконец, поймали этого типа. Наша задача – вернуть его ФБР, а они уж разберутся, что с ним делать.

– Я – как всегда, – вставила Камео. Конечно, она предлагала свое участие.

– Благодарю, дамы, – сказал Пирс. – Но у меня на уме другая кандидатура. Пусть это задание выполнит тот, у кого наиболее подходящее досье.

– И у кого же оно наиболее подходящее? – поинтересовалась Аллегро.

– У кого меньше опыта и меньше желания противоречить, чем у тебя, – ответил Пирс, глядя на нее. – И кто не позволяет себе нарушать правила и гнуть свою линию при каждой возможности.

Он повернулся к Домино и Морок.

– И это должен быть кто-то, кого азиатские торговцы живым товаром так легко не узнают, – добавил он многозначительно.

Монти указал на девушку, сидевшую слева от него.

– Морок ведет контакты и прикрытие. Ты нам понадобишься на этом конце провода, чтобы знать, как подступиться к этим торгашам, если Рено отыщет выходы на них на компьютере Оуэнса.

Пирс положил руку на досье «охотника за головами».

– Кодовое имя цели – «Лик», – проговорил он и сделал небрежное движение. Папка плавно заскользила по столу. Все взгляды были прикованы к папке, пока она не остановилась под пальцами той, кому предназначалась.

– Рысь, операцию «Маска» ведешь ты, – проговорил Пирс.

 

Глава четвертая

Манхэттэн бич, Нью-Йорк

Большинство соседей Юрия Драшева в Бруклине на первой линии от океана были господа немолодые и более чем состоятельные. Богатые дома отражали их изысканные представления об элегантности. Это были ухоженные особняки в духе Тюдор и в колониальном стиле, с вылизанными лужайками и фигурно подстриженными кустами. Если бы у каждого дома ни стояло по несколько автомобилей класса люкс последних моделей, можно было бы сказать, что владения соседей лишены показного блеска.

– Вот тебе и соседи, – подумала Джек, когда подъехала к дому русского авторитета – недавно отстроенной крепости из красного кирпича, окруженной высокой кованой оградой. Особняк отчаянно выделялся на общем фоне не только размерами, но и кричащей эклектичностью архитектурного решения. Флигели были увенчаны золочеными куполами, подчеркивавшими национальность владельца. Решетчатые окна были обрамлены аляповатыми изразцами ясно-голубого цвета с немыслимым золотым орнаментом. Шесть позолоченных колонн стояли сверкающим рядком, по три с каждой стороны от массивной двери, окрашенной все в тот же кирпично-красный.

Лужайка перед особняком изобиловала классическими итальянскими скульптурами – преимущественно обнаженная натура. А в центре красовался фонтан – четыре латунных дельфина, вращаясь, плевали во все стороны слегка подкрашенной водичкой.

У въезда была припаркована единственная машина – канареечно-желтого цвета Хаммер с огромной аэрографией на боку, изображавшей феникса.

Интерком справа от запертых чугунных ворот приветливо мигал зеленым, но Джек даже не пришлось делать вызов. Как только она оказалась в пределах видимости камер наблюдения, ворота автоматически открылись и впустили ее. Когда она подошла к двери, не понадобилось и стучать: на пороге ждал Олексеев.

– Входи, – сказал он и сделал шаг в сторону.

– Еще одна понтовая деталь имиджа? – отозвалась Джек, кивая на автомат Узи, висевший у Олексеева на шее.

Интерьер особняка не оставлял глазу возможности отдохнуть: нагромождение предметов роскоши делало внутренне убранство еще более броским, чем внешнее. Из просторной прихожей влево и вправо расходились дубовые двери. Прямо перед Джек вилась огромная мраморная лестница, над которой чудовищной громадой нависала стилизованная люстра из оленьх рогов. На стенах были развешаны охотничьи трофеи – головы вепрей, барсов, лосей... Они жутким образом сочетались с мохнатыми искусственными тигровыми шкурами на ступенях и бурым медведем-ковром в прихожей. На все это таксидермическое великолепие с выражением немого одобрения взирала со стены православная Богоматерь – копия какой-то знаменитой иконы.

Олексеев повел Джек направо, сквозь разноцветную стеклярусную занавеску, в огромную гостиную. Стены были окрашены в порядком поднадоевший кирпичный; вдоль них стояли бархатные кушетки, почти не разбивавшие цвет, покрытые леопардовыми шкурами и загроможденные блестящими парчовыми подушками с бахромой. На стеклянном столике посередине красовался самовар в окружении расписных шкатулок – не то коллекция сувениров, не то нелепая попытка спустя поколения не терять связи с русскими корнями.

 У окна располагался роскошный бар с ломившимися полками и зеркальной задней стенкой в золотом обрамлении. У противоположной стены стоял стеклянный стеллаж с дюжиной наборов матрешек. На шахматной доске были расставлены любопытные фигуры: красноармейцы против американских солдат.

– Подожди вот здесь, – Олексеев указал на огромную красную кушетку.

– Я сюда не ждать пришла, – Джек развернулась было, чтобы направиться к двери, но услышала за спиной хриплый голос:

– Мисс Норрис, добро пожаловать ко мне в гости. Я рад, что Вы решили взяться за эту работу, – Юрий Драшев улыбался ей, демонстрируя золотые зубы. Он был высоким, тучным и лысым, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. У него были густые аккуратно подстриженные седоватые усы и короткая узкая борода от уха до уха. Красный нос с крупными сосудами выдавал неумеренную любовь к водке. От нее же происходили и мешки под серьезными карими глазами.

– Я еще ничего не решила.

– Проходите, пожалуйста, и садитесь, – он указал на кушетку. – Выпить?

– Водки. Чистой.

Драшев щелкнул пальцами, и Олексеев бросился к бару, как выслуживающийся щенок, готовый принести хозяину тапочки.

Джек прошла к стеллажу, оглядывая китчовых матрешек, точно выставочные экспонаты.

Среди обычных улыбающихся «баб» были и наборы, ориентированные на туристов: персонажи сказок, герои диснеевских мультиков, советские и американские политики, четверка Beatles и другие поп-музыканты.

– Красиво, а? – с гордостью спросил Драшев, протягивая руку в жесте хвастовства. Он держался так, словно ждал, что Джек станет преклоняться перед его богатством и роскошью. – Nyet? – настаивал он, перейдя на русский, когда ответа не последовало, точно вопрос был риторическим.

– Это точно. За деньги можно купить все. Или почти все.

– Э, чего-то не хватает?

– Кроме вкуса? Да ладно, это всего лишь мое мнение.

– Если ты возьмешься за эту работу, тебе тоже обеспечена такая жизнь.

Драшев продолжал улыбаться, и Джек не могла понять, неужели эти смерть-машины так тупы, что не чувствуют, когда в их адрес звучит оскорбление. Похоже, они даже не допускали такой возможности.

Джек знала, что о русских думали, будто в делах они неорганизованны, а в подходах крайне примитивны. Но вообще-то в своем деле они были лучшими, едва ли не безупречными. У них хорошо шло все, за что бы они ни брались, – от торговли наркотиками до ввоза живого товара. И все остальное, что можно втиснуть в один ряд между этими пунктами.

Олексеев вернулся с двумя стаканами водки в руках и церемонно передал их хозяину и гостье. Джек подняла свой стакан и произнесла тост.

– Davai! – она сделала глоток и поставила стакан.

– Хороша, а? – спросил Драшев.

– Водка и «калаш» – это лучшее, что дала миру Россия, – согласилась Джек и откинулась на спинку кушетки, утопая в блестящих подушках.

Пауза.

– Так зачем я здесь, и во сколько я тебе обойдусь?

– Уверен, что ты слышала об «охотнике за головами».

– Как и все цивилизованные люди. И что?

– Дочка моя, Нина. Она была еще совсем ребенком, когда десять лет назад ей удалось от него сбежать.

– Слышала об этой истории.

– Федералы снова облажались. Он был так близко, а они его упустили. Веришь? – Драшев поднялся и стал мерить шагами комнату, уперев руки в боки. – Моя дочь десять лет как лишилась сна. Каждую ночь ее мучают кошмары. Я показывал ее врачам. Этим мозгоправленным, знаешь...

– Мозгоправам.

– Да, я это и хотел сказать. Они лекарства пробовали, терапию – ничего не помогает.

– Очень жаль, – выразительно произнесла она. Для Джек сон тоже был недоступным удовольствием.

– Ничего не помогает, – повторил Драшев уже громче. – Этот гребаный козлина так ее ранил. Моя Нина так боится, что он за ней вернется. Я поставил круглосуточную охрану, чтобы она чувствовала себя в безопасности, но все напрасно. – Он потер глаза, точно пытаясь стряхнуть с сознания пелену. – Я мечтаю задушить его своими руками. Я бы ему голову оторвал, только бы моя девочка спала спокойно. Она очень много для меня значит.

Как поэтично, честное слово. Если нет открытки Hallmark с таким текстом, то обязательно должна быть.

– Да уж, – ответила Джек, все еще не понимая, как ее занесло в этот дом.

– Я так и сделаю, – глава самой крупной бандитской группировки Нью-Йорка сказал это скорее себе, чем собеседнице.

– Окажешь всему миру огромную услугу.

– И как можно скорее, – продолжил он, точно пропустил ее реплику мимо ушей.

Драшев перестал мерить комнату шагами и сел, точно ему, наконец, удалось побороть образы, переполняющие его сознание.

– Ты знаешь, где он? – спросила она.

– Конечно, нет, – он вперил в нее тяжелый взгляд своих темных глаз. – Ты мне его достанешь.

– Совсем от водки в уме повредился? – Джек поднялась на ноги. – Да он где угодно может быть.

– Da. Поэтому я готов заплатить тебе большие деньги за то, чтобы ты его нашла. Я знаю, что у тебя в определенных кругах есть друзья.

Насчет того, что Джек обладала уникальной инсайдерской информацией, он был прав.

Многе годы ее работой было прикрывать зад грязных политиков, чиновников в исполнительной власти и федеральных агентов. Она знала неприглядные подробности жизни чиновников из высоких эшелонов власти, и в той среде у нее был не один должник.

Она снова села, откинувшись на спинку кушетки, сделала глоток водки, обдумывая, к кому можно обратиться.

– Так что тут дело между твоими и моими друзьями, – продолжил Драшев. – Мы могли бы отыскать сукина сына.

– А почему я? Если у тебя есть, где взять информацию, и полно таких, как он, – Джек кивнула на Олексеева.

– Это мои люди. А они не охотники. Ты эту работу знаешь, как никто. Тихая Смерть, da? И потом, у меня по бизнесу сейчас запар хватает.

– Это они просто пока не поняли, что ты связан с этой хреновой тучей оружия, которое поставляют через Сьерра-Леоне, – сухо проговорила Джек, просто констатируя факты.

У русского от изумления глаза полезли на лоб.

– Ну да, я домашнее задание делаю, – добавила она. – Просто решила полюбопытствовать, что за дерьмо ты мне предложишь за тобой подтирать.

Драшев продолжал буравить ее взглядом, и Джек не без удовольствия отметила, что в глазах у него были восторг и ужас, – он, наконец, понял, что она способна убрать любого. Хотя Драшев знал, какая у нее репутация, он все еще недооценивал Джек. Русские были из тех, кто заставляет своих наемников замолчать навсегда, едва заказ будет выполнен. Теперь у Джек была гарантия, что с ней так не поступят. Для этой работы она, безусловно, была лучшей, и весьма вероятно, что ее услуги могли потребоваться вновь.

Джек смотрела на прозрачное содержимое стакана, в задумчивости покачивая им. Водка внутри закручивалась маленьким водоворотом.

– Да, я нужна тебе, и ты, наверное, не раз еще обратишься ко мне за долгое, долгое время, – сказала она, не поднимая головы. – И уж чья-чья, а моя смерть тебе не выгодна.

Джек, наконец, подняла на него взгляд.

– Сколько?

– Миллион долларов.

– Не пойдет, – она поставила стакан на стол, как будто собиралась уходить. – Черт знает, сколько у меня может уйти на то, чтобы его отыскать.

– Миллион – большие деньги.

– Но маловато для того, чтобы я чувствовала себя довольной. Видал текущий индекс Доу-Джонса? Что такое миллион долларов!

Драшев недобро прищурился.

– Сколько?

– Три. И половину вперед. И не обещаю, что достану его живым.

– Ты рехнулась?

– А как насчет того, чтобы повесить ценник на благополучие любимого человека?

Упоминание о дочери заставило его пересмотреть свое решение. Это не заняло много времени.

– Тогда два условия.

– Давай-ка послушаем.

– Первое. Если не сможешь достать его живым, тогда я хочу голову этого урода в качестве подтверждения.

Она едва заметно кивнула.

– А второе?

– Хорошо бы тебе оказаться круче, чем говорят. Это очень большие деньги. Выполнишь все, как договорились, – получишь остальное. Его второе условие было озвучено таким будничным тоном, как будто речь шла о погоде.

– Как скажешь.

– А если не справишься, мне на память привезут твою буйную головушку.

– Это еще почему?

– Политика Красной мафии. Мы не даем денег просто так. Кто допустил промах должен быть наказан, как полагается. Ну что, договорились?

Драшев протянул руку. Джек не шелохнулась.

– Получу половину суммы, тогда – «договорились».

 

Глава пятая

Мокорито, Мексика

– Как сегодня Ваш рот? – доктор Герберт Венсан аккуратно убрал повязки с носа Уолтера, с улыбкой отмечая быстрое заживление.

– Отек уже прошел, – щеки и подбородок Уолтера уже не выглядели воспаленными, импланты в них смотрелись вполне естественно. Оставался лишь небольшой дискомфорт во время еды, и то только тогда, когда пища оказывалась слишком твердой. Поначалу было трудно даже говорить. А носовые ходы были так раздражены, их стенки так опухли после ринопластики, что даже дышать было трудно.

Уолтер молча указал в сторону столика у двери, там стояло увеличивающее зеркало. Доктор услужливо поднес его Оуэнсу, чтобы тот взглянул на нового себя.

– Что скажете?

– Сойдет, – проговорил он, довольный увиденным. – Не важно, как я выгляжу.

Припухлость под глазами почти исчезла. Уолтер никак не мог привыкнуть к разительным переменам в своей внешности. Вместо привычного скошенного подбородка он теперь видел вполне солидную, даже тяжеловатую челюсть, а высокие скулы теперь казались куда шире, что делало его ближе к идеальному образу, к собственным представлениям о выразительном мужском лице.

Конечно, Уолтер надеялся, что врачу удастся что-нибудь сделать со шрамом. Впрочем, дермабразия дала некоторые результаты: кожа выглядела гораздо ровнее.

Операция длилась два часа. Рассечения, сделанные для установки имплантов, не были заметны: для импланта, который увеличивал подбородок, потребовалось сделать разрез в нижней губе, а два других импланта,для щек, были вставлены через верхнюю губу. Языком Уолтер еще чувствовал швы, но они уже начали рассасываться, как и те, которые доктор наложил, когда расширял носовые ходы и корректировал форму ноздрей.

Результат оказался куда лучше, чем ожидал Уолтер. Когда его высадили у неприметной клиники, он приготовился к худшему. Но выбора не было – повсюду висели его изображения. Нужно было сильно изменить внешность, и как можно скорее, а прием врача в обычной больнице, тем более, консультация именитого пластического хирурга, была сопряжена со значительным риском. Уолтер мысленно благодарил того человека, который доставлял ему незаменимых «доноров». У того оказалось достаточно связей в преступном мире Мексики, чтобы быстро найти выход на хирурга, который мог сделать все необходимое тихо и не задавая лишних вопросов.

К удивлению Уолтера, врач оказался американцем и вдобавок мастером своего дела. Доктор Венсан был очень ценным специалистом – он создавал новые лица для криминальных авторитетов в бегах. Человек, который привез Оуэнса в клинику, сказал, что какое-то время Венсан практиковал то же самое в Штатах, пока у него не изъяли лицензию за фальсификацию медицинских свидетельств.

Уолтер проникся уважением к доктору. В отличие от врачей, которых Уолтер помнил с детства, Герберт Венсан не был нелюдимым и отстраненным. Доктор, казалось, искренне заботился о благополучии Оуэнса и даже предложил ему остаться в течение периода заживления в отдельной комнате в пристройке клиники, чтобы не рисковать лишний раз, регистрируясь в гостинице.

– Вот, через пару дней можно будет выписываться, – Венсан снова улыбнулся. Уолтер запустил ком грязной марли в мусорное ведро.

– Со всем остальным – тоже порядок? Не нужно ли еще обезболивающего?

– Спасибо.

– Скажу Бетти, чтобы принесла вместе с обедом, – Венсан поднялся со стула. – Я приду через минуту, только принесу новое фото для паспорта.

Как Венсан и обещал, вскоре явилась его супруга, медсестра Бетти, и принесла поднос с буррито.

Помимо того человека, который отвез его к доктору, и четы Венсанов, Оуэнса никто не видел. Бетти редко заговаривала с ним и никогда не смотрела в глаза, когда приходила к нему в палату. Уолтер не мог понять, чем вызвано такое поведение: банальной робостью или тем, что Бетти узнала его по фотороботу ФБР. «Теперь это вопрос всего нескольких часов», – говорил он себе. – «Когда я уеду отсюда, узнать меня будет невозможно. Я сяду в самолет, и никто, никто не достанет меня».

v

Колорадо

Рысь ждала Атэра. Он должен был принести ей необходимое для задания оборудование. Она стояла у окна в кабинете Дэвида и смотрела на территорию комплекса. Осень вступила в свои права – и просторные открытые площадки между краснокирпичными корпусами были усеяны яркими осиновыми листьями.

Было обеденное время – на улице никого, не считая патрульных, будущих выпускников, обходивших территорию через неравные промежутки времени.

Движение привлекло внимание Рыси к жилому корпусу, где размещались курсанты помладше и где когда-то жила она, только-только поступившая из белфастского приюта. В углу площадки одиноко раскачивались качели. Рысь, точно под гипнозом, погрузилась в воспоминания, не в силах оторваться от мерного покачивания тонкой перекладины на цепочках. Тогда она была просто Кэссиди, еще не Рысь.

Она так любила скрипку, что после отбоя, когда отключали свет, она частенько сбегала из спальни в музыкальную аудиторию, которая находилась прямо за ее жилым корпусом. Акустика была великолепная, как и звукоизоляция, позволявшая Кэссиди часами играть, стоя посреди внушительной сцены, воображая, что зал полон ликующих слушателей.

Однажды, когда ей было одиннадцать, она встала ночью, чтобы продолжить тайно практиковаться, и увидела, как темные фигуры направлялись через всю территорию к корпусу, который называли «запретная зона». Кэссиди не разрешалось там появляться, но это место всегда вызывало ее интерес, ведь она видела, как ребята постарше и взрослые, которых она не знала, входили в здание в разное время суток. Она задавала вопросы учителям, но в ответ слышала, что это что-то вроде еще одного курса обучения, высшего, на который она непременно попадет. Такое объяснение совершенно не устраивало Кэссиди, и той ночью ее врожденное любопытство взяло верх. Короткими перебежками она пробралась к зданию по самым темным местам, памятуя о камерах и постовых, и пролезла внутрь через боковое окно. Она подозревала, что внутри тоже установлены камеры, и приняла все меры предосторожности, чтобы не быть замеченной.

Неслышно ступая по темному коридору, она заглядывала во все незапертые двери. В некоторых помещениях люди работали за компьютерами, в других, дальше вглубь корпуса, были как будто палаты лазарета, за ними – тренировочные залы. В одном из них, где пол был устлан гимнастическими ковриками из пенки, занимались курсанты постарше. В следующем был оборудован тир – и  мальчишки, почти ее сверстники, оттачивали навыки стрельбы из разных типов оружия. Все мишени были человеческими силуэтами.

Она впитывала новые впечатления, подобно губке, но нигде не задерживалась подолгу, пока не дошла до одного из  последних залов. Там женщина и двое мужчин метали ножи и фехтовали. Казалось, Кэссиди смотрела на них целую вечность, прячась всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Потом все трое ушли.

Убедившись, что никто из них не собирался возвращаться, Кэссиди зашла внутрь.

Освещение было приглушено, пол был застелен ворсистым ковролином, мебель практически отсутствовала, если не считать столов по стенам, где на бархате и коже лежали ножи. Еще была пара стеллажей с держателями для мечей и три привинченные к полу фигуры в человеческий рост, выполненные из сосны.

Внимание Кэссиди не могла отвести глаз от мечей. Ее тянуло к стене, где они висели. Клинки были самым красивым из всего, что ей доводилось видеть в жизни. Конечно, не считая ее скрипки.

Встав на цыпочки, она осторожно сняла один меч с крюков. Подняла его, точно готовясь к атаке, и ощутила себя такой могущественной, как будто превратилась в самого короля Артура. Только когда руки заныли от напряжения, Кэссиди нехотя вернула оружие на место.

Она сделала пару шагов к столу, где лежали ножи. Фантастическое разнообразие!

Она взяла обоюдоострый метательный с кожаной рукоятью и покачала в руке, оценивая его вес. Снова возникло чувство могущества. Она оглянулась на мишени, которыми пользовались взрослые, и на отметки на полу, откуда они бросали.

А смогу ли я? Она нутром чувствовала, что сможет. Конечно! – пришел мгновенный ответ из подсознания. У Кэссиди не было сомнений, что она должна была сразу же поразить цель.

Пытаясь имитировать то, как вставали другие, она подняла нож и крепко зажала его в правой руке так, что лезвие оказалось у нее почти за головой.

«Десятку» при выключенном свете трудно было даже разглядеть. Лунный свет, проникавший в окно, был слишком слаб, а тени от веток бродили по мишени, не давая сосредоточиться. Закрыв глаза, Кэссиди представила себе вожделенную точку в центре круга и напрягла все свои чувства так же, как когда пыталась повторить на скрипке услышанную где-то мелодию. Зажмурилась и сделала бросок. Тынк! В полной тишине желанный звук, с которым клинок вонзается в дерево. Кэссиди не удивилась. Она была горда собой. Вытащила нож, а потом стала пробовать еще и еще, с разных углов и с разного расстояния.

И хотя чаще всего она не попадала, некоторые попытки были удачными, нож оказывался на границе с «десяткой» или втыкался намертво в самый центр. Она приготовилась бросить еще раз, когда кто-то шепнул в самое ухо:

– Ты, малышка, хорошо себя показываешь, но можешь значительно лучше, – проговорил женский голос.

Кэссиди замерла, сердце бешено колотилось. Она не слышала, чтобы кто-то входил, а оглянуться не решилась.

– Держи вот так, – продолжила незнакомка и положила ладонь поверх ручонки Кэссиди, осторожно помогла той перехватить оружие. Женщина коснулась ног и плеч Кэссиди, помогая принять правильную позицию и держать нужную осанку.

– Теперь попробуй еще раз, только не закрывай глаза.

Кэссиди сделала бросок, безо всяких усилий отправляя нож в «десятку». Она рассмеялась от счастья и повернулась к незнакомке. Женщина сделала шаг назад, различить ее лицо в полутьме было невозможно. Кэссиди видела только силуэт.

– Вы, правда, думаете, что у меня хорошо получается? – спросила она, улыбаясь своей нежданной наставнице.

– У тебя, крошка, инстинкты убийцы, – ответила женщина.

– Покажите мне еще.

– Я не учитель.

– А кто же?

Незнакомка помедлила с ответом.

– Я та, кем когда-нибудь станешь и ты, – наконец, проговорила она.

– Но я хочу стать скрипачкой! – с гордостью сказала Кэссиди.

Еще одна долгая пауза, и женщина заговорила вновь. В голосе ее почему-то звучала грусть:

– Не важно, кем ты хочешь стать. Важно – кем ты станешь.

Прежде чем Кэссиди удалось решить эту шараду, незнакомка исчезла – так же внезапно и тихо, как появилась.

В коридоре, за дверью кабинета Атэра послышались шаги; Рысь, погрузившаяся было в воспоминания, пришла в себя, отвернулась от окна. Ее бывший учитель вошел и поставил у ног Кэссиди небольшую, но увесистую черную сумку.

Рысь когда-то немало времени проводила с начальником отдела боевой подготовки, для нее он был вроде дяди. И хотя Атэр обычно не позволял себе выделять любимчиков среди курсантов, он все же часто оказывался свободен и уделял ей время, когда Кэссиди нужны были индивидуальные, специальные занятия. Это было самым близким к выражению привязанности или эмоций вообще, в той форме, в какой они существовали в ОЭН.

– Думаю, тут все, что может понадобиться тебе, Рысь, – Атэр склонился над своим столом, где лежала распечатка спутниковой карты пограничного района около Ногалеса.

– Машину, которую угнал Оуэнс, нашли здесь, в нескольких милях от КПП. Неплохое место для пересечения границы, там же сплошная пустыня. А значит, скорее всего, на той стороне его встречали. Наверное, кто-нибудь из тех, кто поставлял ему девушек из Азии. Отыскать этих мерзавцев – это, пожалуй, лучшее, что ты можешь сделать. Кроме, конечно, поимки самого Оуэнса.

Из бокового кармана своих защитных брюк Атэр достал еще одну распечатку и передал Рыси.

– Это список известных нам борделей и стрип-клубов, чтобы тебе было с чего начать. Оуэнс не станет показываться на людях, раз повсюду висит его лицо. Он на какое-то время уйдет в тень, возможно, побудет у кого-то из этих людей, пока не уляжется шумиха. А еще он может попробовать изменить внешность. Еще одна интересная зацепка для тебя, проверь.

– У меня Рено уже работает над списком пластических хирургов в радиусе трехсот километров, – проговорила Рысь.

Он одобрительно кивнул.

– На базе ВВС Петерсон тебя ждет вертолет до Ногалеса, а там будет ждать машина. Пограничников снова поставили на уши, когда федералы поняли, что у них оказался не тот. Так что Бюро выделяет тебе сопровождающего из своих людей, чтобы ты спокойно перешла границу со всем своим арсеналом.

Атэр взглянул на часы.

– Уже должен быть готов твой паспорт. Посиди минутку, я сейчас приду.

Рысь выучила наизусть досье Уолтера Оуэнса и в деталях запомнила все, что на обсуждении сказал Монти. Для нее наступил важный момент. Она была готова.

Она знала, что могла быть более уверена в себе, чем когда бы то ни было, что найти этого маньяка было непросто, но время играло ей на руку. Терпения Рыси было не занимать. И, к счастью, у этого задания не было «кранего срока». Если для того, чтобы найти Оуэнса, ей пришлось бы перевернуть каждый камешек в пустыне, она была готова. Что угодно, лишь бы его выследить.

Девиз ОЭН звучал так: «Провал – не вариант». Рысь чувствовала, что начинала нервничать, но ее волнение было вызвано, скорее, счастливым ожиданием.

Перед отъездом у Кэссиди выдалось несколько свободных минут – она могла побыть наедине с собой и собраться с мыслями. Она воспользовалась возможностью сделать то, что всегда делала перед большими концертами: закрыла глаза и попыталась выбросить из головы абсолютно всё, чтобы ни одна эмоция не помешала совершенному исполнению.

 

Глава шестая

Ногалес, Мексика

Последний раз Рысь была в Ногалесе три года назад. За это время город заметно вырос и теперь являл собой нечто вроде мегаполиса захолустья с населением более трехсот тысяч жителей. Повсюду виднелись сувенирные лавочки с традиционной керамикой, сомбреро, чеканными блюдами, бумажными цветами и другими дешевыми сувенирами. Рыси показалось, что число лавочек увеличилось едва ли не вдвое.

Построили несколько фабрик, а уж ресторанчиков, баров и стрип-клубов открылось бесчисленное множество. Три года назад их можно было по пальцам пересчитать.

Рысь удивилась, когда увидела, что народу на границе немного – очередь из машин и пеших людей, выстроившаяся до КПП, была совсем не длинной. Американцы, скорее всего, последовали совету управления по туризму воздержаться от поездок в Ногалес в связи с возросшим числом случаев насилия, в том числе и среди бела дня. Связанные с наркобизнесом разбои, похищения и убийства были отнюдь не редкостью. И недавняя вспышка свиного гриппа, по-видимому, тоже произвела эффект – туристы не стремились в Ногалес.

Рысь изучала вечерний город, пока не стемнело – знакомилась с окраинами и пополняла список, который дал ей Атэр, новыми сомнительными барами, стрип-клубами и массажными салонами. Названия попадались, в основном, вроде «Эрос», «Похоть» и т.п. Когда Рысь вышла на улицу, проститутки уже заступили на посты, почти все местные и через одну малолетки. Когда на Ногалес спустилась тьма, несколько десятков девиц уже дежурило на углах, зазывая клиентов.

Рысь и прежде видела бедность и проституцию, она знала, как часто одно влекло за собой другое. Ей и прежде попадались на глаза «папики». Сутенеры, одинаковые во всех странах, суетились возле своих девиц, торгуясь о цене их тел. Вот только тела эти обычно не были детскими. Но здесь… косметика и вульгарное шмотье не могли скрыть прискорбный факт: юность этих подростков была украдена, их невинность была втоптана в грязь.

И Рысь знала, что стремительно обостряющаяся во всем мире проблема детской проституции вовсе не была связана с низким социальным положением. Только в США, по разным оценкам, от трехсот до восьмисот тысяч детей и подростков вовлечено в проституцию, В основном девочки от девяти до семнадцати, и вовсе не из числа оторв, сбежавших из дома. Множество интернет ресурсов, специальных чатов и групп в социальных сетях позволяют нечистым на руку людям, заманивать подростков и делать на них свой грязный бизнес. И вычислить их практически невозможно.

У Рыси рефлекторно сжались кулаки, когда она увидела, как «папик» толкал тощую девчонку в объятия только что расплатившегося клиента. Больше всего на свете Рысь хотела подойти к этим мерзавцам и стиснуть их за яйца. Показать им хоть небольшую часть той боли, которую испытывали их жертвы, просыпаясь каждое утро с мыслью о том, что их ждет еще один жуткий день, продолжение их физического и морального разложения. Если бы Рысь не была на задании, она поддалась бы порыву, задала мерзавцам трепку, именно так, но сейчас заниматься восстановлением справедливости было не время и не место. Пришлось отсечь эмоции, которые могли навредить ходу операции.

Рысь на мгновение прикрыла веки – ярость и тоска уступили место решительности и ледяному спокойствию. Как часто окружающие принимали это напускное спокойствие за безразличие. Сейчас это играло ей на руку.

Рысь пока не увидела среди уличных проституток ни одной азиатки, поэтому притормозила в квартале, славившемся самым большим числом стрип-клубов и располагавшемся в считанных метрах от границы.

Ее длинные светлые волосы и типичный для американской туристки наряд – кроссовки, джинсы, простая майка, модный кожаный рюкзак и косуха – мгновенно привлекли внимание одного из продажных мальчиков. Парень подскочил к Рыси, едва она вышла из машины. Как и большинство ему подобных, он вряд ли был старше пятнадцати и крайне плохо одет – какие-то обноски на пару размеров больше, да еще и отчаянно нуждавшиеся в стирке. В голосе мальчишки слышалась безнадежность:

– Эй, симпатичная дамочка, чего Вы хотите сегодня? – затянул он, увиваясь за ней. Рысь не оглядывалась. – Я могу Вас развлечь. Мальчики, таблеточки – все, что пожелаете.

Еще двое материализовались рядом, пытаясь привлечь ее внимание. Один из них был постарше и более напористый.

– У меня все самое лучшее. Вы получите все, что пожелаете.

Это были просто несчастные оборванцы, не более. Получить от них полезную информацию было невозможно.

Рысь молча прошла мимо них – она направлялась в первый клуб «Наваждение», темное место, где звучал тяжелый рок, а тесный зал поливали прерывистым светом слепящие стробоскопы. Мексиканские девицы разной степени обнаженности извивались на длинной сцене или исполняли приватные танцы в темных закутках по периметру зала. На специальной подсвеченной площадке стояли высокие стулья, на которых сидели девицы с прилепленными к телу номерами в ожидании, когда их закажут и отведут в задние комнаты. Рысь взяла «колу» и села к стойке, к ней сразу подскочили услужливые сутенеры, которых она предпочла отшить. Минут через десять она уже поняла, что к чему. Ей пора было двигаться дальше.

Это повторилось еще в четырех стрип-клубах; от однообразия происходившего у Рыси раскалывалась голова. Пока она видела совсем немного иностранных проституток, и они, казалось, были сравнительно довольны судьбой.

Шестое заведение оказалось более интересным. Здесь порядки были попроще. Обычно сутенеры совершали сделку до того, как клиенту показывали товар, а здесь было больше туристов и девицам разрешали торговаться с клиентами самостоятельно.

Было около часа ночи, и большинство посетителей в зале уже были в сильном подпитии. Рысь заметила, что американцы могли позволить себе уединиться в приватной комнате практически с любой девочкой, тогда как, местным это частенько оказывалось не по карману. Если кому-то из стриптизерш удавалось самой снять клиента, сутенеры не вмешивались, но от их неусыпного контроля деться было некуда. Казалось, каждая девица знала, где ее «папик» и как нужно себя вести, чтобы он был доволен. Если клиент слишком долго думал, девочки должны были быстро переключаться на следующего. А если клиент начинал создавать проблемы, «папик» угрожал ему или просто вышвыривал из заведения.

Рысь сидела у стойки, изучая иерархию и порядки в  заведении, когда к ней подошел один из сутенеров. Он наклонился так близко, что Рысь отчетливо ощутила застарелый запах пота.

– Красавица, чего тебе хочется?

– Выпивки, – ответила она и сделала такой жест, как будто поднимала тост.

– А ты здесь с друзьями или сама по себе, совсем одна? – улыбнулся он и добавил: – ему нравится, когда ты смотришь или участвуешь? Или и то, и другое?

– Со мной никого нет, и девочками я не интересуюсь. По крайней мере, не вашими, – Рысь изобразила свою лучшую, самую сексапильную улыбку.

– Если эти тебе не по вкусу, у меня есть очень хорошие деточки, – он указал на девиц, кривлявшихся на сцене. – Только скажи Хосе, что именно тебе нравится, а уж он доста-а-анет тебе что угодно.

И тут Рысь увидела то, что искала. Молоденькая азиаточка, лет шестнадцати максимум присела к стойке в дальнем конце бара. Она пыталась делать вид, что ее интересуют клиенты, но Рысь поняла, что ей это давалось с трудом. Яркий луч стробоскопа выхватил из полумрака печальное лицо девочки – и Кэссиди увидела на щеке китаянки зеленоватый кровоподтек.

– Спасибо, Хосе, но я, кажется, нашла то, за чем явилась, – она кивнула на несчастную азиатку.

– Вот она? Это девица Педро, – с удивлением и разочарованием отозвался сутенер. – Я тебе найду лучше. У него всегда какие-то не наши и побитые.

– Педро руки распускает, я так понимаю? – спокойно уточнила она, точно ее совершенно не задело услышанное.

– Si. И он не против, если даже клиент попортит товар. Когда хорошо платят, он разрешает делать все, что угодно, – Хосе нахмурился и покачал головой. Он явно не одобрял методы работы своего конкурента. – Только хуже для его же дела, ведь они уже не могут найти себе клиента, но ему по барабану. Хм, но мои-то девочки всегда отлично выглядят и все на 100% мексиканки.

Рысь взяла со стойки свой бокал и встала.

– Было приятно поболтать, Хосе. Извини, я пойду.

– Делайте, как знаете, дамочка, – он пожал плечами и отступил на шаг. – Если передумаете, я всегда здесь.

Рысь прошла до конца стойки и остановилась возле девицы. Та вздрогнула, когда Рысь поставила на стойку свой бокал.

– Э, все в порядке, я тебя не трону.

– Я никогда раньше не… не была с женщиной, – проговорила девица.

– Я тут не ради секса, – улыбнулась Рысь. – Меня зовут Лорен, а тебя?

– Мария, – ответила девица, глядя на Рысь с большим подозрением.

– Я посижу тут, выпью. Было бы очень мило, если бы ты составила мне компанию, Мария. – Рысь нарочно сделала особый акцент на имени, которое, разумеется, было не настоящим.

Азиатка нервно оглянулась на своего «папика».

– Но мне надо поскорее возвращаться к работе.

– А я тебе заплачу за то, что ты просто посидишь и выпьешь со мной. Расслабимся, поболтаем. Больше ничего.

Рысь положила двести долларов на стойку перед девочкой.

Та на деньги не отреагировала.

– Боссу не нравится, когда я болтаю.

– А тебе и не нужно ничего говорить. А если что-то и скажешь, то зачем ему знать? Мы пойдем в приватную комнату, он будет думать, что ты делаешь то, за что тебе платят.

– Почему? – подозрительно спросила девица.

– Я раньше занималась тем же самым. Я знаю, что это такое, когда эти козлы поднимают на тебя руку, – солгала Рысь.

Девочка уставилась на нее, выкатив глаза от удивления.

– По тебе не скажешь.

– Внешность обманчива, – делая грустное выражение, отозвалась Рысь. – Но, блин, благодаря этому я попала в колледж.

«Мария» начала понемногу расслабляться, Рысь не без радости отметила это про себя.

– Ладно, дамочка, я пойду с тобой.

Она взяла деньги и помахала ими «папику». Рысь видела, как тот кивнул. Она с трудом удерживала себя от того, чтобы ответить ему хищной ухмылкой. Конечно, он думал, что сделка состоялась в полной мере.

Рысь заказала бутылку текилы и прошла за девицей в одну из приватных комнат за сценой. Темная каморка, из всей мебели – только кушетка, источавшая запах секса и немытых тел. Первые несколько минут они сидели рядом на постели, Рысь рассказывала о своем, так сказать, сомнительном прошлом в этом бизнесе и о том, как ей удалось с этим порвать. Она все время подливала текилу в стаканы, и скоро язык у девочки все же развязался.

«Мария» начала неумело ругаться, проклиная своего босса и клиентов, рассказывая попутно о том, сколько боли пережила. Она говорила о том, как дома ее ждали родители, надеялись, что она будет высылать им деньги. Рысь терпеливо слушала, ожидая удобного момента, чтобы задать свои вопросы.

Когда девица выложила как на духу всю историю своей жизни и готова была пристыжено замолчать, Рысь спросила:

– А как ты попала из Дацитанга сюда? Не ближний свет.

– На корабле. Они мне сказали, что повезут в Америку, что я стану там офисанткой, буду помогать мою семью, – она замолчала и взглянула на свой пустой стакан. Рысь налила еще.

– Они сказали, что повезут в Америку, – повторила она. В голосе девочки звучала невыносимая горечь. – Но они передумали. Теперь говорят, сьто я поеду туда серез месяц или, может, серез год. Они все врут. Они говорят, я должна снасяла заработывать достатосьно денег, но, когда я спрасиваю, сколько есе, всегда оказывается недостатосьно.

Рысь искренне жалела девочку. Заданий, связанных с торговлей людьми и сексуальным рабством, Рыси еще не попадалось, и она впервые осознала, насколько это зло растлевало не только тело, но и разум, и душу. Это было отвратительно, хотя Рысь понимала, что для личных эмоций было не время и не место, – неправильно было позволять переживаниям затуманить рассудок. Рыси предстояло немало работы, и это была ее первая «сольная» операция. Так много нужно было доказать. Рысь была к этому готова.

– А мне теперь все равно, какая там Америка… – голос девицы «поплыл». – Я хочу домой, в Китай, к моим родным и друзьям. Девсёнки тут все ненавидивают меня. Говорят, сьто моя цветная задниса всех клиентов у них украла, – глаза китаянки наполнились слезами.

– Может, я тебе помогу, Мария.

Рысь погладила ее по руке.

– Меня Хао зовут, – призналась проститутка, застенчиво улыбаясь в ответ. – А как зе ты мне помозесь?

– Я поговорю с теми, кто тебя сюда притащил, попробую убедить их отвезти тебя обратно. Ты помнишь, куда тебя привезли сначала?

– Они мне глаза завязывали.

– А можешь сказать, что они делали потом, Хао?

– Они меня и еще двух девчонок посажали в масину. Я все еще ничего не видела. А масине были два мужика есе.

– Они тебя в Ногалес привезли?

– Нет. Они нас три дня держали в доме.

– А ты помнишь, где?

Девочка нахмурилась, покусывая губу, явно огорченная, что не могла дать больше полезных деталей. У нее вдруг начала дергаться нога, коленка подпрыгивала от нервного тика. Девочка все силилась что-то вспомнить. Рысь протянула руку, положила теплую ладонь за колено девочки. Подрагивание прекратилось.

– Ладно, ничего страшного, если не помнишь. А сколько примерно вас везли в машине?

– Первый раз недолго. Может, двадсать минут. А когда они взяли меня из тот дом и привозили в здесь, гораздо дольсе. Пять или сесть сясов, думаю.

– Я еще кое о чем спрошу, хорошо?

– Хоросо.

– Когда вы были в том доме целых три дня, у тебя тоже все время были завязаны глаза?

Хао помотала головой.

– Они развязывали мне глаза, когда мы были в дом.

– А ты не помнишь их лица или имена? – спросила Рысь.

У девочки загорелись глаза.

– Один был маленький мексиканес. Имя не знаю. Другой мужик больсой, волосы у него, как огонь. Я такие волосы никогда не видела. У него смесное имя. Не мексиканес, не американес.

– Ты умная. Не зря тебя так назвали.

Хао улыбнулась, поняв, что Рысь знала, что значило ее имя.

Момент счастья длился совсем недолго.

– Босс узнавает, сьто я тебе сказала это, он меня тогда убивает.

– Он не узнает.

Рысь поднялась и потянула девочку за собой. Сначала девочка испуганно отступила на шаг, а потом подчинилась, – и Рысь поняла, какое перед ней было хрупкое и ранимое дитя. Рысь была ростом метр семьдесят, и сантиметров на двадцать выше девочки. Когда она положила руку на затылок азиатки, та отшатнулась.

– Я тебе ничего не сделаю, – пообещала Рысь. Девочка успокоилась. Тогда Рысь запустила пальцы в длинные черные волосы китаянки, приводя прическу в полный беспорядок, потом убедилась в том, что короткая юбочка и черный топик тоже выглядели достаточно мятыми.

– Мы же хотим, чтобы он думал, что я получила то, за что заплатила, так? – Рысь подмигнула, и растрепала себе волосы, сбила футболку.

– Ты вернесьса за мной?

– Я постараюсь, – Рысь повернулась к двери и потянулась, чтобы отпереть, когда девочка окликнула ее:

– Лорен!

Она обернулась.

– Будь осторозьна, – предупредила Хао, в глазах ее был страх, – эти люди… у них пистолеты. Они опасность.

Рысь открыла дверь.

– Я тоже, – прошептала она, пропуская Хао вперед. Они направились к бару.

v

Джек полетела в Таксон на деньги, полученные от Юрия Драшева в качестве аванса. Она взяла себе билет в бизнес-класс. Не удивительно, что симпатичная стюардесса, тоненькая блондинка, понимающе улыбнулась и удивленно покачала головой, когда Джек заказала «пина колада» с тремя вишенками. Джек ведь выглядела так, словно только что из седла мощного мотоцикла – на ней был черный кожаный комплект – косуха и клепаные брюки, черная же футболка и громадные сапоги на толстой подошве. Джек вся состояла из противоречий, и никому не удавалось с первого взгляда составить о ней верное впечатление.

Пару дней назад Джек остригла свои длинные черные волосы и теперь носила короткий, но достаточно женственный «сэссон», ее стригли лезвием – модная тенденция художественного беспорядка на голове – общую строгую линию тут и там нарушали выбивавшиеся пряди. В этом было что-то небрежное и сексуальное одновременно.

Без пистолета Джек чувствовала себя голой, но при ее работе от стволов постоянно приходилось избавляться, так что Джек решила обзавестись новым по прибытии в Мексику. А пока она попивала коктейль и обдумывала план.

Перед вылетом из Нью-Йорка она позвонила одному из самых высокопоставленных знакомых в Бюро, специальному агенту Скотту Фэлпсу. Он возглавлял один из отделов штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. За ним числился должок, а еще у него был высший уровень доступа, поэтому Фэлпс с радостью предоставил ей все, что было у Бюро по Уолтеру Оуэнсу. Она знала, что последними жертвами «охотника за головами» были сплошь нелегальные иммигантки из стран Юго-Восточной Азии, скорее всего, заказанные через интернет при помощи так называемых сайтов «подбора невест». И, скорее всего, их протащили в страну через мексиканскую границу.

Хм, если бы мне пришлось пересекать границу с Мексикой пешком, мне понадобился бы кто-нибудь на другой стороне, кто бы меня подобрал. Интересно, кто бы не отказал мне в этом, если исходить из того, что у таких людей, как я, нет друзей? Впрочем, у таких людей, как этот психопат, друзей еще меньше.

В такой ситуации оказать Оуэнсу услугу, очевидно, могли только люди, каким-то образом с ним связанные, например, переправлявшие в Америку его «невест».

Джек взяла в аренду машину, пересекла границу и направилась в сторону туристического центра Ногалес. Она вышла в город как раз к заходу солнца. Джек шла по темной улице, не обращая внимания на пристававших наркоторговцев и продажных парней. Достав мобильный, она набрала номер русского мафиози.

– Юрий, мне нужны кое-какие номера и имена в Мексике. Ну тех людей, которые поставляют тебе девочек.

– Джек, тебе бы лучше быть осторожнее, когда ты звонишь с такими вопросами, – Драшев был раздражен. – Сначала убедись, что я говорю по защищенной линии.

– Да я знаю, что ты на защищенной линии, – она хотела прибавить «идиот», но удержалась. – У тебя же есть определитель, а номер я тебе свой дала.

Джек купила новый номер, специально для этой работы, как она делала всегда.

– И все же…

– Но ты ведь не позволил бы кому-то другому поднять трубку на мой звонок, правда?

В ответ тишина.

– А почему ты думаешь, что у меня есть такие контакты? – спросил Драшев, меняя тему. – И зачем они тебе?

– Ответ на первый вопросы ты знаешь, – сказала она, давая понять, что была в курсе того, чем он занимался. – А нужны они мне потому, что, похоже, ты не избегаешь и контрабанды товаров с маркировкой «Ж». Кто ж знал, что у тебя с серийным убийцей столько общего? Все, хватит время тянуть.

Получив то, что ей было нужно, она закрыла телефон и пошла дальше.

– Составить тебе компанию? – спросила ее какая-то шлюшка и высунула трепещущий язык, поясняя, что у нее на уме.

– Не сегодня, – отозвалась Джек. – Где твой abadesa, красотка?

Девица указала на машину, припаркованную на другой стороне улицы. Побитый седан, весь кузов которого был поеден ржавчиной. Когда Джек приблизилась, из машины вышел «папик».

– Que pasa, gringa? – устало спросил он.

– Вот шестьсот баксов, – бросила она, вложив хрустящие купюры ему в руку. – Мне нужен ствол.

 

Глава седьмая

Гуаймас, Мексика

В жаркий полдень Джек сидела под навесом в уютной таверне и наслаждалась прохладой. В просветах между домами на другой стороне улицы виднелось море и порт с бесчисленными рыболовецкими суденышками. Солнечные лучи рассыпали по воде алмазные блики, отражаясь от хромированных деталей прогулочных катеров и яхт.

Джек поставила опустевшую кофейную чашечку на газету – на столе лежала открытая «USA Today». Абсолютно типично для туристки.

Драшев дал Джек имя и номер своего «партнера по бизнесу», который мог ей помочь. Когда, позвонив, она упомянула в разговоре пахана, голос на другом конце провода назвал ей координаты таверны и сказал, что к ней подойдут.

Человек, которого послали с ней встретиться, приехал вскоре после самой Джек, но далеко не сразу вошел в заведение. Вместо этого мексиканец вышел из машины и закурил, опираясь на капот. Джек мгновенно его вычислила. Он выглядел как любой другой местный во время обеденного перерыва, но слишком уж часто бросал в сторону Джек изучающие взгляды. Она заставила себя проявить терпение и дождаться, когда он сделает первый шаг.

В кафе напротив было полно народу: благодаря удобному расположению прямо на берегу, туда постоянно заходили работники порта и отдыхающие с остановившихся в Гуаймас круизных лайнеров. Джек как раз собиралась с деловым видом перелистнуть страницу, продолжая изображать чтение газеты, когда увидела, как в кафе зашла симпатичная блондинка. Она искала свободный столик на улице. Девушка была от Джек в каких-нибудь двадцати метрах. Джек прищурилась, чтобы рассмотреть ее получше.

– Тоже мне шутки… – пробормотала она, не веря своим глазам.

Официант с подносом загородил Джек обзор:

– Мисс, я могу принести Вам еще кофе?

– «Пина колада», три вишенки, – нетерпеливо бросила Джек, выгибая шею и свешиваясь со стула, чтобы не потерять девушку из виду.

– Мы такое не подаем, мисс, может быть, Вы…

– Может быть, Вы уже отойдете, а? – оборвала его Джек. – Просто местного пива, пожалуйста.

Воспоминания нахлынули так стремительно, что у Джек закружилась голова. Так близко она не видела Кэссиди Монро уже несколько лет, но у нее не было сомнений, что это та самая девушка, о которой она впервые заговорила с Монтгомери Пирсом лет десять тому назад.

Последний раз Джек довелось столкнуться с ЭТС два года назад, и это была Лука Мэдисон aka Домино. Та встреча едва не стоила Джек жизни. Тогда она работала на сенатора Терренса Барроуза, сомнительного кандидата в президенты, обладавшего, ко всему прочему, огромной властью. Сенатор пытался раздавить ОЭН. Для Джек то задание оказалось немыслимым провалом. Вмешалась Домино – и чуть было не вынудила Джек убить собственного клиента. К счастью, репутация ее не пострадала: Барроуз оставил в тайне факт ее участия в операции.

Последний раз Джек удалось так близко подойти к Кэссиди в штаб-квартире ОЭН в Колорадо. Они никогда не были представлены друг другу – ни формально, ни как бы то ни было еще – да и пересекались крайне редко: Джек окончила учебу раньше, чем Кэссиди перевели в здание старших курсов. Но Джек приглядывалась к девочке с того самого дня, когда увидела ее впервые, Кэссиди тогда было всего одиннадцать.

Ее потенциал был заметен уже тогда; Джек сразу дала Монти знать о своих соображениях насчет врожденного инстинкта убийцы у крошки Кэссиди.

С тех самых пор Джек наблюдала, как росла Кэссиди, как она превратилась в красивую женщину и способную оперативницу. Всякий раз попадая в штаб-квартиру ОЭН – приехав на обсуждение или за новым заданием, Джек заходила взглянуть на своего белокурого ангела. Случалось, она пересекала всю страну, а иной раз и летела через Атлантику, чтобы послушать, как Кэссиди играет на скрипке. Уже в восемнадцать талант и мастерство Кэссиди признавали лучшие музыканты. Последний раз Джек видела ее около года назад, и то с большого расстояния. Со своего места на балконе она могла только по инструменту и цвету волос выделить Кэссиди среди других музыкантов в оркестре.

А вблизи… Джек ее не видела уже лет восемь. Она ждала распоряжений по тому роковому заданию, которое было для нее последним как для оперативника ОЭН, стояла у окна кабинета Монти Пирса и смотрела, как на площадке у гимнастического зала тренировали группу старших курсантов. Она рассмеялась, увидев, как Кэссиди шлепнула по заднице своего инструктора Дэвида Атэра – и, между прочим, ей это сошло с рук.

И теперь вот она – на той стороне улицы. Еще более обворожительная, чем помнила ее Джек, и уж наверное намного более опасная.

Что привело тебя сюда, Кэссиди? Джек подвинула свой стул так, чтобы за колонной ее не было видно из кафе напротив, но при этом ничто не преграждало обзор тому, с кем она должна была встретиться. С какой целью ты здесь? Задание? Развлечения?

Джек интересовалась Кэссиди не столько потому, что ее обязывала работа или нужно было знать, каковы планы ОЭН, сколько по личным причинам. Что-то в Кэссиди всегда интриговало, привлекало ее, и это притяжение стало лишь сильнее, когда Джек увидела, в какую роскошную женщину превратилась Кэссиди. Ей сейчас, должно быть, около двадцати пяти… Некогда талантливый белокурый подросток, Монро расцвела, теперь это была сногсшибательная красотка с высокой округлой грудью и чувственными губами, созданными для поцелуев. Она была на пике физической формы – рельефные бицепсы, идеально плоский живот и подтянутые ножки, стройные и, что называется, «от ушей».

Джек искренне наслаждалась этим зрелищем и даже немного расстроилась, когда человек, который ее изучал, выбросил окурок и, наконец, направился к ее столику. Мексиканец средних лет, с лицом, изрытым темными кратерами шрамов от угрей.

– Почему Вы ищете Энрике?

– Я уже говорила, что меня нанял его русский друг, чтобы я кое-кого отыскала. Все остальное Вашего босса не касается.

Мужчина окинул ее презрительным взглядом.

– Нет, gringa, лучше говори начистоту. Он в игры не играет и не дает пощады лгунам.

– Мой человек.

Он поднялся, собираясь уходить.

– На этом месте завтра в шесть. Я отведу тебя к нему.

Во время этого краткого разговора Джек наблюдала за Кэссиди боковым зрением. К своему огорчению, Джек заметила, что не она одна отдавала должное красоте девушки. Больше половины мужчин и значительная часть женщин тоже не могли оторвать взгляда от Кэссиди, а парни, проходившие мимо кафе, сворачивали шеи и замедляли шаг.

Увидев, как Кэссиди завязала разговор с кем-то из местных, улыбаясь ему приветливой и многообещающей улыбкой, Джек почувствовала, как у нее затрепетало внизу живота. И тогда она поняла, как давно и как капитально запала она на эту девочку.

Джек столько лет ничего ни к кому не испытывала, и так к этому привыкла, что теперь не знала, что делать с эмоциями, вызванными появлением Кэссиди. Джек привыкла не доверять инстинктам. По крайней мере, когда это касалось женщин. Много лет назад она думала, что нашла любовь, и это заблуждение едва ее не погубило. Джек искренне жалела об этом, стоило лишь вспомнить, каким болезненным был процесс заживления ран – как физических, так и душевных. До встречи с Ванией в том клубе в Иерусалиме, женщины в ее постели менялись каждую неделю. Но потом потребность в этом отпала на целых восемь лет. Как и надежда на возвращение к нормальной жизни. Как и надежда однажды обрести счастье.

v

Рысь устало потерла глаза и подавила зевок. Она ждала кофе. Она позволила себе всего пару часов сна после того, как вышла из клуба в Ногалесе. Рысь не могла медлить, поэтому поскорее села за руль, чтобы к утру покрыть расстояние до Гуаймас. Дорога была просто ужасная и отняла добрых пять часов. Это совпадало с временем в пути, о котором накануне говорила Хао. Поблизости не было других мощных портов, куда могли заходить огромные грузовые корабли. А именно на таких прибывали нелегальные иммигранты из Китая, Тайланда, Камбоджи – словом, с другой стороны Тихого океана, впрочем, равно как и из любого другого места.

Рысь не могла избавиться от чувства, что за ней наблюдают, хотя она сделала все возможное, чтобы выглядеть как обычная американская туристка, только что сошедшая с трапа круизного лайнера. На ней были шорты цвета хаки, темно-синий простенький топ и кроссовки. Свои длинные волосы она забрала в высокий хвост, чтобы не было жарко. Она достала дешевенькую книжонку из сувенирной холщовой сумки, купленной в паре шагов от кафе, и стала делать вид, что увлечена чтением. Большие солнечные очки прекрасно скрывали тот факт, что на самом деле ее внимание было приковано к местным мужчинам, входившим и выходившим из таверны напротив, а также обедавшим в кафе.

Она видела нескольких рыжеволосых, но пока ни один не подходил под описание, которое дала ей девица из Ногалеса. Все рыжие, попавшиеся на глаза, скорее всего, были американскими туристами – соответствующий вид и, конечно, камеры на шеях.

Первым пунктом назначения в то утро был сам порт, но там, к удивлению Рыси, вокруг грузовых судов практически ничего не происходило. Ей удалось поговорить с одним рыбаком, выгружавшим свой улов. Рысь узнала, что в такое время большинство работников порта уходит на обед. А лучшим местом, по словам рыбака, было кафе «Касада» всего в паре кварталов оттуда.

Рысь решила сесть в кафе напротив, откуда хорошо просматривалась вся улица. Как и всегда, она привлекала восхищенные взгляды представителей обоих полов. Блондинки для местных были диковиной, поэтому Кэссиди, сама того не желая, привлекала еще больше внимания, чем обычно. Она умела игнорировать нежелательное внимание к своей персоне.

Конечно, сама она ценила женскую красоту, причем высоко, когда дело касалось сексуальных потребностей. Но ее взгляд никогда не останавливался подолгу на проходящих мимо женщинах. В то время как к ней самой жадные взгляды прилипали постоянно.

Минут через двадцать в кафе зашел дюжий мексиканец – косая сажень в плечах – с огромными бицепсами. Он хрипящим басом окликнул девушку за кассой, точно старую знакомую, и сделал заказ на испанском. Свое блюдо с буррито и пиво он отнес за соседний столик, Рысь в этот момент кокетливо сняла очки и широко улыбнулась, подняв взгляд на верзилу.

– Американка? – улыбнулся он в ответ.

– Ага. Тут у вас красиво.

– Si. Первый раз в Гуаймас?

– Именно. Вчера приехала. Бросила сумку в отеле и прогулялась по паре барчиков… до утра.

– Хорошо время провела?

– Это точно. И даже этого клевого чувака встретила. Собственно, я тут из-за него. Он сказал, что часто тут бывает и что мы обязательно пересечемся, если я зайду. Но я его еще не видела.

Улыбка мужика увяла, когда он понял, что роскошная блондинка интересуется кем-то другим. Но держался он приветливо.

– Он часто тут появляется?

– Да, он так сказал. Это же «Касада», так? – Рысь взглянула на вывеску у входа.

Мужик кивнул и прихлебнул пива.

– Как зовут твоего друга? Может, я его знаю.

Она опустила голову и сдавленно хихикнула, потом глянула на верзилу с застенчивой улыбкой.

– Хреново, конечно… Но за громкой музыкой, я не расслышала. А к концу вечера было уже как-то стыдно переспрашивать. Как бы то ни было, у него такое смешное имя…

Мексиканец заржал. Скорее всего, над ее детской непосредственностью и прямотой.

– Ну, он такой большой и рыжий, – сказала она. – Все, больше ничего не помню. Ни о чем не говорит?

Улыбка мгновенно исчезла с лица мексиканца, он опустил взгляд в свою тарелку. Рысь потупилась.

– Нет, прости. Я его не знаю, – он доел свой буррито, не сказав больше ни слова.

Когда Рысь встала, чтобы пройтись еще раз вдоль доков, мужик, наконец, посмотрел ей в глаза:

– Думаю, тебе лучше забыть об этом парне. Ты, вроде, девочка хорошая. Оторвись тут по полной и езжай-ка домой.

Она потянулась за сумкой.

– Спасибо, мистер. Досвиданья.

Если раньше Рысь была не вполне уверена, то теперь сомнений не оставалось. Конечно, этот мужик знал того, кого она искала.

v

Когда ее белокурый ангел выпорхнул из кафе, Джек снова ощутила томительное любопытство, отозвавшееся приятной тягой внизу живота. Она смотрела, как светлый хвост раскачивался из стороны в сторону в такт движению крутых бедер.

Джек поднялась и последовала за Кэссиди, держась на безопасном расстоянии.

 

Глава восьмая

Мокорито, Мексика

Уолтер Оуэнс улыбался. Он разглядывал свой новый паспорт. Лицо на фотографии в подложном документе ни капельки не походило на то, которое Уолтер раньше видел в зеркале, если не брать в расчет расположение шрама и его величину. Единственное, что напоминало о перенесенной недавно пластической операции – небольшая гематома под носом, но ее легко было принять просто за неудачно легшую тень. На Оуэнсе были контактные линзы синего цвета и очки, волосы он выкрасил в темно-каштановый. Полная неузнаваемость.

Конечно, Уолтеру повезло, что он попал к Венсану, прекрасному хирургу с уникальным опытом полного преображения и, кроме того, ценными связями. Друзья доктора сделали Оуэнсу новый паспорт – неоценимая помощь в его ситуации.

Он все еще не мог привыкнуть к тому, каким стал. Он с ностальгией вспоминал свои привычные серые рубашки и черные брюки, но теперь приходилось отказаться от всего, что могло связывать его с прошлой жизнью. Уолтер засунул паспорт в задний карман новых коричневых брюк модного кроя. Он стоял у окна своей реабилитационной палаты и ждал, когда в доме Венсанов, через дорогу, погаснут огни. Оуэнс заставил себя подождать еще час, чтобы убедиться, что доктор и его жена заснули, и только потом вышел из палаты и зашагал по коридору клиники.

Уолтер не волновался за то, что контрабандисты, которые помогли ему бежать в Мексику, могли выдать его властям, ведь это поставило бы под угрозу их собственный бизнес. Но Уолтер не хотел оставлять  в Мокорито свидетелей, тем более тех, кто знал о его смене внешности.

К счастью, кроме Венсанов ему не о ком было беспокоиться. О таланте доктора знало очень ограниченное число людей, а прибегнуть к его услугам можно было только по предварительной записи, так что в период восстановления Уолтер был единственным пациентом. Венсаны предприняли массу предосторожностей, чтобы защитить Оуэнса. Доктор ездил за новой одеждой для него и краской для волос в Кульякан, за сто километров от Мокорито. Венсан даже сам сделал снимок для паспорта. Но Уолтер не мог позволить доброте доктора поставить под угрозу свой образ жизни и свободу. Оуэнс сумел изменить внешность и манеры, но его стремление творить и намерение стать тем, кем сделать его могли только маски, никуда не делись. Эти стороны его личности не имели отношения к произошедшим переменам. Между тем, именно это двигало Уолтером все прошедшие годы. Его лица нужны были ему как воздух. Без них все теряло смысл.

Он направился прямо в операционную, зная, что найдет там все, что ему нужно. Потом он бесшумно покинул здание через боковой вход. Как он и ожидал, парадная дверь дома Венсанов была заперта, поэтому Уолтер обошел дом. Окно по той же стене, что и задняя дверь, было приоткрыто, и в свете полной луны он видел, как колыхались от легкого ночного ветра полупрозрачные занавески.

Скрываясь за стеной, он заглянул внутрь. Доктор и его супруга – едва различимые силуэты под покрывалом – лежали в постели, до них было не более пяти метров. Уолтер слышал, как кто-то из них храпел. Медленно открыв раму, он влез в окно и, обогнув кровать, приблизился к спящей Бетти, одновременно вынимая из кармана скальпель. Уолтер прикрыл ей рот ладонью в латексной перчатке и одним точным быстрым движением полоснул женщине по сонной артерии. Пульсируя, из раны полилась теплая кровь, но Бетти не шелохнулась, не издала ни звука.

Оуэнс на цыпочках подошел к другой стороне кровати. Венсан открыл глаза, но был еще в полусне.

– Простите уж, доктор, но я больше рисковать не могу, – прежде, чем тот ответил, Оуэнс рассек ему глотку точно так же, как только что его жене. – И потом, понимаете, мне ведь нужны мои лица... – добавил Уолтер. В голосе звучала тоска.

Он вышел из спальни и направился в кабинет доктора. Компьютер на столе работал. Уолтер прошелся по всем недавним документам и удалил информацию, которая имела к нему отношение, включая трехмерные модели новой внешности, после процедуры. Оставалось отыскать камеру, которой доктор снимал его на документы. Но, даже переворошив весь кабинет, Оуэнс, вооруженный карманным фонариком доктора, не мог ее найти. Крайне расстроенный, он проверил кухню и гостиную – с тем же результатом. Вернувшись в спальню, Уолтер заглянул в комод, в платяной шкаф и даже под кровать. Он искал. Искал и все время повторял один и тот же вопрос: «Где камера? Так где же твой фотоаппарат, док?» Как будто тело Венсана не остывало в тот момент в пропитанной кровью постели, как будто доктор отвечал ему, и все невпопад.

На лбу Уолтера выступил холодный пот. Время поджимало. Он смог договориться о раннем вылете из Кульякана, а это в ста километрах к югу. Когда Венсана  хватятся, Оуэнс хотел быть как можно дальше от Мокорито.

Скорее всего, фотоаппарат был в клинике. Прежде чем покинуть дом, Уолтер забрал у доктора бумажник, ключи от машины и кое-что из украшений, чтобы все походило на ограбление. А еще Оуэнс зашел на кухню – проверить, вся ли посуда вымыта.

Он вылез через окно и вернулся в клинику тем же путем, что пришел.

Оуэнс, дрожа, рыскал на столе доктора в его рабочем кабинете. В нижнем ящике он, наконец, обнаружил камеру. Снимки на паспорт все еще были на карте памяти, Уолтер отформатировал ее, а потом кинул фотоаппарат туда, где нашел. На столе был ноутбук. Оуэнс вновь проделал нехитрые манипуляции с файлами доктора, уничтожая все возможные следы своего присутствия в клинике.

Оставалось еще два небольших дела, и можно было уходить. Он вернулся в реабилитационную палату и начисто вытер стакан, стоявший на тумбочке у кушетки. Выходя из помещения, Уолтер разбил стаканом стекло шкафчика с медикаментами и выгреб оттуда все анальгетики. Запихивая их в сумку, он думал о том, что часть таблеток стило оставить для собственных нужд, а остальное выбросить где-нибудь по дороге вместе с драгоценностями и бумажником.

Вскоре Оуэнс уже мчался в машине доктора по пустынной трассе навстречу новой жизни. Сладкое предчувствие обретения нового лица  заставляло его широко улыбаться.

v

Гуаймас, Мексика

Когда Рысь вернулась, в порту было куда более многолюдно, чем в прошлый раз. По правде сказать, там кипела работа, и все были так заняты погрузкой и выгрузкой, что оторвать кого-либо разговором не было никакой возможности. Кроме того, Рысь не обнаружила и следа того рыжего верзилы, которого описала ей Хао.

Вернувшись в машину, Рысь поставила шифратор на мобильный и позвонила в штаб-квартиру ОЭН. Она назвала свое кодовое имя и личный номер, и ее сразу соединили с Рено.

– Есть новости по Лику?

– Я в процессе, – ответил он, – пока все, что есть, – это почти пустой банковский счет, которым уже месяц не пользовались. У Лика, естественно, где-нибудь есть заначка, но я ее еще не нашел.

– И больше ничего?

– Мы сократили список пластических хирургов до десятка. А имею в виду «десяток» в широком смысле. Но они все в Мексике.

– Рено, мне срочно нужны еще данные. Срочно. Кто знает, что он собирается делать и куда собирается поехать, если он уже не слинял. Не хватало еще, чтоб он вернулся в Штаты под новым именем и после пластики.

– Тише, тише, я секу, – возмутился Рено. – Слушай, я понимаю, что ты не хочешь профукать первое же крупное задание, но я делаю все, что могу. Обещаю, я предоставлю тебе еще вводные. И как можно скорее.

– Да дело-то не во мне. Ты сам видел, на что способен этот маньяк. Просто добудь мне что угодно. Быстрее.

Когда на порт опустилась ночь, Рысь, пользуясь тем же подходом, что и в первом мексиканском кафе, прошлась по ближайшим барам. Она тщательно выбирала будущих собеседников, местных докеров, которые пили в одиночестве. Двое сказали, что ни о каком рыжем типе ничего не знают, Рысь им поверила. А третий вел себя так же, как и тот в кафе, сделал индифферентное выражение лица и, забрав бокал, пересел в другую часть бара. Других женщин, равно как и других американцев, в этих портовых заведениях той ночью не было, поэтому Рысь невольно привлекала к себе внимание. Она старалась нигде подолгу не задерживаться.

Четвертый бар, в котором она оказалась, был наименее респектабельным из всех. Вход располагался в каком-то темном вонючем переулке. Кроме неоновой вывески других источников света не было, впрочем, и этого оказалось достаточно. Рыжего Рысь там не нашла, а, разговорившись еще с одним докером, к своему разочарованию, поняла, что все было бесполезно.

Когда Рысь выходила из бара, далеко за полночь, на набережной уже было тихо – ни машин, ни прохожих. Но едва Рысь ступила на тротуар, подъехала небольшая синяя машина и припарковалась у самой стены последнего здания, перпендикулярно темному проулку. Следом подкатил белый седан и встал к первому авто бампер в бампер, перегородив выход. Водители, оба дюжие мексиканцы, вышли и, пристально оглядывая Рысь, медленно зашагали к ней.

Она обернулась. Переулок заканчивался глухой кирпичной стеной.

Слева от нее открылась дверь бара. В проеме показался еще один мужик, которого Рысь определила для себя как вышибалу заведения.

Он хищно улыбнулся, обнажая в темноте белые зубы.

– Ты, дамочка, много любопытничаешь, – протянул он и скрылся, плотно прикрыв за собой дверь. Рысь услышала, как в замке повернулся ключ.

v

Джек стояла у дверей закрытой на ночь забегаловки на противоположной стороне улицы. Она наблюдала за Кэссиди. Та не сходила с места – стояла, не двигаясь, пока мексиканцы не подошли к ней вплотную. Джек слышала их разговор, она была достаточно близко, чтобы разглядеть выражение лица Кэссиди в слабом неоновом свете вывески.

– Хорошо оттянулась сегодня, чика? – спросил один из мужиков.

– Конечно. В «Касса Нобле» было очень неплохо, – со спокойной улыбкой ответила Кэссиди.

– Может, прокатишься с нами, выпьем где-нибудь настоящей текилы, а? – предложил другой.

– Спасибо, но я что-то уже устала. Может, в другой раз.

Кэссиди сделала пару шагов вперед, направляясь к выходу из переулка, но парень, что был покрупнее, схватил ее за запястье.

– Думаю, тебе все же лучше поехать с нами. Сердце Джек выкинуло настоящий кульбит, она было дернулась, чтобы прийти на помощь.

– Пусти, – мрачно проговорила Кэссиди, смерив мексиканца долгим недобрым взглядом. Тот рассмеялся, оглянулся на товарища, потом снова повернулся к Кэссиди.

– Ты едешь с нами.

Джек, словно зачарованная, смотрела, как в руке Кэссиди материализовался нож-бабочка. Она ткнула мексиканца в руку и поспешно убрала лезвие. Мужик завопил от боли, отпустил ее и стиснул кровоточащее предплечье. До Джек донеслось:

– Я же говорила, отпусти.

Второй мексиканец ничего не успел предпринять: Кэссиди, даже не оборачиваясь, выполнила прыжок «бедуин». Расчет ее был точен: ее кроссовок ребром подошвы с размаха въехал мексиканцу по горлу. Мужик отлетел к кирпичной стене, изрядно приложившись затылком.

Подошел тот, которому Кэссиди порезала руку.

– Вот, с-с-сука, – выругался он, доставая «Таурус» на поясе. Кэссиди обезоружила его, ударив тыльной стороной ладони по руке, а потом схватила за плечи и, нагнув, дважды ударила коленом между ног. Мужик скрючился, хрипя от боли, Кэссиди нанесла ему локтем мощный удар в основание шеи. Мексиканец рухнул на землю лицом вниз. Все произошло в считанные секунды. Джек была под впечатлением.

Кэссиди подобрала пистолет, которым большой мексиканец собирался было ей угрожать, и наставила на второго. Тот, шатаясь, пытался подняться с колен.

– Лучше не надо.

Кэссиди взвела курок. Этот звук ни с чем невозможно спутать. Мексиканец беспомощно поднял руки и плюхнулся на задницу.

– Хорошо, чика, как скажешь.

Кэссиди опустила «Таурус». И проговорила мягко, но с нажимом:

– Где найти рыжего?

– Понятия не имею. Он неделю, как уехал.

Она подошла на шаг ближе.

– Куда ваш босс посылает таких же придурков, как и он сам, на изменение внешности?

Джек была потрясена. Сукин же сын. Неужели, за Оуэнсом гонялись и ЭОН тоже?

– Ты, дамочка, не представляешь, во что ввязываешься, – предостерег мексиканец.

– Очень даже представляю, – мирно отозвалась Кэссиди. – Я даже знаю, что ваш босс привозит нелегальных иммигрантов и заставляет их заниматься проституцией.

Мужик в шоке вперил в Кэссиди недоуменный взгляд.

– У американских властей тут никаких прав нет.

– На твою беду я к ним отношения не имею. Поэтому, если я не получу от тебя ответа, ты окажешься в таком хреновом положении, что лучше бы они были твоими самыми близкими друзьями.

Кэссиди подошла еще на шаг и подняла ствол.

– Последний раз спрашиваю, куда вы отправляете людей, которым надо изменить лицо?

– Дамочка, я понятия не имею, о чем ты, – мексиканец обернулся в сторону машин, припаркованных у выхода из переулка. Кэссиди тоже бросила туда взгляд.

Джек напряглась. Не похоже было, что в машинах ждало подкрепление, но что-то подсказывало Джек, что расслабляться было рано.

– Кажется, дружки у тебя закончились, – Кэссиди приставила пистолет к щеке мексиканца. – Никто тебя не спасет. Но, с другой стороны… – она улыбнулась и помолчала, – и не услышит никто. Здесь только ты и я, а то, что ты мне расскажешь, я никогда не выдам.

Она наклонилась и что-то прошептала мексиканцу на ухо. Джек не расслышала, что именно, но в глазах мужика появился страх.

Хороша, и она знает об этом. До чего же хороша.

Но Джек не могла не заметить полное отсутствие эмоций. Разве Кэссиди не слишком молода? Все это должно быть для нее слишком ново, чтобы ее не прошибал нервный пот… Но казалось, что ей просто скучно. Каждое движение – воплощенная точность, совершенный расчет, ничего лишнего. Невольно залюбуешься.

Машины стояли прямо перед Джек, поэтому, когда на заднем сидении седана поднялся мужчина, она мгновенно засекла движение. Машины стояли так, что с того места, где сидел третий мексиканец, увидеть происходящее в переулке было невозможно. Кэссиди его тоже не видела.

Джек, пригнувшись, подкралась к машине, а мужик выглянул между передними сиденьями, чтобы узнать, как там его товарищи. Он замер на какие-то доли секунды с пистолетом наизготовку, потом отпрянул, снова скрываясь на заднем сидении, чтобы Кэссиди его не заметила.

Джек знала: мексиканец пытался рассчитать свои шансы. Выйти через заднюю дверь и попасть в переулок было невозможно – машина стояла слишком близко к зданию. Оставалось перебраться на переднее сиденье и вылезать через водительскую дверь, но тогда Кэссиди бы его заметила. Риск был слишком велик. А еще можно было удрать: вторая дверь сзади открывалась на безлюдную улицу. Мексиканец выбрал последнее. Но его так поразило то, что случилось с его друзьями, что Джек ничего не стоило незаметно подойти к нему сзади. Она схватила мужика за волосы, резко дернула на себя, выгибая на излом его шею и приложила лицом об дверь машины.

– Как неприлично отрывать даму, – пробормотала Джек, но услышать ее мужик уже не мог. Она незаметно пробралась обратно к двери кафе и продолжила наблюдение.

Кэссиди не видела, что произошло, но удар не услышать не могла. Она застыла, подняв «Таурус» и повернулась в сторону машин. Несколько секунд прошло в полной тишине, прежде чем она вернулась к допросу. Рысь должна была убедиться, что все тихо.

Она снова наклонилась к мексиканцу и что-то проговорила, понизив голос. Когда она выпрямилась, на лице ее сияла победная улыбка.

Чертовка. Она добилась своего, а Джек не слышала ни слова из сказанного мексиканцем. Кэссиди молча удалилась, не оборачиваясь. Она выглядела довольной. Перепрыгнув машины в том месте, где бамперы стояли встык, она позволила себе расслабиться, но тут увидела, что задняя дверь приоткрыта. Кэссиди замерла, оценивая обстановку. Все ее внимание было приковано к машине. Она медленно обошла седан и остановилась, увидев характерное темное пятно на светлом боку машины. Потом скосила взгляд на бурые капли в песке на дороге. Увидев на заднем сидении неподвижного мужчину, Кэссиди пошла прочь.

Джек вздохнула, одновременно отметив про себя, что инстинктивно затаила дыхание. Она проводила Кэссиди взглядом, пока та не скрылась из виду, повернув за угол. Только тогда Джек стремительно понеслась в переулок, перепрыгнув через капот седана.

Ее не удивило, что Кэссиди оставила мексиканца в живых. Такие уж в ОЭН были правила – избегать ненужных жертв. Держаться как можно незаметнее, не создавать ситуаций, которые потребовали бы вмешательства местных правоохранительных органов. Джек, к счастью, работала по другим правилам.

Мексиканец как раз поднялся на ноги. Он стоял спиной к Джек. Не успел он отойти от стены, как Джек подошла к нему сзади и пришпилила к грязно-коричневой кирпичной кладке. К затылку мужика она притиснула ствол своей «Беретты».

– Готов по второму кругу?

– Que–

– Нет-нет-нет, никаких вопросов, только ответы. Предупреждаю, что я не так терпелива, как та красивая блондинка.

Не отрывая пистолета от головы мексиканца, Джек достала из кармана лист с компьютерным портретом Оуэнса, сделанным ФБР. Она ладонью придавила лист к стене перед носом мужика.

– Знаешь его?

– Нет.

Стон, раздавшийся у нее за спиной, дал Джек понять, что второй тип тоже пришел в себя. Без колебаний она развернулась и всадила ему пулю в лоб. Мужик, притиснутый к стенке, вздрогнул, охнул и начал вполголоса молиться на испанском.

– Присмотрись-ка получше, – спокойно проговорила Джек, прижимая портрет Оуэнса пальцем к стене.

Мужик дрожал всем телом.

– Они отвезли его к врачу.

– Имя.

– Венсан. Доктор Венсан, – мексиканец начал всхлипывать. – Ты убила моего брата.

– Да, хреново, – сухо констатировала Джек. – И где этот Венсан?

– В Мокорито.

Едва название города сорвалось с губ мужика, Джек нажала на курок. Тело грузно повалилось навзничь, Джек сделала пару шагов назад, отступая к двери бара. Постучала.

Когда дверь открылась, на пороге показался верзила, который запер заведение перед носом Кэссиди, перекрывая той путь отхода. Джек выстрелила в упор.

Если бы она оставила их в живых, босс всей компании сразу же позвонил бы доктору, и Оуэнсу опять удалось бы ускользнуть, а описание Кэссиди обошло бы все углы в Мексике. Конечно, оперативница могла за себя постоять, но что может сделать один человек против целой банды лихих вооруженных идиотов. Меньше всего Джек хотелось, чтобы у Кэссиди возникли неприятности.

Джек поспешила обратно к своей машине и сверилась с картой. Мокорито лежал в четырехстах километрах к югу, а это шесть-семь часов езды по безумным мексиканским дорогам. Нужно было добраться туда раньше Кэссиди, и дело было не в деньгах. У Джек из без того было достаточно врагов, охотников до ее крови. Не хватало еще добавить русского в и так уже довольно длинный список.

Гонка началась.

 

Глава девятая

В небе над Китаем

– Сэр, с вами все в порядке? – стюардесса была чересчур внимательной даже для бизнес-класса. То, с какой необыкновенной осторожностью и услужливостью она к нему относилась, только добавляло Оуэнсу беспокойства. Он знал, что стюардесса так тревожилась из-за того, что Уолтер сильно потел и не мог заснуть, тогда как все остальные пассажиры дремали, завернувшись в предусмотренные на борту пледы. Дело было в том, что он не летал самолетом многие годы, с тех пор, как родители как-то раз заставили его отправиться с ними в отпуск. Уолтер ненавидел самолеты. Сидеть в замкнутом пространстве, в тесноте, когда на тебя постоянно смотрит множество людей. И невозможно убежать. Чувство беспомощности делало Оуэнса несчастным, хотя, казалось, хуже быть уже не может: он лишился своих обожаемых масок.

– Я в порядке, спасибо, – сквозь зубы выдавил Уолтер.

Только уйди уже, оставь меня в покое.

Единственное что его утешало, было чувство, что ему удалось ускользнуть. Он видел в аэропортах Кульякана и Мехико изображения своего прежнего лица, но через пункты контроля в обоих случаях удалось пройти без проблем. И, что немаловажно, ни у кого не возникло вопросов, когда Уолтеру понадобился доступ к своему банковскому счету «GC» в Бенито Хуарес. За билет «Люфтганзы» ему удалось расплатиться наличными. Добираться на восток через Гонконг было ужасно долго, но все перелеты над Западом были слишком опасны из-за пересадки в Штатах.

В ФБР уже, скорее всего, знали, что самоубийство было инсценировано. Но, очевидно, еще не поняли, что он изменил внешность, и не знали, что он путешествовал под новым именем. Наверное, власти еще не нашли тело доктора и его супруги. А если и нашли, то Оуэнс позаботился о том, чтобы не осталось ни одной улики, которая могла бы связать убийство с ним.

Уолтер пытался убедить себя, что все это не имело никого значения, что теперь он был в безопасности, на пути в Гонконг. А оттуда уже можно легко добраться до такого места, где найти его никому не под силу и где он мог исчезнуть навсегда, имея возможность добыть себе любое лицо, какое только захочет. И ему никогда больше не придется думать о том, что его могли поймать.

Перед Уолтером, наконец, забрезжил долгожданный шанс исполнить свою мечту и сделаться неуязвимым, неуловимым. Он давно собирался покинуть Штаты, и только необходимость пересечь океан на самолете, заставляла Оуэнса откладывать это на потом. Счет его был в безопасности, благодаря тайным вложениям кое в какие статьи импорта и экспорта и надежным партнерам. Он основательно подготовился к отлету, словно отличник к ответу по домашнему заданию. Он даже условился со всеми нужными людьми о том, что им нужно было сделать перед его приездом. И, хотя он не собирался покидать страну так внезапно, видимо, сама судьба в образе песчаного шторма показала ему, что время пришло. Он был совершенно готов к новой жизни, и дождаться не мог ее начала.

Ему слишком долго пришлось обходиться без единой маски, и это было невыносимо, ведь никакие пластические операции не могли дать то чувство силы и власти, которое охватывало Уолтера, стоило ему надеть красивое лицо. Все пластические хирурги, с которыми он консультировался, в один голос твердили, что со шрамами, по большому счету, ничего не поделаешь. И тот, который работал с Оуэнсом в Мексике, отнюдь не был исключением. Процедура дермабразии сделала шрамы чуть менее рельефными, и Уолтер, как и прежде, не мог смотреть на себя без ненависти. Он отчетливо помнил, как, взглянув на себя впервые после операции, едва не разбил зеркало от досады. Более того, он хотел самого доктора Венсана разорвать на куски, искромсать безжалостно за то, что тот над ним посмеялся. Они оба знали, что Оуэнс по-прежнему выглядел чудовищно. Но тогда Уолтер сдержался. Улыбнулся и сказал, что не имело значения, как именно он выглядел. Скорее всего, хирург подумал, что этот пациент, как и большинство других, просто рад, что теперь его невозможно узнать.

Уолтер закрыл глаза и позволил блаженному трепету охватить все свое существо – он вообразил своего нового донора, с безупречным, прекрасным лицом. Неуверенность и ненависть отступили. Уолтер, наконец, смог заснуть.

v

Колорадо

Из досье, собранного ФБР, следовало, что Уолтер Оуэнс был оторвой еще задолго до того, как получил ожог. Джоан Грант, мелкими глоточками цедя кофе, сидела за столом в конференц-зале. Она листала документы, которые прошлой ночью передали по факсу из Бюро. Агенты ФБР провели целый ряд дополнительных допросов. Они собрали свидетельства соседей, учителей и бывших одноклассников Оуэнса. Удалось несколько расширить его психологический портрет. В младшей школе Уолтера дразнили и давали обидные клички за его невыносимое поведение. Урод-Уолтер и Умалишенный Уолтер были самыми безобидными из них. На физкультуре его обзывали Утлый Уолтер – за полное отсутствие способностей к спорту и субтильное телосложение.

После того, как он получил ожог, насмешки и издевки уже никогда не прекращались. Он был объектом вымещения агрессии для всякого, пока однажды его терпение не лопнуло. Уолтер подкрался к одному из обидчиков с ножом. Подошел со спины и схватил за шею, приставив лезвие к самой глотке. Тот человек, с которым это произошло, признался ФБР, что никогда прежде не разговаривал ни с кем на тему этого инцидента. Он сообщил, что на Оуэнсе была маска с Хэллоуина. И тот страшным голосом пообещал отрезать голову любому, кто посмеет издеваться над ним. Уолтер был вполне серьезен. После этого никто его не трогал.

Соседи подозревали, что Оуэнс виноват в исчезновении нескольких домашних любимцев. Когда пропала кошка, британская голубая, безутешный владелец позвонил родителям Уолтера. Втроем они принялись допрашивать мальчика. Тот все отрицал. Но на следующий день соседка подкараулила его одного во дворе и заявила, что знала: он лгал. Мальчик сознался в содеянном. Из утверждений женщины можно было сделать вывод о том, что Уолтеру был свойствен болезненный нарциссизм. Типично для серийных убийц. Придя к такому заключению, Джоан перечитала цитату из показаний соседки:

«Я этого никогда не забуду. Он смотрел мне прямо в глаза, когда сказал, что кошка сама этого хотела. И он еще улыбался при этом такой, знаете, нехорошей улыбкой. Проверял меня на прочность просто. Типа, «Я знаю, что Вы хотели бы сделать по этому поводу. Ничего, еще увидите, то, что я сделаю, будет куда хуже…» Я держалась от него подальше с тех пор. Что-то не так было с этим мальчиком с самого начала. Я ничуть не удивилась, когда услышала, что его обвиняют во всех этих убийствах».

Джоан взглянула на Монти – он мерил помещение шагами, в нетерпении ожидая приезда Рено и Дэвида Атэра. Рено заявил, что в деле Оуэнса наметился коренной перелом, и, едва Монти это услышал, он тут же созвал совещание руководящего трио. Они с Джоан приехали вместе, хотя и на разных машинах – старались держать в тайне свою связь. В ОЭН неодобрительно смотрели на любые формы неуставных отношений. Эмоции, привязанности могли повлиять на ход миссии, если вовлеченные оперативники работали вместе. Хотя они оба уже много лет не работали в поле, Монти считал, что необходимо подавать хороший пример.

– Лик, похоже, имеет все характерные черты серийного убийцы: организованный, ориентированный на результат, – проговорила Джоан. – Для него все дело в контроле. Он воспринимает своих жертв только как средство получения атрибутов власти, которая, как он считает, по праву принадлежит ему.

– Может быть, думает, что таким образом оказывает этим женщинам услугу, что такова их судьба, – согласился Монти. – Человек из Бюро, работавший с его психологическим профилем, полагает, что Лик нападает на женщин, а не на мужчин, потому что воспринимает их беззащитность как молчаливую форму согласия на все, что он с ними делает. Они для него как… доноры.

– Я надеюсь, Рено откопал что-нибудь дельное, что можно было бы передать Рыси, – сказала Джоан.

В дверь постучали – приехал Дэвид Атэр. Рено появился спустя считанные минуты, в руках у него была толстая папка с какими-то распечатками.

Они все придвинули стулья и собрались за круглым столом для обсуждения.

Рено начал докладывать:

– У меня две зацепки. Первая. Лик перевел деньги родителей на счет в банке «GC» незадолго до пожара. Спустя пару месяцев счет был закрыт, федералы думали, что он снял все деньги. Но я взломал базу данных по операциям, и оказалось, что он перевел деньги на другой счет. Доступ к нему осуществлялся последний раз два дня назад из отделения «GC», то есть «Gulf Coast Bank», в Бенито Хуарес. Это аэропорт в Мехико.

Монти сел, выпрямившись, напряженный и весь внимание.

– На чье имя открыт счет?

– Майкл Чедвик, – доложил Рено. – Имя и номер страхового проходят по базе как закрепленные за одним бомжом. Чедвика нашли убитым в Северной Каролине как раз в тот период, когда там жил Лик. Я тут же пробил по спискам пассажиров, вылетающих из Хуарес, но не нашел его ни на одном из рейсов, улетевшем после того, как была совершена операция по счету.

– Рысь в курсе? – спросил Монти.

– Да, она направляется в Мокорито, ищет пластического хирурга, к услугам которого Лик, скорее всего, прибегал. – Рено достал еще какие-то бумаги. – А еще я восстановил электронную почту и кое-какие удаленные документы с компьютера Оуэнса, но все они зашифрованы. Я с ними разберусь через пару часов.

– Хорошая работа. Держи нас в курсе, – сказал Монти, и Рено сразу вышел, забрав документы.

– А я доложу Бюро, что удалось узнать нам, – Атэр вышел вслед за Рено.

Джоан подвинула свой стул чуть ближе к Монти.

– Скорее всего, над ним поколдовали в плане косметологии. Там, в аэропорту везде его лицо висит.

Пирс кивнул.

– Будем надеяться, что Рысь сумеет что-нибудь раскопать, иначе мы его потеряем как пить дать. Он умеет заметать следы, и, если ему удалось изменить внешность, найти его будет практически невозможно.

v

Мексика

Вдалеке над горами пробились первые лучи солнца. Рысь отыскала дом по адресу, который взяла из телефонной книги. Она была рада обнаружить, что клиника находилась в соседнем доме и оба здания располагались в промзоне, в отдалении от другого жилья. Через улицу пролегал пустырь, усеянный битыми машинами. А рядом ангар – заброшенное здание автосервиса.

Она припарковалась у офиса нотариуса, в двадцати метрах, и стала ждать каких-нибудь признаков жизни. Рысь изучала окрестности, а в голове у нее проносились воспоминания прошлой ночи. Кто-то помог ей там, в Гуаймасе. И она не могла взять в толк, кто бы это мог быть и каковы были его мотивы. Докеры, с которыми она разговаривала до этого? Могли у них быть свои счеты с торговцами живым товаром? С теми же людьми, кого она искала? Нет, слишком много совпадений, так не бывает, решила Рысь. Все, кого она встречала, определенно боялись рыжего.

Кто бы ни снял того мужика из седана, все было сделано тихо и профессионально. Не похоже, чтобы кто-то из местного отребья был способен на такое. Тогда кто и зачем сделал это? Она была признательна незнакомцу за помощь, ведь отвлечься значило подвергнуть опасности успех миссии. Рысь еще раз огляделась и вышла из машины. Она достала свой «Смит-Вессон» модели 4006 и направилась к зданию. Тревожные звоночки раздались в голове: дверь оказалась не заперта.

Рысь бесшумно прокралась по коридору, ежесекундно ожидая предупреждающих об опасности звуков, готовая в любой момент боковым зрением засечь движение.

Первая дверь вела в операционную, следующая – в складское помещение, примыкавшее к ней. У шкафа с медикаментами было разбито стекло, одна из полок была опустошена. Дверь в кабинет доктора Венсана открыта. С первого взгляда можно было сказать, что помещение обыскали, причем достаточно небрежно.

Тревога нарастала. Рысь двадцать минут потратила на то, чтобы просмотреть файлы на ноутбуке доктора и на карте памяти камеры, документы на столе и в ящиках, во всех папках. Ни следа пребывания в клинике Оуэнса. Рысь чувствовала, что напрасно теряла время. Солнце уже взошло, а ее цель, похоже, с каждой минутой становилась все дальше.

Рысь выскользнула из клиники тем же путем, что и пришла, и стремглав бросилась к дому, обошла его вокруг и с задней стороны здания обнаружила незапертое окно. Заглянув внутрь, она увидела тела на постели и пятна крови, впитавшейся в простыни. Запах стоял нестерпимый, повсюду уже вились мухи.

Черт.

Рысь накручивала себя. Оуэнс, очевидно, побывал там, и он что-то искал или пытался сделать так, чтобы все выглядело как ограбление. Комод был открыт, его содержимое разбросано по полу. Осмотрев тела, Рысь заключила, что супруги Венсаны были мертвы по меньшей мере пару суток.

На домашнем компьютере она нашла не больше, чем на том, который был в клинике. Перед тем, как уйти, она выкрутила винчестеры с обоих ПК доктора – Рено мог восстановить любые уничтоженные данные. Между тем, было и кое-что ускользнувшее от ее внимания. Рысь направлялась обратно, в сторону спальни, когда одна половица у нее под ногой пронзительно скрипнула, точно так же, как когда Кэссиди первый раз прошла по коридору. Оперативница не могла не заметить этого: она как раз, согласно инструкции, проверяла стены… и полы. Загнув угол ковра, Рысь простучала половицы, потом внимательно осмотрела их при свете карманного фонарика. Один из зазоров показался подозрительно широким. Кэссиди воспользовалась ножом, чтобы поднять доску. Та легко поддалась, и под ней обнаружился металлический ящичек с таким смешным замком, что взломать его было делом пары секунд.

Внутри были документы, выписки с банковских счетов и две карты памяти. В бумагах не оказалось ничего полезного, а вот с картами стоило повозиться. С трудом запустив снова компьютер доктора, Рысь обнаружила, что там были снимки целого ряда пациентов доктора, очевидно, сделанные, пока клиенты были под воздействием анестезии. Фотографии лежали по две в папке – «до» и «после». А еще там обнаружились резервные копии выписок из личных карт пациентов и компьютерные модели внешности, изображающие результат операции после полного заживления. Очевидно, эти материалы доктор оставлял для подстраховки, ведь он создавал новые лица весьма специфическим клиентам.

В последней папке на второй карте были снимки Уолтера Оуэнса. Жуткое сходство фотографии «до» с портретом, воссозданным ФБР. А снимок «после» давал Рысь необходимую зацепку. При помощи мобильного она мгновенно передала кадры в ОЭН, а потом распечатала пару копий на принтере доктора, чтобы взять с собой. Потом ей снова пришлось снимать жесткие диски с обоих ПК.

Перед тем, как покинуть дом Венсанов, Рысь внимательно оглядела окрестности через окно, выходившее на дорогу. Мимо проехал потрепанный пикап. Перед тем, как направиться к своей машине, она убедилась, что тот скрылся из виду. Рысь сняла латексные перчатки, и, втопив газ, унеслась прочь. Свернув на трассу до Кульякана, она набрала Монтгомери Пирса.

– Хорошая работа, – сказал он ей. – Мы отправили фотографии в ФБР. Их скоро распространят по всем аэропортам. Мексиканские власти проверят, каким рейсом он улетел. Где ты сейчас?

– В часе езды от ближайшего аэропорта. Сумку с оружием придется бросить. Там еще винты. Мне нужен тайник

– Понял, – на линии воцарилась тишина. Когда Пирс вернулся на связь, он сразу сообщил новое место назначения: – Мы закажем тебе билеты на первый же рейс в Мехико. Держи след Лика.

 

Глава десятая

Мехико

Когда Рысь добралась до аэропорта Бенито Хуарес, было четыре часа дня. Служба охраны уже нашла сотрудника авиакомпании, который запомнил пассажира со шрамом, очень похожего на человека с распечатки. Странного мужчину, который заплатил за билет наличными без малого две с половиной тысячи долларов, не запомнить было просто невозможно. Он за два дня до перелета забронировал билет из Мехико в Гонконг с посадкой во Франкфурте.

Учитывая разницу во времени, это означало, что Оуэнс приземлился примерно девять часов назад. Быстрее всего вылететь вслед за ним Рысь могла только рейсом «American Airlines», через три часа, с пересадкой в Сан-Франциско. Даже если ей удалось бы вылететь тем рейсом, у Оуэнса было бы почти двое суток форы.

– Лорен Хагрейв, – назвалась она сотруднику авиакасс, – для меня должен быть забронирован билет первым классом.

– Да, мисс Хагрейв. Вот, вижу. Вы хотели бы определенное место?

– У прохода, пожалуйста, – устало ответила Рысь.

Джек стояла в нескольких метрах от кассы, но расслышать, что сказала Кэссиди, было непросто – в метре от нее надрывался маленький ребенок, которого никак не могли успокоить.

Перелет в Китай занимал двадцать два часа. Джек знала, что Кэссиди не меньше нее самой нуждалась в отдыхе. Джек приняла меры, чтобы та ее не заметила, когда отошла от кассы: она встала в очередь посреди большой и суетливой семьи. Джек взяла билет в бизнес-класс, достаточно близко, чтобы не терять своего ангела из вида, но не слишком, чтобы не обнаружить своего присутствия.

Джек не беспокоилась, что Кэссиди ее узнает. Они сталкивались лицом к лицу в ОЭН всего раз, и с тех пор Джек сильно изменилась – немало воды утекло. Но нельзя было позволить Кэссиди разглядеть себя детально, ни во время перелета, ни после. Шансы вновь пересечься в Азии были минимальны, но не принимать их в расчет было глупо, учитывая, что у них была одна цель. И потом, Джек вовсе не хотела, чтобы Кэссиди была постоянно настороже, зная, что за ней наблюдают.

За четырехчасовой полет в Штаты ни одной из девушек не удалось сомкнуть глаз: тем же рейсом летели игроки мексиканской сборной по футболу, вскоре после обеда они начали болтать и носиться по проходу.

В Сан-Франциско Джек коротала время в зале вылета неподалеку от выхода на посадку. В течение нескольких часов не было ни одного рейса, который отправляли бы через этот гейт, и у Джек была возможность спокойно переговорить с Юрием Драшевым. Она набрала его номер, хотя в Нью-Йорке был час ночи.

– Верно, я направляюсь в Китай, – для полусонного русского, у которого и так мозги работали с перебоями, пришлось повторить дважды.

– Какого хрена?

– Отпуск у меня. А ты что думаешь? Наверняка, этот чувак отправился поближе к своим вожделенным цыпочкам.

– В Китай? – переспросил он.

– Не доходит? – Джек надеялась, что с трудом, потому что тогда у нее был шанс бросить все это и не гнаться за Рысью. Слишком много опасностей.

– Хорошо. Отправляйся и найди его. Этот больной придурок пропадется.

– Хочешь сказать, попадется? – поправила она.

– Чего? – спросил Драшев.

Ты смотри, без понятия… И грамматика – само совершенство.

– Ничего, забей. Если что-то поменяется, я позвоню.

– Не забывай, Джек. Я плачу тебе большие деньги. Ты работаешь на меня.

Джек вздохнула. Она терпеть не могла, когда ей напоминали, на скольких идиотов ей приходилось работать и сколько она за это получала.

– Я знаю, – пробормотала она.

– Не достанешь его – будут большие проблемы, – пригрозил Драшев.

Я тебя еще в первый раз поняла, урод, – хотела сказать она, но вместо этого просто повесила трубку.

v

По своей природе Рысь была ночным созданием, но трое суток погони без сна, если не считать часик здесь, да часик там в машине, – это было уже много. Недостаток сна стал сказываться на ее сознании, на восприятии. А перспектива провести ближайшие несколько часов в ожидании следующего перелета приводила ее в состояние, близкое к отчаянию. Она не могла расслабиться, когда вокруг шла заваруха. Рысь пребывала в постоянном напряжении. Это значило, что раздражение накапливалось, равно как и утомление.

Рысь позвонила в штаб-квартиру ОЭН, предоставила краткий отчет о том, что намеревалась делать, и убедилась, что по прибытии в Гонконг она не окажется безоружной.

Закончив разговор, оперативница решила пройтись по магазинам беспошлинной торговли, пытаясь отвлечься на всякие мелочи и людей вокруг. Все что угодно, лишь бы не дать себе заснуть. Проходя мимо бутиков в конце зала, она увидела вывеску «Старбакс». Рысь прибавила шагу и улыбнулась, представляя, как кофеин попадет в кровь. Она была почти у входа, когда что-то привлекло ее внимание и заставило замедлить шаг.

К ней спиной стояла женщина – одна в пустом зале ожидания, у выхода на посадку. Она говорила по мобильному – ничего необычного, но Рыси почему-то показалось, что стоило ненадолго остановиться. Женщина была высокая, с короткими темными волосами. На ней была черная косуха и брюки… а задница такая, что у Рыси мгновенно возникло чувство, будто она только что выпила тройной эспрессо. Словом, кожаные брюки сидели прекрасно, и не заметить достоинств фигуры было невозможно.

Если бы только позволяли обстоятельства и фасад был так же прекрасен, как вид сзади, – а что-то подсказывало Рыси, что так оно и было, – она непременно притащила бы эту женщину домой, и концу вечера ей был бы обеспечен чудный секс. Лесби, гетеро – никакого значения, ни для нее, ни для них.

Рысь интуитивно сбавила ход, надеясь, что незнакомка обернется и она сможет ее рассмотреть. Но через пару секунд та закрыла трубку мобильного и скрылась за углом.

Вот тебе на. Я, скорее всего, выгляжу так, будто по мне смерч прошелся. Да и не время сейчас думать о чьей бы то ни было заднице,  как бы отчаянно она ни просилась на грех.

Свои сексуальные порывы Рысь умела держать под контролем, поэтому сейчас ее застало врасплох осознание того, что гормоны взяли верх, не спрашивая ее согласия.

v

Джек с облегчением обнаружила, что почти все пассажиры второго рейса, посадка на который закончилась в час двадцать ночи, уснули практически сразу, едва получив пледы и опустив спинки кресел. Кто-то даже не успел выключить лампочки для чтения. Но Кэссиди, как ни странно, не спала. У нее не просто горел свет – она читала ту же книжку в мягкой обложке, что и в портовом кафе. Им предстоял четырнадцатичасовой перелет. Тебе бы поспать хоть немного, ты ведь, наверняка, ужасно устала.

Джек сидела без света через проход, позади Кэссиди, всего в нескольких креслах от нее. Их разделяла шторка, отгораживающая первый класс от бизнеса. Наконец, Кэссиди выключила лампочку и опустила спинку кресла. Джек не могла понять почему, но ей было приятно знать, что девушка успела немного отдохнуть. Подождав еще минут десять, чтобы Кэссиди провалилась в сон, Джек поднялась и подошла к шторке. Она делала вид, что разминала затекшие конечности, но на самом деле просто смотрела на спящую Рысь. Ее светлые волосы разметались, а блежно-желтый топ с глубоким вырезом открывал чудный вид на роскошную грудь. Сапоги стояли под сиденьем, а на коленях у Кэссиди лежала легкая джинсовая рубашка. Она выглядела такой невинной, незапятнанной. И она была чертовски красива.

Джек не могла глаз от нее оторвать. Незаметно для самой себя, ее настороженный оценивающий взгляд задержался на губах Кэссиди, ее шее и груди и вскоре приобрел иной смысл. Снова возникло чувство, от которого тянуло в животе, почти забытое, но появлявшееся всякий раз, когда Джек видела эту молодую женщину.

Джек была ужасно утомлена, но что такое усталость, когда не можешь совладать с соблазном полюбоваться такой красотой.

На мое счастье. Ты мне нравишься, Кэссиди, ты всегда мне нравилась, но я сделаю все, чтобы добраться до этого психа раньше тебя, дабы чертов русский меня не прикончил.

Не то чтобы она боялась смерти – с ее образом жизни смешно было рассчитывать дожить до глубокой старости. Но прежде чем, собственно, умереть, она должна была сделать кое-что очень важное, в чем поклялась себе, когда была еще подростком.

Год назад ей, наконец, удалось начать претворять свой план в жизнь. Уже имелись земля, проект и оставалось только получить у властей Санта Лючии разрешение на строительство. А потом подождать каких-нибудь несколько месяцев – и дом ее мечты готов.

Ее собственный особняк с видом на океан – место, которое она, наконец, смогла бы назвать своим домом.

Она взглянула на Кэссиди, та ворочалась во сне, пытаясь устроиться удобнее.

Один день в раю, подумала Джек, - и можно спокойно умереть от руки любого.

 

Глава одиннадцатая

Нгонг-Пинг, Китай

Оглядывая холмы, окружавшие Нгонг-Пинг, Оуэнс чувствовал умиротворение. Он, наконец, мог успокоиться, оказавшись подальше от суеты аэропорта Гонконга. В толпе Уолтер всегда ощущал тревогу и не находил себе места – слишком много внимания к его шраму, слишком много любопытных взглядов. Он ненавидел и то, и другое.

Он приехал сюда благодаря заметке в туристическом буклете на стенде информации. Уолтера привлекли красочные фотографии – буйство зелени вокруг живописной деревушки, пользовавшейся огромной популярностью. А потом выяснилось, что до этого места легко добраться по канатной дороге. Не раздумывая, Оуэнс взял такси до терминала Танг-Чанг, поездка заняла не больше десяти минут.

Получасовая прогулка в вагончике фуникулера подействовала на него благотворно. Он заказал отдельный вагончик и мог в полном уединении насладиться чудесными видами Южно-Китайского моря и лесистых гор парка Лантау. Деревушка, куда он направлялся, уже виднелась неподалеку, прелестная, точно игрушечная, и утопающая в зелени. Прекрасный спокойный пейзаж, казалось, был из другого мира, настолько велик был контраст с сумасшедшим Гонконгом, находившимся менее чем в ста километрах восточнее.

Новая часть села Нгонг-Пинг была целиком выстроена для туристов, там проходили традиционные китайские этнические шоу, представления народного театра и уличных балаганчиков – с жонглерами, выступлениями мастеров кунг-фу, акробатов и барабанщиков. Туристам предлагалось попробовать местные сорта чая и приобрести сувениры перед тем, как подняться в монастырь По Лин к статуе Будды Тиан Тан, самой большой в мире. Но Оуэнс не был любителем многолюдных туристических маршрутов. Он свернул на проселочную дорогу меж холмов, и попал в самую обычную китайскую деревушку. Там не было достопримечательностей, рекламы и толп туристов. Оуэнс остановился в скромной частной гостинице, идеально подходившей для его целей.

Уолтера трясло от желания получить новое лицо. Он знал, что не сумеет ни сохранить его, ни превратить в новое произведение искусства. По крайней мере, до тех пор, пока не найдет для этого безопасное уединенное место. Да и пытаться достать девушку самому в незнакомом месте было крайне рискованно. Оуэнс собирался дать соответствующее задание своим знакомым из числа торговцев живым товаром: им к такому риску не привыкать. В конце концов, не за это ли он платил им? И потом, у них был большой опыт. Они знали, кого взять, где и каким образом.

Но жажда надеть новую маску была нестерпимой, она затмевала все прочие чувства. Маска нужна была немедленно. Он не мог ждать, когда начнут действовать профессионалы. Нужно было срочно найти «донора», которого хватятся не сразу, чтобы можно было быстренько ускользнуть, пока не началось расследование. Найти... например, туристку. Может, кого-нибудь, кто в сумерках прогуливался в лесу неподалеку от деревни.

Весь вечер Уолтер прикидывал свои шансы. Он вышел из гостиницы и принялся обходить удаленные тропинки, петлявшие в сторону леса; он старательно избегал асфальтированных дорожек, под прямым углом уводивших в ухоженный парк-заповедник. Когда на деревушку опустилась тьма, Оуэнс уже знал точное место. К тому времени поток туристов иссяк, но полуночников, вышедших полюбоваться закатом и звездами, оставалось достаточно. Уолтер был уверен в успехе. Он терпеливо ждал, спрятавшись за деревом, в паре шагов от выбранной им тропинки. За полтора часа мимо него прошло четыре пары, двое мужчин, за ними еще один и старушка под руку с молодой женщиной, скорее всего, внучкой. Потом некоторое время никто не показывался. Уолтер начал беспокоиться. И вот он услышал чьи-то ритмичные шаги, звук шагов постепенно приближался – это оказалась женщина с плеером, на вечерней пробежке. Одна.

Оуэнс выскочил из укрытия и, прежде чем женщина успела позвать на помощь, закрыл ей рот рукой, одновременно полоснув скальпелем по сонной артерии. Жертва упала. Уолтер предусмотрительно отступил, чтобы не запачкать одежду кровью. Потом он поспешно оттащил тело в сторону от тропинки и разместил между деревьями. Прежде чем достать фонарик, он прислушался, не было ли поблизости кого-то еще. В лесу стояла тишина.

Это была китаянка, и очень красивая. Судьба послала ему чудесного донора. Оставалось только надеяться, что ему попалась обычная любительница природы из Гонконга, что девушка не была жительницей деревни, где ее быстро хватились бы.

Уолтер торопился, его работе не доставало обычного перфекционистского шарма. Он поспешно снял лицо. А потом присыпал тело листьями. Уложив вожделенный трофей в заранее подготовленный черный пакет, Оуэнс вернулся на тропинку и носком ботинка сгреб немного земли и дерна в кучу, чтобы прикрыть пятна крови. Дрожа от волнения и восторга, он быстрым шагом вернулся в гостиницу. Пусть надрезы на новом лице были не самыми аккуратными, для наброска на скорую руку все же было весьма неплохо. Его раздражение и отчаяние отступили, как только он лег на кушетку и, закрыв глаза, натянул новое, красивое лицо поверх своего, размазывая по щекам загустевшую кровь.

Уолтер провалился в спокойный сон без кошмаров. Он чувствовал себя довольным и... всесильным.

v

Гонконг

На дорогах, ведущих в аэропорт, как всегда, было оживленное хаотичное движение: машины и автобусы, полные туристов, выстроились в ряд, по обочинам ходили мелкие торговцы, предлагавшие сувениры и дешевые украшения.  Искать «охотника за головами» в этой суматохе было не легче, чем искать иголку из поговорки про стог сена, но с чего-то нужно было начинать. Рысь закрыла глаза и сосредоточилась. Что она знала о цели? Уолтер Оуэнс... Ненавидит толпу, так как среди людей чувствует себя уязвимым и легко смущается. Он бы захотел убраться отсюда как можно скорее.

Оуэнс бросил все свое имущество, в том числе маски. Огромная шумиха в СМИ и тот факт, что ему некуда было бежать, в том числе и отсутствие новых лиц, за которыми он мог скрыть свое уродство... Все это должно было заставить его мчаться прочь в поисках временного убежища, покоя и удовлетворения его извращенной потребности в новых масках. Мучимый тревогой, он отдал бы все за чувство уверенности, позволяющее двигаться дальше. Планировал ли он оставаться в Китае?

Рысь открыла глаза.

Здесь ничего не стоило сделать так, чтобы человека никогда не нашли. С момента приезда она видела уже не одно объявление об исчезновении людей. В основном потрепанные листы на столбах и стенах с детскими фотографиями сообщали о том, что безутешная семья ищет маленького сына. Рысь прекрасно знала, в чем проблема. Тысячи маленьких мальчиков похищались, часто даже средь бела дня. Их оправляли в жуткие деревеньки, перевозили во Вьетнам, Лаос и еще много куда.

Торговцы живым товаром сбывали ребятишек по всему миру – кого-то для тяжкого труда, а кого-то в сексуальное рабство. Но среди самих китайцев украденным мальчикам было уготовано наименьшее зло. Большая часть населения все еще была уверена, что семье, где единственный ребенок дочь, а не сын, не светит ничего хорошего: девочка вырастет и выйдет замуж, в то время как сын останется в семье и будет ухаживать за родителями в старости. С этим законом о том, чтобы в семье было не более одного ребенка, многие, у кого родилась дочь, не решались рисковать, платя штраф за вторую беременность. В то время как за шанс обменять девочку на мальчика они платить были бы готовы. Обычно власти не помогали родителям в поиске пропавших сыновей. Часто детей даже не объявляли в розыск, ведь это означало бы лишние проблемы – найти ребенка практически не представлялось возможным, учитывая, в каких условиях работали местные правоохранительные органы. Им легче было игнорировать проблему, чем портить свою репутацию провалом в очередном деле. А если уж власти не занимались даже поиском детей, то Рысь точно знала: с тем, чтобы искать пропавших молодых женщин, никто не стал бы связываться. Оуэнс нашел свой рай. «Но от толпы он точно хотел бы куда-нибудь скрыться», – снова подумала Рысь.

Согласно психологическому портрету, составленному ФБР, в толпе Оуэнс ощущал себя слабым и ненавидел это чувство. Он терпеть не мог любые условия, при которых он чувствовал, что его жалеют или не воспринимают всерьез. Он был худощав и уродлив, и если женщины взрагивали от отвращения, то мужчины, скорее всего, считали просто жалким. Рысь попыталась представить, как сильно он их за это ненавидел. А ведь Оуэнсу было легче сносить критику, направленную на его внешний вид, чем другую, язвительную, о том, что он никогда не смог бы добиться влияния. Даже когда он был еще совсем ребенком, маски придавали ему сил. Может быть, не физических, но моральных точно.

Рысь размышляла о том, почему Оуэнс предпочитал именно женские лица. Не исключено, что он пытался доказать представителям сильного пола, что не просто равен им, но даже превосходит их. Однако для прямого контакта ему не доставало мощи, поэтому он выбирал жертв, которые не могли сопротивляться ни морально, ни физически. Значит, тот факт, что женщины были слабее его, мог рассматриваться им как форма повиновения, готовности принять его волю. Точно они по собственному желанию отдавали ему то, что было ему так необходимо.

А еще в психологическом портрете значилось, что чем более совершенным и безупречным было лицо жертвы, тем более властным ощущал себя Оуэнс, надевая его. Для него власть заключала в себе все. Между тем, мужчины были отнюдь не безупречны: волосы на лице, более грубые черты, шрамы... А женщины? Воплощение красоты, совершенства: нежная, чистая кожа, такая гладкая...

Рысь перешла через улицу, направляясь к одному из торговцев. В руках у старика были конические соломенные шляпы, которые так нравятся туристам.

– Простите, Вы говорите по-английски?

– Мало, – ответил старик.

– Мне нужно куда-нибудь в тихое место, где поменьше людей. Может быть, в деревню какую-нибудь, на природу. Знаете тут неподалеку такое место?

Старик улыбнулся искренней беззубой улыбкой.

– Автобусна астановка ты привезешься в канатна дорога, – он указал на дорожный знак в нескольких метрах. – Отвезешься Нгонг-Пинг, остров Лантау. Больсой парк, маленька деревня. Осен красиво. Тебе понрависа.

Как удобно. Уолтер, ты ведь так поступил?

– Спасибо. Думаю, я так и сделаю.

Спустя пару минут Рысь ехала в автобусе к терминалу Танг-Чанг. У билетной кассы канатной дороги она улыбнулась юноше-продавцу, скучавшему в тесной кабинке:

– Привет. Надеюсь, ты сумеешь мне помочь. Мой друг был тут пару дней назад. Он тоже поехал на фуникулере, но с тех пор я его не видела. Я тебе фотку покажу, может, ты его вспомнишь? – она приложила к стеклу распечатку с изображением Уолтера.

Парень ткнул пальцем на шрам и проговорил:

– А, да. Был тут. Хароси селовек.

– Дня два назад? – спросила она.

– Думаю, да.

– Есть в Нгонг-Пинге, где остановиться переночевать?

– Мало, – парень протянул ей туристическую брошюрку с картой района. – Около Чайная Дома – отель. Около Будды – хостела и пара гостинис.

Рысь заплатила за билет и прошла к ожидавшим вагончикам. Она села не в первый, а во второй – в нем никого не было. Рысь ощупала дно своего рюкзака, убедилась, что пистолет, который она получила от своего человека в аэропорту, не выделялся.

Пора тебе домой, Оуэнс.

v

Джек, метр семьдесят пять ростом, никогда не считала себя особенно высокой, но здесь, в Китае, она почти на всех смотрела сверху вниз. В азиатских странах она всегда чувствовала себя немного неловко из-за роста. Впрочем, был и свой «плюс»: так легче было угрожать всякому сброду, с которым ей приходилось разбираться.

Получив свой рюкзак на багажной ленте, она на какое-то время задержалась внутри терминала, наблюдая, как ее белокурый ангел пересекала оживленную улицу, потом заговорила с торговцем. Из того, что Джек знала об Оуэнсе, явствовало: первым его желанием было бы смыться из города как можно быстрее. Он готов был бы мчаться, унося свой извращенский зад. В Китае было полно удаленных нищих городишек, где чьему-то исчезновению никто бы не удивился. Оуэнс, наконец, отыскал идеальное местечко для своих чертовых игр. И не иначе как уже нырнул в новую песочницу… с головой.

Пролистав пару туристических буклетов, Джек сразу поняла, почему Кэссиди направилась к автобусной остановке. Скорее всего, она решила, что в поисках свободы действий он выбрал место поближе, и отправился в Нгонг-Пинг. Идеальный вариант.

Джек взяла такси. Она велела гнать к канатной дороге и оказалась на месте раньше Кэссиди. Когда та показывала распечатку с портретом маньяка, Джек стояла за будкой кассира. Увидев, что на губах оперативницы расцвела улыбка и она купила билет, Джек решила, что Рысь не зря задавала вопросы.

Неплохой ход, Кэссиди. Но я найду Оуэнса раньше.

Джек тоже купила билет и видела, как Кэссиди вошла в вагончик, а за ней еще горстка туристов. Как только фуникулер тронулся, унося ее вверх, в сторону Нгонг-Пинга, Кэссиди начала озираться, изучая окрестности.

Скорее всего, она здесь в первый раз.

Джек села в следующий вагончик. Когда он пришел в движение, заиграла музыка – песенку исполнили на нескольких языках, наверное, гимн компании, занимавшейся перевозками на канатной дороге. Вступил детский хор, Джек узнала мотив, это была китайская версия – «Этот маленький мир». Чудесно.

То, что надо после двадцати двух часов перелета. Китайские сопляки, распевающие нелепые песенки. Припев прицепился к Джек на весь день.

К счастью, когда мелодия закончилась, в вагончике воцарилась тишина. Джек откинулась на сидении и позволила себе наслаждаться видами. Обе стороны вагончика были застеклены, из него открывался замечательный панорамный обзор на береговую линию и холмы внизу.

Джек любовалась кораблями в Южнокитайском море, как вдруг на ум ей пришла тревожная мысль. Гонка между ней и Кэссиди. Ни к чему хорошему это привести не могло. Кто первой найдет Оуэнса? Джек не могла позволить Кэссиди передать маньяка ОЭН, а потом и федералам. Драшев хотел его живым или мертвым. Это дело. И он хотел, чтобы Джек доставила ему голову этого урода, или ей крышка. Она не могла позволить Кэссиди добраться до Оуэнса первой.

А что можно было сделать? Что мне тогда делать-то? Убрать ее? Могу я? А стану?

Добравшись до места назначения через полчаса, Джек прошла за Кэссиди к небольшому отелю около Чайного Дома, на краю стилизованной деревеньки, наводненной туристами. Спустя пару минут Кэссиди вышла огорченная и направилась на холм, откуда огромный Будда взирал на море. Джек вновь последовала за ней, на этот раз Кэссиди расспрашивала администраторов в молодежном хостеле. Когда она вышла, все с тем же расстроенным выражением лица, Джек решила, что уже достаточно насмотрелась на чужие ошибки. Очевидно, о местонахождении Оуэнса Кэссиди знала не больше нее.

Джек стала действовать самостоятельно, она расспрашивала местных о том, где можно остановиться на ночь. Оставалось проверить еще пару частных гостиниц, одна из которых была на просеке, среди леса. Туда Джек и направилась первым делом. В какой-то момент дорога резко ушла вправо, и за поворотом Джек увидела белокурый хвост. Кэссиди шла прямо за ней. Джек едва успела спрятаться за валуном, оперативница прошла мимо.

Она едва не рассмеялась и не выдала себя, когда Кэссиди вдруг крикнула:

– Выходи, кто бы ты ни был!

Очевидно, она чувствовала, что не одна на опушке, но голос ее звучал ровно, а значит, Кэссиди не ощущала опасности.

Острые чувства и сильные инстинкты, подумала Джек. Впрочем, она уже успела увидеть достаточно подтверждений тому.

Кэссиди сверилась с картой и решительно направилась вперед. Это могло означать только одно: она выбрала ту же гостиницу. От местных Джек удалось получить два адреса, и теперь она отправилась по второму. Несомненно, Кэссиди заглянет и туда.

Здание оказалось неприметным и обшарпанным, снаружи не было ни единого знака, указывавшего на то, что там можно было снять комнату. Подходя к двери, Джек уже разработала план действий. Нужно было быть крайне осторожной. Она не хотела, чтобы хозяин заведения доложил Кэссиди, что в этот день кто-то уже расспрашивал о том же самом человеке.

Дверь была открыта, на рецепции пусто. Ни гостей, ни служащих.

Джек прошла за стойку и заглянула в книгу регистрации. Толстая тетрадь была открыта на сегодняшней дате. Ни одного нового постояльца пока вписано не было. Мысленно Джек поблагодарила Будду и его лысую голову за то, что в гостинице вели записи по старинке, а не на компьютере. Все, что нужно было сделать, просто перелистнуть пару страниц назад и проверить, не было ли в списке Оуэнса. Человек из Бюро, который давал ей сведения, сказал, что Оуэнс путешествовал под именем Дэвид Джонсон. И было известно, что он прибыл в Гонконг. Кэссиди неплохо работала. Компьютерное изображение перемен во внешности Оуэнса – сильная находка.

Джек пришло в голову, что у федералов, скорее всего, были важные зацепки, и что они, наверное, тоже вели охоту. И знали, где Оуэнс.

– Я могу Вам сем-нибусь помось, мисс?

Джек подняла взгляд, оставалось надеяться, что она не выглядела так, будто ее поймали, как нашкодившую школьницу, с крошками от печенья вокруг рта.

Обратившаяся к ней молодая китаянка на голову ниже Джек стояла справа в дверном проеме.

– Как у вас тут тихо. Я что, первая сегодня приехала?

– Да, первый гось сегодня.

– Дайте-ка я угадаю... – мягко проговорила Джек, – первый и единственный гость?

– Да, – рассмеялась женщина.

– И что же, никто сегодня не заходил, не спрашивал, если ли комнаты? И вообще ни о чем не спрашивал?

– Нет. Я весь день была тут, мыла. Никто не ходил.

– Хорошо. Люблю, когда спокойно, – Джек прочистила горло. – Скажите, а можно попросить у вас стакан воды? Я долго шла...

– Канесна. Сейсяс принесу.

Как только женщина ушла, Джек повернула к себе тетрадку и перелистнула страницу.

Вчера выехало два постояльца. Один из них – Дэвид Джонсон. Приехал в воскресенье, останавливался в номере 6. Джек вернула тетрадку в прежнее положение.

Где ж ты сейчас-то, придурок? Если ты получил то, за чем приехал, то  уже ускакал дальше. Если нет, то ты еще где-то тут, на острове. Ищешь.

Скорее первое, решила Джек. Нет, последнее. Эта отдельно стоящая никому не известная гостиница была для него идеальным местом. Джек нутром чуяла, что где-то неподалеку должна была быть и убитая девушка.

Она огляделась. Ее внимание привлекла вращающаяся стойка с картами у входа в холл. Джек подошла к ней и покрутила. Похоже, карты были там уже давно – обложки изрядно выцвели на солнце. Джек заметила, что в каждой секции было по восемь буклетов. И только в одной – семь.

– Это Вам, мисс, – китаянка принесла воду.

– Спасибо, – она отпила из бокала, потом наклонилась к картам: – Они уже выглядят старыми. Свежие?

– О, да. Мы их закупили три месяца назад.

– И за все время продали только одну? – Джек указала на сектор, где стояли буклеты «Поездом из Гонконга во Вьетнам».

– Когда к нам приесают госи, у них обысьно уже есь карты. Покупили раньсе.

– Да, наверное.

– Вы осен наблюдасельная, – проговорила женщина.

– А это популярный маршрут? – спросила Джек, взяв путеводитель «Из Гонконга во Вьетнам».

– Осен турисы любят.

– И много народу ездит поездом? Ненавижу толкучку, мне в толпе не по себе.

– Смесно, другой американес то зе самое сказал.

– Другой американец?

Вот и прекрасно, не нужно задавать лишних вопросов, подумала Джек.

– Тот, купил карту. Сказал, ненавидит толпучку. Но есьли не заказать билет заранее и вагон весь, будет толпучка.

– Этот мужчина, он тут был недавно?

– Всера уехаль. Осен хароши.

Ага, просто подарок.

– Мне пора идти – Джек вернула женщине стакан. – Многое сегодня еще нужно посмотреть.

Улыбка женщины увяла.

– Не останетесь у нас?

– Думаю, посмотрю еще достопримечательности, не знаю, где окажусь даже.

– Но...

Не успела женщина запротестовать, Джек направилась к двери. Оглянувшись, она крикнула:

– Спасибо за воду!

v

Обычно Рысь чувствовала опасность за версту. На полпути у нее возникло странное ощущение, как будто бы она была не одна и за ней кто-то следил. А она не привыкла, чтобы за ней кто-то шел по пятам, – это была ее прерогатива. Однако в данном конкретном случае, казалось, опасности не было.

– Есть тут кто? Выходи, я не кусаюсь.

Ответа не последовало. Может быть, за западной туристкой, еще и блондинкой, из любопытства следят местные ребятишки?

Первая частная гостиница опять оказалась тупиковым вариантом. Вторую не так-то просто было найти: она находилась в настоящей деревне, а  на здании не было даже вывески. Рысь знала, в каком направлении искать, но была рада, когда проезжавшая на велосипеде девушка указала на нужное здание.

– Привет! – обратилась Рысь к миниатюрной женщине за стойкой регистрации.

– Мой друг должен был у вас остановиться вчера или позавчера. Не могли бы Вы сказать, он приехал?

– Как его зовут, мисс? – к счастью, у женщины на рецепции английский был лучше, чем у тех, с кем Рыси уже доводилось беседовать.

– Дэвид Джонсон.

Женщина нахмурилась и перевернула страницу в толстой тетради, служившей журналом регистрации. Потом еще одну.

– Да, мисс, он заселился в воскресенье, но, я боюсь, уже уехал.

– Черт... – Рысь даже не пришлось изображать раздражение. – Я же ему велела ждать здесь. Он не сказал, куда направлялся?

– Я не знаю. На регистрации всера была моя сестра.

– А не могла бы я у нее спросить?

– Она скоро придет.

Рысь подождала снаружи, и вскоре пришла женщина немного моложе первой, но с теми же мягкими чертами. Она жестом подозвала девушку.

– Вась друг спрасивал расписание поезьдов в Гонконге.

– А он не сказал, куда направлялся?

– Сказаль, – ответила китаянка. – Во Вьетнам.

– Ясно. Ладно, спасибо большое. Я Вам очень признательна за помощь, – Рысь побежала к фуникулеру. Она села в ближайший вагончик. Очереди не было, и она оказалась единственной пассажиркой, что дало ей возможность спокойно связаться со штаб-квартирой ОЭН. Она включила шифратор. Сразу перевели на Монти.

– Направляюсь во Вьетнам. Похоже, Лик едет поездом, и, думаю, я могла бы его опередить, если удастся вылететь регулярным рейсом в Ханой. Но ствол опять придется сбросить.

– Я тебе другой пришлю, – ответил Монти. – Скажи, где остановишься.

– Хорошо, – Рысь принялась изучать расписания поездов и самолетов, которые прихватила в аэропорту. В тот день оставался только один рейс в Ханой, и у нее еще были все шансы успеть. Но, какой способ передвижения ни выбери, азиатская транспортная система отличалась предельной загруженностью на любом направлении. Рыси оставалось надеяться, что будет свободное место. Она должна была прибыть на место раньше Оуэнса и ждать, когда прибудет его поезд. Выбрать железную дорогу для него значило потратить чуть больше времени, но, что важно, избежать скопления людей, в случае, если он выкупит целое купе.

Рысь знала, что во Вьетнаме торговля живым товаром процветала, но в сравнении с соседними странами все же была не такой интенсивной.

Умен, Оуэнс-чертяка...

У него и там были связи? Рысь должна была отыскать его как можно скорее. Нельзя позволить ему добраться до своих подельников и продолжить убивать ни в чем не повинных женщин.

 

Глава двенадцатая

Наньнин, Китай

Из окна поезда открывался великолепный вид. Оуэнс подъезжал к Наньнину, мегаполису, окруженному роскошными тропическими ландшафтами и буквально утопающему в зелени. Это место было известно как «Зеленый город». Но Уолтер не успел оценить красоту города, он юркнул в такси, чтобы не толкаться в переполненном автобусе. Большую часть пути из Гонконга Оуэнс провел в сладостных мечтах, лелея воспоминания прошлой ночи, когда ее лицо целиком закрывало его собственное, возвращая ему бесценное чувство контроля. Он проснулся около четырех утра и до семи нежился в постели, наслаждаясь силой своей новой маски, пускай лишь временной.

Эти ощущения, безусловно, стоили тех стараний, которые потребовались, чтобы утром вычистить весь номер. Уолтер предусмотрительно постелил на кровать поверх белья мешки для мусора, купленные заранее в продуктовом магазинчике, но пятна крови все-таки остались. И на одежде тоже. И на полу.

Единственное, о чем Оуэнс сожалел, это о том, что от маски пришлось избавиться. Но он знал, что с ней было слишком рискованно пересекать границу. Он с огромным трудом заставил себя выбросить черный пакет с маской в контейнер у канатной дороги. Чувство беззащитности снова нарастало. И оно становилось тем сильнее, чем дальше Оуэнс оказывался от своей последней маски. Когда поезд остановился в Наньнине, Уолтера вновь колотило от желания срочно найти очередного «донора».

v

Ханой, Вьетнам

Джек удалось отхватить последнее место на дневной рейс гонконгской авиакомпании «Cathay Pacific» до Ханоя. Во Вьетнаме она первым делом выяснила, как добраться до вокзала Гиа Лам. В свое время она достаточно пожила в Азии и знала, как медленно функционировали местные железные дороги. Джек была исполнена оптимизма, почти уверенная, что Оуэнс все еще был в пути, если покинул гостиницу в Нгонг-Пинге всего лишь день назад.

У нее были удивительные способности к языкам, и она какое-то время жила в Сайгоне, поэтому она неплохо понимала по-вьетнамски. У одного из служащих вокзала Джек узнала, что на последнем отрезке пути Уолтера – а это был тринадцатичасовой переезд из Наньнина, Китай – ходил всего один поезд в сутки. Это был ночной состав с прибытием в семь утра.

Попался.

Джек порадовалась, что у нее было еще добрых четырнадцать часов на то, чтобы набраться сил и оглядеться. Она отправилась на поиски подходящего отеля и нашла недорогой вариант в старой части Ханоя, в пешей доступности от вокзала. В ее номере «Bodega Hotel» не было даже окна, и помещение остро нуждалось в проветривании. Но Джек не могла позволить себе риск встретиться лицом к лицу с Кэссиди, которая, разумеется, выбрала место поприличнее.

Джек знала почти наверняка, что Кэссиди тоже была на пути в Ханой. Должна же она была проявить сообразительность, в которой Джек не могла ей отказать. Скорее всего, она тоже полетела самолетом.

Немного вздремнув, Джек вышла в город. Было чуть за полночь. Она осматривалась, прикидывая, насколько трудно тут обзавестись стволом. Ей доводилось бывать во Вьетнаме раньше, но так далеко на север страны она не забиралась. Старые кварталы Ханоя были похожи на пчелиный улей. Снующие пешеходы, шумные улицы – столпотворение ресторанов, магазинчиков, пагод и храмов, отелей и всевозможных лавочек. Двухтысячелетняя история Ханоя отражалась в традиционных названиях улиц, большинство которых сохранилось со времен, когда в центре города размещались важные торговые и ремесленные узлы, – Шелковая улица, Бумажная улица, Чеканная улица, Серебряная улица, Рыбная улица, Посудная улица. Город сильно воздействовал на все органы чувств. Была работенка и для шестого чувства: переходить дорогу здесь было равносильно самоубийству. Во Вьетнаме это норма – дороги всегда, в любое время суток, запружены машинами, мотоциклами, велорикшами, мопедами. Сплошная гонка, где каждый сигналит и пытается протиснуться вперед, действуя по принципу «доберись до места первым любой ценой». Правила дорожного движения здесь не действовали, и даже тротуар подчас служил дополнительной полосой. Ничего удивительного, что приезжим здесь водить запрещалось.

В одном особенно жутком обшарпанном переулке – где еще искать торговцев оружием – Джек увидела человека, продававшего ножи, военную атрибутику и «дорогие американские зажигалки», конечно же, китайского производства, безвкусные подделки. Обменявшись вполголоса парой слов с этим типом, Джек вышла из-за занавесочки, заткнув в голенище сапога полуавтоматический M-1911 сорок пятого калибра. В другом сапоге удобно устроился глушитель к пушке. Порядок.

Она прошла мимо другого уличного торговца, он продавал вездесущий суп-лапшу «пхо». У Джек заурчало в животе, когда в нос ударил чудный аромат острого мясного бульона и зеленого лука. Она осознала, что давно не ела и, поразмыслив, а не вернуться ли сначала в отель за косухой (вечером на улице было около двадцати градусов, но ночью становилось прохладно), Джек поняла, что с голодным бунтом желудка нужно разбираться безотлагательно.

Узнав у местных, лучшее место с традиционной вьетнамской кухней, она направилась на улицу Тонг Дуи Тан, славившуюся многочисленными ресторанами и кафешками.

Джек выбрала крохотное заведение, которое привлекло ее невероятными запахами, вызывавшими бешеный аппетит. Внутри это место походило, скорее, на бар – тесный зал был заставлен небольшими алюминиевыми столиками, вокруг которых ютились хилые стулья. Джек заняла единственный свободный столик, прямо у двери, и заказала местное пиво и «бун ча», жирное сладкое блюдо из запеченной свинины в густом соусе, которое подали с прозрачной рисовой лапшой и мелко нарезанными листьями салата.

Когда принесли ее поздний ужин, Джек сначала втянула роскошный аромат, а потом нетерпеливо намотала на вилку побольше лапши и, окунув в подливку, засунула в рот. Едва она это сделала, кто-то сильно толкнул ее в спину.

– Смотри, куда прешь, – прошипела Джек с полным ртом и, вытирая рот рукавом, повернулась, чтобы осадить обидчика.

– Прошу прощения, меня кто-то толкнул, и я споткнулась, и... – Кэссиди замолчала, пристально глядя на Джек. – Вы?

Та едва не подавилась лапшой.

Дело дрянь.

– Ладно, не переживай.

И почему ей было просто не спуститься в ресторан при своем отеле и пару раз не обойти вдоль шведского стола?

Кэссиди, наконец, удалось оторвать взгляд от женщины за столиком. Она огляделась. В забегаловке негде было яблоку упасть.

– Ничего, если я присяду? Все остальные места заняты, а я слишком голодна, чтобы искать, где свободно.

– Устраивайся, конечно, – это было просто великолепно. С таким же успехом они могли поселиться в одном отеле, а следующим утром, мило поболтав за завтраком, оправиться на вокзал и там выяснять, кому достанется этот маньяк.

Кэссиди выцепила запыхавшегося официанта и заказала пиво, роллы и говядину «лю лак». Пару минут Кэссиди смотрела на оживленную улицу, а потом повернулась к Джек и спросила:

– А Вы давно здесь?

– Только сегодня приехала. Остановилась тут неподалеку.

Хватит пялиться на ее ротик. Боже.

Но оторвать взгляд от естественно-розовых ангельских губ, нежный изогнутый контур которых наводил на самые греховные мысли, было невозможно. И эта гладкая светлая кожа... Глаза Кэссиди были цвета карамели. И только оказавшись так близко, сидя напротив, Джек осознала, насколько же Кэссиди была красива. Даже более соблазнительна, чем в воспоминаниях.

– А ты?

– Я приехала час назад. Остановилась в близлежащем отеле и вышла прогуляться. Проходила мимо этого заведения и поняла, что целый день ничего не ела.

Проносясь мимо, суетливый официант поставил на стол пиво и роллы. Она принялась за еду с таким же аппетитом, как и Джек.

– Кстати, я Лорен Хагрейв, – сказала она, положив в рот очередной кусочек.

Конечно, конечно.

Выставив руку через стол, Джек назвалась:

– Джек Нортон.

Похоже, Кэссиди ее не узнала. Не то чтобы она могла, ведь в ОЭН они пересеклись всего на считанные мгновения, но Джек испытала облегчение при мысли, что Кэссиди, скорее всего, не обратила на нее внимания, когда они летели в Китай.

Рукопожатие Кэссиди было нежным, а ладонь теплой. Очаровательно. «Так, пора отпустить ее руку»,- напомнила себе Джек.

– Это от «Жаклин»?

– Ага, так уж меня все зовут, – проговорила Джек, медленно убирая руку.

Их разговор был внезапно прерван появлением четверых босоногих ребятишек, каждому из которых не было и десяти лет. Это были бедняки, они лепетали на вьетнамском, выпрашивая денег или еды. Рысь смотрела, как привлекательная незнакомка поймала взгляд одной девочки и, подозвав ее жестом, молча вложила в тощую ручонку пару вьетнамских купюр. Когда это увидели остальные дети, они столпились вокруг столика. Джек улыбнулась и сделала то же самое. И хотя в целом вышло всего несколько долларов, этого хватило бы на пару плотных обедов для каждого из ребят.

Благодаря внезапному проявлению добросердечности, Рысь получила возможность получше рассмотреть женщину, с которой ей выпало разделить ужин. По оценкам Кэссиди, Джек была на несколько лет старше нее, если судить по морщинкам в уголках глаз. Шелковистые густые волосы темно-каштанового цвета были модно пострижены, некоторые пряди падали на глаза. А глаза были ярко-зеленые. Черты лица – само совершенство: прямой нос, высокие скулы, пухлые губы, ровные белые зубы. Единственным изъяном был шрам. Узкая светлая полоса на щеке, доходившая до уголка губ. И все равно женщина была поразительно красива. Рысь даже подумала, что шрам добавлял ей какого-то разбойничьего шарма, что ли. Она с трудом удерживалась, чтобы не провести вдоль белой линии кончиками пальцев.

Все в ней было соблазнительно. Джек была одета в обтягивающую черную майку без рукавов. Рысь видела, какие у нее мощные руки. А еще эластичная материя прекрасно облегала высокую округлую грудь совсем небольшого размера, но идеально соответствующую ее ладной комплекции, – Джек была высокой с узкими бедрами. Прежде чем сесть за столик, Кэссиди украдкой бросила взгляд и на ее джинсы. Этого было достаточно, чтобы понять, что перед ней женщина, посвящающая изрядное время регулярным тренировкам. В целом, Джек была в ее вкусе. Рысь находила ее более чем привлекательной. В какой-то момент она поняла, что ужасно рада убить в хорошей компании несколько часов ожидания до прихода поезда Оуэнса.

– Вы здесь первый раз?

Джек кивнула.

– Ага, а ты?

Рысь с трудом верилось, что этой женщине хоть что-то здесь было в новинку.

Она держалась слишком раскованно и свободно для человека, которому это место незнакомо. Казалось, у Джек не было любопытства и энтузиазма, свойственных туристам, попавшим в новую страну. Впрочем, может быть, она всего лишь была утомлена.

– Я впервые так далеко от дома, – ответила она.

– А где ты живешь?

– В Альбукерке. А Вы, как я понимаю, из Нью-Йорка. – Джек говорила без акцента, но вид и манеры у нее были соответствующие.

Уголки губ Джек слегка подались вверх, обозначая улыбку.

– Хорошо соображаешь.

– Прошу прощения? – было что-то смутно знакомое в том, как Джек произнесла эту фразу. Как будто что-то напомнило. Или кого-то. Но Рысь никак не могла определить, кого или что именно.

Прибежал официант с ее заказом и на мгновение отвлек Рысь от ее мыслей.

– Ты всегда такая проницательная? – спросила Джек будничным тоном и отодвинула пустую тарелку. – Или это у меня все на лбу написано?

– Есть у меня кое-какие навыки, – ответила Рысь.

– Есть, конечно, – в тоне Джек сквозила такая уверенность, что у Кэссиди снова возникло ощущение дежа вю.

– Это, конечно, прозвучит странно, но у меня такое чувство, что мы с Вами уже встречались, – сказала Рысь.

– Хм, сомневаюсь. Я бы запомнила, – Джек посмотрела в сторону. На улице показалась другая горстка детей. Они ковырялись в мусорном баке у кафе напротив. Хотя Джек уже закончила ужин, она не спешила уходить.

– Это точно, запомнили бы, – провокационным тоном ответила Рысь. Она не могла поверить, что во время своего первого крупного задания позволяла себе флиртовать со случайной встречной. Но устоять было выше ее сил. Конечно, в ее распоряжении оставалось несколько совершенно свободных часов до приезда Оуэнса. И у нее был немалый опыт мимолетных знакомств с женщинами, заканчивавшихся той же ночью после бурного секса.

Но эта женщина, похоже, предпочитала держать дистанцию.

Когда Кэссиди уже готова была открыть рот и задать тот самый вопрос о планах на вечер, ее собеседница поднялась, точно ей вдруг стало неудобно:

– Что-то еще пива захотелось. Тебе чего-нибудь принести?

Рысь подняла свой бокал, наполовину полный.

– Нет, спасибо. Пока хватит.

Она смотрела, как Джек протискивается через тесный зал к стойке, и взгляд ее упал на ее аккуратную задницу. В голове оперативницы щелкнул тумблер узнавания.

Я знала! Я была права. И с лица она ничуть не хуже, чем со спины.

Через пару минут Джек вернулась с бутылкой пива «Тигр».

– Я была права, – Рысь даже не пыталась скрыть триумф.

Удивленная, Джек подняла бровь.

– Я в тебе и не сомневалась. А насчет чего?

– Мы раньше встречались.

 

Глава тринадцатая

– Хм-м-м, не думаю, – Джек принялась отрицать, что они могли когда-либо пересекаться, но тон Кэссиди не оставлял сомнений в том, что память ее не подводила.

– Пару дней назад… Аэропорт Сан-Франциско, – объяснила Кэссиди. – Я шла в «Старбакс», а Вы там стояли рядом, по телефону говорили.

Джек поняла, что попалась Кэссиди на глаза, когда сообщала последние новости своему русскому боссу. А ведь ей казалось, что она соблюла все правила предосторожности. Этого оказалось явно недостаточно. Она прокололась. Винила Джек, разумеется, русского. Глупо.

– Мир тесен.

– И надолго Вы здесь? – спросила Кэссиди.

Обдумывая ответ, Джек сделала глоток пива.

– Пока не знаю.

– А от чего это зависит?

– От настроения. Может, поеду во Вьетнам или в Китай, – ответила Джек, – а ты?

– Да почти так же. Не люблю ничего планировать. Когда начинаешь планировать, половина кайфа обламывается.

– Скажи, Лорен, а чем ты занимаешься? Чем «заполняешь время с девяти до пяти»? – не удержалась Джек.

На самом деле, она, конечно, знала правду в деталях, но ей было любопытно, с какой легендой ОЭН отправили девушку на задание. Джек впервые ощутила, насколько забавно смотреть на систему со стороны, не находясь больше в ней. Но она знала, что играет с огнем. Оперативники были, в первую очередь, превосходно обученными убийцами, и Джек отдавала себе отчет в том, что Кэссиди, ни минуты не сомневаясь, выдала бы ее ОЭН. Не важно, живой или мертвой.

– Я пока не работаю, – сказала Кэссиди. – Но хочу стать юристом. Экзамены уже сдала, и, когда вернусь, буду продолжать учиться на криминалиста.

Раньше Джек не обращала внимания, что Кэссиди так молода, что вполне могла сойти за студентку.

– Так что сейчас ты в свободном полете, да?

Кэссиди кивнула.

– А Вы как зарабатываете на хлеб с маслом? Или даже с салом?

– Вот и скажи сама, раз уж у тебя такая великолепная интуиция, – Джек было интересно, что Кэссиди о ней думала.

– Хм-ммм, дайте-ка угадаю… – Кэссиди закусила губу – сама сосредоточенность. Добрых пару минут она молча изучала тело Джек, прикидывая по рельефу мышц и силуэту, что же позволяло ей быть в такой форме. Наконец, она встретилась с Джек взглядом, она смотрела пристально, не мигая.

Та с трудом заставляла себя не отводить глаз. Невыносимо.

Критический, оценивающий взгляд Кэссиди вдруг приобрел иное выражение – и в этом неуловимом изменении ощущался глубокий сексуальный подтекст. Она посмотрела на губы Джек. Было видно, что девушка сдалась, не в силах противостоять соблазну.

Джек положила руки себе на колени. Медленно, с нажимом, провела вспотевшими ладонями по бедрам, пытаясь восстановить концентрацию, а потом изо всех сил впилась ногтями в напрягшиеся мышцы. Невозможно было смотреть, как ее белокурый ангел ласкал ее взглядом, в котором светилось желание. Опасно сильное желание. Боль. Джек с огромным трудом подавила порыв схватить Кэссиди за волосы и, рванув к себе, поцеловать – глубоко и яростно. Прошу, хватит на меня так смотреть.

– Нет, мои сверхъестественные способности меня подвели, – наконец изрекла Кэссиди, смешно пожав плечами.

– М? – Джек успела забыть, о чем был разговор. Оставалось порадоваться, что Кэссиди нарушила молчание первой. Раньше, чем Джек утратила все свои способности.

– Похоже, мне не удается Вас раскусить, – Кэссиди откинулась на спинку стула и прищурилась. – В смысле, не могу понять, чем же Вы занимаетесь.

– Твердый орешек, да? – спустя мгновение после того, как у нее вырвалась эта фраза, Джек поняла двусмысленность сказанного и поспешно добавила: – Я имею в виду, жесть как сложно угадать, да?

Кэссиди рассмеялась – смех почти детский. Какой сладостный звук.

– Уж не знаю, для всех ли Вы твердый орешек, но для меня точно, – сказала она. Нежный голос звенел скабрезными нотками, сводя с ума.

Господи, еще немного, и все это выйдет из-под контроля. Быстро меняй тему.

– А откуда ты? – Боже праведный. Нет. Только не это. Это я уже спрашивала.

– Хотите сначала узнать меня получше? Я, собственно, не против, – проговорила Кэссиди с улыбкой, которая, однако, не могла скрыть удивления и смущения. Впрочем, судя по выражению лица, она не готова была так просто отпустить Джек с крючка:

– Вот только теперь Ваша очередь рассказывать о себе.

– Я консультант. Работаю в соцзащите с трудными подростками.

– А, понятно. И как я не догадалась.

– А откуда бы тебе знать? – те, кому Джек говорила о своем занятии, – а делала она это совсем не часто, – в большинстве случаев этому не верили.

Тот мир был теперь очень далеко. Джек сама с трудом верила, что когда-то посвящала все свободное время оторвам, сбежавшим из дома, малолетним преступникам и наркоманам.

– Я же видела, как Вы смотрели на тех ребятишек, – объяснила Кэссиди. – У Вас лицо изменилось. Стало как будто мягче.

– Сложно им не посочувствовать. Особенно в таких местах. Нищие, изможденные… – Джек рада была сменить тему. Что угодно, лишь бы ослабить нараставшее притяжение между ними.

– Вашему благородному сочувствию можно только позавидовать. И все-таки я не удивлена, – проговорила Кэссиди. – Так логично противоречит тому, какой Вы видите себя.

– И какой же я себя вижу?

Кэссиди немного наклонила голову, открытый оценивающий взгляд было нелегко выдержать.

– Резкая. Одиночка. Чуть ли не бессердечная.

– И откуда у тебя такое чувство? – спросила Джек.

– Вы так ведете себя.

– В смысле – …?

– В смысле не подпускаете людей близко, – заключила Кэссиди.

Она все поняла верно. Черт, она права. Джек молча удивлялась тому, как легко Кэссиди удавалось читать ее. Еще немного, и это вывело бы Джек из себя. Конечно, в ОЭН учили разбираться в людях, но у Кэссиди, определенно, был к этому особый дар.

Джек отхлебнула пива, пытаясь понять, почему для нее приобрело такое значение хорошее мнение Кэссиди о ее персоне. Как будто она вообще могла думать о такой, как Джек, что-либо хорошее. Нонсенс.

– О, извините, – выдавила Кэссиди после долгой паузы. – Это не мое дело. Мы ведь даже не знакомы.

– Ничего, все в порядке. Ты права. Я не люблю близко подпускать кого бы то ни было, – признала Джек.

– Вам кто-то принес немало боли, да?

– А с кем этого не случалось в свое время? – Джек хотела, чтобы это прозвучало беззаботно, но и сама услышала, сколько тоски было в этой короткой емкой фразе.

– Со мной не случалось, – с готовностью отозвалась Кэссиди. – Но, опять же, это не значит, что и не случится. Если ты не испытал боли, значит ты не любил.

– Да, все так говорят, – отозвалась Джек.

– Это было давно?

– Давно, – ответила она, – но недостаточно долго и недостаточно давно. Может, время и лечит, но со шрамами ничего не поделаешь, – Джек видела, как после этой фразы взгляд Кэссиди на мгновение остановился на тонкой белой линии, пересекавшей ее щеку.

– А Вы сожалеете об этом? Я имею в виду, о том, что любили?

Большинство людей, не раздумывая, ответили бы «нет». Ответили бы, что все полученное ими, в конечном счете, перевесило потери. И что боль позволила им найти внутренние силы, чтобы выжить. И что тот человек, который причинил им боль, научил их многому. И список клише о том, как помочь себе самому, бесконечен…

Но Джек – это явно не тот случай.

– Да.

Огромный ущерб, который эта любовь нанесла ей, и все последствия, нарушившие ее жизнь, были необратимыми. Ни простить, ни забыть, ни отпустить прошлое – ничто не могло изменить того, что вся жизнь Джек пошла под откос. Она постоянно возвращалась к мысли о том, что лучше бы никогда не встречала Ванию, никогда не влюблялась в нее, и, что самое главное, никогда не позволяла себе ей доверять.

С тех пор как ее предали, жизнь Джек превратилась в сплошную гонку за выживание. В битву за существование. Каждый последующий день был не более чем проклятой рутиной, которую Джек искренне терпеть не могла. Но ни сил, ни воли прекратить все это у нее не было. И лишь мечта о собственном доме заставляла ее подниматься каждое утро. Доме, из которого ей не придется больше бежать.

Она проводила каждый свой день, неделю за неделей, год за годом в попытках убежать от прошлого: оглушительный крик, нестерпимая боль, непроглядная тьма. А потом режущий глаза свет, пролившийся отовсюду сразу.

Такое предельное унижение, и моральное, и физическое, что Джек хотелось лишь одного – чтобы они просто пустили ей пулю в висок, и тем все закончилось.

Сон… Спать было пыткой, – никаких надежд на облегчение. Непрекращающиеся кошмары. В ее подсознании роились образы ненависти и стыда.

Бывали редкие исключения. Один повторяющийся сон, являвшийся ей тогда, когда, казалось, уже совсем опускались руки, приносил ей чувство покоя и защищенности.

Все, что она могла вспомнить, проснувшись, – незнакомая мелодия, таинственный перезвон и размытые образы каких-то ангельских созданий, примирительно взирающих на нее из хрустальной вышины.

Может быть, поэтому рядом с Кэссиди она чувствовала такое умиротворение, даже, держась на расстоянии. Кэссиди напоминала ей нежных херувимов из полузабытого сна.

– Да. Да, сожалею. О каждой минуте этого безумия, – ответила Джек.

Ни одна фраза, что она произнесла за всю свою жизнь, не вмещала столько откровения и предельной, ранящей истины.

– Но Вы ведь и сейчас любите этого человека, несмотря ни на что?

– Почему ты так думаешь?

– Столько боли у Вас в глазах, – в мягком голосе Кэссиди звучало искреннее сочувствие. – Боль может быть настолько сильной лишь от любви.

– Боль, любовь, предательство. Для меня это синонимы.

– Они многое отняли у Вас, верно?

Джек с трудом удавалось говорить ровным голосом.

– Она отняла у меня все.

Она даже сама отчетливо слышала страдание и ярость в собственном голосе. Джек сознавала, что ее стремительно уносили воспоминания, что она уже зашла слишком далеко, а это непозволительно с человеком, которого она едва знала. Но чувство безопасности и спокойствия, которое охватывало ее, когда рядом была Кэссиди, оказалось слишком сильным. Джек готова была поддаться неземному чувству, точно Кэссиди была рядом всегда.

Джек знала, это стоило того, даже если потом целую ночь, оставшись наедине с собой, ей пришлось бы страдать, борясь с ожившими воспоминаниями прошлого, бесконтрольно вырвавшимися на свободу. Ранящими немилосердно.

Первый раз за вечер Рысь оказалась в ситуации, когда не знала, что сказать.

Она никогда раньше не видела, чтобы человек, производящий впечатление такого уверенного в себе, вмиг пал духом от болезненных воспоминаний. В глазах Джек было такое отчаяние, что Кэссиди нестерпимо захотелось обнять ее. Она почти не знала эту женщину. Но за внешностью властной и жесткой особы с небрежными манерами определенно скрывалась нежная натура. Кэссиди мучило необъяснимое желание дать этой женщине защиту. Разве возможно так искренне хотеть заботиться о чужом человеке?

Джек потерла затылок и глянула на часы, очевидно, ей было неудобно оттого, что Рысь ничего не ответила.

– Опа, ты посмотри на время. Мне бы надо пойти поспать немного. Последние пара дней непростые выдались, а я хотела завтра встать пораньше.

Рысь потянулась через стол, чтобы накрыть ладонь Джек своей. Та отдернула руку так быстро, что Кэссиди растерялась, точно собиралась погладить пустоту.

– Не надо.

Джек поднялась, вынимая из кармана деньги за ужин.

Рысь сделала то же самое, но, когда она попыталась перехватить взгляд Джек, та опустила глаза.

– Простите!

– Просто я устала. Не принимай на свой счет.

– Ничего, если я провожу Вас до отеля?

Джек безразлично пожала плечами.

– Как хочешь.

Поначалу Джек была любезна. Потом сделалась отстраненной. Теперь она была, скорее, зла. Рысь не хотела выводить ее из себя еще больше, но компания Джек была ей слишком приятна. В конце концов, она хотела убедиться, что Джек добралась до своего отеля без приключений.

Они шли по многолюдным улицам старого центра столицы. За время пути они обменялись всего парой слов. Через два квартала от ресторана Джек остановилась на углу и повернулась к Рыси:

– Вот я и на месте. Или, по крайней мере, тут недалеко, – она указала на целую череду отелей позади себя.

– С Вами… все будет хорошо? – Рысь чувствовала, что Джек искренне хотела остаться наедине с собой, по крайней мере, она дала это понять. Исчерпывающим образом.

Кэссиди не знала, как попрощаться, и, на самом деле, вовсе не собиралась.

– Конечно, – бросила Джек. Выражение ее лица оставалось непроницаемым.

– Простите, если я испортила Вам вечер. Я не хотела, – Рысь умела и любила играть с людьми, задавая вопросы, которые затрагивали потаенные струнки. Ее специальным образом обучали тому, что, когда и как нужно спрашивать. Она владела всеми тактиками для того, чтобы прорываться сквозь самые мощные эмоциональные заслоны и выводить людей на чистую воду. Но то, что в этот вечер Кэссиди начала как игру, вовсе не должно было ранить Джек. Скорее, наоборот.

– А ты и не испортила, – тон Джек сделался мягче, мышцы лица немного расслабились. Впрочем, она и не улыбнулась.

– Вообще-то я даже рада, что у нас состоялся такой разговор. Это сложно объяснить, но он много для меня значит.

– Может быть, как-нибудь увидимся, когда вернемся домой, в Штаты? – Рысь не могла смириться с мыслью, что им, скорее всего, не суждено было встретиться снова.

– Сомневаюсь.

– Почему бы и нет?

Абсурд. Рысь почти умоляла. Отчего было так трудно расставаться? Откуда взялось это впечатление, что дело было не только в том, чтобы оказаться в одной постели?

– Иногда так бывает, что на все про все только один вечер, – процедила Джек.

– Если, конечно, обе не хотят большего.

– Я, например, не хочу.

Рысь напряглась, борясь с накатившей обидой и разочарованием:

– Не понимаю Вас. Мы, кажется, очень неплохо поладили, и, похоже, я Вам очень нравлюсь… что же такого в том, что хочется…

Джек внезапно прикоснулась ладонью в щеке Кэссиди:

– Может быть, ты этого хочешь, но это явно не то, что тебе нужно.

Джек нежно поцеловала ее в щеку и удалилась.

Рысь так и осталась стоять на месте, глядя, как Джек повернула за угол.

После этого разговора идти спать казалось просто немыслимым. Рысь бродила по улицам старой части Ханоя, она выбрала себе пару легких шелковых блузочек, дополнив скудный набор практичных вещей, которые она взяла с собой. Она всегда брала в дорогу только небольшой рыжий рюкзачок – чтобы с собой не оказалось ничего тяжелого, если пришлось бы гнаться за кем-то или быстро линять в непонятной ситуации. Днем температура поднималась выше двадцати пяти, и менять одежду приходилось чаще, а шелк быстро сохнет.

Рысь прогулялась еще немного и набрела на подвальный магазинчик, где продавались ножи. Она взяла «бабочку» и шестнадцатисантиметровый боевой Kiffe. Когда она расплачивалась с продавцом, зазвонил мобильный.

Это был Монтгомери Пирс, он объяснил, как найти тайное место, куда свой человек принес для Рыси «Глок». Небольшой пистолет, который отлично уместился у нее в голенище.

Вернувшись в отель, Рысь была во всеоружии, готовая встречать Оуэнса с поезда.

 

Глава четырнадцатая

Джек несколько часов проворочалась в постели – сон к ней не шел. С головой укутавшись тонким вонючим покрывалом, она лежала, прислушиваясь к звуку капель из подтекавшего крана. Ближе к середине ночи оказалось, что стены в гостинице были картонными. В соседнем номере начали неистово заниматься любовью. У Джек разболелась голова: все происходящее за стенкой было слышно в мельчайших деталях.

Джек выключила свет и легла, уставившись в потолок. Темнота и неутоленное желание немедленно навеяли ей образ Кэссиди. Удивляться тому, какое впечатление оказала на нее встреча с Кэссиди, не приходилось, только вот Джек не ожидала, что расставание могло быть таким горько-сладостным. Их тянуло друг к другу, мощно, взаимно.

Единственное, что угнетало Джек, – это непонятно откуда взявшаяся потребность выговориться, словно уложив в голове события последних восьми лет и откреститься от них.

Джек не могла не чувствовать, как наивно и смешно с ее стороны было думать, что Кэссиди могла понять и принять то, какой выбор в свое время сделала Джек. Но почему-то не проходило ощущение, что, если Кэссиди могла, то и она сама, наконец, тоже… и тогда, может быть, все произошедшее обрело бы смыл.

Она работала на ублюдков, которые хотели устранить других ублюдков. Она не задавала вопросов – это было не ее дело. Но в глубине души Джек прекрасно осознавала, что подчас совершала расправу над ни в чем не повинными людьми. И мысли об этом, об этой проклятой неопределенности преследовали Джек каждый день. Она не знала, как покинуть мир, где она была несчастна, если это был единственный мир, который ее принимал. Джек понимала, что все это не более, чем самообман, и что объясняясь с кем бы то ни было, сколько угодно раз, она не могла подвести справедливое основание под собственный выбор. И ее удручало то, кем она, в результате, стала. Даже если бы Кэссиди могла не понять ее, это не меняло отношения к девушке. Джек, несомненно, продолжало бы тянуть к Кэссиди физически. Многие годы тело не предавало Джек подобным образом. Еще никогда ее выдержка не давала таких сбоев.

Ей хотелось целовать Кэссиди, привести в отель, провести с ней бурную ночь. Джек так отчаянно ее хотела, что теперь задалась вопросом, не придется ли ей всю жизнь жалеть о решении отказать Кэссиди, принятом так неосмотрительно, и так безапелляционно.

В стену долбилась спинка кровати, которую зверски раскачивали постояльцы соседнего номера. Оглушительные стоны разносились на всю гостиницу.

Джек боролась с острой физической болью желания.

Ей хотелось начать барабанить в стену и закричать, точно по привычке: «Да угомонитесь вы уже, наконец!», но соседи, очевидно, именно это уже и сделали. Джек накрыла голову подушкой, отгораживаясь от невыносимого шума. Казалось, это принесло облегчение. Но тут женщина за стенкой закричала:

– Отымей меня жестко!!

– Черт бы их побрал, то-то и оно, – Джек встала, сбросила белье и прошагала в ванную.

v

Рысь лежала в ванне в своем великолепном номере. Она размышляла о том, как лучше брать цель. «Нужно действовать сразу, - рассуждала она, - едва Оуэнс ступит на платформу». Рисковать было непозволительно, ведь он мог затеряться в толпе или пересесть в другой поезд. В Бюро его хотели живым, так что, взяв Оуэнса, нужно было еще обеспечить успешную транспортировку до места, откуда его смогли бы подобрать федералы. Нельзя было позволить вьетнамским властям вмешаться, ведь случай с Оуэнсом подпадал под их юрисдикцию. О том, чтобы позволить вьетнамской стороне перехватить цель, не могло быть и речи.

А ФБР поимка маньяка нужна была не только для того, чтобы сохранить лицо, они еще хотели проследить все его связи.

Рысь была одновременно взволнована и немного напугана осознанием того, что цель была теперь так близко. Оставалось только взять – и первая успешная миссия выполнена. Первое серьезное задание, на которое ее отправили без сопровождения. Рысь готова была показать ОЭН, на что она способна. Она понимала, что до сих пор ее рассматривали как неопытную, особенно, в сравнении с проверенными, бывалыми оперативниками. Но у нее имелось одно неоспоримое преимущество: она хотела делать то, что делала.

Это была сама жизнь – подлинная возможность делать мир лучше, хоть в чем-то. Она должна была остановить этого маньяка, и следующего, и тех, что будут после них. Может быть, Рысь подходила с позиций идеализма, но ОЭН дала ей возможность жить так, как она всегда хотела. Каждое ее действие что-то значило.

Рысь настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как сильно остыла вода в ванне. Но Кэссиди, по большому счету, было все равно – у нее не было никаких проблем с низкими температурами.

Натянув футболочку и трусики, Рысь легла в постель. Она и заметить не успела, как ее мысли переключились на Джек. Красивая, в ее вкусе, тут даже спорить было бы глупо. Но Джек кое в чем важном разительно отличалась ото всех бывших. У нее был багаж. Нет, грузовой корабль, по ватерлинию. А обычно именно это отталкивало Кэссиди. Заморочки? Это не для меня.

В отношении всех, с кем она спала, у Рыси имелось одно правило. Весь багаж – за борт. Входя в спальню, чемодан со скелетом оставляем за дверью. Кэссиди не интересовали жизнь и страсти ее партнерш. По крайней мере, ничто, кроме пары болезненных пунктиков, зацепив которые, можно было управлять человеком. Кэссиди о них хотела знать только… что? Ни-че-го. Абсолютно ничего. И нужно же было в случае с Джек именно этому пойти не так. Кэссиди сама не могла понять, что сильнее интриговало ее, какая-то смутно ощутимая и жуткая тайна, заключенная в Джек, или собственная внезапная неспособность оставаться безразличной.

Может быть, Джек, на самом деле, ничем не отличалась от тех женщин, что встречались Кэссиди. На самом деле, откуда ей было знать? Этот вопрос ее никогда прежде не заботил.

И почему этот странный интерес возник теперь? Связано ли это с тем, что Джек не захотела большего, хотя держалась весьма любезно и даже выражала заинтересованность, – а если без ложной скромности, то Кэссиди ее очень сильно привлекала… Рысь не привыкла, чтобы ей отказывали. Но дело было в том, что она и не чувствовала, будто Джек ей отказала. По крайней мере, не совсем. Но до чего же неудобно вышло, когда Джек вроде бы подкатила к ней, а потом резко сменила тему. Джек с трудом удалось устоять перед пышущей сексуальностью Рыси, так что это был вовсе не отказ.

А женщина, которая принесла Джек столько боли? Это недавняя пассия?

Может, Джек еще не оправилась от пережитого, а поездка в Азию была лишь попыткой отвлечься? Как бы то ни было, тот факт, что Джек не изъявила желания встретиться где-нибудь еще, оставил Рысь в замешательстве. Ужасно. Потому что Кэссиди – и это ее больше всего беспокоило – до странности сильно хотелось узнать эту женщину. И не только в горизонтальной плоскости.

Рысь прекрасно понимала, что и ее собственная жизнь была полна секретов, не подлежавших разглашению, и она всегда рисковала, позволяя себе приблизиться к кому бы то ни было. Но, оказавшись рядом с Джек, она чувствовала себя в безопасности. В том-то и заключалась опасность ситуации. И было в этой женщине что-то такое, что трудно описать словами. И хотя, по всем канонам, именно это и должно было заставить сомневаться насчет Джек, насторожиться, но вопреки всему Кэссиди чувствовала, как внутри нее росло желание подобраться поближе.

Но теперь-то какая разница? Джек исчезла. И Рысь переживала не только и не столько из-за того, что, скорее всего, никогда больше ее не увидит, сколько потому, что сильное сексуальное желание, которое Джек разожгла в ней, еще нескоро угаснет. И Кэссиди отнюдь не была уверена, что сумеет хоть сколько-нибудь утолить это неистовое желание, сняв случайную незнакомку.

v

На вокзал Джек приехала еще до рассвета, задолго до прибытия поезда Оуэнса. Ей надо было найти место, откуда было бы хорошо видно всех выходивших на платформу. И где при этом ее бы не увидела оперативница. И такое место нашлось – узкий закуток в конце платформы, между колонной и стойкой справочной службы.

Через полчаса приехала Кэссиди, она заняла позицию в центре станции на небольшой скамеечке.

Пришедший с получасовым опозданием поезд из Наньнина был забит до отказа, поэтому, когда открылись двери, на платформе начался хаос. Временами было просто невозможно уследить за всей толпой, и Джек не раз теряла Кэссиди из вида. Но, по крайней мере, можно было не бояться упустить Оуэнса, тот бы возвышался над основной массой пассажиров.

Через несколько минут вагоны опустели, и до Джек и Рыси дошло, что Оуэнса ни в одном из них не было.

v

Бухта Халонг, Вьетнам

Уолтер сидел на берегу залива Халонг, с восторгом оглядывая сказочной красоты вид на древние острова, точно драконьи зубы, чередой поднимающиеся из ярко-синей океанской воды. Роскошные шапки изумрудной тропической зелени венчали острые скалы, утопавшие в легкой дымке утра. Уолтер был поглощен созерцанием истинной природной красоты. На миг в нем утихла даже жажда другой красоты, извращенной и рукотворной, его неисцелимая жажда творить.

Это место дышало умиротворением. Кроме Уолтера на пляже не было никого. Недавно ушла даже группка пожилых местных, упражнявшихся на белом песке в экзотической практике Тай Чи. Оуэнса не раздражало, что те молча тянули связки и разминали суставы в отдалении.

Уолтер, забыв обо всем, сидел у воды и смотрел на россыпь кораблей у горизонта. Рыбацкие суденышки направлялись по ветру, в сторону Тонкинского залива.

Оуэнс рассуждал о том, как здорово вышло, что он решил приехать сюда из Наньнина автобусом, а не ждать целый день ночного поезда до Ханоя. Так он сократил время переезда с тринадцати часов до восьми, да еще и сумел избежать прибытия в большой город с его невыносимым хаосом. И в итоге оказался ближе к месту назначения, чем планировал. Через полчаса ему предстояло отправиться в Нинь-Бинь, а оттуда поездом до Сайгона.

Мимо прошла молодая женщина. Она обернулась и улыбнулась Уолтеру. Жгучее желание вернулось. Оуэнс закатил глаза, автоматически начав воображать, как он увековечил бы в красках изящество ее лица, какое выражение придал ему до скончания века. И, конечно, Уолтер представил себе бесподобное чувство неограниченной власти, которое подарило бы это совершенное лицо, стоило лишь надеть его.

Без своих масок он не был собой. Он оказывался бессилен, не мог постоять за себя перед всеми, кто насмехался и издевался над ним, кто позволял себе показывать свое превосходство. Но с масками он был неуязвим и совершенен.

Трепет ожидания от открывавшейся ему блистательной перспективы кружил голову. Там, куда Уолтер направлялся, было множество «доноров». Больше не придется делать досадные многомесячные перерывы между жертвами, постоянно боясь разоблачения. Благодаря связям с нужными людьми, он мог восстановить всю коллекцию и приумножить ее за считанные недели. Или, может быть даже, дни?

На небольшой железнодорожной станции Нинь-Бинь в пять часов вечера было не протолкнуться. Стоя в очереди за билетом, Уолтер постоянно чувствовал на себе косые взгляды.

Если в Штатах это было еще сносно – просто привычное неудобство, то здесь стало настоящей пыткой. Уолтер выделялся в толпе несуразной громадиной: мало того, что он был выше всех местных жителей, он был еще и единственным белым в округе.

Пожилая женщина встретилась с ним взглядом – в ее глазах сквозила жалость – Уолтер отвернулся, со стыдом и злобой опустив глаза. Когда подошла его очередь, он вежливо спросил мужчину за кассой, можно ли выкупить купе в поезде южного направления.

Вопрос пришлось повторять дважды, его долго не понимали.

– Только жески вагонь, – сказал кассир, – одно место осалась.

Оуэнс вздохнул. Он знал, что сидячие вагоны всегда набиты до предела. Каким жутким мучением было бы всю дорогу до Сайгона терпеть взгляды, полные презрения и отвращения.

– Я беру. Спасибо, – сказал Уолтер, расплачиваясь.

Кассир с любопытством оглядел шрам Оуэнса и протянул билет. Уолтер машинально прикрыл лицо рукой.

– Когда прибывает поезд?

– Утром восемь, – был ответ. Оуэнс не поверил своим ушам. Ему не раз доводилось слышать, что в мире нет поезда, который шел бы медленнее, чем «Reunification Express», на который он взял билет. Поэтому Уолтер был просто счастлив, представляя себе, что завтра к этому времени у него уже будет превосходное лицо нового «донора».

– В восемь утра, правильно? – повторил он, чтобы убедиться, что все верно расслышал.

Кассир замялся, другой сотрудник что-то пояснил ему на вьетнамском, и тот улыбнулся, покачав головой.

– Неть. На следуюсий день.

Оуэнс скривился. На лице кассира, не отрываясь глядевшего на Уолтера, была тревога и чуть ли не суеверный ужас.

– Все карасо, господин?

– Ага. Хорошо. У меня все хорошо, – Уолтер схватил билет и пошел вдоль платформы, опустив голову.

Еще пару дней потерпи все это, – пытался он утешить самого себя, – и скоро ты окажешься в таком месте, где в полном уединении сможешь начать собирать всю коллекцию с начала.

v

Где же тебя черти носят, Оуэнс? Думала Джек, в недоумении глядя на пустой пассажирский состав. Неужели, он сошел на одной из промежуточных станций на перегоне Наньнин – Ханой? Выбрал какую-нибудь деревушку на севере, в горах? Нет, вряд ли, подумала Джек. В тех краях слишком мало белых, он бы понимал, что слишком выделяется. И потом, это был один из таких полиэтничных районов Вьетнама, где насчитывалось как минимум пятьдесят различных диалектов. А это значило, что у Оуэнса практически не было шансов быть понятым.

Возможно, он выбрал другой маршрут, но тоже по Вьетнаму, просто чтобы не ждать в Наньнине целый день единственного ночного поезда. На стойке справочной, рядом с которой укрылась Джек, продавались расписания поездов, автобусов и авиарейсов. Убедившись, что Кэссиди нигде не видно, Джек купила по одной копии каждого расписания и отступила на шаг, снова прячась в нише, чтобы спокойно изучить материалы.

Раз Оуэнс решил добраться из Гонконга во Вьетнам наземным транспортом, рассуждала Джек, у него на то была особая причина. Он ненавидел толпу, и, вероятно, самолеты тоже. А в поезде он мог выкупить целое купе. А может быть, хотел посмотреть виды из окна?

Джек увидела, что из Наньнина каждый день уходило несколько автобусов до Халонга. Если он сразу сел на один из них, то во Вьетнаме оказался гораздо раньше, ведь ему не пришлось ждать отправления ночного поезда. Однако Халонг казался не лучшим конечным пунктом назначения. Слишком маленький, слишком популярный среди туристов. А куда оттуда можно отправиться?

 Неплохим вариантом мог быть Сайгон: там полно осевших белых со всего земного шара – легко  затеряться – и при этом мощная инфраструктура по торговле интересующим Оуэнса товаром. По крайней мере, способная удовлетворить аппетиты этого психопата. Но есть и негативный для Оуэнса фактор – высокая плотность населения. Джек снова принялась изучать расписание.

Нинь-Бинь. Она бывала там не раз и отлично знала этот город. От бухты Халонг всего несколько часов автобусом – идеально для Оуэнса. Этот город куда меньше Сайгона, но там тоже большие объемы торговли людьми и процветает проституция. Нинь-Бинь – городишка бедный, с высоким уровнем безработицы; там многие девицы попадали в рабство, одни по собственному желанию, а иных продавала родня. Кого-то увозили все той же железной дорогой, соединяющей север и юг, – в Ханой, в Сайгон, где можно больше заработать.

А еще поблизости от Нинь-Бина не было аэропортов, так что туда в любом случае пришлось бы добираться наземным транспортом.

Зная время отъезда Оуэнса из Нгонг-Пинга, Джек, опираясь на расписание, подсчитала, что прошлым вечером Уолтер уже, скорее всего, прибыл в Нинь-Бин.

Версия казалась правдоподобной, учитывая отсутствие иных зацепок, которые могли бы повести еще куда-то. Если в Нинь-Бине Оуэнса не окажется, она прямо оттуда сядет на поезд до Сайгона.

Убедившись, что Кэссиди ее не видит, Джек улизнула с платформы и купила билет на ближайший поезд южного направления.

Глава пятнадцатая

Когда Рысь поняла, что в поезде из Наньнина Уолтера Оуэнса нет, она прямо с платформы связалась со штаб-квартирой ОЭН.

– Лика среди прибывших не оказалось, – доложила она Пирсу. – Значит, что он выбрал другой маршрут во Вьетнам. Деньги у него есть, он мог взять такси или поехать на автобусе. Если Ханой он миновал, то, очевидно, направляется куда-то еще. Возможно, в Сайгон. Поскольку он ненавидит большие скопления людей, можно предположить, что он выбрал город, поменьше, но с налаженной системой торговли интересующим его товаром. Рено ничего на компьютере того мужика не нашел?

– Пока ничего полезного, – ответил Пирс. – Но Морок составила список известных сетей, занимающихся торговлей людьми во Вьетнаме. Учитывая то, что ты мне сейчас доложила… – пауза. На том конце провода послышалось шуршание бумаг, – лучше всего тебе отправиться в Нинь-Бинь, а если там его нет, то в Сайгон. Если не найдешь его и в Сайгоне, дадим тебе координаты еще одного возможного места на камбоджийской границе.

– Ясно. Буду держать вас в курсе.

Рысь заглянула в схему движения электропоездов. Нинь-Бинь был в двух с половиной часах к югу, все по той же магистрали «Reunification Express». Рысь побежала к билетной кассе. Ближайший поезд отправлялся через пятнадцать минут.

v

Интенсивно работая локтями, Джек протиснулась в сидячий вагон, битком набитый усталыми пассажирами из самых низших социальных слоев. В переполненном вагоне лезли друг другу на головы раздраженные местные, в большинстве своем – семьи с детьми. Казалось, они тащили с  собой все свои пожитки. Все было загромождено пахучими клетками с шумными курицами, разбитыми картонными коробками с какой-то ветхой одеждой, корзинами с домашней утварью, изорванными сумками с каким-то еще скарбом. Ни сантиметра свободного пространства.

Какой-то незнакомый тошнотворно-сладкий запах и дух немытого тела были невыносимы. Сесть было негде, поэтому Джек схватилась за неудобно низко привинченный поручень. Она знала не понаслышке, что местные поезда обычно едва тащились. Отвернувшись к окну, она прижала нос к плечу, силясь вытерпеть вездесущий запах пота и куриного помета. Рядом захныкал ребенок, Джек оглянулась. Как раз в тот момент, когда в вагон зашла Кэссиди. Она выглядела растерянной, как и Джек пару минут назад.

Джек должна была, наверное, переживать, что пути их снова пересеклись. И, пожалуй, она была этим в немалой мере обеспокоена. Но в то же время, какая-то часть ее испытывала радостное волнение. Теперь проблема состояла в том, что не было никакой возможности затеряться среди пассажиров и избежать встречи с Кэссиди. В этом сумасшедшем курятнике просто некуда было деться, а с ее ростом Джек безумно выделялась. Необходимо было представить их внезапную встречу как невинное совпадение. Кэссиди была сообразительна – ей удалось блестяще доказать это прошлой ночью, малейшая ошибка могла выдать Джек с головой – и Кэссиди начала бы звонить кому надо и задавать соответствующие вопросы.

Джек должна была действовать первой. Эффект неожиданности, плюс немного актерской игры – и все должно было выглядеть как божественное провидение. Нужно было обставить это «совпадение» как естественное и спонтанное. А с последним Джек уже много лет не приходилось сталкиваться вообще.

Ладно, нужно собраться и изобразить приятное удивление. Как насчет «Господи, неужели это, правда, ты!» Так, отлично. Что там обычно дальше? Махать на себя ладошкой, краснея от восторга?

Пробираясь к Кэссиди, она чувствовала себя как сельдь в пресловутой бочке. Повторяя про себя заранее заготовленные фразы, она остановилась в паре метров от Кэссиди. Та, словно чувствуя присутствие Джек, обернулась. Их взгляды в тот же миг встретились. На губах Рыси заиграла улыбка.

– Если бы я не знала, как все обстоит на самом деле, я бы подумала, что Вы за мной следите!

Так, для элемента неожиданности вполне сойдет. Особенно учитывая, что к тому моменту на лице Джек играло плутоватое выражение вины. А еще она улыбалась, возможно даже сильнее, чем надо бы, но Джек ничего не могла с собой поделать.

– А может, это за мной увязался очаровательный шпион? – проговорила она. – Которого я, на самом деле, не прочь случайно встретить лицом к лицу.

Психология наоборот и банальная лесть. Вот такой прорыв искренних эмоций и предельная прозрачность реакции.

Похоже, что Кэссиди оказалась довольна этим замечанием.

– Значит, Вы все-таки решили побыть еще во Вьетнаме? – к счастью, это прозвучало как предположение, а не какой-нибудь ожидаемый бесполезный вопрос. Это ей нравилось в Кэссиди. Всегда по делу – никаких безосновательных утверждений и избитых фраз.

– Я смотрю, ты тоже не торопишься уезжать? – заметила Джек.

– Я решила прокатиться на юг по побережью. Говорят, тут красиво.

– Н-да, похоже, мои планы не отличаются оригинальностью. Я хочу выйти в Нинь-Бине и начать оттуда, – небрежно бросила Джек. По крайней мере, если она успела объявить, куда направлялась, то снимала с себя подозрения, когда уже на месте оказалось бы, что им обеим пора выходить.

Кэссиди ответила лишь сдержанным «Понятно».

Джек надеялась, что в ее голосе прозвучало достаточно неподдельного удивления и лицо выражало то же самое. Трудно было сказать по реакции Кэссиди, прошел ли этот номер. Лицо оперативницы было непроницаемым, но она точно не обрадовалась, узнав, куда Джек направлялась. Изучающий взгляд Кэссиди стал слишком пристальным.

Может быть, она просто погрузилась в мысли о том, как неуместно присутствие Джек, в то время когда ей нужно охотиться за Оуэнсом. По крайней мере, Джек оставалось надеяться, что это была единственная причина очевидного скептицизма Кэссиди. Нужно было что-то сказать. Отвлекающий маневр.

– Хм, так когда же мы кончаем?

Минуточку. Это не то.

Кэссиди улыбнулась.

– А не слишком личный вопрос?

С каких это пор, хотелось бы знать, я могу краснеть?

– Я хотела сказать…

– Нинь-Бинь, – добавила Кэссиди, пока Джек не успела выставить себя еще большей дурой. – На случай, если у Вас оговорочки по Фрейду, ответ такой: «Зависит».

Пристрелите меня.

– Я не… то есть не… Я хочу сказать, это не то, что я собиралась спросить, потому что меня это не касается, – Джек замялась.

Но спасибо, что дала понять и навсегда расставила точки над «i».

– Не касается, – согласилась Кэссиди. – Но Вы так забавно увиливаете, когда я пытаюсь дергать за чувствительные струнки.

Кэссиди поддразнивала ее, а Джек только сильнее краснела.

– Рада, что тебе не скучно.

– Для такой крутой Вы и смущаетесь круто, скажу я Вам.

– Н-да, кому сказать… Если кто-то об этом узнает, я пропала, – мрачно пробормотала Джек, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.

– Я – могила, – рассмеялась Кэссиди. – Вам всегда так неловко с женщинами?

Джек несколько долгих секунд осмысляла это обидное замечание. В точку.

– Нет, только с некоторыми.

– Ага, и я одна из них, – это было утверждение, а вовсе не вопрос. Похоже, Кэссиди эта новость была приятна.

– Думаю, как бы там ни было, наверное, в целом, в общих чертах, скорее всего, да. Это верное предположение.

Как раз в этот момент позади Кэссиди один из пассажиров поднялся со своего места. Все стоявшие рядом пассажиры напряженно замолчали, устремив взгляды на освободившееся сиденье. Джек видела, как все проводили мужчину удивленными взглядами, силясь понять, правда ли он собрался выходить или просто встал потянуть затекшие конечности.

Если бы Джек думала, что у нее есть душа, она готова была бы с радостью продать ее этому человеку за узкий клочок места на жестком деревянном сидении.

Прошлой ночью Джек не удалось поспать, а водянистый кофе, который она выпила с утра, оставлял желать лучшего. Мужчина наклонился, вытащил из-под сиденья свой дырявый рюкзак. Неужели, правда? Неужели, он готов был вот так бросить свое бесценное насиженное место?

Джек готова была прыгнуть через голову Кэссиди и всех, кто оказался бы на пути, лишь бы сесть на это место. А Кэссиди, похоже, даже не видела происходящего. Она с легкостью вычислила Джек в громадном аэропорту, а тут, как ни странно, не заметила сущего чуда, произошедшего в метре от нее. Или заметила? Неужели, не придала внимания самой возможности присесть, заранее уступая кому-нибудь постарше, кому нужнее?

А я и есть постарше, так что все бьет, решила Джек. Мужчина сделал шаг в сторону, и каждый, кто считал, что сидение для него в зоне досягаемости, стал пятиться и придвигаться, чтобы увеличить свои шансы сесть.

А Джек уже вознамерилась сделать это раньше других. Ей отчаянно нужно было сесть. Ей нужно было это несчастное место, на которое она положила глаз. И потом, она даже изыскала путь к нему. Вот только на пути стояла Кэссиди. Недолго думая, Джек стала действовать.

– Лорен, что это с тобой? – вскрикнула она.

– Чт...?

Не успела Рысь понять, что случилось, Джек подалась вперед и толкнула ее в плечи. Не удержав равновесие, Кэссиди плюхнулась попой на едва освободившееся сиденье. Джек, падая с ног, оказалась чуть ли не на ней. Упав на колени, она с притворной заботой прикоснулась губами ко лбу Кэссиди, проверяя температуру.

– О, нет, ничего, люди, с ней все в порядке, – заявила она разочарованным пассажирам вокруг. – Это просто от жары.

– Господи ты боже ж ты мой, что Вы делаете? – спросила Кэссиди, подняв брови.

– В отчаянном положении – отчаянные меры, – тихо ответила Джек, хотя люди вокруг, скорее всего, не понимали ни слова. – Просто мне жутко нужно было сесть.

– Ну так бы и сказали.

– Ага, а ты уступила бы какой-нибудь старушке.

– Да, потому что иначе это было бы неприлично.

Джек сделала невинное личико, приняв просительное собачье выражение. Давно она в таких не практиковалась.

– О, я, кажется, говорила, что мне, правда, очень нужно сесть?

Кэссиди рассмеялась.

– А что, разве это не будет выглядеть подозрительно, если я вот так сразу Вам уступлю?

– Может, рискнем?

– Но тогда и я тоже всем покажусь грубой. Нет, так нельзя, – Кэссиди снова ее дразнила. Джек улыбнулась.

Впрочем, улыбка эта мгновенно увяла, едва Джек услышала:

– Хм, думаю, я просто посижу немного, м?

Конечно, вовсе не хочется подниматься. Она деланно вздыхала и картинно пожимала плечами, изображая предельное раздражение. Единственным утешением в этой нелепой ситуации было то, что Джек открылся потрясающий вид на декольте Кэссиди.

– Не больше десяти минут.

Рысь была не уверена, что с легкостью выдержала бы эти десять минут.

Ей нравилось искреннее выражение огорчения на лице Джек – так ей и надо, за то, что оставила меня вчера разгоряченной и встревоженной. Впрочем, то, что было у Кэссиди перед глазами теперь, не позволяло ни на секунду отключиться от мыслей о том, как ей хотелось прыгнуть в постель с Джек.

Та стояла от Рыси в считанных сантиметрах, и небольших размеров таз, обтянутый черными кожаными брюками, находился прямо на уровне глаз Рыси. Все бы еще ничего, но, когда Джек потянулась к поручню, ее футболка задралась, обнажая живот. Плоский смуглый живот с рельефными мускулами и сводящей с ума почти прозрачной дорожкой волосков, сбегавшей под ремень. Пикантный намек на легкую маскулинность. У Рыси едва не потекли слюнки. Она с трудом удерживала себя от того, чтобы прикоснуться.

Когда Джек, изобретя хитрый маневр, чтобы занять сиденье, толкнула ее, хваленые защитные инстинкты Рыси молчали, она не шевельнулась, чтобы оказать сопротивление. Вместо этого в ней проснулись другие инстинкты, и теперь нервные окончания, ощутившие контакт с телом Джек, молили о продолжении. А когда Джек, изображая заботу, коснулась губами ее лба, Кэссиди не могла ни о чем думать, кроме того, что эти нежные губы и сильные руки должны были проделать весь путь по ее телу ниже... ниже... ниже...

Внезапно послышались крики, полилась вьетнамская ругань – что-то не поделила парочка, сидевшая двумя рядами дальше. Джек обернулась. Перед глазами Рыси оказалась великолепная задница, произведшая неизгладимое впечатление еще в аэропорту в Сан Франциско. Кэссиди пришлось вцепиться в край деревянного сидения, чтобы удержаться от неумолимого желания прикоснуться к ней. Больше терпеть это было невозможно. Пора уступать место.

Кэссиди встала, Джек повернулась к ней. Считанные сантиметры разделяли их губы.

– Ваша очередь, – выдавила Рысь.

– Да, правда? Уже?

– Я думаю, мне лучше немного постоять, – Рысь отчетливо слышала в собственном голосе хриплые нотки желания.

– Уверена? – спросила Джек. – Я не хотела тебя сгонять с места.

– Так Вы хотите сесть или нет? Я могу уступить кому-нибудь другому, – это прозвучало куда резче, чем хотела Кэссиди, но разговор начинал затягиваться, умножая страдания Рыси с каждой секундой.

– Я сяду, – охотно согласилась Джек, пытаясь обогнуть Рысь, чтобы занять место. В вагоне было так тесно, что между ними не оставалось ни сантиметра. Джек прижалась к Кэссиди и обняла ее за талию, чтобы удержаться на ногах. Та разочарованно вздохнула. Джек, очевидно, приняла это за знак недовольства ее поведением:

– Прости, но тут такая давка, – сказала она и, присев на жесткую скамью, потянулась с довольной улыбкой и едва различимым стоном.

Рысь отвернулась и стала смотреть в окно. Они проезжали зеленые луга, но сказочные виды ускользали от Кэссиди. Она думала только о том, какие чувства вызывало у нее присуствие Джек. Она была красива, но Рысь доводилось встречаться и с более привлекательными женщинами. Так почему же Джек удавалось так легко смущать ее?

У Рыси было полное впечатление, что Джек тоже находила ее очаровательной, и она не могла понять, почему та пресекала любые попытки флирта. Если принять в расчет их первую встречу в аэропорту Сан-Франциско, то получалось, что они виделись уже в третий раз. Если это были злые шутки судьбы, то неужели, это чувствовала одна Кэссиди? Все, что касалось Джек, было таким необычным и интригующим.

Рысь взглянула на часы. До Нинь-Бина оставалось не более десяти минут. Она повернулась к Джек.

– Мы почти на месте.

– Что, так быстро? Уже? – в голосе Джек слышалось разочарование, и, словно в знак согласия, ее желудок издал громкое урчание.

Они обе взглянули на живот Джек.

– Боюсь, я успела проголодаться, – призналась Джек.

– Не успели позавтракать?

– Решила довольствоваться легким перекусом.

В четырехзвездочном отеле, где остановилась Рысь, на завтрак был такой шикарный шведский стол, что удержаться от того, чтобы наесться до отрыжки, было невозможно.

– Что так плохо?

– Просто я поняла, что пора завязывать, если не можешь понять, круассан жуешь или чей-то ботинок.

Рысь достала из рюкзака шоколадный батончик и протянула его Джек.

– Это должно помочь.

– Спасибо, – Джек взяла батончик с довольной улыбкой, мысленно уже откусывая от него половину.

– Вы надолго в Нинь-Бинь?

– Пока не знаю. А ты?

– Зависит от того, есть ли там, что посмотреть, – уклончиво ответила Рысь. «Надеюсь, она не собирается спросить, можно ли составить мне компанию. Только не при таких обстоятельствах». – Я люблю ездить везде сама по себе, открывать новые места.

Пауза.

Джек улыбнулась как будто своим мыслям.

– Понятно.

Было ясно, что она прекрасно поняла, что именно хотела сказать Рысь.

– Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо.

– Все нормально, – ответила Джек. Она не выглядела обиженной. – Я сама такая.

– Не удивительно. Не похоже, что Вы их из тех, для кого главное – хорошая компания.

Конечно, она была не из тех. То, как Джек робела в разговоре, как трудно ей было усидеть на месте, - все говорило о замкнутости. Единственный раз, когда она заметила за Джек проявления сердечности, был случай в кафе, когда прошлой ночью к ним подошли голодные ребятишки. Но почему? Неужели Джек не доверяла никому, кроме детей? Неужели, она чувствовала себя в безопасности только среди них? Кэссиди ничуть не удивилась бы, узнав, что у Джек не было друзей.

– Да, я другая, – признала Джек, – но и ты не производишь впечатление социального существа, у которого каждая минута расписана.

– Могу я узнать, из чего Вы сделали такой вывод? – Кэссиди было любопытно, как Джек пришла к такому заключению. Большинство людей судили о ней по внешности и возрасту. Они думали, что Кэссиди любила клубы, вечеринки и вообще была «такая типа чика», которая не прочь в выходные напиться с друзьями.

– Для своего возраста ты очень зрелая. А тебе, я полагаю, около двадцати пяти, – проговорила Джек, хитро прищурившись. – Ты отправилась в Азию одна. У тебя очень острое восприятие, а это значит, что ты проводишь много времени, наблюдая за людьми и анализируя их поведение. А это качество можно развить, только оставаясь на расстоянии, намеренно не вступая в прямое общение. Плюс, ты не тратишь времени даром, когда дело касается того, чтобы снять женщину. А это значит, ты не заинтересована в дружбе, и тебе не обязательно сначала узнать ее получше.

Впечатляет.

– Очень неплохо. А с чего Вы взяли, что я не церемонюсь с женщинами? – Рысь даже не знала, обижаться на это замечание или нет. В конце концов, это было правдой, но она не выносила разговоры на чистоту. Тем более на подобные темы. Тем более с Джек. Кэссиди почему-то не хотела, чтобы Джек думала, будто у нее в привычках короткие интрижки, случайные связи и анонимный секс. Она искренне полагала, что это было не так. Вернее, ее сексуальные приключения могли быть спонтанными и «без обязательств», но, по крайней мере, это было не постоянно.

Ухмылка Джек была невыносима.

– Прошлая ночь.

– Я вовсе не пыталась Вас снять, – возразила она. Эта фраза прозвучала неубедительно.

– А как бы ты это назвала?

– Мне нравится общаться с Вами, – Рысь хотела, чтобы это прозвучало с невинной бесцеремонностью. Но блеск в глазах Джек говорил о том, что ее не так-то просто было купить.

– И что же... Если бы я пригласила Вас к себе в номер, Вы бы тоже повернулись и ушли?

Джек едва удержалась от ответной реплики все в том же духе сладостного флирта:

– Как знать, как знать...

Рысь поддела ее:

– А что, разве Вам самой не хотелось позвать меня к себе в номер?

Поезд подполз к платформе, все пассажиры засуетились, в вагоне воцарился хаос.

– Приехали, – Джек встала с сиденья.

– Вы не ответили, – сказала Рысь, преграждая проход, чтобы Джек не удалось молча уйти.

Но та взяла с полки рюкзак и прошагала мимо. Обернувшись на полдороги, Джек смерила огорченную Кэссиди внимательным взглядом и неожиданно серьезным тоном произнесла:

– И, прошу... береги себя.

В следующее мгновение она вышла через ближайшие двери и растворилась в толпе на перроне.

 

Глава шестнадцатая

Нинь-Бинь, Вьетнам

Когда Рысь вышла из вагона с рюкзаком наперевес, Джек нигде не было видно. Стараясь забыть о постигшем ее вновь разочаровании, Рысь достала изображение Оуэнса, показала нескольким местным, работавшим на вокзале: билетным кассирам, уличным торговцам, уборщикам. К счастью, какой-то мелкий служащий из вокзальной забегаловки узнал человека на снимке. Но на английском он двух слов связать не мог, а найти кого-то способного перевести то немногое, чем мог быть полезен первый свидетель, оказалось не так-то просто.

Измучив билетного кассира требованием перевести элементарные фразы с вьетнамского на английский и обратно, Рысь сумела узнать, что Оуэнса видели пару дней назад. «Мусина со сьрамом» купил бутылку воды и какие-то еще мелочи, а потом, насколько парень помнил, сел на скамейку на перроне и полчаса ждал следующего поезда на юг. После этого Оуэнса больше не видели. Итак, он здесь побывал, но снова ускользнул. Рысь сверилась с расписанием поездов. До следующего оставалось четыре часа. Подойдя к тому же кассиру, который для нее переводил, Рысь попросила лучший из оставшихся билетов.

– Полная поезьда. Нету билет, – сказал кассир.

Быть того не может. Но после того кошмара, который я только что пережила, добираясь сюда, в такую глушь, меня уже ничто не удивит.

Полтора часа ехать стоя в поезде из Ханоя было ужасно. А выдержать еще как минимум сутки пути в Сайгон?

– Хорошо, тогда... просто билет.

– Не понимать! – покачал он головой. – Нету билет. Полная поезьда будет.

– Даже стоя никак? – спросила она в отчаянии.

– Нету, – повторил он. – Полная.

Ругаясь вполголоса, Рысь снова заглянула в расписание. Следующий поезд был вечером, после десяти.

– Хорошо. Тогда дайте билет на ночной поезд. Купе, если есть. Или мягкий.

Кассир снова покачал головой.

– Больсе сегодня поезьда нет. Завтра первый двенасать трисать.

– Но тут написано, что три поезда в день, – она протянула кассиру расписание, словно график движения должен был заставить его опомниться и продать билет.

– Сегодня два, завтра три, – объяснил он, – плохая расписания. В прослая месяца поменялась. Эта старая.

У нее не было выбора. Придется ночевать в Нинь-Бине.

– Тогда завтра, – согласилась она. – В самый лучший вагон. Есть купе, где можно спать?

Наконец, ей улыбнулась удача, Рыси удалось урвать двухместное купе, с которого только что упала бронь. С радостью заплатив по двойному тарифу за возможность побыть немного в тишине и уединении, Рысь вспомнила, как они с Джек забавно препирались из-за единственного жесткого сидячего места.

v

Тревога и чувство дежа вю охватили Джек, когда она шла по улицам Нинь-Бина. Последний раз она была в этом городе, когда получила задание отыскать заблудшего сына одной шишки из списка пятисот самых влиятельных людей мира по версии журнала «Форчун». Неразумный сынишка мало того, что влез в торговлю людьми, он еще и раззвенел об этом на всех углах, не упуская деталей своей работы и своих связей в Азии. Папочка был готов любой ценой вернуть его в Штаты, пока обо всем этом не пронюхали СМИ. Тогда Джек начала поиск с Сайгона и продвигалась на север. Теперь ей предстояло проделать обратное. На то, чтобы найти ублюдка, у нее ушла не одна неделя, и пришлось немало повозиться с его подельниками. Поначалу они не собирались с ней сотрудничать, но Джек дала понять, что ее задание не имело к ним отношения, что ее интересовал только придурок американец, чья безалаберность едва не поставила под угрозу их бизнес.

Когда ей удалось убедить мафиози, что на кону их собственные жизни, они таки дали ей адрес ветхой гостиницы, где она нашла его в объятиях трех малолетних азиаток. Джек ворвалась в комнату с пистолетом, не дав парню опомниться. Девиц она отпустила с миром, а этого придурка держала на прицеле двое суток, пока его папаша не прислал частный самолет и не увез его силком в Штаты.

Джек шла искать тех, с кем имела дело пять лет назад. Время было обеденное, и бар был еще закрыт. Задав пару вопросов местным, она выяснила, что у заведения были все те же хозяева.

Другой тощий оборванный подросток на входе, но в целом все по-прежнему. Джек прислонилась к двери бара. На ней были темные очки, невозможно было определить, куда направлен ее взгляд.

Они не переносили прямого визуального контакта, когда разговор заходил о делах. Стоило посмотреть в глаза, они начинали чувствовать себя уязвимыми, начинался приступ паранойи.

Джек заметила, как подозрительный взгляд подростка скользнул по ее лицу. Не то чтобы она хотела привлечь его внимание, но на всякий случай засунула руку в карман и извлекла оттуда скрученную зеленую пачку крупных купюр, переложила в другой карман. Через секунду паренек подошел к ней.

– Скажи Бао, что Джек хочет его увидеть, – проговорила она.

– Кто такой Джек?

– Женщина со шрамом, – ответила она.

Мальчишка перешел улицу и скрылся в небольшой вьетнамской закусочной. Через пять минут он вернулся.

– Пойдем со мной.

Парень провел Джек насквозь через все заведение, и они вышли через заднюю дверь. Джек по пути жадно втянула витавший в воздухе аромат – что-то сладко-соленое, заманчивое сочетание даров моря и специй.

Господи, как же она была голодна.

Задняя дверь закусочной открывалась в узкий переулок, где ждали двое.

Джек дала парнишке пару купюр, и тот исчез, очевидно, тем же путем, каким привел ее. Двое подошли ближе. Джек сняла с плеча рюкзак, вынула из сапога браунинг и протянула все это одному из мужчин. Второй все же обыскал ее. Когда стало ясно, что у нее больше нет оружия, вьетнамец с рюкзаком молча пошел вперед, другой конвоировал Джек сзади.

Они прошли через черный ход какого-то небольшого отеля, а вышли через парадные двери. Люди, работавшие там, видимо, так привыкли к подобным вещам, что не обратили никакого внимания.

Трио проделало тот же номер со входом-выходом еще в нескольких заведениях – пара ресторанов, магазин, гостиница – и остановилось у небольшого здания, возле которого у дороги сидела пожилая женщина и плела корзины. Один из мужчин остался внизу, а другой, жестом позвав за собой Джек, стал подниматься по скрипучей узкой деревянной лестнице. Дверь перед ними была заперта. Мужчина постучал четыре раза и отрывисто произнес несколько слов на вьетнамском. Джек уловила свое имя и слова «одна и неопасна». Кто-то тихо опер дверь изнутри, и Джек втолкнули в тесное помещение.

– Друг мой, ты вернулась, – проговорил низкорослый лысый азиат лет пятидесяти. Он был одет в шелковый халат и восседал за дорогим столом из цельного массива.

– Похоже на то. Как твои дела, Бао?

– Ничего, на хлеб с маслом хватает, как Вы говорите, – он улыбнулся и указал на изящный стул с бамбуковой спинкой, стоявший напротив.

– А тот юный американец, из-за которого ты тогда приезжала? Он как?

Джек села.

– Отсутствие новостей – уже хорошая новость.

– Мудрая американская поговорка.

– Мне нужна твоя помощь.

– Может, в этот раз позволишь найти для тебя самую лучшую женщину, – довольно прокряхтел Бао, – или не одну. Они помогут тебе приятно провести время.

Джек понадобилось немало усилий, чтобы продолжать говорить ровным тоном и сохранить невозмутимый вид. Сейчас совершенно ни к чему было демонстрировать презрение к человеку, сделавшему ей подобное предложение.

– Я своим женщинам не плачу.

– А тебе платить и не придется, – улыбнулся Бао. – Это подарок. За то, что вовремя предупредила нас тогда.

– Спасибо тебе, как бы то ни было.

– Так что же привело тебя сюда вновь, Джек?

– Один мой друг хочет расширить сферу деятельности в этом бизнесе. Может быть, ты мог бы помочь мне помочь ему?

– Я ни в каком другом бизнесе не силен – только продаю и покупаю женщин.

– Вот именно.

– Когда ты успела заинтересоваться такими  вещами, друг мой?

Она улыбнулась.

– Когда они сказали, какова моя доля.

Бао рассмеялся.

– Тебе, друг мой, понравится. Это хороший бизнес. Я могу тебе дать сколько угодно своих женщин.

– Мои партнеры нацелены на кое-что другое. Тут дело в таких женщинах, которые на один раз. Одноразовых.

– Хммм, – нахмурился Бао, – тут я тебе помочь не могу.

Джек вроде бы должна была расстроиться. Но, как ни странно, ей было приятно услышать его ответ. Она хотела подобраться поближе к людям, которые могли вывести ее на след Оуэнса, но искренне была рада узнать, что не все эти проходимцы так жестоки.

– А знаешь кого-нибудь, кто мог бы?

– В Сайгоне. Хангу в этом нет равных.

– Как мне найти его?

– Это очень сложно. И опасно, – степенно ответил Бао. – Он человек важный и охраняемый.

– А можешь помочь мне с ним встретиться?

– Я могу дать тебе имя и номер. Если они захотят, они тебе позвонят, – Бао дал Джек листок бумаги и ручку, продиктовал телефон. Никто их них никогда не стал бы при передаче какой-либо информации оставлять образцы своего почерка. – Спросишь Куанга. Он работает на всех нас.

– Я тебе очень признательна, Бао, – она положила листок в карман и поднялась.

– Никаких проблем, партнер, – сказал Бао и подмигнул ей. – Увидимся, если увидимся, – добавил он, силясь изобразить американский акцент.

– Да. Может быть, – она повернулась к двери.

– А если нет, до встречи в аду, – прибавил он.

– Да, я уже там, – ответила Джек из дверей, прежде чем шагнуть на лестницу.

Она вышла на улицу, ей вернули пистолет и рюкзак. За это надо выпить, подумала она, пробираясь переулками к главной улице. Теперь Джек, по крайней мере, знала, что люди, занимавшиеся тем видом торговли, который ее интересовал, работали в Сайгоне. И у нее даже были их контакты. Итак, если Оуэнс не успел ни с кем здесь переговорить, то зачем же он приезжал? Джек не могла понять. Может, проездом? А вдруг он здесь остановился?

Джек вернулась на станцию и сверилась с расписанием поездов. Попутно поспрашивала местных, не видели ли они человека со шрамом. И вновь ей нужно было быть крайне осторожной, ведь если Кэссиди еще не побывала здесь с расспросами, то обязательно появится.

 

Глава семнадцатая

Рысь вышла из здания вокзала, намереваясь найти место, где остановиться на ночь, как вдруг увидела Джек. Они ведь только недавно приехали! Неужели город ей уже наскучил, и она собралась дальше?

Джек тоже ее заметила. Она подошла к Рыси.

– Хватит уже встречаться вот так, – проговорила она. – Что скажут люди?

Рысь хотела скрыть радость, но не смогла не улыбнуться. Наваждение. Почему эту женщину невозможно было забыть?

– Вы не похожи на человека, которому есть дело до мнения других.

– О, а ты все еще здесь? Или уже здесь? – спросила Джек, подняв бровь. Она проигнорировала замечание Кэссиди.

– Опять здесь, – слукавила Рысь. – Я хотела забронировать билет на завтра.

– Уезжаешь так скоро?

Рысь с деланной тоской посмотрела в сторону центра города.

– Похоже, одного дня здесь более чем достаточно.

– Вот-вот, – кивнула Джек. – Я тоже шла за билетом на поезд.

– А куда Вы направляетесь?

– Пока не знаю. Посмотрю расписание, выберу название покрасивее. Что у них тут в округе?

– А может, перекусим вместе, если Вам все равно ждать поезд? – Рысь надеялась, что Джек не услышала в этой фразе столько отчаяния, сколько она сама.

Та улыбнулась.

– Звучит чудесно. Дай мне минуточку.

Рысь вместе с ней вернулась к кассам, постояла рядом, пока Джек брала билет. Рысь с волнением думала о перспективе провести еще день вместе, хотя и понимала, что в сложившейся ситуации это было просто смешно. Скорее всего, это была их последняя встреча.

Поддавшись мимолетному порыву, Рысь незаметно сделала фото Джек на телефон, пока та не видела. Просто на память. Поступок, конечно, сентиментальный и совершенно не в ее духе. Рысь сама не верила, что могла сделать такое.

Она не знала, что на нее нашло, но такого точно не было никогда прежде. Вот, наконец, ее первое самостоятельное задание. Важнейшая миссия, которую Рысь не имела права провалить. А она позволяла себе постоянно отвлекаться, истекая слюной и сходя с ума по женщине, которую впервые видела. С которой ее настойчиво сводила сама судьба.

Но, похоже, восторг Кэссиди не был взаимным. Джек ведь даже не спросила, куда она планировала отправиться на следующий день.

Неужели это потому, что я заявила, что предпочитаю путешествовать одна? Но ведь Джек призналась, что она и сама такая.

– Не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась, – сказала Джек, возвращаясь к планам на остаток дня.

– Сколько у Вас времени?

– Я здесь до завтра. Следующий поезд в Сайгон только в полдень.

Слишком странно. Это уже переходило все границы.

– Похоже, что шпион Ваш снова у Вас на хвосте. Я еду тем же поездом. И туда же.

– Господи, мистика, – проговорила Джек с усмешкой. Она направились в центр. – Так мы обедать идем? Что бы ты хотела?

– А Ваш желудок не мог бы подождать еще немного, я только в гостинице зарегистрируюсь и вещи брошу?

В голове у Рыси начал формироваться план действий. У нее был целый вечер, чтобы понять, удастся ли ей соблазнить Джек на что-либо большее, чем просто совместный ужин.

– Я бы очень хотела сначала освежиться.

– Уверена, что я не помешаю? – это прозвучало легкомысленно, а улыбка, расцветшая на лице Джек, говорила о том, что ей прекрасно известен ответ. – Не хотела бы смущать тебя своим присутствием.

Многозначительная пауза.

– Ты же по натуре одиночка, и все такое. Путешествуешь одна.

Конечно, Джек дразнила Кэссиди, но та увидела в этом добрый знак. Похоже, Джек начала смиряться с тем, каким сильным становилось их взаимное притяжение.

– Думаю, я справлюсь.

Их взгляды встретились.

– Я всегда могу остановиться в другой гостинице, сесть за соседний столик, если тебе удобнее, чтобы...

Рысь игриво ткнула ее кулаком в плечо.

– Да бросьте.

Они обе рассмеялись

– Ничего себе, одной левой, – Джек изобразила гримасу боли и потерла плечо.

Рысь сомневалась, что та хоть что-то почувствовала. Ткнула Рысь совсем легонько, а вот рука Джек была напряжена, каждый мускул, точно каменный. Рысь привыкла, что ее коллеги-оперативницы были в хорошей форме, но вот обычные люди с таким телом ей ни разу не встречались. Не считая, конечно, фанатов фитнеса. Но ведь Джек себя так не позиционировала?

Ее подтянутая фигура, шрам на лице, манера держаться – все говорило о том, что жизнь у Джек была не из легких. Интригующе.

Они вышли на центральную улицу, где выстроились в ряд отели, дорогие рестораны и была даже парочка интернет-кафе. Было много туристов, по большей части, белых.

Один из первых отелей, под названием «Нгок Ан» выглядел достаточно многообещающе. Аккуратный фасад, чистые окна, главный вход подсвечен. Рядом, под вывеской «Прокат» стояло несколько велосипедов и мотороллеров.

– Сойдет? – спросила Рысь, обернувшись к Джек.

– Вполне.

Они поднялись по ступенькам и, открыв тяжелую стеклянную дверь, попали в райскую прохладу – в вестибюль с кондиционером. По сторонам от входа стояли удобные диваны и кадки с пальмами.

А прямо по курсу – молодая вьетнамка на рецепции и... знакомый голос. Нахлынули опасные воспоминания прошлого. Джек была уверена, что никогда больше его не услышит, по крайней мере, не в этой части света. Она повернулась немного, чтобы убедиться, что ее подозрения верны. Именно. Ошибки быть не могло, периферическое зрение никогда не подводило Джек. Черт.

– Чем я могу вам помочь? – девушка за стойкой переводила взгляд с Кэссиди на Джек и обратно.

В вестибюле было так тихо, что Джек прекрасно слышала, о чем говорили американцы. Кэссиди, конечно же, этот голос не узнала. Да и как она могла узнать? Она была еще слишком молода, чтобы ее отправляли в поле, когда этот человек работал на ОЭН.

У Джек заблестел лоб: несмотря на кондиционер, ее внезапно прошиб пот. Мужчины, стоявшие на отдалении, говорили очень тихо, но она слышала каждое слово. А это значило, что, стоило ей открыть рот, ее, вне всяких сомнений, тоже услышат. Девушка на рецепции была вьетнамкой, а это только прибавляло проблем. Местные так плохо говорили на английском, что каждую фразу приходилось повторять по три раза, медленно и внятно. Конечно, и здесь ожидать чего-то другого не приходилось. Джек рисковала в любой момент выдать себя. Заговорить на вьетнамском было нельзя, ведь она сказала Кэссиди, что оказалась в этой стране впервые.

Рысь сняла рюкзак и поставила на пол.

– Один номер, пожалуйста.

– Сингл? – уточнила девушка.

– С двуспальной кроватью, пожалуйста, – вьетнамка повернулась к компьютеру, начала искать в базе данных.

Кэссиди взглянула на Джек и добавила:

– У них в одноместных номерах так тесно, а мне бы хотелось нормально выспаться.

Мужчины, услышав американский выговор Кэссиди, повернулись к ним.

– Добрый вечер, дамы. Как ваши впечатления от Вьетнама? – спросил один из них.

Кэссиди повернулась, чтобы ответить, а Джек, прежде чем сделать то же самое, надела темные очки. Узнать ее было непросто, хотя отнюдь не невозможно. Ее внешность претерпела изрядные изменения, отчасти из-за возраста, отчасти благодаря пластической хирургии и ортодонтии: восемь лет назад, после инцидента в Израиле ей пришлось сделать несколько операций. Проблема была в другом. Голос.

Дэннис Маккендрик был ветераном Вьетнама, он работал на ОЭН, когда Джек еще была оперативницей. У них даже было одно общее задание, незадолго до того, как он вышел в отставку. Любой прошедший курс подготовки мог с легкостью узнать голос, даже не видя лица человека. А у Джек был чертовски запоминающийся голос. Все говорили, низкий и знойный. Можно было изменить его хирургическим путем, но Джек не готова была рисковать – исход подобной операции трудно прогнозировать.

– Все замечательно, – ответила Кэссиди, шагнув навстречу мужчинам. – В поезде – сущий ад, но в целом это очень красивое место.

– Чистая правда, – выдохнул Маккендрик. – Я сюда приехал после выхода на пенсию. Собрался здесь умирать.

– Ваш выбор можно понять, – вежливо отозвалась Кэссиди.

– А приятели все катаются сюда, чтобы меня навещать, – Маккендрик положил мясистую лапу на плечо своего друга.

– Это чудесно.

– А откуда вы, девушки? – спросил его друг.

– Я из Альбукерке, – с готовностью доложила Кэссиди, и посмотрела на Джек в ожидании ее ответа.

Вот, черт.

Джек прошептала Кэссиди на ушко, что ей нужно удалиться в туалет. Потом повернулась к девушке на рецепции и почти шепотом произнесла:

– Номер, пожалуйста.

Девушка положила на стойку ключ от комнаты Кэссиди.

– Ваши ключи, мадам, – проговорила она. – Комната триста два, третий этаж.

– Отдельный номер, – уточнила Джек так тихо, что сама едва слышала.

– Что, простите? – переспросила вьетнамка.

Кэссиди, очевидно, разобрала сказанные шепотом фразы, она повернулась выяснить, что было не так. Мужчины молча наблюдали за происходящим.

– Ты бледная, – проговорила Кэссиди, – с тобой все в порядке?

– Почему все, блин, задают какие-то глупые вопросы, – едва слышно отозвалась Джек. – Я в порядке.

– Простите, что? – снова спросила вьетнамка.

Дурацкая комедия.

Ты уверена, что все в порядке? – повторила Кэссиди. – Почему ты шепчешь?

– Я не поняла, что она сказала, – громко заявила вьетнамка, обращаясь к Кэссиди.

Не взрываться. Только не сейчас. Не взрываться.

Джек повторяла это себе, как заклинание. Она глубоко вздохнула.

– Ладно, можно в один номер, – прошипела Джек и схватила ключи. Не оборачиваясь, она направилась к лестнице и взбежала по ней, перешагивая через ступеньку.

Лишь захлопнув за собой дверь номера, Джек, наконец, почувствовала себя в безопасности. Она швырнула на пол рюкзак и села на край кровати. Господи, что же я такое творю?

Запустив пальцы в волосы, она стиснула кулаки. Идиотка.

Как вообще ей в голову пришла мысль о том, что можно проводить время с Кэссиди, да даже просто находиться рядом с ней больше минуты и при этом остаться безнаказанной? Неужели  она надеялась, что ее безумная реальность не явится без стука, не вмешается, являя во всей неприглядности ее истинную суть, ее предельную испорченность?

Быть рядом с Кэссиди значило не только поставить под угрозу собственную жизнь, это значило снести все защитные барьеры, которые она годами возводила с таким трудом. Стоило оказаться рядом с Кэссиди, как все превращалось в полный абсурд. Все, что бы она ни сказала, ни сделала, ни подумала, шло вразрез с представлениями Джек о себе самой. С тем, чему она себя учила, – с абсолютными заветами того, какой быть и как поступать.

Кэссиди оказалась права. Джек была не из тех, кого заботило мнение других. Если бы она хоть сколько-нибудь переживала об этом, она вела бы совсем другой образ жизни. Но вот мнение Кэссиди что-то значило. Слишком много значило, черт возьми. И не потому, что Кэссиди могла сдать ее. Дело было в том, что Джек не хотела, чтобы та думала о ней плохо.

Узнай Кэссиди, кем Джек была на самом деле, она испытала бы отвращение. От одной мысли об этом Джек начинало тошнить. Я должна исчезнуть. Я должна оказаться как можно дальше от нее. Но как? Как, если ее ноги хотели бежать, но сердце не позволяло. Слишком долго она боролась со своими чувствами к Кэссиди.

Поначалу она еще была способна дистанцироваться, любоваться на расстоянии. Но Кэссиди тогда была подростком, и они не были знакомы. Теперь же все было иначе. Может быть, Джек и стала старше, мудрее, но оставить Кэссиди теперь она была не в силах.

Джек со злостью пнула рюкзак, брошенный у ног. Черт. Кэссиди юна и красива, и она идеалистка. А я – полная противоположность. Когда-то давно Джек сказала, что Кэссиди однажды станет такой же, как она. Ничто и никогда не могло оказаться дальше от истины. Кэссиди способна была нести свет, надежду. Джек давно забыла, что это такое, если когда-то и знала.

Она мечтала стать частью мира Кэссиди, потому что застряла в своем темном мире, куда не проникал свет. И там был этот проклятый русский, грозившийся разнести ее в пух и прах, если она не доставит ему голову Оуэнса. А Джек сидела, грезила светом надежды. Она прижала ладони к лицу и стала с ожесточением себя тереть, точно это помогло бы ей прийти в себя или вернуть прежний облик. Ее лицо, каким оно было восемь лет назад.

Кэссиди могла прийти в любую минуту, подумала Джек, уставившись на дверь. Нужно уходить. Невозможность получить то, чего Джек хотела больше всего, что находилось в шаге от нее и оставалось недоступным, причиняло больше боли, чем предательство некогда любимой женщины. Теперь оно казалось смешным.

Раздался стук в дверь, и звонкий голос Кэссиди спросил:

– Вы здесь?

Преисполненная решимости сказать Кэссиди, что передумала ужинать с ней, Джек отперла дверь. Но, едва она увидела сладостное выражение тревоги и сочувствия в ангельских глазах Кэссиди, ее благие намерения растаяли, как дым.

– Вы в порядке? – спросила Кэссиди. – У Вас красные глаза. Вы так бледны.

Она вошла в комнату и коснулась кончиками пальцев щеки Джек. Та невольно подалась вперед, ловя ласкающее прикосновение. Совладать с этим порывом оказалось выше ее сил. Никто давно не дотрагивался до нее так. Нежность Кэссиди была невыносимой, она пьянила. Джек закрыла глаза, наслаждаясь изысканной пыткой.

– Джек, я думаю, Вам нужно хотя бы ненадолго прилечь.

Та заставила себя открыть глаза.

– Нет-нет, уже все отлично.

Она накрыла руку Кэссиди своей и медленно отвела от лица. Несколько мгновений они так и стояли, держась за руки и, не отрываясь, глядя друг на друга. Кэссиди лучилась ослепительным неземным светом.

– Те ребята, которых мы встретили на рецепции, пригласили нас на ужин. Они еще ждут внизу, – проговорила Кэссиди.

– Присоединись к ним, если хочешь, – Джек хотела высвободить руку, но Кэссиди крепче сжала ее похолодевшие пальцы.

– Нет, я бы хотела, чтобы были только мы.

– Я рада.

– Тогда я позвоню на рецепцию и передам им, – Кэссиди, не отрываясь, смотрела на губы Джек.

Пауза.

– Так мы будем в одном номере? – серьезно спросила она.

– Я бы не... Я не знаю, – Джек уже не представляла, как можно отвести взгляд от губ Кэссиди. – Я почувствовала себя нехорошо и не могла больше поддерживать вежливую беседу.

– Тогда оставайтесь, – Кэссиди дышала глубоко и жарко.

– Уверена, что это будет окей?

– Даже очень окей, – ответила Кэссиди. Джек видела, как часто пульсировала венка у нее в ямочке между ключиц.

– Тогда я останусь, – ответила Джек. Боже мой, я ведь до боли сильно хочу ее поцеловать.

Кэссиди сделала шаг навстречу. Они ощущали горячее дыхание друг друга. Джек стиснула ее пальцы в ладони.

– Ты должна поесть.

– Да, пожалуй, – Джек отпрянула, осознав, что именно едва не сделала.

– Но сначала в душ.

Она выпустила руки Кэссиди, нагнулась за рюкзаком, и, не сказав больше ни слова, прошагала в ванную.

v

Рысь сидела, уставившись на дверь ванной. Все происходящее оставалось непонятным. До нынешнего момента Джек вела себя так, точно намеревалась держаться на расстоянии. И вот вдруг, без всякого предупреждения, она решила остаться в одном номере. Как такое могло быть? Когда Кэссиди вошла, то заметила на лице Джек следы слез. Или ей показалось? Как бы то ни было, пока они стояли в вестибюле, что-то произошло. Но Кэссиди никак не могла взять в толк, что именно. Бессмыслица.

Сердце Кэссиди готово было разорваться от того, с какой печалью смотрела на нее Джек. А когда Рысь попыталась ее утешить, Джек не отстранилась, она так и стояла, закрыв глаза, и на лице ее было выражение умиротворения и уязвимости, изумившее Кэссиди.

Что же происходило с Джек, и, самое главное, что случилось со мной самой?

Рысь не привыкла к тому, чтобы женщины искали у нее защиты и утешения. Ей никогда не было дела до чужих слабостей. Кэссиди неизменно вела себя рассудительно и была предупредительной, не более того.

И все же, она чувствовала, что реакция Джек задевала какие-то новые, неведомые ей до сих пор струнки ее души. Ей внезапно захотелось обнять Джек, позволить ей выговориться и рассказать о своей боли. Захотелось уверить ее, что все будет хорошо. Она хотела дать Джек защиту, сама не зная, от чего. Да от чего угодно. Но Джек ускользала вновь, и это было непостижимо, ведь совершенно очевидно, что их желания совпадали. Джек смотрела на нее как голодный волк. Никогда еще Кэссиди не испытывала такого возбуждения от одного только взгляда в глаза.

Она слушала, как за стеной лилась вода, и не могла удержаться от того, чтобы представить себе Джек обнаженной, в облаке молочного пара. Может быть, намыливаясь, Джек воображала их вместе под душем... и ласкала себя. Может быть.

Желание в ее глазах ни с чем невозможно было перепутать. И, уж конечно, она была возбуждена не меньше самой Кэссиди.

Позвонив на рецепцию и сказав, что на ужин с американцами они не спустятся, Рысь села на край кровати, обняв колени руками. Она отчаянно пыталась бороться с бунтом собственных гормонов. Надежда на победу испарилась, едва Джек вышла из ванной. Она стояла на пороге, в глазах все та же жаркая поволока.

Они молчали, казалось, целую вечность, но выразительные взгляды сказали все, и даже больше.

Рысь потупилась, первой прерывая визуальный контакт. Глядя из-под ресниц, она восторженно наблюдала   волшебное преображение Джек, случившееся за считанные минуты. Темные волосы, блестящие, как шелк, были еще влажными и рассыпались косыми небрежными прядками. Сама сексуальность. Кожа после горячего душа приобрела розоватый румянец. На Джек была обтягивающая черная рубашка с длинным рукавом, завязанная узлом на животе, – верхние пуговки были расстегнуты, оставляя нескромно открытым вид на аккуратные округлые груди. Идеального кроя узкие джинсы, низко сидящие на бедрах, подчеркивали длинные стройные ноги и соблазнительные бугорки мышц над коленями.

У Рыси перехватило дыхание, мучительный эротический жар охватил ее. Зажегшийся внизу живота, он объял пламенем все тело, и, схлынув волной, остался тлеть между ног, согревая.

– Не знаю, лучше ли Вы себя чувствуете, но выглядите Вы точно гораздо лучше, – проговорила, наконец, Кэссиди.

– Все благодаря душу, – робко ответила Джек.

– А я сказала тем парням, что мы с ними не пойдем.

– Отлично, – Джек опустила глаза: чувствовать на себе откровенно изучающий взгляд Кэссиди становилось для нее все труднее. – Что ж, я тебя подожду внизу?

– Я всего на пару минуточек, – она потянулась за рюкзаком, а Джек, не оглядываясь, вышла из номера.

Рысь направилась в ванную, намереваясь произвести на Джек не меньшее впечатление после душа, чем та на нее.

 

Глава восемнадцатая

Спуститься в вестибюль Джек решила по лестнице: нужно было убедиться, что Маккендрик и его приятель уже ушли. Когда, оглядевшись, Джек нигде американцев не увидела, она подошла к девушке на рецепции и тихо сказала, что хотела бы взять в аренду мопед. Джек не могла позволить себе риск снова встретиться с Маккендриком, поэтому решила отправиться на ужин за город, из соображений предосторожности.

Она расположилась на диване в вестибюле в ожидании Кэссиди. Ее мысли были заняты одним: как не дать чему бы то ни было случиться между ними. Той ночью им предстояло делить одну постель. Выражение неприкрытого желания во взгляде Кэссиди сметало все защитные барьеры Джек. Ее сопротивление слабело с каждой минутой.

Она была сама не своя и волновалась не только о том, как вести себя в тот вечер. Еще нужно было придумать, как сделать так, чтобы не пересекаться с Кэссиди в Сайгоне, и при этом выполнить задание. Джек была так поглощена этими мыслями, что Кэссиди застала ее врасплох.

- Готова. А Вы? - раздался за спиной ее звонкий голос.

Джек окинула Кэссиди быстрым взглядом. Но увидев, как та выглядела, сразу развернулась на 180 градусов, и впилась глазами в картинку на стене.

- Вас мучает голод? Да-да, я знаю, можете не говорить, - продолжила Кэссиди с широкой самодовольной улыбкой.

Джек, наконец, поднялась с дивана. Затаив дыхание и нервно сглотнув, она стояла, не в силах отвести взгляд. На Кэссиди были обтягивающие брючки цвета хаки, которые подчеркивали обводы крепких бедер, ее талию обнимал небрежно повязанный свитер в цвет, а бирюзовый шелковый топ был так прозрачен, что включать воображение не требовалось. Сексуальный и броский, с тонкими бретельками и глубоким V-образным вырезом, он спадал достаточно низко, открывая ложбинку между грудями.

Бюстгальтера на Кэссиди не было, да он, по большому счету, и не требовался – грудь у нее была высокая и соблазнительно крепкая, хотя и не более чем среднего размера. Джек с напряжением пригляделась, пытаясь угадать цвет сосков, едва видневшихся под тончайшей материей.

Она долго, неприлично долго не могла оторвать взгляд от этой великолепной груди. Когда Джек все же сделала попытку взглянуть девушке в глаза, она увидела, что пристальное внимание взволновало Кэссиди – напрягшиеся соски, точно крупные бусины, натянули шелковую ткань. Смилуйся, Господи.

Когда Джек осознала, что прошла не минута и не две, ей стало трудно дышать. Она, наконец, посмотрела в лицо Кэссиди.

Та выглядела сногсшибательно. Длинные светлые волосы были забраны наверх и заплетены в небрежную французскую косу. Такая прическа очень ей шла – нежная шейка казалась еще длиннее, а яркие карие глаза выделялись просто мистическим образом. Совсем немного косметики – только легкий флер розоватых румян и сверкающий блеск на полных губах: призыв к поцелуям. Боже мой, вот опять. Я безумно хочу тебя поцеловать, просто до боли.

Кэссиди улыбнулась, словно читала ее мысли, словно то же всепоглощающее желание разлилось и по ее венам.

Еще не меньше минуты Джек пыталась вновь обрести дар речи.

- Пойдем?

Они направились к выходу из отеля. Джек добавила:

- Мне порекомендовали неплохое местечко, где можно поужинать, но оно за городом.

Кэссиди ухмыльнулась, глаза ее сияли:

- А я вовсе не против приключений.

Заходя в отель, Джек не рассматривала скутеры особенно внимательно – это было просто не нужно. Она даже не ожидала, что сиденья будут такими... короткими. Придется ехать плотно прижавшись друг к другу.

- Я арендовала всего один, но, судя по всему, нам понадобится два.

Потому что я не смогу устоять, если твои соски будут прижиматься ко мне всю дорогу.

- Одного вполне достаточно, - Джек чувствовала, что Кэссиди нарочно проговорила это с узнаваемой интонацией «я-знаю-о-чем-твои-мысли». - Но кто за рулем?

Джек откатила скутер от входа в отель.

- Проще будет, если я поведу. Мне сказали, как туда добраться, - Она забралась на сиденье, Кэссиди устроилась позади и обхватила Джек за талию, прижимаясь к ее спине так, что между ними не оставалось ни сантиметра.

Дорога до ресторана была пыткой. Вечерний город был полон самых разных ароматов, но единственный запах, который ощущала Джек, был пьянящий волшебный парфюм Кэссиди – божественная смесь цветочного и пряного. Поначалу Кэссиди держалась за нее вполне невинно, но очень скоро дала волю рукам, медленно поглаживая живот Джек. Нежные прикосновения и то, как плотно Кэссиди прижималась к ней, не давали Джек сосредоточиться на дороге. Она вдавила газ, стараясь думать о том, как бы поскорее спрыгнуть со скутера и унестись как можно дальше от Кэссиди, пока они не сорвались в пропасть.

Когда они подъехали к ресторану, солнце уже садилось, ясно-фиолетовый и розовый окрасили небо на западе. Ничего более романтичного и придумать было нельзя. Атмосфера тайного свидания встретила их и внутри.

Джек уже бывала раньше в этом заведении, которое запомнилось ей, благодаря хорошей кухне. Но теперь владельцы то ли решили усовершенствовать интерьер, то ли попросту сменились. Внутренне убранство, некогда скромное, как и в большинстве подобных заведений во Вьетнаме, не запомнилось Джек ничем примечательным. Теперь же все было обставлено со вкусом и выглядело просто роскошно – удобная кожаная мебель, белоснежные скатерти, приглушенный свет и мерцание свечей. На официантах была идеально отглаженная накрахмаленная черная форма, а официантки были одеты в темно-зеленые шелковые платья с высоким воротником-стойкой.

- Добрый весер, - поприветствовала их одна из девушек. - Узин для двоих?

- Да, пожалуйста, - ответила Кэссиди, не успела Джек и рта раскрыть. - И, если можно, уединенный столик где-нибудь у окна.

Они заказали бутылку вина и, по настоянию Джек, пару аперитивов. Зверский голод снова напомнил о себе, едва из кухни донеслись чудесные ароматы. Джек радовалась возможности отвлечься от мыслей о другом голоде, мучавшем ее тело и душу. Больше всего в тот вечер Джек хотелось не допустить нарастания сексуального напряжения между ними.

Скоро принесли легкие закуски – креветки с сахарным тростником и острых кальмаров, местные пельмени со свининой и хрустящие роллы.

Кэссиди практически не задавала личных вопросов, разве что о возрасте Джек. Впрочем, похоже было, что разница ее не волновала. Они разговорились о музыкальных вкусах, о литературе.

Когда принесли горячее, перешли к обсуждению событий в Америке и мире. Джек отметила, что темы Кэссиди выбирала сугубо нейтральные. Она показала себя в лучшем свете – интеллектуальная, остроумная, эрудированная. Впрочем, ничто из этого не удивило Джек.

Они часто встречались взглядами, и, даже когда разговор касался таких банальных вещей, как политика, в глазах Кэссиди горел огонек флирта. В каждом ее жесте было кокетство, которое Джек не могла не замечать.

Когда они допили кофе с «че таи» – они заказали традиционный желейный десерт из кокосового молока и джекфрута – Кэссиди предложила заехать на обратном пути куда-нибудь еще, посидеть и выпить. Джек сразу согласилась, довольная перспективой отсрочить неизбежное.

Кэссиди, забавно потягиваясь, надела свитер и, едва они вышли из ресторана, села на скутер первой, заняв водительское место.

– Давайте, – поддразнила она, увидев сомнение на лице Джек, – я не кусаюсь.

Джек села, отодвинувшись как можно дальше. Но она смогла выгадать лишь пару сантиметров. Чертово сиденье было изогнутым, так что сила притяжения неизбежно притискивала пассажиров друг к другу. Джек взялась за хромированную ручку позади себя, лишь бы не испытывать мучительного искушения обнять Кэссиди за талию.

– Уж лучше держитесь за меня, – в этом предупреждении звучало озорство.

– Мне и так отлично, – настаивала Джек.

Кэссиди завела мотор и вдавила педаль газа. Скутер сорвался с места, разметывая гравий из-под колес. Джек едва не свалилась с сиденья. Или обними Кэссиди, или отведай землицы. Джек выбрала первое, не могла же она позволить Кэссиди сбросить ее со скутера. И потом, на Джек был последний комплект чистой одежды, в котором предстояло ходить весь следующий день.

Кэссиди вела теми же улицами, по которым они приехали, только она позволяла себе такую скорость, на которую Джек не отваживалась. А все почему? Наемница не хотела, чтобы у Кэссиди возник вопрос, где можно было научиться так водить. Но, очевидно, белокурого ангела это и не волновало. Она вышивала по всем трем полосам, не стесняясь выезжать на тротуар. Она явно чувствовала себя хозяйкой на дороге. «Если бы вы с Аллегро поспорили, кто придет первой, ей пришлось бы выложить кругленькую сумму», – с восхищением подумала Джек. Кэссиди обладала исключительными рефлексами и, похоже, тоже очень любила скорость.

Джек понимала, что Кэссиди собиралась отвезти их в один из баров неподалеку от отеля, в самом популярном у туристов районе. Нужно было срочно придумать какой-нибудь запасной вариант: рисковать снова встретиться с Маккендриком лицом к лицу Джек не могла. На одном из оживленных перекрестков они встали в пробке, и Джек наклонилась к самому уху Кэссиди, чтобы та смогла ее расслышать за какофонией рокочущих моторов и пронзительных гудков.

– Я успела приглядеть одно местечко неподалеку. Сверни тут направо.

Кэссиди не стала возражать. Джек показала дорогу до бара в другом конце города. Она знала, что в том заведении обычно собирались английские эмигранты. И все же, прежде чем войти, она внимательно изучила публику, с облегчением отметив, что знакомых среди посетителей не было.

Кэссиди, взяв ее за руку, прошла в дальний угол, где почти не слышно было навязчивой мелодии из старинного американского джук-бокса и можно было поговорить.

– Думаю, нас быстрее обслужат, если я сама принесу чего-нибудь из бара, – предложила Джек. – Что тебе взять?

– Пива, пожалуй. Какого-нибудь местного.

Джек вернулась с бутылкой «Тигра» для себя, и еще одной, «Биа Хои», для Кэссиди. Название переводилось как «свежее пиво», и, судя по всему, его только недавно доставили из ближайшей пивоварни.

В отсутствие Джек Кэссиди, похоже, продумала, какой будет следующая тема их беседы, потому что, едва Джек села, та спросила с улыбкой:

– И… так почему же Вам так неловко, когда я рядом? Очевидно, я из той самой категории женщин…

Услышав этот вопрос, Джек заметно напряглась.

– Не принимай на свой счет. Ничего личного, – ответила она сухо.

Кэссиди разочарованно нахмурилась.

– Хм, а я-то надеялась…

– Почему? – Джек смотрела в сторону, очевидно, делая вид, что предельно увлечена соскабливанием этикетки с бутылки.

– Я думала, что Вы чувствуете себя так неловко только рядом с женщинами, которые Вас привлекают, – проговорила Кэссиди.

– Влечение не имеет к этому отношения.

– Что же тогда? – спросила Кэссиди, отчетливо слыша разочарование в собственном голосе.

Джек какое-то время взвешивала свой ответ, потом проговорила:

– То, что человек зачастую готов принимать желаемое…

– …за действительное, – закончила Кэссиди вместо нее.

– Именно.

Кэссиди подалась к ней через стол и мягко спросила:

– Так что же Вы так не хотите мне показывать?

– То, какой я могу быть. Временами, – ответила Джек.

Рыси слишком хорошо знакомо было это чувство. В ее жизни тоже немало было того, что крайне опасно было показывать – один не в меру пристальный взгляд мог вызвать самые нежелательные последствия. Но что же приходилось скрывать этой женщине? Было что-то мистическое в том, как Джек, мгновение назад сгоравшая от желания, могла в следующую секунду сделаться холодной, как лед. В какие-то моменты Рысь отчетливо видела, что Джек не могла устоять перед ее обаянием, вела себя раскрепощено и говорила открыто о каких-то, казалось бы, незначительных вещах. Но, стоило Рыси задать сколько-нибудь личный вопрос, Джек снова начинала говорить загадками и держаться отстраненно.

– У каждого и нас есть такие стороны, которые мы предпочли бы никому не показывать.

– Что же это в твоем случае? – спросила Джек.

В глазах ее читались вызов и любопытство. Но, как бы отчаянно Рыси ни хотелось, чтобы Джек открылась, расположить ее к этому можно было, только искренне поделившись своей сокровенной историей.

– С чего бы это мне начать раскрывать свои секреты?

– Да я ведь практически чужой человек, и, скорее всего, мы видимся последний раз, то есть завтра попрощаемся навсегда. Так не все ли равно?

– Нет. Не важно, увидимся ли мы еще. Мне было бы куда приятнее думать, что где-то на другом конце света Вы вспоминаете меня как интересную, незабываемую девушку, с которой Вам довелось встретиться. А не о том, какая у меня сумасшедшая сложная жизнь.

– Я могла сказать то же самое, – уклончиво ответила Джек.

Интересно, а как изменилось бы Ваше мнение обо мне, если бы Вы узнали, что я работаю на ОЭН?

– Сомневаюсь, что Ваша жизнь так же сложна, как моя.

– А если у меня такие же сомнения по части твоей жизни?

– Тогда мне придется доказать, что Вы не правы, – выпалила Рысь.

Джек перехватила ее взгляд.

– И ты готова зайти так далеко? – проговорила Джек после долгой паузы.

– Вообще-то нет, – это прозвучало так, будто у Кэссиди не было выбора.

– Вот и я – нет.

Рысь начинало раздражать, что Джек снова замолчала и, откинувшись на спинку стула, скрестила руки. Она избегала взгляда в глаза, снова невозможно было ничего прочесть у нее на лице. Сначала она крутила в руках подставку под стакан, потом продолжила сдирать этикетку с бутылки. Поза Джек говорила о том, что она хотела оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого бара. От Кэссиди.

Когда Рысь пришла к выводу, что новый «ледниковый период» в обращении Джек подходить к концу и не собирался, огорчение взяло верх. Ее терпение лопнуло:

– Знаете, я тогда просто скажу начистоту и задам прямой вопрос. Мне никогда не доставляло удовольствия ходить вокруг да около, равно как и не приходилось прилагать столько усилий, чтобы понять, что на уме у человека…

– Тогда зачем ты продолжаешь пытаться? – Джек уставилась на свое пиво.

– Вот это мой подход, – Рысь придвинулась ближе, вынуждая Джек взглянуть в ее сторону. – Джек, я Вам нравлюсь?

– Я не хочу начинать…

– «Да» или «нет», Джек. Это такой простой вопрос, – Кэссиди вовсе не собиралась сдаваться. Между ними сыпались искры, того и гляди, разгорится пожар. Кэссиди уже решила, что Джек снова не станет отвечать, так долго тянулось молчание.

– Да, – проронила она едва слышно.

– Тогда зачем все так усложнять?

– По… пожалуйста, хватит. Давай прекратим все это.

Рысь хотела дать ей пощечину.

– Конечно. Обязательно, потому что я Вас упрашивать не собираюсь, а Вы, похоже, все для себя решили, – она едва сдерживала злобу. – Но, блин, это никуда не годится.

– Послушай, может быть, интрижки на одну ночь – в твоем репертуаре, – попыталась защититься Джек, – но уж точно не в моем.

– А я и не имела в виду одну ночь, – настаивала Рысь. – Тогда, в Ханое, я спросила Вас, может, Вы хотели бы встречаться, когда вернемся. И вообще, почему Вы думаете, что у меня бывают только интрижки на одну ночь?

– Потому что ты продолжаешь стоять на своем, когда я уже дала понять, что между нами ничего не может быть. Ни сейчас, ни когда мы вернемся. И что же нам остается?

– Я не могу сказать за Вас, – проговорила Рысь степенно, – но мне, например, остается надежда, что Вы передумаете.

– Я не могу, – интонация Джек была такой, точно она сдавалась перед лицом неизбежности, точно у нее не было вариантов.

– Тогда к лучшему, что завтра наши пути разойдутся. Потому что я не могу быть с Вами рядом и… не могу не хотеть узнать Вас получше.

– А это так важно? – спросила Джек, допуская, наконец, визуальный контакт. – В смысле, узнать меня?

– Да, – искренне ответила Кэссиди, – никогда бы не поверила, что скажу это, но да. И, кроме того, я никак не могу перестать думать о том, как это – целоваться и заниматься любовью…

– Со мной.

Кэссиди кивнула. Джек снова перевела взгляд на свое пиво:

– И я тоже хочу этого. Но не знаю, как. И не думаю, что смогла бы.

 

Глава девятнадцатая

– Это потому, что у Вас все еще душа болит из-за той женщины? – осторожно уточнила Кэссиди.

Если бы Джек могла ответить честно, она сказала бы «Нет».

Нет, потому что, если бы мы начали заниматься с тобой любовью, я не нашла бы сил остановиться.

Но Джек солгала:

– Да, это из-за нее.

– Мне очень жаль, – теперь в голосе Кэссиди звучало не разочарование, а сочувствие. – Я не хотела показаться черствой.

– А ты и не черствая, – отозвалась Джек. – Это я должна была уже оправиться.

– А давно это произошло? – деликатно спросила Кэссиди.

– Восемь лет назад, – Джек смотрела на нее не отрываясь.

У Кэссиди округлились глаза от удивления. Она не сразу нашлась, что ответить.

– Видимо, в таких вещах невозможно установить сердцу какие-то сроки...

– Ты ведь так молода... Наверное, для тебя это звучит дико.

– Я всего на тринадцать лет младше.

– Всего-то? – саркастически улыбнулась Джек, пытаясь разрядить обстановку.

Но Кэссиди, похоже, не собиралась прерывать серьезный разговор.

– Как она разбила Вам сердце?

– Если честно, мне совсем не хочется говорить об этом. О ней. – Джек пыталась скрыть, насколько несчастной ее делали воспоминания о Вании, но Кэссиди, похоже, все же чувствовала ее боль.

– Сказать по правде, мне тоже не хочется. Одна мысль о ком-то, кто причинил Вам боль, приводит меня в ярость, – Рысь потянулась и поднялась со стула. – Я принесу еще пива. Вам что-нибудь взять?

Джек была рада паузе в этом мучительном разговоре.

– «Пина колада», три вишенки.

Кэссиди казалась озадаченной.

– Мне расценить это как «нет»?

– В каком смысле?

Кэссиди рассмеялась.

– А Вы, похоже, серьезно.

– Конечно.

– Когда буду заказывать, постараюсь сделать каменное лицо.

Вокруг бара было не протолкнуться. У стойки сидело несколько местных, но в основном в баре были туристы, причем в сильном подпитии. Рысь протиснулась между ними и встала у стойки. Она терпеливо ждала, когда ее обслужат, и старалась игнорировать липкие взгляды, а также «нечаянные» тычки со всех сторон, преимущественно сзади. Когда один из таких тычков превратился в откровенное лапанье, Рысь обернулась, раздраженная. На табурете позади нее сидел мужик за сорок и беззастенчиво на нее пялился.

– Меня Боб зовут, – протянул он плывущим от выпитого голосом. – А тебя?..

– А меня не парит.

Плюгавый лысый мужичонка, сидевший рядом с ним, встрял, улыбаясь во весь рот:

– Она просто ломает недотрогу.

Услышав это, Боб воодушевился и потянулся, чтобы схватить Рысь за волосы. Она наградила его испепеляющим взглядом и перехватила его руку.

– Не надо.

– Ну ты чего, сладкая, – продолжал настаивать он и наклонился ближе, обдав Кэссиди перегаром. – Хошшь, я тебе выпивки возьму?

– Нет, спасибо.

– А мы с приятелем как раз хотели пригласить вас с твоей подружкой, – Боб часто моргал заплывшими глазками, точно ему трудно было сфокусировать взгляд.

– Нам и вдвоем неплохо.

– А, вы типа из этих, да? – и Боб громко, привлекая внимания всех англичан в баре, провозгласил: – Эей, ребяа-а-ят, а у нас тут лесбухи!

Еще один мужик подкатил к Кэссиди, протиснувшись сквозь толкучку у бара.

– Ну дай шанс настоящему мужику – и тебе на баб больше смотреть не захочется, – проговорил он, и облапал ягодицы Кэссиди.

– Я предупреждала, – Кэссиди как раз собиралась заехать нахалу локтем в морду, как он внезапно скрючился и заверещал, словно школьница.

Все повернулись посмотреть, что произошло.

Позади мужика стояла Джек. Она держала его, заломив руку за спину так, что каждое движение причиняло ему боль. Выкрутив докучливому мужику правое плечо, Джек сжала другой рукой его левое запястье, не давая и дернуться.

– Разве дама дала понять, что хотела, чтобы ты ей на задницу свою жирную лапищу положил, а? – Она тряхнула его, заламывая руку еще сильнее. Мужик согнулся ниже, ругаясь вполголоса.

– Пусти его! – заорал плюгавый, сидевший рядом с Бобом.

– А то что, ушлепок? – возмутилась Джек, окинув британца презрительным взглядом.

Еще мгновение – и через весь бар к Джек перли еще два мужика с явным намерением вмешаться. Джек толкнула того, которого удерживала, в сторону бара и, ударив по затылку, приложила лицом о стойку. Первый из подошедшего подкрепления уже  держал кулаки у лица, подкатив вплотную. Джек ударила его между ног. Второй хотел было подкрасться сзади, но она двинула ему локтем в живот, а когда он согнулся пополам, схватила за голову и тоже приложила о стойку.

Не прошло и минуты, все уже было тихо. Рысь была так изумлена стремительностью произошедшего, что не успела и шелохнуться.

– Пошли, надо проваливать отсюда, – у Джек даже дыхание не сбилось.

– А тебе-е-е не обязательно идти с ней, – Боб схватил Кэссиди за талию.

– Эх, Боб, я тебя предупреждала, – обернувшись, она заехала ребром ладони ему в нос.

– Скотский потрох! Она мне, блин, нос сломала! – завопил он, закрывая руками лицо. Из обеих ноздрей у Боба побежали красные ручейки.

Так гораздо лучше.

– Ну ничего себе! – Рысь вышла из бара вперед Джек, ожидавшей ее в дверях.

На улице Кэссиди схватила Джек за руку, заставляя остановиться и повернула к себе.

– Это что такое было?

– Просто бесят меня, – невинно отозвалась Джек. – Пьяные уроды.

– Где Вы этому научились?

– На занятиях по самообороне? – вопросительная интонация Джек говорила о том, что такое объяснение казалось ей исчерпывающим.

– Там такому не учат: Вы и отражали, и атаковали рефлекторно. Этому обучают только в боевых искусствах или, может, еще в армии.

Джек пожала плечами.

– Значит, врожденное. А ты-то откуда столько знаешь обо всем этом?

– Я занималась.

– Да, тогда понятно, почему ты так ловко вмазала ему по носу, – попробовала лавировать Джек.

Кэссиди на ее уловки не купилась.

– Не меняйте тему. Кто Вы такая, Джек? – серьезно спросила она.

– Ой, да прекрати, юмористка, – рассмеялась Джек, пытаясь отшутиться, точно ничего не произошло. – Ну побила какого-то парня, и что теперь? «Кто я такая»? Может, ниндзя под прикрытием?

Нет, ты явно кто-то… Но я пока не понимаю, кто. И все эти твои тайны… что здесь вообще происходит?

Мысли ее были прерваны телефонным звонком. Кэссиди взглянула на дисплей. Штаб-квартира.

– Подождите тут, – сказала она Джек. – Я обязательно должна ответить.

Она отошла недалеко, так, чтобы не терять Джек из виду и при этом быть уверенной, что та ее не слышит.

Подняла трубку.

– Рысь, 121668.

– У нас есть новости, – сообщил Монтгомери Пирс. – Рено расшифровал кое-какие письма Лика. О торговле людьми ничего, но у него какие-то дела с одной фирмой в Сайгоне, которая занимается недвижимостью. Компания подставная. Выследить никак, ни действительного адреса, ни телефона. Но, похоже, кто-то организует ему встречи с нужными людьми.

– Я подозревала, что он направляется туда. Кое-кто на железнодорожной станции здесь, в Нинь-Бине, узнал его по фотографии, которую я показывала. Очевидно, он сел в поезд на юг.

– И почему ты еще не там? – спросил Пирс.

– Следующий поезд отходит только завтра в полдень, а взлететь тут неоткуда.

– Ладно, еще кое-что, – сказал Пирс, – ФБР направили двух агентов под хорошим прикрытием на операцию с внедрением. Очевидно, не могут дождаться, когда мы сами добьемся результатов.

Иными словами, они, скорее всего, собирались выступить во время контрабандной сделки. Не исключено, что на правах покупателя.

– Проглотки? – Рысь повернулась в сторону Джек. Та смотрела на нее не отрываясь. Этим словом назвали женщин-оперативниц ФБР, которых посылали с целью соблазнить подозреваемого и получить сведения при помощи секса.

– Сомневаюсь. Не к этим людям. Слишком опасно.

– Да? Похоже, в Бюро готовы идти на отчаянные меры.

– Им надо отловить этого типа и закрыть, наконец, тему, – продолжил глава ОЭН. – В новостях, в прессе сплошные возражения и требования поймать Лика и судить.

– Все так плохо?

Она слышала, как Пирс вздохнул.

– Если хоть вскользь упомянуть о террористах, все будут думать, что каждый крупный город в опасности. Стоит упомянуть о маньяке, и каждая американская домохозяйка будет думать, что она вот-вот станет новой жертвой. Большинство полагает, что он еще в Штатах, залег на дно, пока все не уляжется, а потом снова начнет убивать.

– А федералы, которых послали сюда, обо мне знают? – Рысь пристально смотрела на Джек, пытаясь понять, связана ли она с заданием Бюро. Если Джек была федералом под прикрытием, то это объясняло, почему она всегда держалась на расстоянии и отвечала уклончиво. И, конечно же, это объясняло, почему они постоянно «случайно» натыкались друг на друга.

Они преследовали одну и ту же цель.

– Помимо заместителя руководителя отдела расследований, которому поручено дело, никто не знает, что мы в этом участвуем. Он распространяет среди своих информацию, которую мы им даем, но он, конечно же, не знает точно, кто на нас работает. В этом плане ты в безопасности.

– Ясно.

– Ты же все это отлично знаешь, – сказал Пирс. – Рысь, все в порядке? Звучишь так, словно тебя что-то мучает.

– Я отлично. Но, думаю, я тут пересеклась с одним из федералов.

– Не спалилась? – спросил он.

– Нет. Нет, конечно.

– Тогда тебе и переживать не за что. Просто делай свою работу и дай им заниматься своей. Главное – цель, а не кто доберется до нее первым.

– Я позвоню тебе из Сайгона.

– Будь осторожна, Рысь, – со стороны Пирса было ужасно непрофессионально говорить такое оперативнику, но Рысь знала, что у главы ОЭН была к ней слабость. И, скорее всего, он волновался, как она покажет себя на этом задании.

– О, как мило с твоей стороны. Буду.

– Ты же понимаешь, что ты единственная, кому я позволяю разговаривать со мной в таком тоне, – он хотел, чтобы это прозвучало строго, но в его интонации все же чувствовалась знакомая теплота.

– Обнимаю, блин, крепко-крепко, – поддразнила Рысь, и повесила трубку.

Джек наблюдала, не двигаясь. Рысь направилась к ней размеренным шагом. Все стало ясно. Не удивительно, что она так выделяется. Я ее заметила еще в Сан-Франциско, пусть и обратила внимание сначала только на ее зад. Федералам никогда не удавалось не раскрывать себя. Я ее знаю чуть больше суток, и мне уже показалось странным, что она появляется везде, куда я направляюсь. Да нечего и удивляться. Мы же охотимся за одной и той же целью,

Рысь вдруг вспомнила чувство, что кто-то следил за ней в Нгонг-Пинге. И этот кто-то не нес опасности. И в Мексике… Кто-то выручил меня, вырубил того парня в машине. Мы пересеклись уже тогда, как же я не поняла? Если все действительно было именно так, Джек заслуживала доверия. Она хорошая.

Но Рысь ни за что не готова была дать Джек первой добраться до Оуэнса. Ей нужно было это задание. Курсы самозащиты для женщин, мама не горюй, блин. Что ж ты, задница, мне в уши-то дуешь… Интересно, сколько из того, что она мне наплела, - правда. Интуиция подсказывала ей, что о своей боли, которую причинила та женщина, Джек говорила искренне. Искренним было и желание в магических зеленых глазах, которое зажигалось всякий раз, когда они оставались наедине, когда между ними пробегали искры эротического напряжения. И то и другое вспыхивало внезапно, у Джек не было оснований притворяться. Это были подлинные чувства.

Она подошла к Джек, уже совершенно убежденная, что та работала на Бюро. И что я удивляюсь ее уклончивости? Она же не хочет нарушить прикрытие.

По мнению Рыси, в этой ситуации был один важный «плюс»: Джек ведь не знала, с кем имела дело.

– Простите, что заставила ждать.

– Дома все в порядке? – спросила Джек. Она, пожалуй, выглядела слишком уж озабоченной.

– В шоколаде.

– Это хорошо, – с облегчением выдохнула она.

– Кстати, спасибо, что вступились за меня.

– Хм, после того, как ты этому парню разбила нос, даже не знаю, была ли нужна моя помощь на самом деле…

– Повезло, что я не промазала, – улыбнулась Рысь. – А что теперь?

– Не знаю, как ты, а я хочу в кровать, – ответила Джек. – Завтра непростой день.

– Как скажете. Я даже не против, если Вы поведете.

Федерал или нет, Джек была привлекательной. А тот факт, что они преследовали одну и ту же цель, говорил Рыси только о том, что у них как минимум были общие интересы.

v

Колорадо

– Это была Кэссиди? – спросила Джоан. Грант вошла в кабинет Монтгомери Пирса как раз в середине разговора. Она принесла легкий завтрак – только для них двоих.

– Да, – Монти сел рядом с ней к большому столу, за которым руководители ОЭН обычно собирались для обсуждений. Пирс всегда с нетерпением ждал этого утреннего ритуала, когда Грант заходила в его офис, приносила какое-нибудь угощение и спрашивала: «Как проходит день?». И хотя большую часть ночей они теперь проводили вместе, Монти с трудом выносил даже непродолжительную разлуку.

– У нее все в порядке? – спросила Джоан, доставая из контейнера два кофе в картонных стаканчиках, соки, круассаны и фрукты.

– По крайней мере, она так сказала. Надеюсь, так и есть.

– Молодые всегда рвутся проявить себя.

Монти отхлебнул кофе.

– Но в ее случае дело не столько в возрасте. Она всегда любила Организацию. Понимаешь, она весь мир проклянет, если получится, что она нас подвела. Или показала себя в невыгодном свете.

– И, как известно, к тебе у нее слабость, – усмехнулась Джоан. – Это на тебя она надеется произвести впечатление. Даже когда она была маленькой, она постоянно бегала к тебе со своими отчетными карточками. И уговаривала посмотреть, чему она научилась в боевых искусствах… и во всех других дисциплинах.

– Да, не говоря уже о скрипке, – добавил Монти, безуспешно пытаясь скрыть улыбку при воспоминании об этом.

– Она находила в тебе что-то такое… Сам понимаешь, – пошутила Джоан.

– А ты, можно подумать, удивлена? – отозвался Монти, изображая обиду. Он знал, какого мнения были о нем многие оперативники. Для них он выступал в роли строгого отца, который ничего не спускает детям с рук, и который постоянно заставляет их стремиться обойти агентов любой другой организации, быть лучше, быстрее, сообразительнее. В конце концов, именно благодаря этому ЭОН была практически неуязвимой организацией. Тот факт, что у них был доступ в такие сферы, куда путь другим преграждал закон, объяснял успех ОЭН лишь отчасти. Самым важным фактором оставалась преданность оперативников. И, конечно же, их исключительные навыки.

Монти гордился каждым своим выпускником, но среди оперативников время от времени появлялись и такие, к кому он испытывал почти отеческие чувства.

– Нет, вовсе нет, – проговорила Джоан, в глазах ее был блеск обожания, – ничуть не удивляюсь. Более того, я сама нахожу в тебе кое-что особенное.

– Она замечательная девочка. Очень способная и нацеленная на успех.

– Никого тебе не напоминает? – мягко спросила Грант.

Он сразу понял, на что она намекала, но ответил так, будто думал, что она лишь вспоминала времена, когда они сами были юными оперативниками.

– Я в ее возрасте тоже был достаточно целеустремленным, м?

– Но я имела в виду…

– Я знаю, кого ты имела в виду, Джоан. И да, напоминает, но я не хочу об этом говорить.

– А, может быть, придется. Причем достаточно скоро, – она провела кончиками пальцев по вискам Монти, бережно ероша редеющие седые волосы. Это был жест утешения, который она позволяла себе, когда Пирс засыпал возле нее вечером трудного дня.

– Я вижу, как тебя это до сих пор мучает. И хотя боль утраты никогда не утихнет, ты должен хотя бы перестать казнить себя. Тебя же это заживо съедает.

– Мне не хватает ее, – его голос сорвался. Только наедине с Джоан Пирс позволял себе снимать маску строгого начальника серьезных парней.

– Ну конечно, – печально ответила Джоан, – и тебе всегда будет ее не хватать. Но в том, что произошло, не было твоей вины. Мы принимали это решение втроем.

– Я не должен был ее отпускать. Только не туда и только не одну.

– Ты же понимаешь, что она как нельзя лучше подходила для этого задания. И что уж там говорить, она и была одной из лучших у нас. И это было не только твое решение. Не забывай, наши с Дэвидом голоса перевесили – два против одного, – напомнила она. – Ты знаешь устав.

– Я должен был сделать исключение, – он поднялся со стула. Нахлынувшие воспоминания приносили слишком много боли раскаяния. Одно дело – позволять себе иногда быть при Джоан ранимым. И совсем другое – сломаться у нее на глазах.

– Монти, ты не мог ничего изменить.

– Я должен был остановить ее, – повторил он, скорее себе, чем ей. И решительным шагом вышел из кабинета.

v

Джек мысленно радовалась тому, что на обратном пути Кэссиди не гладила ее по животу, как в прошлый раз. Она только крепко держалась, обняв Джек за талию. Они не разговаривали по дороге, Джек думала, что Кэссиди была поглощена мыслями о недавнем телефонном звонке. Было ясно, что звонили из ОЭН. Передали ли Кэссиди еще информацию, и какую? Джек должна была связаться со своим человеком в Вашингтоне и узнать. Когда ей нужно было получить от Фэлпса нечто определенное, он практически всегда готов был предоставить Джек нужные сведения, но его услуги не распространялись на то, чтобы делиться получаемой информацией.

Джек видела, как Кэссиди на нее оглядывалась, пока говорила по телефону. Можно было быть уверенной: разговор не касался ее напрямую, ведь Кэссиди не смогла бы это скрыть. Или смогла бы?

Кэссиди дотронулась до ее плеча.

– Тормози.

Они встали посреди грязной дороги. Вокруг было практически темно. Джек заглушила двигатель.

– Что такое? – спросила она с деланной небрежностью, стараясь не выдать волнения.

– Да, в сущности, ничего, – Кэссиди слезла с мотороллера, – я просто хотела остановиться на минуточку и полюбоваться, понимаешь? Смотри.

Она задрала голову, глядя в небо.

Джек была так погружена в свои тревожные мысли, что и не заметила: в бархатно-черной вышине блистали звезды. Вышла полная луна.

В Нью-Йорке из-за смога и городской иллюминации увидеть такое невозможно.

– Как красиво, – Рысь все еще глядела вверх.

– До боли, – ответила Джек. Она не отрываясь смотрела на Кэссиди, а отнюдь не в небо. Ты такая красивая.

Кэссиди повернулась и увидела, куда был направлен неотрывный взгляд Джек. Она сделала шаг навстречу и нежно поцеловала Джек в губы.

– Спасибо за чудный вечер.

Джек невольно поднесла ко рту кончики пальцев. Это ведь был не более чем легкий, краткий поцелуй, так почему же задрожали колени и ноги стали ватными? Кэссиди продолжала так смотреть на ее губы, что водоворот волнующих чувств закружился у Джек внутри с разрушительной силой.

– Я тебя…

– Что?

– Благодарю, – проронила Джек слабым шепотом.

Кэссиди улыбнулась.

– Наверное, надо возвращаться.

Остаток пути они проделали в молчании. Но висевшее между ними марево эротического желания было почти осязаемым.

Джек поставила скутер у входа в отель и открыла перед Кэссиди дверь вестибюля. Рысь направилась было к лифтам, но почувствовала, что Джек отстала, и обернулась.

– Вы идете?

Джек была у стойки регистрации.

– Я возьму другой номер, – она повернулась к вьетнамке, – комнату, пожалуйста. Сингл.

Женщина протянула ей ключ.

– Третий этаж, триста третий, позялюста.

Джек схватила ключ и пошла к лифту. Рысь ждала ее в дверях, не давая им закрыться.

– Мы ведь взрослые люди, – сказала Кэссиди, когда лифт начал подниматься, – а Вы, кажется, дали понять, что ничего не хотите.

– Дело не в этом.

– Так в чем же? – воскликнула Кэссиди. – Думаете, я не смогу уследить за своими руками? Не доверяете мне?

– Я не доверяю себе, – проговорила Джек.

Двери открылись. Третий этаж.

Рысь, не говоря больше ни слова, направилась к своему номеру. Джек прошла за ней и стояла рядом, пока та выуживала из кармана ключ, а потом с раздражением и не с первого раза всадила его в замочную скважину. Когда она повернулась к Джек, в карих глазах отчетливо читалось: «Что Вы еще тут делаете?»

– Мне нужна моя сумка, – промямлила Джек.

Кэссиди пинком открыла дверь, схватила рюкзак и швырнула его в Джек.

– Изви… прощай, Лорен, – та, ошарашенная, так и стояла, теребя рюкзак. В отчаянии она пыталась выбрать среди крутившихся в голове такую фразу, которая помогла бы унять злобу Кэссиди.

Рысь, взявшись за ручку двери, стояла на пороге.

– Всего хорошего, Джек, – бросила она и хлопнула, что было сил.

 

Глава двадцатая

Сайгон

Оуэнс вышел из здания банка «ANZ», расположенного в центре Сайгона. Он снял со своего счета «GC» достаточно денег, чтобы несколько месяцев ни в чем не нуждаться, и мог больше не появляться в городе. Шум машин, пробки и постоянные косые взгляды ужасно досаждали ему.

Едва он сошел с поезда, он принялся искать таксофон, чтобы связаться с человеком, которого знал как Аджаи. Он был из среды контрабандистов и уже долгое время занимался перевозками живого товара. Они переписывались с Аджаи по email в течение нескольких месяцев.

Голос на другом конце провода назвал Оуэнсу адрес бара, где его должны были встретить.

Поблизости не было ни одного такси, но у тротуара стояло два тук-тука. Это были вело-рикши на трех колесах: под хлипким тентом позади вьетнамца, крутившего педали, размещалась пара посадочных мест. Уолтер подошел к ближайшему тук-туку и назвал адрес. Они влились в поток на центральных улицах. Движение было затруднено, то и дело они вставали в пробку. Уолтеру приходилось собирать все свое терпение, потому что укрыться от навязчивых взглядов было негде. Отовсюду на него смотрели печальные лица с выражением любопытства, отвращения или жалости.

Какая-то девушка, переходившая дорогу на перекрестке, напомнила ему одну из его «доноров», на чьем лице он увековечил выражение приятного удивления. Другая девушка, которая попалась ему на глаза чуть позже, смотрела на него с мрачным выражением решимости, которое он запечатлел на одной из более ранних масок. Когда на него взглянула она, Уолтер не отвернулся. О, она пыталась скрыть отвращение, как и многие из них. Ей, в отличие от других, это удавалось неплохо. И все равно он видел ее насквозь.

Уолтер часто впадал в это депрессивное состояние, когда был вынужден подолгу обходиться без пополнения своей коллекции. Но теперь это чувство стало куда острее и мучительнее – постоянно находиться в толпе, под взглядами множества людей и без маски. Слишком давно не было маски. Скоро.

Если повезет, работа над новым шедевром будет начата уже в ближайшие часы.

Минут через сорок Уолтер подъехал к тому самому бару. У входа ждал высокий мужчина в костюме. К нему-то, и направился Уолтер, выйдя из тук-тука. У мужчины была темно-оливковая кожа и сильный акцент, что выдавало индийское происхождение.

– Как приятно, наконец, встретить Вас лично, – вежливо поприветствовал он Оуэнса. – Я Аджаи.

Когда индус заговорил, Уолтер заметил, что два верхних зуба у него были золотыми, хотя остальные выглядели идеально белыми и естественными.

– Это был всего лишь вопрос времени, – отозвался Оуэнс.

– Я провел все необходимые приготовления для Вас, сэр.

– Я очень хочу как можно скорее увидеть свой новый дом, Аджаи. А второе место? – Уолтеру едва удавалось сдерживаться. Его переполняли эмоции. Счастливое ожидание.

– И там тоже все готово, сэр. Они в двух шагах друг от друга.

– Отлично, – сказал он и поставил у ног чемодан. Тем утром он купил еще немного одежды и кое-какие повседневные мелочи. Все остальное уже ждало его в новом убежище.

– С Вашего позволения, я бы хотел спросить, а для чего нужно второе помещение? – уточнил Аджаи. – Там ведь жутко, а с Вашими деньгами можно позволить себе что-нибудь соответствующее.

– Своим хобби я предпочитаю заниматься в уединении.

– Даже если так, я мог бы найти другое место, где…

– Я вполне доволен тем. Спасибо, это все.

– Очень хорошо, сэр, – мужчина поклонился. – Ваша встреча с мистером Хангом в шесть.

– Отлично. А теперь, будьте так добры, проводите меня в мою новую квартиру.

– Конечно, – Аджаи указал на потрепанный зеленый «Matiz», припаркованный у тротуара. – После Вас, сэр.

v

Нинь-Бинь

Джек приняла холодный душ, но это плохо помогало сохранять вертикальное положение. С тех пор как она вылетела из Штатов, ей не удавалось ни поспать, ни собраться с мыслями. И Джек знала, что причиной тому была Кэссиди. «Найти Оуэнса по заказу русского, просто чтобы отвлечься» – это было не той задачей, которая могла заставить ее сосредоточиться. Тем более, когда Кэссиди была рядом, внезапно оказывалось, что у тела и разума Джек – свои собственные планы.

Нужно держаться подальше от Кэссиди, если я хочу выполнить задание. Но, лежа в кровати той ночью, Джек думала только о том, что зря так обошлась с девушкой. У нее были все причины полностью в ней  разочароваться.

Каким бы сильным ни было желание, близость с Кэссиди была исключена. Сознание этого приводило Джек в отчаяние. И все равно сколь бы вескими ни были причины оттолкнуть Кэссиди тем вечером, причинять столько боли Джек не имела права.

По поезда оставалось еще несколько часов. Она схватила сумку и пошла вниз, в ресторан. Выпить кофе было просто необходимо.

Кэссиди сидела за столиком, устремив невидящий взгляд в окно. На улице царил хаос. Выглядела Кэссиди так, словно ей тоже не удалось поспать. Джек почувствовала себя ужасно виноватой. Не унижаться!

У Кэссиди могло быть множество причин потерять сон. В первую очередь, Оуэнс. Но что-то подсказывало Джек, что и она имела к этому отношение.

Джек подошла к столику Кэссиди и встала возле нее. Та подняла взгляд.

– Мне очень жаль, что так вышло вчера ночью.

– Вам не за что извиняться, Джек, – проговорила Кэссиди голосом, лишенным эмоций. – Вы достаточно взрослая, чтобы самой знать, что Вам лучше. Если спать в одной постели Вам было неудобно, Вы все сделали правильно.

– Дело вовсе не в том, что я тебе не доверяю.

– Да, Вы так и сказали.

Джек почувствовала, что с тем, что у Кэссиди пропал к ней всякий интерес, ничего нельзя было поделать.

– Послушай, я не хочу, чтобы ты сердилась на меня.

Кэссиди отвернулась. Она смотрела в окно.

– Какая Вам разница, честное слово.

– Потому что дело во мне, и я не хочу, чтобы ты думала иначе.

– А я и не думаю, – ответила Кэссиди, не оборачиваясь. – Потому что я терпеть не могу игры. А Вы играли со мною с нашей первой встречи. Как я уже говорила, я предпочитаю быть прямолинейной, насколько жизнь позволяет. Поэтому меня смущает находиться рядом с таким сложным человеком, который шлет противоречивые сигналы. А смущаться мне крайне неприятно, Джек.

– Мне очень жаль, что я вызываю у тебя такие чувства.

Кэссиди посмотрела на часы.

– Похоже, для сожалений уже поздновато. А теперь простите, мне нужно идти.

Она встала, но Джек не отступила ни на шаг.

Останови ее.

– До поезда еще несколько часов.

– Тогда мне нужно найти кого-нибудь другого, с кем скоротать их, – отрезала Кэссиди.

Джек чувствовала, как росла ее ненависть к себе самой. У нее сжались кулаки, пришлось убрать руки за спину.

Что ей нужно было от Кэссиди?

Она подошла только чтобы извиниться за вчерашнее. И она это уже сделала. Почему нельзя было теперь оставить все как есть и исчезнуть? Потому что я не хочу ее отпускать. Только не так.

Кэссиди была раздражена, а Джек все не могла придумать, как изменить ситуацию.

– Можно? – Кэссиди сделала шаг вперед, но Джек не нашла сил заставить себя отойти.

Кэссиди смерила ее полным злобы взглядом, губы ее были плотно сжаты. Предел терпения.

– Выпей со мной кофе, – сказала Джек.

– Я свой кофе уже выпила.

– Закажи еще, – Ты же ее просто упрашиваешь.

– Ну вот Вы опять, Джек. Довольно. Просто прекратите.

– Не могу. Я не знаю, как, – ответила она едва различимым шепотом.

– Тогда я покажу, как, – Кэссиди толкнула ее в грудь и вышла из-за стола. – Видите, как все просто.

Она направилась к лифтам.

v

У Рыси было так мало одежды и личных вещей, что на сборы у нее ушло не более пары минут. До отправления поезда оставалось три часа. И, хотя у нее возникло желание остаться в ресторане и провести это время с Джек, она решила больше не подвергать себя этой пытке. Агент Бюро или нет, Джек должна была решить какие-то важные вопросы, из-за которых ее послали во Вьетнам.

А Рыси предстояло вскоре отправиться в Сайгон и отыскать Оуэнса, и она не могла позволить чему бы то ни было встать у нее на пути. А риск вновь пересечься с Джек был немалый, особенно если она все же была федералом, и ее тоже послали за Оуэнсом. Но игры кончились. У Рыси не было больше ни времени, ни терпения даже думать о Джек. Такая красивая, такая таинственная, Джек слишком отвлекала. И Рысь не могла позволить ей стать препятствием на пути к выполнению задания. Кэссиди никогда не позволяла эмоциям вмешиваться в ход миссии, потому что, помимо музыки, у нее была лишь одна страсть – работа.

Интересно, где она сейчас. Но мысли снова возвращались к Джек. Господи, да забудь ты о ней уже. Что с тобой? Пролежать остаток утра в постели, уставившись в стену и думая о Джек. Это могло свести с ума. Рысь надела рюкзак и вышла из номера, намереваясь убить время, просто гуляя по окрестностям. Едва она приехала на железнодорожную станцию, зазвонил телефон.

Монтгомери Пирс. Последние новости по делу.

– Час назад Лик вышел из банка в Сайгоне. Он снял деньги со своего счета в «GC». – Пирс дал ей адрес отделения. У нее была зацепка, пусть и не особенно надежная. По крайней мере, она теперь точно знала, что Лик в Сайгоне. И хотя Рысь отчаянно пыталась сконцентрироваться на задании, она никак не могла прекратить изучать толпу пассажиров в поисках Джек. Когда поезд отошел, а Джек все еще нигде не было, Рысь начала беспокоиться. Почему она еще не здесь? Если Джек опоздала на поезд, Рыси было куда легче избежать очередной встречи с ней и можно было спокойно продолжать искать Оуэнса. Казалось бы, Рысь должна была испытать облегчение, но вместо этого она ощущала разочарование. Она встала с сиденья, глядя в окно. Множество людей – казалось, добрая половина населения земного шара, сходило с поезда. В то же время, другая половина норовила, растолкав их, пробиться в вагоны. И ни следа Джек. Контролер, а потом и вагоновожатый прокричали, что поезд готов был отправиться. Рысь еще раз внимательным взглядом окинула станцию.

В вагоне Джек тоже не было. Купе, которое Рысь забронировала, было тесным, точно обувная коробка со спальными полками. И все же это было лучше, чем стоять в загроможденной вонючей сауне вместе с кучей народа.

v

Джек старалась держаться как можно дальше от Кэссиди. Увидев, как та приехала на станцию, Джек спряталась в тени небольшого ларька с различными мелочами для туристов; он был как раз через улицу – отличная позиция для наблюдения.

Продолжать это безумие не имело смысла, да и Кэссиди дала понять, что с нее довольно. Джек была ужасно расстроена, что все закончилось таким образом, но, возможно, это было к лучшему. И потом, самое время было собраться с мыслями перед тем, что ей предстояло. Джек достала телефон и набрала Фэлпсу на мобильный в Вашингтон.

– Новости есть?

– Сегодня утром Оуэнс снял деньги в Сайгоне, – сообщил ей федеральный агент.

– А еще?

– Во Вьетнаме наши люди.

– Федералы? – уточнила она.

– Джоики, – этим словом обозначали агентов под прикрытием. – Похоже, дело Оуэнса пахнет керосином. Выяснилось же, что нашему начальству надо обелить свое имя, так что он им нужен когда? Правильно, вчера.

Руководство Бюро не ожидало, что придется подтягивать хвосты после стольких провалов.

– Но это еще не все.

Джек знала, что этим дело не ограничивалось, если уж ввязались джои.

– Конечно, как всегда, – подтвердил Фэлпс. – Они хотят найти Оуэнса через торгашей, так что внедряют агентов на нужные позиции.

– Невидимок или включенных? – Джек имела в виду, установление наблюдения или же участие в сделке под видом покупателей.

– Последнее.

– Так что, они в процессе хотят еще взять парочку барыг?

– Да, капля в море, – сказал он. – И тем не менее.

– В этой цепочке каплей не обойдешься. Похоже, им без разницы, выживут эти девицы или нет.

– Потому-то мы и хотим взять их за задницу. У нас есть основания полагать, что некоторые жертвы – из Штатов или из Европы. Я не говорю о тех, кто пошел на это добровольно.

– То есть похищенные?

– Именно. Мы на их след уже много лет пытались выйти.

– А откуда ты знаешь, что это те самые?

– А мы и не знаем – сказал Фэлпс. – Но если даже не те, мы же заставим их указать нам верное направление, правда? Очень немногие цепочки занимаются поставками одноразовых… продуктов.

Джек сжала телефон крепче, борясь со внезапным приступом злобы.

– Я надеюсь, вы этого так не оставите.

– Прости. Я знаю, что это противно, но у них-то именно такой подход.

Фэлпс был совсем не плохой малый. У Джек был достаточный опыт работы с ним, чтобы понять, что это за тип. И он держался, скорее, как профессионал, оставляя за скобками все личное.

– И все-таки не говори об этих женщинах так. Не при мне.

– Добро, – уже мягче отозвался он.

– И сколько у нас агентиков под прикрытием?

– Двое. В смысле, один в юбке.

– Я на связи, – Джек повесила трубку.

Когда она бронировала билеты, все спальные вагоны уже разобрали, но ей повезло урвать сидячее место, пусть оно и было самым жестким за всю историю человечества.

На улице было под тридцать, когда она садилась в поезд. А в момент отправления, когда Джек зашла в вагон, там оказалось еще жарче. И, конечно же, было невыносимо душно и тесно. Держа рюкзак над головой, она протиснулась между стоящими пассажирами, переступая через ящики и сумки. Джек искала свое место.

Конечно же, оно было занято.

Мужик, усевшийся туда, с трудом выдержал пронзающий взгляд Джек и нехотя поднялся, встал неподалеку от нее. Ехать так целые сутки было сущим адом. Майка была уже насквозь сырая. Вокруг потели все, казалось, даже куры. В воздухе висел немыслимый смрад, дополненный дымом дешевых сигарет. Джек мутило.

Она отчаянно нуждалась в чем-нибудь, на что можно было отвлечься. Приходилось думать о том, как отыскать Оуэнса. С каждым днем ситуация становилась все сложнее. И переживала Джек вовсе не только из-за русского и Кэссиди. Теперь добавились еще и федералы. Не то чтобы у нее был на них зуб, или наоборот. В конце концов, пару лет назад она и за ними кое-какие дела подчищала.

В свое время ФБР уличили ее в связи с контрабандой оружия и пообещали отпустить при условии, что она поможет им взять лидера группировки. Так она оказалась их информатором. Она помогала тайному агенту Скотту Фэлпсу внедриться в группировку контрабандистов. Конечно, осознавая, насколько это было опасно.

Если бы Фэлпс нарушил прикрытие, за ее задницей была бы погоня. Но благодаря ее помощи он справился, и в целом все вышло для Джек более чем выгодно.

Ей удалось сблизиться с Фэлпсом, а когда его повысили, он оказался ценным источником инсайдерской информации.

У Джек быстро затекла задница от неудобного сиденья. И складной нож она себе в бедро втыкала не для того, чтобы увеличить напряжение и сосредоточиться на деле Оуэнса, а чтобы почувствовать хоть что-то. Хотя бы боль. Другую.

За первые два часа пути Джек полностью переключилась с мыслей о маньяке снова на печальные размышления о Кэссиди. Где она была? Повезло ли ей забронировать мягкое сиденье? Или она тряслась в таком же безбожно вонючем душном вагоне? Джек хотела было встать и пройтись по поезду, чтобы хоть как-то размять затекшую ногу, но устраивать сражение за то, чтобы протиснуться в проход в этом хлеву на колесах, у Джек не было сил. И потом, что можно было сказать Кэссиди, что она еще не успела? Кэссиди была права. Сознательно или бессознательно она, так или иначе, играла, и Кэссиди имела полное право ее послать.

Пристроив сложенную косуху под голову на манер подушки, Джек прислонилась к окну и постаралась заснуть, что в такой жаре и шуме, и среди мерзких запахов было практически невозможно.

«Ты-дых, ты-дых» – мерное постукивание колес могло бы убаюкивать, но оно было слишком громким. А еще Джек хотелось убить парня, сидевшего позади нее и постоянно ржавшего над чем-то, как осел. Казалось бы, при такой монотонности и жутко низкой скорости езды можно было излечиться от суровейших форм бессонницы.

И действительно, к огромному удивлению Джек, она провалилась в сон. А проснулась тремя часами ближе к Сайгону и голодная, как волк.

Ее ужасно дразнил даже сильный запах рыбы, доносившийся откуда-то неподалеку. Джек заставила себя встать и оглядеться в поисках источника запаха. В паре рядов от нее сидела старушка, она отправляла в рот крохотных сушеных рыбешек одну за одной, точно чипсы. Выглядело это куда менее аппетитно, чем пахло. И почему ей не пришло в голову остановиться где-нибудь, чтобы купить еды в дорогу? Она слишком переживала из-за Кэссиди, поэтому забыла о завтраке. А питательные батончики – дурацкая привычка наемников – уже окончательно надоели.

Она оглядела толпу пассажиров в надежде найти кого-нибудь с чем-нибудь более съедобным, чем рыбные чипсы. Но большинство сидевших в вагоне людей спали. А те, кто стоял, свесили головы на плечо, пытаясь тоже задремать.

Желудок Джек издал громкое урчание. Да слышала я тебя – ничего не могу поделать, расслабься.

v

Рысь несколько минут боролась с древней рамой в своем купе, которую с трудом удалось открыть. Время было обеденное, солнце ослепительно сияло, причем свет падал аккурат в ее окно. Коробка с горячими крекерами едет по противню в раскаленной печи. Топ на Рыси был мокрым от пота. Она высунулась в окно, но скорость поезда была такой низкой, что это практически не помогло освежиться.

Хорошо хоть вид открывался красивый. Они ехали вдоль берега, перед Кэссиди раскинулась темно-синяя даль Южно-Китайского моря, кое-где виднелись кораблики. Временами попадались на глаза деревушки, пересеченные грязными проселочными дорогами. Ребятишки водили по лужам огромных быков, держа за кольцо в носу. Женщины на велосипедах с корзинами со всякой снедью. В полях селяне в конических шляпах из соломы гнули спины над посевами риса. Чуть дальше – бамбуковые сарайчики, старики, сидящие возле них за какой-то игрой, коротающие время беседой.

Между тем, Кэссиди думала о том, где была Джек и почему не села в поезд. Нашла другой способ попасть в Сайгон, быстрее? Неужели, найдет Оуэнса первой?

Когда из купе немного выветрился жар, Рысь устроилась на нижней полке и попыталась заснуть. Постоянно лезли в голову мысли о Джек. И они были отнюдь не о конкуренции в поиске «охотника за головами».

В воображении Рыси вились отрывочные воспоминания интимных моментов. Томная поволока в глазах Джек, когда она вышла из душа, словно сексуальная модель из рекламы чувственного парфюма… Как они смеялись… делили ужин… целовались под луной…

Рысь ударила кулаком по тощей комковатой подушке. Черт. Убирайся из моей головы, Джек. Что же ты со мной делаешь?

 

Глава двадцать первая

Спустя пять часов Джек проснулась от скрежета тормозов. Они куда-то прибывали. «Станция Вин». Джек ненадолго вышла. Она была так голодна, что готова была начать жевать рукав собственной кожаной косухи.

– С дороги! – промычала Джек на вьетнамском, обращаясь к оборванцам, толпившимся в проходе. Они явно не собирались уступать без препирательств. Впрочем, когда Джек стала ломиться к выходу, большая часть попятилась, чтобы дать ей пройти. Ругаясь вполголоса, Джек обогнула самых медлительных. Заложив вираж, она едва не споткнулась о сумку с папайей. Джек почувствовала, как экзотический фрукт, чавкнув, превратился в пюре под подошвой ее сапога.

На перроне толпились торговцы, предлагавшие пассажирам сувениры и съестное, заглядывая в открытые окна вагонов. Вытащив из кармана скатанные в рулончик вьетнамские банкноты, Джек рванула в самую гущу толпы лоточников. Она крутила головой, наугад доставая из потрепанных корзин и покосившихся бочонков разные местные угощения. Через пару минут Джек обзавелась целой кучей продуктов, как для немедленного потребления, так и для борьбы в неминуемыми приступами голода, ожидавшими ее в пути. Поезд должен был еще несколько раз остановиться, но следующая стоянка была не раньше десяти вечера, так что Джек сомневалась, что ей еще представилась бы возможность закупить провианта. Она с трудом удерживала в руках свои покупки, проявляя чудеса жонглирования, чтобы ничего не потерять. Джек вернулась к воему вагону как раз в момент, когда кондуктор закричал свое обычное предупреждение об отправлении состава.

– Я иду, – Джек решила заблаговременно уведомить пассажиров, скопившихся в проходе. На этот раз они все как один поспешили освободить ей путь. Она с приятным уху знакомым хрустом открыла одну из трех купленных только что баночек колы и ополовинила ее одним глотком. Напиток оказался противно теплым, но Джек, по большому счету, было все равно. Она села на свое место и принялась за первое блюдо – «баан», ассорти крохотных свернутых пирамидками голубцов с банановыми листьями. На радость Джек, ей попались парочка с рубленой свининой, с грибами, с креветками и еще традиционные, со сладкой картошкой. На второе у нее были фрукты – спелый манго и ярко-оранжевая хурма. На дессерт Джек съела пару хрустящих рисовых вафель с арахисовым маслом. Она так наелась, что ее снова начало клонить в сон, и Джек удалось даже подремать еще пару часов, поминутно просыпаясь от каких-то резких звуков в вагоне, от того, что начинала незаметно съезжать с сиденья или клониться на плечо кого-нибудь из сидевших по сторонам от нее.

Было уже темно, когда Джек разбудил галдеж, в вагоне. Сквозь толкучку двигалась тележка торговца рисовой лапшой. Столпившиеся в проходе пассажиры, как могли, старались освободить дорогу, прижимая соседей к окнам, едва не налезая друг другу на головы. А торговец лапшой разливал горячий бульон с крохотными ломтиками мяса в маленькие пластиковые мисочки, которые передавал в протянутые со всех сторон руки, сжимавшие мятые купюры и мелочь. И, хотя Джек еще не успела проголодаться после плотного обеда, за который мысленно благодарила лоточнков со станции Вин, она, недолго думая, махнула продавцу, чтобы и ей налил бульона с «глас-нудлом», прозрачной вермишелью из рисовой муки.

Блюдо было горячим, и, пожалуй, это все, что можно было о нем сказать. А, выпив еще жидкости, Джек вскоре ощутила, что прогуляться до места, где можно было облегчиться, было бы отнюдь не лишним. Туалеты во вьетнамских поездах были ужасно грязными. Чаще всего все ограничивалось отверстием в полу. Джек мысленно порадовалась тому, что у нее были прививки от всех мыслимых заболеваний.

Она прошла обратно к своему месту, но осталась стоять, надеясь, что так кровь не будет застаивалаться в ногах  и немного передохнут ягодицы. За окнами зияла непроглядная темень, лишь изредка мелькали огоньки костров или фонарей, когда возле путей виднелись горстки местных в характерных конических шляпах из бамбука.

v

Пройдя шесть вагонов, Рысь, наконец, отыскала Джек. Та стояла к ней спиной, ее просто невозможно было не заметить: Джек, благодаря своему росту, выделялась среди всех пассажиров. Рысь почувствовала жалость, не без труда протискиваясь к ней: казалось, именно этот вагон был самым душным и загроможденным из всех, которые она миновала в поисках Джек. Здесь стоял самый невыносимый смрад, куда хуже даже, чем в тот раз, когда они ехали вместе в сидячем вагоне. А в воздухе до сих пор висел пар после того, как прошел со своей тележкой продавец лапши. Кошмар.

Возле Джек было совсем немного свободного места, и Рысь, недолго думая, юркнула между стоявшими рядом пассажирами. Теперь до Джек оставались считанные сантиметры, но она продолжала смотреть в окно, точно не чувствуя присутствия Кэссиди. Та проследила за ее взглядом. Они проезжали какую-то деревушку, вдоль поезда бежали босоногие вьетнамские ребятишки.

Джек переступила с ноги на ногу, задела Рысь плечом. Кэссиди смотрела на нее, не отрываясь. Пропитанная потом футболка Джек прилипла к телу, не оставляя простора для воображения.

Джек почувствовала на себе пристальный взгляд и повернулась к Кэссиди, ничуть не удивленная. Она прекрасно знала, кто стоял рядом с ней. Долгие минуты ни одна из них не решалась заговорить, потом Джек попыталась отступить на шаг, но выгадать сколько-нибудь места ей не удалось.

Широкий ручеек пота сбежал по шее Кэссиди и спустился в ложбинку между грудями.

– У меня такое чувство, что я на поверхности Солнца стою, – проговорила она.

Взгляд Джек устремился в декольте Рыси, вслед за струйками пота.

– Да… жарковато, – вздохнула она.

Кэссиди видела, как сильно Джек ее хотела. Так зачем нужно было так все усложнять? Больше всего Рысь хотела стиснуть Джек за плечи и хорошенько встряхнуть, но вместо этого, набравшись смелости, она озвучила вопрос, который мучил ее последние два дня:

– Откуда Вам знать, что мне нужно? – спросила она нетерпеливо. В голосе Кэссиди желание мешалось со злобой.

– Что, прости? – Джек выглядела удивленной.

– Вы сказали, что Вы не то, что мне нужно, – объяснила Рысь.

Джек нервно сглотнула.

– Это сложно, – переминаясь с ноги на ногу, Джек уставилась в пол.

Рысь взяла ее под подбородок и повернула лицом к себе, чтобы та больше не отводила взгляд.

– Я думаю, я смогла бы достойно принять вызов, и мне хватило бы ума…

Она приникла к Джек, с трудом дыша от волнения.

– Лорен, мне самой хотелось бы, чтобы это можно было объяснить, чтобы я могла… – снова в глазах Джек читалась уже знакомая Рысь печаль.

– Дело ведь не только в той женщине?

– Нет, – признала Джек, – тут гораздо больше.

– И почему Вы думаете, что мне этого не понять или не вынести?

– Потому что ты та, кто ты есть.

– И кто же я, по-Вашему? – Кэссиди едва не теряла терпение. – Я что, произвожу впечатление малолетней девицы, которая в силу своего возраста ничего не понимает во взрослых делах? Или Вы, правда, думаете, что я постоянно пропадаю в магазинах, рассуждаю только про косметику и средства для волос? Что я клянчу у папика денег на то, чтобы «прокатиться по Азии»? – неожиданно для себя самой она повысила голос. Кэссиди была так раздражена и расстроена ситуацией с Джек, что не могла держать себя в руках.

– Нет, конечно.

– Тогда в чем же дело, Джек? Помогите, наконец, мне понять, что же такое не может уложиться у меня в голове.

– Я, кстати, этого и не говорила, – в голосе Джек тоже отчетливо слышалось отчаяние. Она снова уставилась в пол, старательно избегая визуального контакта.

– Вчера ночью я только хотела сказать, что ты заслуживаешь лучшего.

– А почему бы не предоставить мне самой судить об этом?

– В этом вопросе можешь мне довериться.

– Да Вы сами себе не доверяете! – проговорила Рысь с нажимом. Джек резко подняла голову. Кэссиди продолжила:

– Я понятия не имею, что такого случилось, что Вас так смутило. И я не стану делать вид, будто знаю ответы на Ваши вопросы. Но одно не вызывает у меня сомнений: что бы Вас ни мучило, это не дает Вам трезво оценивать ситуацию.

– А вот это мои про…

- Просто дослушайте, ладно? Я вовсе не слишком хороша для Вас, ясно? Это факт. Если хотите знать, мы почти в равном положении.

– И почему же ты так думаешь? – спросила Джек с искренним любопытством.

– Потому что мы обе не из тех, кто может открыто говорить о своей жизни, и не из тех, кто может позволить себе задавать вопросы. Потому что мы обе ставим то, чем занимаемся, выше своих желаний. И потому что мы обе ведем себя так, будто это наше личное дело.

Выражение изумления на лице Джек говорило о том, что Рыси, наконец, удалось нащупать наиболее чувствительные струнки. И, похоже, она попадала в ноты.

– Чем мы занимаемся? – оторопело спросила Джек, очевидно, цепляясь именно за эти слова.

Неужели, она только что дала понять, что знала, кем Джек являлась на самом деле? Если и так, Рыси не было до этого никакого дела. Ее желания были по ту сторону приличий и явно важнее, чем липовое прикрытие федералов. Все, что она знала сейчас, – это что она невыносимо хотела, она нуждалась в том, что дать ей могла только Джек. Что бы это ни было.

– Именно.

– И чем же мы занимаемся? – осторожно спросила Джек, с таким видом, словно готова была немедленно сорваться с места и выскочить в окно.

– Отдаем себя без остатка ради того, чтобы сделать этот мир хоть немного лучше.

Джек не ответила, оставляя Рысь гадать, неужели ее замечание попало в точку? Неужели, оно могло задеть Джек настолько, что на лице той вновь появилось выражение безграничной печали. Горечи.

Поезд остановился, пассажиры начали протискиваться к выходу, интенсивно работая локтями. Выбираясь из этого ада, кто-то толкнул Джек в спину. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за… талию Кэссиди. Они оказались прижаты друг к другу, Рысь ощущала, как у самой ее груди неистово колотилось сердце Джек, так близко… Похоже, что никто из окружающих не придал значения тому, как женщины приникли друг к другу, потому что почти все пассажиры ютились в считанных сантиметрах друг от друга.

– Извини, – Джек сделала попытку отстраниться, но Рысь перехватила ее руки, удерживая на месте.

– Не надо. Это так приятно.

И снова огонь голода полыхал в глазах Джек.

– Да, – протянула она, наклоняя голову. Их губы едва не смыкались. – Это… офигенно.

Джек была так близко, что Рысь почти ощущала вкус ее дыхания.

Я хочу тебя, я просто с ума схожу. Но ты-то… ты-то чего хочешь, черт возьми?

Она должна была знать, даже если это означало очередное разочарование, даже если Джек после этого вопроса снова сделалась бы холодной, как лед. И даже если в ответ прозвучало бы нечто такое, по сравнению с чем ледяной душ – истинное удовольствие. Рысь была готова.

– Чего Вы хотите от меня, Джек? В данный момент. Чего Вы хотите? Пусть это невозможно…

Прошу тебя, забудь обо всем. И позволь себе просто… чувствовать.

– Я хочу…

Рысь отчетливо слышала тяжелое дыхание Джек.

– Что же, что, Джек? – снова спросила она, точно никто их не слышал и никто на них не смотрел.

Джек прислонилась ко лбу Кэссиди своим.

– Я так хочу тебя поцеловать…

– До боли, – закончила Рысь, одновременно чувствуя легкий кивок Джек.

– А разве это было бы так уж плохо, если бы мы поцеловались? – дрожащим голосом спросила Рысь.

– Я уже сама не знаю.

– Тогда, может, пойдем в мое купе? – Рысь нежно погладила Джек по руке, чувствуя, как по телу той пробежала дрожь возбуждения.

v

Ласковое прикосновение Кэссиди так мощно отозвалось в ее изголодавшемся теле, что до Джек не сразу дошел смысл последней фразы. Она силилась собраться с мыслями.

– Так ты в купе?

Она не могла поверить, что Кэссиди пришла оттуда в эту вонючую коптильню.

– Да.

– Так что же ты делаешь в этом вертепе?

Кэссиди улыбнулась.

– Искала вот кое-кого.

Как своевременно.

– Пойдем ко мне? – спросила Кэссиди. – Полка узкая и жесткая, а все купе – со спичечный коробок, но это все же лучше, чем тут.

Она оглянулась по сторонам и тихо добавила:

– И потом, думаю, мы уже достаточно поразвлекали местных. Нам не помешало бы какое-нибудь уединенное место.

Решимость Джек таяла с каждой секундой, и вовсе не от жары. Все ее защитные барьеры были переломаны, Джек мучилась от почти физически ощущаемой боли. А чувствовать ладонь Кэссиди у себя на бедре было просто невыносимо. Принципы? Самозащита? Не сейчас.

– Тогда веди.

Кэссиди расчистила проход и, взяв Джек за руку, повела через пять вагонов к своему, спальному повышенной комфортности. Постоянно приходилось останавливаться, ждать, пока их пропустят, и в толпе они снова оказывались прижаты друг к другу. Джек терзало невыносимое возбуждение, подчас она почти не нарочно прижималась лобком к ягодицам Кэссиди.

Когда в очередной раз так получилось, Джек взяла Рысь за бедра и прижала еще ближе к себе. Джек так давно не доводилось оказываться настолько близко к обворожительной женщине, что у нее голова пошла кругом. Она боялась, что успела забыть это чарующее ощущение.

К черту все это. К черту, это меня убивает.

Кэссиди резко взволнованно вздохнула. Джек наклонилась к ее уху и жарко прошептала:

– Я от тебя без ума.

– Теперь понимаете, каково мне было последние три дня… – ответила Кэссиди и, чувственно изогнувшись, потерлась о ширинку Джек.

«А пять лет не хочешь?» – подумалось Джек.

Наконец, они подошли к последнему купе, Рысь открыла дверь.

Джек отпустила ее и прошла внутрь. Кэссиди отступила на пару шагов в сторону окна и, обернувшись, пожала плечами:

– Я же говорила, что тут…

– Само совершенство, – Джек ногой закрыла за собой дверь и, обняв Кэссиди за талию, притянула к себе. – Ты само совершенство.

Она поцеловала Кэссиди – жадно, прикусывая, засасывая, стремясь испить ее до дна, утоляя сумасшедшую страсть, выкипавшую через край уже слишком долго.

Кэссиди целовала в ответ с не меньшим жаром – ненасытно и самозабвенно. Она обвила талию Джек одной рукой, другой сжала в кулак пару нежных прядей у основания шеи Джек. Она стонала, дрожала, готова была упасть.

Джек забыла обо всем, наслаждаясь близостью Кэссиди и теплотой ее сладких губ. Ничто в мире не имело значения. Не было прошлого, настоящего, никаких мечтаний. Непрестанно преследовавший ее вожделенный образ собственного дома растаял, как мираж.

В тот момент домом стало бы любое место, где они остались бы наедине.

Казалось, их поцелуй длился вечность, но и этого было бы мало, чтобы остудить пыл Джек. Еще немного, и она готова была сорвать с Кэссиди одежду.

Пришлось запастись терпением, целовать постепенно, все нежнее и спокойнее, убрать руки с талии Кэссиди, взяться за поручень верхней полки прямо над головой. Рысь оказалась в сладостной западне и запустила руки под задравшуюся футболку своей мучительницы. Она гладила Джек по животу, нежно проводила поверх тонкого трикотажного лифчика, под ее настойчивыми пальцами соски Джек напряглись.

Стиснув поручень до боли в костяшках, Джек застонала. Она не знала, что произойдет, примись она ласкать Кэссиди прямо сейчас. Она отстранилась, пытаясь вернуть самообладание и перевести дух.

– М-м-м, – у Кэссиди от желания были расширены зрачки, – этого стоило дождаться…

Ее грудь часто и сильно вздымалась. Джек затаила дыхание.

– Это стоило куда большего, чем ты когда-либо сможешь представить, – ответила Джек, не узнавая своего голоса, так хрипло и страстно он звучал.

– Что же теперь? – спросила Кэссиди.

Да, что теперь? Боль, пожиравшая ее тело и душу, было невозможно больше терпеть. Если, поцеловав ее, я едва не умерла от восторга, нечего и думать, что будет, начни мы заниматься любовью. Я не смогу сказать «прощай». Неужели, навсегда? Я не могу. Если сейчас так больно, что же будет, когда я вернусь в свой личный ад, познав райские кущи?

Это убило бы Джек или, по крайней мере, то, что от нее осталось.

От взора Кэссиди не ускользнуло сомнение, читавшееся в зеленых глазах. Она коснулась губ Джек кончиками пальцев.

– Мы можем не продолжать, если ты… не хочешь.

– Думаю, именно так и придется сделать, – проронила Джек, – ты рассердишься?

– Нет. Я бы очень хотела заняться с тобой любовью, но… Я не помню, чтобы одни только поцелуи приносили такое глубокое удовлетворение.

– Дело не в том, что я не хочу.

– Я знаю.

 

Глава двадцать вторая

Трехэтажная роскошная вилла располагалась в наиболее цивилизованной части пригорода, в паре километров к северу от Сайгона; и стояла в отдалении от всех соседних домов, окруженная зарослями тамариндов и баньянов. Приятно удивленный, Уолтер отметил для себя отличный выбор  местоположения, гарантировавшего клиентам так необходимую анонимность.

Ярко-салатовая машинка подкатила к парадному входу дома с массивной входной дверью. Вышло два вьетнамца в строгих синих костюмах. Один остановился у дверей, терпеливо ожидая, когда Оуэнс поднимется по ступеням на крыльцо. Презентабельный дворецкий в темной тройке, или кем там служил этот серьезный мужчина, не произнеся ни слова, провел Уолтера в просторную гостиную, обставленную с изысканной эклектичностью, соединяя азиатский и европейский стили декора. У окна на резном стуле сидел пожилой вьетнамец, одетый в свободную шелковую тунику и легкие брюки цвета индиго. К спинке стула была аккуратно приставлена изящная бамбуковая тросточка. Мужчина сидел, опустив руки на колени, взгляд его был устремлен вдаль.

Оуэнс обернулся, когда вошел третий мужчина, тоже в деловом костюме, только куда более изысканно пошитом. Грузный низкорослый вьетнамец с темно-оливковой кожей и миндалевидными глазами цвета молочного шоколада горячо его поприветствовал:

– Мистер Страйкс! – он протянул руку – Как приятно встретить лично клиента с такими безупречными рекомендациями.

– Взаимно, мистер Ханг, – пожал протянутую руку Уолтер.

Хозяин указал на удобный кожаный диван благородного коричневого цвета, стоявший у окна.

– Могу я предложить Вам выпивку?

– Да, благодарю. «Кровавую Мэри», если можно. Чертову богоматерь в крови.

Ханг хлопнул в ладоши, материализовалась юная симпатичная вьетнамка, не старше пятнадцати лет. Она была одета в облегающее лиловое платье из тонкого шелка; разрезы по бокам поднимались выше середины бедра, открывая хорошенькие ножки. Молодая женщина поклонилась Хангу, он отдал приказ на вьетнамском, и она удалилась так же тихо, как пришла.

– Если я правильно понимаю, Вы решили остаться в нашей прекрасной стране? – проговорил Ханг и присел на диван на почтительном расстоянии от Оуэнса.

– Именно. По крайней мере, в обозримом будущем…

Ханг одобрительно кивнул.

– Мы сделаем все возможное, чтобы доказать, что Ваш новый дом – самое гостеприимное и располагающее место.

– Несомненно, – ответил Уолтер, ничуть не заботясь о том, чтобы скрыть нетерпение. Он хотел покончить с формальностями как можно скорее и получить то, за чем пришел.

– Я вижу, что Вам не терпится взглянуть на наши товары.

– Так же как и Вам – получить за них деньги.

Ханг поджал губы и едва заметно прищурился.

– Я, если честно, больше обеспокоен тем, чтобы Вы остались довольны исходом сделки. Самое главное – сервис, так нас научили американцы. От покупателя, который пришел только однажды, меньше проку, чем от того, который не раз еще придет. Посмотрите, мистер Страйкс. Разве похоже, что я стану убиваться за очередную тысячу долларов?

Впечатление складывалось обратное. Гостиная была обставлена с шиком, на стенах висели подлиники знаменитых мастеров. И сама вилла была, пожалуй, красивейшей из всех, что Оуэнс проехал по пути из центра Сайгона.

– Нет, конечно, нет.

– А вот если бы у меня не было постоянных покупателей, так и было бы.

– Простите, если мое нетерпение Вас оскорбило, – Уолтер старался теперь, чтобы в голосе его звучало искреннее раскаяние. Этот человек уже помог ему обосноваться во Вьетнаме после всего произошедшего. Ханг был незаменимым партнером на будущее.

– Вовсе нет. Я просто хочу добиться взаимопонимания.

– Я могу Вас заверить, что это не однократная сделка.

– Тогда разрешите, я покажу Вам наш товар, – Ханг с трудом поднялся с дивана и ненадолго вышел из гостиной. Когда он вернулся, в руках у него было три толстых папки.

– Если Вам захочется чего-то, чем мы не располагаем, мы можем сделать для Вас специальный заказ за небольшую дополнительную плату. И, конечно, затраты на доставку – если Вам захочется что-то из-за рубежа, – ложатся целиком на Вас.

– Из-за рубежа? – неужели, Ханг имел в виду, что теперь не придется ограничиваться только азиатскими масками? Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– У нас связи с европейскими, американскими, австралийскими и африканскими поставщиками, – гордо отозвался Ханг. – Это так, для примера.

– Ваш профессионализм меня вдохновляет.

– Я рад, что Вы так думаете, мистер Страйкс.

Глубоко вздохнув, Ханг опустился на диван. Снова появилась молодая женщина, принесла Уолтеру его коктейль.

– Не торопитесь, смотрите, сколько пожелаете, – Ханг положил папки на журнальный столик перед Уолтером. – Любой товар отсюда может быть доставлен в течение пяти дней.

Оуэнс отпил из своего бокала и открыл первую папку.

– Мне нужно будет три заказа в неделю.

– Никаких проблем.

Уолтер листал. На каждой странице были фотографии обворожительных девушек, его возбуждение нарастало. Такие чудесные лица. Нет, это было слишком.

– Я не думаю, что это терпит пять дней. Можно мне получить одну уже сегодня?

– Мне нужен как минимум день на доставку, – ответил Ханг, очевидно, удивленный нетерпением Уолтера. – Американцы. Вечно зачем-то торопятся.

Он хохотнул.

– Три тысячи долларов, – Оуэнс с трудом держал себя в руках, его едва не трясло от раздражения на этого вьетнамца, который имел наглость насмехаться над его потребностью …в творчестве.

Улыбка на лице Ханга сменилась выражением напряженного внимания. Он не мог понять, воспринимать ли предложение Уолтера всерьез. Под его изучающим взглядом Оуэнс не дрогнул, из чего Ханг сделал единственно возможный вывод. Хлопнув в ладоши, вьетнамец подозвал ту девочку-подростка, что прислуживала ему и приносила напиток для Уолтера. По-отечески похлопав ее по спине, Ханг проговорил:

– Минг – к Вашим услугам.

v

Словно сговорившись, Рысь и Джек вели себя сдержанно, не проявляя больше знаков внимания и старательно скрывая взаимное притяжение. Они расположились каждая на своей узкой и жесткой полке, пытаясь выгадать пару часов сна до прибытия в Сайгон.

У Кэссиди все мускулы ныли от напряжения – поездка и само задание держали в постоянном стрессе. Ее рассудок был перегружен, ее тело было раздразнено, – уснуть не было никакой возможности. Она прислушивалась к каждому движению Джек, к каждому шороху, доносившемуся с нижней полки. Стоило Джек пошевелиться или вздохнуть, Рысь вздрагивала, как натянутая струна. В ее воображении мгновенно рисовалось жаркое продолжение, точно Джек передумала, точно она все же готова была поддаться их взаимному желанию.

Кэссиди беспокойно поворачивалась с боку на бок, перепробовав все мыслимые положения, но никак не могла устроиться удобно, проклиная про себя и жесткую полку, и жалкое подобие матраса. Наконец, уже под утро, ей удалось задремать.

Когда Кэссиди проснулась, в окно ярко светило солнце. Джек, полуобнаженная, стояла посреди купе. Она переодевалась. То, в чем она спала, скорее всего, было таким же мятым и «ароматным», как то, в чем легла Кэссиди. Рысь затаила дыхание и замерла, боясь, как бы Джек ни заметила, что за ней наблюдали.

Джек стояла спиной, на ней не было ничего, кроме скромного черного белья. Великолепную задницу обтягивала тонкая материя. Ее тело было подтянутым и мускулистым. И только спину тут и там пересекали длинные шрамы каких-то давних травм. Кэссиди пригляделась. Больше всего широкие белые полосы походили на зажившие рубцы от кнута. Через что же тебе довелось пройти?

Джек нагнулась, чтобы достать из рюкзака сменную одежду. Она тщательно выбирала вещи, которые выглядели почище. Просмотрев три пары джинсов, она вынула футболку, которую, очевидно, тоже не раз уже надевала. Рысь прекрасно знала, как это непросто, – когда ты на задании, обеспечить себе чистую смену одежды, взяв только минимум необходимого. А самым сложным было поддерживать в чистоте то немногое, что было с собой. Особенно, во вьетнамском климате.

И вот Джек уже одета. Подошло к концу вуайеристическое приключение, этот милый сюрприз, ждавший Кэссиди по пробуждении.

– Который час? – спросила Рысь, делая вид, что она все еще сонная.

Джек подскочила на месте, услышав ее голос. Она обернулась с робкой улыбкой:

– Не поверишь, что-то около часа. Похоже, нам обеим отчаянно требовался сон.

– Да уж, – не удивительно, ведь обе они были уже несколько суток в пути, – подумала Кэссиди. Совсем не оставалось возможности отдохнуть в тишине и покое.

И хотя они проспали около десяти часов, у Джек под глазами пролегла синеватая тень, точно ей едва ли удалось подремать.

– У меня тут немного фруктов, – Джек достала хурму, несколько манго и бананов. – Хочешь?

– О, спасибо огромное, не откажусь. Я ужасно проголодалась, – Рысь отбросила тоненькое одеяльце и спустила ноги с полки. На ней была только футболка и трусики. Кэссиди невольно улыбнулась, заметив долгий восторженный взгляд Джек, оценившей идеальные контуры ее бедер.

– Эмм… я пойду поищу где-нибудь чай или кофе, – пробормотала Джек, когда Рысь спрыгнула с полки и, изящно нагнувшись, потянулась за джинсами, небрежно брошенными на полу. – Я сейчас вернусь. Угощайся пока.

Подняв джинсы, Рысь заметила под нижней полкой рюкзак Джек. Рысь сгорала от любопытства, ей ужасно хотелось отыскать там что-нибудь, что могло пролить свет на тайны ее очаровательного федерала. Это могло быть все, что угодно, – например, паспорт с визами, которые сказали бы Кэссиди, где Джек довелось побывать...

Она с трудом подавила желание покопаться в рюкзаке.

Кэссиди съела пару бананов. Вскоре вернулась Джек с двумя чашками ароматного чая, поставила одну перед Рысью.

– Спасибо.

– Не за что.

Они завтракали, пили чай. В купе повисла долгая пауза. Наэлектризованная тишина. Джек часто перехватывала взгляд Рыси, но тотчас же опускала глаза, точно в нерешительности, не зная, как вести себя при расставании, после того, как они целовались с таким пылом.

Скрип тормозов известил их о прибытии в Сайгон.

– Похоже, мы на месте? – Джек выглянула в окно купе. – Нам нужно поторапливаться.

– Что же я должна тебе сказать? – Рысь встала, начала собирать рюкзак. – Все это на самом деле?

На самом деле, мы приехали.

А это значило, что им предстояло отыскать Оуэнса, причем каждой самостоятельно. Кэссиди пришло в голову, что, хотя на данный момент ни на что большее, чем поцелуи, рассчитывать не приходилось, Джек все же могла передумать. В любой момент. А Рысь, пока ворочалась до рассвета, успела прийти к однозначному выводу, что ей самой очень хотелось продолжения. Первый раз в жизни она оказалась не готова признать за очередной интрижкой в своем послужном списке статус «все кончено».

– А ничего и не нужно говорить, – процедила Джек отрешенно. В ее голосе звучало отчаяние.

– Дай мне свой сотовый.

Пауза.

Рысь протянула руку.

Тогда Джек достала из кармана мобильный и дала Кэссиди.

Та ввела свой номер.

– Знаешь, Джек, я, правда, хочу узнать тебя поближе. Я хочу проводить с тобой время. Но звонить ты будешь сама.

Она взяла в свои горячие ладони дрожащую руку Джек и вложила сотовый. Поцелуй в уголок губ на прощание.

Джек ничего не ответила. Она несколько секунд неотрывно смотрела в глаза Кэссиди, во взгляде сожаление и печаль. Схватив рюкзак, Джек вышла из купе.

Когда Рысь сошла с поезда, Джек уже нигде не было видно.

Она подняла руку, останавливая такси. Попросила водителя доставить ее к банку «ANZ» на улице Ме Линг, в то самое отделение, где Уолтер снимал деньги со своего счета. Рысь не полагалась на эту зацепку, но нужно было с чего-то начинать.

Отделение австралийского банка оказалось тесным, всего три окна, стол менеджера по работе с клиентами и по боковой стене четыре двери в кабинеты администрации. У входа стоял охранник, производивший впечатление куда более бдительного, чем другие люди его профессии. Он провожал внимательным взглядом каждого, кто входил в офис или выходил оттуда.

Рысь встала в паре метров от него, приняв выражение крайней озабоченности и волнения. Она озиралась вокруг. Спустя пару минут охранник обратился к ней.

– О, простите, – проговорила Рысь с виноватой улыбкой, – я не говорю по-вьетнамски.

– Я хотель сказась, – повторил охранник на английском, – если Вы кого-то ищете…

Она покивала, расстроенная и обеспокоенная.

– Боюсь, я не могу найти своего отца. Я знаю, что мы с ним прилично разминулись, все дело в том, что мой самолет задержали. Мы договорились встретиться тут вчера, и я просто ума не приложу, где мне его искать. В довершение всего, я еще и потеряла мобильный. Сомневаюсь, что он оставил для меня какое-то сообщение здесь, или просил что-то передать, но, может быть, все-таки?..

Охранник с сочувствием покачал головой, нахмурился.

– Вряд ли, – он подумал минуточку. – Может быть, Вы сказити, как его зовут и как он выглядит, я спросу у насего менезера.

С именем все было не так-то просто. В паспорте Оуэнса значилось «Дэвид Джонсон», но счет в банке был зарегистрирован на Майкла Чедвика. Каким именем он воспользовался? Положившись на то, что охранник так предан своему делу, можно было избежать того, чтобы называть точное имя.

– Дэвид Джонсон, – ответила Рысь. И быстро прибавила:

– Он высокий. Вот такой, – она показала его рост.

– А еще у него ожог большой. Здесь, – она коснулась щеки.

Охранник улыбнулся, очевидно, припоминая.

– Я его помню. Он говорил с мистером Пхемом, – охранник показал в сторону одного из запертых кабинетов. Табличка на двери гласила: «Pham».

– Пхем усел обедать. Скоро будеть.

Рысь вздохнула.

– Черт.

Охранник посмотрел в окно.

– Я видель, как Вас отес сел в тук-тук. А тут всегда только два стоят. Вон там, – он указал на трехколесную желтую тарантайку. – Может, он тебе помозет.

– Сейчас посмотрим, – ответила Рысь. – Спасибо большое.

Вьетнамцу в рикше, не говорившему по-английски, пришлось сунуть под нос распечатку с изображением Оуэнса. Парень рассматривал фотографию пару секунд, а потом энергично помотал головой.

Рысь пришлось остаться на остановке рикш. Второй тук-тук подъехал через двадцать минут. Она повторила процесс.

В этот раз водитель, который говорил на ломаном английском, сразу вернул ей лист, едва взглянув на него, и отрицательно покачал головой. Она сразу поняла, что Оуэнса этот парень отлично запомнил, но по какой-то причине не хотел этого признавать.

Она вынула несколько местных купюр из кармана.

– А теперь помнишь его?

Недолго думая, вьетнамец взял деньги.

– Я сазаю в тук-тук, я везу в бар. Место пляхоя.

Она забралась на сиденье.

– Отвези меня туда.

По пути она расспрашивала водителя о том, что он помнил про клиента с фотографии. В качестве поощрения за хорошую память она достала еще денег.

– Он не говорить, – выдавил, наконец, вьетнамец. Он потянулся за деньгами, но Кэссиди отдернула руку.

– Его здаль мусина у бара, – нехотя протянул рикша.

Пауза.

– Индуса здаль его. С золотыми зубами, – он снова потянулся за деньгами, и на этот раз их получил.

– Пляхоя места, – повторил водитель, крутя педали. Они вырулили на небольшую улочку, где выстроились в ряд бары сомнительного вида. Большинство заведений было еще закрыто. На улице было совсем немного людей, а туристов вообще попалось на глаза всего парочка. Зато у запертых дверей стояли мужчины с цепкими взглядами, наблюдавшие за каждым прохожим.

– Про я им не говорить, – пролепетал вьетнамец, когда Рысь вышла из тук-тука.

– Не скажу, – ответила она.

У входа в бар, перед которым она оказалась, не было даже таблички с названием, не то что часов работы. Рысь подергала ручку двери. Заперто. В том же здании располагалось кафе «Рубин». Прежде чем войти, Кэссиди набрала штаб-квартиру.

– Я возле бара, где Лик встретился с индусом после того, как зашел в банк, – доложила она Монти Пирсу. – Если этот парень даст зацепку, может, удастся выйти на Лика.

– Уже торговцы?

– Пока не могу сказать, но это всего лишь вопрос времени. Он скоро с ними свяжется. Рено поднял его переписку на компьютере. Скорее всего, это те люди, которые помогали ему устроиться во Вьетнаме. Те самые. По недвижимости.

– Верно. Морок доложила, что, по-видимому, это и есть торговцы. Ей пришлось задействовать все связи, ее люди во Вьетнаме даже дали имя. Ханг. Похоже, он занимается всем подряд, в том числе размещением, – объяснил Пирс.

– Тогда Лик наверняка направляется к нему.

– Рысь, я знаю, ты отдаешь себе отчет, что это очень рискованная операция. Я бы не хотел, чтобы ты оказалась в ситуации, когда эти люди могут тебя схватить и… сделать так, что ты навсегда пропадешь. Ты для них – лакомый кусок. Покажи все, на что ты способна, но не пытайся выйти на Лика через торговцев. Веди наблюдение, но только незаметно. Никакого включения, если только без этого никак не обойтись. Морок я отправлю в качестве подкрепления. Помни, твоя цель - Лик. С торговцами разберутся люди ФБР.

Она знала, что в словах Пирса был резон. Он дал понять, что одна из причин, почему Рысь получила сольное задание, заключалась в том, что у нее было досье «идеальной жертвы» для этого маньяка. Но одно дело – оставить ее с Оуэнсом один на один, в качестве приманки, когда она могла прекрасно постоять за себя. И совсем другое – заставить ее проследить все преступную цепь торговцев. Она прекрасно знала, что они делали с похищенными женщинами. Они ломали каждую, подавляя сопротивление при помощи наркотиков, пыток и насилия, пока те не оказывались готовы принять свою участь. Если, конечно, не погибали в процессе.

И все же она отметала любые предположения о том, что могла не справиться с заданием самостоятельно, или что ее личный риск был слишком велик.

– Я понимаю. Буду держать тебя в курсе.

Она повесила трубку и зашла в кафе. Села у окна, откуда могла наблюдать за теми, кто входил в здание.

Когда она допивала третью чашку чая, в бар спустилось два вьетнамца. То есть заведение явно уже было открыто, только посторонние об этом узнать никак не могли. Довольно скоро пришли еще трое, тоже местные. Потом подъехало такси – и оттуда вышла… Джек. Она тоже прошла в бар.

Черт. Она-то что там делала? Не успела Кэссиди начать гадать об этом, мимо кафе прошли двое. Тот, что был повыше и с темной кожей, улыбнулся. Рысь заметила, как блеснули его золотые зубы.

И эти двое прошли в бар. Федералам тоже известно об этом типе?

Рысь решила пока придерживаться рекомендаций Монти. Она с трудом подавила желание отправиться за ними. Шаг в неизвестность. Теперь в баре было как минимум семь человек, не считая тех, кто работал в заведении. То есть тех, кто мог незаметно пройти через служебный вход. Кэссиди решила оставаться на месте, и проследить за индусом, как только тот выйдет.

 

Глава двадцать третья

Сойдя с поезда, Джек сначала убедилась, что Кэссиди не было поблизости, потом сделала два звонка. Один – по тому номеру, который продиктовал ей Бао.

– Я бы хотела переговорить с Куангом, – проговорила Джек, когда ее поприветствовал высокий мужской голос. Бао сказал, что этот тип «работал на них всех». А это значило, что в его обязанности, скорее всего, входило выискивать и подбирать подходящих девушек. На жаргоне торговцев живым товаром – «зрачок».

– Кто это?

– Меня зовут Джек Норрис. Один мой друг из Индии сказал, что Вы можете связать меня с человеком, который занимается экспортом. А именно перевозками товаров… одноразового использования, – ответила она.

После недолгой паузы мужчина назвал Джек адрес и сказал, что ее будут ждать там в шесть вечера.

Потом она позвонила Драшеву и сообщила, что след Оуэнса привел ее в Сайгон.

– Единственный шанс его перехватить тут – это встретиться с большой шишкой твоего бизнеса, так что мне нужны координаты. Свяжись с кем угодно из своих людей в Бомбее и дай мне номер, который я могу, в свою очередь, дать им.

Драшев продиктовал ей номер и назвал погоняло своего человека – Биг Бен.

Индия была очень важным деловым узлом в этом бизнесе. Каждый, кто занимался торговлей живым товаром всерьез, имел там своего представителя, который следил за успешным ходом сделок купли-продажи. Именно это было общим у Драшева и вьетнамцев, связанных с Оуэнсом. В последние годы русские установили тесные контакты с несколькими цепочками контрабандистов товаров с маркировкой «Ж», девочки из Вьетнама продавались по всем континентам. В Восточной Европе они были экзотикой, и на них можно было заработать больше, чем на местном рынке. В то время как славянские девочки пользовались спросом в Азии.

Сославшись на деловые связи в Бомбее, Джек могла войти в доверие к этим уродам, не упоминая имени Драшева.

До назначенного времени у нее оставалось пара свободных часов, так что Джек решила привести себя в порядок перед встречей, чтобы как потенциальный покупатель выглядеть достаточно презентабельно. Она зашла в пару магазинов в Сайгоне и купила чистую одежду, потом перекусила в одном из ресторанчиков в центре.

Адрес бара, продиктованный Куангом, был ей не знаком, поэтому Джек взяла такси, на месте она была ровно в шесть.

Включая бармена, внутри было всего восемь человек: семеро местных и один индус. Никто из них не подошел к Джек сразу, поэтому она села в отдалении и заказала виски.

Спустя несколько минут молодой вьетнамец, который сидел за одним столиком с индусом, поднялся и подошел к ней.

– Джек? – спросил он.

– Верно.

– Я Куанг. Присаживайтесь к нам.

Она села напротив Куанга, слева от индуса. Он не торопился представиться.

В последние годы Джек немало повидала уголовников и других дегенератов, и она прекрасно знала, что, если уж решился жить с волками, нужно быть готовым перестраивать свое горло для волчьего воя. А еще быть готовым к тому, что это горло могут захотеть перегрызть.

Но всякий раз, сталкиваясь с торговцами живым товаром, Джек старалась устраниться как можно скорее. Ее мучило отвращение к ним и еще большее к себе самой, потому что была бессильна что-либо изменить. В большинстве стран против тех ужасов, которым подвергались попавшие в лапы барыг женщины и дети, не делалось практически ничего.

И, что выводило Джек из себя, влиятельные люди, которые позволяли себе закрывать на это глаза, – эти заботливые отцы и любящие мужья при свете дня – под покровом ночи сами торговали человеческими душами.

Продажа людей в сексуальное рабство – слишком выгодное дело, которое им, конечно же, не хотелось закрывать, ведь спрос был неизменно высок. В странах-потребителях, куда направлялся основной нелегальный поток, готовы были платить огромные деньги за новые изощренные способы вернуть адреналин в испорченную застоявшуюся кровь скучающих толстосумов. Для кого-то из них совершение очередной покупки было единственным источником извращенного наслаждения. У этих отожравшихся закомплексованных мерзавцев было достаточно денег, чтобы без малейшего сомнения или сожаления воплощать любые свои фантазии и вымещать подавляемые эмоции.

Может быть, Джек и работала на самых грязных и презираемых людей, но до того, чтобы помогать торговцам живым товаром, она не опускалась никогда. Ведь она знала, что это такое. Когда дело касалось женских или детских судеб, Джек не волновала ее собственная.

И она, не задумываясь, принимала удар, в случаях, когда требовалось постоять за слабого, предотвратив насилие над детьми или поругание чести женщин. Она принимала удар, и благодаря этому чувствовала, что кому-то в мире не все равно.

Ее тошнило от мысли о необходимости высидеть вечер в проклятом баре, чтобы втереться в доверие к этим мерзавцам. Джек с трудом удерживала себя от того, чтобы немедленно выхватить свой М-1911 и всадить по пуле в гнилые головы этих типов, даже несмотря на то, что сама она тогда и шага к выходу ступить бы не успела.

На то, чтобы сохранять ледяное спокойствие и полный самоконтроль, уходило слишком много сил, и моральных, и физических.

Не было смысла показывать этим людям портрет Оуэнса и спрашивать, знают ли они его. Они не только сделали бы все возможное, чтобы защитить своего щедрого клиента, но и, скорее всего, убили бы Джек, чтобы обезопасить себя. Ни одна живая душа не осмелилась бы спрашивать их об их покупателях. Если такие и находились, то рассказать об этом они никому уже не могли.

Не было смысла и сливать, в обмен на сведения об Оуэнсе, информацию о федералах, работавших под прикрытием. Джек не могла подставить приличных людей, которым было не все равно, которые готовы были что-то сделать против этих монстров. А те растерзали бы агентов Бюро. Предатель, как его ни назови, всегда предатель. Конечно, торгаши сделали бы вид, что предельно заинтересованы и, в конце концов, пошли бы на сделку, но… получив желаемое, тут же избавились бы от Джек, чтобы она не заложила их тому, кто заплатил бы больше.

– Чем я могу Вам помочь, мисс Норрис? – спросил индус, без стеснения изучая ее сальным взглядом.

– Проверьте мои связи в Бомбее, – она не могла сослаться на Драшева, ведь когда-то и этих торговцев могли накрыть. И хотя судьба проклятого русского ее нимало не волновала, подставить его значило рисковать собственной головой.

– Никаких проблем, – индус вбил номер, который она ему дала, в свой сотовый.

– Спроси Биг Бена, – сказала Джек.

– Ах, да. Биг Бена, – осторожно повторил он.

Джек знала, что, стоило ей выйти за порог, этот тип приказал бы своему представителю в Бомбее проверить ее связи.

– А еще за меня может поручиться Бао, – прибавила она.

Индус покивал и убрал телефон в карман.

– Почему же ты заинтересована работать с нами, если у тебя уже есть продавец?

– Хотим расширить сферу влияния, найти новую клиентуру, – ответила Джек, старательно поддерживая будничный тон.

– В каком смысле, расширить сферу влияния?

– Мы хотели бы не только продолжать массовые поставки для широкого потребителя и обеспечивать старых клиентов, но и найти новых. Которым нужен индивидуальный подход и одноразовый товар, – она старалась произнести это как можно более отстраненно и профессионально, и не прерывала визуального контакта с собеседником. Но, дьявол, кто бы знал, как она ненавидела то, чем занимался этот тип. А главное, ее выводил из себя тот факт, что приходилось так выражаться при нем о женщинах. Она набрала в рот крепкого виски, точно это помогло бы отмыть рот от того, что она только что проговорила.

– А насколько хорошо Вы знаете своих клиентов, мисс Норрис? – спросил индус.

– Это отнюдь не большой круг. Достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что они не испарятся. Мы не в меньшей мере беспокоимся за вопросы анонимности и безопасности, чем вы.

Хотя и непросто было отследить, на какую именно цепь работали женщины, вероятность все же была. Снимать их для промо-видео было небезопасно. Любой интернет-дрочер может просматривать записи или «прямое включение» по сети. Иными словами, существовал риск, что в каком-то видео можно было не только полюбоваться на девушек в действии, но и увидеть их лица или лица их хозяев. И если кого-то из потенциальных клиентов, с их немыслимыми намерениями, ловили, всегда оставался шанс, что ради спасения собственной шкуры эти извращенцы готовы были выдать кого угодно.

– Я ознакомлюсь с Вашими рекомендациями, – проговорил индус, похоже, вполне удовлетворенный ее ответом. – Если все сходится, можно будет продолжить этот разговор в более приватной обстановке. Обсудим дела за ужином. И я представлю Вас нужному человеку.

– Звучит чудесно.

– Тогда давайте встретимся здесь же завтра. В три, – не сказав больше ни слова, мужчина поднялся и удалился. Джек надеялась на то, что Драшев успел приказать своим людям в Бомбее замолвить за нее словечко. Любая ошибка или нестыковка означала, что дальше – только тишина. Причем, или с их стороны, или с ее. В последнем случае – вечная тишина.

Джек поблагодарила Куанга за помощь и вышла из бара практически сразу за индусом. Она видела, как тот направился прочь, вниз по улице, пешком. Из дверей соседнего кафе вышла Кэссиди и, опередив Джек, села индусу на хвост. Шла она достаточно резво. Твою мать.

Джек, ускорив шаг, последовала за ними. Она догнала Кэссиди как раз в тот момент, когда та коснулась плеча индуса и заговорила с ним. Какого черта она делает?

– Простите, мне сказали…

– Да здесь я, – оборвала ее Джек, хватая за талию и поворачивая к себе, так, чтобы индус не видел лица Кэссиди. – задержалась на встрече, – прибавила Джек, умоляющим взглядом призывая подыграть ей.

Она могла себе представить, каким странным все это должно было показаться со стороны Кэссиди, но выбора не оставалось. Похоже, они снова шли по одним и тем же следам. И хотя в их профессии мужчины явно обладали определенными преимуществами, в последние годы среди оперативниц появлялось все больше представительниц прекрасного пола: они вызывали меньше подозрений.

Но никоим образом нельзя было убедить этих чертей, что в один и тот же день две миловидные женщины, выступающие как покупатели, могли выйти на контакт с целью расширить свой бизнес. Самое ужасное было то, что одна из них совершенно не подходила на роль.

Монтгомери Пирс что ума лишился? Неужели, ему могло прийти в голову, что Кэссиди это по силам? Ее прикрытие было бы мгновенно раскрыто из-за одной только ее внешности, ведь для этих мерзавцев она была самым лакомым кусочком. Если сейчас она не подыграет мне, нас обеих пристрелят в следующие пару минут.

Кэссиди несколько секунд смотрела ей в глаза изучающим и настороженным взглядом, потом ухмыльнулась и обняла за талию.

– Я только хотела спросить этого джентльмена, не видел ли он, как ты выходила.

– Все, с делами на сегодня покончено, – сказала Джек, ослепительно улыбаясь в ответ.

– Ненавижу, когда ты куда-то уходишь без меня, – Кэссиди повернулась к индусу.

– Наверное, я должна представиться.

Она нарочно меня на прочность проверяет?

Индус, не дыша, открыто пялился на Кэссиди. Выражение у него на лице было такое же блаженное, как у младенца, впервые увидевшего диснеевский мультик. Джек готова была ему глаза выколоть.

– Это твоя? – спросил он у Джек.

– Да, – ответила Кэссиди, подарив Джек взгляд полный обожания.

– И только моя, – добавила та, встретившись глазами с индусом. Она смотрела пристально, нахмурившись, надеясь, что полная серьезность могла помочь поставить Кэссиди в статус абсолютной недоступной.

– Ну и привычка – брать своих женщин в деловые поездки, – ухмыльнулся индус.

– Женщин? – уточнила Кэссиди. В голосе ее отчетливо звучала ревность. – Нет никаких других женщин. И почему бы мне тоже не поехать? Я единственная в семье обожаю шоппинг и только мне под силу отличить, какая из подделок Gucci выглядит ближе к оригиналу.

Индус ошеломленно переводил взгляд с одной на другую. Джек не могла понять, купился он или нет.

– Как… современно, – выдавил он, наконец.

Индус беззастенчиво оглядывал Кэссиди с ног до головы, буквально, пожирая глазами.

– Тогда очень жаль, что Вас сегодня не было, – сказал он Кэссиди, – может быть, завтра присоединитесь к нам. Всегда приятно находиться в окружении таких красоток.

– Давайте обсудим это как-нибудь потом, – проговорила Джек, обращаясь подчеркнуто к Кэссиди, и только к ней. – Мне кажется, тебе еще много подарков за сегодня-завтра предстоит купить.

– Хм, я вовсе не хотела путаться у тебя под ногами, – ответила Кэссиди, умильно надув губки, – просто хотела познакомиться с твоими партнерами.

Она повернулась к индусу.

– Убедиться хотела, что они все напрочь лишены мужского обаяния и ровно настолько скучны, насколько ты описывала, – она подмигнула Джек.

– Ревнует, значит любит, – сказала Джек, крепче сжимая Кэссиди, – она меня на коротком поводке держит.

Индус рассмеялся и прошел к своей машине, ярко-салатовый Matiz стоял в паре шагов у тротуара. Джек запомнила номер. По внимательному взгляду Кэссиди она поняла, что та сделала то же самое.

Как только мужчина удалился, Рысь повернулась к Джек, но руку ее не убрала.

– Нам нужно было что-то обсудить, милая?

Джек отступила на пару шагов, освобождаясь из объятий.

– Что ты тут делаешь?

Правильно, держи резкий оскорбительный тон, и все обойдется.

– Я кое-кого искала, – ответила Кэссиди кратко и, как всегда, по существу. – Причем, не тебя.

– Хм, какое совпадение, – сказала Джек, прекрасно сознавая, как безумно это прозвучало. Впрочем, оставалось только смириться с тем, что все вокруг превратилось в театр абсурда.

Кэссиди окинула ее взглядом, полным подозрения.

– Думаю, мы можем продолжать торчать тут и пытаться навешать друг другу вьетнамской лапши на уши, но, если честно, мне просто некогда выдумывать для тебя красивую историю. Так что и ты – карты на стол.

Джек силилась скрыть изумление, но сомневалась, что у нее могло получиться: она буквально слышала, как ее челюсть шлепнулась на асфальт.

– Зачем еще? Что ты имеешь в виду, ...Лорен?

– Джек, я знаю, что ты агент ФБР под прикрытием. И знаю, что мы преследуем одного и того же человека.

Джек испытала такое облегчение, услышав, как именно Кэссиди воспринимала происходящее, что едва не пустилась в пляс от радости. Получается, ОЭН тоже знали об участии Бюро и ввели Кэссиди в курс дела. Конечно, все сходилось. И с чего бы им не знать? И все остальное им тоже было известно.

Мрачная, но исполненная гордости, Джек теперь осознавала, что ей все же удалось исчезнуть с радаров ОЭН.

– Допустим, что так и есть, – серьезно сказала Джек. – А ты-то на кого работаешь?

Я должна это услышать. Неужели, Кэссиди нарушит прикрытие и скажет об ОЭН? Кэссиди была молода, но отнюдь не глупа.

– Мозги. Разведка, – ответила она.

– ЦРУ?

– Типа того.

– Это еще как понимать? – не прекращала давить Джек.

– Так, что это к делу не относится. Какая разница, на кого я работаю? – агрессивно спросила Кэссиди. – Главное,  чтобы подобраться к Оуэнсу, мы используем одних и тех же людей.

– И что же, неужели у этих самых «мозгов разведки» получше тебя никого не нашлось? – выдала Джек, недолго думая. С каждой минутой она все больше переживала за то, как ОЭН могли так подставить Кэссиди, поручив ей это сверхопасное задание.

– Что ты этим, черт возьми, хочешь сказать? – спросила та, явно обиженная ее замечанием.

– Нет, ты неправильно меня поняла. Я уверена, что ты отлично справляешься со своей работой, но под описание потенциального покупателя категорически не подходишь. Наоборот, ты женщина как раз того типа, который им нужнее всего.

– Чтоб ты знала, я не вчера родилась, – процедила Кэссиди сквозь зубы, не скрывая раздражения. – И я, блин, в курсе, как они меня воспринимают, поэтому хотела оставаться невидимкой и наблюдать.

– И, конечно, полагала, что никто не придал бы значения тому, что ты спрашивала у барыг, где найти Оуэнса?

– Давай-ка я тебе скажу одну вещь на чистоту, – Кэссиди была так рассержена, что буквально выкрикнула эту фразу, невзирая на присуствие посторонних. Осознав свою ошибку, Рысь продолжила злобным шепотом: – Не хватало мне еще, чтобы какие-то псы из Бюро говорили мне, как вести себя на задании. Я прошла достаточно серьезное обучение, чтобы знать, на что способна. И исполнять приказы, если велели не высовываться.

В кои-то веки Монтгомери Пирс где-то что-то сделал правильно, подумала Джек. Ей слишком хорошо было известно, что ОЭН всегда ставили выполнение задания и безопасность организации превыше всего. Даже жизни и рассудка своих оперативников.

И она являлась живым тому примером. И вот ведь парадокс – она была из тех, кого бросили умирать. А все, что Пирс сказал бы, узнай он, что ей удалось уйти, сводилось бы к приказу вернуться в штаб-квартиру, подлечиться и как можно скорее возвращаться к работе. Уже на следующий день она была бы на новом задании.

– Я и не собиралась его допрашивать, – сказала Кэссиди, точно оправдываясь перед Джек, когда та уже успела это заподозрить. – Я просто хотела посадить ему жучок, чтобы проследить, не приведет ли он меня к Оуэнсу.

– С чего ты взяла, что он знает Оуэнса?

– Потому что один водила высадил его здесь, а этот индус тут ждал, – решилась доложить Кэссиди, с готовностью подтверждая, что напала на след нужных людей. – И я прекрасно понимаю, что завтра ты собралась снова с ним встретиться.

– Ага, похоже на то.

– Тогда бери меня с собой, – потребовала Кэссиди.

– С ума сошла? Ты что, правда, думаешь, что я стала бы работать над этим вместе с тобой?

Кэссиди посмортела на нее с искренним изумлением.

– Но я же только что дала тебе зацепку на Оуэнса.

– Да никогда, – отрезала Джек.

– Тогда я иду одна.

– А это уже неисполнение приказа, – Джек надеялась, что это могло сработать.

– Невелика разница.

– В каком это смысле?

– Чертов индус же пригласил меня, значит, я иду, – провозгласила Кэссиди.

– Но он же думает, что ты со мной.

– Ну да. Вот я и буду с тобой. Конечно, если ты меня не представишь, мы обе будем выглядеть крайне подозрительно. А это ни тебе, ни мне не нужно.

Наглое выражение лица Кэссиди окончательно рассердило Джек. Они буравили друг друга злобными взглядами.

– Это шантаж.

– Ой, правда? Но почему-то мне совсем не стыдно.

– Почему ты так нацелена идти? – спросила Джек. – Ты же можешь отследить перемещения его машины, когда он покинет бар.

Кэссиди ударила себя ладонью по лбу.

– О, как здорово придумано! Как же я сама-то не догадалась? – в ее голосе звенел сарказм. – Я же понятия не имею, планирует ли он еще когда-либо встретиться с Оуэнсом, или нет... Вот почему! Машину его я отслежу в любом случае, но мне нужна еще информация. И как можно скорее.

Джек в отчаянии схватилась за голову, запустив пальцы в волосы и сжав кулаки. Ситуация выходила из-под контроля. Работать вместе с оперативницей ОЭН ради получения выхода на заказанного человека... Это граничило с безумием. А что потом? Джек не собиралась сидеть сложа руки, так просто отдавая Оуэнса. Но и позволить Кэссиди довести до того, чтобы их обеих пристрелили, Джек тоже не могла. Неужели Кэссиди, и правда, собиралась рисковать жизнями их обеих. Нет. Она рассчитывает на то, что я подпишусь на этот абсурдный план. И, черт ее подери, все ведь выйдет, как она хочет. У меня нет выбора.

Знай Джек заранее, что приняв заказ Драшева, оказалась бы в таком отчаянном положении, она ни за что бы не согласилась. В сложившейся ситуации она была вынуждена бороться со своими эмоциями. Здесь были и вожделение, и страсть, от которых Джек силилась избавиться. И чувство ответственности, и желание защитить. И, самое главное, привязанность к другому человеку. Все это уже подвело ее однажды, Джек поклялась себе больше никогда подобного не допускать.

Она посмотрела на Кэссиди.

– Отлично. Но мы все будем делать так, как скажу я.

 

Глава двадцать четвертая

Район Кучи, Вьетнам

– Ну разве не замечательный выдался день? – спросил Уолтер Оуэнс у своего нового донора, несмотря на то, что та не понимала ни слова. Слова не имели значения. Он прекрасно знал, что важна была только интонация. Это должно было прозвучать мягко и располагающе, чтобы девушка не заподозрила, что надвигающиеся сумерки знаменовали наступление ее последней ночи.

На вид девушке было лет семнадцать-восемнадцать, но в ее взгляде была вымученная покорность, привитая за годы рабства. Она была податлива и послушна с того самого момента, как Уолтер привез ее в свой новый дом, четырехкомнатные хоромы – всюду кирпич и бетон – некогда принадлежавшие паталогоанатому и его семье.

Когда Уолтер обращался к девушке, она смотрела на него с заученной подобострастной улыбкой, бессмысленное выражение глаз при этом не менялось. Девушка вздрагивала всякий раз, стоило Уолтеру сделать какой-то резкий жест рукой – боялась, как бы не последовал удар.  Его юная вьенамка была жалкой, и Оуэнс ей искренне сочувствовал, он был счастлив избавить ее от той жуткой жизни, которую она вела.

Когда стемнело, Уолтер взял ее под локоть и вывел из квартиры.

– Пойдем, нам нужно прогуляться, – улыбнулся он.

Девушка безропотно подчинилась, размеренным шагом она следовала, куда он указывал, – сначала вдоль какой-то дороги по тротуару, потом по утоптанной тропинке мимо лесопарка… Вьетнамка устало следила взглядом, как покачивалась висевшая у Уолтера на плече винтовка. Новая пневматика с транквилизатором, которую Аджаи достал для своего дорогого клиента, на случай, если кто-то из его «доноров» попробовал бы удрать.

Девушка напряглась и стала тревожно озираться только когда вместо того, чтобы свернуть на дорогу, они направились прямиком в гущу леса. Но было слишком поздно. Вход в подземное убежище Оуэнса был уже всего-навсего в десятке метров. Они прибыли на место.

Он скрутил девчонку без малейших усилий и, достав из кармана шприц, сделал ей укол в шею. Наркотик подействовал мгновенно – вьетнамка упала наземь.

Оуэнс разгреб листья, которыми был прикрыт потайной вход в тоннели. Он поднял крышку люка и потащил бесчувственную девушку вниз.

Та часть тоннелей Кучи, которую показывали туристам, пролегала в нескольких километрах от убежища Уолтера. Раньше тоннели были протяженностью свыше полутора сотен тысяч метров и имели три уровня, но со времен вьетнамской войны сеть подземных коммуникаций была заброшена. Уолтеру достался небольшой ее кусок. Работники Ханга отлично поработали, готовясь к приезду Оуэнса.

Лаз, ведший во внутренние помещения, специально расширили, чтобы Уолтеру с его ростом было удобнее проходить. А бывшую подземную кухню полностью переоборудовали для нужд Оуэнса, там он держал своих «доноров». Люди Ханга провели свет, отремонтировали вентиляционную систему... убрали все расставленные во время войны ловушки – в том числе несколько ям с бамбуковыми кольями – каждую отметили и тщательно засыпали. Подлатали подпорки в туннелях главного входа и запасного.

Уолтера раздражало, что и стены, и пол, и потолок его нового убежища были земляными. Он был помешан на чистоте, а, кроме того, боялся, что в таких условиях его маски не смогут долго сохранять свой совершенный вид. Но преимуществ у такого выбора оказалось куда больше, чем недостатков. И потом, если бы с какой-то из масок что-то случилось, в любой момент можно было позвонить Хангу, и ему срочно доставили бы сырье для новой.

Уолтер тащил девушку вдоль тоннеля, напевая себе под нос. Он был весел и сосредоточен. Приятная нега разливалась по его телу, стоило лишь вообразить, как любовно он формовал бы новое выражение на этом безупречном лице с идеальной кожей…

v

– То есть я должна смотреться как везучая шлюха, да? Черт подери, пластырями можно больше прикрыть, – возразила Рысь, увидев, какое платье на вечер Джек ей предлагала. Веселенький цветочный принт, вырез до пупка и такой короткий подол, что весь зад на виду.

– А ты и не будешь так смотреться, – сказала Джек. – Но нужно, чтобы ты выглядела, как…

– Твоя сучка, – вздохнула Рысь. Она вовсе не собиралась уступать Джек пальму первенства. Разве что, на пока что.

Джек, подняв руку, остановила первое попавшееся такси и сказала водителю гнать к «Сайгон Парагону», новому роскошному торговому центру, где располагалось несколько бутиков ведущих дизайнерских домов. Джек сказала, что они отправлялись за покупками, чтобы подыскать для Кэссиди что-нибудь подходящее на вечер. Но «подходящее» в данном случае означало «развязное», даже если на этикетке был логотип иконы мировой моды. Это Рысь понимала прекрасно.

– Когда ты последний раз видела дядечек, которые водят за ручку этаких сладких школьниц? – спросила Джек, передавая Кэссиди вешалку со светло-сиреневым платьем того же фасона.

– А что, выгляжу я именно так?

Джек окинула оценивающим взглядом одетую на голое тело желтую майку-поло, узкие джинсики и аккуратные кроссовки.

– Ты выглядишь молодо, свежо и точно занимаешься теннисом.

– М-м-м, да твое мнение обо мне улучшается день ото дня. Кстати, я и раньше работала под прикрытием. Думаю, я справилась бы и с внедрением. И потом, я выгляжу именно так, как и должна, – молодая туристка в Азии.

Рыси казалось странным, что можно было стоять в магазине с симпатичной женщиной (и даже не оперативницей ОЭН) и позволять выбирать для себя одежду. Кэссиди даже не могла понять, нравилось ей это или нет.

– А ты делаешь все слишком убедительно. Тут такое не прокатит, – настаивала Джек. – Ты должна быть недоступной. Чтобы каждый твой жест говорил: «я занята».

– Ага, завязавшая шлюшка, которая теперь наслаждается жизнью в достатке и безраздельно принадлежит своему папику… ой, прости, мамику, – парировала Кэссиди. Раз уж так настойчиво указываешь на разницу в возрасте, получай той же монетой.

– Да-да, типа того, – ответила Джек. Эти препирательства, очевидно, забавляли ее.

– Уверена, что справлюсь.

– Как насчет вот этого? – Джек протянула ей еще одно платье. Красное. Она остановила свой взгляд на ее груди. – Похоже, нужный размер.

Рысь не могла побороть трепет и возбуждение, охватившие ее при виде одобрительного взгляда Джек, но в то же время было очевидно, что что-то поменялось между ними.

Пока Джек не догадывалась, что я знаю, кто она, было легче к ней подкатить.

По дороге в Сайгон, особенно, ближе к концу поездки, Джек начала снимать заслоны, стала смиряться с тем, каким мощным было их взаимное влечение. Но теперь она снова готова была закрыться. Джек избегала визуального контакта и вела себя сдержанно с того самого момента, как Рысь вывела ее на чистую воду.

Кэссиди выхватила из рук Джек платье и быстрым шагом направилась к примерочной.

Оплатив покупки, они поднялись в ресторанчик на верхнем этаже торгового центра – просто чтобы обсудить дело за столиком, в спокойной обстановке. Расписав план действий на следующий день за аперитивами, они заказали ужин.

Ресторан оказался очень уютным, играл медленный джаз, из панорамных окон открывался изумительный вид на вечерний Сайгон. Романтическая атмосфера заставила Рысь забыть об Оуэнсе, ее мысли сами собой вернулись к размышлениям, отчего вдруг Джек снова стала с ней холодна.

Что явилось причиной ее внезапного отдаления? Тот факт, что Рысь просто взяла и выложила всю правду? Если да, то почему эта правда была такой уж преградой?

Или это были попытки защитить себя и задание? По непонятной причине у Кэссиди сложилось впечатление, что это ее Джек отчаянно пыталась защитить. А это лишено всякого смысла. Она была более чем способной, она была профессиональным убийцей, прошедшим обучение. Но все же Джек понятия не имеет, на что я способна. Какая-то часть ее души готова была принять такие причины отказа Джек от близости.

А может, дело было в том, что Джек хотела заполучить Оуэнса сама. Но ведь федералы и так имеют на него полное право, вне зависимости от того, кто поймает маньяка. Вот только этого Джек не могла знать. И потом, не похожа была Джек на человека, который может присвоить плоды чужих трудов.

У Рыси сложилось впечатление, что Джек тертый калач и проработала в этой сфере долгое время. По крайней мере, она выглядела именно так, и манера речи у нее была соответствующая. По правде сказать, Рысь искренне полагала, что Джек была на задании как рыба в воде. Особенно, когда говорила с индусом.

– И давно ты работаешь под прикрытием?

– Восемь лет.

Восемь лет жить не своей жизнью. У меня хотя бы, когда я не на задании, есть собственная жизнь. У нее была скрипка и ее концерты и… И все? И это – все? Так продолжалось многие годы, а Рысь даже не отдавала себе отчета, насколько маленьким был ее мир. И ведь она была по-своему счастлива в нем. У нее было всё, в чем она нуждалась. Или не всё?

– И тебя это еще не достало?

Джек сидела, отвернувшись к окну, устремив взгляд куда-то вдаль.

– Ужасно.

– А ты можешь послать все к черту?

– Может быть, когда-нибудь.

– А сколько они еще намерены тебя держать на полевой? – спросила Рысь. – В смысле, сколько тебе? Тридцать…

– Восемь.

– Хм, а выглядишь моложе, – Рысь еще раз внимательно осмотрела ее лицо, точно видела впервые. – И в то же время старше.

Видя замешательство Джек, она продолжила:

– С первого взгляда тебе дашь не больше тридцати трех. Но твои глаза…

Рысь замолчала, пытаясь представить себе, через что Джек довелось пройти.

Повисло молчание.

– Ты многое повидала.

– Особенно из того, что лучше не вспоминать.

Кэссиди протянула руку и коснулась шрама на лице Джек.

– Откуда у тебя это?

– Доверилась однажды… Какое тебе дело?

– Ну, мне кажется, что это… – Рысь никак не могла найти нужное слово. Она собиралась сказать «опасно притягательно», но знала, что, услышав это, Джек снова закроется. Да и разговор был вовсе не о ней и не о том, чего хотелось ей.

– Отвратительно, – Джек смотрела только на свой бокал, не пытаясь скрыть разочарование.

– Я хотела сказать «интригующе», – проронила Кэссиди.

От этих слов Джек словно оттаяла. Морщинки между тонких темных бровей разгладились.

– Шрам тебя мучает?

– Н-да, – признала Джек.

– Тогда почему ты от него не избавишься?

Джек снова смотрела в окно. Вид у нее был озабоченный и измученный. В панорамном окне на фоне огней и бархатной синевы неба можно было различить отражения их обеих. Рысь задумалась, каково сейчас Джек смотреть на себя, точно в зеркало.

– Потому что мне нужно, чтобы он напоминал мне… что бывает, если кому-то довериться.

– Я о тебе ничего не знаю, поэтому не возьмусь комментировать, – сказала Рысь, – но мне кажется, ты себя винишь. Почему ты не можешь забыть об этом, Джек? Столько всего можно упустить, если жить одним только прошлым. – Рысь почти ненавидела женщину, которая причинила Джек столько боли. Рысь была в отчаянии, ведь Джек не верила, что можно идти дальше.

– Наверное, судьба была благосклонна к тебе, Лорен, по крайней мере, пока. Но так бывает не у всех, – Джек откинулась на спинку стула и покачала головой. Она смотрела на Кэссиди так, будто та была слишком наивна, чтобы разбираться в подобных вещах. – Когда-нибудь, если ты доверишь кому-то свою жизнь, а потом узнаешь, что все было лишь гнусной ложью, ты поймешь, каково это.

– А почему ты думаешь, что со мной такого не случалось?

– А разве да? – в ее тоне был вызов, а отнюдь не любопытство. Точно Джек уже знала ответ.

– Нет, – признала Кэссиди.

Мимолетная горькая улыбка тронула уголки губ Джек.

– Ты не похожа на того, кто поставил на кон все и проиграл, – заключила Джек, отрешенно отметив для себя, что была права.

– Только из-за моего возраста? – Рыси хотелось встать и отвесить Джек пощечину, если та еще раз упомянет об их разнице.

Но ответ Джек удивил ее:

– Потому что ты все еще веришь, что от шрамов можно избавиться.

Рысь видела, что в ее словах не было ни цинизма, ни сарказма. Джек проговорила это устало, измученная тем, что с ней произошло, что бы это ни было.

– Я верю только, что нельзя позволять шрамам определять ход твоей дальнейшей жизни, – проговорила Кэссиди. – Джек, сколько еще ты будешь прятаться? Использовать прошлое как повод ото всех отгородиться?

Джек вздохнула. Похоже, терпение ее было на пределе.

– Ты даже не представляешь, о чем говоришь.

Но Рысь не намерена была позволить Джек снова обойтись осторожными замечаниями и отмолчаться.

– Ты позволяешь призракам, терзающим тебя, взять верх. Ты этого не заслуживаешь.

– Жизнь дает нам то, что дает, а не то, что мы заслуживаем.

– Да, в этом есть свой резон, – кивнула Кэссиди. – Но только от тебя зависит, как ты распорядишься тем, что получил. И это или способ вырасти и измениться, или повод закрыться и сдаться.

– Потом не забудь рассказать мне, как именно провалилась твоя теория, – процедила Джек саркастически.

Рысь едва сдерживала ярость.

– Может быть, ты и решила сдаться, но не смей делать вид, что знаешь, как хочу распорядиться своей жизнью я.

– Дай угадаю. Ты хочешь сделать все возможное, чтобы учесть весь прошлый опыт, сделать выводы, и, пользуясь своими навыками, а также, следуя своему моральному кодексу, пытаться превратить этот темный лес в лучшее место для жизни? Тепло?

Джек позволяла себе чувство превосходства и менторский тон, это действовало Кэссиди на нервы.

– А какого же ты делаешь на этой работе, если тебе без разницы?

– А мне не было без разницы, пока я верила в красоту этого гребаного мира, – проговорила Джек. – Но потом я увидела, как все это чудовищно изнутри. Я жизнь положила на то, чтобы извести этих монстров, но в один прекрасный день я обнаружила, что, что бы я ни делала, все напрасно. На место каждого гребаного ублюдка, которого мне удавалось убрать, метили еще десятеро похуже, – она сморщила нос от отвращения. – А потом оказалось, что эти больные мерзавцы еще и почти сразу выходят из-за решетки. Потому что другие, которые посильнее и сидят повыше, все равно вмешиваются и их вытаскивают. Пора вырастать, Лорен, ты уже не в Канзасе.

Рысь была в бешенстве, и сдерживать злобу больше не собиралась. Она буравила Джек тяжелым взглядом.

– Знаешь, что я никак не могу взять в толк? – начала она сквозь зубы.

– Тебе список таких вещей предоставить? – ответила Джек степенно.

Произошедшая перемена в обращении Джек так расстроила Кэссиди, что у нее вылетело из головы все, что она собиралась сказать.

– Как можно жить с таким отношением к жизни?

– Легко, – бросила Джек устало. – Я просыпаюсь, встаю…

Рысь хотела схватить ее за горло. Как можно было жить, чувствуя себя проигравшим?

– У тебя хоть мечты какие-нибудь есть?

– Одна.

– Что Солнце взорвется, и планета превратится в пепел, а с нею и все мерзкие людишки, и ты сама?

– Почти, – когда Джек продолжила, ни следа самоуверенности не осталось ни на ее лице, ни в ее интонации. Она говорила с почти меланхолическим спокойствием и тоской. – Есть у меня мечта – оказаться как можно дальше от всех и вся. И больше уже никуда не бежать, потому что я… дома.

– То есть все, что тебе нужно, это удовлетворить собственную потребность в том, чтобы бежать от жизни.

Джек кивнула.

– В скорлупу.

– Почему ты позволяешь собственной злобе определять твою жизнь? – Рысь ужасно устала биться головой о стену. Сплошная тоска и тьма. – Ты всегда такая циничная? Нет, я отказываюсь верить, что тебя довели до этого какие-то грязные извращенцы, избежавшие правосудия. Или все дело в той женщине? Восемь лет прошло, Джек. Мне без разницы, как она с собой обошлась, ты должна двигаться дальше. Ни одно сердце не заслуживает такого смертного приговора.

– Ты не понимаешь, – Джек, скрестив руки на груди, качнулась на стуле назад.

В ее глазах было такое страдание, что Кэссиди невыразимо захотелось сделать что-то, чтобы облегчить эту боль. Что угодно. Но Джек должна была ей помочь.

– Ты права. Я не понимаю. Потому что там гораздо больше всего накручено, а ты не готова или не хочешь делиться этим. Но я знаю, что есть еще одна причина, по которой…

– Все мои эмоции погибли?

– …ты ведешь себя, как проигравший, – Рысь проговорила это мягче, гораздо мягче, злоба схлынула, уступив место нежности. – Помоги мне понять, Джек.

– Я не…

– Мне нужно понять.

 

Глава двадцать пятая

Беспокойство и забота в глазах Кэссиди были подлинными, это разрывало Джек сердце. Всей правды о том, что с ней произошло, не знал никто, даже Монтгомери Пирс. Это было ее личной пыткой. Периодически Джек приходило в голову, что, возможно, проговорив это вслух, она могла бы избавиться от своих кошмаров. А Кэссиди была первым человеком, кому Джек доверяла настолько, чтобы поделиться своей болью. И единственной, кто, как Джек надеялась, действительно мог понять ее.

Она закрыла глаза и потерла виски; казалось, что, вернувшись, образы прошлого, которые она мечтала забыть, приносили физическую боль.

– Восемь лет назад меня отправили на задание в Израиль. Я должна была убрать человека, который поставлял оружие и взрывчатку нескольким палестинским группировкам, – начала она. Ее голос дрожал. – Он сорвался в бега, и мне, чтобы его найти, понадобилась помощь. Я попросила женщину, которая не раз давала мне ценные зацепки в прошлом. Привлекла эту женщину… к делу.

Джек приняла решение дать слово прошлому, и история предательства лилась свободно, сама собой, во всех деталях, точно не было этих восьми лет.

Вания держала «мужской клуб» в Иерусалиме, высококлассное заведение, с приватными комнатами, где ее особые клиенты могли заниматься своими противозаконными делишками за бокалом чего покрепче. Они, конечно же, не знали, что комнаты прослушивались, и Вания была в курсе всех подробностей. А ведь дело касалось лакомых кусочков, которые впоследствии продавались или были брошены в лапы всяческих маньяков.

У нее были люди, которые занимались всей грязной работой. И были мозги – достаточно, чтобы обезопасить себя. Те, кого Вания шантажировала или кому продавала информацию, никогда не знали, кто за всем этим стоял.

Тремя годами раньше за определенную плату, конечно, она сказала Джек, что было в привычках у одного из ее клиентов, которому наемница села на хвост. Между женщинами случился роман, и то, что начиналось как просто секс, переросло во влюбленность. Каждый раз, когда Джек выпадал шанс оказаться на Ближнем Востоке по заданию или проездом, каждый раз, когда, даже на самое короткое время, она оказывалась свободна, Джек мчалась к Вание, чтобы хоть немного побыть вместе. И в какой-то момент Вания открыла секрет своего выгодного дела.

Она заглянула бы к Вание в любом случае, но, зная, что у любимой могла быть информация по тому типу, которого она искала, Джек просто не могла этого не сделать. Кроме того, в досье на цель говорилось, что он нередко захаживал в подобные заведения и имел массу связей в Иерусалиме.

Вания, казалось, рада была ее видеть, и первую ночь после прилета Джек они провели в постели, наверстывая упущенное в разлуке. Вания с готовностью согласилась помочь, сказав, что знала поставщика оружия очень неплохо. Он бывал в ее клубе по вторникам, приезжал один и сразу направлялся в те самые комнаты, где его ждал приватный танец в исполнении ее стриптизерш и спиртное. Только после этого он переходил к делу.

Джек понятия не имела, что тот тип, которого она должна была доставить ОЭН, был боссом Вании и хозяином клуба. Это он вел весь бизнес, связанный с шантажом, и отлично платил Вание за то, чтобы она хранила его секреты. В тот злополучный вечер вторника, когда Джек приехала, Вания поцеловала ее и проводила в приватную комнату. А там ждало несколько вооруженных амбалов.

Следующие несколько недель Джек провела в подвале, где над ней издевались всевозможные садисты. Прикованную к стене, ее надолго оставляли без еды и воды, в полной темноте, гнить в собственных испражнениях. Но самым страшным были побои и пытки. То, что с ней делали, было так ужасно, что она никогда и никому не решилась бы рассказать все в подробностях. Она вынесла все это, не выдав, на кого работала.

В какой-то момент Джек ослабла настолько, что ее мучители решили снять караул, ведь она была присмерти. Поэтому, когда избивать, насиловать и допрашивать явился всего один мордоворот, Джек, наконец, изыскала возможность. Она задушила его цепями и чудом унесла ноги.

Джек замолчала и откинулась на спинку стула. Рысь не знала, что сказать. Как ей было реагировать на такую историю? Что тут можно было сказать?

Кэссиди представить себе не могла, каково было Джек – каждодневные пытки и побои… Что значило выжить, если потом каждый день переживать все вновь и вновь, до конца своих дней.

– Сколько же ты пробыла там? – спросила она, наконец.

– Время не имеет значения, когда ты уже в аду. Минуту, день, вечность… Мне все равно, и я не хочу помнить.

Не удивительно, что Джек готова была вести жизнь, где не было ни надежды, ни мечты. Рысь почувствовала жгучий стыд за то, как повела себя, как она настаивала, срываясь на крик. За каждое слово, которое она сказала Джек.

– Прости. Я даже не знаю, что еще сказать.

– А на моем месте большинство людей сказали бы «тебе не за что извиняться, твоей-то вины тут нет… что было, то было». Чушь собачья. На самом деле, понимаешь, это приятно – знать, что кто-то…скажем так, сожалеет. Что есть кто-то, кому не все равно, даже если это все восемь лет спустя, и говорит это совсем не тот человек, от которого ожидала бы.

Рысь пыталась скрыть шок.

– А ты, правда, простила бы ее, если бы она перед тобой извинилась?

– Никогда. Я никогда бы ее не простила, – прошипела Джек с яростью. Первое проявление эмоций после того, как она начала свой рассказ, – отстраненно, предельно сухо, точно на приеме у психолога.

Рысь молчала.

– Она забрала мою жизнь. Из-за нее я веду такое…. существование, которое ненавижу всей душой и которое должна прекратить. Из-за нее я не могу испытывать нормальные человеческие переживания, не осталось ни желаний, ни эмоций. Доверие, надежда, вера, страсть. Все это меня покинуло, и, что самое ужасное, похоже, мне уже все равно. Первое время я пыталась плыть против течения, но… – Джек замолчала, Кэссиди читала в ее глазах бесконечное утомление. – Я устала. Я так, блин, уже устала, нет слов. Я просто плыву по течению. Не важно, куда меня вынесет.

– А если не Вания, то кто должен принести извинения?

– А это уже не важно.

– И как тебе удалось все это пережить, – проговорила Кэссиди, скорее, себе самой, чем обращая вопрос к Джек. – И как тебе вернуться к жизни?

Джек перехватила ее тревожный взгляд.

– Никак.

Рысь опустила глаза. Слишком много боли. Она не помнила, чтобы когда-либо чувствовала себя такой беспомощной.

– Я не хотела тебя смущать, – проговорила Джек. – И я никогда ни с кем это не обсуждала.

– Даже в Бюро? Но ведь они же должны были спрашивать.

У Джек заиграли желваки на скулах, когда она услышала этот вопрос.

– Я пыталась, но, знаешь, сдалась, когда поняла, что все, что со мной случилось, рассматривали как просто… побочные эффекты. Несчастный случай на производстве. Издержки. Естественные риски.

У Рыси округлились глаза, она опустила голову и прошептала:

– Идиоты.

– Прошло какое-то время, мне стало невыносимо даже думать о том периоде, не то что рассказывать кому бы то ни было, – призналась Джек, – поэтому в конце концов я сдалась.

Рысь не могла понять, как можно было носить такой немыслимый груз много лет и быть такой одинокой.

– А почему же ты рассказала мне?

– Потому что мне нужно, чтобы ты знала.

Рысь почувствовала гордость.

– Я рада, что ты мне так доверяешь, Джек.

– По правде говоря, я не должна бы. Но я хочу, чтобы ты поняла меня.

– Потому что тебе не все равно, что я подумаю? – спросила она.

Джек покачала головой.

– Потому что я эгоистка. И рассказав тебе, я больше не чувствую себя такой одинокой.

– То есть тебе все равно?

Джек не ответила. Она смотрела в окно блуждающим взглядом.

– Неужели не за что больше бороться? – Рысь почти умоляла, она всей душой надеялась, что у Джек осталось что-то, за что она хотела постоять.

Джек заглянула в глаза Кэссиди. Немыслимая боль поражения.

– Даже если бы я позволила себе иллюзии и допустила бы мысль о том, что она может быть с кем-то настолько сломленным как я, – проговорила Джек, не мигая, медленно и внятно, не прерывая контакта, – это все-равно было бы неправильно.

– Потому что она заслуживает лучшего? – Рысь проговорила это почти шепотом, ошеломленная собственным предположением.

Ведь она же не могла иметь в виду меня? А если так? О, Господи. Как бы мне хотелось, чтобы она говорила обо мне

Такое допущение было словно внезапный удар. Но Кэссиди не паниковала. Она вдруг поняла, почему в ее жизни одной только музыки теперь казалось недостаточно.

Не успела она придумать, что сказать в ответ, Джек поднялась и швырнула на стол салфетку.

– Я заберу тебя завтра в два.

– Прошу. Погоди, не уходи пока! – Борясь с дрожью в коленях, Рысь поднялась из-за стола и повернулась к Джек.

Она была в смятении, все ее мысли были заняты тем, что сказала Джек. Она знала лишь одно: ей ужасно хотелось схватить Джек и прижать к себе. И дать ей понять, что, даже если она поставила на всем крест, был на свете человек, которому не все равно. Но у Кэссиди не было возможности так поступить.

– Лорен, прошу… просто позволь мне уйти, – сказала Джек и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу.

 

Глава двадцать шестая

Джек стояла перед зеркалом. Она зачесала волосы назад и уложила гелем, и нанесла на нижние веки консилер, купленный накануне. Это было весьма кстати, потому что в последнее время ей не удавалось нормально поспать, и под глазами обозначились темно-лиловые круги. Прошлой ночью Джек не могла заснуть – ее мучили воспоминания о событиях в Иерусалиме. А еще она переживала о том, как Кэссиди отнеслась к ее откровениям. Особенно, к последнему.

Она же, фактически, призналась Кэссиди, что была от нее без ума.

О чем она думала?

Выброси это из головы. Не время. Индус доверял им настолько, что организовал встречу сразу с какой-то большой шишкой цепи торговцев живым товаром. Поэтому Джек очень тщательно выбирала, что надеть. Она остановилась на черных брюках строгого кроя и темно-синей тунике на пуговичках и с отложным воротником – недавние приобретения и славные результаты их с Кэссиди прогулки по магазинам. Джек была довольна своим видом. Профессионально. Со вкусом, элегантно, вызывающе – особенно, если расстегнуть верхние пуговицы, – и при этом достаточно сдержанно. То, что нужно. Сверху Джек накинула черную косуху – ничего более подходящего она с собой не взяла – и заткнула сзади за пояс свой M-1911, который приобрела в Ханое. Она направилась за Кэссиди.

Они жили в соседних номерах небольшого отеля. Скромный «трехзвездник» располагался в нескольких минутах ходьбы от бара, где состоялась их первая встреча с индусом.

Джек постучала.

– Заходи, – отозвалась Кэссиди.

Джек оглядела помещение, как и всегда, когда попадала в новое место. Их номера были практически одинаковыми, если не считать одной пикантной детали – со спинки стула свисал изысканный черный кружевной бюстгалтер.

– Сейчас, сейчас выйду, – пообещала Кэссиди из-за двери ванной. – Как спалось?

В ее голосе звучала искренняя забота. Кэссиди переживала, что Джек всю ночь мучили жуткие воспоминания.

– Могло быть и хуже. А тебе?

– Могло быть и лучше, – ответила Кэссиди, – прости, что разбередила душу.

– Ты не разбередила. И я ни о чем не жалею. Все в порядке.

– Я выгляжу, как задумано по легенде? – спросила Кэссиди, появляясь в дверях ванной. Джек резко втянула воздух и затаила дыхание, увидев ее. Краем сознания она улавливала, что Кэссиди что-то говорила, – скорее потому, что видела шевеление ее губ, – но смысл слов ускользал.

– Надеюсь, твое молчание в данном случае – это хороший знак, – продолжила Кэссиди, – потому что я отказываюсь обнажать еще больше тела.

Еще больше тела – и я забуду, как дышать. Красное платье до середины бедра сидело так,  будто было скроено по точным меркам Кэссиди. Оно самым выгодным образом подчеркивало каждую линию безупречной фигуры. Декольте было глубоким и широким одновременно, бесстыдно обнажая и заветную ложбинку, и мягкие выпуклости грудей по обе стороны от нее. Кэссиди медленно повернулась, позволяя оглядеть себя. Сзади вырез тоже спускался низко, идеальная спина в складках алого шелка была обнажена чуть выше аппетитного зада. Когда Кэссиди двигалась, тонкий шелк струился и переливался в неярком свете боковых ламп.

Босоножки, которые Кэссиди выбрала в дополнение ансамбля, были на высоком каблуке. Теперь они с Джек были одного роста. Шпилька позволила подчеркнуть крепкие икры и идеальные бедра.

Наряд был бесподобен, но совсем не он, а макияж и прическа Кэссиди заставили Джек почувствовать, как в груди растаяло, расплавилось ее разбитое сердце.

Светлые волосы Кэссиди были распущены и небрежно откинуты назад, в легком беспорядке, точно она только что вышла из жаркой постели, чуть ли не бездыханная после неистового секса.

Макияж ее был безупречен. Само совершенство. Воплощенные классика и элегантность. Джек с трудом поборола желание поцеловать Кэссиди.

Как, черт подери, можно сосредоточиться на переговорах с торговцами, когда от Кэссиди в таком виде просто невозможно отвести взгляд? Конечно же, она выглядела именно так, как было задумано по легенде. Но Джек отдавала себе отчет в том, что единственная причина, по которой опасные люди, с которыми им предстояло встретиться, готовы были бы держать руки подальше от Кэссиди, – это многообещающее сотрудничество с Джек. Мнимая сделка принесла бы им немалые деньги. Куда больше, чем то, что можно было выручить с продажи этой блондинки. Гораздо больше.

Джек должна была проявить терпение, дабы держать марку и разрулить ситуацию прежде, чем все могло выйти из-под контроля.

Она нехотя отвернулась от Кэссиди, делая вид, что тумбочка возле кровати – самый увлекательный предмет мебели из всех, что ей доводилось лицезреть.

– Ты выглядишь вполне прилично, – пробормотала Джек. Краем глаза она заметила разочарование на лице Кэссиди.

– Полагаю, мы вызовем такси? – Кэссиди нагнулась, чтобы взять с кровати сумочку, Джек воспользовалась возможностью насладиться прелестным видом ее упругого зада. И, пожалуй, взгляд ее задержался слишком долго. Когда Кэссиди выпрямилась и повернулась к ней, Джек все еще смотрела, буквально, сглатывая слюнки.

– Так, через пять минут приду, – проговорила Джек, быстро отводя взгляд, когда Кэссиди прошла мимо нее к двери со словами:

– Все, кончай. Пошли, или так и будешь стоять и неприлично пялиться на мой вполне приличный зад?

Джек с облегчением вздохнула, увидев, что индус уже ждал их у входа в бар, когда они подъехали на такси. Это могло означать, что он проверил ее связи, а Юрий Драшев успел ее выручить. Но была и вероятность, что что-то пошло не так. И тогда индус приехал для того, чтобы убедиться, что они с Кэссиди исчезнут навсегда.

Когда индус увидел, как Кэссиди выходила из такси, у него округлились глаза и он выразительно присвистнул.

Заметив это, Джек крепко обняла Кэссиди за талию – жест защиты. Жест собственнический. Она тщетно пыталась уверить себя в том, что такая реакция – лишь часть их прикрытия, а не безумная ревность при виде выражения глаз индуса.

– Я Аджаи, – наконец, представился он. Джек надеялась, что это было еще одним знаком того, что их репутация была вне подозрений. – А вы, дамы, определенно производите впечатление.

Последнюю фразу Аджаи добавил, не отрывая взгляда от груди Кэссиди.

– Едем?

Зеленый Matiz был припаркован в паре метров от входа в бар. Индус прошагал с ними до машины и открыл перед Кэссиди заднюю пассажирскую дверь. Рысь хотела было сесть, но Джек, продолжая держать ее за талию, властно повела ее к другой стороне машины и сама открыла перед Кэссиди дверь.

Пока индус обходил автомобиль, Рысь успела засунуть миниатюрное следящее устройство в зазор между сиденьем и спинкой.

Пока все шло согласно плану. Похоже, контакты, которые Джек проработала для их прикрытия, себя оправдывали. И все же риск разоблачения оставался очень высоким. О том, сработал ли их план, ничего нельзя было сказать с уверенностью, пока они не встретятся со своим «партнером по бизнесу».

Пока Джек будет обсуждать вопросы ввоза женщин в США, Рысь должна будет изображать послушание и беззаботность, словом, играть роль очередной пассии Джек. Причем блондинки до мозга костей. За это время она должна по мере возможности изучить обстановку. Рысь понятия не имела, что именно ей нужно было отыскать, и как, вообще, это сделать, постоянно находясь под пристальным взглядом охраны. А уж охраны-то у людей, занимающихся подобным бизнесом, было предостаточно.

О том, чтобы пронести с собой пистолет, не могло быть и речи – не та у Рыси была роль. Но ведь она знала, что Джек придется сдать свой ствол на входе. Идти на такую важную встречу безоружной Рысь не могла себе позволить. Она не стала говорить Джек, что прикрепила к бедру нож. Кэссиди не сомневалась, что Джек сказала бы, что шансы попасться слишком велики. Но важнее оказалась уверенность в том, что разобраться с любой ситуацией было ей по силам.

Они ехали уже пятнадцать минут и все это время провели в молчании. Рысь заметила, что Аджаи постоянно поглядывал на них в зеркало заднего вида. Это, очевидно, не ускользнуло и от Джек, потому что она придвинулась ближе к Кэссиди. Если уж, согласно легенде, они были парой, то нужно было лучше это отыгрывать. А пока они сидели друг от друга на внушительном расстоянии и молчали. Это вызывало у индуса скептицизм и настороженность. Джек видела, как он нервничал.

Она положила ладонь на сиденье между ними, и Рысь взяла ее руку в свою, переплела пальцы. Когда Джек легонько погладила ее большим пальцем, Рысь подняла взгляд. В глазах Джек было искушение.

– А разве я тебе еще не говорила, что в этом платье ты меня с ума сводишь? – Джек, очевидно, просто начала входить в роль, но от того, как она проговорила это и от того, как ярко горел дьявольский огонь у нее в глазах, у Рыси перехватило дыхание и замерло сердце.

– Нет, – протянула она, – но, может быть, если я буду хорошей девочкой...

Она поместила свою изящную ножку поверх обтянутой черным атласом ноги Джек и положила ладонь Джек на свое обнажившееся бедро.

– Ты же мне потом покажешь, как именно я свожу тебя с ума?

С каждой секундой становилось все сложнее понять, где игра, а где реальность. От того, с каким жаром Джек оглаживала ее ногу выше колена, от полного страсти взгляда с поволокой, которым Джек беззастенчиво окинула все ее тело, Кэссиди охватила дрожь. Когда Джек настойчиво провела по внутренней стороне ее бедра, Кэссиди пришлось закусить губу, чтобы не застонать в голос.

– Да, именно это я и собираюсь сделать, – ответила Джек, глядя ей прямо в глаза. Откровенная провокация.

Нельзя было и придумать более неуместных обстоятельств для такого сильного возбуждения, но Рысь таяла под исполненными желания взглядами и прикосновениями Джек. И больше всего на свете ей хотелось, чтобы Джек действительно чувствовала к ней то, что хотела показать.

Напряжение было слишком сильным, Рысь вынуждена была отвести взгляд. За все время их общения она впервые не выдержала визуального контакта. Она, а не Джек...

Рысь постоянно замечала, как Аджаи смотрел на них в зеркало. Джек тоже это видела.

– Пожалуйста, простите, наше поведение, – проговорила Джек. – Просто она настолько, блин, сексуальная.

– Я, пожалуй, с вами соглашусь, – ответил Аджаи, не отрывая взгляда от декольте Кэссиди. – К сожалению, мы уже приехали.

– Милая, приведи себя в порядок, – проговорила Джек. – Мы ведь хотим произвести хорошее впечатление.

– Как скажешь, моя сладкая, – Рысь выпрямилась и потянула подол платья вниз.

Индус отвез их в северном направлении, через запруженные улицы пригородов Сайгона, в сторону коттеджных поселков. Они въехали на извилистую дорогу, ведущую к особняку. Вилла представляла собой симпатичное трехэтажное здание, окруженное ухоженным садом.

У входа стоял дюжий вьетнамец в синем костюме. Они поднялись по ступеням на крыльцо, еще один такой же амбал в синем открыл перед ними входную дверь.

– Могу я попросить Вас оставить куртку здесь, – вежливо, но многозначительно проговорил Аджаи, обращаясь к Джек. Рысь знала, что это, фактически, было требованием сдать оружие. Мужчина выразился обтекаемо, исключительно из соображений того, чтобы не заставлять беспокоиться Кэссиди. Ведь он-то думал, что та не разбиралась ни в чем, кроме шмоток под Gucci.

Для той сделки, которая им предстояла, не нужно было ни стволов, ни каких-либо подобных мер предосторожности. Пока Джек снимала косуху и вместе с пистолетом передавала ее индусу, Кэссиди с притворным интересом изучала интерьеры.

– Кра-а-сиво у вас тут, – манерно протянула она, оглядывая хрустальную люстру, мраморную лестницу и старинный восточный ковер.

– Следуйте за этим джентльменом, он отведет Вас к хозяину дома, – проговорил Аджаи.

Мужчина в синем провел их в просторную гостиную с роскошной обстановкой в восточном стиле. Первое, что привлекло внимание Рыси, – это внушительная коллекция мечей на стене. Четыре пары японских катан в комплекте с вакидзаси, короткими мечами. Одна из них, судя по всему, датировалась периодом Кото, то есть ей было по меньшей мере шесть веков. Были вьетнамские мечи с богато украшенными инкрустацией рукоятями и креплениями из слоновой кости. Три сабли Дао и три «кием». Были представлены и работы выдающихся китайских оружейников – сабля Мийяо Дао с тонким клинком, скорее всего, периода китайско-японской войны. Был и Чжаньмадао с характерной удлиненной рукоятью – грозное рубящее оружие с широким клинком, с которым выходили против кавалерии, одиннадцатый век. Был даже крайне редкий корейский Уолдо, который ни с чем не перепутаешь: лезвие в форме полумесяца. И как эта диковина пережила период японской оккупации?

Повсюду были типично восточные предметы интерьера – тиковые столики, шелковые абажуры в стиле китайских фонариков, на стенах – бесчисленные картины, изображающие полуобнаженных женщин, позирующих с бамбуковыми ширмами или ветвями цветущей сакуры. Была и пара атрибутов западной культуры – длинная кожаная кушетка с парой стульев и антикварный французский буфет с сусальным золотом.

Хозяин дома, низкорослый вьетнамец лет пятидесяти, уже ждал их. Он был одет в элегантный костюм, сшитый явно на заказ, чтобы по возможности скрывать недостатки его тучной фигуры. Крахмальный воротничок и угольно-черный шелковый галстук говорили о том, что он серьезно подходил к этой встрече. Золотые браслеты и внушительные Rolex довершали ансамбль.

В таком виде вполне можно отправляться на голливудскую премьеру.

– Я Ханг. Добро пожаловать в мой дом, – поприветствовал он, подавая руку Джек.

– Джек. А это Лорен. Благодарю Вас за приглашение, – проговорила та, отвечая крепким пожатием.

– Очень приятно, – он повернулся к Рыси и улыбнулся, без стеснения рассматривая ее... платье. – Счастлив, что такие красивые женщины порадовали меня своим присутствием.

Проговорив это, он поцеловал руку Кэссиди.

– Проходите, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я распорядился приготовить для вас достойное угощение. А мы пока познакомимся поближе, правда?

Для вьетнамца он говорил на безупречном английском, с едва заметным британским акцентом. Неужели, жил или учился в Великобритании?

Джек и Рысь сели рядом на кушетке, хозяин  пододвинул один из стульев от комплекта. Едва они присели, появились две симпатичные азиатки. Они принесли подносы с обещанным угощением, поставили на журнальном столике.

В течение первого часа общения они обменивались банальными комплиментами, потом хозяин поинтересовался их впечатлениями о Вьетнаме и рассказал о целом ряде местных традиций и обычаев. Джек и Рысь старались не выбиваться каждая их своей роли. Джек снова гладила Рысь по бедру, периодически посылая в ее направлении полные обожания  слащавые взгляды. Рысь кормила ее с руки самыми лакомыми кусочками изысканного обеда, что им принесли, щебетала без умолку, делилась какими-то забавными историями о том, как они отдыхали вместе в разных странах.

Когда на обоих подносах ничего не осталось, Ханг повернулся к Рыси.

– Я понимаю, что вопросы бизнеса, которые мы тут будем обсуждать, нагоняют на тебя тоску, – проговорил он извиняющимся тоном. – Позволь моему слуге показать тебе окрестности виллы и парк?

– Хорошо. Мне от деловой стороны подобных поездок скучно до смерти, – ответила Рысь.

– Я так и понял, – улыбнулся Ханг. – Джек, может быть, пройдем в мой кабинет?

Они поднялись, Рысь обняла Джек за талию и поцеловала в губы.

– Я буду очень по тебе скучать, детка, – сладко проворковала она.

– Но я буду скучать еще сильнее, – ответила Джек ласково.

– Вот сюда, прошу, мадам, – сказал мужчина в синем, обращаясь к Рыси и указывая на дверь, отделанную во французском стиле и ведшую в парк.

Как она и ожидала, от обсуждения деловых вопросов ее отстранили. Рысь была расстроена, но прекрасно понимала, что импровизированная прогулка по территории имела особое значение. Слишком ценна была возможность изучить виллу на предмет мер безопасности и возможных точек доступа, случись им вернуться в это зловещее место. А еще нужно было обратить особенное внимание на любые знаки, которые могли говорить о связи Ханга и Оуэнса, хотя Рысь и понимала, что, скорее всего, ничего подобного с первого взгляда было не обнаружить.

Прогуливаясь мимо ухоженных клумбочек и аккуратно постриженных газонов на просторных лужайках, она оглядывала виллу снаружи, точно любуясь архитектурными решениями. На самом деле, она выбирала наилучшее место проникновения внутрь, если вдруг в следующий раз им придется явиться без приглашения.

Они зашли в особняк, и слуга провел Рысь через анфиладу роскошно меблированных комнат первого этажа. В кабинете она заметила еще более внушительные элементы коллекции клинков.

– Какие красивые мечи, – заметила она тоном блондинки, замерев возле одного из стендов с оружием.

– Да. И они очень острые, – предупредил синий костюм.

Потом они прошли через кухню, столовую и специальную комнату, где помимо нескольких диванов, был громадный плазменный телевизор и профессиональная аудиосистема с объемным звуком. Охранник, исполненный терпения, стоял рядом с ней, пока Кэссиди замирала возле картин или элементов декора, изображая заинтересованность. Конечно же, она в тот момент детально запоминала расположение комнат и камер наблюдения, которые, впрочем, попадались на глаза нечасто.

На втором и третьем этажах размещались, по большей части, спальни для гостей и всевозможные подсобные помещения, куда доступ был только у прислуги. Впрочем, помимо кабинета, где проходила встреча Джек и хозяина дома, на втором этаже обнаружилось и такое крыло, куда Кэссиди не повели. Они прошли мимо нескольких запертых дверей, охранник не дал никаких комментариев. Что означало, это были именно те помещения, куда Кэссиди больше всего нужно было попасть.

 

Глава двадцать седьмая

Джек была удивлена, увидев, что в кабинете, куда они вошли, уже кто-то был. На кожаном диване сидел вьетнамец лет семидесяти. Он был одет в традиционную тунику цвета индиго и мешковатые брюки из той же шелковой ткани. Рядом стояла белая тросточка с красным наконечником. Никакой хитрости тут не было: расфокусированный взгляд его мутных глаз говорил о том, что старик был слеп.

– Понимаю, что, когда у Вас есть такая женщина, отпадают всяческие соблазны развлечься со своими покупками, – проговорил Ханг, едва они вошли в кабинет. Пожилого мужчину он представлять не торопился.

– А мне бы ужасно не хотелось выводить ее из себя, – отозвалась Джек. – Женская ревность, знаете ли, вещь опасная. Особенно если даме взбредет в голову поиграть в сыщика-дилетанта.

– Была у меня одна такая. Милейшее создание, только уж больно интересовалась, почему я задерживаюсь на работе, куда еду по бизнесу… В ужасную аварию попала, бедняжка.

– Пока Лорен есть, на что ходить в магазины, а я держу руки, скажем так, в собственных трусах, все счастливы. Она считает, этот бизнес – сплошная тоска. А, Вы сами понимаете, с такой симпатичной партнершей выезжать по подобным делам можно в полной уверенности, что все выглядит безобидно. Тем более, она совершенно ни в чем не заинтересована.

– Привлечь к этому бизнесу женщин – блестящий план, – кивнул Ханг, – я всегда говорил, что наши западные коллеги на шаг впереди, когда дело касается модернизации и совершенствования отрасли.

Джек оглянулась на мужчину, сидевшего на диване. Ханг не мог этого не заметить.

– На моего друга внимания не обращайте. Он присутствует на всех встречах.

– Типа, молчаливый партнер, – пошутила Джек.

– Именно. Итак, Джек, чем же я могу быть полезен? Бао о Вас очень высокого мнения, а его друг – это всегда мой потенциальный клиент.

– Как я понимаю, в вопросах поставки одноразового товара Вам нет равных.

Джек сразу перешла к делу. Она знала, что Кэссиди – убийца с идеально отточенными навыками, и могла постоять за себя. Но от мысли о том, что ей приходилось гулять по этому музею отвратительных извращений в компании какого-то мордоворота, Джек становилось не по себе. Она хотела вызволить Кэссиди оттуда как можно скорее.

– Я и не знал, что у меня такая репутация, – похоже, Хангу такие новости были очень и очень приятны. – Но, да, как бы сказать… стараюсь.

– И, хотя мы очень заинтересованы в сотрудничестве с Вами, нам необходимо точно знать, что Вы можете организовать доставку в достаточно короткие сроки, которые бы нас устроили. А то были прецеденты, когда наш покупатель оставался недоволен проволочками и порчей товара.

– Это означает только, что вам довелось работать с жалкими дилетантами.

– Должна признать, мы с таким товаром раньше не работали и база контактов у нас пока не лучшая, – согласилась она. – Я здесь с целью это изменить.

– Тогда Вы пришли по адресу. Мы можем гарантировать расчетное время прибытия. Конечно, не исключены и задержки, в связи с погодными условиями, но этот риск существует с любыми видами транспорта. В принципе, Вы можете получить заказ и в течение недели. За это мы берем, правда, отдельную плату, потому что включаются расходы на перевозку и оформление документов. Это особенно важно, если Вы предполагаете использование нашей продукции, скажем так, частями. Я имею в виду, на нужды трансплантологии, – пояснил он.

Боже…

– А если у Вас традиционный подход, а не на органы, и Вы делаете заказ заблаговременно, мы можем организовать доставку для Ваших светлых очей в течение месяца, и выйдет значительно дешевле.

Вот и пожалуйста. Куда катится мир? Да, в ад, прямиком в ад.

– Звучит многообещающе.

– А Вас интересует исключительно одноразовый товар?

– Пока да. Другими вопросами у нас занимаются специальные люди. Но со временем все может измениться. Если мы останемся довольны Вашими услугами, не исключено, что, в конечном итоге, мы выберем Вас своим постоянным поставщиком.

– Я лично проконтролирую, чтобы Вы остались довольны, – пообещал он.

– А цены?

– Зависит от страны происхождения. Некоторых приобрести сложнее. Если Вас интересуют предложения по местному товару, то цена колеблется от тысячи до трех, зависит от того, был ли товар в употреблении.

Ты имеешь в виду, девственница ли попала в твои грязные лапы? Подумала Джек.

Ее выводил из себя этот разговор, она с трудом удерживалась от того, чтобы въехать мерзавцу ребром ладони под кадык. Но правда была в том, что такие чудовища, как он, катались как сыр в масле только потому, что существовали монстры еще более безобразные, кормившие их. Что касается Ханга, то он был всего лишь бизнесменом, предлагавшим своим клиентам то, в чем они нуждались и на что имелся высокий спрос. Ему было все равно, что делали с этими девочками и мальчиками люди, в руки которых они попадали. Точно так же дилеру автоцентра все равно, что случится с машиной после того, как она покинет шоу-рум.

С точки зрения Ханга, это были вовсе не люди с ранимой душой и сложными переживаниями. Это были прибыльные объекты на продажу.

Джек знала, что значит распоряжаться чужой судьбой. И ей не раз приходилось забирать жизни. Но даже если это были мерзавцы, без которых мир вздохнул бы с облегчением, Джек нечем было гордиться. Напротив, она из-за этого лишилась сна. Она знала, что вне зависимости от того, какую сволочь приходилось убирать, она играла отнюдь не свою роль. Она забирала то, что ни она, ни кто-либо другой, не имел права забирать у человека.

Конечно же, она была вовсе не судьей, но палачом – уж точно.

– Звучит прилично. А если не местные? – спросила Джек. Она боковым зрением увидела, как старик, сидевший на диване, начал постукивать пальцем по подлокотнику.

– От пяти до десяти тысяч, – ответил Ханг. – Вы же понимаете, что, когда мы их доставляем из Европы или Америки, риск гораздо выше.

– А можно посмотреть сам товар? – спросила она.

– Естественно, – Ханг поднялся и вытащил три толстые папки из конторки, стоявшей позади его стула.

– Все, что здесь представлено… – начал было он, повернувшись к Джек.

– Я имела в виду другое, – возразила она, – при всем уважении, я бы хотела посмотреть девочек лично. Был у нас горький опыт, когда получали изрядно порченый товар. На картинке они выглядели чудесно, но на момент, когда они попадали к покупателю, оказывалось, что это уже просто пользованные наркоши. А это совсем не то, что хотят наши клиенты. И они уходят, недовольные. И потом никакой связи с ними уже нет. А мы, между тем, хотели бы создать долговременные отношения. Я уверена, что Вам отлично известна разница между однократной сделкой и постоянными поставками. Вся выгода в сервисе.

Ханг ответил не сразу. Он украдкой покосился на старика, и Джек снова заметила, как тот постучал пальцем. Дважды.

Едва получив этот условный знак, Ханг широко улыбнулся и проговорил:

– Мой человек. Настоящая бизнес-леди. Думаю, я могу организовать Вам такую поездку.

– Буду очень признательна, – отозвалась Джек. – И у меня еще один вопрос.

– Сколько угодно. Прошу, – он сделал неопределенный жест, приглашая ее продолжить.

– Некоторые наши клиенты предпочитают утолять свои аппетиты вдали от собственного заднего двора. Поэтому они ездят в… сами понимаете, «командировки». И, если бы наш клиент захотел посетить ваш чудесный край?..

– Мы были бы очень рады предложить ему расположиться у нас, – с готовностью ответил Ханг.

– Но им, вне всяких сомнений, хотелось бы собственные апартаменты, – торопливо уточнила она, – мы ведь могли бы договориться о соответствующих услугах?

Снова Ханг замолчал. Теперь Джек знала, что ответ зависел от того, сколько раз простучит пальцем старик. Так каково же твое решение, дедуля? Я же вижу, что, на самом деле, всем здесь заправляешь ты.

– Никаких проблем, – уверил ее Ханг. – К нам клиенты со всего мира приезжают. И, раз уж на то пошло, мы даже предоставляем услуги по уборке, за умеренную плату.

– По уборке? – хотя Джек была прекрасно знакома с порядками, заведенными у торговцев живым товаром, этот термин она слышала впервые.

– Ну да, забираем останки, избавляемся от них, – будничным голосом пояснил он.

Что за гребаный кошмар?! Сохраняй спокойствие. Держи себя в руках. Джек постаралась скрыть отвращение, но тему решила не продолжать, чтобы сохранить рассудок.

– То есть, если мы Вас заранее поставим в известность о том, что требуется, Вы сможете подыскать спокойное место, где они могли бы остановиться? – перефразировала свой вопрос Джек. Она должна была быть уверена, что верно поняла вьетнамца.

– Пойдемте за мной. Пожалуйста, – он подвел Джек к огромному панорамному окну. – Джунгли, леди. Лес – гостеприимный хозяин. У него всегда так красиво. И он умеет хранить тайны.

Вьетнамец указал на густые зеленые заросли в отдалении.

Сукин же ты сын. Так вот, где ты прячешься? И если так, то откуда же мне начинать поиски? Джунгли, что она видела перед собой, в обрамлении окна, выглядели как завеска для фото. Как идеальная картинка, искусное изображение, по ту сторону которого проникнуть невозможно.

– Ясно.

– Решение в своей простоте совершенно, не правда ли? – заговорщицким тоном спросил Ханг.

Совершенно чудовищно.

– Да.

– Если Вы располагаете временем, я бы хотел показать Вам нашу коллекцию прямо сегодня, – предложил Ханг. – Думаю, я смогу убедить Вас, что Вы приняли верное решение, обратившись к нам.

– Время – деньги, господин Ханг, – согласилась она. – И что-то подсказывает мне, что я, действительно, не ошиблась.

Не говоря ни слова старику, Ханг провел Джек обратно в просторную гостиную. Кэссиди ждала их там с чашкой чая. Когда они вошли, Кэссиди встала.

– Скучала по мне?

– Как и всегда, – ухмыльнулась Джек и покровительственно поцеловала ее в лоб. – Понравилась прогулка?

– Да, – ответила Кэссиди, повернувшись к хозяину. – Еще как. У Вас тут очень красиво, мистер Ханг.

– Благодарю.

– Ну все обсудили? – Кэссиди обняла Джек за талию.

– Боюсь, мы еще не закончили, – ответила та, – мистер Ханг собирается отвезти меня на склад, ознакомить с самим процессом.

– Возьми меня с собой. Ты же знаешь, что сумочки – моя слабость.

– Боюсь, мисс, что сумочек Вы там не увидите. Понимаете, все запечатано. Я только хочу показать госпоже Джек процесс отгрузки, – проговорил Ханг.

Кэссиди надула губки.

Она замечательно справлялась с ролью.

– А долго это?

– Я пока не знаю, детка, – ответила Джек. – Почему бы тебе не взять такси в центр города? Пробегись по магазинчикам, а встретимся в отеле, хорошо?

Кэссиди вздохнула.

– Так я и знала.

v

Когда Рысь вернулась в отель, было уже темно. Она заехала совсем ненадолго – только переоделась из платья и туфель в более привычные черную футболку с джинсами и кроссовки да прихватила пару устройств для слежения. По пути в свой номер она попросила сотрудницу на рецепции заказать аренду машины. Спустившись в холл, Кэссиди прождала машину всего десять минут.

На виллу она вернулась через час, с облегчением обнаружив, что минивэна, на котором уехали Джек, Ханг и его мордовороты, на парковке еще не было. Оставив арендованную машину подальше от дороги, за деревьями, она подошла к особняку пешком, стараясь не показываться возле фасада. Сложные элементы кладки на углу дома позволяли, кое-как зацепившись, забраться на балкон, соединявший комнаты на втором этаже. Те самые, которые они во время прогулки по вилле обошли стороной.

Достав карманный фонарик, Кэссиди внимательно осмотрела французские рамы. Повсюду были провода, но характерного красного огонька видно не было, из чего она заключила, что система сигнализации отключена. Затаив дыхание, Рысь взломала замок и проникла в комнату. Это был второй кабинет. Очевидно, тот, что располагался на первом этаже, Ханг использовал только для переговоров с потенциальными клиентами и покупателями, а в этом, тайном, держал бумаги и отчетность.

Вдоль стен стояло несколько стеллажей и секретеров, еще было тиковое бюро и огромный рабочий стол с двумя стульями. Кэссиди и сама не знала, что именно искала, но любые материалы с адресами и именами представляли для нее интерес.

На столе был компьютер, с него Рысь и начала. Как и предполагалось, для входа в систему нужен был пароль. И, хотя она могла без труда подобрать его, это заняло бы много времени, а минивэн мог вернуться в любую минуту. Кэссиди решила вместо этого проинспектировать стеллажи. Все, что можно было найти полезного в компьютере, скорее всего, зашифровано, и на раскодировку ушли бы не одни сутки.

Рысь вскрыла замки секретеров и начала обыск.

Как только попадалась папка с именем и адресом на корешке, Кэссиди фотографировала ее. На одной из папок была непонятная маркировка по-вьетнамски. Внутри оказались фотографии белых мальчиков и девочек, всем не больше восемнадцати. В подписях были знакомые названия европейских и американских городов. Похоже, что ребята были туристами. У большинства за спиной рюкзаки, а на шее камеры.

Многие снимки были перечеркнуты красным, скорее всего, это означало, что интерес отсутствовал. Но кое-какие шли с синей маркировкой, вероятно, означавшей, что это потенциальные жертвы. Даты рядом стояли совсем недавние, то есть, не исключено, что надежда еще была. В противном случае, можно было хотя бы предоставить родителям, молившимся за своих пропавших детей, ответ на самый жуткий вопрос…

Отсылок к Уолтеру Оуэнсу Рысь ни в одной папке не нашла. По крайней мере, за то короткое время, которое было у нее, пока не подъехал минивэн. Но неоспоримые доказательства того, что Ханг работал в торговле живым товаром, у нее были, и она намерена была отправить их в ОЭН, а уж те передали бы материалы федералам. Заперев шкафы в кабинете и вернув все, как было, Рысь ушла тем же путем, которым пожаловала. Прежде, чем прыгнуть в арендованную машину, она прилепила следящее устройство к минивэну. Кроме зеленого Daewoo, это был единственный автомобиль, припаркованный у виллы: были основания полагать, что именно на этой машине торговцы доставляли женщин, и не исключено даже, что Оуэнсу тоже.

Она была на полпути к Сайгону, когда включила мобильный. Непринятый от Монти Пирса. Она позвонила ему, чтобы доложить о том, что удалось узнать.

– Рысь, двенадцать, шестнадцать, шестьдесят восемь.

– Как ты? – спросил глава ОЭН.

– Отлично. И есть кое-какие интересные новости. Я пока не нашла Лика, но уже теплее. Добралась в контору, которая его снабжает.

– Я же тебе велел держаться от них подальше! – в его тоне был упрек, но она слышала и нотки неподдельного беспокойства.

– Меня никто не видел. Нужно было кое-что сделать. Не воспользовавшись этой зацепкой, выйти на маньяка невозможно.

– Что нашла? – спросил он.

– Папки с досье на жертв и покупателей. Я думаю, многие потенциальные цели еще не попали к ним. А еще я прилепила маяки к машине, на которой, похоже, ребятки большого босса развозят товар.

– Отправь скорее все, что можешь. – Отрезал Пирс.

– Именно это я и собиралась сделать, когда получила твое сообщение. Что такое?

– Федералов, которые работали под прикрытием, сегодня утром нашли убитыми, – проговорил он. – Их застрелили неподалеку от Хошимина.

Она сжала трубку крепче.

– Кто это сделал?

– Пока не знаем, но подозреваем твоих торговцев.

– Агентов спалили? – Рысь должна была уточнить, не оказалось ли нарушено прикрытие людей из Бюро.

– Похоже на то, но ФБР еще сами не уверены. Рысь, я тебе говорю, держись от них подальше. Ясно тебе?

– Перестань волноваться. Я тебе обещаю быть осторожной. Я над этим работаю вместе с агентом Бюро.

– Бюро?

– Я же тебе говорила, что у меня кто-то на хвосте, – пожала плечами она. – Вообще говоря, мы постоянно пересекались с самого Сан-Франциско. Как оказалось, она из Бюро. Начиная с Сайгона, работаем вместе.

– Федералы мертвы, Рысь, – настаивал он.

– Значит, они посылали еще.

– Значит, я не в курсе.

Должно было быть объяснение. Может быть, ФБР говорили Организации не все?

– Странно. Слушай, давай я тебе ее фотографию пришлю? Может, проверишь.

– Имя. Дай мне имя, – сказал он.

– Джек Нортон.

– Фото вышли как можно скорее, – приказал он.

– Как только трубку повешу.

В голосе Пирса звучала почти родительская забота.

– Держи меня в курсе. И береги себя.

– Обещаю, Монти, – она повесила трубку и отправила ему всю информацию, которую удалось получить. В том числе фото Джек.

Как странно, что Джек не упомянула о гибели своих коллег, подумала Кэссиди.

Она должна быть хотя бы обеспокоена. Печальна. Даже если решила не говорить мне об этом. А может такое быть, что она сама не знает о случившемся?

По крайней мере, заключила Рысь, в ответе за это не Ханг. Если бы он узнал о попытке внедрения со стороны федералов, он не принял бы их с Джек. Слишком маловероятно, чтобы четверо американцев появились одновременно в качестве потенциальных покупателей. Рысь сгорала от нетерпения узнать, что сама Джек думала по этому поводу.

v

Колорадо

В серверной комнате в штаб-квартире ОЭН в Колорадо царил творческий беспорядок. Рено сидел за своим столом, заваленным мириадами оберток от шоколадных батончиков и смятых бумажных стаканчиков из-под кофе. В последние дни Рено там практически поселился, он даже спал в кабинете на небольшом диванчике.

Он был ужасно расстроен, что так медленно шло продвижение в деле Уолтера Оуэнса. Зашифрованная переписка приносила немало хлопот.

Когда зазвонил телефон, Рено подскочил на месте.

Это был Монтгомери Пирс.

– Чем могу быть полезен, босс?

– Рысь отправила кое-какие данные, – проговорил Пирс. – Посмотри, что там, и что нужно отправить в Вашингтон.

– Будет сделано, – Рено проверил почту. – Все пришло, сэр. Поговорим после.

В первом вложении были фотографии папок с именами, датами и адресами на корешках. Потом пошли снимки юношей и девушек. Некоторые были перечеркнуты, на некоторых была синяя маркировка. Не обязательно было быть гением дедукции, чтобы понять, что это значило. Рено готов был позвонить Пирсу и доложить о содержимом письма, когда пришло последнее изображение. К нему прилагалась заметка: «Все, что у меня есть по этому агенту ФБР, это ее имя: Джек Нортон. Проверь, пожалуйста».

Рено все отправил в Вашингтон. Зная, что ответ придет не сразу, он спустился в кафетерий на первый этаж комплекса. В тот день Рено еще не завтракал.

v

Сайгон

Бордель Ханга оказался двухэтажным зданием из белого силикатного кирпича. Высокий забор был из того же материала.

Здание располагалось в пригороде Сайгона, в конце одной из неприметных улиц, в основном застроенных промышленными предприятиями.

За рулем минивэна был Аджаи. Он нажал на кнопку на брелке с ключами от авто, и ворота открылись автоматически. Джек увидела, что на окнах здания были решетки, а внушительная металлическая входная дверь была оборудована окошком на уровне глаз. С внутренней стороны в окошке была предусмотрена толстая чугунная задвижка. Всех входящих проверяли, прежде чем впустить.

Как только они вошли, появилась женщина средних лет, она поклонилась Хангу. Он на вьетнамском приказал ей привести лучших девочек, чтобы показать их дорогой гостье. Женщина мгновенно исчезла. Джек проследила за ней глазами, та прошла по длинному коридору и скрылась за одной из боковых дверей.

– Вот сюда, пожалуйста, – проговорил Ханг и повел Джек направо по проходу.

Аджаи остался снаружи, он ждал в машине. А вот двое верзил в синих костюмах неизменно были при Ханге.

Главная комната борделя мало чем отличалась от других. А Джек повидала немало подобных мест. Мягкая мебель, пусть и недорогая, разнообразие в баре.

– Устраивайтесь поудобнее, – Ханг обвел рукой диваны. – Что-нибудь выпить?

– Виски. Не разбавлять, – сказала Джек, и села. Один из амбалов в синем прошел к бару и налил скотч «Glenfiddich» в увесистый хрустальных бокал. С каменным лицом он передал его Джек.

Женщина, встретившая их, вернулась и привела с собой шестерых девушек лет шестнадцати. Джек сразу поняла, что две справа были «из недавних приобретений». Они были напуганы и смотрели с опаской, беспокойно крутили головами, оглядывая помещение. Они точно постоянно оценивали свои шансы сбежать. Ужас во взглядах выдавал самые жуткие опасения в отношении того, зачем их туда привели.

Остальные выглядели изможденными и забитыми, дух этих девочек уже был сломлен, а тело не раз подвергалось поруганию. Эти четверо смотрели в пол, понурые и тихие. Одна из них едва держалась на ногах, безумное отсутствующее выражение широко распахнутых глаз говорило о том, что девочка была под действием наркотиков. У другой на руке виднелись синяки, а у третьей, похоже, под глазом был почти заживший зеленоватый фингал, старательно замазанный тональным средством.

– Эти две справа вообще не пользованные, – с гордостью заявил Ханг.

Джек сделала большой глоток виски, стараясь сохранять спокойствие. Состояние этих несчастных приводило ее в ярость. Ее выводило из себя сознание того, что в тот момент она даже ничем не могла им помочь.

Джек должна была продолжать эту жуткую игру, хотя, конечно же, сама демонстрация Хангом его «товаров» была не особенно информативна. По крайней мере, теперь было известно главное – где именно расположен бордель Ханга.

Если сюда клиентов привозят выбирать товар, то есть шанс, что и Оуэнс объявится здесь рано или поздно. Оставалось только наблюдать и ждать.

 

Глава двадцать восьмая

В отель Джек вернулась эмоционально выжатая до капли. Этот день отнял у нее много сил. Расстроенная, она прокручивала в голове все увиденное и услышанное, и чувствовала себя как никогда подавленной. Она не понаслышке знала, что этот мир – место жестокое, а в темных его углах обитают настоящие демоны. Джек не раз доводилось встречаться с ними лицом к лицу. И все же она втайне лелеяла надежду, что кому-то было не все равно.

Сначала Джек зашла в свой номер: взяло верх желание плеснуть воды в лицо, словно можно было смыть ощущение, что к ней пристала грязь; словно вода могла унести ужасные впечатления минувшего дня. Джек была уверена, что Кэссиди в волнении сидела в своем номере и ждала, когда Джек придет рассказать в подробностях обо всем увиденном. Наглядевшись на все те ужасы, что ей сегодня продемонстрировали, Джек была обескуражена и встревожена, но она была рада, что ей удалось оградить молодую оперативницу от встречи с самыми неприглядными сторонами дела.

Она прошла к номеру Кэссиди, тихонько постучала в дверь. Ответа не последовало. Подождав немного, Джек постучала снова, чуточку громче, чтобы, если Кэссиди была в душе или прикорнула, она все же услышала. Но ответа не было, и Джек стала колошматить в дверь. Беспокойство нарастало.

– Лорен! Лорен, ты здесь?

Тишина.

Беспокойство переросло в болезненную тревогу. А что если кто-то пробрался к ней в номер? Если ее раскусили и выследили? Добрались до нее… А если ее похитили люди Ханга?

Дрожащими руками Джек вытащила из бокового кармана джинсов отмычку и отперла дверь. Из боковых светильников в стене лился приглушенный янтарный свет. Кровать была аккуратно заправлена, и, судя по всему, Кэссиди уходила в спешке. Алое платье, которое было на ней в тот день, небрежно перекинуто через спинку стула, посреди комнаты в метре друг от друга лежали босоножки, похоже, торопливо сброшенные.

Джек позвонила на стойку регистрации и спросила, не видели ли, как выходила Лорен. Женский голос ответил, что мисс Хагрейв пришла уже затемно, а потом уехала, минут через двадцать, как только подали арендованную ею машину. Джек посмотрела на часы. Получалось, что Кэссиди отсутствовала более двух часов.

Джек начала паниковать. В голове ее прокручивались самые жуткие варианты произошедшего. Кэссиди же не настолько безрассудна, чтобы попытаться сесть на хвост этим людям самой, правда? Или настолько? Она получила какую-то новую информацию? Сработали маяки на машинах? А если она оказалась в опасности? Если бы она нашла какие-то зацепки по Оуэнсу, она ведь позвонила бы мне, правда? Господи, неужели, она хочет поймать его в одиночку? Неужели она не понимала, что эти ублюдки, эти изуверы защищали бы его до последнего? А если проклятые контрабандисты схватили ее?

Проклиная себя за то, что, по настоянию Кэссиди, позволила им обеим влезть в клетку со львом, Джек пыталась просчитать свои следующие шаги. Похоже, вариант оставался только один. И нужно было возвращаться к Хангу, чтобы выяснить, что произошло с Кэссиди. К черту последствия. Если их раскрыли, это, конечно чертовски хреново, но уже ничего не поделать. Она должна была найти способ вызволить Кэссиди.

А ведь она оставила мне свой номер!

Трясущимися руками Джек достала мобильный и начала, как сумасшедшая, листать контакты, как вдруг послышался какой-то шум. Джек метнулась к двери и распахнула ее как раз в тот момент, когда Кэссиди уже готова была вставить ключ в замочную скважину.

– Где ж, черт подери, тебя носит, а?

– Расслабься, а? – ответила Кэссиди. Войдя в комнату, она окинула Джек взглядом полным любопытства. – Что случилось-то?

– Мы же должны были встретиться здесь. Ты уже несколько часов как вернулась. А потом тебя опять куда-то понесло. – Джек поняла, что говорила полную бессмыслицу.

– Я вернулась к Хангу, чтобы там порыскать, – спокойно объяснила Кэссиди. – Я бы вот спросила, как ты сюда попала.

Она ухмыльнулась.

– Да только проку-то: невелика тайна.

– Ты вообще представляешь, насколько это было опасно? Возвращаться туда одной! – сердце Джек бешено колотилось в груди, паника все еще не унялась.

– Джек, я знаю, что делаю. И это не первый раз, когда я…

– Да мне по фигу, первый, не первый и сколько там раз ты делала подобные вещи. Эти люди – убийцы, они ни с чем не посчитаются.

Кэссиди смотрела на нее так, словно Джек была диким человеком, едва покинувшим пещеру.

И только тогда Джек поняла, что буквально кричала. Вот именно поэтому оперативникам не позволяется эмоциональная вовлеченность. Ни при каких обстоятельствах. Потому что это подрывает способность подходить объективно. Потому что это подвергает риску и ход миссии, и жизнь оперативника.

Когда ты при исполнении, ты должен сосредоточиться на своей цели, а не на том, хорошо ли справляется твоя девушка. И не важно, что она не менее способная, чем ты сама, а то и более. Все дело в том, что, стоит тебе влюбиться, и самым главным становится объект твоих чувств. А никакая не цель.

Джек сделала глубокий вдох, осознавая, наконец, что повела себя как ревнивая любовница. Что выглядела со стороны, как сверхзаботливая навязчивая партнерша.

– Послушай… Извини, пожалуйста. Я отдаю себе отчет, что ты девушка способная. Но эти люди… то, что я сегодня видела… Я знаю, что это для тебя не новость, но, знаешь, от самой мысли о том, что ты могла оказаться в их руках, у меня ум за разум заходит.

Суровое выражение на лице Кэссиди исчезло, уступив мягкому, почти сочувствующему. Она погладила Джек по щеке.

– Могу себе представить, какую паранойю вызывает у тебя потеря двух коллег, – заметила Кэссиди.

На Джек точно вылили ушат ледяной воды.

– Чтоо-о-о? Что, прости?

– Те два другие федерала... их же нашли мертвыми сегодня утром. Их застрелили. Ты разве не знала?

– Нет. Я не знала.

– Странно, – Кэссиди смущенно нахмурилась. – Думаешь, они не стали бы тебя ставить в известность?

– Они этого не сделали. – Джек понятия не имела, почему Фэлпс не позвонил ей, не дал эту информацию. Может быть, и ему не сказали?

– Может быть, они таким образом пытались сделать так, чтобы тебя это не вывело из строя, не заставило паниковать? – спросила Кэссиди.

Джек ответила не сразу. Ее сразило то, что невинные люди пострадали, пытаясь поймать этих извергов.

– Как знать… Редко с ними связываюсь, когда я на задании. Из соображений безопасности, – солгала она. – Они не хотят, чтобы несвоевременный звонок поставил под угрозу мое прикрытие. Я выхожу на связь только тогда, когда все спокойно.

Кэссиди погладила ее по плечу.

– Я тебе очень сочувствую. Такая потеря…

– Какая разница-то…

– Что? – изумленно спросила Кэссиди.

– Не важно, чем человек занимается, ведь на кого бы он ни работал – как ты, как я… – это не важно. Это же все тот же замкнутый круг.

– По правде говоря, Джек, все, что мы можем сделать, – это лишь попробовать…

– Однажды ты поймешь, что твоя теория отнюдь не способствует тому, чтобы крепко спать.

Это прозвучало горче, чем ожидала Джек. Она не смогла сдержать обиды.

– Мы вчера это все уже обсуждали. И я прекрасно знаю, что у нас на такие вещи совершенно разные взгляды. Все, давай закроем тему.

Кэссиди, очевидно, находила подход Джек несносным.

– Я знаю, что ты разочарована. Но на мне срываться не надо... Только за то, что я верю в будущее, – степенно добавила она.

– Конечно же ты права! Ты же думаешь, что, пробравшись в дом к маньяку в надежде найти информацию, ты можешь одной левой перевернуть мироздание. В одиночку. Как можно быть такой наивной? – Джек ужасно не хотелось выводить Кэссиди из себя, но и выкинуть из головы мысли о том, что делали эти жуткие люди с юными девочками, Джек тоже не могла. А представляя на их месте Кэссиди, она только подливала масла в огонь. Между тем, пожар уже бушевал.

Почему же Кэссиди не видит, что этот мир прогнил до основания?

– Ладно. К черту это все, Джек. Зови меня идеалисткой, но никогда, – слышишь? – никогда не позволяй себе говорить, что я наивна, – вспылила Кэссиди. Наверное, ее слышал весь этаж. – Я немало видела в жизни, к твоему сведению.

Воцарилась гробовая тишина. Джек пыталась усмирить ураган эмоций, бушевавший у нее в душе. Она несколько раз глубоко вздохнула и села в кресло в углу комнаты.

– Прости, – сил бороться больше не было. По крайней мере, пока. – Нашла в этом вертепе что-нибудь важное?

Конечно, Джек имела в виду дом Ханга.

Кэссиди села на постель, и они по очереди рассказали о том, что каждой удалось узнать. Джек с отвращением выслушала о том, какие фотографии Кэссиди нашла в секретных папках. И она видела, что Кэссиди с не меньшим омерзением отнеслась к ее рассказу о борделе Ханга.

– И ты на обе машины прикрепила маяки? – спросила Джек.

– Ага.

– Тогда нам остается только сидеть, не высовываясь, и ждать, пока одна их них направится в джунгли, а, я думаю, это произойдет довольно скоро.

– Я перехвачу пару часов сна, а потом поеду к борделю, установлю наблюдение, – проговорила Кэссиди. – Должен же Оуэнс рано или поздно объявиться, чтобы выбрать еще одну девицу.

– У нас нет доказательств, что он туда приезжает. Все, что мы можем предположить, это что ему их кто-то привозит.

– Может и так, – возразила Кэссиди, – но терять-то мне нечего. Если одна из машин куда-либо направится, я прослежу.

Джек знала, что Кэссиди была права, но пыталась найти способ заставить ее держаться подальше от этого жуткого места. Джек боялась за нее, и, уж если кто-то и должен был встать дозором возле борделя, то точно не Кэссиди. Джек не могла подвергать ее риску нападения.  Они могут сделать с ней все, что угодно…

– Думаю, лучше, если я туда отправлюсь. Я же знаю, как найти это место, да и они меня уже видели.

– А это будет  вдвойне подозрительно, если вдруг тебя заметят подглядывающей из-за кустов, – заметила Кэссиди.

– И все же я попробую. Можешь остаться тут и ждать от меня знака.

– Да никогда, – Кэссиди встала, давая понять, что дальнейшее обсуждение не имело смысла.

И все равно Джек была намерена стоять на своем.

– Зачем нам обеим-то туда переться?

– К чему все это, Джек? – Кэссиди недобро прищурилась, – что, думаешь, у нас игра такая – кто первой поймает Оуэнса?

– Нет, конечно.

– Знаешь, что я тебе скажу. Дай мне спокойно сделать свое дело, поймать этого маньяка и, если тебе от этого легче станет, я его тебе лично в руки передам, – Кэссиди снова готова была выйти из себя. Она прошла к двери, рывком открыла. – А теперь, если ты не возражаешь, я бы хотела немного вздремнуть, прежде чем я отправлюсь на этот гребаный «склад».

Джек встала и подошла к ней. Она захлопнула дверь и преградила Кэссиди дорогу, встав к двери спиной.

– Я не могу позволить тебе это сделать.

Кэссиди буравила ее ненавидящим взглядом.

– Джек, ты меня не остановишь.

Джек понятия не имела, что еще можно было сказать или сделать. Но о том, чтобы отпустить туда Кэссиди, не могло быть и речи. Может быть, она позволяла себе излишне эмоциональную реакцию; может быть, увиденное в тот день не давало ей трезво оценить ситуацию… Но, если бы Джек потеряла Кэссиди, осталось бы только проклясть самое себя. Потому что Кэссиди было, ради чего жить. И она столько еще должна была сделать в жизни. Если кого-то все это погубит, то пусть уж лучше меня. По Джек никто не будет убиваться, потому что для целого мира она уже была мертва.

v

Рысь была в ярости. Что эта женщина о себе возомнила? А Джек, между тем, так и стояла, не давая ей пройти. И, очевидно, сходить с места не собиралась. А уж если Рысь что-то на свете и ненавидела, так именно быть зажатой в угол. Что стояло за этим? Кэссиди же дала понять, что готова отдать Оуэнса Джек, что еще было ей нужно?

Прочесть что-либо в выражении Джек оказалось невозможно, ее лицо было словно высечено из камня. Она, не мигая, смотрела прямо в глаза Кэссиди.

– Я тебя не могу пустить.

– Какое твое дело, а? И вообще, выметайся из моей комнаты.

– Нет.

– Это еще почему?

Джек опустила взгляд. Ее низкий голос звучал непривычно мягко.

– Потому что я не вынесу мысли, что с тобой может что-то случиться.

Рысь не знала, как на это реагировать. Она понимала, что привлекает Джек и та, вероятно, хочет продолжения, но ведь она всегда отказывает Кэссиди, и всегда с таким искусством…

– Джек, чего ты от меня хочешь?

– Все. Ничего, – Джек, устало потерла лицо обеими руками и тихо пробормотала. – Я не знаю.

– Ты не хочешь со мной быть, ты это четко дала понять, и, знаешь, я приняла это, – вздохнула Рысь. – Я понимаю, у тебя есть на то причины. Очень веские. Но ты продолжаешь меня смущать.

– Я хочу невозможного, – все тем же мягким голосом проговорила Джек. – Я хочу тебя, но я не знаю, как.

– Не знаешь, как «что», Джек?

– Как быть с тобой, – Джек обхватила голову руками. – Я не знаю, смогу ли… быть с тобой. И без тебя.

То, как Джек это проговорила, вызвало у Кэссиди неведомое ей самой чувство. Точно они знали друг друга всегда, целую вечность. Она взяла Джек за подбородок, насильно повернула к себе и заглянула в ее глаза.

– Я сама не знаю почему, но с тобой все иначе, Джек. И я все время чувствую себя так, будто знаю тебя.

– Ты еще столького обо мне не знаешь, – ответила та. – Такие вещи, услышав которые ты бы развернулась и дала стрекача.

– Но сейчас-то я здесь. И, может быть, кроме этого «сейчас» у нас ничего не будет.

Она шагнула ближе, их тела почти касались друг друга. Кэссиди обхватила теплыми ладонями бледные щеки Джек.

– Мне по фигу все, чего я не знаю. Я знаю только то, что я без ума от женщины, о которой постоянно думаю.

Она ступила ближе, обвила шею Джек и почувствовала, как та задрожала.

– Эта женщина сводит меня с ума с того самого момента, когда я впервые ее увидела. Ее поцелуями я не могу насытиться.

Она прижалась к Джек.

– В эту женщину я безумно влюбилась.

Джек смотрела, не отрываясь, в глубину ее глаз. Во взгляде ее была адская боль.

Их губы почти соприкасались, и Рысь чувствовала, что готова взорваться. Если не поцелует Джек. Немедленно.

– Как у тебя все просто… – прошептала Джек. Она нежно провела большим пальцем по губам Кэссиди.

– С тобой я вспоминаю все то хорошее, что, как мне казалось, забыто навсегда.

– Это, например, что? – Рысь раскрыла ротик и игриво лизнула большой палец Джек.

– Чувство, что я желанна.

– Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу. – Рысь отступила на полшага и прижала ладонь к груди Джек, у раскрытого V-образного выреза ее туники.

– Как же я тебя хотела… – она погладила Джек по животу, забираясь под рубашку, нащупала пряжку на ремне брюк.

– Я покажу тебе, как сильно…

Страсть пылала в глазах Джек, но она положила руку поверх настойчивой ладони Кэссиди, останавливая ее.

– Я слишком давно…

– Дай мне показать тебе, Джек, прошу тебя, – Кэссиди трясло от желания, и она знала, что Джек возбуждена не меньше.

Едва эти слова сорвались у нее с губ, Джек завладела ее ртом и они слились в поцелуе, позволяя всепоглощающему жару пожирать обеих изнутри. Они прижались друг к другу, Джек вплела пальцы в роскошные белые локоны, Кэссиди обвила руками талию Джек.

Она понятия не имела, сколько длился поцелуй, но чем дальше это заходило, тем сильнее была ее потребность в том, чтобы ласкать Джек. И Кэссиди больше не могла себе в этом отказывать. Не разрывая поцелуя, она слегка отодвинулась, потянулась к поясу Джек.

Со звоном расстегнув пряжку, Кэссиди почувствовала, как Джек поцеловала ее в шею, засасывая, и с языком.

– Я хочу тебя чувствовать, – Рысь расстегнула пуговицу на брюках Джек, затем молнию… Джек схватила руку Кэссиди и властно направила внутрь. Рысь хотела все сделать медленнее, чем обычно, наслаждаясь каждым мгновением.

– Я сейчас кончу! – прошипела Джек сквозь сжатые зубы.

Едва Кэссиди нашла то, что искала, Джек застонала и задрожала в ее руках. Рысь в шоке смотрела на нее, не мигая. Она ведь едва прикоснулась…

– Нет, погоди… – не успела она закончить фразу, Джек вздрогнула всем телом, и откинулась на дверь. Она с трудом переводила дыхание.

Рысь гладила ее по животу, и через какое-то время Джек пришла в себя, и смогла встретиться с ней взглядом.

– Прости. Я же говорила, что уже давно не…

Но судя по ее лицу, все только начиналось.

Рысь обняла ее крепче и, зарывшись лицом в волосы Джек, поцеловала в шею, давая перевести дух.

– Если все это – ошибка, – прошептала Джек, – тогда самая прекрасная, что я совершу в жизни.

Рассмеявшись, Рысь заглянула ей в глаза.

– Ну что, никаких сожалений?

– Нет, есть одно. Я слишком долго этого ждала, – Джек взяла ее на руки – и, не успела Кэссиди и слова сказать, как та уже стояла над ней и смотрела сверху взгядом, полным обожания.

– Я ничего и никого никогда так не хотела.

Рысь не помнила, чтобы чье бы то ни было желание так заводило ее саму. И хотя Джек еще не коснулась ее, она ощущала потоки ласки, проходившие сквозь все ее тело, от одного только взгляда, полного вожделения.

За удовлетворение потребностей, как своих, так и партнерши, Рысь всегда отвечала сама. Но с Джек она хотела чувствовать себя слабой и готова была принести себя в жертву. С Джек она полностью теряла контроль.

– Возьми меня.

 

Глава двадцать девятая

Джек медленно стянула тунику и спустила брюки, потом легла рядом с Кэссиди и нежно обняла.

– Всю, – пообещала она, расстегнув на Кэссиди джинсы. Та послушно подняла бедра, позволяя снять с себя и трусики. Джек медлила. Она стягивала с Кэссиди джинсы медленно, не торопясь, постепенно обнажая идеальные ноги и покрывая их поцелуями. Раздев Кэссиди, она устроилась между этих прекрасных ног и развела их в стороны, став на колени.

Зрачки Джек были так расширены, что ярко-зеленая полоска радужек сделалась узкой, в приглушенном свете ее глаза казались черными.

Джек поглаживала ноги Кэссиди от лодыжек до икр и выше, потом, вытянувшись на постели, опустила голову, вдыхая аромат Кэссиди. Джек осыпала нежными поцелуями внутренние поверхности распахнутых перед ней крепких бедер. Потом слегка коснулась языком самой напряженной точки, где концентрировались все удовольствия, потоком волнующих предвкушений захлестнувшие Кэссиди в тот же миг. Невольный рывок бедрами навстречу жарким поцелуям.

Но Джек продолжила дразнить, поднимаясь языком выше и еще выше, целуя плоский живот, заветную ложбинку между грудей, тонкую шею – все более и более легкие прикосновения, возносившие выше и выше, к пределам возбуждения. Опираясь на локти, Джек нависала над Рысью, дрожа от ощущения близости желанного тела, целуя ямочку между выпуклых ключиц.

Рысь обвила ее обеими руками, притягивая к себе, еще ближе. Джек мгновенно отреагировала, перехватив запястья Кэссиди. Заведя ее руки над головой, пришпилила к постели. Внезапно накатившее незнакомое чувство потери контроля сбило Кэссиди с толку, но одновременно и принесло новую волну возбуждения. Их взгляды встретились, в глазах Джек был вызов. Рысь задергалась – все тело, точно натянутая струна: инстинкты кричали, что у нее не было права сдаваться. Джек снова впилась в ее губы яростным, проникающим поцелуем, заявляя свои права, требуя покориться. И Кэссиди позволила Джек завладеть собою целиком, отдавая и тело, и душу.

Кэссиди перестала вырываться, Джек промурлыкала какие-то слова одобрения и наградила ее еще одним каскадом предоргазменных спазмов, потершись лобком именно там, где Кэссиди больше всего хотела ее. Руки их страстно переплелись, Рысь обняла Джек ногами за талию, и, выгибаясь, терлась об нее, затаив дыхание от неизбежного нарастания жара, усиливаемого каждой следующей фрикцией.

Их поцелуи превратились в дуэль сладостно скользящих языков, с нежными укусами и мощным засасыванием в ритме колыхания их разгоряченных тел. Рысь еще никогда не чувствовала такого биения жизни во всем теле, каждый нерв кричал о невыносимой жажде разрядки.

Но Джек, похоже, собиралась продлить их муки после того, как слишком быстро кончила первый раз. Все, что было между ними, – было сверх выносимого, и все же этого казалось мало им обеим. Рысь не могла больше терпеть, она собрала все силы для рывка и, прежде чем Джек успела среагировать, оказалась сверху, беря инициативу на себя. Теперь руки Джек были разведены в стороны и крепко прижаты к кровати.

Джек сразу стала пытаться освободиться, несколько секунд шла ожесточенная борьба, но Рысь была полна решимости. Когда Джек, наконец, сдалась и бессильно откинулась на подушки, у Рыси сердце обливалось кровью: она знала, что оказалась сверху не потому, что из них двоих она была сильнее, а потому что Джек, презрев все трудности, пожаловала ей свой бесценный дар неизмеримо глубокого доверия.

Еще никогда в жизни Рысь не испытывала такого сильного желания доставлять удовольствие, наполнить случайную встречу значением, сделать ее незабываемой. Это было много больше, чем просто секс: Кэссиди впервые так глубоко почувствовала близость. И не важно, насколько отчаянно ее собственное тело молило об удовлетворении – свои желания она готова была вынести за скобки ради того, чтобы показать Джек губами, руками, всем телом, что она любила ее.

Она хотела растянуть прекрасные мгновения прелюдии, несмотря на то, что первый оргазм Джек был, точно бомба, слишком долго ждавшая своего часа. Не меньше получаса она оглаживала все тело Джек, дразнила ее, уделяя внимание каждому чувствительному местечку, но позволяя ровно столько стимуляции, сколько было нужно, чтобы дойти до верхнего предела, и все же не пересекая его.

С каждой минутой стоны и вздохи Джек делались все чаще и громче, она сжала кулаки, сминая простыни, ее бедра вздрагивали всякий раз, когда Рысь едва ощутимо проводила кончиком языка вниз по ее гладкому лобку и дальше, между ног.

По тому, как было напряжено все тело Джек, Кэссиди могла судить, как тяжело ей давалось заставить себя подчиниться. Она готова была перехватить контроль и потребовать, чтобы ее муки прекратили немедленно. Видя это, Кэссиди довела ее до предела и выше уверенными точными движениями, и у нее самой замерло в груди сердце, когда пик был уже позади, и Джек, упав из поднебесья, откинулась на постели. Рысь поднялась на колени и, осыпав по пути поцелуями впалый живот и скромную грудь Джек, приникла к ее напряженным губам. Она легла не совсем поверх Джек, а чуть сбоку, чтобы дать отдышаться. Все тело Кэссиди горело от неутоленного желания.

А счастливый и долгий путь к оргазму лишь распалил Джек, ей не терпелось, наконец, воплотить все фантазии о Кэссиди. Фантазии о том, чтобы обладать ею – телом, разумом и душой.

Еще не успело успокоиться ее бешено стучавшее сердце, она перевернула Кэссиди, подминая под себя, и развела ей ноги, оказываясь между.

В глазах Кэссиди горела страсть, она впилась ногтями в ягодицы Джек и подняла бедра, мощно потершись о ее лобок своим. И снова они целовались, Джек втолкнула язык в теплый и влажно-соленый ротик Кэссиди, пульс его резких поступательных движений подсказывал, что должно было произойти дальше.

Кэссиди застонала ей в рот, засасывая язык Джек и прижимаясь еще теснее. Они двигались в едином все ускоряющемся ритме.

Джек хотела измучить Кэссиди, как поступила она с ней, но яростная страсть их соития уже перекипала через край, и ни остановиться, ни сбавить темп она уже не могла. Своим бедром она ощущала влагу возбуждения Кэссиди, соленый пряный аромат сводил ее с ума. Опершись на локоть, Джек положила правую руку между ног Кэссиди, а потом разом ввела два пальца, переполненная счастьем обладания. Ее уверенные движения заставляли Кэссиди трепетать, извиваясь всем телом.

Кэссиди прервала поцелуй, она кричала, кончая, и впивалась в плечи Джек так, что на утро, скорее всего, должны были проступить синяки.

– Это-о-о-о было изумительно, – задыхаясь, пропела Кэссиди. – Ты бесподобная.

Джек дышала так же часто, но отнюдь не оттого, что устала. Джек была полностью поглощена Кэссиди, ее захлестнул поток невыразимых давно забытых эмоций небывалой силы. Испытывать все это сразу оказалось почти больно. Джек знала, что, скорее всего, ей больше никогда не придется быть с Кэссиди, и она хваталась за эту единственную возможность, как утопающий – за спасительный шанс удержаться на воде, как бы эфемерен он ни был.

– А мне все мало… тебя, – сказала она, даря еще один жаркий поцелуй.

Кэссиди нежно прикусила губу Джек.

– Ты не представляешь, насколько это взаимно.

Джек поднялась на прямых руках, взглянула на Кэссиди. Вожделение в горящих глазах говорило выразительнее любых слов. Оно взывало о продолжении. Джек облизала губы и провела языком от подбородка Рыси до лобка.

– Я не могу остановиться.

Кэссиди подняла голову и взглянула на нее.

– А я не хочу, чтобы ты останавливалась, – проговорила она с жарким придыханием.

v

Колорадо

Заведующий отделом боевой подготовки Дэвид Атэр вошел в кабинет, примыкавший к серверной. Он кивнул Рено, который листал толстую стопку распечаток.

– Пирс сказал, что тебе прислали какие-то данные.

– Ага, верно, – подтвердил Рено, не отрываясь от материалов, – трудно, если честно. Я сразу все направил ФБР. Включая фото одной из их агентов... Рысь думает, нам не мешало бы ее проверить. Жду, когда перезвонят.

– Почему Рысь заинтересовалась федералом... – начал было Дэвид, но его оборвал телефонный звонок.

– Вот теперь, уверен, это они.

Рено поднял трубку, а Дэвид обошел загроможденный стол и устроился позади него в кресле. На дисплее компьютера Рено было изображение женщины. Темноволосая, на вид слегка за тридцать. Атэр несколько секунд рассматривал фото, потом переключился на распечатки на столе. По большей части там были зашифрованные сообщения Оуэнса.

Внезапно Рено вскочил, а в голосе его послышалось крайнее изумление.

– То есть, она никакой не агент? Уверены? – спросил он, не отрывая взгляда от монитора.

Дэвид снова взглянул на фотографию. И понял, что в этой женщине было что-то смутно знакомое. Он наклонился ближе к компьютеру, стараясь разглядеть получше. Атэр никак не мог понять, где и когда он ее видел.

– Ясно. Спасибо, – Рено повесил трубку и, крутанувшись на стуле, взглянул на Атэра. – Занятно. В базе данных агентов ФБР по этой фотографии никаких совпадений. Но вот с одним конфиденциальным информатором сходится, понимаешь ли. Они несколько лет назад пользовались ее услугами, когда выслеживали типа, замешанного в контрабанде оружия.

– Конфиденциального информатора, прости? – переспросил Дэвид.

Вошел Монтгомери Пирс, следом за ним Джоан Грант.

– Что случилось? – спросила Грант.

– Рысь отправила фотографию некой Джек, полагая, что это агент ФБР.

Дэвид все еще смотрел на монитор, изо всех сил напрягая память и просчитывая варианты.

Пирс и Грант подошли к столу и встали рядом.

– Да, она мне о фотографии говори… – Пирс замолчал на середине предложения, едва взглянув на дисплей.

– О, Господи. Быть того не может, – прошептала Грант, часто моргая, – я эти глаза везде узнаю. Но все остальное выглядит совсем иначе.

Она повернулась к Пирсу.

– Монти, что тут, вообще, происходит?

Тот ответил не сразу. Повисла жуткая пауза, Дэвид тоже оторвал взгляд от экрана и посмотрел на главу ОЭН.

Пирс застыл на месте. Он стоял, не мигая, и выглядел так, словно ему явился призрак.

– Ее глаза… – на лице его было смятение, – нет, этого же не… не может быть. Эта женщина выглядит совсем по-другому.

Очевидно, он не мог принять увиденное.

– Нет, это не может быть она.

Дэвид снова посмотрел на экран. Похоже, Монти и Джоан кого-то узнали, но почему они говорят, что некая она выглядит по-другому? Он прищурился, пристально изучая черты, форму лица на мониторе. Когда он, наконец, осознал, кто перед ним, то невольно вцепился в подлокотники.

– Что происходит? – спросил Рено.

Ему казалось, что в тот момент все трое были похожи на зомби – пришли, уставились в монитор, глаза у всех округлились, – и стоят без чувств.

– Можешь покрутить изображение? – спросил Дэвид, обращаясь к Рено.

– Кэшн, – Рено открыл фотографию в другой программе. – Что нужно изменить?

– Начни со скул и… шрама, – проговорила Грант. Она давала ему подробные инструкции, что корректировать, шаг за шагом. Пирс молчал. Он просто наблюдал за превращением, которое происходило на дисплее.

Дэвид ненадолго вышел, принес папку из соседнего кабинета, где хранились досье на оперативников ОЭН. Когда он вернулся, Грант, наклонившись через плечо Рено, шепотом давала указания, какие последние штрихи добавить.

Пирс стоял как вкопанный.

– Все, – сказала Грант через пять минут. На лице и в голосе ее был шок.

Дэвид поднес к монитору фотографию, которую достал из папки. Сравнил с получившимся изображением.

– Эй, знаете, – проговорил Рено, – а ведь это одна и та же женщина, только тут чуть постарше будет, но…

– Рено, оставь нас, пожалуйста, – приказал Дэвид.

– Хорошо. Если что-нибудь будет нужно, зовите, – Рено поднялся со стула и посмотрел на троих руководителей ОЭН. – Все в порядке? Вы все как привидение увидели.

– Выйди, – повторил Пирс.

Рено покинул кабинет, но и спустя долгие минуты после его ухода никто из троих не решался заговорить, переводя взгляд с монитора на распечатанную фотографию и обратно.

Наконец, Дэвид нарушил тишину.

– Дамы и господа, представляю вашему вниманию Жаклин Хардинг, кодовое имя Призрак.

Пирс издал шумный вздох, точно надолго задерживал дыхание, и грузно осел в кресло Рено.

– Милый, я не знаю, что и сказать, – проронила Грант, опустившись рядом с ним на корточки.

– Как это возможно? Ее же убили в Израиле. У нас заключение ортодонта. Все доказано. – Пирс, очевидно, был в шоке. Он отказывался верить тому, что было у него перед глазами.

Но Дэвиду, в отличие от него, все было ясно.

– А я полагаю, что знаю, как это произошло, – он был вне себя. – Она инсценировала свою гибель, чтобы ускользнуть от нас. Чертова дезертирша!

– Нет. Этого не может быть, – настаивал Пирс, ослабляя узел галстука.

– Монти, ты в порядке? – Грант прикоснулась пальцами к его лбу. – Ты вспотел. Ты весь красный.

– Мне тяжело дышать, – просипел он. – Мне нужно на воздух.

Он поднялся, но был так слаб, что едва держался на ногах. Грант немедленно подхватила его за талию.

– Пойдем в соседний кабинет, на балкон, милый, ладно? – она закинула его руку себе на шею.

– Может, в лазарет с ним спустимся? – сухо спросил Атэр.

– Нет, – прохрипел Пирс, – все будет хорошо.

Он позволил Грант отвести себя в конференц зал.

– Черт бы тебя побрал, Хардинг! – пробормотал Дэвид себе под нос и взял мобильный Рено. Был только один способ борьбы с оперативниками-предателями и дезертирами. И в данном случае букву устава невозможно было прочесть двояко.

v

Сайгон

Голова Кэссиди лежала у Джек на плече. Рысь нежно водила кончиком пальчика, наслаждаясь красотой изысканных линий небольшой крепкой груди. Умиротворение нарушил звонок мобильного. Рысь недовольно застонала, привстала на локте, и, не глядя, схватив трубку с прикроватной тумбочки, посмотрела на номер.

– Это по работе. Я должна ответить, – она села ровно, спустив ноги с кровати и, повернувшись к Джек спиной, убавила громкость, чтобы Джек не могла услышать ее собеседника.

– Ну коне-е-ечно, – в голосе Джек было раздражение.

Рысь прошла к двери, прикрывая микрофон телефона обеими руками и тихонько шепча свой личный номер.

– Я не вовремя? – спросил Атэр. Для ОЭН этот вопрос означал «Не прерываю ли я тебя на ответственном этапе миссии, и не опасно ли отвечать на звонок?»

– Нет, вовсе нет, – ответила она и снова села на кровать, – я просто отдыхала перед тем, как поехать установить наблюдение за местом. – Она повернулась к Джек с заговорщицкой улыбкой.

– Хорошо, – произнес Атэр.

– Для меня есть новости? – спросила она.

– Ты запрашивала информацию по женщине по имени Джек.

– Верно, – Рысь отвернулась от нее. Все же неудобно обсуждать человека, с которым у тебя только что был срывающий крышу секс. Тем более, когда она все еще в метре от тебя.

– Ты знаешь, где она сейчас?

– Да, – Рысь пыталась понять, к чему такой странный частный вопрос.

– Ты должна ее устранить, – холодно приказал Атэр.

– Я должна чтоо-о-о? – переспросила Рысь, пытаясь сдержать изумление. Но было слышно, что она шокирована.

– Эта самая Джек, также известная как ЭТС Жаклин Хардинг, кодовое имя Призрак, – предатель.

– Что? – она ушам своим не верила. Ее сердце, ее разум отказывались принимать то, что сказал Дэвид. Конечно же, тут какая-то ошибка.

– Восемь лет назад она инсценировала свою гибель и, очевидно, сделала несколько пластических операций, – произнес Атэр. – Мы смогли ее вычислить благодаря кое-каким графическим пакетам.

– Этого не может быть, – Рысь отбросила волосы с лица. Еще немного и она лишилась бы рассудка. Это абсурд. В какой-то момент Рысь подумала, что все это просто ночной кошмар, она просто заснула...

– Призрак очень опасна, – сказал Атэр. – Рысь, имей в виду, что она прошла обучение военным техникам внедрения, она способна на чудовищную ложь и у нее высочайшие навыки по получению информации обманным путем. Я не могу тебе сказать, что ей нужно, если она следит за тобой. И кто знает, как долго она уже это делает.

– Поняла, – прошептала Рысь.

Она ненавидела себя за то, что оказалась просто слепой идиоткой и позволила Джек обвести себя вокруг пальца. Не удивительно, что Джек часто повторяла, какой до глупости наивной она была.

– Призрак получила свое кодовое имя потому, что никто и никогда не видит ее приближения, пока не станет слишком поздно, понимаешь? И уходит она тоже незаметно.

– Ясно, – подавленно отозвалась Рысь. Она с трудом дышала.

– Да мы тут все, блин, тоже в шоке. И не дай ей понять, что ты все знаешь. Она предатель и профессиональный убийца. Она ни перед чем не остановится, если ей нужно скрыться. И разберись с ней как можно скорее. – Атэр говорил с болезненным фанатизмом.

Рысь не ответила. Тогда он спросил гораздо громче:

– Рысь, ты меня слышишь?

Она нагнулась, чтобы достать из сапога свой «Глок».

– Ага, прекрасно слышу, – ответила она голосом, начисто лишенным эмоций и сняла пистолет с предохранителя.

– Позвони мне, когда…

Она захлопнула мобильный, обрывая звонок, и глубоко вздохнула. Повернувшись к Джек, Рысь направила на нее ствол.

И наткнулась на зрачок пистолетного дула Джек.

Джек сидела на постели. А Рысь стояла, спустив одну ногу на пол, колено другой – на кровати.

Они смотрели друг на друга, не отрываясь. Их лица находились в считанных сантиметрах от пистолетов друг друга.

 

Глава тридцатая

– Жаклин Хардинг, также известная как Фантом, оперативник, блин, предатель, я правильно понимаю? – язвительно спросила Кэссиди.

– Дай я тебе объясню!

– Ты скотина!

– Это не то, что ты подумала.

– Не лучшее время для идиотских клише.

Одной рукой Джек держала пистолет, не отводя его ото лба Кэссиди, а другую беспомощно подняла, точно наполовину сдаваясь.

– Слушай, можешь ты не психовать, а дать мне объяснить?

– Может быть, я и наивная, как ты постоянно подчеркивала, – прошипела Рысь, – но я точно не дура.

– Я не причиню тебе зла.

– С чего бы это? – Рысь буравила ее невыносимым взглядом. Джек сидела перед ней обнаженная – живое напоминание того, что произошло между ними. – Что, еще не использовала меня по полной программе?

– У меня этого и в мыслях не было.

– Конечно, не было, – Рысь до боли сильно сжимала пистолет, ребристая текстура рукоятки врезалась в ладонь. – Ты же сюда так, на свидание со мной приехала.

– Я приехала, чтобы найти Оуэнса, – оправдывалась Джек.

– Для ФБР найти, ясное дело, – с сарказмом поддела Рысь.

– Нет! Для Юрия Драшева.

– Русского мафиози.

Джек кивнула.

– Его дочь – единственная, кому удалось сбежать от Оуэнса. Когда он услышал, что федералы его профукали, он нанял меня, чтобы я его убила, а его деточка могла спать спокойно.

В памяти Рыси всплыла фотография девочки из досье на Оуэнса.

– Ха, хочешь сказать, ты работала на него из чисто альтруистических побуждений. Посочувствовала депривации сна этой девицы.

– Я взялась за это только потому, что он готов был отвалить три лимона за голову Оуэнса. И если я ему не привезу ее, он открутит мою собственную.

– Это уж точно. Русские за такие деньги хотят хорошие результаты, – сказала Рысь. – Дай-ка я тут все выясню. То есть восемь лет назад ты прикинулась мертвой для ОЭН, чтобы связаться с мафией, так?

Рысь издала нервный смешок.

– Сказки! Хорошо, что ты о себе такого высокого мнения.

– Я не работаю на мафию! Я только приняла от них заказ, – Джек в отчаянии провела свободной рукой по волосам. – Убери пистолет, пожалуйста.

– Ни фига.

– Я же сказала, что не причиню тебе вреда.

– Конечно, не причинишь. Ты же мне к голове M-1911 не приставляла.

Рысь видела, что Джек убрала палец со спускового крючка, но была уверена, что этому можно не придавать значения.

– Черт с тобой, Хардинг.

– Господи, что ты намерена делать? – в голосе Джек был неподдельный страх. – Застрелить меня?

– Таков приказ, – спокойно ответила Рысь.

– Отлично. Может, для начала все же выслушаешь мою версию случившегося?

– Почему меня это вообще должно интересовать?

– Черт бы тебя побрал, Кэссиди, – голос Джек сорвался, – да послушай меня просто сначала, потом пали.

– Кэссиди? – н-да, а она, похоже, тщательно делала домашнее задание. – Не помню, чтобы мы были друг другу представлены, а?

– А ты и не можешь помнить, – отозвалась Джек, – Когда мы встретились в ОЭН, ты была совсем ребенком.

– Что же еще ты обо мне знаешь? – у нее засосало под ложечкой при мысли о том, что Джек была в курсе многих вещей, которые она сама не стала бы выдавать.

– Ты Кэссиди Монро aka Рысь, превосходна в боевых искусствах и работе с холодным оружием. А еще ты… выдающаяся скрипачка. – В голосе Джек звучала нежность, почти влюбленость. Лучшая из тех, кого я слышала.

Рысь видела искренность в глазах Джек.

– Неужели ты слышала, как я играю? – она пожалела об этом вопросе, едва он сорвался с губ. Она мгновенно осознала, что только что выдала Джек свою ахиллесову пяту.

– Я старалась не пропускать ни одного твоего выступления.

Боже. В ее сознании прокручивались эпизоды последних концертов. Она представляла себе Джек где-то в темном зале, среди слушателей. Когда? Где?

– И сколько ты уже за мной следишь?

– Да не слежу я за тобой! – в тоне Джек были вполне убедительные отчаяние и признание полного поражения. – Просто мне нравится слушать, как ты играешь.

Рысь ужасно хотела ей верить, но теперь она знала, кем Джек являлась на самом деле. Атэр дал ей исчерпывающее объяснение.

– Да. Внедриться, взять обманом, уничтожить, – проговорила Рысь безо всякого выражения. – В этом ты чертовски хороша.

У Джек округлились глаза.

Рысь пожала плечами.

– Плохие новости доходят быстро.

– Хорошо, прекрасно, – Джек опустила пистолет, потом вынула магазин и швырнула на пол. Ствол через секунду с глухим стуком отправился туда же. Джек прислонилась лбом к дулу «Глока» Рыси.

– Сделай это. Давай. Убей меня, черт тебя подери. Здесь, – она ударила себя кулаком в грудь, – все уже давно умерло.

Теперь у Рыси была прекрасная возможность выполнить приказ Атэра. Но она не могла собраться с силами. По крайней мере, не так сразу. Конечно, она прекрасно знала, что все объяснения были пустыми, не имели никакого значения, но она должна была их выслушать. Рысь отошла от постели, сделав пару шагов назад, – ей нужно было, чтобы между ними оставалось какое-то расстояние. Ей нужно было привести в порядок мысли и чувства.

Джек не ожидала, что Кэссиди отступит, и теперь не знала, как себя вести и каким мог быть следующий шаг Рыси.

Та устало нагнулась за джинсами и футболкой, кое-как натянула их, не спуская глаз с Джек и не кладя пистолет.

– Можно я тоже хоть что-нибудь надену? – спросила Джек. – Я не вынесу, если меня снова будут тащить куда-то голой.

– Я бы сказала, пора бы всю эту хренову ложь-то отбросить, а? – проговорила Рысь, закатив глаза.

– Ложь? – вскинулась Джек. – Ты думаешь, я тебе лгала?

– Да, во всем.

– Все, что со мной случилось, – это, черт подери, чистая правда, – ярость Джек казалась неподдельной. – И это единственная причина, почему я не вернулась!

Она встала с кровати и принялась поспешно одеваться.

– Им было по фигу, что там со мной произошло.

– Предположим, что это правда, но как бы они узнали, если ты им не сказала? Ты же поклялась себе никому об этом не рассказывать? – Рысь опустила пистолет, но палец с курка не сняла. Она была в постоянном напряжении, ожидая со стороны Джек резких движений и готовая ко всему.

– А ведь Пирс бы тебя послушал. И он бы понял. Он мужик рассудительный.

– Он бессердечный приспособленец, – Джек принялась мерить комнату шагами. – Мне, знаешь ли, удалось спастись. И как только я смогла говорить, кому я позвонила? Пирсу. Обо всем ему рассказала. И знаешь, что ответил мне этот рассудительный мужик?

Рысь молчала. Джек продолжала говорить, повышая голос:

– А, не знаешь? Или предпочла бы не слышать горькой правды?

Она остановилась посреди комнаты и окинула Рысь долгим оценивающим взглядом, но ответа дожидаться не стала:

– Он велел мне скорее возвращаться, чтобы они подлечили меня перед новым заданием. И больше у него ничего не нашлось мне сказать. «Подлечить», мать твою. Как будто мне просто пластырь нужен был. Он даже не потрудился спросить, как я.

– Не верю, – отрезала Рысь.

– Поверь. А то чего бы мне, как ты думаешь, было изображать перед ними собственную гибель? Да я бы ни за что не вернулась к этим людям, не стала бы на них работать. А они бы меня никогда не отпустили. Живой – никогда. Я готова была положить жизнь ради задания в Израиле, ради Организации, а они мне что-нибудь дали взамен? – Джек кричала.

– И ты думаешь, что ложью смогла бы от всего этого отделаться?

– Я воспринимаю это как попытку переписать историю своей жизни, – Джек снова кружила по комнате, как раненый зверь.

– Поверить не могу, что они так с тобой обошлись. Не может быть.

И хотя у Джек были выдающиеся способности в искусстве обмана, Рысь могла положиться на свои инстинкты, никогда не подводившие ее в вычислении лжи. И они говорили, что все в поведении Джек было искренним.

Но она просто не могла заставить себя поверить, что ОЭН были способны так обойтись со своим оперативником.

Джек отвела взгляд.

– Не может быть? А разве это чем-то отличается от того, что они делают сейчас? Они приказали меня убить, Кэссиди.

Она шагнула навстречу Рыси, на лице Джек была мольба. Мольба о том, чтобы ее дослушали.

Свободной рукой Кэссиди выхватила из заднего кармана нож и молниеносно метнула его в Джек. Та и опомниться не успела. Нож пролетел в считанных сантиметрах от ее головы и вонзился в оконную раму позади Джек.

Это был предупредительный бросок – требование не приближаться.

Рысь вела себя, как кошка, решившая показать коготки.

– Учти, я никогда не промахиваюсь, – процедила она.

Джек вовсе не выглядела удивленной, но остановилась, где была.

– Я знаю, – пробормотала она, но больше не шевелилась.

– Ты дезертировала. Именно поэтому они приказали тебя убить. Атэр в лепешку расшибется, но устав не нарушит.

«И он проговорил это так холодно, – подумала Кэссиди. – С такой легкостью велел убить Джек, точно попросил заехать в магазин за зеленью».

Джек передернуло от отвращения.

– Я так понимаю, это Пирс ему приказ передал? У него всегда кишка была тонка что-нибудь сделать самому. Как они пронюхали?

– Я отправила им твою фотографию, когда узнала, что федералов нашли мертвыми. Монти сказал, что ФБР послали только двоих, и, когда выяснилось, что оба убиты, я переслала им твою фотографию, чтобы они тебя проверили. Я щелкнула тебя пару дней назад, хотела запомнить ту милую туристку, к которой меня так тянуло и которую, я думала, мне не суждено больше встретить. – Рысь потрясла головой, кляня себя за то, что даже не заподозрила, что Джек не та, за кого себя выдавала. – Похоже, сколько пластики ни сделай, они тебя все равно узнают, а?

– Да, после Израиля я кое-что подправила. Отчасти потому, что мне нужно было исчезнуть, отчасти потому, что мне изуродовали лицо.

– А как тебе удалось инсценировать свою смерть перед ОЭН? Они же все тщательно проверяют.

– Там были самоубийства, аварии и проливные дожди бомбардировок каждые две недели. Такое в Израиле было время. Мне почти все зубы вышибли, когда пытали, то, что осталось, я решила удалить. Потом примешала к останкам на месте одного очень кровавого события.

– А как в ОЭН узнали, что ты мертва?

– Я пробралась в лабораторию и подменила вещи, найденные вместе с неопознанным телом, которое должно было изображать «мое». Чтобы все выглядело натуралистично, я местами подпалила сумку, украсила парой пятен собственной крови, а внутрь положила расческу, чтобы быть уверенной, что у них будут мои образцы ДНК. И, как ты знаешь, у нас, – Джек замолчала, запнувшись. Поправила себя: – у вас обязательно иметь при себе контактный номер, на случай, если такое произойдет. Так что, кто бы там ни рылся в моих вещах, они позвонили «ближайшим родственникам».

– То есть Монти?

– Угу.

– А сейчас ты работаешь на мафию.

Джек села на кровати, обхватив голову руками.

– Я работаю на любого, кому понадобятся услуги таких, как я.

– В смысле?

– В смысле таких, кто помогает избавиться от головной боли.

– Наемный убийца, – заключила Рысь. – Как благородно.

– Да не особенно, если смотреть под таким углом. И потом, где разница между тобой и мной?

– Разница в том, что я прибегаю к убийству в крайнем случае, когда нет других вариантов.

– А что, когда у тебя нет других вариантов, или когда тебе приказали, – это благороднее? – честно спросила Джек. – Убить – это всегда значит только одно: убить. И не важно, какова причина. Ты решаешь чью-то судьбу.

– Я убиваю тех, без кого мир только лучше, – возразила Рысь.

Как могла Джек сравнивать то, чем они занимаются?

– Если они погибнут, невинные люди будут продолжать спокойно жить. Я не убиваю первого попавшегося, когда угодно, только потому, что за это заплачено.

– Да и я не всегда следую заветам Ганди, вообще-то.

– Знаешь, что я никак не могу взять в толк? – проговорила Рысь с сарказмом, – Почему из всего, что открылось тебе, когда ты начала новую жизнь, ты выбрала путь убийцы?

Джек не поднимала взгляд.

– Что бы это могло сказать о тебе? – продолжила давить Кэссиди, когда та не ответила.

– Хотела бы я знать, – Джек повернулась к ней. – По правде говоря, я всего лишь делала то единственное, в чем всегда была хороша. Стать невидимой, выследить и убить цель. У меня никогда не было ни какой-то определенной страсти, ни выдающихся навыков, как у тебя или у всех других. У тебя есть скрипка. Другие – художники, механики, физики, продолжи ряд уж сама. А у меня ничего нет. Все, что я умела, – это работать со всякими оторвами.

– Я и представить себе не могу ничего более достойного, чем способность найти контакт с этими ребятами и желание им помочь, – Рысь вспомнила, как Джек повела себя с детьми в Ханое. – Большинство людей не знает, как быть с такими эмоциональными потребностями. Что в этом дурного?

– Ничего. Мне это нравилось, – Джек сидела, уставившись на свои руки. Сжала кулаки. – Но, когда я вернулась, я не могла быть собой, не могла быть среди людей и доверять себе и им. Меня выводили из себя даже мелочи, самые незначительные. Я срывалась на крик, я крушила все вокруг. Мне в таком состоянии нельзя было оказываться поблизости от детей. И только люди, ценившие другие мои навыки, могли помочь мне найти выход для ярости. Анонимно, что бы ни случилось.

– Нет, я поверить не могу, что у такого одаренного человека, как ты, не нашлось никаких других навыков.

Она знала, как проводился отбор. В Организацию попадали только дети с высокими умственными и физическими способностями. Но и этого было недостаточно – необходима была еще генетическая предрасположенность к чему-то помимо основных занятий. И, конечно, творческая изобретательность.

– Каждый ребенок, которого отобрали в ОЭН, остается там только благодаря своим способностям, а они всегда, сама понимаешь, выше средних.

– Вот именно поэтому я всегда чувствовала себя чужой, – объяснила Джек. – Я же видела, как другие ребята преуспевали в чем-нибудь, не имеющем отношения к ОЭН. Все. Но не я. Их вел вперед талант. А меня – злоба. Так было всегда, сколько я себя помню. Все ребята там были на своем месте. Но не я. Похоже, меня приняли по чистой случайности. По недосмотру. Может быть, поэтому Пирс всегда давил на меня. Давил, давил. Он хотел, чтобы я была не хуже остальных, а то и лучше. Он говорил, что, в отличие от остальных, я была рождена для оперативной работы.

– Как и мы все. Поэтому нас и отобрали.

– Скажи это проклятому фанатику. Сукин сын, – выдавила Джек с горечью.

– Но ничто из этого не объясняет, почему ты за мной охотилась. Почему следила за тем, как я жила. – Рысь все еще не верила в историю Джек о том, как она покинула ОЭН. Не верила до конца, хотя многое казалось вполне логичным. И все же ничто из этого не проливало свет на то, почему Джек так много о ней знала. И почему она отважилась на близость с Рысью, если была в курсе, на кого та работала.

– Ты что, решила поиграть со смертью? Ведь я бы в конце концов узнала, кто ты на самом деле.

– Я не следила за тобой, я… – Джек отвернулась, и голос ее затих, точно ответ был слишком сложно произнести вслух.

– Ты… – что?

Джек молчала как минимум минуту, а когда, наконец, отважилась заговорить, голос ее дрожал.

– Я знала тебя почти всю твою жизнь, – начала она, глядя на Рысь с теплотой и гордостью. – Я видела, как ты падала, как рыдала, как добивалась блестящих результатов. Как из одаренного серьезного подростка превратилась в удивительную, невероятно способную женщину. И это именно я сказала Пирсу, что ты должна специализироваться в холодном оружии. И это я настояла на том, чтобы тебе купили твою собственную скрипку, не позволяли больше играть на дешевой и замызганной, которая была в нашем кабинете музыки. Я поверила в тебя, когда никто еще не верил. И я приглядывала за тобой только потому, что хотела убедиться в своей правоте.

Что-то подсказывало Рыси, что это было далеко не все.

– И это все?

– Практически.

Неуверенный ответ Джек подтвердил сомнения Кэссиди.

Она что-то не договаривала.

– Что еще?

 

Глава тридцать первая

Все остальное Джек признать было очень и очень трудно, но она понимала, что терять было нечего. Кэссиди не выпускала пистолет из рук: она должна была подчиняться приказам. Однако в тот момент Джек куда больше волновало, готова ли Кэссиди ей поверить, а не то, удастся ли уйти живой.

– Я видела, как ты играла с Национальным Симфоническим оркестром в Кеннеди-центре. Это была концертная симфония Прокофьева. Тогда я осознала, что ты больше не ребенок, что ты превратилась в женщину с выдающимся талантом, от которой невозможно глаз отвести. Я влюбилась в тебя в тот самый момент, и с тех пор… Даже видеть Ванию, быть с ней и любить ее было лишь жалкой попыткой заменить то, чего, я знала, мне никогда не добиться. Устав ОЭН запрещает…

– ...любые формы романтической привязанности между оперативниками, – закончила за нее Рысь.

Еще никогда Джек не чувствовала так глубоко, что вся ее суть выворочена наизнанку, вся ее душа на виду, уязвимая и беззащитная. О своих чувствах она никогда ни с кем не говорила. Тем более о любви. Какая ирония, что именно сейчас, в этих нелепых обстоятельствах, она впервые почувствовала, что могла это высказать, и, более того, должна была это сделать. И хотя объект ее любви не верил ни единому слову, у Джек камень упал с души, когда она призналась себе и Кэссиди в том, что чувствовала. Даже если у них не будет ничего, кроме этой ночи, если завтра никогда не наступит, Джек была рада, что ей суждено умереть, все же сказав единственному в мире человеку, человеку, в котором для нее был заключен весь мир, о том, какова истина ее жизни.

– С чего бы это мне верить тебе? – спросила Кэссиди, уже мягче. – Хочешь сказать, ты не следила за мной, а просто так получилось, что мы преследуем одну и ту же цель? Что ты вовсе не охотилась за мной из каких-то личных побуждений, связанных с ОЭН?

Джек было ужасно больно, что Кэссиди готова была поверить этому, а не ее словам, исходящим от сердца.

– Я не хочу иметь к этим людям никакого отношения. Эта часть моей жизни навсегда в прошлом. И да, действительно, единственная причина, по которой мы обе оказались здесь, – это что мы гонимся за этим гадом. Я никогда не думала, что мы можем вот так встретиться, Кэссиди. Я не ожидала, что что-то подобное могло произойти… – она оглянулась на постель, на смятые простыни, – что мы можем заниматься любовью. За восемь долгих лет ты первая женщина, с кем я была близка. Ты думаешь, то, что я отдалась тебе, и то, что я продолжаю хотеть тебя, – это все ложь?

Джек пыталась говорить ровным голосом. Она должна была убедить Кэссиди, что вырвавшаяся из-под контроля страсть была взаимной.

– Ты же сама знаешь: то, что между нами было здесь, – это не просто секс.

– Почему ты пошла на такой риск, почему позволила себе близость со мной?

– Сначала я просто шла по твоим зацепкам. Я знала, что ты постоянно на связи с ОЭН, что тебе приходит информация о передвижениях Оуэнса. И я не ожидала столкнуться с тобой лицом к лицу. Но когда это случилось, воспоминания взяли верх. Я потеряла рассудок, я утратила способность мыслить здраво.

Джек сделала неуверенный шаг навстречу Кэссиди. Слишком сложно было говорить с ней на таком расстоянии. Невозможно было спокойно смотреть, как на лице Кэссиди сменяли друг друга гнев, сомнение и обида. Джек так хотела подойти к ней, обнять и молить о прощении. Извиняться, захлебываясь рыданиями, за ложь, за весь этот чудовищный обман и за то, что позволила ей влюбиться в себя. Джек готова была отважиться еще на один шаг вперед, но увидела, что Кэссиди крепче сжала пистолет.

– Я позволила себе иллюзии, что можно было украдкой побыть это время с тобой, – прошептала Джек. – Чтобы хранить эти воспоминания, как сокровище, когда придется вернуться к своей пустой жизни, в свою уродливую действительность, понимаешь? Я не хотела, чтобы так вышло, Кэссиди. Я никогда не хотела использовать тебя или причинить тебе боль. И сейчас не хочу! Я и помыслить не могла, что оставить тебя будет больнее, чем самое страшное, что мне пришлось пережить. Теперь, мне кажется, я бы с легкостью прошла через все то, что было.

– Хватит ломать комедию, Джек, – в голосе Кэссиди звучала боль.

– Даже если ты не веришь моим словам, – Джек рискнула сделать еще шаг к Кэссиди, – я умоляю тебя, не смей сомневаться в моих чувствах. Может, у меня и были причины выдумать все остальное, но это… к чему мне лгать об этом? Что я получаю, признавшись, что люблю тебя?

– Да ты все что угодно готова сказать, лишь бы остаться в живых. И, похоже, у тебя это получилось, – произнесла Кэссиди упавшим голосом.

Джек сделала еще шаг вперед, между ними оставалось не больше полуметра. Она видела, что в глазах Кэссиди были слезы, видела, как та боролась с собой, пытаясь сдержать рыдания. Мысль о том, что она причинила Кэссиди боль, была для Джек невыносима. Как можно было стоять и смотреть на Кэссиди в таком состоянии, когда безудержно хотелось обнять ее.

Сжав кулаки, она бессильно всплеснула руками и отвернулась.

– Думаешь, я поверю, что ты меня любишь? – наконец, проговорила Кэссиди. – Ты, кроме себя, никого не любишь, именно поэтому ты достигла совершенства в самосохранении.

Джек знала, что Кэссиди имела в виду весь обман, на который Джек пустилась, чтобы спасти свою жизнь.

– Неправда! Я ненавижу себя, какой я стала. Я ненавижу свою жизнь. У тебя достаточно тонкое восприятие, чтобы увидеть это в моих глазах, я же знаю. Я видела, тогда в Ханое, ты это почувствовала. И чувствуешь сейчас.

– В одном ты права, – отстраненно проговорила Кэссиди. – Действительно, невозможно понять, что такое боль, пока не доверишь свою жизнь кому-то близкому и не узнаешь потом, что все это было гнусной ложью.

Этот был самый сильный удар, какой Джек получала в жизни.

– Прошу, не говори так. Я знаю, как сильно ты хочешь верить мне. И ты можешь, Кэссиди.

– Как я могу хотеть тебе верить, Джек?

– Можешь. Потому что я не одинока в этом. Потому что ты тоже это чувствуешь, – по щекам Кэссиди бежали слезы, лицо Джек тоже было мокрым. – Я знаю, что ты хочешь любить меня так же, как я все это время любила тебя.

Джек сделала еще шаг. Они почти касались друг друга.

– Черт бы тебя побрал, Джек, – вскрикнула Кэссиди и бросила пистолет на кровать. – Я не могу. Я не могу.

Она утерла слезы, размазывая макияж.

– Уходи. Прошу тебя, уйди отсюда, уйди из моей жизни.

В это мгновение заверещал брелок следящего устройства. Этот звук застал врасплох их обеих.

Кэссиди схватила брелок с прикроватной тумбочки, взглянула на дисплей, потом нагнулась, выуживая из-под кровати носки и начала обуваться.

– Похоже, они куда-то направились, – проговорила Джек.

Кэссиди не ответила, она просто запихнула брелок в рюкзак и приготовилась выходить.

– Позволь мне пойти с тобой, – Джек попыталась преградить ей путь.

– Шутишь? Я вообще не знаю, почему ты еще здесь, – сказала Рысь, отталкивая ее.

– Кэссиди, позволь мне пойти с тобой, – повторила она. – Ты не можешь ехать к ним одна.

– Пожалуйста, проваливай уже отсюда и дай мне самой разобраться с моей работой. В плане тебя, я, похоже, не могу выполнить приказ, но будь я проклята, если позволю Оуэнсу уйти.

– Если мы будем работать над этим вместе, то шансы поймать его выше!

– Я так не думаю, Джек. Учитывая, что интересы у нас разные, – Кэссиди окинула ее презрительным взглядом. – И этому русскому придется смириться, что маньяка поймали федералы. А ты… смогла же ты уйти от ОЭН? Уверена, что и на русского управу найдешь.

– Дело не во мне. Я переживаю за тебя.

Кэссиди повернулась к двери.

– Я не нуждаюсь ни в твоей помощи, ни в том, чтобы ты за меня переживала. И, по правде говоря, ты сама мне тоже не нужна. А теперь выметайся отсюда, гадина. И прячься снова там, откуда явилась, – она вышла, захлопнув за собой дверь.

Джек второпях обулась и схватила пистолет, но, выбежав на улицу, увидела, что Кэссиди уже умчалась на арендованной машине.

Джек подскочила к стойке рецепции и выпалила:

– Мне нужно взять в аренду машину.

Мужчина покивал и улыбнулся ей.

– Она осен рассердилас, – проговорил он и подмигнул Джек. Конечно же, он интерпретировал случившееся как ссору влюбленных.

– У нее есть на то все основания. Машину! – снова спросила Джек, изо всех сил стараясь не терять терпение.

– Сейсяс масина нет, мадам, – ответил вьетнамец, – завтра утром.

– Твою мать! – невольно выругалась Джек, но в следующий миг взяв себя в руки, степенно ответила извиняющимся тоном, – Я хочу сказать, очень жаль.

Она выбежала на улицу.

Несколько минут она бродила по переулкам, пока, наконец, не нашла то, что нужно: какая-то машина стояла в темном закутке между домами, на соседней улице в столь поздний час уже не было ни души.

Подойдя со стороны водительской двери, Джек удостоверилась в том, что сигнализация отсутствовала. Впрочем, седан был таким побитым, что сама противоугонная система оказалась бы наиболее ценной его деталью.

Джек посмотрела по сторонам, убедилась, что вокруг никого нет, прикрутила к пистолету глушитель и пальнула в заднее стекло. Оно растрескалось на миллионы кусочков. Джек выбила его локтем и залезла в машину. На то, чтобы завести мотор без ключа, ей хватило двух минут – и вот она уже мчалась по направлению к борделю.

Она не знала точно, куда направилась Кэссиди, но, насколько Джек помнила, и зеленая машинка, и минивэн стояли у дома Ханга. Если обе они куда-то сорвались среди ночи, это могло быть связано только с бизнесом.

Джек было все равно, что будет дальше с Оуэнсом, Хангом, Драшевым и даже ОЭН. Она ни о чем другом думать не могла, только о том, чтобы обеспечить Кэссиди безопасность. Джек все еще явственно ощущала ее прикосновения на коже, ее вкус на кончике языка, невероятные водовороты чувств захлестывали ее снова. Если бы понадобилось, она нашла бы способ уйти от них от всех. Но не от Кэссиди. Джек сама этого не хотела.

Они попали в абсолютно невероятную ситуацию. Она знала это, как знала, что Кэссиди не хотела больше иметь с ней ничего общего. Но ведь Кэссиди в конце концов оставила ее в живых. Джек надеялась, что основная причина была не в том, что она тоже когда-то была в ОЭН. Ей хотелось верить, что все определили чувства Кэссиди, которая тоже призналась в любви…

Вспоминая эти простые слова, Джек ощущала, что у нее растут крылья. Она была счастлива как никогда. Проклятье, я не допущу, чтобы с моим ангелом что-нибудь случилось.

Вдавив газ в пол, она неслась как фурия, пока впереди не показался злополучный бордель. Джек погасила фары и бросила машину в кустах.

v

Сигнал удалялся по направлению на север от Сайгона. Впереди лежала вилла Ханга. Было далеко за полночь, движение не было интенсивным, Рысь без усилий нагнала зеленую машинку. Та встала на светофоре впереди нее. Рысь видела, что в машине был только водитель, но света было не достаточно, чтобы разглядеть, индус ли был за рулем.

Рысь держалась на отдалении и проследовала на Matiz’ом в какие-то темные торговые кварталы, где в такой час все было уже закрыто. Выключив габариты, она припарковала машину у бордюра и, едва успела заглушить мотор, как увидела в зеркале заднего вида, что Matiz остановился у темной витрины. С такого расстояния Кэссиди не могла рассмотреть, чем торговали в том магазине. Водитель вышел из машины, направился внутрь. В окне зажегся тусклый свет. Позднего покупателя впустили. Через пару минут на улицу вышло двое мужчин, неся в руках пакеты и глубокие пластиковые емкости, – они положили все в багажник Daewoo. Потом они вдвоем вынесли из магазина большой ящик. Продавец остался в своем заведении, выключил свет, а водитель сел в Matiz и завел его. Лихо развернувшись на пустой дороге, он поехал обратно, навстречу Рыси.

Она пригнулась прежде, чем свет фар скользнул по ее машине, подождала, пока зеленая машинка скроется за поворотом, и только потом завела мотор. Посматривая на следящее устройство, Рысь проехала мимо магазина, чтобы выяснить, чем же там торговали.

Вывеска была на вьетнамском. Рысь отыскала внизу мелкие буквы. Надпись по-английски гласила:

«Ритуальные услуги

и

расходные материалы».

Сердце Рыси забилось часто-часто, она вдавила газ, надеясь нагнать Matiz. В подвале Оуэнса ФБР нашли немало всяких реагентов, в том числе формальдегид и другие бальзамирующие вещества. Рысь сразу подумала, что мужчина в Daewoo приехал за материалами по заказу «охотника за головами». А это значило, что и доставка самого главного для его работы должна была произойти в скором времени.

Уже через пару километров она снова увидела перед собой салатовую машинку. Водитель, очевидно, соблюдал сумасшедшие правила, которые, казалось, в Сайгоне были свои собственные, – старался не привлекать к себе внимания автоинспекторов.

Matiz двигался к центру города, но по пути остановился еще у одного закрытого магазина. На той улице движение было более чем оживленным для этого времени суток – там располагалось несколько баров и отелей. Рысь могла без опаски припарковаться поближе к Matiz’у, подозрений это не вызвало бы. В свете огней и неоновых реклам Кэссиди смогла рассмотреть водителя. Это, безусловно, был Аджаи. А вывеска на магазине говорила о том, что там продавались художественные принадлежности. Еще одно доказательство того, что поздняя вылазка за покупками была сделана для того, чтобы доставить Оуэнсу материалы для его жутких «творческих» замыслов.

В этот раз индусу пришлось стучать достаточно долго. И то владелец магазина отпер и впустил его только после того, как они обменялись несколькими фразами на вьетнамском. Если бы Рысь их и расслышала, все равно бы не поняла.

Через несколько минут Аджаи вышел с коробкой средних размеров, которую поставил в багажник ко всем прочим. Потом он уехал. Снова на север.

Когда зеленая машинка покинула пределы оживленного центра Сайгона, Рысь снова стала держаться на расстоянии, полагаясь исключительно на следящее устройство – иначе она вызвала бы у индуса тревогу, он бы понял, что за ним следят. В зависимости от ландшафта, Рысь сокращала или увеличивала расстояние до Matiz’а. Необходимо было убедиться, что водитель не заметит света фар. Первые несколько километров к северу от города они проделали в направлении виллы, но потом свернули на запад, где лежал пригородный район Кучи. Проехав еще километров тридцать, они оказались практически в джунглях.

Кучи. Название было знакомым. Проклятая сеть тоннелей, которыми во время Вьетнамской войны пользовались вьетконговцы.

Пульс Рыси учащался. Джек ведь говорила ей о том, с какой гордостью Ханг распространялся насчет «леса». Тот, мол, хранил секреты приезжавших развлечься бизнесменов, прибегавших к гнусным услугам Ханга.

Теперь сомнений не оставалось: зеленая машинка должна была вывести Рысь прямо к Оуэнсу.

Мигающий диод на следящем устройстве погас. До маячка оставалось километров пять. Рысь выключила фары и быстро сократила расстояние. Она поставила машину в густых зарослях на обочине, в пятиста метрах от цели. Схватив телефон и фонарик, она бегом направилась к месту, где был припаркован Matiz. Растущая луна давала достаточно света, чтобы разглядеть путь, но в джунглях по сторонам от дороги не было видно ничего. Сплошная черная стена деревьев.

Только Рысь отошла от своей машины, как впереди показался огонек. Укрываясь за деревьями, она короткими перебежками добралась до небольшой хижины, стоявшей у дороги. Дешевый кирпич, соломенная крыша, которая, казалось, многие годы не знала починки. Сбоку здания виднелся слабый огонек, скорее всего, от дизель-генератора. Рысь следила за тем, как Аджаи выгружал коробки, он поставил их одну на другую возле входа в хижину. Внутри свет не горел и никакого движения не наблюдалось.

Закончив с этим, Аджаи сел в машину и уехал тем же путем, что явился. Рысь подождала несколько минут, не приближаясь к хижине, в надежде, что Оуэнс должен был вот-вот выйти и забрать привезенные ему коробки. Тишина.

Что все это значило? Неужели она оказалась права, и он пользовался тоннелями, имевшими тут и там во всем районе выходы на поверхность? Достаточно ли система сохранилась со времен войны? Рысь достала «Глок» и осторожно обошла хижину сзади, прислушиваясь, не последует ли какого звука, чуждого ночным обитателям джунглей. Чем ближе она подбиралась к зданию, тем сильнее жужжание генератора заглушало все прочие звуки.

Окно сзади хижины было достаточно низко, чтобы заглянуть внутрь. Но, к сожалению, оно было забрано плотными занавесками и заперто. То же самое и с двумя другими окнами, спереди дома. Рысь потратила еще пару минут, изучая его снаружи, но никаких признаков того, что внутри кто-то был, не обнаружила. Оставалось заключить, что Оуэнс был где-то в другом месте.

Рысь подергала ручку двери. Как ни странно, заперто не было. Когда она включила фонарик, сразу поняла почему: воровать здесь было нечего.

В прихожей мебели вообще не было. В комнате Рысь увидела только пару старых стульев с мягкой спинкой, шатких, но еще вполне пригодных, да тиковый столик между ними.

За тонкой стенкой было подобие ванной – конечно, никакой канализации – умывальник с тазом под ним и новенький биотуалет. Тот закуток, где размещалась кухня, тоже не был оборудован нормальной раковиной с водой. Здесь было самое необходимое – пара тарелок, горшок и сковорода, электроплитка с одной конфоркой и банки с консервами да бутыли питьевой воды.

Задняя комната служила спальней. Узкая железная кровать со скрипучими пружинами, старый комод с двумя ящиками, где обнаружилось несколько комплектов мужской одежды, не ношенной. Два чемодана на полу оказались пусты. Ничто из найденного здесь не могло говорить о том, что в хижине проживал Оуэнс. Рысь не нашла ни паспорта, ни документов, ни личных вещей, если не считать новой одежды и пары пузырьков каких-то простейших средств для кожи, все вьетнамского производства.

А это значило, что все это у Оуэнса было спрятано где-то еще. Теперь мысль о туннелях казалась еще более правдоподобной. Удаленное место, где этот маньяк мог спокойно утолять свои чудовищные аппетиты, не боясь быть обнаруженным. Но где это?

Рысь вышла из хижины и, не выключая фонарик, начала искать вход в подземелье, вороша носком сапога опавшие листья.

 

Глава тридцать вторая

Джек подобралась к борделю сзади. Вокруг было темно и тихо.

Кирпичный забор, окружавший здание, был не меньше двух с половиной метров в высоту. Джек огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было к нему прислонить, чтобы перебраться. Соседнее здание относилось к промзоне, и рядом с ним стоял полный мусорный бак, в котором сверху лежала метровая металлическая бочка. Едва Джек притащила бочку к забору и встала на нее, послышался звук приближающегося автомобиля. На территорию борделя через главные ворота въехала какая-то машина. Схватившись за край забора, Джек подтянулась, чтобы заглянуть. Как раз в этот момент минивэн остановился у задних дверей борделя. Какой-то юноша вышел из машины и скрылся внутри.

Джек перелезла через забор, спрыгнув как можно тише на ухоженный газон. Наверное, Кэссиди села на хвост индусу и приехала за ним сюда. Но что если здесь-то ее и поймали? Тогда Джек должна была проникнуть туда и вызволить Кэссиди. Или же убедиться, что ее там не было, и исключить эту версию. Пригнувшись, она прокралась к задней двери. Она благодарила ночь за густую тьму, но слов ее признательности, конечно же, никто не слышал.

Джек подергала дверь. Заперто. При помощи отмычки она за полминуты проникла внутрь.

Она оказалась в тесной, но на удивление чистой кухне. Убедившись, что поблизости никого не было, она вышла в коридор, прислушалась и прокралась дальше. Ее чуткий слух улавливал вдали ноты восточной мелодии, той самой, что играла несколько часов назад, когда Джек приезжала сюда на правах покупателя.

Музыка для чудовищ, создающая им романтическое настроение.

В конце коридора одна дверь была открыта, и оттуда доносились обрывки разговора. Джек остановилась, прильнув к стене. Двое мужчин с характерно высокими голосами говорили на вьетнамском, и, как водится, очень быстро. Она едва успевала выхватывать ключевые слова. Зазвонил телефон, один из вьетнамцев ответил. Беседа длилась меньше минуты. Потом он доложил второму, что Аджаи выехал из джунглей и что уродливый американец готов.

Второй мужской голос произнес что-то вроде «тогда я сейчас туда еду».

Джек поспешно ретировалась, пока вьетнамец не вышел из комнаты и не заметил ее. Если Кэссиди следовала за индусом, то она оказалась там же, где и… Оуэнс. Джек должна была добраться туда как можно скорее, но она понятия не имела, как найти это место в бескрайних просторах леса.

Джек спряталась за кустами позади минивэна. Спустя минуту вышел юный вьетнамец, которого она уже видела. Он зашагал в ее сторону. Он бы мог привести ее прямо к Оуэнсу, но Джек прекрасно понимала, что пока она переберется через забор и сядет в седан, тот успеет скрыться из виду.

Джек оставалось только одно. Пока парень обходил машину, чтобы сесть за руль, она бесшумно забралась в минивэн через заднюю дверь.

v

Останки своего последнего «донора» Уолтер Оуэнс притащил в самый конец тоннеля и бросил там, поднявшись на поверхность лишь на минуту, чтобы оставить индусу записку. Простейший текст, все исключительно по делу.

«Можно забирать».

Потом он вернулся вниз, на свое рабочее место, чтобы насладиться красотой нового холста. Он терпеть не мог, когда тела оставались где-то поблизости, если он уже начал творить. Поэтому он был более чем доволен условиями договоренности с Хангом. Как только он получал лицо, достаточно было позвонить Хангу – и тот посылал человека, занимавшегося вывозом всего остального.

В этот раз даже не надо было звонить, потому что вскоре Аджаи должен был привезти заказанные материалы, а уж сообщение для людей Ханга он обязательно передаст. В джунглях была никуда не годная сотовая связь; пару раз Уолтеру приходилось садиться в машину и проезжать десятки километров в сторону Сайгона, чтобы поймать сигнал.

Последней девочке было лет шестнадцать, и кожа ее была великолепного светлого оттенка, тонкая, с голубоватым отливом, идеально-бледная. Уолтер изучал ее лицо. Оно плавало в формалине, а Оуэнс, склонившись над тазом с мечтательной улыбкой, гадал, какое же выражение придать такому прекрасному лицу. Негодование, решил он. Именно так можно было описать ее взгляд, самый первый, когда она только увидела, к кому привез ее Аджаи. Конечно, девочка сразу же попыталась скрыть свою реакцию от Уолтера, но он видел ее насквозь. Теперь ее лицо всегда будет носить это выражение.

Его новая коллекция уже начала формироваться, первые экземпляры висели на стене здесь же. Уолтер  оглядел свои творения. Минг, его первая, смотрела на него с радостной улыбкой наслаждения и счастья. Таковы были его собственные чувства, когда он принес ее в жертву. Вторая девочка, с безупречной кожей, подарила ему маску уверенности, непоколебимой решительности. Уолтер подумал, что долгое время теперь ни одна из его масок не получит горестного выражения. Ни отчаяния, ни печали.

Напевая себе под нос, он раскладывал на столе инструменты в ожидании доставки всего остального. Реагенты и краски, которые привезли в первый раз, не отвечали его высоким запросам. Уолтер злился на себя за то, что не дал сразу самых точных распоряжений о том, что было нужно. А ведь он заслуживал самого лучшего.

Всякий раз, когда предстояло начать работу над новым лицом, Уолтер не замечал, как шло время. Не успел он и оглянуться, был уже час ночи, а то и позже. Аджаи, скорее всего, давно все привез и уехал, а значит, машина, на которой забирали останки, уже в пути.

Уолтер прошел до конца тоннеля и забрался наверх по шаткой лесенке. Открыв люк, он выглянул наружу и остолбенел. Женщина.

Он никогда не видел ее прежде, она стояла возле хижины к нему спиной. Нигде не было видно огней машины, но заказ уже был на месте – коробки стояли, одна на другой, аккуратными башенками у двери. Значит, индус уже побывал здесь.

Кто же ты? Это была светлокожая блондинка; скорее всего, туристка, заключил Оуэнс, судя по джинсам и кроссовкам. Может быть, ее машина или мотороллер сломались по дороге, а она набрела на свет от генератора? Иначе и быть не могло – на много километров вокруг не было никакого жилья.

Уолтер смотрел, как женщина вошла в его хижину. Оуэнс, спотыкаясь, помчался за ружьем с транквилизатором.

Когда он вернулся к люку и приоткрыл его чуть-чуть, только чтобы посмотреть, где была женщина, оказалось, что она снова стояла у дверей. До нее было чуть больше десяти метров. Она стояла в тени огромного дерева и ворошила ногой листву.

Женщина повернулась спиной.

Сердце Оуэнса билось учащенно, он вдохнул несколько раз, как можно глубже, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Поднял винтовку, пристроил приклад к плечу. Целясь в центр спины женщины, он нажал на спуск.

Блондинка рванулась, сделала пару неуверенных шагов вперед, потянулась одной рукой за спину, рефлекторно пытаясь вытащить дротик инъектора, угодивший между лопаток. Упала и больше не шевелилась.

Сердце Оуэнса стало понемногу успокаиваться, он, тяжело дыша, вылез из тоннеля и подошел к женщине. Включив фонарик, он перевернул свою новую жертву на спину и охнул от удивления. Она была невероятно красива. Нет, она была совершенна. Ей суждено было стать лучшим, центральным произведением его коллекции.

Уолтер подтащил ее ко входу в подземелье, осторожно спустил вниз, а потом, аккуратно переступая, слез по ступенькам сам. Напевая себе под нос, он крепко взял своего нового «донора» за запястья и поволок по тоннелю в сторону своей новой мастерской.

Если работать быстро, успею подготовить второе тело к приезду уборщика.

v

Колорадо

– Что-что ты сделал? – заорал Монтгомери Пирс на Дэвида Атэра, перегнувшись через стол.

Они с Джоан только что поднялись в кабинет Атэра из лазарета. Свежий воздух не помог Пирсу увереннее держаться на ногах. Это Джоан настояла на том, чтобы Монтгомери показался врачам. Спустя два часа, когда были получены результаты анализов и ему дали необходимые медикаменты, Пирс почувствовал себя несколько лучше и мог вернуться к разговору о том, что им стало известно.

– Я приказал ее устранить, – повторил Атэр, вставая из-за стола.

– Да кто тебе право-то на это дал? – Монтгомери был вне себя. Он паниковал. Не успел он отойти от шока, как теперь – это.

– Я следую уставу, – проговорил Атэр в свою защиту.

– Успокойся, Монти, – Джоан накрыла его ладонь своей. – Он же действовал по протоколу.

– Вот именно, черт возьми, – вспылил Атэр. – Она дезертир. И знать ничего не желаю.

– Не все так просто, – сказала Джоан. – Ты давно звонил?

– Как только вы вышли, – ответил Атэр, с удивлением отмечая, насколько они оба встревожены. Он взглянул на часы, чтобы быть точным. – Два часа назад.

– И что сказала Рысь? – настаивала Джоан. Монти затаил дыхание.

– Что знает, где ее найти, и сделает все как можно скорее. – Атэр начал мерить помещение громадными шагами. – Я сказал ей позвонить, как только выполнит приказ.

– Она еще не звонила? – осторожно уточнила Джоан, крепче сжав руку Пирса.

– Нет.

Монти вздохнул с облегчением и, схватив телефон Атэра со стола, набрал номер Рыси. Когда ответа не последовало, он пропустил голосовое приветствие и, нарушая устав, сразу, без дополнительной аутентификации, перешел к меню записи сообщения голосовой почты.

– Отмена приказа Атэра по части Жаклин. Позвони мне, как только получишь это сообщение.

Он глубоко вздохнул и сел в кресло Атэра. На мониторе перед ним было изображение Джек, на весь экран. Та самая фотография, которую сделала Рысь. Монти подался вперед и провел большим пальцем вдоль шрама на щеке.

– Надеюсь, еще не слишком поздно.

Атэр перестал метаться по комнате, остановился у своего стола.

– Что, вообще, тут происходит? – вскричал он, переводя взгляд с Монти на Грант и обратно. Джоан стояла за спиной Пирса, положив руки ему на плечи.

– Никому не трогать Хардинг! – приказал Монти, не сводя глаз с фотографии. – Я доходчиво изъясняюсь?

– Я повторю. Что здесь происходит? – теперь Дэвид проговорил это сконфуженно.

– Она мне нужна живой, – сказал Монти.

– Зачем?

Джоан стиснула его плечи:

– По ряду причин, которые мы не готовы сейчас обсуждать.

v

Кучи, Вьетнам

Уолтер схватил женщину за кисти, перешагнул через нее и приготовился снова тащить. Он думал о том, что надо бы пожаловаться Хангу на низкие своды тоннеля. Его люди должны были откопать побольше. Слишком тесно.

Сколько это заняло бы времени? Наверное, немало, как минимум несколько недель, ведь тоннель был очень длинным. «И пришлось бы допустить в свое потайное убежище посторонних», – подумал он. Пока шли подготовительные работы, это было еще в порядке вещей, но теперь-то это было его место. И, что самое ужасное, творческий процесс на время проведения ремонтных работ пришлось бы приостановить. В конце концов Уолтер решил, что высота сводов того не стоила и вполне можно было обойтись без расширения тоннелей, пусть это и означало постоянно терпеть значительные неудобства. Хотя перед его приездом рабочие Ханга и сделали потолки почти на полметра выше, Уолтеру было непросто протискиваться там даже одному. Что и говорить о том, чтобы протаскивать в мастерскую бесчувственную женщину. Ему приходилось склоняться низко и волочить, постоянно перехватываясь, выгадывая каждый метр пространства и принимая немыслимо неудобные положения. Остановившись в очередной раз, чтобы перевести дыхание, Уолтер в неверном свете тусклой лампочки оглядел доставшийся ему подарок судьбы.

Веки его новой жертвы были плотно сомкнуты, а губы, напротив, соблазнительно раскрыты. Он любовался идеальным контуром ее совершенного лица с безукоризненно правильными пропорциями, симметрией черт, овальной линией волевого подбородка. Без всякого сомнения, из всех его «доноров» она была самой очаровательной. Напевая, он протащил ее еще несколько метров. Полпути позади.

Через несколько минут он приволок ее в мастерскую, опустил на пол, потянулся, выгибая затекшую спину. Поясница ужасно ныла. Уолтер окинул взглядом прелестную женщину, распростертую перед ним, и нахмурился, увидев, сколько грязи прилипло к безупречному лицу, пока они проделали весь путь по тоннелю. Уолтер решил, что следующему «донору» оденет на голову пластиковый мешок, прежде чем спускать в подземелье. Собравшись с силами, он водрузил ее на стальной стол и надежно привязал руки и ноги, как поступал с каждой жертвой. Напевая, он наполнил раковину водой из умывальника и обмакнул туда марлевую салфетку, заботливо отжав. Уолтер любовно вытер лицо женщины, возвращая ему совершенство.

Женщина издала слабый стон, но еще не очнулась.

Уолтер устало потер глаза. Их щипало от реагентов, но, самое неприятное, что у него начиналась мигрень. Работа еще никогда не доставляла ему столько неудобств. Когда он творил в Аризоне, случались нечастые приступы головной боли, но до самых жутких симптомов удавалось не доводить, благодаря регулярным проветриваниям подвала, установке вентиляторов и, конечно, значительным перерывам между жертвами.

Он хотел закончить с этой работой как можно скорее: пока не разыгралась мигрень, пока не приехали люди Ханга. Часто моргая, он наклонился над своим новым «донором», силясь сосредоточиться. Она начала шевелиться. Еще немного, и придет в себя.

Он включил лампу местного освещения, пододвинул ее к столу и отошел к полкам с рабочими принадлежностями, чтобы приготовить шприц. Его сердце трепетало от счастья – он поднес иглу к свету, мерно постукивая ногтем по корпусу шприца, чтобы избавиться от пузырьков воздуха, надавил немного на поршень – и они вышли вместе с небольшим фонтанчиком яда.

– Ты станешь моим лучшим творением, – сказал Уолтер, скорее себе, чем ей.

Он проверял остроту скальпеля, когда услышал, как женщина начала метаться.

Улыбнулся.

– Все пройдет безболезненно, обещаю. Если ты не будешь сопротивляться.

Он повернулся не сразу, оставляя ей время осознать происходящее и смириться с судьбой, принять неизбежное.

Она смотрела на его коллекцию, как зачарованная. В глазах ее застыло удивление.

– Само совершенство, а? – спросил Уолтер.

Его внезапно обретенный прекрасный белокурый «донор» снова начал отчаянно пытаться освободиться. Ее борьба была совершенно бесполезна, но она все равно не сдавалась, словно путы можно было порвать неимоверным напряжением воли.

Уолтер подошел ближе, любуясь ее силой, ее волей к жизни, к побегу. Он терпеливо ждал, пока она выбьется из сил и сдастся, прекратит бесплодные попытки сопротивления.

Предвкушение заставляло его сердце стучать чаще.

– Ты такая красивая, – прошептал он, лаская в забытьи большим пальцем поршень шприца. Он выбирал, в какую точку на ее изящной шее вонзить иглу.

– И скоро твоя красота будет принадлежать мне.

v

Минивэн остановился. Джек взглянула на часы. Они были в пути не больше получаса, но мысль о том, что Кэссиди в опасности, меняла восприятие времени. Казалось, дорога заняла целую вечность.

Вьетнамец заглушил мотор и вышел. Через несколько секунд Джек выглянула между задними сиденьями. Они припарковались у небольшой хижины, которая, как заключила Джек, принадлежала Оуэнсу. У двери в домик были сложены коробки и пластиковые емкости. Вокруг были джунгли. Джек боковым зрением следила за водителем. Тот включил слабый фонарик и, едва выйдя из машины, растворился в лесном мраке.

Джек выбралась из минивэна и, пригнувшись, перебегая от дерева к дереву, тихо-тихо последовала за вьетнамцем. Отойдя метров на десять от машины, парень стал ворошить ногами листья. Не найдя, очевидно, то, что искал, он начал водить фонариком, нагнулся, чтобы что-то рассмотреть. У Джек сердце ушло в пятки, когда она увидела, что вьетнамец поднял с земли. Это был мобильный Кэссиди. Парень снова стал разгребать листья, пока не отыскал потайной люк. Открыл его.

Так вот, где этот ублюдок.

Он прятался в тоннелях Кучи, где никто не смог бы помешать ему воплощать свои чудовищные фантазии.

Не раздумывая, Джек подбежала к вьетнамцу и, схватив сзади за голову, одним движением свернула ему шею и отбросила в сторону осевшее мешком тело.

В панике она схватила его фонарик и распахнула люк, ведущий вниз. Снизу торчала лестница, но Джек просто спрыгнула. Приземление отдалось болью в лодыжках; Джек зашипела, прикусывая губу. И в этот миг увидела, что прямо перед ней бездыханное тело. Ближайшая лампочка была довольно далеко, где-то в середине тоннеля, Джек дрожащей рукой направила фонарик на труп. Луч голубоватого света выхватил пару женских ног.

– Кэссиди! – вырвалось у Джек, не успела она опомниться. К горлу подкатил ком, пульс бешено стучал в ушах. Джек отвернулась. Ее колотила крупная дрожь. Собравшись с духом, она снова посветила на тело. Лицо было срезано. Но это точно была не Кэссиди. Скорее всего, жертва была азиаткой, и волосы у нее были темные, коротко стриженные.

Согнувшись в три погибели, Джек, едва не поскальзываясь, в спешке стала пробираться по корридору. Быстро двигаться в такой тесноте было невозможно. Проход резко забирал вправо, откуда доносился сильный запах каких-то химикатов. Еще метров десять – и впереди показался яркий свет: тоннель открывался в просторное помещение. Она шла и шла, с пистолетом на изготовку, держа перед собой фонарик и проклиная низкий земляной свод. Добравшись до освещенного помещения, она заглянула за угол. Тихо. Оуэнса там не было.

Но на металлическом столе привязанная широкими ремнями лежала Кэссиди – Джек узнала ее по одежде. Лица не было видно – оттуда, где стояла Джек, можно было разглядеть только светлую макушку. Но Кэссиди не двигалась.

Джек тихо позвала ее по имени.

Ответа не последовало, Кэссиди не пошевелилась. Джек заставила себя сделать шаг по направлению к столу. Затаила дыхание. Она не в состоянии была двинуться с места. Как она могла жить дальше, узнав горькую правду? Если правда была в том, что оказалось слишком поздно. Сердце металось в грудной клетке, пытаясь вырваться, словно раненый зверь.

– Кэссиди, – повторила Джек чуть громче, и на этот раз та пошевелилась, попыталась поднять голову. Джек подбежала к ней, не веря своему счастью, ее ликующее сердце готово было разорваться. Джек больше не могла сдерживать себя, слезы градом покатились по лицу.

Кэссиди была привязана, у нее был заткнут рот, но, судя по всему, она не пострадала. Она что-то промычала и закатила глаза, точно ее мучила нестерпимая боль. Джек вышла из блаженного транса.

– Оуэнс? – спросила она, вынимая тряпичный кляп изо рта Кэссиди.

– Туда ушел, – с трудом проговорила та, бессильно кивнув на боковой тоннель. Она взглянула на Джек из-под отяжелевших век.

– Спаси... бо тебе.

Джек резала ремни, удерживавшие Кэссиди:

– Не знаю, что бы я делала, если...

– Я рада, что, когда я велела тебе убираться, ты не послушала, – проговорила Кэссиди, силясь подняться, хотя бы сесть.

Джек обняла ее, помогая встать.

– Думала, от меня так легко отделаться? – улыбнулась она. Кэссиди попыталась улыбнуться в ответ. – Ты в порядке?

– Мне никогда в жизни не было так страшно, – дрожащим голосом призналась она.

Джек обняла Кэссиди обеими руками, прижимая к груди.

– Все позади. Все будет хорошо, – ласково прошептала она.

– Еще немного, и я оказалась бы среди них, – Кэссиди кивнула в сторону масок и разрыдалась, уткнувшись в плечо Джек, содрогаясь всем телом. – Я так испугалась. Я постоянно думала о тебе.

Джек оглянулась на две жуткие маски на стене.

– Я его урою, – она обняла Кэссиди еще крепче.

– А если бы ты меня не нашла?

– Ну нашла же. Это главное, – Джек с трудом удавалось сдержать ярость. Первые волны эйфории, накатившие, когда она нашла Кэссиди живой, схлынули; осталась только злоба. Жажда мести, какой Джек не испытывала с тех пор, как вернулась из Израиля.

– Надо выбираться отсюда, – проговорила Кэссиди, тревожно озираясь и хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Она знала, что Оуэнс мог вернуться в любую минуту.

– Прошу тебя, вытащи меня отсюда.

– Есть, мисс. Пистолет при тебе?

– Я... – Рысь поморгала, разгоняя пелену перед глазами. Джек помогла ей спуститься со стола. Она едва держалась на ногах, но в этом адском вертепе не могла больше находиться ни секунды. – Я уронила его... Не помню. Может быть, возле хижины. Потом потеряла сознание. Он в меня попал каким-то дротиком, что ли.

– Ладно, там посмотрим. Пошли.

Джек взяла ее за руку и медленно повела по тоннелю.

– Не смотри, – предупредила Джек, когда они добрались до выхода. Она встала так, чтобы Рысь не видела тело и помогла взобраться на лестницу. Возле самого люка она включила фонарик.

– Осторожно, в дерьмо не вляпайся.

Рысь увидела на земле тело мужчины, а рядом с ним свой мобильный.

– Он приезжал за останками жертв. Нужно же было его опередить, – без эмоций объяснила Джек, глядя на тело.

– Гореть ему в аду, – процедила Рысь, подбирая возле трупа свой телефон. Пошатываясь, она побрела к тому месту, где упала, получив заряд из инъектора. Джек шла за ней. Луч фонарика скользнул по блестящей поверхности пистолета, присыпанного листвой. Рысь вложила «Глок» в кобуру на поясе и указала куда-то в сторону дороги.

– Машину я оставила там.

Они направились к авто, Кэссиди шла уже достаточно уверенно.

– Хочешь, отвезу тебя в отель? – спросила Джек, сев за руль.

Теперь, когда подземелье было позади, страх Кэссиди сменился злобой.

– Мне плевать, если я больше никогда не смогу ночью глаз сомкнуть, но мне точно не будет покоя, если я не заставлю этого психопата РЫДАТЬ.

Сознание Кэссиди, затуманенное наркотиком, постепенно прояснялось; она чувствовала себя увереннее с каждой минутой. Открыв рюкзак, она нащупала брелок от следящего устройства.

– Я с тобой, – Джек посмотрела на Рысь. – Да, нравится тебе или нет, я иду с тобой.

В голосе Джек звучала решимость, не допускавшая возражений. Она смотрела на Кэссиди тяжелым серьезным взглядом. Рысь взглянула ей в глаза и улыбнулась:

– Хорошо.

Она включила следящее устройство. Почти сразу, едва оно связалось с маячком, раздался писк.

– Так, похоже, Аджаи куда-то едет. Он от нас в пяти минутах. Несется прочь отсюда, – она протянула прибор Джек.

– Я так понимаю, он подобрал эту больную задницу, Оуэнса, и едут они куда-то недалеко, – Джек посмотрела на дисплей и вдавила педаль газа.

Они знали, что должны поймать Оуэнса этой ночью, пока его друзья не помогли ему снова исчезнуть.

 

Глава тридцать третья

Рысь прослушала сообщение дважды, чтобы убедиться, что она все поняла верно. Она проверила голосовую почту, как только села в машину, и теперь сомневалась, стоит ли звонить в штаб-квартиру. Кэссиди знала, что первый вопрос будет, устранила ли она Джек. А что ей было отвечать? Конечно, она была рада, что приказ отозвали. Получив распоряжение Пирса, она широко улыбнулась и повернулась к Джек:

– Похоже, Хардинг, тебе удалось соскочить с крючка.

Та смотрела на Кэссиди с удивлением, ничего не понимая.

– Это был Монти, – объяснила Рысь. Он оставил мне сообщение. Отменил приказ Атэра... насчет тебя.

– Ага, похоже, они решили взять меня живьем.

– Он этого не говорил. Интересно, почему они передумали.

Джек подняла бровь, ухмыляясь.

– Кто их знает. Но я не против.

Сигнал следящего устройства привел их к вилле Ханга. Когда пришло сообщение о том, что машина с маяком остановилась, они были в паре километров от нее. Так что, когда девушки подъехали, все уже были внутри.

Джек припарковала машину за кустами. Выходя, Рысь проговорила:

– По идее, Ханг должен думать, что к произошедшему у Оуэнса мы отношения не имеем. Тебя он не видел, а меня, скорее всего, воспринимает как заблудившуюся туристку.

– И все же мы должны пробраться туда незаметно. Как ты собираешься объяснять, по какому такому делу мы явились в два часа ночи? – проговорила Джек. – И нам надо действовать быстро. Не удивлюсь, если они решат устранить Оуэнса. Ведь если его поймают, то следующим, как ты догадываешься, будет Ханг.

– Тогда нужно добраться до него первыми. Он мне нужен. Живым. – Рысь осознавала, что у Джек совсем другие интересы. Последнюю фразу она произнесла, не отрывая взгляда от Джек, внимательно наблюдая за ее реакцией.

– Я понимаю, – кивнула та. – Послушай, я здесь только потому, что не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Собственной головой я не так уж дорожу: мне не впервой пускаться в бега. А единственная причина, по которой я хотела бы убить этого сукина сына своими руками, – в том, что он пытался сотворить с тобой. Все. Пошли. Готова?

– Как и ты, – ответила Рысь.

Джек положила руку ей на плечо.

– Рысь, будь осторожна, прошу тебя.

Первый раз она использовала кодовое имя, обратившись к Кэссиди. Та подумала, что, хотя Джек восемь лет назад отошла от работы на ОЭН, она продолжала в глубине души оставаться ЭТС. И в опасной ситуации автоматически следовала Уставу.

В конце концов, они были при исполнении...

– Отбивка-то какая? Фантом? Призрак?

– Как же странно слышать это от тебя.

– Обеим странно, думаю.

– Сможем туда попасть тем же путем, что ты в прошлый раз?

– Есть только один способ это узнать. Попробовать, – Рысь, крадучись, обошла особняк и вскарабкалась по кирпичной кладке на угловой балкон второго этажа. Джек прикрывала ее внизу, держа на изготовку браунинг.

В этот раз красный огонек сигнализации горел. А это значило, что, если они хотели попасть в дом таким путем, пришлось бы сначала добраться до системы питания сигнализации и перерезать провода. Слишком долго и слишком опасно. Рысь спустилась.

– Так мы не залезем, – доложила она Джек. – Там тревожка включенная.

– Я могу закоротить проводку, и у тебя будет несколько секунд, чтобы пробраться внутрь. Но, учитывая, что Ханг сейчас на ушах, его верзилы за считанные секунды обыщут весь дом, – рассудила Джек. – Пойдем через парадную дверь.

– Там же охрана? – удивилась Рысь.

– Подойди к нему с этой стороны. Отвлеки, а я сделаю остальное.

– Ты должна действовать быстро. Сама сказала, он не поймет, какого я тут делаю среди ночи.

Рысь обогнула дом справа, а Джек – слева. Вьетнамец в синем костюме стоял у крыльца лицом к дороге. Он лениво посасывал сигарету, на плече его висела M16.

Рысь вышла из-за угла и сразу же заговорила с охранником, привлекая его внимание.

– Простите, сэр, я сегодня тут была, и...

Мужик повернулся, рефлекторно наставив на Кэссиди винтовку. Больше он ничего сделать не успел.

Джек подскочила к нему сзади, закрыла ему рот ладонью и одновременно полоснула ножом поперек горла. Затем придержала тело, чтобы оно опустилось на землю бесшумно. Рысь подбежала к ней и помогла перетащить труп за угол.

Они зашли в дом через парадную дверь. Из кабинета на первом этаже доносилась вьетнамская речь. Джек подобралась поближе, следом за ней – Кэссиди. Дверь была приоткрыта, прямо за ней, блокируя вход, стоял еще один мордоворот. Джек услышала, как Ханг сказал, что американца в его доме быть не должно. Аджаи возразил, что понятия не имел, куда еще его везти.

Тогда Ханг проговорил, что американца нужно убить, потому что своим присутствием он подвергал риску их всех. В голосе Ханга звучало отчаяние. Потом Джек услышала старческий голос. Тот слепец, который присутствовал во время встречи? Спокойным ровным тоном он возразил, что, раз их гость приносит немалые деньги, его лучше оставить в живых.

На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина. Потом заговорил Оуэнс. Конечно, он не мог понимать смысла того, что говорилось на вьетнамском. Но, несомненно, видел, что его партнеры не могли достичь согласия. Видимо, они смотрели на него с подозрением, и он понял, что в тот момент решалась его судьба.

– Я же не знал, что девица была не одна, – процедил Уолтер. – Это была ошибка. Этого больше не повторится!

– Ты придурок, – по слогам протянул Ханг, не скрывая злобы. – Мы же тебе предоставили все, о чем ты просил. И ты не должен был хватать еще кого-то, заниматься самодеятельностью. Таков был уговор!

– Простите! Такого больше не повторится, – взмолился Оуэнс. – Она стояла там, все смотрела, везде рыскала. Я и запаниковал. Я даже не собирался делать из нее «донора», но потом  увидел ее лицо и не смог удержаться. Она же само совершенство.

Джек стиснула челюсти до боли.  В тот момент ей хотелось лишь одного – ворваться в кабинет и оторвать Оуэнсу голову на виду у всех.

– Что же теперь будет? – спросил Уолтер.

– Туристка пойдет в полицию. Если она уже не там, – сказал Ханг, – и к моменту, когда она покажет им тоннель, меня тут быть не должно.

– Может, мы успеем вывезти мои маски? – заныл Оуэнс.

– Мы на такой риск не пойдем, – твердо ответил Ханг.

Если раньше насчет надежности Оуэнса у них еще были сомнения – или, скорее, иллюзии, – то теперь их, конечно же, не осталось, – подумала Джек. Его сумасшествие было слишком очевидным. Между тем сам он не осознавал, что теперь все они были в опасности. Все, включая его самого. И, разумеется, они вот-вот от него избавятся.

Именно на этом продолжал настаивать Ханг. Говорил он по-вьетнамски.

На этот раз старик не возражал и даже уточнил, что сделать все требовалось немедленно.

Потом заговорил индус, причем вежливо и спокойно, чтобы Оуэнс не заподозрил, что судьба его уже предрешена:

– Мистер Страйкс, мы Вас где-нибудь спрячем, пока не решим проблему, которую Вы создали, –  сказал Аджаи. – Потом подыщем Вам новое место. Я позвоню своему человеку, а он Вас заберет и доставит в безопасное место.

После этих слов Рысь, стоявшая ближе к кабинету, подала Джек знак, чтобы та открыла дверь в соседнюю комнату. Джек повернула ручку и заглянула внутрь. Это было техническое помещение, где располагались выключатели основной электросети. Она сразу поняла, что задумала Рысь.

Кивнув в ответ, Джек замерла в ожидании. Рысь заняла удобную позицию, потом подняла руку и дала отсчет до трех, загибая пальцы. На счет «три» Джек вырубила освещение в доме, а Кэссиди метнула нож в горло охраннику, стоявшему в дверях.

Не успел мордоворот повалиться на пол, обе они уже были в кабинете, пистолеты на изготовку. Джек прикрывала Рысь со спины.

В кабинете было два панорамных окна, ярко светила луна и оказалось не так темно, как рассчитывала Рысь. По силуэтам легко можно было понять, кто есть кто.

Ханг стоял в центре кабинета, укрываясь за массивным стулом, и палил без разбора в их направлении. Аджаи у него за спиной вызывал подмогу по мобильному. Рысь не могла допустить, чтобы он успел дозвониться своим людям. Она готова была выстрелить, но Джек ее опередила, и Аджаи повалился навзничь.

Ханг пригнулся, закрывая голову руками, а макушка Оуэнса виднелась из-за дивана. Рядом с ним Рысь различила кого-то еще.

Ханг обратился к этому человеку на вьетнамском.

– Что вам нужно? – подал он голос из-за спинки стула. – Давайте договоримся!

Очевидно, он узнал американскую покупательницу и ее девушку, но не мог понять, какого черта они делали в его доме.

– Нам нужен твой клиент. Тот самый, которого вы так прячете, – проговорила Джек.

– Что вы от него хотите?

– После того, как он едва не срезал моей девушке лицо этой ночью? – Джек использовала их прикрытие как покупателей, чтобы вынести за скобки настоящие причины своего визита. Рысь оценила преимущества такой тактики.

– Так это была твоя женщина? – спросил Ханг.

– Да, – ответила Рысь, – и мы без него не уйдем. Более того, мы возьмем его живым.

– Это была ошибка, – спокойным голосом проговорил Оуэнс. – Она вообще не должна была там оказаться.

– А откуда вы узнали, что его привезли сюда? – подозрительно спросил Ханг.

– Ты же сказал, что вы размещаете своих клиентов и привозите им товар в джунгли. Я видела, что он сделал с девочкой-азиаткой, которая лежала у входа в тоннель. Такой придурок мог быть только вашим клиентом, – ответила Джек. – И, как сказала моя милая девушка, мы хотим его живым. Я хочу, чтобы ад показался ему самым приятным местом к моменту, когда я его отправлю туда.

– А если мы его вам отдадим, вы оставите нас в покое? – спросил Ханг.

– Да, – ответила Рысь. Разве если бы ей выдали Оуэнса, она не готова была бы махнуть рукой на всех остальных? Она отсняла достаточно материала на Ханга, чтобы его легко могли привлечь. И федералы наверняка уже готовились это сделать.

– Тогда забирайте его, – проговорил Ханг.

– Рысь положила руку на локоть Джек, чтобы та опустила пистолет, но сама продолжала держать Ханга на прицеле.

– Выведите его нам, – приказала Джек. – Я не буду стрелять.

– Она лжет, – выкрикнул Оуэнс. – Они меня заберут, а вас все равно застрелят! Им верить нельзя. Вы, вообще, их знаете? Может, они из полиции или ФБР?

После предупреждения Оуэнса Ханг замолчал.

– А откуда мне знать, что вы не обманете? – спросил он Джек.

– Ты меня знаешь, – ответила та, словно более нелепого вопроса и быть не могло. – Ты же меня проверял. Я, по-твоему, что, на гребаного федерала похожа?

– А девка твоя? Что-то раньше она не похожа была на такую, которые с пистолетом управляться умеют.

– Уж я ее научила за себя постоять, поверь мне. Да и ты сам знаешь наш бизнес. Никому не доверяй. А особенно – любимым.

– А откуда мне знать, что ты не станешь стрелять? – настаивал он.

– У меня к тебе никаких вопросов нет. И потом, ты мне нужен для бизнеса. Но если ты встанешь у меня на пути, я тебя пристрелю, как твоих псов.

– Добро, партнер, – сказал Ханг, очевидно, пытаясь уверить Джек, что они на одной стороне. – Я тебе его выдам. Он и так нам уже немало проблем принес. Мы и сами, в любом случае, хотели покончить с ним. – Ханг медленно вышел из-за своего укрытия. Он поднял обе руки, чтобы показать, каковы его намерения, пусть он и сжимал в правой пистолет. – Не стреляй, Джек.

Рысь и Джек обе наставили на него свои стволы, выжидая, что он собирался делать.

Ханг подошел к дивану, не сводя с них глаз и держа руки над головой. Подойдя к Оуэнсу, он приставил пистолет к его голове.

– Поднимайтесь, мистер Страйкс.

Следующее, что Рысь смогла понять, это что пистолет Ханга оказался у Оуэнса, а вьетнамец кричал от боли, держась за правую руку, и прижимая ее к себе. Потом Рысь заметила, как в лунном свете блеснул скальпель. Оуэнс ухитрился всадить его так глубоко, что лезвие прошло насквозь.

– Я тебе не позволю так щедро распоряжаться моей жизнью, – холодно процедил Оуэнс, и дважды выстрелил в Ханга. Тот упал и больше не двигался.

– Оуэнс, ты отсюда живым не выйдешь, – предупредила Джек.

– А ты и имя мое знаешь? Как мило и забавно, – Рысь слышала изумление в голосе Оуэнса. Похоже, ему это, и правда нравилось.

– Можешь прекратить свои глупые угрозы. Я знаю, что я тебе нужен живым. Если бы это было не так, ты бы уже диван весь пулями продырявила. Вопрос-то в чем? Почему я еще жив, так? Может, Ханга тебе и удалось обмануть, мол, ты тут ради бизнеса, но, Джек-Джек-Джек, неужели, тебе в голову может прийти, что я стану доверять кому-либо? На кого вы с этим ангельским созданием работаете? Неужели, федералы пронюхали, где я?

– Мать твою, – вскричала Джек, и в голосе ее была смертельная угроза, – не смей ее так называть.

Рысь взглянула на нее, пытаясь понять, почему замечание об ангелах вывело Джек из себя. У Джек дрожали руки, точно она с трудом удерживалась от того, чтобы поднять направленный в сторону дивана пистолет и всадить Уолтеру пулю в живот.

– Как она обиделась, а? – радостно поддразнил Оуэнс, – А твоя партнерша в курсе, что у тебя на нее стоит, а?

– Оуэнс, заткнись, – сказала Рысь.

– А ведь твоей красоте я мог подарить бессмертие, знаешь, – проговорил он, обращаясь к Кэссиди, – что же ты так настаиваешь на том, чтобы позволить времени и старости изуродовать твое прекрасное лицо? Ну как же так можно... Зря, зря тратить...

– Зря – это ты, урод на свет появился, – ответила она, хотя знала, что, вступая в разговор с психопатом, только даешь ему стать сильнее.

– Да, я отвратителен. Но маски помогают мне стать красивым. Очаровательным. Сии-и-ильным. Если бы ты увидела, ты бы поняла.

– Твои жуткие маски только подчеркивают твое ничтожество, придурок, – прокричала Джек, – ты используешь ни в чем не повинных женщин, думая, что можешь таким образом исправить свое уродство. Но ты навсегда останешься монстром, как ты не поймешь.

Джек шагнула к Рыси, блокируя правую сторону кабинета, Кэссиди встала слева. Они начали медленно приближаться к дивану, каждая со своей стороны, держа Уолтера на прицеле.

Он, конечно же, слышал их приближение.

– Еще шаг, и я застрелю старика, – взвизгнул Оуэнс.

– Он твой последний козырь. Разыграй, как тебе больше нравится. Мне без разницы. Окажи  этому миру небольшую услугу, избавив еще от одного изверга.

– А ну назад! Я же слышу, что вы подходите!

Пригнувшись, Джек скрылась за краем дивана так, чтобы Оуэнс ее не видел. Рысь сделала то же самое со своей стороны и перегнулась через спинку дивана. Оуэнс сидел к ней спиной, глядя в ту сторону, откуда ожидал появления Джек. Если бы Джек сейчас высунулась, то старик, сидевший, не шевелясь, оказался бы между ней и Оуэнсом, под перекрестным огнем.

Она скрылась за подлокотником дивана.

– Все кончено, Оуэнс. Опусти пистолет.

– Вы меня не застрелите, – уверенно проговорил он, точно напоминая.

– И ты ни в одну из нас не выстрелишь, – сказала Рысь. – Потому что вторая всегда сможет тебя скрутить и доставить куда надо. Только в этом случае у тебя будет прострелена рука, так что тебе же хуже.

– Может, и так. Но хочется тебе посмотреть, как твоя девушка погибнет? – спросил он.

– Мы вообще-то собирались доставить тебя живым. Но знай, что мне ничего не стоит снести твою уродливую башку, если придется, – ответила Рысь, снова выглянув из-за подлокотника. Старик, похоже, решил, что самое время уходить с линии огня, раз ничего из сказанного к нему не относилось. Он начал пятиться в сторону от Оуэнса, туда, где сидела Джек, но Уолтер схватил его за шиворот. Какое-то время они боролись, старик старался скинуть его с себя – для Рыси наступил момент действовать.

Она приблизилась сзади и приставила «Глок» к затылку Оуэнса, убедившись, что он отчетливо ощущает давление ствола.

Джек секундой позже приставила пистолет к его виску.

– Опусти оружие, – проговорила она по слогам.

Он подчинился. Рысь пнула пистолет подальше.

– Поднимайся.

Оуэнс и старик одновременно встали на ноги, только вьетнамец замешкался, пытаясь нашарить трость. Джек толкнула старика в кресло, и тот безвольно плюхнулся.

Оуэнс повернулся к Кэссиди.

– Зря, зря, зря, – улыбнулся он. – Ты была бы моей лучшей работой. Красивая, смелая. Такая дала бы мне больше силы, чем все остальные.

Рысь вспомнила то жуткое чувство, которое испытала, будучи привязанной к столу этого психа. Вернулись отчаяние и беспомощность, страх, что она могла разделить участь его несчастных жертв. Она с трудом устояла на внезапно ослабевших ногах, силясь не выдать ужаса выражением лица.

– Заткнись, урод, – Джек встала между Рысью и Оуэнсом, глядя на него с отвращением.

В ответ тот пялился на нее, не моргая. Во взгляде его было любопытство и что-то еще, но что – Рысь не могла разобрать.

– Ты и я... мы ведь одно и тоже, так? – спросил он Джек, изучая ее лицо. – Шрамы... куда глубже, чем видит глаз.

Он улыбнулся ей, почти сочувственно, продолжая смотреть в глаза, ища ответа.

– Поэтому нам нужны такие, как она, да? – добавил он, кивнув на Рысь. – Без них мы не можем быть целостными, быть сильными, без них жизнь теряет смысл. Иначе как можно жить, став тем, кем мы стали?

– Я сказала, заткнись, – голос Джек дрогнул.

– Так же как и я, Джек, ты нашла свой способ существования в мире, который тебя отверг.

– Не смей сравнивать меня с собой. Ты ничего обо мне не знаешь, – Джек ткнула пистолетом Оуэнсу в лоб.

Рысь видела, с каким трудом Джек сдерживала себя от того, чтобы его убить и тем самым заставить замолчать. Его психологические выпады были нацелены на то, чтобы вывести ее из равновесия. И, что самое страшное, это работало. Ее нарастающее напряжение говорило о том, что слова Уолтера достигали цели, а это лишь мотивировало его продолжать.

– В чем я виноват? Что нашел способы выжить в мире, где ценность личности определяется молодостью и красотой? – проговорил он. – Что же плохого в том, чтобы сделаться сильнее и лучше, чем они думают? А они всегда меня считали чужаком. Недостойным. Видишь, Джек, такие женщины, как твоя партнерша, никогда не полюбят таких, как мы, если мы не спрячем свое уродство. Что ты прячешь за этим шрамом, Джек? Это мне не под силу изменить свою внешность, но для тебя-то убрать шрам – лишь одна несложная процедура, а? Чьего прощения ты жаждешь? Зачем ты носишь этот шрам? Думаешь, они тебя простят? – он посмотрел на Рысь с самодовольной ухмылкой.

– Джек, пора кончать. Он пытается тебя вывести, – проговорила Рысь и погладила Джек по плечу.

– Думаешь, сможешь себя простить? – продолжил Оуэнс, точно Рысь ничего не говорила. Джек слушала его будто в трансе, и Рысь знала, что в тот момент она думала обо всем, что ей довелось делать после исчезновения из ОЭН. Оуэнс продолжал говорить, и выражение лица Джек менялось от полного злобы до удрученного, потом виноватого. Потом обреченного.

Чем больше Оуэнс говорил, тем быстрее росла ненависть Рыси. Слишком многое Джек уже пришлось пережить, и слишком много жизней Оуэнс уже изуродовал.

Она не могла позволить ему ранить Джек и дальше.

– Думаешь, Джек, ты когда-нибудь сможешь почувствовать, что стоишь ее, а? – спросил Оуэнс.

Она долго и пристально смотрела на него, прежде чем едва слышно ответить:

– Нет.

Джек опустила пистолет и повернулась к Рыси.

– Принимай его. Весь твой, – проговорила она и направилась к двери.

– Ад его примет, – Рысь запихнула пистолет в кобуру и повернулась к мечам, висевшим на стене. Она взяла катану, вынула ее из ножен и сделала шаг к Оуэнсу.

Тот ухмылялся, глядя, как Рысь сделала замах, едва собрав достаточно сил. Руки ее дрожали. Отрубленная голова покатилась по полу. На лице Уолтера так и застыла гнусная улыбка. Катана была так остра, что голова повалилась к ногам еще стоявшего прямо тела, завалившегося спустя два полных удара сердца.

– Опа. Зачем? – спросила Джек, предельно удивленная. Она заглянула в кабинет,  услышав, как на пол свалилось что-то тяжелое.

– Я больше переживаю за то, сможешь ли ты удрать, чем за то, смогут ли ФБР прикрыть свой зад. Мне нет дела, что скажут они. Ты стоишь всего, что я могу потерять. Всего, что я хочу достичь.

Джек зашла в кабинет и встала над телом «охотника за головами». Вокруг его шеи разливалось большое круглое пятно крови; медленно увеличиваясь, оно расползалось по роскошному восточному ковру.

– Что ты наделала.

– Отправила его восвояси, – Рысь покосилась на старика. Тот сидел в кресле, перепуганный до смерти.

– А с этим что будем делать?

Джек подошла к нему и, наклонившись к самому уху слепца, прошептала:

– Похоже, бизнес твой постиг полный крах, босс. – Он повернулся к ней. – Что-то подсказывает мне, что этот парень был тут не главным, а просто прикрывал тебя. Марионетка.

Хотя взгляд его был пуст, как и у всех слепых, но на лице старика было удивление.

– Это не правда, – сказал он, пытаясь встать.

Джек снова толкнула его.

– И вот внезапно ты заговорил по-английски. И зачем? Тебе же вообще ничего говорить не нужно. Хотя, думаю, федералы смогут тебя заставить.

Она повернулась к Рыси.

– Я считаю, этой жалкой задницы Бюро будет достаточно, – схватив старика за ворот, Джек заставила его подняться и впихнула в шкаф, стоявший в углу кабинета; дверь заперла, а ключ бросила Рыси.

Обыскав Аджаи, они нашли ключи от Matiz'а и вышли.

– Надо бы позвонить домой, – сказала Рысь, – пусть приедут федералы, все тут разгребут и заберут свой поощрительный приз.

– Эй, это мой стиль отхода, – Джек улыбнулась ей.

– Подожди тут, – Рысь вернулась из кухни с тремя пакетами для мусора. – Не забудь то, за чем сюда явилась. Тебе это пригодится.

Она передала пакеты Джек.

Джек вернулась в кабинет, а когда пришла, у нее в руках было доказательство успеха, которое требовал Драшев. Завернутое в три слоя полиэтилена.

– Если нужно позвонить, звони сейчас.

– Знаю, – ответила Рысь.

– И что ты им скажешь? – спросила Джек.

– Правду.

– Что я увезла голову Оуэнса?

Рысь знала, что Джек имела в виду только Монти.

– Ему я лгать не могу. Но я могу помочь ему понять...

– Я знаю, что ты как минимум попробуешь, – Джек медленно повернулась к двери, точно уходить ей совсем не хотелось.

– Что же теперь, Джек? – спросила Рысь, глядя ей вслед.

– Я уеду с тем, за чем приехала, – горестно проговорила Джек, оглянувшись на Кэссиди в последний раз. – А то, что мне нужно... То, что мне нужно, я оставляю здесь.

 

Глава тридцать четвертая

Колорадо

Два дня спустя

У Рыси было по меньшей мере сорок восемь часов на то, чтобы придумать, как рассказать Монтгомери Пирсу о случившемся, но к моменту, когда один из молодых оперативников приехал забрать ее из аэропорта, у нее не было даже примерного плана разговора, ожидавшего ее в штаб-квартире.

Когда звонила с виллы, она доложила Пирсу только основные факты: Лик мертв, сотрудничавшие с ним торговцы живым товаром были убиты или обезврежены, на месте срочно нужны федералы, чтобы все подчистить и всех повязать. К счастью, у ФБР в Сайгоне уже были люди – те, что вывозили убитых агентов, – они приехали на место спустя час.

Пирс выслушал ее краткий рапорт, сухо и формально выразив радость от того, что все уже позади. А потом спросил напрямую о Джек. Рысь сказала, что с исполнением приказа пришлось повременить, Пирс ответил, что ему нужны были все подробности как можно скорее. А вернее, сразу по возвращении Рыси.

Сколько можно было безбоязненно выложить ему? Рысь разрывалась между преданностью организации и привязанностью к Джек.

Пирс и Грант ждали в его кабинете, и, очевидно, были очень рады видеть Рысь. Пирс сидел за столом, они с Грант заняли стулья напротив. Она рассказала о том, что произошло во Вьетнаме, в общих чертах описав только собственные планы и действия по поимке Оуэнса. Она знала, что рано или поздно всплыло бы имя Джек, но сама заводить разговор на эту тему не торопилась.

Когда она закончила, Пирс сообщил, что в Бюро установили: старик, которого они арестовали, и был настоящий Ханг. В обмен на свободу он согласился сотрудничать и с американскими, и с вьетнамскими властями, информацию по своим подельникам передавал исправно. А тот тип, которого Оуэнс застрелил, был лакеем, которому платили за то, чтобы он прикрывал личность босса.

– А еще ФБР доложили, что голову Оуэнса найти так и не удалось, – многозначительно закончил Пирс.

– Я знаю, – ответила Рысь, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Может быть, ты знаешь и почему? – когда Рысь не ответила, он продолжил, – Вообще-то, приказ был доставить его живым. Я понимаю, что подчас это просто не вариант, и, принимая в расчет, где все произошло, и, конечно, тот факт, что ты была окружена вооруженными мафиози, а рядом еще был этот маньяк… Я могу заключить, что в сложившихся условиях ты не могла поступить иначе.

– Да.

– И все же это не объясняет, по какой причине на месте не оказалось головы.

– А правда в том, что, если бы Джек не пришла на помощь, если бы она не отыскала меня в тоннелях Кучи, я оказалась бы на стенке среди масок Оуэнса.

– Джек? – перебил ее Пирс. Когда прозвучало это имя, он даже подался вперед, готовый слушать еще внимательнее.

– Да.

И она рассказала их историю с самого начала, с того момента, как Джек начала следить за ней в Мексике, что она приехала в Сайгон, и что, в конечном итоге, они работали вместе, потому что Рысь думала, что Джек – федерал. Закончила Рысь тем, что описала свои чувства, когда оказалась в подземелье у Оуэнса, и как в последний момент появилась Джек и спасла ее.

О том, что было между ними, Рысь умолчала. Опустила она и пикантную деталь о том, что, когда Атэр позвонил ей с самыми ужасными распоряжениями, они с Джек были в одной постели. Полностью обнаженные. В ее номере в сайгонском отеле.

Ни Джоан, ни Пирс ее больше не перебивали. Было видно, что оба они озадачены.

– А когда ты следовала за Ликом на виллу к Хангу, Джек была с тобой? – спросил Пирс.

– Была, – ответила Рысь, – и не думаю, что смогла бы выбраться оттуда живой, если бы не она.

– А она тоже охотилась за Ликом?

– Отец единственной выжившей жертвы Оуэнса заплатил ей за то, чтобы она доставила ему маньяка, живым или мертвым. ФБР же опять его прос... потеряли.

– Значит, Юрий Драшев, да? – заключила Грант.

– Верно.

– Из этого я могу заключить, что голову Джек забрала в качестве доказательства?

Вопрос Пирса был риторическим.

– Она работает на русскую мафию? – спросила Грант.

– Нет, – мгновенно отозвалась Рысь, – она работает… Хм, я не очень знаю, чем она занимается.

Ответ был более чем уклончивый. Но лгать этим людям было немыслимо. И все же Рысь хотела защитить Джек. Пирс отозвал приказ устранить ее, но Кэссиди не была уверена, что это было чем-то большим, чем временная мера, если Джек хотели доставить на допрос.

– Я понимаю, что она дезертировала, что она вас обманывала, – проговорила Рысь. – Но из всех людей, кого я встречала в жизни, она самая чувствительная и заботливая. То, что с ней произошло в Израиле, все эти ужасные муки, вся эта боль, предательство и твоя холодная реакция, твое безразличие, Монти… все это убило ее. Она не могла вернуться и продолжать работать на тебя и ОЭН. Но это же не значит, что она плохая. Это значит только, что она несчастная раненая душа. И что ни одной другой душе она с тех пор не могла доверять, и все последние восемь лет, что она в бегах, постоянно ощущала угрозу и оглядывалась через плечо. Она устала бежать. Она не должна больше жить так. Она заслуживает лучшей участи, и, знаешь, что? Мне все равно, что вы думаете по этому поводу. – Рысь переводила взгляд с Грант на Пирса и обратно. – Она – самый верный и любящий человек, которого я когда-либо встречала. Поверить не могу, что я едва не убила ее.

Она говорила так быстро и с таким жаром, что сорвала дыхание. Перед последней фразой Рыси пришлось сделать паузу, чтобы восстановить его.

– Я рад, что ты не успела, – ответил Пирс, откинувшись на спинку кресла, – первый раз в ходе их разговора.

– Тогда почему вы вообще отдали такой приказ?

– Это приказал Атэр. Вышло недоразумение.

– Ах, недоразумение? Я едва не убила ее из-за неверного приказа? – Рысь отчетливо слышала ярость в собственном голосе, но ей было все равно. – Можете вы проявить хотя бы немного человечности?

– Кэссиди, есть вещи, которых ты не знаешь и понять не можешь, – сказала Грант.

Пирс отвернулся. Пока Рысь говорила, он ни разу не вспылил, не прервал ее. Совсем на него не похоже.

– Я не хотел причинить ей боль. Никогда. Ни тогда, ни сейчас. Я просто не знал, как… – он говорил печально и отрешенно, словно обращался не к Грант и Монро, а говорил с самим собой. – И мне очень жаль, что ей пришлось пройти через все это. Одной.

Рысь никогда прежде ни видела, чтобы глава ОЭН позволял себе какие бы то ни было эмоции. В отношении кого бы то ни было, даже самой Кэссиди, хотя для всех было очевидно, что он питал к ней слабость. Видеть Монти таким было странно и жутко. Он выглядел подавленным, и впервые в жизни Рысь слышала в его голосе сожаление.

– Как бы я хотел повернуть время вспять и все исправить. Чтобы она понимала…

– Монти, ну не изводи себя, – проговорила Грант утешительно. – Ты же делал то, что считал нужным.

– Я должен был остановить ее! – он со всей силы хватил кулаком по столу.

– Монти, я прошу тебя, – Грант подошла к нему со спины и положила руки на плечи. – Доктор сказал, что тебе нельзя волноваться.

– Доктор? – Рысь была очень сердита на Пирса, но она бы не вынесла, если бы с ним что-нибудь случилось. Он в ее жизни был наивысшим авторитетом, фигурой отца. Она любила Монти.

– Все в порядке. Давление. Ничего страшного, – сказал он, махнув рукой. – Где Джек сейчас?

– Что происходит? – спросила Рысь, нахмурившись.

Почему Джек начала играть в жизни Монти такую важную роль? Неужели Джек была причиной и проблем с давлением тоже? Обычно, когда с оперативниками что-то случалось или кто-то из них пытался бежать, Пирс всегда сохранял ледяное спокойствие. В первый раз Рысь наблюдала такую его реакцию.

– Кто Джек такая? – продолжила давить Рысь, когда не получила ответа.

– Ты знаешь, где она? – спросил Пирс, игнорируя ее вопрос.

– Нет, я понятия не имею.

– А если бы знала, сказала бы? – уточнила Грант.

– Возможно и нет. Я не хочу, чтобы вы причинили ей еще больше боли. Уже достаточно. А сейчас я не могу взять в толк, почему вы так реагируете и что вообще за ситуация такая сложилась. – Она вопросительно посмотрела на Пирса, в надежде на объяснение. Ничего подобного.

– Похоже, она тебе небезразлична, – заметила Грант.

– Я ей жизнью обязана.

– Но дело ведь не только в этом, правда? – спросила Грант.

Рысь начала понимать, почему мужчины ненавидели женскую интуицию и так часто проигрывали в борьбе за сохранность своих сердечных тайн. А Джоан Грант не просто обладала мощнейшей интуицией – она десятки лет была ЭТС. Мало кто мог превзойти ее в умении видеть людей насквозь.

– Почему Вы так говорите? – Рысь предприняла попытку изобразить удивление, заранее обреченную на провал.

– Оперативники, как ты знаешь, постоянно прикрывают друг друга в ситуациях смертельной опасности. И это уж точно не то, за что они могут быть друг другу так признательны. Но у меня сложилось впечатление, что ты решила не выполнять приказ, поступивший по части Джек, задолго до того, как она «спасла твою жизнь». И уж точно прежде, чем приказ был отозван.

– Откуда Вам знать? – спросила Рысь обиженно.

– А разве я не права?

Рысь отвернулась. Под пронизывающим взглядом Грант она чувствовала, что каждая ее мысль прозрачна. А поскольку Пирс был почти в шоке. Рысь просто мечтала провалиться сквозь землю. Она знала, что этим людям лгать была не в состоянии.

– Да нет, все верно, – она откинулась на спинку стула. – Но откуда Вы…

– У тебя все на лице написано, когда ты начинаешь говорить о ней. Это в твоих глазах, – покивала Грант.

– Как бы то ни было, погоды это не делает.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Грант.

– Она не станет со мной встречаться. Я дала ей свой номер, но знаю, что она никогда не позвонит.

В голосе Грант были понимание и искренняя нежность:

– Это потому, что твои чувства не взаимны?

– Это потому, что она думает, я заслуживаю лучшего.

– Так докажи ей, что она не права, – с горечью сказал Пирс. – Она измучена. Она озлоблена. Ее можно понять. Но не ставь на ней крест.

– Я и не собиралась, – Рысь понятия не имела, что творилось с Монти, но эта совершенно не характерная эмоциональная реакция буквально выводила ее из себя, если не сказать большего.

– Но она сама должна позвонить.

Рысь встала. Но прежде чем уйти, она должна была получить от них ответ на один очень важный вопрос.

– Можете показать, как она выглядела, когда еще работала здесь?

Пирс кивнул и ввел в строку поиска на своем компьютере пару ключевых слов. Потом повернул монитор к Рыси.

Несколько секунд Кэссиди, не отрываясь, смотрела на фотографию. Призрак. Она была великолепна. Впрочем, и сейчас она была не менее эффектной, даже несмотря на шрам. Помимо изменений во внешности Рысь заметила, что очень сильно различалось выражение глаз. До Израиля в них не было отрешенности и вселенской усталости, которые теперь в них неизменно присутствовали, и которые Рысь видела с первого момента знакомства.

– Хмм, думаю, теперь все? – уточнила она, обращаясь к Пирсу. – Мне бы в душ и выспаться.

– Если у нас появятся еще вопросы, мы с тобой свяжемся, – Грант проводила ее до двери.

– Кэссиди? – тихо окликнул Пирс, когда она была уже на пороге.

Он даже не был уверен, что Кэссиди услышала.

– А? – Рысь обернулась.

– Когда увидишь ее, – Пирс запнулся, повисла долгая пауза. Кэссиди видела, что Монти готов был расплакаться, – когда увидишь ее, передай мои извинения.

v

Нью-Йорк, Манхэттен

Месяц спустя

– Появляешься ты, а с тобою – хорошие новости, – улыбнулся Юрий Драшев, приветствуя Джек в своих  чертогах, безвкусных до неприличия.

– Меня вот это спалило? – Джек села на красный диван, устраивая на журнальном столике перед собой цилиндрический контейнер из тонкого пластика. В таких обычно транспортируют биологически опасные материалы.

Драшев взял с соседнего столика газету и бросил Джек. Выпуск трехнедельной давности.

– Все эти идиоты не могут понять, где же его голова. И вот она, наконец.

Самый крупный заголовок первой страницы гласил: «СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА УОЛТЕР ОУЭНС ВСТРЕТИЛ ЖУТКУЮ СМЕРТЬ ВО ВЬЕТНАМЕ». В статье говорилось о том, что проведенные ФБР исследования ДНК подтвердили: найденный на вилле под Сайгоном обезглавленный труп, действительно, принадлежал Уолтеру Оуэнсу, главному подозреваемому в деле о маньяке, так называемом «охотнике за головами», чьими жертвами за несколько десятков лет стало более сорока молодых женщин в Аризоне и Северной Каролине. Согласно рапорту ФБР, Оуэнс погиб в ходе конфронтации с торговцами живым товаром, то есть теми самыми людьми, которые поставляли ему последних жертв во Вьетнаме. Четверых мафиози он забрал с собой на тот свет, а главу банды схватило ФБР.

Статья была богато иллюстрирована красочными репортажными снимками. У Джек мурашки побежали по спине, когда она увидела фото пыточной камеры, оборудованной Оуэнсом в тоннеле Кучи. Виды чудовищных подземелий оживили воспоминания о том моменте, когда она едва не потеряла Кэссиди.

Ниже было опубликовано несколько снимков жуткой виллы, где она последний раз перед той злополучной ночью видела своего белокурого ангела. А еще был кадр с катаной, которой Рысь отрубила уродливую голову Оуэнса. Меч лежал возле накрытого пленкой тела серийного убийцы.

Джек отложила газету.

Разве я могу перестать скучать по ней?

– Н-да, похоже, тайна раскрыта.

Драшев с улыбкой потянулся к контейнеру, который она привезла.

– Поездка сказалась на нем не лучшим образом, – предупредила Джек.

Ей пришлось прибегнуть к услугам Бао и сесть на один из его кораблей с «товаром». Иными путями провезти жуткий трофей в страну было невозможно.

Драшев сломал печати с боков герметичного цилиндра и немного приподнял крышку, чтобы заглянуть внутрь.

– Да он воняет! – рассмеялся Драшев. – Понимаешь, Джек?

– С твоим-то умом мог бы выбрать другую карьеру.

– Может, я одним этим не ограничусь, кто знает, – серьезно ответил он.

Ну надо же: без понятия, что это стеб. Хоть плюнь в глаза – все Божья роса.

– Они были правы. Ты лучшая, – продолжил Драшев, – ты хорошо поработала, Джек, и заслужила большие деньги.

Он взял дипломат с барной стойки в углу и поставил перед Джек.

– Это остальное.

Джек взяла дипломат за ручку и, осторожно положив на бок, отодвинула от себя.

– За счет заведения.

Брови Драшева поползли вверх, на лбу собрались морщины предельного изумления.

– Не понял.

– Давай смотреть на это как на… услугу, выгодную обоим, – на самом деле, Джек имела в виду ту неоценимую услугу, что оказала ей Кэссиди.

Русский жадными руками притянул дипломат к себе и водрузил обратно на стойку.

– Ну если ты настаиваешь… – он осклабился.

Джек поднялась.

Путешествие на грузовом судне Бао заняло целый месяц и далось Джек совсем не легко. Она изрядно исхудала, ее измучило множество бессонных ночей, полных мыслей о Кэссиди. Больше всего ей хотелось покончить с этой немыслимой историей как можно скорее.

– Теперь, я надеюсь, все?

– Da, друг мой, – Драшев протянул руку, Джек ее пожала.

– Давай только уясним одну вещь, Юрий. Я выполнила твой заказ, но это не значит, что я тебе друг, – она направилась к дверям, Драшев окликнул ее.

– Джек, у меня есть для тебя еще работа. Один колумбиец мне прилично задолжал за поставки оружия. Если тебе удастся вытрясти из него деньги, тебе самой перепадет немало.

Джек повернулась к нему.

– Ничем не могу помочь.

– Почему? – нахмурился расстроенный Драшев.

Пару месяцев назад она ответила бы, что ее тошнит от того, чем он занимается, что она устала бежать, постоянно оглядываясь, нет ли погони.

Раньше она бралась за такую работу только потому, что это позволяло занять голову, избежать мыслей о собственной жизни. Так она уставала настолько, что просто не в состоянии была помнить свои кошмары. Но теперь она хотела, наконец, остановиться, позволить призракам прошлого догнать ее. Впервые она почувствовала, что готова встретиться с ними лицом к лицу. Кэссиди научила ее одной важной вещи: иногда немного оптимизма, или даже идеализма, – это все, что нужно, чтобы обрести надежду. Поверить, что новый день принесет перемены к лучшему.

– По-моему, мне пора на пенсию, – проговорила она и вышла.

v

Филадельфия

Кэссиди пыталась вернуться к привычному образу жизни, но пустота, которую она постоянно ощущала, неизбежно напоминала ей о Джек. Она скучала. Старалась занять себя по максимуму, часами репетировала концерт Чайковского перед предстоящим выступлением в Бостоне… но забыть о Джек не могла ни на минуту. Между тем, с тех пор, как они простились в Сайгоне, от нее не было ни единого слова.

Кэссиди пыталась уверить себя, что ей просто нужно развеяться, пройтись по клубам, позволить себе небольшую интрижку, легкое сексуальное приключение. Но в глубине души она понимала, что все будет напрасно – пустые полумеры; это не поможет забыть потрясающую женщину, в которую она была безнадежно влюблена. Джек не просто спасла ей жизнь. Она открыла ей глаза на целый мир. Дала понять, сколько всего она, Кэссиди, упускала.

Кэссиди всегда верила, что ей по силам изменить мир к лучшему, а ОЭН – правильная и непогрешимая организация, призванная спасать тех, кто был в беде, и призывать к ответу тех, кто вставал на пути у борцов за мир и гуманность. И Кэссиди в немалой мере продолжала в это верить. Но теперь это было, скорее, желанием верить. Она больше не могла смотреть на это, как прежде, как на непреложный факт.

Джек заставила ее увидеть, что в мире, при всей его красоте и несмотря на плодотворные усилия хороших людей, неизбежно присутствовало зло. Мощная сила, способная эволюционировать, как и ее носители. Люди всегда будут находить новые, все более жуткие и изощренные способы наполнить новыми красками свои опустошенные жизни.

Впервые осознав собственную смертность, едва не оказавшись по ту сторону гробовой доски, Кэссиди поняла, почему некоторые опытные оперативники хотели все бросить. Сколько зла можно вынести, прежде чем окончательно потеряешь веру?

 Она могла остановить одного серийного убийцу или передать властям пару мафиози. Но ведь даже если Ханг понесет наказание, вряд ли удастся уничтожить его ужасный бизнес. Когда она проходила мимо борделя в Сайгоне следующим утром после того, как покончила с Оуэнсом, пока полиция окружала остатки группировки Ханга, вокруг столпилось множество людей. Сначала Рысь подумала, что это зеваки собрались посмотреть на арест, но потом увидела несколько лиц, которые запомнила в злосчастном баре. Это были конкуренты или сообщники Ханга, готовые наложить лапы на его товары.

Конечно, свобода девочек, которых Ханг держал в заточении и использовал, будет недолгой. Их жизнь продолжится в такой же клетке, в таком же тесном и страшном мирке, полном насилия. И огромному миру по-прежнему не будет дела до их страданий. Но одну сломанную жизнь Рысь еще могла спасти. Хао. Китайская проститутка, которая помогла ей в Ногалесе. Рысь дала ей обещание и должна была помочь девочке вырваться из рабства. Но отправить ее обратно в Китай было бы ужасной ошибкой, потому что там Хао, скорее всего, попала бы в оборот таких же людей, как ее мучители, и продолжала бы свое жалкое существование тем же образом. Нет, девочку нужно было отвезти в Штаты, устроить в каком-нибудь спокойном месте, где она могла бы легально жить и работать и действительно посылать деньги своей семье. И Рысь даже знала человека, подходившего на роль «нового папика», который выкупил бы Хао у сутенеров. Были у Рыси и другие связи, можно было рассчитывать на помощь нужных людей во всем остальном.

Пришла пора вспомнить о целом ряде обещаний.

 

Глава тридцать пятая

Бостон

За пятнадцать минут до начала концерта музыканты Бостонского симфонического оркестра начали выходить из-за кулис и рассаживаться на сцене огромного Симфони Холла. Этим вечером они играли Чайковского, «Концерт для скрипки с оркестром ре мажор, сочинение 35», технически сложное произведение; а еще знакомые Кэссиди работы Бартока и Равеля. Кэссиди успешно прошла прослушивание в Бостонском оркетре четыре года назад, и ей сразу предложили место первой скрипки, но она вежливо отказалась, предпочитая присоединяться к оркестру на правах фрилансера, когда появлялось свободное место скрипки.

В последний раз она играла в Бостоне два года назад. С тех пор в зале многое изменилось. Верхний балкон полностью отреставрировали – со всех четырнадцати окон, имевших причудливую форму полумесяца, сняли закрывавшие их пластины, установленные еще в сороковые годы. Теперь в зал проникал естественный свет, а взгляду слушателей предстали чудесные архитектурные детали, многие годы ждавшие своего часа.

Кэссиди знала, что почти все билеты проданы и в зале, рассчитанном на две с половиной тысячи человек, нет свободных мест. И все же, выйдя на сцену, она не могла удержаться от того, чтобы пробежаться взглядом по рядам. В затемненном пространстве многие сотни людей, затаив дыхание, ждали начала концерта. А Кэссиди думала только о внезапном откровении Джек: когда она сказала, что была почти на всех ее выступлениях. И хотя от Джек не было вестей уже больше месяца, и, Кэссиди знала, могло не быть и впредь, она все же хотела верить, что где-то там, в темном зале…

Перед выступлением Кэссиди даже прошлась по магазинам и купила новое платье. На случай, если Джек окажется в зале. Классическое маленькое черное платье было шикарным: одно плечо полностью обнажено, изысканный крой самым выгодным образом подчеркивал силуэт Кэссиди, а вставка с блестящими бусинами на боку переливалась графитово-черными острыми гранями. Кэссиди распустила волосы, они сбегали по спине аккуратными ровными волнами и искрились от лака. Образ городской красавицы довершали туфли на шпильке с тонкими ремешками из черной кожи, обвивавшими лодыжки.

Мысль о том, что Джек могла находиться здесь, была волнующей, но приносила грусть. Кэссиди ужасно скучала, ни о чем другом и думать не могла. То, что Джек не допускала развития их отношений, делало Кэссиди несчастной. Этим вечером она решила представить, что Джек слушала ее и тоже скучала, сидя в огромном зале, точно совсем одна.

Как и следовало ожидать, искать ее глазами было бесполезно, поэтому Кэссиди сосредоточилась на замечаниях концертмейстера, готовившего оркестр к выступлению.

Когда на сцену вышел дирижер, когда он поднял палочку, Кэссиди заиграла как никогда: каждая нота была наполнена любовью, в каждый звук Кэссиди вкладывала душу. Она искренне жалела, что не могла исполнить соло, ведь тем вечером чувствовала себя в силах бесподобно сыграть это великое произведение. Но даже исполняя партию второй скрипки, Кэссиди могла гордиться тем, как отыграла концерт. Она сделала все, что могла, даже если Джек не слышала ее тем вечером.

Когда загорелся свет и слушатели стали расходиться, Кэссиди из-за кулис долго смотрела в зал в надежде заметить Джек и пошла в гримерку только после того, как все ряды опустели. Едва она положила на стол футляр со скрипкой, раздался стук в дверь.

– Да?

– Доставка для мисс Монро, – мужской голос. Это не Джек, но все же…

Сердце ее забилось чаще. Она распахнула дверь. Букет роз был таким огромным, что мальчишку-курьера было даже не видно. Она поблагодарила и поставила цветы на туалетный столик. Приложенную карточку решилась открыть не сразу.

Только бы это от нее. На протяжении многих лет Кэссиди получала одни и те же цветы, в какой бы стране ни выступала. И к розам всегда была приложена записка с одним и тем же содержанием: «Ты была великолепна».

Кэссиди сохранила их все, думая, что они от Монти. Но теперь ей хотелось думать, что цветы были от Джек. А больше всего ей хотелось верить, что Джек была здесь и этим вечером. Кэссиди присела в кресло и на несколько минут замечталась. Потом потянулась к знакомому белому конвертику. В записке значилось:

Ты была великолепна. А если захочешь меня видеть, я буду внизу у входа.

Джек

У Кэссиди перехватило дыхание. Господи. Это была ты. Все эти годы – это была ты.

Она бросилась к двери.

В фойе было столпотворение. Пробиваясь к выходу, девушка расталкивала публику локтями. На нее смотрели как на умалишенную, но ей было все равно. В висках стучала единственная мысль: «Она»...

Вылетев, наконец, из дверей, в стороне от толпы в небольшой нише за колонной она увидела Джек. Та стояла спиной. Кэссиди хотела подбежать к ней, обнять, расцеловать, расспросить обо всем и обо всем рассказать.

Джек почувствовала ее присутствие: обернулась и  сразу перехватила ее взгляд. На ней были классические черные брюки, серо-голубая рубашка и черный блейзер; она казалась еще стройнее, чем прежде, была совсем тоненькая, почти изможденная – и просто обворожительная. Зеленые глаза смотрели с любовью.

– Так это была ты? – спросила Кэссиди. – Цветы все эти годы? Это ведь ты?

– Ага, – почти робко ответила Джек, опустив взгляд на свои начищенные до блеска широконосые туфли.

Кэссиди медленно подошла к ней, точно опасаясь, что быстрое приближение спугнет Джек и та растает, как привидение… как призрак. Кэссиди никак не могла понять, как такое сильное создание могло быть таким эфемерным.

– Я так по тебе скучала, Джек.

– Каждый день. Каждую минуту, – ответила Джек и на вдохе нежно привлекла ее к себе.

Кэссиди крепко обвила ее талию, словно хотела убедиться, что это не обман зрения, что Джек не растворится, не исчезнет больше.

– А что же теперь?

– Давай-ка внутрь. Ты вся дрожишь.

Под впечатлением от встречи Кэссиди совершенно не замечала холода.

– Какая разница…

– Для меня – большая, – ответила Джек. – Тут мороз, а ты полуголая и босиком.

Только теперь Кэссиди заметила, что забыла обуться. Не удивительно, что на нее смотрели как на сумасшедшую.

– Вот ведь как хотелось скорее тебя увидеть, – рассмеялась она краснея. – Пойдем, поднимешься со мной. Мне надо переодеться.

Джек улыбнулась:

– Веди.

Она взяла Джек за руку, и они пошли сквозь редеющую толпу.

Кэссиди крепко стиснула пальцы. Она не могла позволить себе снова потерять ее.

v

В крохотной гримерке было идеально чисто и пахло розами.

Джек не могла отвести взгляд от Кэссиди. На сцене ее платье выглядело изумительно, Но здесь, на таком близком расстоянии оно было просто самим соблазном, воплощением греховности. Джек заставила себя отвернуться – иначе она сорвала бы его с Кэссиди.

Взгляд Джек упал на цветы и карточку на столике.

– Я сохранила все твои записки, – проговорила Кэссиди, увидев куда она смотрит. – Я понятия не имела, от кого они. Долгое время думала, что все это отправлял Монти.

– Как будто старый самодовольный дурак на это способен.

– Способен, Джек, – проговорила Кэссиди в замешательстве, – уж не знаю, что с ним происходит, но последнее время он очень странный.

Это насторожило Джек. Уж что-что, а предсказуемость была синонимом имени Пирса.

– Как так?

– С тех пор, как я вернулась, – ответила Кэссиди, – мы не раз говорили о тебе. Я ему сказала, что обязана тебе жизнью. Сказала, что то, как он с тобой обошелся после случившегося в Израиле, было ужасно, и что я бы не стала тебя винить в том, что ты предпочла уйти.

– Как будто ему есть до этого дело, – саркастически заметила Джек.

– Есть, Джек, – настаивала Кэссиди. – У него были слезы на глазах и… даже не знаю. Вот так он реагирует на тебя. Он ужасно сожалеет, Джек.

– Ну конечно.

– Нет, я серьезно. Он просил меня так тебе и передать. А еще сказал, что я должна дать шанс своим чувствам к тебе. Не то чтобы меня нужно было особенно упрашивать…

Джек улыбнулась. Она была в недоумении. Что произошло со стариком? Нужно было уделить этому особое внимание. Вот только как-нибудь в другой раз. Сейчас Джек никто и ничто не волновало. Лишь Кэссиди.

– Ты была изумительна, знаешь, – проговорила она, подходя к Кэссиди, обнимая ее за талию, чувствуя, как нежные руки обвивают ее шею в ответ. – Просто дух захватывало.

Она немного наклонилась и поцеловала Кэссиди.

– Знаешь, как я скучала по твоим губам?

Нежный рот Кэссиди слегка приоткрылся. Их лица были так близко, что Джек щекой ощущала теплое дыхание.

– Скучала по твоим рукам и телу, – продолжала она, наклоняя голову, чтобы поцеловать Кэссиди в шею. – Скучала по тому, как ты ко мне прикасаешься, по самой возможности покрывать поцелуями каждый сантиметр твоего тела…

– Если ты сейчас же не прекратишь, – Кэссиди лизнула ее ухо, – я запру дверь и выходные мы проведем тут.

– Если ты серьезно, то предлагаю сделать это немедленно, – Джек нежно засосала нижнюю губу Кэссиди. – Потому что сейчас я сниму это прелестное платье и таки покрою поцелуями каждый сантиметр твоего прелестного тела.

– А потом? – спросила Кэссиди, оттолкнув Джек.

– А потом все, что захочешь.

– Что, снова секс срывающий крышу, – и «пока»? – спросила Кэссиди. – Я так не могу. То есть не с тобой. Во Вьетнаме я думала, что могу, но, похоже, ошибалась. Я хочу большего.

– Чего «большего»?

Кэссиди заглянула ей в глаза.

– Тебя. Я хочу, чтобы ты стала частью моей жизни, а не просто видением в темноте концертного зала.

– У нас такая жизнь, Кэссиди, что это невозможно. Я не представляю, как мы…

– Тогда почему ты здесь? – Кэссиди отстранилась. – Пришла сюда, чтобы позаниматься сексом и попрощаться?

– Я здесь потому, что больше не могу без тебя. – Джек было до слез обидно, что Кэссиди могла предположить, будто кроме секса ее ничто не интересовало. – Потому что не видеть тебя – это слишком больно. Невыносимо.

Джек замолчала.

– Я здесь потому, что люблю тебя, Кэссиди.

Кэссиди долго смотрела на нее, не решаясь заговорить.

– Я тоже тебя люблю, Джек. И поэтому мне нужно больше, чем пара ночей.

– Я в руинах, Кэсс. Я полная твоя противоположность. У тебя такая работа, что ты каждый миг подвергаешься риску. А у меня на хвосте черт знает сколько народу, жаждущего моей смерти. Я слишком люблю тебя, чтобы тянуть в этот ад. А если с тобой что-то случится…

Джек замолчала. От одной этой мысли ей делалось не по себе.

– Я готова принять этот риск.

В глазах Кэссиди было столько боли, что Джек непроизвольно обхватила ладонями ее лицо.

– Если они доберутся до меня, мне дважды не умирать. А если что-нибудь случится с тобой, я буду умирать каждый Божий день, до конца своей жизни.

– Джек, прошу, не говори так. Если кто-нибудь попытается до тебя добраться, я его убью.

– Даже если он будет на стороне правосудия?

– Да.

– В том-то и дело. Уже одни слова твои слишком опасны. Я не хочу, чтобы ты стала частью того ада, который я создала вокруг себя, не хочу, чтобы ты стала тем же, кем и я.

– Что? – Кэссиди взглянула на нее, потрясенная.

– Я не хочу портить…

– Нет, – перебила Кэссиди, изумленно глядя на Джек широко распахнутыми глазами, – как ты сейчас сказала?

– Я не…

– «Я та, кем когда-нибудь станешь и ты», – медленно проговорила Кэссиди, повторяя фразу, точно в трансе.

Она смотрела на Джек, не отрываясь:

– Когда мне было одиннадцать, однажды ко мне в темноте подошла женщина. Я тогда только открыла для себя холодное оружие, и она показала мне, как правильно с ним обращаться. И сказала, что я…

– Хорошо себя показывала, – закончила Джек за нее. – И что однажды сможешь еще лучше.

– Да, – едва не плача, выдавила Кэссиди, точно увидела привидение.

– А потом ты спросила эту женщину, кто она такая… – продолжала Джек. – …и она ответила: «Я та, кем когда-нибудь станешь и ты», – проговорила Кэссиди. – Я была не права. Ты превзошла меня во всем. Ты самая добрая, преданная и сочувствующая из всех, кого я знаю.– Ты всегда была рядом, – ошеломленно заключила Кэссиди.– Да.– Вот и объяснение тому невероятному чувству, которое я испытываю каждый раз, когда ты со мной. Будто я знала тебя всю жизнь. – Практически, – улыбнулась Джек.Кэссиди стала мерить шагами комнату. Она пыталась все это уяснить, но у нее просто в голове не укладывалось. Вдруг Кэссиди остановилась и пристально посмотрела на Джек. – Мне все равно, кто ты такая и кем ты стала, – в голосе ее была решимость. – Я знаю, что я чувствую рядом с тобой. Чувствовала всегда, даже когда не была с тобой знакома. Я чувствую себя нужной. И защищенной.– Я рада, что это так, – Джек гадала, что бы сказала Кэссиди, если бы она призналась, какое облегчение испытала после этих слов.– Я знаю, что нам будет сложно, Джек. Я прекрасно понимаю, какие нас ждут трудности, учитывая то, кто мы такие… и чем занимаемся. И это вопрос искренности, понимаешь. Никаких гарантий. Ни для нас с тобой, ни для кого бы то ни было еще. Я осознаю, что мы обе рискуем. Очень рискуем. Но, скажи, тебе будет больнее или тебе будет все равно, если со мной что-то случится при условии, что мы не вместе?

– Больнее, – ответила Джек.

– Тогда я не готова отвергать настоящее ради прошлого или потому, что не уверена в будущем. Давай возьмем наше настоящее? Дай нам шанс, Джек, – Кэссиди почти умоляла.

– Прости, – проговорила Джек. – Прости за то, что я натворила.

– Я могу быть не согласна с твоей позицией, но правда-то в том, что я люблю тебя, – голос Кэссиди дрогнул.

– Я решила выйти в отставку. Оуэнс – мой последний заказ.

Кэссиди стиснула ее в объятьях.

Джек рассмеялась:

– Это означает «да»?

– Да, да, да и еще раз да, – Кэссиди страстно ее поцеловала.

Когда они переводили дыхание, Кэссиди поймала взгляд Джек.

– Что же теперь ты намерена делать? – спросила она, перемежая слова краткими поцелуями.

Это был вопрос о том, что последует за отставкой, но плана у Джек пока не было. Впрочем, он быстро родился.

– Запри-ка дверь, и я буду любить тебя… до понедельника.

– А с понедельника что? – настаивала Кэссиди.

– Погоня окончена, – ответила она, расстегивая платье Кэссиди.

 

Эпилог

Колорадо

Проснувшись в чудной неге после секса, Кэссиди перекатилась на спину. Рядом с ней лежала Джек: она спала на соседней половине кровати, поистине королевских размеров. На лице ее было счастливое умиротворение. Кошмары не беспокоили ее уже несколько недель. Это был хороший знак: Кэссиди надеялась, что Джек смогла примириться со своим прошлым и обрести покой. Теперь она более оптимистично смотрела в будущее, несмотря на недавно пережитый кризис.

В их паре все шло как-то даже слишком хорошо. По возвращении из Вьетнама у Кэссиди не было новых заданий, она все свое время проводила с Джек. К ее вящему удовольствию и по ее настоянию Джек вернулась на работу в фонд поддержки бездомных детей и малолетних наркоманов Нью-Йорка. Работа ее увлекала. А еще Кэссиди удалось уверить ее, что мечту о доме у океана вполне можно претворить в жизнь. Они нашли место в Санта-Лючии и уже подготовили все бумаги.

И хотя Джек отказалась от денег русского, ее накоплений и аванса за последний заказ хватило на то, что она задумала. До окончания строительства оставалось совсем немного – каких-нибудь пара месяцев. Но мир охватил чертов вирус, жизни нескольких тысяч людей оказались перевернуты с ног на голову.

Джек пришлось оставить работу в Нью-Йорке. Болезнь погубила множество людей, в том числе многих подростков, с которыми Джек имела дело. Пара переехала в дом Кэссиди в Колорадо Спрингс, где процент смертности был еще сравнительно низок, однако неуклонно рос. Они старались не выходить из дома без крайней необходимости. Кэссиди постоянно получала последние новости в сводках ОЭН.

Кэссиди устроилась на плече Джек. Та притянула ее ближе, что-то проговорив во сне. Пару дней назад они узнали, что в Санта-Лючии работы не были остановлены, потому что число заболевших оставалось невысоким.

Точно читая ее мысли, Джек вдруг проговорила:

– Я иногда думаю, что дом этот проклят, знаешь.

Кэссиди подняла голову, взглянула на любимую и проговорила, стараясь держать оптимистический тон:

– Пройдет. Нужно только верить, что все пройдет. Еще немного, и у тебя будут Карибы на заднем дворе, – она пыталась уверить не столько Джек, сколько себя саму.

Джек поцеловала ее в макушку.

– Ты же здесь, со мной.

– Ага, меня не остановить. Только попробуй.

– И навлечь на себя твой гнев? Нет, спасибо. Меня моя голова вполне устраивает.

Кэссиди посмотрела на нее, во взгляде серьезность.

– Ты же знаешь, я никогда тебя не трону.

Джек нежно поцеловала ее в губы.

– Знаю.

Они лежали молча, каждая была погружена в свои мысли.

Этим утром они занимались любовью не только чтобы выразить чувства. Это была попытка забыться, выкинуть из головы все мысли о том, что мир сошел с ума. Попытка проверить, что они еще живы, и поблагодарить за это мироздание. Вирус их не коснулся.

– Есть новости от Морок? – Джек думала все о том же.

– Она жива. Где-то в джунглях Колумбии. Больше ничего не известно.

– А вакцину еще не нашли? – спросила Джек.

– Ищут. Монти сказал, есть кое-какие наметки.

– Почему мир катится в ад с такой скоростью? – Джек потерла лицо. – Слишком много смертей. Слишком мало надежд.

– Не говори так, Джек. Надежда есть всегда, – Кэссиди должна была в это верить.

Воцарилась напряженная тишина.

– Я не знаю, что делать, если с тобой что-то случится.

– А ничего и не случится. Мы же обе принимаем все меры предосторожности.

У Кэссиди зазвонил телефон, она взглянула на дисплей.

– Это пока вирус не мутировал, – уточнила Джек.

– Ну до нынешнего момента прокатывало. Черт. Это по работе.

Джек замерла. Как и всегда, когда звонили из ОЭН.

Джек знала, что Кэссиди никогда не причинила бы ей вреда, но ОЭН доверять было нельзя. И хотя Пирс не предпринимал против нее никаких действий, она не была уверена в его намерениях.

– Рысь, один, два, один, шесть, шесть, восемь.

– Через пять часов на базе ВВС Петерсон, – это был Монтгомери Пирс. – По пути все объясню.

– Морок…

– Насколько мне известно, жива. Мы хотим тебя отправить проверить там одну зацепку. Поедешь с Аллегро, – сказал он, имея в виду оперативницу, которая специализировалась в нападениях и поиске.

Пирс повесил трубку.

Кэссиди встала и повернулась к Джек.

– Я должна ехать.

Джек вскочила, отбросив одеяло:

– Что? Почему?

– Есть зацепка. Через пять часов я улетаю.

Джек схватила одежду с пола, решительными шагами направилась к Кэссиди, села на постель и стала одеваться.

– Я еду с тобой.

– Нет! Даже если бы это было возможно, – нет. Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Этим я занимаюсь, Джек. Ты прекрасно знаешь. Просто какое-то время не было заданий, а теперь…

– Дело не в этом, Кэсс. Ты знаешь, что там творится.

– Это моя работа. У меня нет выбора, а если бы и был…

– Да знаю я, – вздохнула Джек. – Все равно бы гнула свое.

– Именно.

– Я не могу позволить тебе просто уехать. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – Джек взяла ее под скулы, заглядывая в лицо. Кэссиди обняла ее за талию.

– Со мной всё будет хорошо, – она поцеловала Джек мимолетно, сладко, чтобы успокоить. – И потом, нам еще дом строить.

– Нам еще жизнь строить, – ответила Джек.

Кэссиди видела, как тяжело ей было смириться с тем, что Кэссиди должна была уехать. – Я так тебя люблю…

– До боли, – шепнула Кэссиди.

Джек кивнула и поцеловала ее страстно и глубоко.

– Обещай, что вернешься. Обещай сейчас, – умоляла Джек.

Этого Кэссиди еще никогда не обещала. Не потому, что невозможно было знать исход задания заранее. Просто никто и никогда не требовал от нее этого обещания.

Но сейчас она была уверена, что готова на все, лишь бы вернуться к Джек. Единственной целью было теперь делать Джек счастливой. Это задание она не могла позволить себе провалить.

Она обняла Джек еще крепче.

– Я тебе обещаю. Я вернусь.