Началась она вполне реально — со знакомой всем популярной песни «Три желанья».

Песню пела по телевизору известная эстрадная певица. Телевизор находился в витрине магазина «Орбита», где и стояли Петров и Васечкин, как всегда добиравшиеся в школу не самым кратчайшим путем.

— пела певица,

— А жалко, что нет, да? — сказал Васечкин.

— Чего? — не понял Петров.

— Ну, рыбки золотой!

— А! — сказал Петров. — Ага!

— Представляешь, — загорелся Васечкин, — пожелал — и н4 тебе!

Петров порылся в кармане.

— На тебе! — сказал он, вынимая из кармана жвачку. Васечкин сунул жвачку в рот, и они пошли дальше.

— А хорошо бы, — размечтался Васечкин, не переставая жевать, — невидимкой стать! Представляешь?

— Ага, — сказал Петров.

Но Васечкин уже не слышал его. Он превратился в невидимку и скользил между прохожими в полной уверенности, что его никто не замечает. И все было бы прекрасно в этой игре, если бы очередное свое «исчезновение» Васечкин не совершил перед молочным магазином, не обратив при этом внимания на стоявшую рядом грузовую машину. В свою очередь, и разгружавшие фургон грузчики не заметили маленького Васечкина и чуть не поставили на него ящик.

Тут Васечкину пришлось срочно стать снова видимым.

— Поосторожней! — сказал он. — Не видите, что ли?

Друзья пошли дальше.

— Нет, — сказал Васечкин, — невидимкой, пожалуй, не очень хорошо.

— Ага, — сказал Петров, разглядывая пролетавший высоко в небе самолет. — Лучше бы вот летать научиться! Взял и полетел!

И он полетел.

Васечкин с интересом наблюдал за его полётом, который, к сожалению, оказался недолгим. Петров летел на бреющем, потом сделал «мертвую петлю», но этого ему показалось мало. Петров решил, что полет должен быть ночным. Он закрыл глаза и на глубоком вираже врезался в фонарный столб.

— Искры видел? — сочувственно полюбопытствовал Васечкин, глядя, как Петров трет ушибленное место.

— Еще бы! — сказал Петров. — Знаешь, какие огромные.

— Повезло тебе! — позавидовал Васечкин.

Они завернули за угол, прошли мимо памятника поэту и оказались около старого деревянного дома, где дворник, несколько странноватого вида, подметал тротуар.

Странный же вид его, на который, впрочем, ни Петров, ни Васечкин не обратили ни малейшего внимания, заключался в том, что весь костюм дворника — и блестящие кирзовые сапоги, и белый фартук с бляхой, и форменная фуражка, и окладистая борода, и даже большая, видавшая виды метла — все это выглядело как-то картинно и совсем не вязалось с сегодняшним днем.

— Ну их, эти полеты! — сказал Петров, все еще не совсем пришедший в себя. — Лучше бы чего-нибудь другое!

— Эх! — вздохнул Васечкин. — Если б, правда, желания исполнялись!

И только он это сказал, как странный дворник повернулся к ним с не свойственной его возрасту легкостью.

— Я извиняюсь, — сказал он, — вы, молодые люди, действительно очень хотите, чтобы ваши желания исполнились?

Петров и Васечкин переглянулись.

— Ну, допустим, — не сразу сказал Васечкин, несколько опешивший оттого, что дворник, продолжавший мести улицу, как-то неуловимо, прямо на глазах изменился — он был уже явно не дедушкой, а вполне моложавым мужчиной средних лет, при этом борода его куда-то исчезла, а усы по-кавалерийски загнулись вверх. — А если бы и хотели?

— А если бы да кабы, да во рту росли грибы, — неожиданно запел дворник, — то был бы не рот, а целый огород! — и он добродушно засмеялся.

— В смысле? — спросил Петров, переглянувшись с Васечкиным.

— Да в том смысле, — сказал дворник, непостижимым образом оказавшийся уже не брюнетом, а блондином, и не в фуражке, а в лыжной шапочке, — что ежели чего очень сильно хочется, то можно и сделать.

— И что, все желания, что ли, будут исполняться? — спросил Васечкин, подмигивая со значением Петрову.

— Ну, все не все, а три желания всяко исполним! — ответил дворник, который уже, впрочем, и на дворника был не похож, так как вместо фартука на нем оказалась спортивная майка с эмблемой общества «Трудовые резервы».

— Так что, молодые люди, давайте, желайте! — сказал он и, в свою очередь, со значением подмигнул Петрову.

Васечкин и Петров покатились со смеху.

— Вы, наверное, фокусник, да? Как в цирке? — еле выговорил Васечкин. — Фокусы там разные, иллюзии, да?

— Иллюзии, Петя Васечкин, иллюзии! — вздохнул дворник и вручил каждому невесть откуда взявшееся эскимо.

— А вы откуда знаете, что его Петей зовут? — спросил Петров.

— Я, Вася Петров, много чего знаю, — сказал дворник, глядя на Петрова поверх неизвестно откуда взявшихся у него на носу очков, и пригладил усы, которые тут же куда-то бесследно исчезли. — Ну, чего, будете загадывать или нет. А то мне работать надо.

Петров ухмыльнулся. Ему, как и Васечкину, все превращения странного дворника почему-то вовсе не казались странными.

— Ладно, — сказал он, — лично я хочу быть самым сильным.

— На свете? — спросил дворник, очки которого тем временем преобразились в пенсне.

— Ага, — сказал Петров, кусая эскимо.

— Хорошо, — сказал дворник, отбрасывая костяшку на детских счетах. — Раз! — и он посмотрел на Васечкина сквозь монокль, в который давно уже превратилось пенсне.

— А я хочу, — заявил Васечкин, выбирая самое невероятное, — чтоб у меня в журнале были одни пятерки!

— Принято, — спокойно сказал дворник, на котором вместо кирзовых сапог оказались кеды. — Два! — и он отбросил вторую костяшку.

— А еще, — не скрывая насмешки, сказал Васечкин, — я хочу…

— Стоп, — сказал дворник. — С третьим желанием пока не спешите. Успеется еще. Как в нем нужда появится, скажите только: «Невероятно, но факт!» Оно и исполнится! Желаю удачи!

И дворник действительно поклонился. При этом монокль выпал у него из глаза и упал на асфальт, но странным образом не разбился, а оказался маленькой лужицей воды, которая на глазах у изумленных друзей стала быстро испаряться и вскоре вообще исчезла.

Когда же Петров и Васечкин подняли головы, то увидели странную картину. Дворник, как ребенок оседлав метлу, скакал на ней. И все бы ничего, но удалялся он при этом неправдоподобно быстро, хотя каким образом это происходило, понять было совершенно невозможно. Дворник доскакал до угла и пропал.

Петров и Васечкин, не сговариваясь, бросились за ним. Однако когда они высунулись из-за угла, то ничего, кроме бегущей по пустой улице собачки, не увидели.

— Да-а, — почесал в затылке Петров. — Дела-а!

— Ненормальный какой-то! — прокомментировал Васечкин. — Пошли, что ли, а то совсем в школу опоздаем!

— Ага! — согласился Петров. — А мороженое-то настоящее!

И они пошли дальше. Некоторое время они шли молча.

— Слушай, — сказал наконец Васечкин, которому надоело молчать, — отгадай, кто такой — на пне сидит, по-французски говорит?

Петров задумался.

— Маша, — наконец сказал он. — Красная Шапочка.

— Маша, — наставительно сказал Васечкин, — здесь ни при чем! А на пне, если хочешь знать, сидит француз!

— Ну? — обрадовался Петров. — Вот оно что! Смешно!

И обрадованный Петров с размаху хлопнул друга

по плечу.

Васечкина как ветром сдуло.

Изумленный Петров услышал свист проносящегося по воздуху предмета и, посмотрев в том направлении, куда исчез Васечкин, обнаружил в заборе свежую дыру, подозрительно напоминавшую своими очертаниями самого Васечкина.

Петров бросился к дыре и, действительно, обнаружил там своего друга. Васечкин медленно вставал из обломков, потирая плечо. При этом лицо его выражало еще большее изумление, чем у Петрова.

— Чего это такое было? — спросил Васечкин, отряхиваясь.

— Не знаю, — сказал Петров, — просвистело что-то!

— Да это же я, — сказал Васечкин, — просвистел.

— А-а, — медленно протянул Петров, хлопая глазами, — тогда понятно.

Васечкину стало ясно, что они в очередной раз зашли в тупик.

— Ладно, — сказал он, все еще потирая плечо, — пошли. Опаздываем.

И они снова пошли дальше, молча обдумывая происшедшее. Когда они подошли к перекрестку, Васечкин резко повернулся. Внимание его привлек грузовик с прицепом, который как раз остановился у светофора.

— Послушай-ка, Васенька, — неожиданно ласково обратился Васечкин к Петрову, чуть ли не впервые в жизни называя его по имени. — Ну-ка, возьмись-ка за это! — сказал он, указывая на прицеп.

— В смысле? — не понял Петров. — Зачем это?

— Ты возьмись, возьмись! — уговаривал Васечкин. — Не бойся!

— Да я не боюсь! — сказал Петров. — А вдруг поедет?!

— Не боишься, так возьмись!

— Ладно! — Петров пожал плечами и ухватился за железный крюк, который торчал сзади прицепа.

— Ну и что теперь? — спросил он у Васечкина.

— Теперь держи! — ответил тот.

На светофоре зажегся зеленый свет.

Грузовик дал газ, но, к немалому удивлению шофера, остался на месте. Шофер нажал педаль посильнее, но так же безрезультатно. Колеса грузовика буксовали, и он не двигался с места.

— Может, отпустить? — робко спросил Петров у Васечкина.

— Держи! — с горящими глазами кричал тот. — Держи крепче!

Шофер выжал газ до предела, и грузовик, неожиданно оторвавшись от прицепа, понесся по улице.

Петров и Васечкин переглянулись.

— Здорово, — сказал Васечкин. — Значит, правда!

— Чего «правда»? — не понял Петров.

— Желания — правда! Вот чего! Да отпусти ты прицеп-то!

Это было сказано очень вовремя, потому что шофер грузовика, почувствовав странную легкость, остановился и теперь задом быстро двигался обратно.

— Бежим! — крикнул Васечкин.

Вторая смена начиналась в два часа. Когда Петров и Васечкин подбежали к школе, часы показывали без трех минут два. Петров, взбежав по ступенькам, потянулся было к двери, с тем чтобы открыть ее, но Васечкин предупредил его.

— Постой, не трогай! — закричал он. — Я сам открою!

И Васечкин аккуратно и бережно открыл дверь.

Петров недоуменно пожал плечами и вошел внутрь.

Васечкин юркнул следом, и дверь за ними закрылась.

— К доске пойдет… — начала было Эмма Марковна, учительница географии.

Класс влип в парты и затаил дыхание.

Палец Эммы Марковны скользил по журнальному списку и наконец задержался на фамилии Петров.

— Петров! — сказала Эмма Марковна.

Класс шумно и облегченно вздохнул.

Петров медленно оторвался от парты и поплелся к доске.

— Покажи нам, Петров, — ласково сказала Эмма Марковна, — где находится Америка?

Глаза Петрова округлились от удивления. Он почесал в затылке, вздохнул и пустился на поиски Америки, однако нигде не находил ее. Шевеля губами, он прочитывал про себя названия материков и вдруг неожиданно наткнулся на то, что искал.

— Она!!! — заорал Петров не своим голосом. — Она самая! — кричал он, тыча указкой в материк. — Вот она!

Указка при этом разлетелась на части, а в карте и в доске образовались дырки.

— Хорошо, Петров, — сухо сказала Эмма Марковна, — Только зачем же школьное имущество портить! Иди садись! А теперь, — снова взялась она за журнал, — скажет нам, кто открыл Америку…Васечкин!

Васечкин вздрогнул и молниеносно вскочил с места.

— Америку открыл Петров! — радостно отчеканил он.

— Так — нахмурилась Эмма Марковна. — Ну-ка, Васечкин, иди к доске! И когда это ты успел столько пятерок нахватать? — сказала она, с удивлением глядя в журнал. — Расскажи-ка нам, что ты знаешь о Христофоре Колумбе?

Васечкин вышел к доске.

— Христофор Колумб! — бодро начал он. — Колумб Христофор…

— Так, — сказала Эмма Марковна, — дальше. Что он открыл, Колумб?

— Магелланов пролив! — отчаянно выдохнул Васечкин.

В классе засмеялись.

— И море Лаптевых заодно, — ехидно вставил Горошко.

— Старцева! — сказала Эмма Марковна. — Помоги Васечкину.

— Христофор Колумб открыл Америку! — со знанием дела произнесла Маша.

— Молодец, Старцева, садись!

Прозвенел звонок.

— Ничего не понимаю, Васечкин, — сказала Эмма Марковна, глядя в журнал. — Ведь у тебя за этот материал уже стоит пятерка! Ты, наверное, плохо себя чувствуешь? Не мог же ты сразу все забыть! Ну иди, садись, я тебе ничего ставить не буду!

Покрасневший Васечкин поплелся на место под насмешливым взглядом Маши.

— Подумаешь, отличница, — сказал Петров, глядя, как Маша независимо выходит из класса. — Ты у нас теперь тоже отличник!

Васечкин промолчал, угрюмо посмотрев на Петрова. Петров же истолковал этот взгляд по-своему.

— Идем! — сказал он. — Сейчас мы ей покажем!

И Петров решительно двинулся к выходу вслед за Машей. Что именно он собирался показать, как всегда, было непонятно не только Васечкину, но, пожалуй, и ему самому. Однако настроен он был по-боевому. Васечкину ничего не оставалось, как двинуться за ним.

В коридоре Маша беседовала с маленьким Вовой Сидоровым.

— Понимаешь, Маша, — с жаром объяснял умный Вова, — если в данном случае синус умножить на косинус…

— То получится тангенс с котангенсом! — паясничая, произнес подошедший Васечкин красивые и мало понятные ему слова.

— Ага! — подтвердил Петров.

— Пожалуйста, не мешайте нам разговаривать! — вибрирующим от волнения голосом произнес Сидоров и демонстративно повернулся спиной к нашим героям. — Так вот, Маша, если синус…

Но договорить ему не удалось.

— А хочешь, Сидоров, — сказал Петров, — я на тебя дуну, и ты улетишь?

— Он не хочет! — вступилась Маша. — Отстань, Петров!

. — Нет, хочу! — заявил Сидоров. — Пусть дунет! Пусть попробует!

— Ладно! — сказал Петров и дунул.

Сидоров улетел.

Маша посмотрела ему вслед и повернулась к Петрову.

— Ты, Петров, дурак и хулиган! — сказала она и пошла в ту сторону, куда улетел Сидоров. — И ты, Васечкин, тоже! — добавила она, повернувшись.

— А при чем здесь Васечкин? — возмутился Васечкин.

— Васечкин — отличник! — сказал Петров.

Но Маша уже ушла.

Следующим уроком был урок труда.

Вся мужская половина 4-го «Б» делала табуретки. Учитель Николай Иваныч ходил по мастерской, проверяя, как движется забота. Подойдя к верстаку Петрова, он в недоумении остановился.

Петров пилил. Но как! Ножовка его двигалась с такой скоростью, что разглядеть ее было невозможно. Видно было только облако из опилок, да слышен был звук, напоминавший звук пропеллера у самолета.

Прежде чем Николай Иваныч успел вмешаться, Петров распилил доску, деревянные тиски, в которых была зажата доска, сам верстак и, наверное, пилил бы дальше, если бы раскалившаяся докрасна пила не завязалась в конце концов узлом, потеряв присущую ей гибкость…

В мастерской стало очень тихо. Все столпились вокруг Петрова и молча разглядывали обломки того, что только что еще было нужными и полезными вещами.

Между тем раскаленная пила, которую выпустил из рук Петров, упала на опилки. Опилки немедленно начали тлеть и дымиться.

Первым опомнился Николай Иваныч. Он сорвал со стены огнетушитель, и пенная струя, забившая из него, с шипением залила начинавшийся пожар, заодно с головы до ног окатив Петрова.

Тут опомнился Васечкин и тоже решил принять участие в происходящем.

— Пожар!!! — заорал он и, в мгновение ока схватив с учительского стола графин с водой, подбежал, думая вылить его на пилу, но, поскольку под пеной никакой пилы не было видно, Васечкин, замешкавшись на секунду, вылил его на Петрова.

Петров вытер стекавшую с лица пену, протер глаза, посмотрел на Васечкина и тихо сказал:

— Ну, спасибо тебе, Васечкин!

— Ах, дворник? — участливо спросил Николай Иваныч.

— Ну да, в смысле фокусник!..

— Ах, фокусник? — вкрадчиво подхватил Николай Иваныч.

— Ну да, он еще на метле! Скакал! — беспомощно промямлил Васечкин, окончательно запутываясь.

— На метле? — доверительно сказал Николай Иваныч. — Понимаю.

И неизвестно, чем бы закончился этот диалог, если бы не спасительно прозвеневший звонок.

Петров и Васечкин сидели в пустом физкультурном зале.

— Надо что-то делать! — говорил Петров, нервно закручивая в узел чугунные гантели.

— Надо, — кисло подтвердил Васечкин.

— Что-то надо делать, — нервно повторил Петров, нервно раскручивая гантели обратно.

— Ура! — вдруг вскричал Васечкин. — У нас же еще третье желание есть!

— Давай попросим… — воодушевился Петров.

— Ага! — подхватил Васечкин. — Чтоб все стало как раньше!

— Точно! — сказал Петров. — Ну давай, желай скорей!

— Так… — задумался Васечкин. — Слушай, какое там слово он сказал? Что-то такое, вроде случайное — закономерное…

— Нет, — сказал Петров. — Очевидное — невероятное!

— При чем здесь «Очевидное — невероятное»? Это же передача такая по телику!

— Тогда, может быть, «в мире животных»? — предположил Петров.

Васечкин ничего не сказал, только тяжело вздохнул и укоризненно посмотрел на него. Петров оставил, в конце концов, сломавшиеся гантели в покое и с надеждой взглянул на Васечкина.

— Так мы ничего не высидим! — сказал Васечкин. — Бежим к нему!

— Ага! — сказал Петров. — Точно!

И вот друзья сломя голову неслись по улице.

— Не отставай! — кричал Васечкин, задыхаясь.

— Вон за тем углом! — переводя дыхание, кричал Петров.

Они завернули за угол. Васечкин резко остановился. Бежавший сзади Петров, чтобы не сбить его с ног, отскочил в сторону и упал, но Васечкин не обратил на это ни малейшего внимания.

Памятник поэту стоял на месте, тротуар был чисто выметен, а вот на месте старого деревянного дома была… детская площадка. Самая обычная площадка — с грибочками, качелями и песочницей.

На площадке резвились дети, а один мальчуган лихо скакал верхом на палочке, подстегивая ее, как норовистую лошадь.

Друзья в полном оцепенении проводили его взглядом. Первым опомнился Васечкин.

— Бабушка, — подскочил он к старушке, гулявшей с ребенком. — А тут же дом был?

— Деревянный такой, — уточнил Петров.

— Куда он делся-то, а, бабушка?

— Деревянный, говоришь? — участливо спросила старушка. — Был такой, был. Да снесли его. Теперь вот мы с Мишенькой здесь гуляем, — сказала старушка ребенку, теряя всякий интерес к друзьям.

— А как же дворник, бабушка? — в отчаянии спросил Васечкин. — Дворник тут был?

— С метлой! — уточнил Петров.

— Дворник, говорите? — задумалась бабушка. — С метлой? Не знаю, сыночки, не видела! С метлой — не видела. Чего не видела, того не видела, правда, Мишенька?

И старушка окончательно отвернулась от наших героев.

— Да-а! — сказал Петров. — Дела-а-а! — и заскреб затылок.

— Фантастика! — сказал Васечкин, опускаясь на скамейку под грибком.

— Что ж, получается, мы так теперь и останемся? — с тоской спросил Петров, осторожно опускаясь рядом.

Васечкин пожал плечами.

— Вот история, — вздохнул Петров. — Ведь и не поверит никто.

— Невероятно, — согласился Васечкин.

— Но факт! — раздался вдруг позади них ехидный голос их недосягаемого идеала и общего предмета поклонения Маши Старцевой, которая, как всегда, появилась в самый критический момент. — Ну, вы сегодня и натворили!

Друзья переглянулись.

— Ура! — закричали они в один голос. — Машка, ты гений! Молодец!

Маша пожала плечиками и покрутила пальцем у виска.

— Спокойно, — сказал Васечкин, принимая торжественный вид и поправляя Петрову рубашку. — Будем желать!

Собравшаяся было идти дальше Маша приостановилась.

— Приготовились! — сказал Васечкин.

— Желаем! — сказал Петров.

— Невероятно, но факт! — продолжил Васечкин. — Пусть мы с Петровым будем, как раньше!

Оба замерли. Но ничего ровным счетом не произошло. Так же играли дети, так же светило солнце, и так же в очередной раз крутила пальцем у виска насмешливо смотревшая на них Маша Старцева.

Друзья подождали еще немножко, но по-прежнему ничего не происходило.

— Эх, — сказал Петров. — Так я и знал! Обманул дворник! Нету третьего желания!

И он с досадой ударил кулаком по основанию грибка. Васечкин по привычке тут же отскочил в сторону, ожидая, что грибок обрушится на него, но, к его удивлению, Петров вдруг взвыл и схватился за руку.

— Что с тобой? — спросил Васечкин.

— Что, что? Больно! — сказал Петров.

И тут Васечкина осенило.

— Ура! — закричал он. — Порядок! Есть третье! Тут наконец озарило и Петрова.

— Ура! — в свою очередь завопил он, с размаху хлопая друга по плечу.

И оба стали орать во все горло:

Друзья орали и прыгали вокруг Маши.

— Эх вы, — сказала Маша, — чудеса в решете!

— Ох, Маша! — сказал Васечкин, проносясь мимо нее на детской карусели.

— Ладно, ладно! — сказал Петров, который толкал эту карусель.

Ничто сейчас не напоминало друзьям о пережитой истории. Разве что чем-то удивительно знакомая им метла, прислоненная к детскому домику на курьих ножках.