Спустя несколько дней после вышеизложенных событий в Картахене подвели итоги Международной юношеской математической олимпиады. Победителем стал уроженец Франции, житель города Бордо, двенадцатилетний Бернар Салле. Лидер российской команды Мария Старцева заняла второе место, немного уступив Бернару по количеству собранных баллов. На третьем месте оказался тринадцатилетний бразилец Силва Кампаньес.

Это, впрочем, не особо огорчило Машу, чего нельзя было сказать о Петрове и Васечкине, убеждённых в том, что её несправедливо обошли. Маша же, в отличие от них, вполне правильно считала, что получить такую награду тоже крайне почётно, ведь в олимпиаде участвовали представители двадцати восьми стран. Александр Ильич был с ней совершенно согласен и ходил счастливый.

Петров и Васечкин, искренне переживавшие за свою подругу, от души поздравили её. Но толком поболтать с ней, как им хотелось, у них не получилось. Вначале друзей оттеснила толпа журналистов, окружившая чемпионов, а затем Маша разговорилась с Бернаром, с которым подружилась за время олимпиады.

Оба друга стояли в сторонке и ревниво наблюдали за оживлённой беседой, которую вели между собой победители. Ни Петров, ни Васечкин не могли принять в ней участие, поскольку по французскому, который они учили в школе с четвёртого класса, у обоих были тройки. Зато Маша, будучи отличницей, беседовала на французском совершенно свободно. Бернар, поправляя очки, что-то ей бурно рассказывал. Судя по всему, очень забавное, так как Маша просто умирала от смеха.

– Что уж там такого смешного он ей сказал?.. – удивился Петров.

– Прямо заливается… – неодобрительно процедил Васечкин.

– Мало им Бородина! – хмуро пробурчал Петров. – Но ничего, брат мусью, ещё не вечер, – туманно добавил он.

– Это ты точно сказал, – подтвердил Васечкин. – Подумаешь!.. Французик из Бордо!

– Что-то знакомое… – почесал в затылке Петров. – Это откуда?

– «Горе от ума». Грибоедова. Мы же проходили. И учили даже. Ты что, забыл? Чацкий там говорит…

Васечкин выпятил грудь и с удовольствием продекламировал:

– А-а, ну да… Вспомнил, – вздохнул Петров, разглядывая что-то темпераментно излагавшего Бернара. – Именно что надсаживая грудь. Очень правильно Грибоедов написал. Смотри, а чего это французик в неё пальцем тыкает? Совсем уже обнаглел!

На самом деле Бернар в этот момент заинтересовался надписью «Лето – это маленькая жизнь» на Машиной майке и спросил, что она означает. Маша охотно перевела фразу новому другу.

– Понятно, – кивнул тот. – Красиво сказано!

Оба помолчали.

– А у нас говорят: расставанье – это маленькая смерть! – неожиданно грустно произнёс Бернар.

– Тоже красиво… – улыбнулась Маша. – Только в нашем случае не совсем правильно.

– Почему?

– Ну мы же не навсегда расстаёмся, – объяснила она. – Мы сможем переписываться и по скайпу разговаривать. А потом ты сам сказал, что хочешь приехать в Москву.

– Очень хочу, – подтвердил француз. – И приеду.

– Ну вот видишь!

– По-моему, он в неё втюрился! – озабоченно заметил Петров.

– Похоже на то, – подтвердил Васечкин. – Но, согласись, его можно понять…

– Можно, – вздохнул Петров. – Но всё равно неприятно как-то… Жалко, что мы с тобой по-французски не очень…

– Подумаешь! То, что они с рождения пофранцузски болтают, ещё ничего не значит, – пожал плечами Васечкин. – Мы, между прочим, тоже кое-что умеем. Же сюи ле лю гри! – прорычал он.

При этом поднял руки, растопырил пальцы, изображая когти, и оскалил зубы.

– Лучше не вспоминай, – поморщился Петров. – У меня от этого спектакля неприятный осадок остался. А чего это ты вдруг так французов невзлюбил? – покосился он на друга. – Монте-Кристо, между прочим, тоже был француз.

– Это ты к чему? – подозрительно посмотрел на него Васечкин.

– К тому, что графа из тебя не вышло. Весь этот твой мстительный план рухнул.

– Ну и что? – беспечно махнул рукой Васечкин. – Ну, не будет у нас «мерседесов». И дворца не будет. И что из этого?

– Да, ничего, – растерялся Петров. – Мне-то что. Это ж ты хотел…

– Вот именно. Всё это чепуха. Я, Петров, знаешь, что подумал? Месть – это какая-то неправильная цель. Пусть они себе живут спокойно. И Яблочкина, и Сидоров, и все остальные. Я им всем прощаю. Лучше сберечь силы для чего-то более важного.

– Ну ты даёшь! – поразился Петров. – И что же это будет за важное?

– Я пока не решил. Но что-то будет. Между прочим, граф Монте-Кристо тоже под конец понял, что лучше всех простить. Он поэтому и барона Данглара простил. Даже деньги ему оставил.

– Ну да? – снова удивился Петров. – Ты серьёзно?

– Конечно. Ты книжку прочитай, сам всё узнаешь. Только граф, конечно, немного тормозил.

– В смысле?

– В том смысле, что поздновато немного он всё это осознал.

– А ты, значит, лучше соображаешь, чем граф Монте-Кристо? – прищурился Петров.

– Ну, лучше или хуже, не мне судить. Но уж точно кое-что я кумекаю.

И Васечкин выразительно постучал пальцем себе по лбу.

– Или ты не согласен?

– Ну почему, – растерялся Петров, – я согласен. Просто я думаю…

Однако, что он думает, узнать Васечкину так и не довелось, потому что в это время к ним подошла закончившая беседу с Бернаром Маша.

– Вы чего тут стоите, не подходите? – спросила она.

– Да так, – переглянувшись с Петровым, пожал плечами Васечкин. – Просто решили не мешать. Мы же видим, вам есть о чём поговорить… А мы что, мы даже не участники олимпиады…

– Мы так, команда поддержки, – скромно подтвердил Петров.

– Эх вы, – улыбнулась Маша. – Кладоискатели!

– Ох, Маша! – вздохнул Васечкин.

– Ладно, ладно, – сказал Петров.