Спустя пять часов Джек проснулась от скрежета тормозов. Они куда-то прибывали. «Станция Вин». Джек ненадолго вышла. Она была так голодна, что готова была начать жевать рукав собственной кожаной косухи.

– С дороги! – промычала Джек на вьетнамском, обращаясь к оборванцам, толпившимся в проходе. Они явно не собирались уступать без препирательств. Впрочем, когда Джек стала ломиться к выходу, большая часть попятилась, чтобы дать ей пройти. Ругаясь вполголоса, Джек обогнула самых медлительных. Заложив вираж, она едва не споткнулась о сумку с папайей. Джек почувствовала, как экзотический фрукт, чавкнув, превратился в пюре под подошвой ее сапога.

На перроне толпились торговцы, предлагавшие пассажирам сувениры и съестное, заглядывая в открытые окна вагонов. Вытащив из кармана скатанные в рулончик вьетнамские банкноты, Джек рванула в самую гущу толпы лоточников. Она крутила головой, наугад доставая из потрепанных корзин и покосившихся бочонков разные местные угощения. Через пару минут Джек обзавелась целой кучей продуктов, как для немедленного потребления, так и для борьбы в неминуемыми приступами голода, ожидавшими ее в пути. Поезд должен был еще несколько раз остановиться, но следующая стоянка была не раньше десяти вечера, так что Джек сомневалась, что ей еще представилась бы возможность закупить провианта. Она с трудом удерживала в руках свои покупки, проявляя чудеса жонглирования, чтобы ничего не потерять. Джек вернулась к воему вагону как раз в момент, когда кондуктор закричал свое обычное предупреждение об отправлении состава.

– Я иду, – Джек решила заблаговременно уведомить пассажиров, скопившихся в проходе. На этот раз они все как один поспешили освободить ей путь. Она с приятным уху знакомым хрустом открыла одну из трех купленных только что баночек колы и ополовинила ее одним глотком. Напиток оказался противно теплым, но Джек, по большому счету, было все равно. Она села на свое место и принялась за первое блюдо – «баан», ассорти крохотных свернутых пирамидками голубцов с банановыми листьями. На радость Джек, ей попались парочка с рубленой свининой, с грибами, с креветками и еще традиционные, со сладкой картошкой. На второе у нее были фрукты – спелый манго и ярко-оранжевая хурма. На дессерт Джек съела пару хрустящих рисовых вафель с арахисовым маслом. Она так наелась, что ее снова начало клонить в сон, и Джек удалось даже подремать еще пару часов, поминутно просыпаясь от каких-то резких звуков в вагоне, от того, что начинала незаметно съезжать с сиденья или клониться на плечо кого-нибудь из сидевших по сторонам от нее.

Было уже темно, когда Джек разбудил галдеж, в вагоне. Сквозь толкучку двигалась тележка торговца рисовой лапшой. Столпившиеся в проходе пассажиры, как могли, старались освободить дорогу, прижимая соседей к окнам, едва не налезая друг другу на головы. А торговец лапшой разливал горячий бульон с крохотными ломтиками мяса в маленькие пластиковые мисочки, которые передавал в протянутые со всех сторон руки, сжимавшие мятые купюры и мелочь. И, хотя Джек еще не успела проголодаться после плотного обеда, за который мысленно благодарила лоточнков со станции Вин, она, недолго думая, махнула продавцу, чтобы и ей налил бульона с «глас-нудлом», прозрачной вермишелью из рисовой муки.

Блюдо было горячим, и, пожалуй, это все, что можно было о нем сказать. А, выпив еще жидкости, Джек вскоре ощутила, что прогуляться до места, где можно было облегчиться, было бы отнюдь не лишним. Туалеты во вьетнамских поездах были ужасно грязными. Чаще всего все ограничивалось отверстием в полу. Джек мысленно порадовалась тому, что у нее были прививки от всех мыслимых заболеваний.

Она прошла обратно к своему месту, но осталась стоять, надеясь, что так кровь не будет застаивалаться в ногах  и немного передохнут ягодицы. За окнами зияла непроглядная темень, лишь изредка мелькали огоньки костров или фонарей, когда возле путей виднелись горстки местных в характерных конических шляпах из бамбука.

v

Пройдя шесть вагонов, Рысь, наконец, отыскала Джек. Та стояла к ней спиной, ее просто невозможно было не заметить: Джек, благодаря своему росту, выделялась среди всех пассажиров. Рысь почувствовала жалость, не без труда протискиваясь к ней: казалось, именно этот вагон был самым душным и загроможденным из всех, которые она миновала в поисках Джек. Здесь стоял самый невыносимый смрад, куда хуже даже, чем в тот раз, когда они ехали вместе в сидячем вагоне. А в воздухе до сих пор висел пар после того, как прошел со своей тележкой продавец лапши. Кошмар.

Возле Джек было совсем немного свободного места, и Рысь, недолго думая, юркнула между стоявшими рядом пассажирами. Теперь до Джек оставались считанные сантиметры, но она продолжала смотреть в окно, точно не чувствуя присутствия Кэссиди. Та проследила за ее взглядом. Они проезжали какую-то деревушку, вдоль поезда бежали босоногие вьетнамские ребятишки.

Джек переступила с ноги на ногу, задела Рысь плечом. Кэссиди смотрела на нее, не отрываясь. Пропитанная потом футболка Джек прилипла к телу, не оставляя простора для воображения.

Джек почувствовала на себе пристальный взгляд и повернулась к Кэссиди, ничуть не удивленная. Она прекрасно знала, кто стоял рядом с ней. Долгие минуты ни одна из них не решалась заговорить, потом Джек попыталась отступить на шаг, но выгадать сколько-нибудь места ей не удалось.

Широкий ручеек пота сбежал по шее Кэссиди и спустился в ложбинку между грудями.

– У меня такое чувство, что я на поверхности Солнца стою, – проговорила она.

Взгляд Джек устремился в декольте Рыси, вслед за струйками пота.

– Да… жарковато, – вздохнула она.

Кэссиди видела, как сильно Джек ее хотела. Так зачем нужно было так все усложнять? Больше всего Рысь хотела стиснуть Джек за плечи и хорошенько встряхнуть, но вместо этого, набравшись смелости, она озвучила вопрос, который мучил ее последние два дня:

– Откуда Вам знать, что мне нужно? – спросила она нетерпеливо. В голосе Кэссиди желание мешалось со злобой.

– Что, прости? – Джек выглядела удивленной.

– Вы сказали, что Вы не то, что мне нужно, – объяснила Рысь.

Джек нервно сглотнула.

– Это сложно, – переминаясь с ноги на ногу, Джек уставилась в пол.

Рысь взяла ее под подбородок и повернула лицом к себе, чтобы та больше не отводила взгляд.

– Я думаю, я смогла бы достойно принять вызов, и мне хватило бы ума…

Она приникла к Джек, с трудом дыша от волнения.

– Лорен, мне самой хотелось бы, чтобы это можно было объяснить, чтобы я могла… – снова в глазах Джек читалась уже знакомая Рысь печаль.

– Дело ведь не только в той женщине?

– Нет, – признала Джек, – тут гораздо больше.

– И почему Вы думаете, что мне этого не понять или не вынести?

– Потому что ты та, кто ты есть.

– И кто же я, по-Вашему? – Кэссиди едва не теряла терпение. – Я что, произвожу впечатление малолетней девицы, которая в силу своего возраста ничего не понимает во взрослых делах? Или Вы, правда, думаете, что я постоянно пропадаю в магазинах, рассуждаю только про косметику и средства для волос? Что я клянчу у папика денег на то, чтобы «прокатиться по Азии»? – неожиданно для себя самой она повысила голос. Кэссиди была так раздражена и расстроена ситуацией с Джек, что не могла держать себя в руках.

– Нет, конечно.

– Тогда в чем же дело, Джек? Помогите, наконец, мне понять, что же такое не может уложиться у меня в голове.

– Я, кстати, этого и не говорила, – в голосе Джек тоже отчетливо слышалось отчаяние. Она снова уставилась в пол, старательно избегая визуального контакта.

– Вчера ночью я только хотела сказать, что ты заслуживаешь лучшего.

– А почему бы не предоставить мне самой судить об этом?

– В этом вопросе можешь мне довериться.

– Да Вы сами себе не доверяете! – проговорила Рысь с нажимом. Джек резко подняла голову. Кэссиди продолжила:

– Я понятия не имею, что такого случилось, что Вас так смутило. И я не стану делать вид, будто знаю ответы на Ваши вопросы. Но одно не вызывает у меня сомнений: что бы Вас ни мучило, это не дает Вам трезво оценивать ситуацию.

– А вот это мои про…

- Просто дослушайте, ладно? Я вовсе не слишком хороша для Вас, ясно? Это факт. Если хотите знать, мы почти в равном положении.

– И почему же ты так думаешь? – спросила Джек с искренним любопытством.

– Потому что мы обе не из тех, кто может открыто говорить о своей жизни, и не из тех, кто может позволить себе задавать вопросы. Потому что мы обе ставим то, чем занимаемся, выше своих желаний. И потому что мы обе ведем себя так, будто это наше личное дело.

Выражение изумления на лице Джек говорило о том, что Рыси, наконец, удалось нащупать наиболее чувствительные струнки. И, похоже, она попадала в ноты.

– Чем мы занимаемся? – оторопело спросила Джек, очевидно, цепляясь именно за эти слова.

Неужели, она только что дала понять, что знала, кем Джек являлась на самом деле? Если и так, Рыси не было до этого никакого дела. Ее желания были по ту сторону приличий и явно важнее, чем липовое прикрытие федералов. Все, что она знала сейчас, – это что она невыносимо хотела, она нуждалась в том, что дать ей могла только Джек. Что бы это ни было.

– Именно.

– И чем же мы занимаемся? – осторожно спросила Джек, с таким видом, словно готова была немедленно сорваться с места и выскочить в окно.

– Отдаем себя без остатка ради того, чтобы сделать этот мир хоть немного лучше.

Джек не ответила, оставляя Рысь гадать, неужели ее замечание попало в точку? Неужели, оно могло задеть Джек настолько, что на лице той вновь появилось выражение безграничной печали. Горечи.

Поезд остановился, пассажиры начали протискиваться к выходу, интенсивно работая локтями. Выбираясь из этого ада, кто-то толкнул Джек в спину. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за… талию Кэссиди. Они оказались прижаты друг к другу, Рысь ощущала, как у самой ее груди неистово колотилось сердце Джек, так близко… Похоже, что никто из окружающих не придал значения тому, как женщины приникли друг к другу, потому что почти все пассажиры ютились в считанных сантиметрах друг от друга.

– Извини, – Джек сделала попытку отстраниться, но Рысь перехватила ее руки, удерживая на месте.

– Не надо. Это так приятно.

И снова огонь голода полыхал в глазах Джек.

– Да, – протянула она, наклоняя голову. Их губы едва не смыкались. – Это… офигенно.

Джек была так близко, что Рысь почти ощущала вкус ее дыхания.

Я хочу тебя, я просто с ума схожу. Но ты-то… ты-то чего хочешь, черт возьми?

Она должна была знать, даже если это означало очередное разочарование, даже если Джек после этого вопроса снова сделалась бы холодной, как лед. И даже если в ответ прозвучало бы нечто такое, по сравнению с чем ледяной душ – истинное удовольствие. Рысь была готова.

– Чего Вы хотите от меня, Джек? В данный момент. Чего Вы хотите? Пусть это невозможно…

Прошу тебя, забудь обо всем. И позволь себе просто… чувствовать.

– Я хочу…

Рысь отчетливо слышала тяжелое дыхание Джек.

– Что же, что, Джек? – снова спросила она, точно никто их не слышал и никто на них не смотрел.

Джек прислонилась ко лбу Кэссиди своим.

– Я так хочу тебя поцеловать…

– До боли, – закончила Рысь, одновременно чувствуя легкий кивок Джек.

– А разве это было бы так уж плохо, если бы мы поцеловались? – дрожащим голосом спросила Рысь.

– Я уже сама не знаю.

– Тогда, может, пойдем в мое купе? – Рысь нежно погладила Джек по руке, чувствуя, как по телу той пробежала дрожь возбуждения.

v

Ласковое прикосновение Кэссиди так мощно отозвалось в ее изголодавшемся теле, что до Джек не сразу дошел смысл последней фразы. Она силилась собраться с мыслями.

– Так ты в купе?

Она не могла поверить, что Кэссиди пришла оттуда в эту вонючую коптильню.

– Да.

– Так что же ты делаешь в этом вертепе?

Кэссиди улыбнулась.

– Искала вот кое-кого.

Как своевременно.

– Пойдем ко мне? – спросила Кэссиди. – Полка узкая и жесткая, а все купе – со спичечный коробок, но это все же лучше, чем тут.

Она оглянулась по сторонам и тихо добавила:

– И потом, думаю, мы уже достаточно поразвлекали местных. Нам не помешало бы какое-нибудь уединенное место.

Решимость Джек таяла с каждой секундой, и вовсе не от жары. Все ее защитные барьеры были переломаны, Джек мучилась от почти физически ощущаемой боли. А чувствовать ладонь Кэссиди у себя на бедре было просто невыносимо. Принципы? Самозащита? Не сейчас.

– Тогда веди.

Кэссиди расчистила проход и, взяв Джек за руку, повела через пять вагонов к своему, спальному повышенной комфортности. Постоянно приходилось останавливаться, ждать, пока их пропустят, и в толпе они снова оказывались прижаты друг к другу. Джек терзало невыносимое возбуждение, подчас она почти не нарочно прижималась лобком к ягодицам Кэссиди.

Когда в очередной раз так получилось, Джек взяла Рысь за бедра и прижала еще ближе к себе. Джек так давно не доводилось оказываться настолько близко к обворожительной женщине, что у нее голова пошла кругом. Она боялась, что успела забыть это чарующее ощущение.

К черту все это. К черту, это меня убивает.

Кэссиди резко взволнованно вздохнула. Джек наклонилась к ее уху и жарко прошептала:

– Я от тебя без ума.

– Теперь понимаете, каково мне было последние три дня… – ответила Кэссиди и, чувственно изогнувшись, потерлась о ширинку Джек.

«А пять лет не хочешь?» – подумалось Джек.

Наконец, они подошли к последнему купе, Рысь открыла дверь.

Джек отпустила ее и прошла внутрь. Кэссиди отступила на пару шагов в сторону окна и, обернувшись, пожала плечами:

– Я же говорила, что тут…

– Само совершенство, – Джек ногой закрыла за собой дверь и, обняв Кэссиди за талию, притянула к себе. – Ты само совершенство.

Она поцеловала Кэссиди – жадно, прикусывая, засасывая, стремясь испить ее до дна, утоляя сумасшедшую страсть, выкипавшую через край уже слишком долго.

Кэссиди целовала в ответ с не меньшим жаром – ненасытно и самозабвенно. Она обвила талию Джек одной рукой, другой сжала в кулак пару нежных прядей у основания шеи Джек. Она стонала, дрожала, готова была упасть.

Джек забыла обо всем, наслаждаясь близостью Кэссиди и теплотой ее сладких губ. Ничто в мире не имело значения. Не было прошлого, настоящего, никаких мечтаний. Непрестанно преследовавший ее вожделенный образ собственного дома растаял, как мираж.

В тот момент домом стало бы любое место, где они остались бы наедине.

Казалось, их поцелуй длился вечность, но и этого было бы мало, чтобы остудить пыл Джек. Еще немного, и она готова была сорвать с Кэссиди одежду.

Пришлось запастись терпением, целовать постепенно, все нежнее и спокойнее, убрать руки с талии Кэссиди, взяться за поручень верхней полки прямо над головой. Рысь оказалась в сладостной западне и запустила руки под задравшуюся футболку своей мучительницы. Она гладила Джек по животу, нежно проводила поверх тонкого трикотажного лифчика, под ее настойчивыми пальцами соски Джек напряглись.

Стиснув поручень до боли в костяшках, Джек застонала. Она не знала, что произойдет, примись она ласкать Кэссиди прямо сейчас. Она отстранилась, пытаясь вернуть самообладание и перевести дух.

– М-м-м, – у Кэссиди от желания были расширены зрачки, – этого стоило дождаться…

Ее грудь часто и сильно вздымалась. Джек затаила дыхание.

– Это стоило куда большего, чем ты когда-либо сможешь представить, – ответила Джек, не узнавая своего голоса, так хрипло и страстно он звучал.

– Что же теперь? – спросила Кэссиди.

Да, что теперь? Боль, пожиравшая ее тело и душу, было невозможно больше терпеть. Если, поцеловав ее, я едва не умерла от восторга, нечего и думать, что будет, начни мы заниматься любовью. Я не смогу сказать «прощай». Неужели, навсегда? Я не могу. Если сейчас так больно, что же будет, когда я вернусь в свой личный ад, познав райские кущи?

Это убило бы Джек или, по крайней мере, то, что от нее осталось.

От взора Кэссиди не ускользнуло сомнение, читавшееся в зеленых глазах. Она коснулась губ Джек кончиками пальцев.

– Мы можем не продолжать, если ты… не хочешь.

– Думаю, именно так и придется сделать, – проронила Джек, – ты рассердишься?

– Нет. Я бы очень хотела заняться с тобой любовью, но… Я не помню, чтобы одни только поцелуи приносили такое глубокое удовлетворение.

– Дело не в том, что я не хочу.

– Я знаю.