Целую неделю Маринка и Лёва не видели Ивана Журавленко.
Вот бывает же так! Ничего толком о человеке не знаешь. Ни брат ему, ни сестра, ни родня. А тянет к нему — и всё. Уже видишь: трудно ему придётся, — тебе будет обидно. Видишь, что жизнь станет из-за него беспокойнее, а всё равно, — не откажешься.
Может быть, Маринка и Лёва не смогли бы это объяснить, но относились они к Ивану Журавленко именно так.
Кроме того, Маринке не терпелось увидеть, как выглядит Журавленко, когда он не в спецовке, а франт франтом.
А Лёва думал:
«Ну куда это он каждый день исчезает с самого утра? И в какой это свет ему надо выйти?»
Всё выяснилось самым неожиданным образом.
В конце недели Сергей Кудрявцев не пришёл со стройки в обычное время. Не пришёл он и час спустя.
— Лёвушка, поди к папе на работу, — попросила мама. — Посмотри, почему он так задержался.
Лёва пошёл к набережной. Дней десять он там не был.
Над Невой беспокойно взлетали чайки и бросались вниз. Волны закрывали их, будто втягивали тёмными губами.
По набережной, как всегда, шли люди. И, как всегда, шли медленнее, чем по любой улице Ленинграда.
Не в первый раз Лёва видел, как люди останавливались у гранитной ограды Невы и говорили:
— Нет, какой это всё-таки удивительный город!
Лёве нравилось, что так говорят, и нравилось, что у людей, это говоривших, так хорошо менялись лица. Ему самому хотелось смотреть на длинные и широкие, как улицы, мосты над Невой и на золочёный шпиль серой, словно туманом обтянутой Петропавловской крепости.
К ней надо оборачиваться, она далеко сзади. А перед Лёвой, вот они, недостроенные кирпичные стены с пустыми квадратами будущих окон. В квадратах видны тучи и меж туч — узкие щели в чистое вечернее небо.
На стройке тихо. Закрыты ворота, в которые въезжают грузовики с кирпичом. На всех делянках пусто… Нет, не на всех…
На делянке Сергея Кудрявцева маячат две фигуры.
Одну Лёва узнаёт сразу. Это папа.
Он и другой человек, в чёрной шляпе, работают вовсю. Только странная это работа. Они рубят кирпич за кирпичом, то подложив под него доску, то без доски. Они пробуют рубить молотком, ребром лопатки, топором и ещё чем-то… ножом, что ли?
Лёва кричит наверх:
— Папа! Для чего вы так?
Сергей Кудрявцев рубит кирпич и не слышит.
Лёва кричит громче:
— Па-апа!
— Беги, скажи маме, что скоро приду, — отвечает, наконец, Сергей Кудрявцев. — Хватит! Хорошего понемножку!
Он уже злится на человека в чёрной шляпе. Злится громко, и Лёва слышит:
— Сотый раз говорю, кирпич вам не масло. Нельзя его ровно разрезать. Год бейтесь — не выйдет! Пошли лучше ко мне обедать. Есть хочу, как дьявол!
Человек в чёрной шляпе что-то негромко говорит. Наверное, он о чём-то просит. Потому что Сергей Кудрявцев отвечает:
— Ну ладно. Попробуем в последний раз. Это вы, кажется, здорово придумали, товарищ Журавленко!
Лёва от радости бежит к воротам.
«Это я его из-за чёрной шляпы в сумерках не узнал», — думает он. Ему очень хочется взобраться туда, на леса.
Он просит:
— Можно, я к вам поднимусь?
Из будки у ворот выглядывает сторожиха в тулупе:
— Ещё чего? Сейчас и их турну. Этот новатор или изобретатель, кто он там, а до ночи не даст никакого покою.
— Эх, вы! — только и может ответить Лёва.
Он не знает, что делать. Остаться, подождать? Или скорее рассказать Маринке, где он нашёл Журавленко? С его папой Иван Григорьевич работает! Лёва побежал домой.
Он бежал счастливый и ещё больше сбитый с толку. Для чего Журавленко понадобилось рубить кирпичи? Лёва вспомнил башню, баяны на стенах, весы с маленькими чашечками… А теперь ещё зачем-то разрубленные кирпичи…
Что ж из всего этого будет?
Ну, посмотрим. Теперь уже, кажется, недолго ждать.