Утром, когда Надя проснулась, Михаила уже не было. Она недоумённо глядела на опустевший диванчик, на котором было аккуратно сложено постельное бельё. Он, конечно, предупреждал, что уйдёт рано, но она не думала, что так рано , не позавтракав, не попрощавшись.

Собственно, она, соня, сама, конечно, виновата, так крепко заснула, что даже не слышала, как он ушёл. Просто выпила вчера, расслабилась, позволила себе первый раз за тысячу лет…

Но всё равно как-то не по-людски он исчез, даже обидно.

Хоть бы записочку оставил, что ли…

Это чувство досады, раздражения то ли на него, то ли на себя не покидало Надю весь день, начиная с самого утра, когда она вела Алёшу в детский сад, рассеянно отвечала на его вопросы про вчерашнего дядю Мишу. Нету дяди Миши, появился на минутку, как красное солнышко, и больше его не будет, был и пропал, говорить больше не о чем. У дяди Миши семья, жена – тётя Вера.А то, что Миша рассказывал, будто жизнь у них с Верой вконец разладилась, так это ерунда, это временно… Он ведь сам же говорил, что мечтает о ребёнке, стало быть, как только ребёнок появится, все проблемы исчезнут. Или по крайней мере не будут казаться столь острыми…Сейчас это вопрос двух-трёх дней. Миша вернётся, расскажет Вере, и она, конечно, сразу примчится за Алёшей…Снова возникла старая отчаянная мысль. Вместо того чтобы идти в детский сад, надо собрать вещи, рвануть на вокзал и первым же поездом как можно дальше уехать отсюда, уехать туда, где их никогда не найдут. Как-нибудь все устроятся. Главное, что их никто уже больше не потревожит.

Надя дошла до ворот сада, сдала Алёшу этой придурочной, вечно улыбающейся Лидочке. Потом, прикусив губу, смотрела, как та ведет его к тяжёлой детсадовской двери. Решиться на побег она не могла. И дело не только в Вере, дело теперь ещё и в Мише, невозможно ещё и его обманывать, и от него тоже бежать. Вчерашний вечер показал, насколько они близки, как тесно связаны всем прожитым, пережитым, передуманным. Во имя убитого Коли, погибшей Наташи она поступит так, как должна, вернёт Вере сына и после этого…Что после этого , она не знала. Она только понимала, что жизнь после этого кончится, ей не для чего и не для кого будет жить… Ей не нужны никакие молоденькие, пышущие здоровьем мужчины – ни беззаветно влюбившийся в неё там, в лесу, бесстрашный партизан Рома, ни поедающий теперь её жадным взглядом Кирилл, никто другой. Ей нужен только её любимый мальчик Алёша, и вот такой Миша, может быть, ещё ей нужен…Однорукий, одноногий, но зато родной, желанный, всё знающий, всё помнящий, всё понимающий…Но Алёша – чужой сын , а Миша – чужой муж , а её муж убит, и никого больше у неё нет, кроме Веры с её сыном и её мужем…

– А-а-а-а-а! – вдруг отчаянно, не в силах больше сдерживаться, заголосила Надя. – Что такое, Нина Анатольевна? – сразу подбежала к ней Лариса, наводившая порядок в читальном зале, прежде чем уйти домой.Но она уже взяла себя в руки.– Палец прищемила! – жалобно объяснила встревоженной помощнице. – Пустяки, всё в порядке. Просто неожиданно.Надя стояла на стремянке в глубине книгохранилища, расставляла книги на верхней полке.Был уже вечер, день пролетел непонятно как. Вчерашнее появление Миши совершенно выбило её из колеи.– А то вы так закричали!.. Насмерть меня напугали! – засмеялась Лариса. – Ну, я там убралась, так что, пожалуй, пойду, Нина Анатольевна?– Иди, я сейчас тоже закончу и всё запру. До завтра.– До свиданья, Нина Анатольевна!Было слышно, как хлопнула дверь за ушедшей Ларисой.

Надя продолжала машинально работать, погружённая в свои невесёлые мысли. Опять жалела то Веру, то себя, безнадёжно искала выход. Ей мнились какие-то невозможные картины, как они замечательно живут все вместе, как любят друг друга…Она горько усмехалась, пожимала плечами. Почему так несуразно сложилась её жизнь?! Ведь она хороша собой, работящая, порядочная, неглупая.И ещё далеко не старая, в трамвае позавчера вон сказали: девушка, передайте за проезд! Почему же она обречена на ужасное одиночество и тоску, на это бессмысленное, ждущее её впереди прозябание? То, что судьба не собирается её баловать, было понятно ещё в детстве, но неужели она не заслужила, не заработала права на самую обыкновенную, нормальную жизнь? Ей ведь ничего такого особенно не надо, просто чтобы рядом находились те, кого она любит, вот и всё…

Неожиданно снизу у неё за спиной раздался весёлый голос: –  Вот ты, оказывается, куда забралась! Надя от неожиданности выронила книгу, и та, распушив страницы, шлёпнулась на пол, обложкой кверху. На обложке был нарисован смеющийся во весь свой уродливый, до ушей, рот человек. Книга так и называлась – «Человек, который смеётся».Наде же, однако, было совсем не до смеха. Она растерянно смотрела в какое-то чужое, непривычное лицо Миши. По её разумению он уже давно должен быть на пути к Дарьино.– Господи, как ты меня напугал!.. – проговорила она.Михаил улыбнулся. Тут же снова стал родным, близким. Надя с давних пор любила эту его обаятельную, с разбегающимися морщинками улыбку, всегда помнила её.В своей единственной руке он помимо портфеля ухитрялся держать ещё большую, перевязанную бечёвкой коробку.– Смотри, чего я Алёшке твоему купил!..Тут же, как был в костюме, уселся на пол, ловко открыл коробку. Внутри её оказался игрушечный ярко-зелёный грузовик. Так же сноровисто завёл его, зажав между колен, потом тронул какой-то рычажок, и грузовичок поехал между полок.– Настоящий «АМО»! – наблюдая за ним, с гордостью произнёс Михаил. – Точная копия. То есть, вернее, теперь «ЗиC», я всё по старинке.– Зачем ты это! – ласково укорила его Надя, тоже с неподдельным интересом глядя на удаляющийся зелёный грузовичок. – Небось, уйму денег стоит!..Михаил оторвался от игрушки, задрал голову, серьёзно посмотрел на неё.– Надь, я хочу, чтоб ты знала. Колин сын – для меня всё равно что мой сын. Так что давай, чтоб у нас впредь никогда таких разговоров не возникало.Надя промолчала, не знала, что на это ответить. Её очень тронули его слова. Он так хорошо их произнёс, просто, без всякого пафоса. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду?

Она начала спускаться, одновременно рукой придерживая юбку, чтобы ему ничего не было видно. Он понял, деликатно отвернулся. – Ну хорошо, извини, Миш, – сказала Надя уже на полу. – Не обижайся. Давай положим твой грузовик обратно в коробку. Сам ему и подаришь. Сейчас заберём его и пойдём ужинать.Михаил, оперевшись на руку, легко поднялся с пола. Она невольно отметила, как проворно он двигается, совсем не чувствует себя инвалидом. Ей это ещё вчера бросилось в глаза.– С ужином, боюсь, не выйдет, – сказал он с явным сожалением. – В другой раз. Уезжаю я сегодня, Надь. Думал, завтра, да вот не получается, надо срочно возвращаться, проблема на МТС возникла. К тому же шофёр один в Дарьино едет из главка, так он меня и забирает. Вот попрощаться зашёл.Надя погрустнела. Она и забыла уже, что он должен уезжать.– Надо так надо. Хорошо, что свиделись. Так здорово, что ты вернулся. Спасибо, что зашёл, а то ты так исчез утром… Я огорчилась. Ну, Вере ты сам знаешь, что сказать… Расскажешь всё, что видел…Она опять смутилась, нужные слова, как назло, не находились. Он стоял очень близко, смотрел ей прямо в глаза. Они были почти одного роста, он капелечку повыше.– Ну, счастливо тебе, Миша!Надя протянула ему руку, но жест этот уже по ходу показался ей слишком официальным, нарочитым, и к правой руке тут же присоединилась левая, она обняла его за шею, приткнулась к нему на секунду, прощаясь с ним, с прошлым, со всем, что ей было дорого.Вдруг с изумлением почувствовала, что он прижимает её к себе, всё сильнее и сильнее.Надя отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза, но Михаил, по-прежнему удерживая её, стал покрывать частыми страстными поцелуями её лицо. Он целовал её губы, глаза, шею, и она ошеломлённо стояла, никак не отвечая на эти неожиданные, жалящие её поцелуи, но в то же время и не делая никаких попыток высвободиться.Потом вдруг опомнилась, попыталась отстраниться:– Ты что, Миша, с ума сошёл?! Пусти!.. Ты что делаешь?!Но он не слушал, продолжал целовать её, вжимал в себя единственной рукой. Она снова попробовала вырваться, и он снова не отпустил её.Они нелепо тыркались между полок, натыкались на них, ударялись то спиной, то бедром. Полки качались, книги подбитыми птицами падали на пол.– Я люблю тебя, ты же знаешь! – лихорадочно шептал Михаил. – Я всю жизнь любил тебя! С самого первого класса, как увидел тебя, так и полюбил! Когда умирал, о тебе думал! Это судьба, Надя! Судьба меня к тебе привела!..Надя всё меньше отдавала себе отчёт в происходящем. Она ещё слабо сопротивлялась, мелко вздрагивала, шептала в ответ:– Что ты такое говоришь, Миша… Не надо… Нельзя… Миша… О, господи!И внезапно, не выдержав, забыв обо всём, сама впилась в его губы долгим, забирающим все силы поцелуем.Не отрываясь друг от друга, они медленно опустились на пол, прямо там, где стояли, среди попадавших с полок книг.Надя уже ни о чём не думала, ничего не понимала. Всё, что она хотела, это вот так бесконечно нежно целовать его, отвечать на его ласки, ощущать прикосновения его мускулистой руки.Она быстро расстегнула на нём рубашку, брюки, в мгновение ока разделась сама и с протяжным, чуть слышным стоном опустилась на него сверху, впервые за долгие годы чувствуя жар и силу мужского тела.

Алёша с завистью смотрел, как из сада забирают Леночку Савельеву. За ней пришёл папа. Весело болтая, они зашагали домой. Папа у Леночки очень добрый. На днях он подарил детскому саду ежа Гришку. Гришка был ушастый, с нежным животиком и подвижным чёрным носиком. Днём он в основном спал, свернувшись в колючий клубок.Теперь из всех детей Алёша остался один, самый последний. Впервые мама не пришла за ним вовремя.Он сидел на скамеечке, под грибком, печальными глазами неотрывно глядел на калитку. Мамы всё не было, хотя на улице уже зажглись фонари. Получалось, что он не нужен маме, раз она не спешит за ним. Получалось, что он вообще никому не нужен.Алёша почувствовал себя ужасно несчастным. С трудом подавил желание расплакаться. Он ведь так ждал маму, хотел спеть ей новую песню, которую они выучили.Теперь уже не до песен. Даже если она сейчас придёт, петь он ей всё равно не будет.Так ей и надо, сама виновата, надо приходить вовремя.

Из дверей здания высунулась Лидия Марковна, Лидочка, оглядела опустевший сад. – Иди сюда, Алёша, – позвала она. – Нечего там сидеть одному. Мама скоро придёт. Давай, давай!Алёше вынужден был подчиниться. Глупо, конечно, ведь гораздо лучше ждать маму здесь, на улице. Но Лидочка иначе не отстанет, характер у неё очень приставучий.Он тяжело с шумом вздохнул и понуро побрёл в здание.

Надя и Михаил лежали рядом на полу, между полками, понемногу приходили в себя. Оба молчали, каждый по-своему переживал случившееся. Надя поймала себя на том, что не испытывает никакого стыда или раскаяния. Напротив, возникло странное чувство, будто произошло то, что должно было произойти давным-давно, тыщу лет назад. Мало того, она была совершенно уверена, что и Миша чувствует то же самое.Как же это хорошо!..

Вдруг сгустившуюся над ними тишину прорезал громкий монотонный звук. Били настенные часы в читальном зале. – Боже мой, уже семь! – в ужасе спохватилась Надя. – Я же за Алёшкой опоздала!.. Скорее, Миша!Она вскочила, начала быстро одеваться, приводить себя в порядок. Михаилу ничего не оставалось, как последовать её примеру.Надя зыркнула в его сторону, замерла на секунду, потом повернулась к нему лицом и спешной скороговоркой высказала прямо противоположное тому, о чём только что с таким удовольствием думала:– Мишенька, милый, послушай меня. Ты должен правильно понять… У меня столько лет никого не было… И ты для меня как родной… Но больше этого не должно повториться… Я тебя прошу, Миша, ты больше не приходи… Не приезжай… И Вере ничего не говори… Вообще не говори, что меня встретил… Обещаешь?Михаил смотрел на неё удивлёнными глазами, молчал.– Обещай мне, – повторила она. – Пожалуйста.Он пожал плечами.– Хорошо.Неожиданно шагнул к ней, крепко прижал к себе, поцеловал в мягкие губы, потом резко отвернулся, подхватил портфель и захромал к двери, так больше и не произнеся ни слова.

Надя слушала, как затихают его удаляющиеся прихрамывающие шаги, потом перевела мокрые от слёз глаза на разбросанные по полу книжки и застывший в самом углу игрушечный зелёный грузовичок. Опять будут мёрзнуть ноги. Так уж ей суждено.Но по крайней мере Алёша останется с ней.Хотя бы так.